Текст книги "Крапива, которая любила читать. Книга 2"

Глава 16

Нарцисс

Если бы я знал последствия, то придумал бы другое воспитание для дурных детей.

Нет, хвостоперки выполнили свою задачу полностью. Точнее, даже перевыполнили.

Эти твари под воздействием хаоса из обычных рыб превратились в оборотней. Красивые яркие рыбки с наступлением ночи преобразовываются в очень противных созданий, похожих на зубастых жаб.

Слава всем богам, жрут они не живых, а просто все подряд. То есть, если сунуть руку в зубы твари, она цапнет, конечно. Но специально на живых охотиться не будет.

Тем не менее я даже не рассчитывал, что всего три штуки сожрут весь лагерь! То ли усилились они за эти столетия, то ли еще раз мутировали. Единственный плюс, хоть и сомнительный: прожорливые мелкие гремлины умяли весь бамбук.

Не то чтобы я не ценил усилия Ортики и остальных членов семьи. Но она столько всего настроила из демонова растения, что я седалищным нервом понял: еще немного – и мы останемся жить в этом бамбуке навсегда.

Впрочем, просыпаться оттого, что мерзкая тварюка подгрызла бамбуковую ножку моей кровати, мне все равно не понравилось.

А с другой стороны, хоть спасибо говори хвостоперке. Потому что когда я дернулся и сел, то обнаружил неприятную вещь.

Да, лилово-голубой кошмарник навел страшные иллюзии на всех. И прежде всего на близнецов. Но на Ортику он подействовал сильнее всего, и сейчас она лежала рядом со мной белая как мел, холодная и… и практически задыхалась. По-настоящему задыхалась, губы уже посинели. Внутри все затряслось, а нервы стянулись в тугой узел.

Сначала я машинально протянул к ней руки, чтобы разбудить. Но тут же себя одернул – из иллюзий кошмарника так просто не выйти. Нужно либо досмотреть сон до конца и справиться со своими страхами, либо… либо кто-то должен вывести тебя из них. Можно еще магией, но в нашем случае это не вариант.

Оглянувшись вокруг, я нашел уже подросший кошмарник рядом с остатками костра и мечущимися во сне часовыми из слуг. Поверхностный осмотр не обнаружил у них ничего смертельно опасного – просто плохие сны. Почему же Ортика так тяжело это переносит? Демоны! Да она же умрет сейчас у меня на руках, если я ничего не сделаю, ее сознание уже гаснет!

Перестав раздумывать, я одним рывком вырвал пирующий на чужих страхах цветок из горшочка с корнем и раздавил соцветие в кулаке. Все.

Остальные сами очнутся, а мне нужно вытащить одну маленькую, ненормальную, дурную, но такую необычайно родную крапиву. Потому, поднеся раздавленное соцветие к носу, я глубоко вдохнул его дурманящие пары. И прижался всем телом к девушке, приводя свое дыхание в один ритм с ее частыми и короткими попытками вдохнуть. Сознание уплывало необычайно быстро, но я успел… произвести… синхронизацию…

Открыл глаза я уже в другом месте. Я ехал в жутко гудящей железной карете. Память Ортики, точнее Ольги, подсказала, что она называлась автомобилем.

Картинка разворачивалась перед глазами яркая и безмятежно счастливая: за «рулем» железного монстра был мужчина, лицо которого я не мог различить с «заднего сиденья», а рядом со мной в странном сооружении под названием «детское кресло» сидел совсем маленький ребенок, может, самую капельку старше Ландыша.

Мы пели песню, все втроем – мелкий тоже пытался подпевать. Ощущение счастья накрыло меня с головой.

А в следующую секунду эта картинка взорвалась огнем, покореженным металлом и дикой болью.

Теперь я смотрел уже со стороны. Видел, как девушка, чьи глаза заливает кровью из разбитого лба, тянет руки к детскому креслу и не достает. А малыш… малыш, придавленный искореженной дверью, уже не дышит. И Ольга почти перестает дышать, потому что ее зажало в машине так, что сдавило грудную клетку до поломанных ребер.

