Текст книги "Я, Эрл и умирающая девушка"

Глава 7
Семья Гейнс: обзор

И снова попробуем проскочить это как можно быстрее.

Д-р Виктор Гейнс. Это мой отец, профессор антиковедения в Университете Карнеги – Меллона. На свете не сыскать человека чуднее Виктора Квинси Гейнса, доктора философии. По моей теории, папа был страстным тусовщиком в 80-е, и ширево вместе с выпивкой частично расплавили провода в его мозгу. Одно из его любимых занятий – сидеть в кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед и пялясь в стену. По дому он обычно расхаживает в муу-муу – попросту говоря, в простыне с прорезанными дырками, – и разговаривает с котом, Кэтом Стивенсом, словно тот – самый что ни на есть настоящий человек.

Отцу трудно не позавидовать. Он преподает в лучшем случае двум курсам студентов за семестр, обычно одному, и, кажется, это занимает совсем немного его времени. А порой они и вовсе дают ему целый год отпуска на написание книги. Папа терпеть не может почти всех своих коллег, считая их нытиками. Он проводит кучу времени в мелких магазинчиках в районе Стрип, болтая с владельцами и покупая всякую хрень, которую никто в семье больше не ест, типа рубца яка, сосисок из страусятины или сушеных каракатиц.

Раз в два года папа отращивает бороду, становясь похожим на талиба.

Марла Гейнс. А это моя мама, бывшая хиппи. До того как выйти замуж за папу, мама вела очень интересную жизнь, подробности которой тщательно скрывает. Известно, что она некоторое время жила в Израиле, и мы подозреваем, что у нее был парень из Саудовской королевской семьи, что, конечно, большое событие, учитывая, что она еврейка. И не просто еврейка: Марла Вейсман-Гейнс – образцовая еврейка. Исполнительный директор Ахават-Ха-Эмет – некоммерческой организации, посылающей еврейских подростков в Израиль работать в кибуцах и терять невинность. Нет, конечно, потеря невинности не входит в официальные задачи фонда Ахават-Ха-Эмет, но просто невозможно съездить в Израиль и не перепихнуться. Можете прикрутить себе к бедрам титановые трусы толщиной восемь дюймов и все равно каким-то чудом перепихнетесь. Ей-богу, им нужно сделать это своим официальным туристическим слоганом: Израиль. Там, где заканчивается девственность. ТМ

Израильтяне будут в восторге.

В любом случае моя мама – любящая, заботливая и всегда позволяет папе делать что взбредет в голову, но она невероятно упряма и обладает поистине железной волей, особенно в вопросах Правильного и Неправильного. И если она назначает что-то Правильным, это будет сделано. Никаких «если», «а» или «но». К добру или к худу. Нравится нам это или нет. Эта черта многих мам – невероятный гемор. Она практически разрушила мою жизнь, какой я ее знал, как и жизнь Эрла. Спасибо тебе, мамочка!

Гретхен Гейнс. Моя младшая сестра. Ей четырнадцать, то есть любое нормальное взаимодействие с нею обречено на провал. Когда-то мы отлично ладили, но четырнадцатилетние девочки – это же сущий ад! Главное, что ее заботит – это кричать на маму и не есть ужин, что бы на него ни приготовили.

Грейс Гейнс. Это моя самая младшая сестра. Ей шесть лет. Мы с Гретхен совершенно уверены, что Грейс «получилась» по ошибке. Кстати, вы, наверное, заметили, что все наши имена начинаются на «Гр» и совершенно нееврейские. Как-то вечером мама, хлебнув лишнего за ужином, призналась нам, что еще до нашего рождения осознала: ее дети будут носить совершенно нееврейскую папину фамилию, и решила тогда сделать нас «евреями с сюрпризом». В смысле: евреями с конспиративными англосаксонскими именами. Я-то понимаю, что все это чушь собачья. Но, видимо, предрасположенность к мозговому грибку у нас в роду.

Грейс мечтает стать писательницей и принцессой и, вслед за папой, относится к Кэту Стивенсу как к полноценному человеку.

