Текст книги "Непрошеные советы Веры Вонг"

7
Вера

Нельзя обвинить Веру в тщеславии. Нет, у Веры много качеств, но тщеславие не в их числе. Но даже она вынуждена признать, что первый день расследования превзошел всякие ожидания. И, как у всякой китайской тетушки, у Веры за плечами много лет практики в предъявлении завышенных ожиданий. В самом деле, даже полиции придется признать, что она практически распутала за них это дело. Еще не подошло время вечернего чая, а у нее уже трое подозреваемых. «Превосходная работа, Вера, просто изумительно», – подбадривает она себя, заваривая чай из унаби и ягод годжи.

Когда чай готов, Вера со вздохом удовлетворения устраивается на своем стуле и берет в руки блокнот. Достает шариковую ручку с пером в полмиллиметра и делает записи каллиграфически выверенным почерком.

Дело об убийстве. Ведет: Вера Вонг

Подозреваемый 1: Рики Герванто

– Слишком красивый для репортера

– Говорит, что из поколения Z, но выглядит как миллениал. Совершение убийства старит, и, может, он выглядит старше, потому что его мучает чувство вины?

Подозреваемый 2: Сана Сингх

– У нее пот-каста, но она говорит, что это не сыпь

– Ногти очень обгрызены. Почему? Чтобы никто не понял, что она царапала Маршалла?

Подозреваемый 3: Белая дама с ребенком

– Бегает очень быстро с ребенком на руках, наверное, очень сильная, достаточно сильная, чтобы убить Маршалла

– И зачем убегать от моего магазина? Очень подозрительно!

Улики: флешка → что внутри?

Вера берет свои вещи и поднимается наверх. Усаживается за кухонный стол и звонит Тилли. Против обыкновения, Тилли отвечает на звонок.

– Ма, я работаю, – ворчит он.

Вера слышит шум голосов на фоне – такие куцые, деловые фразы – и удовлетворенно кивает. Она правильно воспитала сына, только послушайте, какой он, среди всех этих занятых людей. Вера ценит его время и потому переходит сразу к делу.

– Тилли, у меня очень важное дело. Если наткнуться на мертвое тело и у него в руке флешка, то как ее разблокировать?

– Что? Я… Чего? Ма, это… это за то, что я не пришел на ужин в прошлое воскресенье?

– И в позапрошлое воскресенье, и в воскресенье перед этим, но нет, дело не в этом. Хотя я готовлю твой любимый тушеный трепанг, стою на кухне три часа, но не бери в голову. Лучше скажи мне, как открыть флешку?

– Чт… – Тилли замолкает, а потом издает сердитый вздох. – Флешка в руке мертвого тела? Я даже не… Почему ты спрашиваешь?

– Ох, просто я вчера находить мертвое тело в магазине, ну разве не любопытно?

Несколько секунд в трубке царит тишина.

– В смысле, настоящий труп?

– Да, это мужчина, его имя Маршалл Чен. Мне кажется, дурацкое имя, не так благородно, как Тилберт, правда? Зачем называть сына Маршаллом, как будто он из полиции?

– Ма… – Тилли снова делает глубокий выдох. – Ты вызвала копов?

– Само собой! Вызывать их сразу, как только рисовать линию вокруг тела. Копы находят это очень любезным, – ладно, это преувеличение, но Тилли не обязательно знать все подробности.

– Ты… но… почему ты спрашиваешь, как разблокировать флешку мертвого парня?

– Ой, да просто любопытно, – это ведь прозвучало довольно буднично и невинно?

– Ма, – Тилли понижает голос. – Только не говори, что ты взяла флешку с мертвого тела.

Вера хранит молчание.

– И прошу, – вновь заговаривает Тилли, и в его голосе звучит тревога, – скажи, что ты не вставляла флешку в свой компьютер.

Вера бросает взгляд на экран ноутбука. Система просит ввести пароль, чтобы разблокировать флеш-накопитель.

