Текст книги "Заметки о любви"

Хьюго

Хьюго стоит посреди Пенн-Стейшн, который оказывается не только худшим вокзалом из тех, где ему довелось побывать, но еще, возможно, и худшим в мире местом. Здесь темно, все какое-то серое и грязное, людей слишком много и слишком шумно.

Рядом с ним останавливается полицейская собака и нюхает его рюкзак. Хьюго хочет погладить пса, но офицер рявкает на него:

– Руки!

Парень отшатывается, остро осознав в этот момент, что он находится в Америке, и сейчас, посреди этого переполненного вокзала, в его голове проносятся не мамины многочисленные предупреждения о том, что нужно следить за своими вещами, а единственное папино, которое он повторял им год за годом: нужно быть предельно осторожным, когда ты наполовину афроамериканец.

Все это совсем не похоже на многообещающее начало путешествия.

Мэй пока не появилась. Хьюго прислоняет свой рюкзак к стене и старается держаться как можно ближе к нему. Будет совсем неудивительно, если его украдут еще до того, как они сядут в поезд. Пока что у него получалось не заблудиться, не стать жертвой грабителя и избегать чего похуже. Прошло всего каких-то двадцать четыре часа, но Хьюго даже это казалось настоящей победой.

Без Маргарет Кэмпбелл он не смог попасть в отель, где у них был забронирован номер на прошлую ночь. Но ему удалось найти место в задрипанной сетевой гостинце в конце Таймс-сквер. Стены там были тонкими, как лист бумаги, и он слышал, как ругаются соседи. Но едва ли это его беспокоило. Хьюго и вспомнить не мог, когда в последний раз жил один в целой комнате, и был слишком возбужден, чтобы спать.

Он проснулся рано, чувствуя себя разбитым из-за разницы во времени, но готовым следовать маршруту, который Маргарет наметила для них. Но Хьюго вдруг понял, что без нее может делать все, что захочет, и эта мысль вызвала в нем странную радость. Он был один в чужой стране, без родителей, без братьев и сестер, без девушки; по сути, ни одна живая душа не знала, где он находился в этот самый момент.

Хьюго был свободен, целиком и полностью.

Вместо музея искусств Метрополитен он отправился в Хай-Лайн[7]7
  Хай-Лайн (англ. High Line) – парк в Среднем и Нижнем Манхэттене, разбитый на месте закрытой ветки надземной железной дороги на высоте 10 метров.


[Закрыть]. Вместо обеда в дорогущем ресторане, где у них с Маргарет был заказан столик, он съел хот-дог, купленный у одной из маленьких тележек с зонтами. Вечером он отправился выпить пинту в старый паб в Вест-Виллидж, где ему было в этом отказано.

– А то, что я англичанин, не считается? – с надеждой в голосе спросил Хьюго.

– А мы что, в Англии? – спросил его в ответ хмурый бармен, и в этом заключалась суть: нет, он был не в Англии. Все было удивительно, поразительно, до боли в сердце новым. И ему это очень нравилось. Все это. Даже голуби.

На экране телефона высвечивается сообщение от его мамы: «Ты по-прежнему цел и невредим?»

Хьюго вздыхает. И словно она слышит этот вздох, появляется следующее сообщение: «Я всего лишь спрашиваю. Никаких татуировок? Ничего такого?»

Хьюго: «Никаких татуировок. Но вчера вечером я проколол себе нос».

Мама: «Хьюго!»

Хьюго: «Я просто подкалываю тебя. Не волнуйся так».

Мама: «Сделаешь для меня фото океана, не забудешь?»

Хьюго: «Слишком поздно. Я уже отправляюсь на запад».

Мама: «Я имела в виду Тихий океан. Всегда мечтала его увидеть».

Объявляют номер платформы его поезда, и толпа оживает. Хьюго, прищурившись, всматривается в гигантское табло – буквенно-цифровую смесь из времени и пунктов назначения.