Попытка вдохнуть сопровождается дикой болью, и непонятно, что болит сильнее – тело или душа. А потом все меркнет, скатывается в темноту.

Я рванулся было, пытаясь не дать ей умереть. Но темнота отступила сама, обнажив за своей дырявой занавесью белый потолок больничной палаты.

Оля выжила. Она одна только и выжила в той аварии. А ее мужа и ребенка достали из машины мертвыми…

– Зачем? – Перебинтованная девушка лежала в больничной палате и с обреченностью в глазах смотрела на шнур капельницы. – Зачем меня вытащили? Зачем я выжила? Почему не умерла там, вместе с ними?! – Ее тихий голос набирал силу, и она уже кричала, билась на кровати, выдирая из своих рук иглы.

– Оля! Оля! Ортика! – Сев на кровать перед самым лицом девушки, я схватил ее за трясущиеся ладони, рывком притянул к себе, обнимая изо всех сил и прижимая к собственному сердцу. – Вернись! Вернись, все прошло… Все это было очень, очень давно, и… – Слова куда-то подевались. Давно, да. Я тоже потерял многих дорогих мне людей давно. Разве от этого стало легче? – Прости… Прости меня, я идиот. Я же не знал! Очнись, крапивка. Давай, возвращайся к нам, росточек, ты нам нужна. Ты мне нужна. Слышишь?

– Слы…шу… – Голоса не было, скорее выдох. Но ведь чтобы выдохнуть, сначала надо вдохнуть? Значит, она сумела это сделать.

– Прости, крапивка. Я не знал, не думал, что в твоей жизни был настоящий ужас. Он всегда сильнее наведенного. Прости…

– Это… был сон?

– Наведенный кошмар, – душу будто выпустили из плена тисков, – усиленный твоими переживаниями и страхами. И настоящими воспоминаниями… Если бы не это, был бы просто плохой сон. А точнее, даже некое испытание, преодолев которое ты стала бы сильнее ментально и более уверена в себе.

– Рыбки или зелень? – Ортика приходила в разум удивительно быстро, хотя тело ее все еще колотило как от озноба, и она сама вжималась в меня из последних силенок.

– Цветок. Я уже избавился от него, так что остальные смогут проснуться сами. Через час, максимум два. Ведь ни у кого не должно быть столь травмирующих воспоминаний. И лучше, если к этому моменту ты немного придешь в себя. Иначе начнутся вопросы. В жизни прежней Ортики не было ничего по-настоящему трагичного, ты не должна так реагировать.

– Угу, – промычала Ортика мне в плечо. – Вопросы… А что это там хрустит?

Я мысленно вознес хвалу небесам, подземным демонам, и даже тварям хаоса немного перепало. А еще подумал, что мне попалась на удивление сильная душа. Которая не впала во вполне оправданную истерику и пытается жить сегодня. Не проваливаясь в страшное вчера. Не понимаю, как ей это удается без стирания памяти. Я вот порой просто не мог без него обойтись. Особенно когда терял тех, кого считал своими детьми.

– Это всего лишь питомец Люпина доедает наш завтрак, ничего страшного. Отдохни еще немного, я разбужу, как только начнется самое веселье.

– Нет, я не хочу больше спать! – Ортика резко вскинулась, и моя совесть воспряла вместе с ней. Кажется, у кого-то теперь будут проблемы со сном. – Все равно уже… скоро утро. Ох!

Демонов жрун-хвостоперка подгрыз вторую ножку у нашего лежака, и кровать перекосило окончательно.

Глава 17

И. о. Ортики… Ольга

Черти бы побрали его деревянную педагогику.

Нет, я понимаю, что Нарцисс не этого хотел. И он действительно ничего не знал ни о моем прошлом, ни обо мне. Смешно… роется в моей голове как у себя дома. Читает книги, смотрит фильмы. Да на что угодно смотрит, только не на меня.