– Потому что, – продолжает Тилли зловещим тоном, – на флешке может оказаться куча всякой заразы, вроде вирусов или шпионских программ и…

Вера быстро выдергивает флешку из разъема.

– Айя, конечно я не вставляю в свой компьютер, думаешь, я такая глупая?

– Хорошо. Но прежде всего, ма, у тебе вообще не должно быть никакой флешки. – Тилли снова вздыхает. – Ты должна передать ее полиции, поняла?

– Полиция не принимает дело всерьез. Говорят, это выглядит как несчастный случай.

– Может, потому что ты взяла улику с… боже, я так не могу. Мне нельзя говорить с тобой об этом на работе. Ма, ничего не делай сама, я перезвоню позже, окей?

– Окей, пей больше воды и…

Тилли сбрасывает прежде, чем Вера успевает напомнить ему, чтобы присмотрел себе девушку на работе. Секунду она смотрит в телефон, после чего отправляет сообщение:

И присмотри себе девушку на работе.

Когда с этим покончено, Вера вновь переключает внимание на флешку. «Кто бы мог подумать? Столько секретов в такой маленькой штучке», – размышляет она, постукивая пальцем по флешке. Технологии – благословение и проклятие. Вера открывает поясную сумку, прячет флешку во внутренний карман и застегивает молнию. Вот так, самое надежное место. Она спускается обратно в магазин, посмотреть, не выстроилась ли там очередь за ее всемирно известным чаем, но внизу, как обычно, никого.

С чувством вины Вера вспоминает, как утром к ней заходил Алекс и она быстренько выпроводила его, потому что ждала возвращения убийцы и не могла допустить, чтобы Алекс его спугнул. Что ж, теперь ей стоит загладить свою грубость.

Лучше всего, наверное, занести ему свой особый чай и, может, купить по пути пару корейских груш. На обратном пути она купит чуть больше продуктов, чтобы приготовить ему ужин, который занесет чуть позже. Да, отличный план.

Не проходит и десяти минут, как Вера закрывает магазин, поправляет козырек и с корзиной в руке идет по Вашингтон-стрит. В корзине один (1) мешочек чая Луо Хан Гуо с хризантемой, один (1) мешочек ягод годжи, сушеной апельсиновой корки и сушеной корки восковой тыквы и один (1) мешочек синего чая[12]12
  Травяной чая из отвара или настоя лепестков или цветков клитории тройчатой.


[Закрыть] с лавандой. По пути Вера заходит в лавку миссис Жао и покупает две корейские груши, две питайи и одну большую горькую тыкву. Довольная количеством питательных веществ и витаминов в своей корзине, она поднимается по холмистой дороге к дому Алекса.

Перед парадной дверью Вера собирается нажать на звонок с номером квартиры, но кто-то выходит на улицу, так что ей остается лишь подняться на третий этаж. Ни у кого здесь нет ни звонков, ни дверных молотков, так что Вера просто стучится в квартиру Алекса.

– Кто там? – доносится его голос на мандаринском.

– Алекс, это я, Вера. Из чайного магазина.

– О!

За дверью слышатся торопливые шаги, щелкает замок, и вот перед Верой ее любимый покупатель.

– Ох, – вырывается у нее. – Алекс, ты выглядишь ужасно. – Она не из тех, кто врет из вежливости. В конце концов, прямота – лучшая политика. – Должно быть, это потому, что ты остался без моих чаев. Прости, что утром выставила тебя. Я знаю, тебе до смерти хотелось хорошего чая, но ты не поверишь, что случилось!

Алекс кивает.

– Да, Винифред рассказала мне, что в твоем магазине был мертвец. Мне так жаль, Вера.

В его голосе столько сочувствия, что это не может не тронуть. Вот настоящий джентльмен, думает Вера.

