Текст книги "Лотос"

– Дэнни Де Вито.

– Ох. – Его улыбка исчезает, когда он смотрит вниз, между своих колен. – Уверен, что он славный.

Когда я начинаю прокручивать в голове все файлы, которые я озаглавила как «Новое Начало Разговора, чтобы Спасти Меня от Неловкого Ада», за окном вспыхивает фейерверк. Мы оба вздрагиваем от неожиданности.

Я поднимаюсь и вглядываюсь сквозь оконное стекло над диванчиком. Небольшой фейерверк освещает небо прямо около дома, и я улыбаюсь, как маленький ребенок, – люблю подобные шоу.

– Оливер, зацени, – мои слова обрываются, когда я поворачиваюсь в тот момент, когда Оливер поднимается с дивана и выбегает из комнаты. Стук его шагов отдается от каждой ступеньки в такт тревожным ударам моего сердца.

Это было странно. Может быть, он хочет принести выпить или что-то в этом роде.

Я смотрю в окно еще несколько минут, осознавая, что он не вернется.

Дерьмо.

Неужели фейерверк напугал его?

Вскочив с дивана, я бегу вверх по лестнице и начинаю осматривать толпу в поисках Оливера. К сожалению, единственное, что я замечаю, как Гейб сосется с какой-то случайной брюнеткой на диване в гостиной. Она определенно не моя сестра.

Урод!

Я делаю мысленную пометку врезать ему позже.

Решив, что Оливер, должно быть, в своей спальне, я дохожу до нее по коридору и стучу костяшками пальцев по деревянной раме.

– Оливер?

Ответа нет.

Следуют еще два стука, прежде чем я поворачиваю ручку, с облегчением обнаруживая, что дверь не заперта. Забота о благополучии Оливера пересиливает мою заботу о его личном пространстве, поэтому я переступаю порог, осматривая спальню. Не заметив его, я почти ухожу, задаваясь вопросом, не вышел ли он на улицу… Но что-то привлекает мое внимание слева: мой взгляд останавливается на сломанной двери шкафа. Сердце подпрыгивает в груди, нервы шалят. Я подхожу к шкафу и резко втягиваю воздух, открывая дубовую дверцу.

Он съежился в темном замкнутом пространстве, обхватив голову руками и раскачиваясь вперед-назад.

О боже.

Я бросаюсь к нему. Я не думаю, просто падаю перед ним на колени и протискиваюсь между его ног, пока мы не оказываемся лицом к лицу.

– Оливер. Поговори со мной.

Мой голос тихий и ободряющий, мои пальцы скользят вверх по его груди, пока не обвиваются вокруг шеи. Когда он, наконец, поднимает на меня глаза, мое сердце разлетается на тысячу крошечных осколков.

Он оцепенел от ужаса. Он сломлен.

Он где-то в другом месте.

– Эй, эй… – Мои руки поднимаются выше, и я обхватываю его подбородок, пытаясь удержать на себе взгляд. – Оливер, ты в безопасности. Я обещаю, что ты в безопасности. Ты ведь знаешь это, верно?

Оливер смотрит на меня покрасневшими глазами, его кожа побледнела и покрылась легким блеском от пота. Он молча кивает, с трудом сглатывая, и я чувствую, как все его тело дрожит.

Его собственные руки поднимаются и обхватывают мои запястья в момент, когда я провожу большими пальцами по его скулам.

– Я не хочу туда возвращаться.

Я решительно качаю головой.

– Ты не вернешься. Все кончено, и ты выжил. Ты доверяешь мне?

Еще один медленный кивок.

– Ты единственная, кому я доверяю.

Голос Оливера хриплый и напряженный, но его слова склеили мое разбитое сердце воедино.

– Хорошо, потому что я больше не потеряю тебя.

Мы застываем в этом положении на некоторое время. Я обхватываю лицо Оливера, пока его руки продолжают сжимать мои запястья. Похоже, он так напуган, что не в силах отпустить меня. Взгляды пересеклись, дыхание смешалось, души переплелись, как будто так и было предрешено.