Хьюго: «Мам, мне пора. Поезд уже подали. Люблю тебя».

Мама: «Тоже тебя люблю».

Хьюго: «И не волнуйся, паспорт при мне».

Мама: «И в мыслях не было спрашивать».

Он засовывает мобильник в задний карман и оглядывается в поисках Мэй, пытаясь вспомнить ее внешность из видео, но девушки нигде не видно. Уже десять минут четвертого, а значит, она серьезно опаздывает. Поезд должен отправиться ровно в тринадцать минут, и Хьюго, встав на цыпочки, снова всматривается в толпу. Он так занят этим процессом, что до него лишь через секунду доходит, что она уже здесь, стоит всего в паре шагов от него.

Опешив, Хьюго моргает. Мэй одета в черное хлопковое платье и джинсовую куртку, волосы небрежно собраны в высокий хвост. На ногах поношенные красные кроссовки, а за спиной зеленый рюкзак почти с нее ростом.

– Хьюго, – произносит девушка, хотя звучит это не совсем как вопрос.

Когда Мэй ответила на его второе письмо, Хьюго отправил ей свою фотографию, чтобы она знала, что он не какой-то псих из интернета. (Хотя, может, он в него уже превратился? Трудно сказать наверняка.) Какое-то время Хьюго даже не называл Мэй свою фамилию, опасаясь, что она найдет в сети кучу статьей о его семье или, боже упаси, блог его мамы, сокровищницу позорных историй из его жизни. Он хотел начать это путешествие как Хьюго Уилкинсон, а не как один из «Шестерки Суррея».

Но в переписке Мэй стала настаивать на том, чтобы он назвал фамилию, и Хьюго не мог винить ее за это. Если бы одна из его сестер слетела с катушек и решила бы отправиться в путешествие в компании какого-то парня, с которым познакомилась в интернете, он бы точно хотел, чтобы она узнала о нем все подробности. И тем не менее парень приготовился к ее потрясению, которое испытывал каждый, узнав, что он один из шестерняшек. Но Мэй отреагировала вполне спокойно. К его облегчению, в своем следующем сообщении она лишь попросила его выслать ей полное описание их маршрута.

И все же Хьюго думает, что она наверняка изучила его биографию. Поэтому его удивляет то, как Мэй смотрит на него – словно не может решить, он это или нет. Но тут его осеняет, что все совсем не так. Девушка как будто оценивает его, и Хьюго распрямляет плечи и встает чуть ровнее, выжидая, пока она вынесет свой вердикт.

Наконец Мэй подходит к нему.

– Привет.

Хьюго машинально улыбается ей, несмотря на то, как сильно нервирует его прямота ее взгляда. Девушка сантиметров на тридцать ниже него, но держится она с такой уверенностью, что кажется намного выше.

– Привет, – отвечает Хьюго.

– Я Мэй. – Она протягивает ему руку. Это необычайно формальный жест, но он задает определенный тон: они партнеры. – Прости, что опоздала.

– Все нормально. Я рад, что ты вообще пришла.

– Я тоже, – отвечает девушка, и в ее глазах искрится смех. – К счастью, у меня не оказалось никаких косточек на ногах.

– И правда, – говорит Хьюго, чувствуя, как краснеет – ему до сих пор неловко из-за того, что он сначала отказал ей, а потом опять пригласил. – Ты приехала на машине или на…

Он показывает рукой на огромное табло, висящее в центре вокзала, и Мэй это, похоже, веселит.

– Меня привезли мои родители.

– О, правда? – Хьюго оглядывается по сторонам. – А они?..

– Нет, им еще надо подвезти до дома мою бабушку. Это длинная история. Но мы уже попрощались и все такое.

– Ну да, раз ты…

– Сразу же отправляюсь в университет, как только все это подойдет к концу, все верно. У меня почти нет вещей, – добавляет Мэй, заметив, что Хьюго смотрит на ее рюкзак, и тут же широко улыбается: – Шучу. Большую часть мы отправили в грузовике.