– Должно быть, это ужасно. Я заходил проведать тебя, но тебе как будто хотелось поскорее избавиться от меня…

– Ох, моя ошибка! Я так тебя торопила, так грубо с моей стороны. Видишь ли, мне казалось, что мертвый человек, которого я обнаружила в магазине, был на самом деле убит, и у меня был план, как вычислить убийцу. Поэтому я не хотела, чтобы ты слонялся рядом с магазином, потому как это слишком опасно, – со всем драматизмом произносит Вера.

Алекс таращится на нее, явно ошеломленный этим заявлением.

– Почему ты решила, что это убийство?

– Не бери в голову, Алекс, у тебя и так столько забот. Я не хочу беспокоить тебя, уход за Лили и так отнимает у тебя много сил. Да, и я не могу задержаться, ведь нужно еще распутать убийство. Лучше не показывайся у меня в ближайшие дни, пока я не разоблачу преступника. Незачем подвергать себя опасности. Но не волнуйся, я буду время от времени заносить тебе чай.

Она отдает Алексу корзину с фруктами и чаем и желает всего наилучшего.

– Спасибо тебе, Вера.

Вера готова поклясться, что Алекс немного прослезился. Она расскажет об этом Тилли: о том, как покупатель был настолько благодарен ей за чай, что даже прослезился. Не то чтобы Тилли поверит ей. Вера выходит на улицу, и сердце как будто не помещается в груди. Так приятно совершать добрые поступки. Только представить, как она почувствует себя, когда раскроет преступление.

Легкой походкой Вера возвращается к себе. Она так увлечена видами вокруг, что не сразу замечает незнакомца возле своего магазина, а когда наконец замечает, у нее на миг замирает сердце. Оно и впрямь пропускает один удар, кровь застывает в жилах, ноги отказываются идти, а руки наливаются свинцом. Не будет преувеличением сказать, что для Веры это крупнейшее потрясение за всю ее жизнь. Такого потрясения Вера не испытала, даже когда обнаружила труп у себя в магазине. Из богатого жизненного опыта она знает, что мертвые тела нечасто можно увидеть в чайном магазине, но такая вероятность существует физически. А то, что она видит сейчас – за гранью возможного. Потому что перед «Всемирно известным чайным магазином Веры Ванг» стоит тот самый человек, которого Вера днем ранее обнаружила мертвым.

8
Оливер

Первая мысль, которая прошивает сознание Оливера: «О, нет. У меня совсем недавно умер брат, а я сейчас убью эту несчастную женщину».

Действительно, женщина стоит в нескольких шагах от него, и, кажется, у нее вот-вот случится инфаркт или лопнет аневризма в мозгу, или что там происходит, когда пожилой человек переживает потрясение.

Оливер поспешно вскидывает руки, стараясь при этом не напугать женщину еще сильнее.

– Не волнуйтесь, я не он! Я его брат! Брат-близнец.

В глазах женщины появляется проблеск осознания. Отвисшая челюсть захлопывается и снова приоткрывается. Женщина издает «Ох», делает шаг вперед и беззастенчиво разглядывает его лицо.

– Ах, ты точь-в-точь как он.

– Да. И в этом неприглядная сторона жизни близнецов.

Вообще-то неприглядная сторона жизни близнецов заключается в том, что разница между ними составляет минуту, и Оливер ощутил на себе каждую секунду этой разницы, оказавшись вторым по всем показателям. Он на дюйм ниже Маршалла, его глаза на оттенок бледнее, а подбородок чуть менее волевой. В школе Оливер был известен как Недомаршалл.

– Айя, – женщина тычет в него пальцем. – У меня чуть инфаркт не случился!

– Мне жаль.

Это действительно так. Несмотря на выставленный на него палец, женщина кажется милой, и умри она, Оливер искренне расстроился бы.

– Я Вера, владелица «Всемирно известного чайного магазина Веры Ванг», – она произносит это с таким апломбом, словно говорит: «Я королева Англии».

Очевидно, это должно произвести на него впечатление, поэтому Оливер кивает и вскидывает брови.