Я разрываю связь, опускаясь на пятки и позволяя своим пальцам скользнуть вниз по его лицу, груди, а затем и бедрам. Он отпускает мои запястья.

– Я бы хотела сводить тебя кое-куда. Ты не против?

Мне показалось, что он откажется, – и я бы поняла все его сомнения и страхи. Я бы поняла его желание остаться в этой комнате, дабы сразиться с собственными демонами в одиночку.

Но он удивляет меня тем, что встает и протягивает мне свою ладонь – жест согласия. Знак доверия.

Я принимаю его руку и с легкой улыбкой поднимаюсь на ноги. Переплетя пальцы, мы выскальзываем из дома.

* * *

Мы с Оливером сидим на вершине поросшего травой оврага с видом на озеро и наблюдаем, как небо озаряется множеством цветов, отражающихся от ряби на воде.

Но еще сильнее завораживает, как цвета отражаются в глазах Оливера, пока он с удивлением за всем наблюдает.

Пока мы поднимались сюда, то пыхтели и тяжело дышали, заливаясь громким смехом. Этот высокий холм примыкает к старой пустой детской площадке. Холм, с которым я очень хорошо знакома. Как только я достигла того возраста, когда смогла самостоятельно выходить на улицу, то стала приходить раз в год сюда, дабы понаблюдать за фейерверком в одиночестве. Я думала об Оливере. Я представляла, как он смотрит то же самое шоу где-то в тепле и безопасности.

Я представляла, что он тоже думает обо мне.

Этот момент кажется мне волшебным и невероятным. Когда-то мы с Оливером лежали здесь бок о бок и наблюдали за фейерверками. И теперь все повторяется. Он рядом со мной и в моем сердце – от этого осознания перехватывает дыхание. Я предполагаю, что выражение моих глаз, когда я смотрю на мальчика слева от меня, превратившегося в мужчину, поразительно похоже на выражение глаз Оливера, когда он смотрит на фейерверк. Он сжимает мою руку так крепко, что у меня покалывает пальцы, – но мне все равно.

Я знаю, что он встревожен.

И знаю, как сильно он старается с этим бороться.

Наклоняясь к нему, я укладываюсь головой на его широкое плечо, глубоко вздыхая.

– Я боюсь пауков. Знаешь, просто каменею от страха, – бормочу я. – Это иррациональный, стереотипный страх, но он реальный. И сильный. – Очередной оглушительный треск заставляет Оливера вздрогнуть, и я еще сильнее прижимаюсь к нему щекой. – Однажды я заметила огромного садового паука снаружи, рядом с моим домом. Он плел паутину. Мои инстинкты призывали меня кричать или бежать, но каким-то образом я нашла в себе каплю смелости и осталась наблюдать. Я увидела, как этот паук сплел самую трудоемкую и невероятную паутину из всех, что я когда-либо видела. Это поразило меня.

Оливер отрывает взгляд от фейерверка, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Его дыхание развевает волосы на моей голове, как будто их подхватывает легкий ветерок.

– Наверное, было красиво.

– Да. – Моя голова качается, задевая рукав его рубашки, и я поднимаю подбородок, встречаясь с его глазами. – Красоту можно найти повсюду… Даже в том, что нас пугает.

Я вижу, как скрытый смысл моих слов охватывает его, прежде чем он снова поднимает взгляд к сияющему небу, прерывисто дыша.

– Сидни, я…

Оливер замолкает, так как его прерывает громкая мелодия звонка. Замешательство сменяет трепетное выражение лица, и он оглядывается вокруг, пытаясь определить источник шума. Осматривая себя сверху вниз, он хмурится.

– Похоже, мои штаны поют.

Смеясь, я беру на себя смелость запустить пальцы в его передний карман и вытащить сотовый телефон.

– Или что-то вроде этого, – поддразниваю я, размахивая телефоном перед ним.

– Ох. – Он забирает мобильный у меня из рук с застенчивой улыбкой. – Спасибо.

Оливер подносит его к уху и ждет, но телефон продолжает звонить.