Кэт Стивенс Гейнс. Наш кот был ужасно прикольным. Был. Он умел вставать на задние лапы и шипеть, когда кто-нибудь входил в комнату, умел набрасываться на тебя в коридоре, обхватывать лапами и кусаться – но теперь постарел и обленился. Нет, его еще можно заставить укусить, но для этого нужно самому схватить его и пощекотать живот. Формально это мой кот: именно я придумал ему имя. Мне тогда было семь, и я только что узнал о существовании Кэта Стивенса по Национальному общественному радио – разумеется, единственному звучащему в доме Гейнсов. В то время мне казалось это самим собой разумеющимся именем для кота.

Только много лет спустя я осознал, что музыкант Кэт Стивенс давно спекся.

Не могу не подчеркнуть еще раз: папа испытывает невероятно сильное чувство к Кэту Стивенсу (коту). Помимо того, что они вместе устраивают тягомотные философические медитации, папа иногда играет на Кэте Стивенсе как на барабане – кот это просто обожает. Кроме того, Кэт Стивенс – единственный член семьи, которому нравится мясо, приносимое папой из Стрипа, хотя иногда он выражает свою радость фонтаном рвоты.

Бабу-Бабу Гейнс. Папина мама живет в Бостоне и иногда приезжает к нам. Как и Кэта Стивенса, я назвал ее так, когда был еще маленьким, и теперь уже ничего не переделаешь: я и обе мои сестры зовут бабушку Бабу-Бабу. Кошмар! Но, видимо, нам никуда не деться от ошибок молодости.

Глава 8
Секс по телефону-2

Про лейкемию Рейчел я узнал во вторник. В среду я снова позвонил ей, запиленный мамой, и снова она отказалась со мной встречаться. А в четверг бросила трубку, едва я поздоровался.

Поэтому в пятницу у меня не было никакого желания ей звонить. Придя из школы, я сразу же включил «Альфавиль» (Годар, 1965), который собирался пересмотреть потом с Эрлом в научных целях. Ой, вы же еще не знаете, кто такой Эрл, хотя мы уже порядком углубились в эту невыносимо глупую книгу. Скоро вам представят Эрла, возможно, после моей попытки заехать самому себе по башке дверью.

В любом случае еще шли титры, как вошла мама и начала одну из своих фирменных сцен: выключив телевизор, раскрыла рот и разразилась нескончаемым потоком слов. Ничто из моих действий не могло заставить ее замолчать хоть на секунду. Она явно впала в Неостановимое настроение.

МАМА

В данном вопросе у тебя нет выбора, Грегори, потому что тебе вверена возможность по-настоящему изменить чь

ГРЕГ

Мам, что за?..

МАМА

ть редкая и более значительная, чем все, что ты мог бы сделать, и позволь мне сказать тебе, что это не…

ГРЕГ

Ты о Рейчел? Потому что…

МАМА

ых я видела, как ты день за днем лежишь, словно дохлый слизняк, в то в время как твоя подруга

ГРЕГ

Дай мне сказать!

МАМА

совершенно неприемлемо, совершенно, перед тобой все время мира, а у Рейчел, если честно, н

ГРЕГ

Мам, остановись, дай мне сказать хоть…

МАМА

ли ты думаешь, что твои отмазки важнее счастья девушки с

ГРЕГ

О срань господня! Пожалуйста, остановись!

МАМА

ы сейчас же возьмешь свой телефон, ты сейчас же позвонишь Рейчел, ты договоришься с не

ГРЕГ

Рейчел не дает мне и слова сказать! Бросает трубку! Мам! ОНА БРОСАЕТ ТРУБКУ-У-У!

МАМА

ом мире, самое главное: ты должен научиться отдавать, потому что тебе отдано вс

ГРЕГ

А-а-а-а-а-а-а-р-р-р-р-р-г-г-г-г-г!!!!!!!!!!!

МАМА

думаешь, что тебе удастся отделаться этим твоим «Аррг», дорогуша, подумай еще раз, не-а, нет, ты

Делать ничего – надо было звонить Рейчел. Потому что бороться с мамой, впавшей в Неостановимое настроение, бессмысленно. Наверное, именно так она и стала начальницей в некоммерческой организации: ведь, по сути, все они занимаются тем, что мучают людей трындежом, пока те не согласятся. Примерно как Уилл Каррузерс уговаривает «разок» поделиться с ним чипсами, разве что у «некоммерцев» нет дополнительного аргумента в виде страха жертвы перед тем, что чуть позже некоммерческая организация накинется на нее в раздевалке и отхлестает мокрым полотенцем по голой заднице.