– Здорово. Я слышал, здесь мой брат… ну…

– О, да, внутри. Хочешь посмотреть на контур его тела? Хм, или это слишком тебя расстроит? Ну, не бери в голову, если ты расстроишься, у меня есть для тебя чай. Заходи. Как уж тебя зовут? Дай угадаю, тоже что-нибудь на «М»? Майкл? Марк? Моррис?

Она с таким азартом перечисляет имена на «М», что Оливеру даже становится неудобно, что его зовут не Майкл или Моррис. Но разве не в этом его вечная проблема? Вечный человекоугодник или, как называл его Маршалл в старшей школе, «подлиза», или «неудачник», или «безнадежный позорник». Маршалл выдумывал для него еще множество прозвищ, большинство из которых включали в себя известные части тела, но Оливер предпочитает не вспоминать об этом. Все в порядке. Если не думать чересчур много о Маршалле.

И все-таки, почему он здесь, если не хочет думать о Маршалле? Когда же Вера отпирает дверь и жестом приглашает его войти, Оливер с удивлением обнаруживает, что ноги его не слушаются. Он заставляет себя сделать шаг, затем еще один. Вдох, выдох. И вот наконец он внутри.

Конечно, Оливер видел контур тела с улицы, но стекла такие пыльные, что запросто можно было представить, что контур – всего лишь причудливая игра теней. Но теперь он видит четкие линии, и внезапно приходит осознание, что Маршалл мертв. Здесь Маршалл встретил смерть. Какие мысли посещали его в последние мгновения жизни? Думал ли он о нем, Оливере? Винил ли его? Скорее всего. Это Оливер виноват, всегда и во всем виноват Оливер.

Так повелось с тех пор, как их мама умерла, готовя любимый десерт Оливера. Им было по шесть лет. Оливер обожал ледяную стружку и попросил маму сделать немного, а он был ее любимчиком, и, конечно же, мама согласилась. Оливер с Маршаллом находились в гостиной и играли в «Кто громче пукнет», как вдруг с кухни донесся грохот. Оба бросились туда. Мама лежала на полу, и вкруг ее головы растекалась лужа крови. От мороженицы повсюду набрызгало водой, из-за чего мама поскользнулась и ударилась головой об угол стола. Отец и Маршалл винили Оливера в ее смерти. Он сам винил себя. Но они завели привычку также винить его во всем прочем, и Оливер не знал, как справляться с этим наряду с собственной скорбью и чувством вины. Поэтому он сделал единственное, что мог: взял на себя всю вину, стараясь быть как можно меньше и незаметнее. Это срабатывало с отцом, к тому же тот по большей части и так делал вид, будто Оливера не существует, но от Маршалла невозможно было скрыться. Брат щипал его, а затем, не получая отпор, принимался бить, сначала в плечо, потом по туловищу, и наконец по голове, так что Оливер сворачивался в клубок, мечтая умереть.

Вот только теперь он стоит и смотрит на очертания тела Маршалла, а не наоборот. Так быть не должно. Что скажет отец? Прежде всего, решит, что в этом виноват Оливер, поскольку так издавна повелось в их семье. Однако в этот раз он будет прав. Это вина Оливера.

– Сядь, – произносит Вера так громко и внезапно, что Оливер подскакивает.

Ноги срабатывают в обход мозга, и он садится прежде, чем успевает осознать это.

Вера ставит перед ним деревянный поднос и наливает ему чая. Оливер улавливает сладостный аромат цветов и молока, и слезы щиплют ему глаза. Едва ли он помнит, как пахла его мама, но аромат каким-то образом воскрешает ее в памяти.

– Это Хуаншань Маофэн, – говорит Вера, пододвигая к нему крошечную чашку. – Пробуй.

Он пробует, и вкус возносит его прямиком к маме, и нет больше сил сдерживать слезы. Веру как будто нисколько не смущает, что незнакомый человек сидит перед ней и плачет. Она протягивает ему салфетку, кажется, очень довольная происходящим.