Из громкоговорителей над их головами доносится очередное приглашение к посадке для пассажиров «Лейк-Шор Лимитед», и Хьюго поддевает большими пальцами лямки своего рюкзака.

– Ну что, – с улыбкой говорит он, – видимо, нам пора.

Мэй улыбается ему в ответ, но как-то сухо, и ему почти удается увидеть это в ее глазах – для нее это путешествие тоже имеет какое-то значение. Это не просто способ развлечься, прокатиться на халяву или приключение. Это нечто большее. И вдруг Хьюго ловит себя на мысли: «Все будет хорошо».

Снова объявляют о посадке на поезд, в этот раз еще более настойчиво, и это подталкивает его к действию.

– Готова? – бормочет Хьюго, поправляя рюкзак. Но когда он поднимает глаза, оказывается, что Мэй уже на несколько шагов впереди, пробирается через толпу, чтобы выйти к платформе.

– Готова, – отвечает она через плечо, но парень едва различает ее голос.

Мэй решительно движется вперед.

Мэй

Они садятся в поезд, и у Мэй возникает ощущение, словно в ее груди раздулся огромный пузырь. Настолько легкой и невесомой она кажется себе от охватившего ее чувства радостного возбуждения, что ей впору взлететь и проделать весь этот путь до Калифорнии по воздуху.

И неважно, что она солгала своим папам. Или что ее бабушка не умеет хранить секреты. И не имеет никакого значения то, что ее стратегия считать Хьюго всего лишь «живым» билетом на поезд уже осложнилась самим фактом его присутствия рядом с ней.

Конечно же, Мэй поискала информацию о нем в интернете. У нее хватило мозгов.

И она совсем не ожидала найти то, что нашла: крайне привлекательный британец, мулат, высокий и при всем при этом немного знаменитый – один из шестерняшек. Просматривая статьи, посты о нем в блоге и его семейные фотографии, Мэй была удивлена – что немного встревожило ее – тем, как она взволнована встречей с ним, хотя уже знала, что к чему. Ей нужен был билет. А ему нужна была девушка по имени Маргарет Кэмпбелл. Вот и все.

И теперь он рядом с ней – уже не воображаемый, не составленный из пикселей на фото, не просто электронный адрес и сумасшедшая идея. Это молодой человек с милым акцентом и доброй улыбкой, которому приходится немного согнуться, чтобы пройти в поезд через дверь вагона.

Проводник по имени Людовик ведет их к купе по узкому коридору.

– У нас осталась всего пара свободных мест в вагоне-ресторане, так что предлагаю вам забронировать их прямо сейчас. – Он сверяется со своим блокнотом. – Половина седьмого или ровно девять?

Хьюго и Мэй переглядываются.

– В половину седьмого будет отлично, – отвечает Людовику Мэй, и он записывает время.

Подойдя к купе, они втроем останавливаются у дверей. Первая реакция Мэй – рассмеяться. Под большим окном располагаются друг против друга два мягких кресла, но так близко, что невозможно представить, как тут поместятся их ноги. Кресла окружают всевозможные полочки, отделения и крючки, но на этом все. Помещение оказывается не больше чулана.

Хьюго хмурится.

– Ничего не понимаю.

– Что такое? – спрашивает Людовик.

– А где кровати?

– Сиденья раскладываются, – отвечает проводник, протягивает руку к скошенной панели над окном и тянет за серебристую ручку. Показывается спальное место наверху, от которого до потолка сантиметров двадцать пять. Оно оснащено непонятной штукой, похожей не то на сеть, не то на ремень безопасности.

– А это что? – показывая на крепления, спрашивает Мэй.

– Думаю, они для того, чтобы не свалиться, – говорит Хьюго. Увидев ошарашенное лицо Мэй, он торопливо добавляет: – Не волнуйся, я буду спать наверху.

