Текст книги "Где-то во Франции"

– 16 –

Констанс оправдывала свое имя – она показала себя преданным другом в первые недели их знакомства, всегда занимала место рядом с собой для Лилли за обеденным столом или на лекциях, не забывала включить ее в групповые прогулки по их воскресным полувыходным.

Прогулки в Фолкстоне по променаду Лис, откуда открывался поразительный вид на Ла-Манш, были любимыми прогулками Констанс, и она почти каждую неделю уговаривала своих соседок по номеру и Лилли присоединиться к ней.

Когда они в этот день в первый раз вышли после обеда на улицу, дул порывистый, холодный ветер, и другие девушки стали возражать. Но вскоре в небе появились просветы, ветер стих, сменился бризом, и в первый раз в этот день показалось солнце. Прогуливаясь по променаду, они обнаружили далеко внизу зигзагообразную тропинку, стремившуюся к берегу.

Берег был пуст, если не считать стаек парящих в воздухе чаек. Остальные девушки ушли далеко вперед к пирсу, и Лилли и Констанс вскоре погрузились в благодатное молчание, обе ушли в свои мысли. Лилли была занята видом на том берегу Ла-Манша. До Франции здесь было подать рукой – миль двадцать пять. В ясный день (но не сегодня) можно было разглядеть очертания берега в дымке.

Констанс первая нарушила молчание.

– Обещай мне, что не обидишься, Лилли, но я волнуюсь за тебя.

– Ты это о чем?

– Да не пугайся ты! Просто наши разговоры всегда такие односторонние. Я болтаю об отце, о матери, о своих детских шалостях, а ты никогда не говоришь о своей родне. А мне было бы интересно узнать о них. Правда. С ними что-нибудь не так? Расскажи, тебе станет легче.

Она посмотрела на Констанс, на ее нахмуренные в тревоге брови и почувствовала прилив нежности к подруге. Запинаясь, ответила настолько честно, насколько отважилась.

– Спасибо, Констанс. Ты так добра, переживаешь за меня. Но я в полном порядке. Извини, что не рассказываю тебе о моей семье. Просто… понимаешь, и рассказывать-то особо не о чем. Я не очень близка с моими родителями, а моя жизнь до поступления в ЖВК была очень скучна. Так что я и не знаю, о чем тут можно говорить.

Ну вот. Немного правды, спрятанной в пустословии.

– А кому же ты строчишь все эти письма? Лилли, брось. Видела бы ты свое лицо, когда приносят почту. Видно же, как ты жаждешь тут же на месте вскрыть конверт и погрузиться в чтение.

– Эти письма от моего брата Эдварда. Он уже больше двух лет воюет во Франции. И от Шарлотты, моей подруги. Я знаю ее с тех пор… со школьных времен.

– И где она теперь?

– Работает медсестрой в Лондоне. А твой друг, насколько я знаю, работает в ВДП, верно?

Констанс закатила глаза и рассмеялась.

– Хорошая попытка, Лилли, но я не позволю тебе сменить тему. Пока еще не позволю. Ты получаешь письма только от брата и Шарлотты?

Лилли не ответила, и это каким-то образом только еще больше раззадорило ее подругу. Констанс схватила ее за руку, ободрительно сжала.

– Ну же. Мне ты можешь рассказать.

– У моего брата есть друг. Его лучший друг на протяжении многих лет. И он, я думаю, мой друг тоже. Я его очень люблю… как сестра, конечно.

– Конечно. – Констанс не сумела скрыть шутливую нотку в голосе.

– Но моим родителям он не нравится, и я выросла, приученная не говорить о нем.

– Ну, мне-то о нем ты можешь рассказать, – не отставала от нее Констанс. – Как его зовут?

– Роберт. Роберт Фрейзер. Но я его называю Робби.

– Ты говоришь, он друг твоего брата. Они дружат со школы?

– Да. То есть они вместе учились в университете.

– В университете. Ну и ну. А чем он занят сейчас? Или лучше будет спросить, чем он занимался до войны.

– Он состоит в Медицинской службе армии. Он сейчас во Франции. Работает в полевом лазарете хирургом.

– Еще более впечатляющая история. А твой брат тоже доктор?

Ответить на этот вопрос было посложнее.

– Нет, он армейский офицер. Служит в Пограничном полку близ Ипра.

Констанс, казалось, удовлетворилась этим, по крайней мере на сегодня.