– Какой ты недотепа. Нужно нажать «принять». – Я все еще хихикаю, когда забираю телефон, отмечая, что звонящий – Гейб. Я решаюсь ответить сама. – Эй, придурок. Моя сестра знает, что ты нашел ей замену меньше чем за двадцать четыре часа?

Проходит секунда, на заднем плане нарастает суматоха.

– Сидни? Где вы, черт возьми, ребята? Копы здесь.

– Что? – Я встаю на холме и, обеспокоенная, начинаю расхаживать взад-вперед. – Лорна снова пожаловалась на шум?

Гейб устало вздыхает на другом конце провода.

– Нет, они здесь из-за Оливера.

Моя грудь сжимается, когда я смотрю вниз на мужчину, о котором идет речь и который наблюдает за мной с рассеянной улыбкой.

– Все в порядке? – спрашиваю я Гейба.

– Они нашли того мужика, Сид. Они нашли ублюдка, который его похитил.

– О, боже мой. Он жив?

Хмурая складка пролегает на лбу Оливера, когда он поднимается на ноги. Мы смотрим друг на друга, когда Гейб отвечает:

– Нет. Они нашли его с проломленным черепом.

Глава 11
Оливер

Зи-и-и-и-п.

Прежде этот звук эхом отдавался в моих ушах тысячу раз, но не так, как сейчас. Он никогда не исходил прямо из-под моих собственных окровавленных пальцев.

Молния легко скользит вверх, и я расстегиваю крошечную застежку, пока мое тело бьет крупная дрожь. Мое дыхание быстрое и приглушенное из-за маски. Я бросаю взгляд вниз на неподвижного Брэдфорда: на его голове красуется большая рана.

Мне нужно позвать на помощь. Я – его единственная надежда.

Поколебавшись, я оглядываю свою комнату и раздумываю, стоит ли взять комиксы с собой. Они – все, что у меня есть, мое единственное утешение.

Но я знаю, что вернусь. Мне просто нужно найти союзников Брэдфорда и позвать врача. Брэдфорд сказал мне, что есть и другие выжившие, такие же, как мы, разбросанные по всему району и живущие в похожих условиях. Один из союзников поставляет нам пищу, поэтому мне крайне важно найти его. Если Брэдфорд не выживет, мне нужно будет запастись продуктами.

Я стараюсь не задеть тело, когда, спотыкаясь, иду к лестнице. Мои руки сжимают металлические ступеньки, ноги дрожат, когда я переношу свой вес.

Глядя вверх затуманенным взором, я щурюсь, подбираясь ближе к вершине. Пугающая и зловещая темнота нависает надо мной, заставляя меня остановиться на шаткой лестнице.

Я могу это сделать.

Я заставляю себя подняться по ступенькам в неизвестность – в ужасающий мир, от которого я был защищен семь тысяч восемьсот семьдесят шесть дней.

Брэдфорд объяснил, что его собственное убежище находится прямо рядом с моим, но когда я добираюсь до верха лестницы и высовываю голову, то сразу же прихожу в замешательство. Похоже, я вылез из дыры под половицами в чьей-то спальне. Справа от меня стоит кровать, а слева – другая мебель. Ночник, стопка книг и большой черный экран на стене, на котором мигают изображения. Рядом с кроватью стоит недоеденная коробка с едой.

Эта комната выглядит обжитой.

Я сбит с толку. Кому принадлежат эти вещи, и как это могло быть прямо надо мной все это время? Это не то, что я ожидал увидеть по другую сторону этого люка.

Еще раз осмотревшись, я замечаю очень знакомую пару ботинок, стоящую рядом с кроватью.

Ботинки Брэдфорда.

Это… Спальня Брэдфорда?

Почему он жил в комфорте, в то время как мне было холодно и одиноко внизу, в подвале?

Меня подташнивает, кожа зудит от недоумения, но я не могу зацикливаться на этом прямо сейчас. Мне нужна помощь. Мне нужно найти остальных.