В общем, пришлось снова звонить Рейчел.

– Что тебе нужно?

– Привет! Пожалуйста, не бросай трубку!

– Что тебе нужно?

– Хочу с тобой встречаться. Давай, а?

– …

– Рейчел?

– То есть в школе ты избегаешь меня, а после школы вдруг хочешь встречаться.

Что ж, это правда: у нас с Рейчел было несколько общих предметов, в том числе матанализ, где мы сидели за соседними партами, и да, я даже не пытался заговорить с нею в это время. Но ведь я же всегда так себя веду в школе! Не пытаюсь разговаривать ни с кем! Нет друзей – нет и врагов, так я живу.

Если вы думаете, что я знал, как объяснить все это по телефону, значит, вы читали невнимательно. Из меня такой же рассказчик, как из Кэта Стивенса, только что кусаюсь я чуть реже.

– Да не избегал я тебя.

– Еще как избегал.

– Я думал, ты меня избегаешь.

– …

– Ну да, типа.

– Но ты всегда избегал меня раньше.

– Э-э.

– И я поняла, что ты просто не хочешь дружить со мной.

– Э-э.

– …

– …

– Грег?

– Дело в том, что ты разбила мне сердце.

Кое в чем я довольно умный: богатый словарный запас, хорошо с математикой, – но без сомнений, я наиглупейший умный человек в мире.

– Я разбила тебе сердце?

– Ну, типа того.

– Как это я «типа» разбила тебе сердце?

– Э-э… Помнишь Джоша?

– Джоша Метцгера?

– В еврейской школе мне казалось, что ты влюблена в него.

– Почему ты так подумал?

– Мне казалось, все в нашем классе были влюблены в Джоша.

– Да он из депресняка не выходил.

– Да нет, просто был молчаливым и… мечтательным.

– Грег, ты так говоришь, будто сам влюбился в Джоша!

– Харк!

Это было неожиданно. Такого никогда не случалось раньше! Рейчел рассмешила меня. Конечно, она ничего особо смешного не сказала, но я ожидал чего угодно, только не этого, и потому вместо обычного смеха издал что-то вроде «харк». Но в любом случае в это мгновение я понял, что уже почти у цели.

– Ты действительно думал, что я влюблена в Джоша?

– Да.

– И это разбило тебе сердце?

– Конечно!

– Ой, ну ты бы сказал хоть полслова!

– Да, конечно, я вел себя как последний дурак.

Один из моих немногих работающих подходов к общению – это швырнуть прошлые воплощения себя под автобус. Двенадцатилетний Грег обошелся с тобой как подонок? Да он со всеми поступал как подонок! А еще его комната была забита тридцатью плюшевыми зверюшками! Во дебил, а!

– Грег, мне жаль.

– Нет! Нет-нет-нет. Сам виноват.

– Ладно, а что ты делаешь сейчас?

– Ничего, – соврал я.

– Заходи, если хочешь…

Задание выполнено. Оставалось только звякнуть Эрлу.

Глава 9
Довольно типичный разговор с Эрлом

– Алло, Эрл?

– Че, штрих?

«Штрих» – это хороший признак. Это жаргонный вариант «чувака», и, если Эрл использует его, значит, он в хорошем настроении, что бывает редко.

– Слышь, Эрл, я не смогу сегодня посмотреть «Альфавиль».

– А че так?

– Извини, чувак, но я собираюсь зависнуть с той девчонкой из… э-э… с той девчонкой из синагоги.

– Что-о-о?

– Она…

– Ты че, собрался вылизать ей киску?

Эрл может быть ужасно вульгарным. Вы будете смеяться, но сейчас он даже сильно смягчился со времен средней школы. Классе в седьмом он бы задал этот вопрос куда более жестче и похабнее.

– Да, Эрл, я собираюсь вылизать ей киску.

– Эй!

– А?

– Ты хоть знаешь, как это делается?

– Э, ну не очень, если честно.

– Что, папаша Гейнс никогда не сажал тебя рядом со словами: «Знаешь, сынок, придет день, и тебе нужно будет полизать киску…»?