– Ну, видишь, как все просто? Тебе нужно всего лишь немного практики.

– С этого дня буду стараться изо всех сил. Обещаю.

– И ты мне скажешь, если приставание Анни и Бриджет станет еще более несносным?

– Да все это не так уж и плохо. Правда…

– По мне, так отвратительно. Ада тут обмолвилась об их проделках, как выключат свет. Им должно быть стыдно. Будто тут есть чем гордиться. Не обращай на них внимания, Лилли. Правда, не стоит. Они просто завидуют.

– Мне? Нет, я так не думаю.

– Конечно, завидуют. Они бы на убийство пошли, чтобы иметь такие манеры, как у тебя. Ты настоящая леди до мозга костей. Поэтому-то они и пытаются смутить тебя своими неприличными разговорами.

– Я их не виню. Мне нужно было бы с ними быть подружелюбнее с самого начала.

– Будь подружелюбнее теперь. Поделись с ними какими-нибудь вестями из дома. По ним сразу видно, что у них пенса лишнего нет. А теперь, – продолжила Констанс повеселевшим голосом, – какое время показывают твои хорошенькие часики?

– Половину пятого.

– Пора идти назад. Давай попытаемся догнать остальных. Эй, вы! – крикнула она группе впереди, а потом удивила Лилли, перейдя на бег. Это случилось так неожиданно, что Лилли только оставалось стоять, раскрыв рот, и глазеть, а потом, сняв шапку, она как сумасшедшая понеслась за Констанс по зыбучему песку берега.

После целого месяца обучения езде на «Даймлере» Лилли и ее однокашницы пришли утром в гараж и обнаружили там мисс Дэвис, администратора подразделения, надзиравшую за ходом их обучения. Она ждала их вместе с каким-то незнакомым им инструктором.

– Доброе утро, леди. Вы все с поразительным успехом прошли первый этап обучения, и я теперь полагаю, вы должны пересесть на более крупное авто. Капрал Пайк – наш штатный специалист по грузовику «20/25 Кроссли», и его откомандировали с работы из Армейского эксплуатационного корпуса для вашего обучения.

– Гмм, – проговорил капрал Пайк.

– Водил ли кто-нибудь из вас «Кроссли»? Никто? Ничего страшного. Для этого-то вы и здесь. Приступайте, капрал Пайк.

Надежды Лилли на то, что капрал Пайк будет впечатлен их коллективным владением авто «Кроссли», умерли, как только первая из них села за руль грузовика.

– Стойте! – взревел капрал. – Это ваша первая ошибка. Кто-нибудь из вас знает, какую ошибку совершила ваша подруга? Как вас зовут?

– Блайт, сэр. Эллен Блайт.

– Не называйте меня «сэр». Я не офицер. Достаточно говорить «капрал».

– Да, с… то есть да, капрал.

– Правило номер один, мисс Блайт. Всегда начинайте с проверки под капотом. Водитель, сидевший за рулем перед вами, мог долить жидкости, а мог и не долить. Так что вылезайте, мисс, и убедитесь, что бензин, масло и вода имеются в надлежащем количестве. Проверьте и сообщите мне, что вы видите.

– Радиатор полон, капрал.

– А коробка передач? Достаточно в ней масла?

– Ммм… да, достаточно, капрал.

– А как насчет шасси? Муфты сцепления? Соединений тормозной тяги? Они смазаны?

И так до бесконечности. К тому времени, когда Эллен Блайт снова уселась за руль, ее лицо было красным, как помидор, а руки дрожали, как у старухи. Капрал Пайк завел для нее рукояткой мотор, все время бормоча себе под нос «бестолковые девки», и Эллен ловко повела «Кроссли» по асфальтированному двору. Капрал, казалось, направлял ее в открытое пространство, предположительно предназначавшееся для стоянки авто в неучебные часы, когда машина затряслась и резко остановилась, и снова раздался крик капрала. Когда несколько минут спустя машина вернулась к основной группе, мисс Блайт сидела на пассажирском сиденье.

– Слушайте все, – начал капрал, явно пребывавший на грани нервного срыва, а может быть, уже и перейдя эту грань. – Я не могу тратить на вас весь день. Кто-нибудь из вас должен уметь водить этот грузовик – иначе как вы здесь оказались? Ведь чтобы помогать нам, верно? В противном случае вы только добавляете работы мне и моим товарищам!