– Это правильная реакция на чай. – Она делает глоток. – Очень редкий чай, все мои чаи редкие, и когда его рвут, сборщики плачут, потому что аромат такой прекрасный, напоминает им о небесных садах.

– Правда? – Оливер шмыгает и пытается совладать с чувствами.

Вера пожимает плечами.

– Не знаю, я так придумать. Американцы любят, когда я рассказываю им истории про каждый сорт чая. – Она продолжает с явным, нарочито выраженным акцентом: – Этот чай из провинции Фуцзянь, его стережет золотой дракон, парящий над полями. – Она приподнимает бровь. – Видишь? Убедительно, а?

Оливер кивает и слабо улыбается.

– Теперь расскажи, зачем ты здесь.

Это сказано таким властным тоном, что Оливер не смог бы отказать, даже если бы попытался. Не то чтобы он хотел этого, потому что есть в ее манере нечто располагающее, дарящее чувство уюта. Возможно, дело в исходящей от нее ауре материнской заботы.

– Я хотел посмотреть на место, где мой брат провел свои последние минуты, – произносит он хрипло.

Вера наливает еще одну чашку и пододвигает к нему.

– Какой он, твой брат?

Оливер делает глубокий вдох. Следует сказать что-то хорошее. Нельзя говорить плохо о мертвых, это всем известно. Нужно сказать, что Маршалл был добрым человеком, из тех, кто делает окружающих счастливыми. Сказать, что смерть Маршалла – это ужасная потеря для всех, кто знал его. Фразы уже складываются в сознании, но, когда Оливер раскрывает рот, с языка слетает:

– Мой брат был, наверное, самым харизматичным из всех, кого я встречал, но при этом и самым жестоким. Ему нравилось унижать других, он всем вокруг давал понять, что он лучше, чем они. И его излюбленной мишенью в этом был я. Он давал понять и мне, и всем окружающим, что из нас двоих я худший вариант. Я ненавидел его.

У Оливера дрожит голос. Какого черта он рассказывает ей все это? С тем же успехом он мог бы сказать, что виноват в смерти брата, и подставить руки для наручников. Не то чтобы у нее имелись наручники. Бога ради, это маленькая престарелая женщина, торгующая чаем.

Он ждет, что Вера придет в ужас от его токсических признаний, но она глубокомысленно кивает и отпивает чай.

– Ох, да, я думаю, этот человек нехороший. Поэтому он убит.

Холодок пробегает по спине Оливера.

– Уб-бит? – Он замечает, к своему ужасу, что рука начинает дрожать, и спешно ставит чашку, пока это не стало слишком заметно. – Как… в полиции ничего такого не говорили.

Вера на удивление громко фыркает и отмахивается.

– Полиция. Что они вообще знают? Даже не берут отпечаток пальцев. Совсем не такие, как по телевизору, со всеми своими штуками, о нет, только приходят, смотрят вокруг, задают мне вопрос, потом зовут судмедэксперта. Я думала, ага, этот судмедэксперт знает, что и как, а он приходит, забирает тело и уходит. Конец истории. – Она подается вперед, в упор глядя на Оливера. – Нет, если хочешь разгадать тайну смерти твоего брата, мы должны делать это сами.

– Эм… Я не… Уверен, существует некий протокол для таких случаев, и полиция наверняка делает все необходимое, чтобы раскрыть дело и убедиться, что все соответствует закону.

По правде говоря, Оливер надеется, что Вера права и полиция действует настолько неумело.

– А как ты думаешь, что произошло? – Вера смотрит на него с прищуром, и недоверие исходит от нее осязаемой волной. Она даже не пытается скрыть, что причисляет его к главным подозреваемым.

Оливер буквально чувствует, как его поры расширяются и высвобождают пот.

– Пока ничего определенного, мы еще ждем заключение судмедэксперта, но есть предположение, что это аллергическая реакция.