Полностью выбравшись из ямы, я поднимаюсь на ноги. Я чуть не спотыкаюсь, когда захлопывается люк – дверь сделана из тех же деревянных досок, что и остальная часть пола. Блестящая маскировка, чтобы обмануть недругов. Они никогда бы не узнали, что я был там, внизу.

Я пытаюсь успокоить свое колотящееся сердце, когда подхожу к двери спальни, которая наверняка выведет меня в пугающий новый мир.

Оливер Линч окаменел бы в данной ситуации, но я не могу быть им прямо сейчас. Я – Черный Лотос.

Черный Лотос способен на все что угодно.

* * *

Они нашли его.

Они нашли Брэдфорда.

Только вот… его полное имя было Рэймонд Брэдли Форд – он скормил мне псевдоним вместе с сотнями других отвратительных выдумок.

Как я мог быть таким глупым? Таким впечатлительным? Я всегда гордился своими знаниями и интеллектом. Это было единственной константой в моей жизни, единственным, в чем я когда-либо был хорош.

Я доверял ему. Я верил ему.

Я смотрел в его миндалевидные карие глаза и видел правду.

Может, я и хорошо разбираюсь в литературе, знаю много фактов и бесполезной информации, но, когда дело доходит до человеческой природы, я в высшей степени невежественен.

Ноги несут меня по тротуару, пот стекает с волос. Я бегу, потому что могу. Я бегу, потому что не мог делать этого в течение двадцати двух лет. Вместо этого я занимался спортом в стенах своей камеры, сосредоточившись на отжиманиях, приседаниях, прыжках в высоту и множестве укрепляющих упражнений, о которых вычитал в книгах. Я наслаждался тренировками, потому что это было приятно и потому что мое тело было одной из немногих вещей, которые я мог контролировать.

Итак, я бегу, потому что это доставляет удовольствие и освобождает. И, возможно, в каком-то смысле мне кажется, что я убегаю от всего, от чего на самом деле не могу убежать.

Детективы сказали мне, что Брэдфорд умер от травмы головы, и, скорее всего, он был уже мертв через несколько секунд после ранения. Часть меня знала, что он умер, когда я оставлял его там. Его конечности были неподвижны, пульс отсутствовал. Может быть, именно любопытство, перспектива свободы вывели меня по шатким ступенькам в мир, который я считал разрушенным.

Правда в том, что он упал – я не причинил ему вреда. Я никогда не смог бы намеренно травмировать единственного человека, которого знал и которому доверял. Брэдфорд споткнулся на самой первой металлической ступеньке и приземлился головой на бетонный пол. Его череп раскололся, кровь растеклась до моих ног, пока я наблюдал за этим в безмолвном ужасе. Это был несчастный случай.

Это был ужасный несчастный случай.

Прошло три дня с тех пор, как я сидел на том поросшем травой холме с Сидни, с тех пор, как она взяла меня за руку и повела домой в тяжелом молчании, а мои глаза следили за тем, как черты ее лица искажались от заметного беспокойства. Я не спросил ее, почему мы так внезапно ушли. Я не стал бы подвергать сомнению тревогу, исходящую от нее ощутимыми волнами. Все, что я делал, – это держал ее всю дорогу домой за руку, пока мы не подошли к мигающим полицейским огням на моей подъездной дорожке и меня не отвезли в участок для допроса. Снова.

Рэймонд Брэдли Форд был отшельником, жившим в одиночестве в своем укромном фермерском доме с тех пор, как в конце девяностых годов умерли его жена и единственный сын. Родственник сообщил о его исчезновении еще в марте, но из-за того, что его тело находилось в замаскированном подвале, поверхностная проверка дома не выявила его местонахождения.

Детектив с усами, который мне не нравится, снова допросил меня.

– Как думаете, почему он выбрал вас? Что сделало вас особенным для него?

Они пытались вычислить его мотив, но мотив казался очевидным даже мне.

– Возможно, я напоминал ему покойного сына.

Детектив пригладил свои усы цвета соли с перцем, его глаза пронзили меня почти обвиняющим взглядом.

– Давайте еще раз пройдемся по деталям похищения.