Она скептически оглядывает его длинные ноги и долговязое туловище. Черные волосы Хьюго едва не задевают потолок.

– Я справлюсь, – благодушно заверяет он ее. – Я наполовину крендель.

– Что ж, – говорит Людовик, – надеюсь, вторая половина – сардина.

На этом проводник разворачивается и выходит в коридор, оставив их у дверей крошечной комнатки.

– Уютненько, правда? – говорит Хьюго, и тут же на его лице отражается паника. – Я имел в виду, тут тесновато, но уютно, а не…

– Все нормально, – очарованная его порывом, отвечает Мэй. – У нас не будет никаких проблем – но только если ты не серийный убийца.

– Нет, что ты! – говорит парень. – Клянусь! Хотя, наверное, серийный убийца сказал бы то же самое.

Мэй улыбается ему.

– Похоже, мне просто придется поверить тебе на слово, – произносит она, входя внутрь, и падает на одно из кресел. Поезд все еще стоит под Пенн-Стейшн, так что в огромном окне рядом с ней темно, и ей видно отражение Хьюго. – Так, на всякий случай – тебе тоже можно сесть.

– Знаешь, а я тут как раз думал о том, а вдруг серийный убийца – это ты, – говорит он, но уже опускается в кресло напротив нее. У него такие длинные ноги, что их коленки соприкасаются, и Мэй чувствует, как ее словно бьет электричеством.

– Я бы не сказала, что серийный, – отвечает она, и на лице Хьюго появляется легкий испуг. – Просто шучу. Я убивала всего лишь раз, и это был паук.

Хьюго широко улыбается ей.

– А когда я нахожу паука, то выношу его на улицу в чашке.

– Ну да, конечно! – отвечает Мэй, хотя про себя думает, что наверняка это правда. Так чудно – знать кого-то лишь двадцать минут, а уже быть настолько уверенным в человеке.

– А что, если я убью его, и все его друзья и родственники явятся ко мне, чтобы отомстить? – самым серьезным тоном говорит Хьюго. – Я не могу так рисковать.

Мэй смеется. Поезд начинает шевелиться, под их ногами вибрирует низкий гул. Их глаза встречаются, и она замечает в его взгляде улыбку, радостное предвкушение, которое тоже испытывает.

– Последний шанс, – говорит девушка, и на лице Хьюго проступает недоумение.

– В смысле?

– Чтобы передумать.

– Это не про меня, – отвечает он. – А ты?

– Я не передумаю. Поехали!

Раздается шипение и визг колес, и темнота за окном расплывается, когда поезд отходит от платформы и въезжает в систему туннелей под городом. Мэй охватывает странное чувство отчужденности, когда они, окруженные пустотой, мчатся сквозь непроницаемую тьму, в которой могут видеть лишь свои собственные призрачные отражения. Но затем, внезапно, поезд выныривает в залитый солнцем полдень, свет режет глаза, и Мэй с Хьюго быстро моргают.

Телефон Мэй жужжит, и, достав его из кармана, она видит на экране сообщение от Приянки: «Ты уже в поезде? Как дела? Он вызывает у тебя подозрения? Ты в порядке? Если в порядке, то дай мне знать… Например, напиши “О” и “К”».

Улыбаясь, девушка печатает в ответ эти две буквы, и тут же приходит новое сообщение: «Ну слава богу. Перезвони мне попозже. Я хочу услышать обо всех деталях».

– Если тебе нужно позвонить… – говорит Хьюго, кивая на телефон, – я же обещал, что у тебя будет личное пространство, так что пойду загляну в вагон-ресторан.

– Нет-нет, – быстро отвечает Мэй. – Все нормально. Это моя лучшая подруга. Она хотела убедиться, что меня еще не убили.

Парень смеется.

– Ясно.