– Нет. Но он учил меня, как лизать задницу.

Когда Эрл в таком скабрезном настроении, ничего не остается, как подыграть ему – иначе будешь чувствовать себя дураком.

– Господь да благословит этого человека!

– Ага.

– Я бы научил тебя кое-чему насчет вылизывания кисок, но это сложновато.

– О, какая жалость!

– Без паники! На рисунках и всяком таком.

– Ну что ж, как раз сегодня вечером вместо фильма можешь порисовать.

– Сынок, времени нет. У меня тут двадцать кисок и все ждут, что я их полижу.

– Хорош врать!

– Да я зашиваюсь с этими кисками.

– Ага, так и вижу: двадцать влагалищ выстроились в ряд.

– О, блин! Что за дерьмо! Ни один нормальный чел не говорит «влагалище». Грег, ты че, упал? Это звучит чудовищно!

Эрл любит возмущаться, какие все вокруг ужасные пошляки, – это он-то! Типа, его фирменная шутка, которую он шлифовал годами.

– Ну прости.

– Чувак, да ты больной! Ты извращенец.

– Ну да, неудачное слово.

– Чувак, это называется ки-и-иска! У меня тут восхитительный пушистый персик, горячая спелая клубничинка и целая куча кисок.

– Да, это, конечно, не похабщина. А вот то, как я сказал, – ужас-ужас-ужас.

– А еще малек отпадных луковок с чудесной ложбинкой между ними и малышка-шоколадка с розовым бутончиком…

Похабное настроение Эрла может длиться бесконечно; иногда нужно резко сменить тему, если действительно хочешь, чтобы он тебя услышал.

– Ну, в общем, короче, извини – я не смогу сегодня посмотреть Годара.

– Хочешь перенести на завтра?

– Да, давай завтра.

– После школы. Хорошо бы они сделали стейки.

– Постараюсь уговорить. Но не думаю, что мама станет жарить стейки сегодня.

– Стейки… Большой привет маме и папе Гейнсам, штрих!

Мы с Эрлом – друзья. Типа. На самом деле, скорее, коллеги.

Первое, что нужно знать об Эрле Джэксоне, – это то, что стоит вам задеть его рост, как вы получите ногой по уху. Коротышки часто невероятно атлетичны. Эрл ростом буквально с десятилетнего, но может садануть ногой любой объект на высоте до семи футов от земли. Кроме того, обычное настроение Эрла – раздражение, а запасное обычное настроение – бешеное раздражение.

Он не только низкого роста, он и выглядит маленьким. У него круглое пучеглазое лицо, напоминающее мастера Йоду, от которого девчонки сразу умиляются и начинают сюсюкать. Взрослые тоже не воспринимают его всерьез, особенно учителя, – им стоит большого труда говорить с ним нормально. То и дело они наклоняются и говорят со смешными восходяще-нисходящими интонациями: «Здрав-ствуй. Эр-ррл!» Похоже, от него исходит какое-то невидимое оглупляющее поле.

Хуже всего то, что вся его семья: братья родные, полуродные и двоюродные, сводные сестры, все тети и дяди, отчим и даже его мама – гораздо выше Эрла. Блин, это несправедливо! На семейных шашлыках его волосы то и дело ерошит чья-нибудь сентиментальная рука, и совсем не обязательно она принадлежит кому-то старше его. Его постоянно отпихивают люди, даже не осознавая этого. Он и по улицам-то просто так пошляться не может – если попробует, старшие братья выстроятся в очередь и начнут скакать через него в чехарду. Вы бы от такой жизни тоже постоянно злились на этот мир.

Однако с определенной точки зрения домашняя жизнь Эрла просто чудесна. Он живет практически без надзора с двумя родными братьями, тремя «полубратьями» (у них разные отцы) и собакой в огромном доме в нескольких кварталах дальше по Пенн-авеню; они играют в видеоигры и едят пиццу почти целый день. Мама живет там же, но обычно ограничивает свои перемещения третьим этажом. Что она там делает – почти не обсуждается, особенно если рядом «малыш» Эрл, но могу сказать, что в обсуждениях упоминается «Бакарди-Мохито» и сайты сомнительных знакомств. А в это время внизу оттягиваются шестеро парней. Праздник без конца! Какие проблемы, чуваки?