Лилли поняла: сейчас или никогда. Если никто из них не вызовется, то они рискуют быть переназначены на другую работу – в кухню или куда похуже. Она вышла вперед, чувствуя, как зарделись ее щеки, когда всеобщее внимание обратилось на нее.

– Простите, капрал. Я знакома с грузовиками «Торникрофт», которые, как мне кажется, сходны с грузовиками «Кроссли». Можно мне попробовать?

– Прошу вас, мисс, – усталым голосом ответил капрал. – Не затрудняйте себя проверкой – мы это уже сделали. Давайте сразу перейдем к вождению.

– Да, капрал.

Лилли уселась на водительское место, попробовала ногами педали. Педаль сцепления оказалась очень далеко, и она поняла, что ей нужно сидеть на самом краешке, чтобы дотянуться до педали ногой. Ее сердце колотилось, когда она включила передачу и медленно тронулась с места.

Капрал Пайк попросил ее проехать по периметру парковочной зоны, что она и сделала, выйдя в конечном счете на четвертую передачу. Они уже подъезжали к концу асфальтированной зоны, и она стала переключать передачи вниз, тщательно нажимая педаль сцепления при переходе в нейтраль, а потом делая перегазовку для плавного входа в более низкую передачу. Наконец она отпустила сцепление и поехала на первой передаче.

Капрал тихонько присвистнул.

– Ух ты, я и подумать не мог. Слава богу, одна из вас знает, что нужно делать. Теперь остановитесь и дайте задний ход. Так, хорошая работа. Все верно. Время возвращаться.

Лилли остановила грузовик в нескольких ярдах от группы, развернулась на сиденье и спустила ноги, чтобы вылезти из кабины.

– Нет-нет, оставайтесь, – приказал капрал. – Дамы, – продолжил он, обращаясь к остальным женщинам. – Эта вот ваша подруга отныне будет вашим инструктором. Я даю вам остаток дня для учебы, и если вы не научитесь к этому времени делать то, что нужно, то вам нечего делать на войне. Удачи всем вам. – А потом вполголоса Лилли: – Вам она понадобится.

Мисс Дэвис издала несколько слабых протестующих звуков, но тщетно. Капрал Пайк уже шагал прочь.

– Господи боже… Прямо не знаю, что сказать. Думаю, мы должны принять это. Мисс Эшфорд, как вы предполагаете продолжать?

– Все зависит от того, чего хотят остальные. Может быть, начнем с подготовительных шагов?

– Пожалуйста, начинай, – раздался голос Констанс. – Мне не было видно, что там делал капрал Пайк вначале.

Остальные женщины согласились с Констанс, даже Анни и Бриджет, мисс Дэвис кивнула, Лилли выключила двигатель и подошла к капоту машины.

– Я могу начать с самого начала. Как сказал капрал, прежде чем садиться за руль, важно проверить, залиты ли все жидкости, хорошо ли смазаны соединения. Начнем с коробки передач. Ее нужно залить маслом до центра нижнего вала, чтобы все шестерни внизу находились в масле. Этого масла хватит не меньше чем на четыре сотни миль, но проверять его нужно перед каждой поездкой. На всякий случай.

Шаг за шагом Лилли прошла по всему списку – Джон Прингл настоял на том, чтобы она выучила все назубок. Она убедилась, что ее сотоварищи все поняли и смогут повторить процедуру, после чего перешла к следующему этапу. Теперь она расположилась на водительском сиденье, с которого показала и рассказала, как заводить холодный двигатель, как трогаться с первой передачи, как тормозить без заноса, и, конечно, показала, как делать перегазовку, переходя на более низкую передачу.

Они прервались на обед в половине двенадцатого, и, пока шли в столовую, Лилли чувствовала странное ощущение удовольствия, слыша благодарности и похвалы в свой адрес от всех девушек по очереди. Даже Анни и Бриджет улыбнулись ей. Лилли от всего сердца ответила улыбкой.

Занятия после обеда были столь же удовлетворительными. Женщины по очереди садились за руль, чтобы описать неторопливый круг. Когда они закончили ранним вечером, руки Лилли онемели от многократного кручения заводной рукоятки, в горле у нее першило от выкрикивания инструкций, заглушаемых ревом двигателя, но она при этом чувствовала странное удовольствие.

Лилли решила, что это чувство замечательно. Совершенно незнакомо и просто замечательно. Она провела трудный день, помогая своим подругам по ЖВК, а теперь чувствовала такую усталость, что готова была совершить немыслимое: улечься в постель, второй день подряд не написав письма.