Раздался взволнованный вздох.

Я вспомнил фейерверк. Воскресил в памяти обрывки долгой поездки на машине, например то, как руки Брэдфорда сжимали руль, пока костяшки не потемнели. По радио звучала песня, нечто жизнерадостное и старомодное – разительный контраст с мрачной атмосферой.

Брэдфорд что-то бормотал себе под нос, выглядя уставшим и недовольным.

«Все в порядке, малыш. Все будет хорошо».

Его слова противоречили поту, выступившему у него на лбу.

После этого воспоминания становятся прерывистыми. Время непостоянно. «До», «после» и «между» размыты.

– Ты ни разу не пытался сбежать? – спросил усатый мужчина.

– Вначале я пытался, но люк всегда был заперт, а маленький мальчик не мог тягаться со взрослым мужчиной. Потом я начал доверять ему. Я поверил его рассказу, что на нас напали, что воздух снаружи ядовит. – Я сглотнул свое горе и муки сожаления. – Сейчас это кажется глупым, но я думал, что он защищает меня. Он был убедителен… всегда носил защитное снаряжение…

Медленный кивок.

– И он никогда не прикасался к тебе неподобающим образом?

Я уже отвечал на этот вопрос. Меня тошнило от одной мысли об этом.

– Нет.

Усатый мужчина откинулся назад, скрестив руки на груди, и разочарованно выдохнул.

– Это бессмысленно. Зачем бы мистеру Форду тратить столько сил на то, чтобы держать ребенка в своем подвале более двух десятилетий, не прибегая к каким-нибудь извращениям? Сексуальные маньяки способны на это. Даже члены секты. Но одинокий фермер без судимостей? – Он покачал головой, прищурив темные глаза. – Что-то не сходится. Почему что-то не сходится, Оливер?

Я не смог сдержаться и в этом следовало винить влияние Сидни.

– Простите за мою прямоту, но я полагаю, что разобраться во всем – это ваша работа, сэр.

Усатому мужчине не понравился мой ответ.

К счастью, меня освободили несколько часов спустя, но прежде чем выйти из комнаты для допросов, я задал единственный вопрос:

– Вы нашли мои комиксы?

Пришел другой детектив, чтобы проводить меня по длинному коридору.

– Нашли, но сейчас они считаются уликами. Все личные вещи будут возвращены, как только дело будет закрыто.

Внутри меня образовалась дыра, и она разрывает мою грудь до сих пор.

Дело никогда не будет закрыто. Ответов никогда не будет, потому что единственный человек, у которого они есть, мертв.

Я продолжаю бежать, пока не начинаю задыхаться, – приходится замедлить шаг. Я чуть не падаю в прихожей, когда добираюсь до дома. Согнувшись, я оперся руками о колени, грудь горит и покалывает. Незнакомый голос пугает меня:

– Оливер?

Заставляя себя принять вертикальное положение, я бросаю взгляд вверх по лестнице в гостиную. Бородатый мужчина в серебряных очках изучает меня через перила, держа в правой руке стакан с янтарной жидкостью.

Гейб неторопливо выходит из кухни, откручивая крышку с пивной бутылки.

– Оливер, привет. Мой отец заехал в гости. Он был неподалеку.

Трэвис Веллингтон – мой неуловимый отчим.

– О, – выдавливаю я между резкими вдохами. – Здравствуйте.

Я весь в поту, мои лохматые волосы прилипли ко лбу и завиваются за ушами. Все, чего я хочу, – это принять долгий душ, но я поднимаюсь по лестнице и внутренне готовлюсь к воссоединению.

Трэвис подходит, когда я достигаю верха, его взгляд пронзает меня. Его лицо ничего не выражает, как будто он чего-то ждет. Мне немного тревожно.

Он испускает тихий вздох.

– Ты не помнишь меня, не так ли?

Видимо, он ждал, что я его узнаю, но, к сожалению, это не так. Я согласно киваю, извиняясь.

– Не принимайте это на свой счет, я почти никого не помню.