Проблема 1. Скажем, у домохозяйства есть большая проблема с финансами. В доме нет отца: отец Эрла в Техасе или где-то там, а отчим – в тюрьме. Мама шестерых братьев зарабатывает, мягко говоря, мало. Два «полубрата», близнецы Максвелл и Феликс, входят в одну из наиболее активных банд Хоумвуда: «Разбойнеги Френкстауна» – и поддерживают семейный бюджет, приторговывая дурью. Сам Эрл перепробовал почти все наркотики, хотя сейчас курит только сигареты. В общем, дом набит наркотой, и в нем обосновалась парочка гангстеров – считается за проблему?

Проблемы 2 и 3. Не знаю, надо ли говорить, что в доме есть небольшая проблема шума: видеоигры, музыка, крики. А запах… Обычно все завалено мусором, часто с натекшими из-под него лужицами, да и стиркой братья обычно не заморачиваются. Время от время кто-нибудь как следует напивается и его вырывает прямо на пол – может пройти несколько дней, пока это уберут, как и кучки, частенько оставляемые собакой. Не хочу показаться «сучонкой в белом» (выражение Феликса), но это явно не идеал домашнего уюта.

Проблема 4. Дом Эрла – не лучшее место для учебы. Эрл – единственный из братьев, все еще появляющийся в школе каждый день. Девин и Деррик могут не показываться неделями; все братья от второго мужа давно забили на это дело, включая Брэндона, которому тринадцать и который, возможно, самый буйный и агрессивный из всей шайки. (К примеру, у него на шее выколоты слова «Реальный ниггер» и пистолеты. У Брэндона уже есть пистолет, и он уже умудрился заделать девушке ребенка, хотя у самого еще голос не закончил ломаться. Если в Питтсбурге станут присваивать звание Самого малообещающего человека, Брэндон явно пройдет в финал.) Из-за проблемы шума, о которой я уже говорил, дом Джексонов – не лучшее место для чтения или для домашней работы или для любой другой работы. Кроме того, если здесь тебя застукают с книгой, это может стать достаточным основанием, чтобы отдубасить ботана до чертиков.

Проблемы с 5 по 10-ю. Сам дом тоже разваливается: во дворе валяется упавший кусок водосточного желоба, в некоторых комнатах капает с потолка, по меньшей мере один из туалетов вечно засорен, и никто даже не пытается его прочистить. Зимой обычно отказывает отопление, и все спят в пальто. В доме проблема с крысами, с тараканами, и воду из-под крана тоже лучше не пить.

С видеоиграми, правда, все в порядке.

Короче, обычно мы с Эрлом зависаем у меня. Теперь Эрл почти что стал членом семьи – дымящим как паровоз, комплексующим из-за своего роста сыночком, которого никогда не было у моих родителей. Надо сказать, они – единственные взрослые, кроме мистера Маккарти, которые более или менее представляют, как с ним разговаривать, чтобы он не взбесился. Более или менее. Их разговоры – это всегда угар.

ИНТ. ГОСТИНАЯ У НАС ДОМА – ДЕНЬ

ПАПА сидит в кресле-качалке, как обычно созерцая стену. КЭТ СТИВЕНС спит на диванчике. Входит ЭРЛ, по пути к входной двери поигрывая свежеоткрытой пачкой сигарет.

ЭРЛ

Как жизнь, мистер Гейнс?

ПАПА

задумчиво

Жизнь…

ЭРЛ

терпеливо

Как ваша жизнь?

ПАПА

Жизнь! Ах да, жизнь. Жизнь – хорошо, как я только что объяснял Кэту Стивенсу. А как твоя жизнь?

ЭРЛ

Намана.

ПАПА

Я вижу, ты покурить собрался.

ЭРЛ

Ага. Составите компанию?

ПАПА

пять секунд смотрит в пространство

ЭРЛ

Ну ладно.

ПАПА

Эрл, согласишься ли ты с тезисом, что страдания человеческого бытия – понятие относительное, что у каждой жизни есть своя базовая линия, линия равновесия, ниже которой человек может считаться страдающим?

ЭРЛ

Думаю, да.

ПАПА

Первичная гипотеза: то, что представляется страданиями одному человеку, может быть радостью для другого.