За окном мелькают граффити, расцвечивающие тусклую серость города. Когда Мэй снова поворачивается к Хьюго, он вытаскивает книгу, и ей приходит в голову, что, возможно, он заговорил про личное пространство, потому что сам хочет побыть в уединении. В конце концов, они не влюбленная парочка на каникулах. Он должен был быть здесь со своей девушкой, а Мэй появилась во всей этой истории, чтобы сделать то, что уже сделала: встать в очередь на вокзале, показать свое водительское удостоверение и предъявить билет с именем другой Маргарет Кэмпбелл.

Но эта часть путешествия уже позади, и наверное, продолжиться все должно именно так.

Мэй встает так резко, что во взгляде Хьюго появляется тревога.

– О, я просто… – Он моргает.

– Если тебе самому нужно пространство…

– Нет, – отвечает Хьюго и переворачивает книгу обложкой вверх, чтобы она увидела, что это всего лишь путеводитель по Америке. – Я просто хотел…

– Все нормально, просто мне все равно нужно, наверное, немного поработать.

– Поработать?

– В смысле… не поработать в плане реальной работы. Я про свои фильмы.

– Ого, это же здорово!

– Спасибо. Я тогда… – Зелено-карие глаза Хьюго следят за ней, пока она вертится в тесном пространстве, доставая сначала камеру, а потом компьютер. – До ужина еще пара часов, так что я пока просто посижу в вагоне-ресторане, если ты не возражаешь…

Он пожимает плечами.

– Конечно, я не возражаю.

Мэй на секунду останавливается, и они смотрят друг на друга. На ее плече уже болтается сумка, а в кармане снова жужжит телефон.

– Точно? – произносит она одновременно с Хьюго.

Они оба смеются.

– Да, – говорит Мэй. – Мне будет полезно побыть одной и устроить себе мозговой штурм.

– Со мной в доме живет еще семь человек, так что я, наверное, смогу вынести немного времени в полном одиночестве, – отвечает Хьюго, откидываясь на спинку сиденья и открывая книгу. Но прежде чем Мэй успевает уйти, он снова поднимает на нее взгляд. – Эй, не забудь рассказать ей про пауков, ладно?

Мэй непонимающе смотрит на него.

– Что?

– Я про твою подругу. Не забудь рассказать ей, что я даже паука не обижу.

– Хорошо, – с улыбкой отвечает девушка.

Выйдя из купе, она пробирается по поезду, чувствуя себя пинбольным мячиком, когда ее качает из стороны в сторону. Вдоль коридоров тянутся купе, некоторые такие же маленькие, как у них, а некоторые гораздо больше, с отдельными ванными комнатами, раковинами и сиденьями, соединяющимися в диваны. Ей видно, как люди внутри листают книги, изучают карты и смотрят в телефоны, положив ноги в носках на свободные кресла, и она думает о Хьюго, который сейчас читает в одиночестве в их купе, точно так же вытянув ноги на сиденье, где должна сидеть она.

Войдя в вагон-ресторан, Мэй покупает себе чашечку кофе и садится за один из столов, похожий на столы для пикника в парках. Позади нее пожилой мужчина читает газету, рядом обедает захваченным с собой ланчем супружеская пара амишей[8]8
  Амиши (англ. Amish или Amisch, также амманиты или аманиты) – религиозная община, проживающая в нескольких штатах США и в Канаде. Отрицают многие современные технологии и удобства, предпочитают вести закрытый простой образ жизни, воспитываются в строгости и с ранних лет изучают Библию.


[Закрыть]. Остальные места пустуют.

Собравшись позвонить Приянке, Мэй замечает новое сообщение.

Бабуля: «Ну что? Уже влюбилась?»

Мэй: «Нет!»

Бабуля: «Скажи ему, что у него прекрасные глаза. Это всегда срабатывает».

Мэй: «Еще чего! Как там дома?»

Бабуля: «Чудесно, только твои папаши никак не уйдут. Я уже сказала им, что со мной все в порядке, и пытаюсь отправить их домой, но это то же самое, что щелкать по носу щенков. Думаю, они останутся на ночь».