Вера сощуривает глаза еще плотнее, так что веки почти смыкаются. Не вполне ясно, как она до сих пор видит.

– Аллергия на что?

Оливер качает головой.

– Да в общем-то, много на что. Пчелиный яд, арахис, миндаль, птичий пух… Как-то раз мама купила с рук одеяло на гусином пуху, и я помню, как она радовалась, ведь они обычно такие дорогие…

Вера кивает.

– Ах, какая находка. Твоя мама хорошая женщина.

– Лучшая, – Оливер тускло улыбается. – В общем, в то время мы с Маршаллом еще спали в одной кровати, и, помню, в ту ночь я услышал странный звук. Как будто кто-то пытается дышать сквозь тонкую соломинку. Это было ужасно. Я проснулся и попытался разбудить его, но Маршалл только и делал что издавал этот свист. Тогда я принялся вопить и плакать, и в комнату прибежали родители, дали ему ингалятор, а потом его пришлось срочно везти в больницу. У него отекло лицо, а руки… – Оливер содрогается. – Его пальцы стали как сосиски, красные и распухшие, кожа так натянулась. Я думал, они лопнут. Потом у него еще долго была сыпь, даже после того, как отек спал.

– Хм, – Вера потирает подбородок. – Интересно. Что ж, это все очень ценно, Оливер. Благодарю. У меня уже целый список подозреваемых.

– Что?

– Пока ничего конкретного, чтобы показать, но… – Она ерзает на стуле и достает телефон. – Ты запишешь сюда свой номер, и я позвоню, когда найду убийцу.

– Эм… – Оливер пытается придумать тысячу причин сказать «нет», но ловит на себе добрый и вместе с тем острый как бритва взгляд Веры и понимает, что любая отговорка будет тщетной.

Поэтому он записывает номер, без конца задаваясь вопросом, какого черта притащился сюда. У него появляется чувство, что он еще долго будет с сожалением вспоминать ту минуту, когда вошел во «Всемирно известный чайный магазин Веры Ванг».

9
Рики

После второго пропущенного звонка телефон переключается с беззвучного режима и начинает трезвонить. Звук прорезает сон, полный кошмаров, где Ади кричит: «Какак[13]13
  Старший брат или сестра (индонез.).


[Закрыть], когда ты заберешь меня в Америку? Почему ты меня бросил?» – и Рики просыпается в поту, сердце бешено колотится, во рту сухость. Он шарит по тумбочке в поисках телефона, выдергивает зарядку.

– Ади? Что случилось?

Но вместо Ади отвечает женский голос:

– Рики? Ты еще спишь?

Рики сонно моргает в попытке проснуться.

– Кто это?

– Это Вера.

Нет, имя не…

Ох, точно, Вера. Маленькая пожилая дама из чайного магазина. Почему она звонит ему в… Рики смотрит на часы. Какого черта? Еще только 7.32. Что-то здесь не так. Сердце вновь переходит на ускоренный режим, сознание работает с отставанием. Если она звонит, значит, что-то явно идет не так.

– Вера, что случилось?

– Ну, я проверяю «Баззфид» и не могу найти твою статью! И я думать, ах, раз уж статья пока не появляется, может, у меня есть время сказать тебе важные детали, чтобы добавить в твою заметку?

Мгновение Рики пытается сообразить, о чем говорит Вера. «Баззфид»? Ох, точно. Вчера он по глупости ляпнул, что работает в «Баззфид». Боже. Рики растирает лоб. И зачем он это сказал?

– Ну… да, – мямлит он.

– Вот, например, не забудь написать адрес моего магазина. Важно, чтобы люди знали, где меня искать, ага? А еще вчера ты не фотографировал меня. Забыл? Я сегодня делать еще больше макияжа, и у меня чудесная прическа, так что придешь и сфотографируешь меня и мой чай, окей? Я читать, что статьи, где есть много фотографий, выходят лучше всего. Репортерам ведь полагается бонус, если твоя статья вирусная, так?