ЭРЛ

Отлично сказано, мистер Гейнс.

ПАПА

Ну ладно.

ЭРЛ

Ладно, пойду курну.

ПАПА

Бог в помощь, юноша.

Возможно, 80 процентов разговоров папы с Эрлом проходят примерно так. Остальные случаются, когда папа вытаскивает Эрла в свои любимые магазинчики или в «Хоул-Фуд[4]4
  Сеть магазинов «органических» продуктов.


[Закрыть]», и они покупают там что-то невыразимо отвратительное и потом вместе едят эту дрянь. Я научился избегать этих чудны´х посиделок.

Разговоры мамы с Эрлом чуть менее крезанутые. Она часто называет его «забавным мальчиком» и забила отучать моего друга от курения, решив, поскольку я не курю вместе с ним, оставить его в покое. Со своей стороны, Эрл даже в самом раздраженном состоянии прикручивает громкость в присутствии мамы и сдерживает свои фирменные истерики с топаньем ногами и нечленораздельным рычанием. Даже не грозит никому засадить ногой по уху.

Короче, такой вот он – Эрл. Возможно, я много чего упустил, и придется добавлять какие-то подробности позже, но поскольку нет никаких оснований полагать, что вы к тому времени еще будете читать эту книгу, думаю, можно не париться – ни мне, ни вам.

Глава 10
Я пишу «Казанова» через «зад»

Уже по пути к дому Рейчел я осознал, какой же я идиот.

– Ты идиот, Грег, – подумал я, возможно, даже сказав это вслух. – Теперь она думает, что ты влюблен в нее уже пять лет.

Дебил. Мне представилось, как я подхожу к двери, звоню, а Рейчел выскакивает на крыльцо и бросается мне на шею, и завитки ее волос весело подпрыгивают, а чересчур большие зубы щекочут мне щеки. Потом придется целоваться до обморока или говорить – говорить, и говорить о том, как мы любим друг друга. При одной мысли об этом я аж вспотел.

И, конечно, у нее рак. Что, если она захочет поговорить о смерти? Это будет адский ад. Потому что у меня довольно радикальные представления о смерти: нет никакой загробной жизни, после смерти ничего не будет, это полный и окончательный конец твоего сознания. Немного депрессивно, правда? И что, придется врать ей? Плести что-нибудь про жизнь после смерти ради утешения? Что-нибудь типа тех гадких голеньких ангелочков, которыми обычно набивают рай по самое «не балуйся»?

А если она захочет пожениться? Ну, типа, успеть сыграть свадьбу до того, как умрешь. Будет подло ответить «нет», правда? Боже мой, а если она захочет секса? У меня вообще встанет? Я был совершенно уверен: в такой ситуации у меня ничего не поднимется.

Все эти вопросы кружились в моей голове, пока я тащился, с нарастающим отчаянием, к ее дому. Но дверь открыла Дениз.

– Гре-э-эг! – по-кошачьи замурлыкала она, – как приятно видеть тебя-а-а-а!

– Вам того же, Дениз.

– Грег, ты супер!

– Я запрещен в двенадцати штатах.

– ХА! – громкий смешок. Потом еще один. – ХА!

– У меня на заднице вытатуировано «Минздрав предупреждает».

– ХВАТИТ! ХВАТИТ! ХА-ХА-А-А-А-А!

Блин, почему у меня никогда не получалось так с девушками, на которых я хотел произвести впечатление?! Почему только с мамами и простушками? Что за наказание!

– Рейчел наверху. Хочешь диетическую колу?

– Нет, спасибо, – мне хотелось закончить с блеском, и я добавил, – от кофеина я становлюсь еще невыносимее.

– Погоди. – Ее голос совершенно изменился, она мгновенно превратилась обратно в резкую и агрессивную миссис Кушнер. – Грег, кто это называет тебя невыносимым?

– Ой. Ну, люди…

– Послушай, скажи им просто: Идите на фиг!

– Не, ну я просто хотел сказать…

– Эй! Алло! Ты слушаешь меня? Скажи им: Идите на фиг!

– На фиг, хорошо.

– Миру нужно больше таких парней, как ты. Не меньше.