Признаться, до недавнего времени меня это устраивало. Я сама не любительница вскрывать подвалы собственного подсознания и вытаскивать оттуда то, что спрятано давно и надежно.

Слишком больно. Слишком много. Лекарств, психологов и даже психиатров. Терапии, которая не помогала.

Оля не смогла выжить в той аварии. Хотя она и умерла гораздо позже. После нескольких лет агонии.

А я… а я – не она. Чтобы жить дальше, мне пришлось похоронить Ольгу Владимировну Семенову. И стать другим человеком. Я даже фамилию в паспорте сменила. Это было не трудно, гораздо легче, чем оставить старое кладбище в маленьком городе, где на могиле с двумя табличками появилась третья. Я сама ее туда привинтила вопреки всяким правилам. А потом ушла и больше никогда не возвращалась.

– Еды в лагере не осталось, – уныло доложил Верат, присаживаясь прямо на землю рядом со мной. – Даже рыбьи кости и те съели, сволочуги.

– Да и демон с ними. – Я пожала плечами и вытерла влажной тканью зареванное до неузнаваемости лицо Магнолии. Люпин всхлипывал рядышком, его так трясло, что пришлось обнимать и держать. Очень жаль, что у меня всего две руки. – Новую поймайте. Идите и займитесь, вы мужчины или где?

– Они… всех сожрали… везде кровь… – Кажется, кошмары близнецам снились одинаковые. Во всяком случае, колотило их дружно, да и бормотали они одно и то же.

– Тихо-тихо, эти твари смолотили только бамбук. – Я повторяла эту немудреную фразу примерно в сотый раз и очень хотела найти новую бамбучину. Чтобы настучать одному педагогу по голове. Или хотя бы по заднице.

– Не надо за рыбой, есть у нас еда. – Нарцисс смущенно потупил глаза, признавая за собой вину. Но только передо мной.

– Где? – удивился Вер.

– Вон там. – Цветочек указал на крокобабочку. Да что ж за дерево он такое, а?! Дуб дубом!

– Тсс… – Вообще мальчишки обычно не склонны к таким бурным истерикам, и наш Люпин не исключение. Но сегодня детям слишком сильно досталось. – Ну тихо, зайчик. Никто твоего крокодильчика не съест, успокойся.

– Ты говорил, она несъедобна, – смутился даже Инермис.

– А? Да я не про бабочку! – возмутился Нарцисс. – А про то, что под ней! Эта дурь, видимо, решила отплатить нам за то, что мы ее накормили рыбкой и долго носили на руках.

– Малыш? – внезапно оживился Люпин. – Он не плохой, да? – спросил ребенок с такой надеждой, что я гневно взглянула на этого «воспитателя».

– Он крылатая зубастая тварь, которую все равно надо держать на привязи, – пробухтел Нарцисс. – Этот самец летучего недоразумения даже так умудрился приманить папашу ваших поросят и залюбить его до смерти. Так что жаркое нам обеспечено. Со стимулирующей энергию и регенерацию приправой. – Он мрачно ткнул пальцем сначала в раздавленный цветок кошмарника, а потом в два горшка с чесунчиками, или как он их там обозвал. За ночь эти растительные хулиганы вымахали вдвое и, судя по всему, черт-те чем занялись в своем загоне. Потому как теперь мы имели возможность полюбоваться на десяток покрытых слизью плодов, выложенных вдоль ограды.

Кстати, хвостоперки к этим растительным монстрам даже не сунулись. Удачно оставленный в загородке запасной шезлонг очень пригодился для Инермиса, лежбище которого сожрали вместе с остальными результатами нашего труда.

– Бамбука в роще много, а руку все уже набили. Теперь вещи точно не получатся кособокими, и времени меньше потратим. – На сердце стало легче. Да, нервы, конечно, всем подпортили, но если посмотреть на ситуацию здраво, то ничего по-настоящему страшного ни с кем не случилось.