– Все в порядке. Я понимаю, что прошло много времени, – говорит Трэвис, поднося край бокала к губам. – Кроме того, я постарел.

Гейб подходит и, хлопнув мужчину по спине, сжимает плечо, после чего плюхается на диван.

– И ты отпустил бороду. Не могу сказать, что я от нее без ума.

Трэвис тепло усмехается, когда его пальцы начинают гладить упомянутую бороду.

– Жене нравится. Последнее слово остается за ней.

– Голосую «против», – язвит Гейб. – И эй, ты хорошо выглядишь для пятидесяти, пап. Тебя с трудом можно назвать старым.

Мои глаза мечутся между отцом и сыном, пока я слушаю непринужденные подтрунивания. Гейб прав – мой отчим совсем не выглядит старым. Он в безупречной форме, его мускулы прорисовываются сквозь обтягивающую рубашку. У него темно-русые волосы, как у Гейба, только с небольшими намеками на седину. Он выглядит изысканно и пахнет сигарами.

Брэдфорд курил сигары. Он даже предложил мне попробовать одну, когда мне исполнилось восемнадцать. Было ужасно. Я задыхался и откашливался, а потом чувствовал тошноту.

– А ты что думаешь?

Я моргаю, снова поднимая взгляд на своего отчима. Похоже, я выпал из разговора.

– Простите?

– Ужин сегодня вечером. Надеюсь, я не нарушаю никаких планов.

– Нет. В данный момент мой график не загружен.

Трэвис снова смеется, его грудь трясется, а виски расплескивается по стенкам стакана.

– У тебя хорошее чувство юмора. Должно быть, это влияние моего сына.

Губы подрагивают, но улыбка на моем лице так и не появляется.

– Да, и Сидни.

– Ах, точно, – он согласно мычит и отворачивается, присоединяясь к Гейбу на диване. – Соседка. Как поживают сестры Невилл? Прошло много времени.

– Клем игнорирует меня по неизвестным причинам, а Сид избегает, потому что Клем игнорирует, – вмешивается Гейб, жадно отпивая пиво. – Женщины.

Я стою в стороне, уперев руки в бедра и наблюдая, как Трэвис крутит свой стакан, зажатый между пальцами.

– Сид, – он нежно улыбается. – Эта девочка была похожа на фейерверк. Я всегда думал, что вы двое хорошо подходите друг другу.

Мой желудок сжимается, и я нахожу такую реакцию довольно странной.

– Мы, по сути, один и тот же человек, – шутит Гейб, издавая резкий смешок. – Это вообще не работает. Нам лучше быть друзьями.

Мой желудок разжимается.

Но это не мешает моему разуму метаться, задаваясь вопросом, были ли мой брат и Сидни когда-нибудь… близки раньше. Это кажется естественным развитием событий, ведь они столько лет были близкими друзьями и соседями.

Тогда я удивляюсь, почему меня это вообще интересует.

– Садись, чувак. Останься ненадолго.

Гейб машет мне из гостиной, поэтому я неуверенно подхожу к дивану напротив и сажусь. Сначала я чувствую себя неловко и не в своей тарелке, но Гейб и Трэвис включают меня в диалог, смеются над моими непреднамеренными шутками и снижают мою напряженность, чтобы я мог почувствовать себя частью семьи.

И тогда я понимаю… Что я и есть часть их семьи.

* * *

– Оливер?

Сидни стоит передо мной в длинной футболке, едва доходящей до середины бедра, ее волосы растрепаны, черные очки сидят на вздернутом носике.

– Я не забыл постучать, – говорю я, не позволяя взгляду соскользнуть вниз к ее обнаженным ногам. – Я принес тебе немного оставшегося десерта. Я испек брауни.

Ее лицо загорается, когда она замечает тарелку с шоколадными пирожными в моих руках.

– Черт. Заходи. – Сидни широко распахивает дверь, делая приглашающий жест рукой. – Ну же. Мне нужен сахар.

Моя улыбка становится шире, когда я переступаю порог. Она хватает тарелку с брауни, мгновенно срывая пластиковую обертку и забирая одно пирожное сверху.