Репортерам назначают бонусы по количеству репостов? Рики понятия не имеет, но это выглядит вполне логично. Он кивает, но потом соображает, что Вера его не видит, и говорит:

– Да?..

– Вот и хорошо. Приходи, фотографируй меня и контур на полу, это тоже хорошо для статьи.

– Эм, сейчас? Еще восьми нет. – Рики лег в два ночи, и ему не помешало бы поспать еще часов пять.

– Айя, утренний свет лучше всего для фотографа, разве ты не знаешь? Неудивительно, что твои статьи никто не читает. Подъем, молодежь. Не проспи свою молодость. Принимай душ и приходи завтракать, будь хорошим мальчиком.

На этом Вера сбрасывает звонок, а Рики таращится в телефон, раздумывая, действительно ли она ему звонила, или это был очередной кошмар.

Он снова ложится, и, едва голова касается подушки, в памяти вспыхивает образ.

«Слушай, ты, грязный кусок дерьма. Заплати мне, Маршалл, или я прикончу тебя, клянусь».

Звериная ярость в собственном голосе столь осязаема, что слова как будто обретают плоть. «Я прикончу тебя, клянусь».

Рики резко садится. Судорожно выдыхает и растирает лицо, пытаясь прогнать видение. Прежде он никогда не терял самообладания. Никогда, ни разу в жизни, даже в переходном возрасте, когда Ади выводил его из себя. Даже когда застал соседа по комнате в постели со своей девушкой. Но Маршалл дотянулся до самых глубин его подсознания и запустил реакцию «бей или беги», так что Рики испугался собственной злобы. И вот Маршалл мертв. Зачем он, Рики, вообще притащился в магазин Веры? Если уж на то пошло, следовало идти к Маршаллу домой или в офис и там искать то, что он ищет все это время. Но нет, он поперся во «Всемирно известный чайный магазин Веры Ванг» и в итоге вынужден снова идти туда и прикидываться репортером.

Мысль, что он заставляет Веру ждать, странным образом приводит его в ужас, поэтому Рики наперекор инстинктам встает и принимает холодный душ в надежде привести разум в рабочее состояние. Одеваясь, он замечает, что пальцы немного дрожат, и путается в пуговицах рубашки. «Тебе не о чем беспокоиться, – напоминает он себе. – Ты ничего не сделал. Вообще ничего».

* * *

Еще в Индонезии родители научили его, что нельзя появляться в гостях без подарка, поэтому по пути Рики заходит в кондитерскую лавку рядом с магазином Веры. Он понятия не имеет, что ей понравится, поэтому на всякий случай покупает разных булочек, сладких и острых. Хозяйке кондитерской, милой пожилой даме, он сообщат, что любит французскую еду, и, кажется, это доставляет ей огромное удовольствие.

Когда Рики входит в чайный магазин, Вера даже не смотрит на него и продолжает изучать банки чая и сушеных фруктов на стойке.

– Ага, наконец-то. Я делать для тебя особенный чай, – она поднимает глаза и, к замешательству Рики, хмурится при виде пакета в его руке. – Это…

– Эм, я принес булочек из французской пекарни по соседству. Подумал, может, вам…

– Ха! – Вера фыркает. – Французская пекарня? Это китайская пекарня.

– О, эм… Рики смотрит на бумажный пакет, на котором написано: «ФРАНЦУЗСКАЯ ПЕКАРНЯ ВИНИФРЕД. DÉLICIEUX TOUS LES JOURS». – Я не знаю китайского, – признается он, – но кажется, это французский?

– Ха! – повторяет Вера.