Мэй: «Да здравствуют соседи по комнате!»

Бабуля: «Похоже, что так».

Мэй: «Напишу тебе завтра».

Бабуля: «Договорились. Но не забудь, что я тебе сказала».

Мэй: «Что?»

Бабуля: «Скажи ему, что у него красивые глаза. Уж в этом ты можешь мне довериться».

Мэй: «А если это неправда?»

Бабуля: «А какие у него глаза?»

Мэй: «Это совсем неважно».

И все же, положив телефон на стол, Мэй думает о глазах Хьюго, об этом необычном сочетании карего и зеленого и о том, как они сияли, когда он впервые увидел ее. Чтобы отвлечься, девушка решает позвонить Приянке, но подруга, видимо, на занятиях, потому что ее сразу переключает на голосовую почту. Тогда Мэй открывает ноутбук. Некоторое время она просто сидит и смотрит на пустую страницу в надежде, что, как по волшебству, ей в голову придет идея нового фильма. Конечно же, ничего такого не происходит, и тогда она берется за книгу – методическое пособие по кинопроизводству, предназначенное для студентов кинематографической специальности, к которым Мэй пока не относится, но ей хочется прочесть его на тот случай, если удастся перевестись пораньше. За чтением она и коротает время.

Позднее, когда солнце начало спускаться, путаясь в кронах деревьев, поезд впервые снизил скорость. Мэй отрывается от книги и, посмотрев в окно, замечает уже знакомые ей по многочисленным поездкам в город места: излучину реки, где всегда собираются гуси, старый сарай для лодок с давно облупившейся синей краской на стенах, церковь с тонким шпилем. Прямо за ней виднеется верхушка здания из красного кирпича, которое располагается по соседству с папиной галереей, и ряды телефонных столбов на их улице.

У нее нет никакого права скучать по дому. Пока. Но, увидев все это, Мэй ощущает щемящую тоску. И хотя дома сейчас никого нет – те трое человек, которых она любит больше всего на свете, пока еще в городе, – от близости к старенькому желтому дому у нее щемит сердце.

Когда поезд останавливается на станции, несколько людей выходят, и на смену им, с помощью проводников поднимая багаж, в вагоны забираются новые пассажиры. Мэй смотрит на реку Гудзон в другое окно. Сейчас ее воды спокойные и серые, в них отражается небо.

Вдруг Мэй приходит в голову, что в том направлении, в котором они двигаются, она никогда раньше не уезжала на поезде дальше этой станции. Она понятия не имеет, сколько еще железнодорожные пути тянутся вдоль реки, когда дома сменятся фермами, и вообще, какими станут пейзажи, когда поезд поедет дальше, к западной границе штата. Но ей не терпится узнать!

Состав снова приходит в движение, и Мэй прислоняется лбом к стеклу, последний раз оглядывая городок, и слово «дом», словно пульс, стучит в ушах, когда он исчезает из поля зрения.

Хьюго

Хьюго один в купе. Он наклоняется, касается носом окна и смотрит, как мимо скользит река. Она все время меняется: синий переходит в серый, серый в коричневый. Иногда она напоминает ему реку Уэй в его родном городе, где они с Альфи, Поппи, Джорджем, Оскаром и Айлой играли с палочками, когда были совсем маленькими, или бегали в резиновых сапогах и возвращались домой перепачканные грязью. Воспоминания об этом щемящей тоской отзываются в его сердце, но стоит ему моргнуть, как река снова преображается: теперь она широкая, с белыми барашками на волнах и переливается в солнечном свете, слишком ярком даже для Англии из его воспоминаний.

Хьюго приходит в голову, что все реки, должно быть, похожи.

Им досталось тихое купе почти в самом хвосте поезда – мимо почти никто не проходит. В конце вагона есть две маленькие ванные комнаты и душевая, куда Хьюго еще не осмелился заглянуть. Рядом с металлическими дверями на стеллажах громоздится багаж. Вот и все примечательное, пожалуй.