Тут я не на шутку встревожился: а что, уже открыт сезон охоты на таких парней, как я? Потому что подобная кампания скорее всего началась бы именно с меня.

– Да, мэм.

– Рейчел наверху.

И я поплелся наверх.

В комнате Рейчел не было стоек с капельницами или кардиомониторов. Я успел напредставлять себе больничную палату с круглосуточной сиделкой и всем таким. На самом деле описать комнату Рейчел можно всего двумя словами: подушки и постеры. На кровати лежало по меньшей мере пятнадцать подушек, а стены были на 100 процентов заклеены постерами и вырезками из журналов. Много Хью Джекмана и Дэниела Крейга, в основном без рубашек. Если бы мне показали эту комнату и предложили угадать, кто в ней живет, я бы ответил: пятнадцатиголовый инопланетянин, преследующий знаменитых мужчин-землян.

Но вместо инопланетянина около двери стояла слегка смущенная Рейчел.

– Рейчел-л-л-л.

– Привет.

Так мы и застыли на месте. Как, черт возьми, нам нужно было поприветствовать друг друга? Я сделал шаг вперед с вытянутыми руками – хотел обнять ее, но замер, смутившись, отчего стал похожим на зомби. Она испуганно сделала шаг назад – пришлось выкручиваться, обращая все в шутку.

– Я Обнимательный зомби, – прогудел я, двигаясь к ней шатающейся походкой.

– Грег, я боюсь зомби.

– Не надо бояться Обнимательного зомби. Обнимательный зомби не хочет съесть твой мозг.

– Грег, ХВАТИТ!

– О’кей.

– Что ты делаешь?

– Э-э, думал, может, ты дашь мне «пять».

Думал, что ты дашь мне «пять».

– Нет, спасибо.

Короче: я зашел к Рейчел, шатаясь, как зомби, напугал ее, потом хотел поздороваться «по-мужски». М-да, трудно быть менее приятным в общении, чем Грег С. Гейнс.

– Классная комната.

– Спасибо.

– Сколько в ней подушек?

– Сама не знаю.

– Жаль, у меня столько нету.

– Попроси родителей.

– Им бы это не понравилось.

Понятия не имею, почему я так сказал.

– Почему же?

– Э-э.

– Это же просто подушки.

– Да, но они стали бы бояться и все такое.

– Что ты будешь все время спать?

– Нет, э-э… Они могли бы подумать, что я собираюсь на них мастурбировать.

Хотел бы отметить, что весь этот бред я наговорил на автопилоте.

Рейчел молчала, раскрыв рот и слегка выпучив глаза.

Наконец она выдавила:

– Это омерзительно!

Но при этом слегка фыркала. Я помнил эти звуки по еврейской школе – тогда они были признаком, что на подходе Великий смех.

– Вот такие у меня родители, – продолжил я, – вульгарные.

– Они не купят тебе подушки (фырк), потому что считают, что ты (фырк-фырк)… считают, что ты будешь мастурб… (ФЫРК-фырк-фырк-фырк).

– Да, они ужасно вульгарно обо мне думают.

Теперь Рейчел не могла даже говорить, она совершенно не владела собой: смеялась и фыркала так сильно, что я аж забеспокоился, не случится ли у нее разрыва селезенки или еще чего. Однако самое прикольное, когда у Рейчел случается Великий смех, – это посмотреть, как долго ты сможешь его поддерживать.

● «Слушай, ну они сами виноваты, что покупают сексуальные подушки».

● «О, у нас такая дома есть, им нужно ее сжечь, потому что она меня безумно возбуждает».

● «Это была самая сексуальная в мире подушка. Я просто… просто хотел любить ее ночь напролет, до рассвета».

● «Я давал этой подушечке всякие грязные прозвища, говорил ей: «Ты, бесстыжая подушка, ты такая грязная шлюха, хватит играть моими чувствами».

● «Подушку звали Франческой».

● «И вот однажды, придя из школы, я застаю ту подушку за оральным сексом с тем столом из дома напротив, и… Ладно, ладно: завязываю!»

Рейчел уже буквально умоляла меня перестать, и я заткнулся, дав ей успокоиться. Я уже и забыл, как сильно она может смеяться и как долго потом не может отдышаться.

– Ох! О-ох! О! О-о-ох!