Лилли, конечно, очень хотела написать Робби и горела желанием перенести на бумагу все то, что с ней случилось. Но не сегодня. Письмо Робби может подождать до завтра, а если не до завтра, то до послезавтра. Потому что уж Робби-то, конечно, ее поймет.

– 17 –

Медсестра Уильямсон проработала шестнадцать часов подряд и свалилась от усталости. Она приехала из одного из тыловых госпиталей неделю назад, добрая труженица, никогда не жалующаяся, но непривычная к долгим часам работы, естественным для полевых лазаретов.

Робби подозревал, что ее добил запах в операционной. Даже он не мог не признать, что пахло там в этот день особенно ужасно. В застоялом воздухе висели пары эфира, смешанные с резким металлическим запахом крови, безошибочно узнаваемым и тошнотворным запахом гниющей плоти и земной вонью человеческих экскрементов.

– Рядовой Диксон, – окликнул он санитара. – Моя медсестра упала в обморок. Отнесите ее в палату и приведите кого-нибудь из других сестер.

– Мне подменить сестру Уильямсон? – спросила медсестра-анестезиолог.

– Нет, оставайтесь на своем месте. Если у него начнется шоковое состояние – тут же сообщите мне.

Он почти закончил очищать рану очередного пациента. Эта работа требовала особого внимания и длилась бесконечно долго, но без нее раненый был обречен. В земле содержалось множество бацилл, и подобное ранение осколками снаряда, которые рикошетили от одной поверхности к другой, прежде чем пронзить плоть его пациента в области грудной клетки, было особенно опасно. Он удалил все поврежденные ткани, нашел и изъял все металлические осколки и клочки формы, тщательно промыл рану бактерицидом. Он таким образом оставлял на груди раненого шрамы до конца его дней, но давал ему шанс выжить.

Пришла другая медсестра и встала в ожидании рядом с Робби.

– Добрый вечер, капитан Фрейзер.

– Добрый вечер, сестра Гринхалф. – На этом обмен любезностями закончился. – Гемоторакс. Рана очищена и промыта раствором Каррела – Дейкина. Я остановил внутреннее кровотечение. Будем дренировать грудную полость и отправим его в тыловой. Я сделаю это без троакара. Скальпель, пожалуйста.

Он сделал рассечение между четвертым и пятым ребрами раненого, потом, используя кровоостанавливающий зажим, рассек мышечную ткань и вошел в плевральное пространство. Кровь стала немедленно вытекать из грудной клетки пациента. Робби широко раскрыл рассечение, вставил в него палец, прощупал изнутри ребра с обеих сторон, чтобы убедиться в их целости.

– Трубку и зажим, пожалуйста.

Он вставил конец резиновой трубки в зажим и аккуратно направил в плевральную полость. Другой конец трубки лежал в поставленном сестрой Гринхалф на пол тазике, который быстро наполнялся кровью.

Робби почти мгновенно наложил швы на грудные ранения пациента. Не многие белошвейки, вооруженные иглой и ниткой, могли бы сравниться с ним в этом искусстве. Он оставил пока – до завершения дренирования – трубку на месте. Наконец посмотрел на часы, висевшие на стене за ним, – они показывали половину девятого, и это означало, что он провел на ногах в операционной почти тридцать часов. Не полных часов, потому что два раза он выходил в туалет и один раз отвлекся на минуту, утром, чтобы выпить чашечку чая и съесть сэндвич. Или это было вчерашним утром?

– Кто-нибудь в состоянии провести сортировку раненых? – спросил полковник Льюис, который, когда увидел Робби, был занят двойной ампутацией ног: он уже отрезал левую конечность раненого (или то, что от нее осталось), а теперь обследовал его искалеченную правую ногу.

– Я займусь этим, – вызвался Робби. – Скольких можно принести сюда?

Полковник оглядел операционную: шесть столов, не считая стола Робби, были заняты. Судя по тяжести ран, ни один из столов в ближайшее время не мог освободиться.

– Пока только двоих. Я скоро освобожусь.

Робби снял шапочку, халат и перчатки, швырнул их в переполненную корзинку у двери. Выйдя наружу, он с облегчением увидел, что им удалось значительно сократить количество пациентов, ждущих их внимания. Несколько часов назад не меньше сотни раненых томились в зоне ожидания. Некоторых так и оставили лежать на носилках под открытым небом. Теперь их помощи ждали не более двух десятков раненых. Если повезет, они все будут обработаны еще до полуночи.