– Лучший сосед на свете, – бормочет она с набитым ртом. – Намного лучше Лорны.

– Боже, она очаровательна.

Сидни перестает жевать, ухмыляясь с набитым ртом.

Упс. Похоже, я озвучил свои мысли вслух.

– Очаровательная, да? – Она ставит тарелку на приставной столик, облизывая каждый палец. – Наверное, ты хотел сказать грубая и отталкивающая.

– Вовсе нет. – Я засовываю руки в карманы и раскачиваюсь на пятках. – Извини, что заглянул без предупреждения. Надеюсь, я ничему не помешал.

– Просто «Бесштанный вторник». Все хорошо.

– Ох. – На этот раз я ничего не могу с собой поделать – мои глаза инстинктивно опускаются вниз, и я сглатываю. – Что ж, оставлю тебя отмечать наедине. Надеюсь, тебе понравятся брауни.

Прежде чем я успеваю уйти, пальцы Сидни обхватывают мою руку, увлекая в гостиную.

– Садись и устраивайся поудобнее. Я спущусь через минуту.

– Хорошо.

Я наблюдаю, как она вприпрыжку поднимается по лестнице в свою спальню, затем падаю на диван. Проходит всего несколько секунд, прежде чем Алексис запрыгивает ко мне на колени и довольно устраивается на них. Я начинаю привязываться к этой кошке.

– Только посмотрите на вас двоих, – объявляет Сидни очарованным голосом, появляясь из-за угла, одетая в легинсы и ту же футболку. Спереди на ее кофте есть странный персонаж с головой в форме футбольного мяча.

Осознав, что пялюсь на ее грудь, я прочищаю горло и ерзаю на своем месте.

– Мне нравится твоя футболка.

– Это из «Эй, Арнольд!»[23]23
  «Эй, Арнольд!» – мультсериал американского детского телеканала Nickelodeon. Демонстрировался в США с 7 октября 1996 по 8 июня 2004 года. Главный герой сериала – школьник Арнольд, живущий со своими дедушкой Филом и бабушкой Гертрудой в пансионе «Сансет-Армз», владельцами которого они являются.


[Закрыть], – объясняет она, садясь рядом со мной. – Ты помнишь этот мультсериал? Мы смотрели его, когда были детьми.

По какой-то причине ее присутствие заставляет мою кожу гореть. Она сидит так близко, что наши бедра соприкасаются, а ее выбившиеся из прически волосы щекочут мое плечо. Почему ее общество так сильно выбивает меня из колеи?

– О, э-э… нет. Боюсь, что нет.

Сидни поджимает губы.

– Когда-нибудь нам придется устроить мультмарафон девяностых.

– Я был бы рад. Мой любимый фильм – «Принцесса-невеста».

– Да ты шутишь? – Она вытягивает шею назад, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. – Я обожаю этот фильм.

Я не могу сдержать улыбку, мгновенно зажегшуюся на моем лице.

– Правда? Мы должны посмотреть его вместе.

Она прикладывает руки к сердцу, драматично произнося:

– Как… Вы… Пожелаете…[24]24
  Знаменитая фраза из фильма «Принцесса-невеста».


[Закрыть] – После выступления она хохочет, привалившись к моему плечу.

Мои глаза блуждают по ней, упиваясь ее очарованием, ее причудливостью – всем, что делает ее самой собой. И когда взгляд Сидни сталкивается с моим, в ее голубых глазах появляются смешинки, а щеки слегка розовеют… Меня пронзает невероятное ощущение. Нечто беспрецедентное и совершенно незнакомое. Я чувствую себя очарованным и плененным.

– Что? – интересуется она, в ее глазах пляшут аквамариновые искорки, улыбка все еще играет на губах. – У тебя забавное выражение лица.

– Да… Полагаю, так и есть.

Сидни высовывает язык и прищуривается. Кажется, это должно рассмешить меня, но все, чего я хочу, – это поцеловать ее.

Ох.

У меня перехватывает дыхание, когда я делаю резкий вдох.

– Черт.