Трехступенчатый метод обольщения Грега С. Гейнса

1. Ввалиться в спальню девушки, изображая зомби.

2. Попытаться дай ей «пять».

3. Намекнуть, что обычно мастурбируешь над подушками.

– Должна ли я держать свои подушки от тебя подальше? – спросила она, все еще сотрясаемая непроизвольными спазмами фырканья и смеха.

– Ты с ума сошла?! Твои подушки – сплошь парни!

Одно слово: соплевзрыв. Увы, беда Великих смехов в том, что рано или поздно человек отсмеется и повиснет Великое молчание. И что делать теперь?

– Смотрю, ты любишь фильмы.

– Ну да, фильмы – это классно.

– Я имею в виду: у тебя тут столько этих актеров.

– А?

– Хью Джекман, Хью Джекман, Дэниел Крейг, Хью Джекман, Райан Рейнольдс, Дэниел Крейг, Брэд Питт.

– Вообще-то, это не совсем про фильмы.

– А.

Она сидела на столе, а я сидел на ее кровати. Слишком мягкой кровати – я буквально утонул в ней, ужасно неудобно.

– Мне нравится кино, – начала оправдываться Рейчел, – но фильму не обязательно быть хорошим, если в нем играет Хью Джекман.

К счастью и к несчастью, в это мгновение пришла эсэмэска от Эрла:

твой па гейнс завез меня в «хоул-фуд», если нужен клевый огурчик для той киски, только свистни.

К счастью, потому что это помогло сменить тему – трудновато было бы обсуждать с Рейчел кино и не упомянуть о моем увлечении, о котором я по понятным причинам не хотел говорить. И к несчастью, потому что я не сдержал смешка, и Рейчел захотела узнать, в чем дело.

– От кого это?

– А, ну… от Эрла.

– О.

– Знаешь Эрла? Эрла Джексона из нашей школы?

– Не думаю.

Блин, как ей представить Эрла?!

– Ну, мы с Эрлом типа шлем друг другу гадкие эсэмэски время от времени.

– А.

– Ну, такая типа дружба.

– И что же он написал?

Я уже даже подумал было показать ей, но потом решил, что это будет конец света.

– Не могу прочесть тебе ТАКОЕ: жуткая гадость!

Это была моя тактическая ошибка: более занудная девчонка могла бы сказать: «Грег, ну теперь ты просто обязан показать ее мне!» И ведь, если честно, большинство девчонок ужасные зануды. Вернее, большинство людей, не только девчонок. И вообще я не имел в виду «зануды-зануды», просто хотел сказать, что большинство людей в такой ситуации постарались бы все испортить.

– Хорошо. Ты не обязан мне показывать.

– Ты правда не захотела бы этого видеть.

– Мне и не надо.

– Достаточно, если я скажу, что все это на тему сочетания еды и секса. Ну, типа оральный секс.

– Грег, зачем ты мне это рассказываешь?

– Да просто чтобы ты точно знала: это явно не то, о чем ты хочешь знать.

– Почему Эрл смешивает еду и оральный секс?

– Псих потому что.

– О.

– Просто полный псих. Если бы ты могла заглянуть ему в мозги на секундочку, ты бы, возможно, ослепла.

– Кажется, твой друг действительно немного чудной.

– Ага.

– И как же вы, ребята, подружились?

На этот, казалось бы, невинный вопрос у меня не было ответа.

– Знаешь, я тоже довольно чудной.

При этих словах Рейчел снова зафыркала.

– Да уж, думаю, эта история с подушками – чуднее некуда.

Мы с Эрлом оба очень чудные. Возможно, потому-то мы и друзья. Но, наверное, вы заслуживаете более подробного объяснения.

А вообще, что, черт возьми, означает это слово «чудной»? Я только что написал его раз пять, а теперь вдруг пялюсь на него и даже не знаю, значит ли оно еще что-то. Кажется, я только что убил слово «чудной» – теперь это просто набор букв. А по всей странице разбросаны трупы.

Слушайте, меня, по ходу, сейчас стошнит от всего этого. Надо пойти перекусить какими-нибудь объедками.

Все, я вернулся.

Но все-таки давайте начнем новую главу – это пошла куда-то не туда, и я боюсь, если стану продолжать ее, случится что-нибудь нехорошее.