Он встретился взглядом с одним из санитаров.

– Давно ждут эти раненые?

– Последняя партия прибыла около шести часов назад, сэр. Те, кто нуждался в неотложной помощи, уже ее получили.

Робби прошел по палатке, слушая, как рядовой Харрис описывает повреждения раненых. Все они, кроме солдата со сложным переломом большой берцовой кости, находились в стабильном состоянии. Все, кроме одного.

– А что с ним? – спросил Робби. Он указал на носилки в дальней стороне палатки – на них совершенно неподвижно лежал раненый с серым лицом, в шоковом состоянии.

– Прошу прощения, сэр. Не успел вам сказать. Его привезли около получаса назад. Водитель ехал медленно, потому что у парнишки поврежден позвоночник.

– В каком месте?

– Не могу сказать, сэр. Довольно высоко. Не может двигать руками и ногами. Дыхание затрудненное.

Робби подошел к раненому – тому было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Он опустился на колени рядом с носилками.

– Меня зовут капитан Фрейзер, я один из докторов этого госпиталя. Я бы хотел тебя осмотреть. Ты можешь говорить?

– Да, сэр, – шепотом ответил паренек.

– Как тебя зовут, солдат?

– Джеймс Керр, сэр.

– Судя по твоему произношению, ты из той же части Шотландии, что и я. Ланаркшир?

Парнишка с трудом улыбнулся.

– Эйрдри, – пробормотал он.

– Это не более чем в десяти милях от того места, где рос я, рядовой Керр. Ты слышал про Охинлох?

– Да. Капитан?..

– Слушаю, солдат?

– Что со мной?

– У тебя травма верхней части позвоночника. Вот почему ты плохо чувствуешь свои конечности. Ты не помнишь, что с тобой случилось?

– Нет, сэр… извините.

– Как ты себя теперь чувствуешь? Больно где‐нибудь?

– Боли нет. Дышать тяжело.

– Мы дадим тебе лекарство – станет полегче. Я попрошу санитаров перенести тебя в палатку, чтобы ты отдохнул. Через какое-то время я тебя проверю, и ты сможешь мне рассказать про Эйрдри.

Робби знал: парнишка не доживет до утра. Пока они разговаривали, Робби проверил его реакцию на прикосновение, щипал кожу рядового Керра на руках, ногах, животе – никакой реакции не было. Записка от санитаров, которые обследовали и бинтовали раненого на передовой, не оставляла вариантов: осевое смещение нижнего затылочного позвонка, полученное при ударе об опорную балку вследствие воздействия взрывной волной. Рядовой Керр умрет в течение нескольких часов, скорее всего от асфиксии.

Робби встал и обратился к стоящему рядом санитару.

– Отнесите его в реанимационную палатку. Кто там сейчас дежурит?

– Медсестра Белл.

– Скажите, пусть даст ему морфия, полграна, чтобы облегчить его ощущения. И пусть позовет меня, когда дела начнут меняться.

– А что остальные, сэр?

– У нас есть место только для двух, поэтому я возьму раненого со сложным переломом берцовой кости и того парня, что рядом с ним.

– Того, у которого размозжение руки?

– Да, его. Полковник Льюис на таких травмах собаку съел. Может быть, спасет парню руку.

– Да, сэр. Я позову кого-нибудь, чтобы отнести эти носилки…

– Не надо. Я помогу перенести его в предоперационную. А ты займись рядовым Керром – перенеси его в реанимационную, как только мы закончим с этим. И убедись, что он не страдает.

Только в половине двенадцатого – время пролетело, как одно мгновение, – Робби закончил последнюю операцию в этот день и на заплетающихся ногах, чувствуя жжение в глазах и пульсацию в голове, вышел в ночь.

За тридцать три часа он сделал девятнадцать операций. Ампутировал четырнадцать конечностей и удалил одну селезенку, сделал три резекции желудка, один дренаж гемоторакса, и без счета очищений разрушенной, уничтоженной, искалеченной человеческой плоти.

– Капитан Фрейзер? – обратился к нему один из санитаров, чье имя Робби никак не мог запомнить.

– Да?

– Сестра Белл попросила меня позвать вас. К парализованному.

Робби поспешил в реанимационную палатку. Внутри было тускловато, но он разглядел фигуру сестры Белл – она сидела на табурете рядом с койкой, на которой лежал рядовой Керр.