Кажется, она злится еще больше, и Рики не понимает почему. Вера выходит из-за стойки и шагает к нему. Он с трудом подавляет желание бросить пакет и сбежать. Это все равно что смотреть, как на тебя несется, обнажив свои маленькие клыки, разъяренный джек-рассел-терьер. Вера выхватывает у него пакет – Рики даже не думает оказывать сопротивление – и наугад достает булочку. На целлофановой обертке наклейка с надписью PETIT PAIN À LA CRÈME.

–Ха!

«Эти «ха» несут какой-то смысл?» – думает Рики, но держит рот на замке. Складывается впечатление, что он стал свидетелем давней вражды, а у него хватает старшей родни в Индонезии, чтобы знать, что в таких случаях лучше всего заткнуться и мечтать найти волшебный способ делаться невидимым.

– Petit pain à la crème! – язвительно произносит Вера. – Это булочка с кремом!

– Да… наверное, так оно и звучит по-французски? – подает голос Рики.

– Могу спорить, что так и есть. Могу спорить, глупая старушка просто смотрит в гугл-переводчик и меняет все названия на французский. – Вера запускает руку в пакет и достает еще одну булочку. – Brioche aux oeufs sales, – снова фыркает, но все-таки разворачивает булочку и разламывает ее пополам, после чего объявляет: – Так я и думать. Булочка с кремом из соленого желтка. – Кажется, она готова разразиться новой тирадой, но принюхивается, а затем откусывает небольшой кусочек. – Хм-м, – задумчиво жует. – Маловато соленого желтка. На всем экономит эта жадина. Ну, раз ты уже покупать это, пожалуй, мы будем есть, нечего бросать еду. Сядь.

Рики подчиняется, в изрядном смятении, и, пока достает из пакета все остальное, Вера приносит несколько тарелок. Он послушно раскладывает на них булочки, наклейкой вниз, чтобы французские названия не маячили перед глазами.

– Итак, – Вера садится напротив и разливает чай, – почему так долго? Пока молодой, двигайся быстро, хватай мир за причиндалы и так далее.

– Эм…

С чего бы его должно смущать слово «причиндалы»? Вера явно из тех, кто говорит что вздумается и когда вздумается. Но сейчас половина девятого, Рики еще толком не проснулся и совершенно не готов к словам вроде «причиндалы» из уст необузданной пожилой женщины. Он медленно отпивает чай, чтобы потянуть время, но приходит в еще большее смятение, потому что, черт подери, чай такой вкусный. С горечью, но при этом на удивление освежающий, будто омывает его изнутри чистотой, оставляя за собой сладкое послевкусие. Рики берет наугад булочку и надкусывает ее, рот тут же наполняет пряно-сладкий крем из соленого яичного желтка. В сочетании с горечью чая это так согревает, что все мышцы расслабляются от единственного укуса.

– Что, и впрямь так вкусно? – Вера надкусывает вторую половину булочки. Снова принюхивается и сама отвечает на свой вопрос: – Ну, недурно. Так вот, почему моя статья так долго не выходит?

– Ну, я… Эм, мне нужно отшлифовать текст, потом переслать редактору и, ну… ждать, пока она… все отредактирует? А потом… – Рики понятия не имеет, что еще включает в себя подготовка статьи в «Баззфид», но истово молится, чтобы препятствий на пути к публикации было как можно больше.

Вера качает головой.

– Ох, я и не думать, что все настолько плохо. Ну и ну, вам, молодым людям, хочется все и побыстрей, но, когда доходит до работы, вы только возитесь.

Упоминание о работе тяготит Рики. Потому что Вера ошибается. Насколько ему известно, каждый «молодой человек», включая его самого, хочет быть продуктивным, наиболее эффективным на своем рабочем месте. Нестись вверх по карьерной лестнице. И в особенности Рики, потому что речь не только о его будущем, но также о будущем Ади. Ади, который в свои двенадцать лет знает куда больше своего старшего брата.

Звон колокольчика над входной дверью прерывает его раздумья. Вера оживляется.

– Ах, – восклицает она, – как раз вовремя. Позволь представить тебя моему второму подозреваемому.