Она садится прямо, ее глаза расширяются. Проходит секунда – ужасно долгая, болезненная секунда, – а затем она снова смеется.

– Ты только что сказал «черт»?

Разве?

Раздается мой собственный смех, и я отвожу взгляд, утыкаясь подбородком в грудь. Я глажу мягкую головку Алексис, прямо между ушами, отвлекаясь.

– Вы с моим братом говорите это все время.

– Ага, – признает она, не имея представления о неожиданном откровении, которое снизошло на меня. – Просто в твоем исполнении это звучит по-другому. Ты ведь такой… красноречивый.

В ответ я пожимаю плечами.

– Ты хотела сказать скучный.

– Нет. – Сидни качает головой, ее рука сжимает мое предплечье в попытке подчеркнуть свое отрицание. – Ты наименее скучный человек из всех, кого я знаю.

– Ложь тебе не к лицу, Сид, – поддразниваю я, все еще не в силах встретиться с ней взглядом.

Ее теплая ладонь обвивается вокруг моей руки, посылая легкую дрожь в сердце. Мне кажется, я слышу, как она ахает.

– Ты назвал меня «Сид».

Я, наконец, набираюсь смелости, чтобы поднять взгляд. Я тут же обнаруживаю удивленное выражение на ее лице.

– Это хорошо?

Она решительно кивает.

– Определенно хорошо.

– Хорошо.

Мы снова обмениваемся долгими улыбками, из-за чего меня охватывает странная смесь замешательства и трепета.

Что происходит?

Решив, что в моих интересах сменить тему, я стараюсь переключить внимание на что угодно, кроме опьяняющего притяжения ее кристально чистого взгляда.

– Меня навестил отчим. Трэвис. Ты помнишь его?

Сидни ерзает рядом со мной, подтягивая ноги, пока ее пальцы не задевают мою штанину.

– Конечно. Мы редко его видели – он буквально всегда работал. Иногда мне было так жаль твою маму.

– Ей было одиноко?

Сидни склоняет голову набок, обдумывая ответ.

– Твоя мама была очень независимой. Я всегда равнялась на нее… Может быть, она в каком-то смысле повлияла на меня. У нас было много общего.

Печаль охватывает меня, когда я думаю о матери, которую я так и не получил шанса узнать.

– Хотел бы я вспомнить о ней побольше.

– Да… – Она задумчиво вздыхает. – Но Трэвис был крутым. Когда он был дома, он выводил нас во двор поиграть в «Захват флага».

Моя голова кивает в знак согласия.

– Он располагает к себе. Он рассказал, что путешествует по работе, управляя ресторанами по всей стране, – объясняю я. – Это выдающееся достижение.

– Выдающееся – подходящее слово. Я предпочитаю скромный образ жизни.

– Как и мой брат.

– Ага. Мы почти…

– …один и тот же человек, – заканчиваю я, вторя ее словам.

Сидни тычет пальцем мне в лицо, прищелкивая языком.

– В точку.

Странный укол отвращения пронзает меня, но я отмахиваюсь от него.

– К слову… Трэвис сказал, что я должен начать искать работу. У меня мало опыта, но, возможно, пока что подойдет что-нибудь простое.

Меня охватывает чувство неуверенности, когда я понимаю, что мне тридцать лет, и, скорее всего, я уже не смогу найти какую-нибудь престижную работу. Я понимаю, что это не моя вина, но ощущение собственной ничтожности вонзается в меня зубами. Не хочу, чтобы Сидни была разочарована.

Ее мнение важно для меня.

Она не проявляет никаких признаков жалости, когда игриво хлопает меня по бедру.

– Это здорово, Оливер. Не хочешь зайти завтра, чтобы вместе посмотреть списки вакансий? Я помогу тебе с резюме, – предлагает Сидни. – После мы можем слопать брауни и посмотреть «Принцессу-невесту».

Пока Алексис с закрытыми глазами тихо мурлычет у меня на коленях, я смотрю на Сидни с согласной улыбкой. Я не могу придумать лучшего способа провести день.

– Как вы пожелаете.