– Сестра Белл? Можно вас на минутку?

Они встали в изножье кровати, заговорили вполголоса, тщательно подбирая слова.

– Наберите еще полграна. Чтобы облегчить ему дыхание.

– Да, капитан Фрейзер. Здесь сегодня спокойно. Посидеть с ним, пока он…

– Нет, спасибо. Я останусь здесь.

Робби сел на табурет, сосредоточился на пареньке.

– Как тебя называет мама, рядовой Керр?

– Джейми, сэр. – Парень говорил так тихо, что Робби пришлось наклониться к нему, чтобы услышать.

– Хочешь, я напишу ей письмо, Джейми? И твоему отцу. Чтобы они знали, как ты тут?

– Да, – последовал осторожный ответ. А потом: – Не могу… дышать…

Робби взял шприц у сестры Белл, безмолвно стоявшей за его спиной, и сделал инъекцию в худую руку Джейми.

– Я сделал тебе укол. Теперь тебе станет полегче.

Парнишка не ответил – говорить он уже не мог. Морфий начал действовать, и Робби с облегчением увидел, что дыхание стало не таким затрудненным, хотя и становилось все более поверхностным. Пульс тоже замедлялся. Конец становился все ближе.

– Ты знаешь, Джейми, я давно не встречал человека из моих краев, – начал Робби. – Я уехал из Охинлоха, когда мне было восемь, учился в Эдинбурге, но на короткие каникулы и летом непременно возвращался к матери. Я думаю, лето в Эйрдри не очень отличается от лета в Охинлохе. Я помню, как ходил на рыбалку – ловил окуня в озере. Вода всегда была такая холодная, даже летом. А потом, когда я приносил рыбу матери, она ворчала, глядя, во что я превратил свою одежду. Но я думаю, она была вполне довольна тем, что на ужин у нас будет окунь.

Он внимательно вглядывался в лицо паренька. Увидел тень улыбки и решил продолжать. Поток утешительных воспоминаний Робби не слабел, успокаивал как его, так и пациента. Наконец голос стал отказывать ему, и он понял, что не может больше продолжать.

Глаза Джейми были закрыты, а дыхание стало таким слабым, что Робби уже не мог наблюдать за ним по движению груди. Одной рукой он убрал волосы мальчика со лба, как, по его представлениям, это сделал бы любящий отец. Другой рукой пощупал пульс.

Пульс постепенно замедлялся, время между ударами увеличивалось все больше, больше, больше, потом пульс пропал совсем.

Робби посидел минуту, он так устал, что не мог двигаться. А когда он встал, он вдруг понял, что ноги подкашиваются. Утомление, накопившееся за день, и эмоциональный накал момента взяли свое.

Сестра Белл мгновенно подбежала к нему.

– Капитан Фрейзер! Что с вами?

– Ничего, спасибо. Просто я слишком быстро встал.

– Я сделаю бумажную работу, а вам нужно отдохнуть.

– Спасибо, сестра Белл, я именно так и поступлю – пойду отдыхать. Я не возражаю.

Он оставил ее готовить тело рядового Керра к погребению на кладбище неподалеку, вышел из реанимационной палатки и направился в соседнюю, где сел за стол, который делил с другими врачами, взял лист бумаги и начал писать. Адресную строку он не стал заполнять – придется запросить адрес у его командира.

14 июня 1917

Уважаемые мистер и миссис Керр,

с глубоким прискорбием сообщаю вам, что ваш сын Джеймс умер сегодня ночью в двадцать минут первого. Вы наверняка еще получите официальное извещение, но думаю, что должен написать вам и сообщить об обстоятельствах его смерти.

Я хирург 51-го полевого лазарета, и Джеймса привезли к нам поздно вечером. У него была смертельная травма верхней части позвоночника, которая и стала причиной его смерти. Должен добавить, однако, что характер травмы исключал его страдания – он не чувствовал боли в последние часы жизни и умер без мучений.

Я оставался рядом с ним до самой его смерти. Его последние мысли были о вас, и он просил меня написать вам.

Хотя знакомство наше было коротким, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Джейми был отважным и достойным молодым человеком. Я глубоко сожалею, что не мог его спасти.

Примите мои глубокие соболезнования в связи с вашей утратой. Если вы вдруг захотите завести со мной переписку, я отвечу вам с радостью.

Искренне ваш

капитан Роберт Фрейзер, МСВС

51-й полевой лазарет

Франция