Сначала Хьюго обрадовался, что весь этот маленький уголок поезда в его полном распоряжении. Он сидел в тишине, словно укутанный в шерстяное одеяло. Было в этом что-то умиротворяющее: никто не говорил ему убрать ноги с сиденья, не просил помочь с домашним заданием и не болтал, когда он пытался читать.

Но вскоре тишина становится гнетущей, и парень не может отделаться от мысли, что чего-то не хватает. Может, Маргарет, которая должна была ехать с ним, с ней можно было усесться на одном сиденье в обнимку, и часы пролетали бы так же быстро, как телефонные столбы за окном. А может, он просто еще не привык к одиночеству; может, оно тоже требует тренировок, как футбол или игра на скрипке.

Он берет телефон и отправляет сообщение в групповой чат.

Хьюго: «Привет из Нью-Йорка».

Поппи: «Привет из кухни».

Альфи: «Привет из сортира».

Айла: «Фу!»

Оскар: «Давай быстрее, мне тоже нужно».

Джордж: «Как там в поезде?»

Альфи: «Как там с девчонкой?»

Хьюго: «Все хорошо».

Поппи: «Ты про поезд или про девушку?»

Хьюго: «Про то и другое».

Джордж: «Ты уже скучаешь по нам?»

Хьюго: «Только по двоим, ну, может быть, троим из вас».

Раздается стук в дверь, и в купе показывается голова Людовика.

Хьюго быстро убирает ноги в носках с сиденья напротив.

– Здравствуйте! – говорит он с такой живостью, что проводник немного пугается.

– Здравствуйте, – отвечает Людовик, изучая свой блокнот. – Итак, вам нужны два набора постельного белья, все верно? В какое время мне заправить вам постели?

– Э-э-э, – нерешительно начинает Хьюго, пожалев, что не подумал спросить об этом Мэй, пока она была здесь. – Даже не знаю. А вы как считаете, когда лучше?

– Многие попросили сделать это в девять, – пожав плечами, отвечает Людовик. – Но эти многие в основном – пожилые люди. Предлагаю в десять, что скажете?

– Отлично, – говорит Хьюго, но когда Людовик уходит, он смотрит на свои часы и понимает, что до десяти еще ох как далеко. Парень зевает и прижимается щекой к оконному стеклу, чувствуя неимоверную усталость от путешествия, волнения и разницы во времени. Под стук колес он задремал – и просыпается, лишь когда объявляют время ужина.

– Просим всех пассажиров, зарегистрированных на ужин в шесть тридцать, пройти в вагон-ресторан. Уже шесть тридцать, друзья.

Хьюго встает и оглядывает свою одежду: поношенные джинсы, потрепанная футболка и пара тонких шлепок. Вдруг вспомнив «Титаник» и мужчин в смокингах (хотя вряд ли это лучший пример, который стоит вспоминать), он задумывается, достаточно ли нарядно одет. Можно подумать, у него найдется что-то поизысканнее. Накинув поверх футболки джемпер, Хьюго выходит из купе и, шатаясь из стороны в сторону, направляется в вагон-ресторан.

Добравшись до нужных дверей, он видит, что внутри уже толпятся люди, ожидающие, когда их рассадят, и поэтому ему приходится остаться в металлическом блоке, соединяющем два вагона, пол дребезжит под его ногами, как основание старой карусели. Хьюго оглядывается в поисках Мэй и – не замечая официантов, белых скатертей и других посетителей, корзин с хлебом, столового серебра и меню – видит ее в другом конце вагона, ждущую своей очереди в точно таком же блоке, и она улыбается ему.

Они провели вместе всего двадцать минут. Тридцать от силы.

И все же он чувствует что-то родное в том, как она стоит в дверном проеме с книгой в руках. И Хьюго невольно думает, что, может быть, тогда в купе ему не хватало именно ее.