– Нет нужды так напрягаться, – вздохнул Нарцисс. – Теперь у меня есть ингредиенты для лечебного зелья. Максимум через три-четыре дня я поставлю Инермиса на ноги, а через неделю мы сможем тронуться в путь. Примерное направление я знаю. Правда, несколько разведывательных рейдов все равно не помешают.

– Даже неделю надо жить как люди, а не как бабочки под кустом. – Я в последний раз утерла рожицы близнецов, вручила каждому по мокрому платку и встала. – Пойду маменьку проведаю. Ландыш после плохих снов капризничает.

Укоризненных взглядов на Нарцисса я больше не бросала. Он и сам понял, что перестарался. Но результат, как ни крути, достигнут – близнецы впредь десять раз подумают, насколько можно доверять своему дару безопасность остальных. Да и собственную тоже. Во всяком случае, учиться согласились оба.

– Я дал леди Ириссэ успокаивающий чай. – Нарцисс сам поднялся и пошел рядом со мной. Вид у него опять стал виноватый.

– А, поэтому ты щеку тер?

– Леди Ириссэ несколько нервно отреагировала на мои пояснения, – признался цветочек. – Но потом признала, что это было целесообразно. И приказала мне молчать, чтобы не нарушить воспитательный эффект. В смысле, не рассказывать больше никому. Ты, я и она в курсе. Этого, по мнению госпожи рода, достаточно.

– А зачем ты ей вообще рассказал, что это была твоя затея? – Мне правда стало интересно.

– Да она сама догадалась, – покаялся цветочек и очень тяжело вздохнул. – Я ж обычно всех буквально за шкирку от всего более-менее опасного оттягиваю, а тут вдруг проигнорировал.

– Ну, все подумали, что ты просто обиделся на наше самоуправство, – вспомнила я бормотание братьев, – а потому перестал обращать внимание на окружение.

– Все, да не все. Леди Ириссэ заявила, что не верит, будто я не опознал кошмарник или не знал о мутации хвостоперок. Потому решила, что я нарочно все позволил по каким-то своим соображениям. Она даже допустила, что соображения были верные. Но необдуманные. За это, собственно, мне и прилетело. За это и за истерику Ландыша. Младенец-то точно ни в чем не виноват.

– Да уж, здесь мы с тобой дали маху. – Я поежилась.

– Мы? – странным голосом переспросил цветочек.

– А кто? – не поняла я. – Конечно, мы. Я ведь была там с тобой и слушала твои наполеоновские планы. Мало того, даже их одобрила. А про младенца не вспомнила, идиотка. Так что я тоже, получается, виновата.

– Ты не знала точных последствий, так что в этом не может быть твоей вины, – нахмурился Нарцисс.

– Это мелочи, – отмахнулась я. – Главное – не подумала. Вот и огребла. Жаль, что не одна. Ладно. Впредь мы будем умнее.

– Мы?! – Его голос стал еще более странным. Словно в горле мужчины застряла колючка.

– Ну а кто ж еще?!

Глава 18

Нарцисс

– Странная женщина, – вздохнул я и снова дотронулся губами до лба своего крапивного росточка.

– Как говорила одна моя подруга, дитя феминизма и эмансипации. Но нет, все не так плохо. Я все еще хочу красивое платьице и на ручки.

– Страшные слова, – кивнул я, выуживая их значение из чужой скопированной памяти. Эх, и когда же я доберусь до ее разбора? С такими приключениями мне еще пару веков покоя не видать. Но в этом есть своя прелесть. – И все-таки пойду я сегодня за рыбой. Ловушку мы уже соорудили, так что помощи мальчишек не нужно. Напоследок еще попытаем удачу с птицей Рух.

– Хорошо, значит, они будут курить мне бамбук, – вздохнула Ортика. – Хотя повторяться уже не так интересно. Может, что-нибудь новое придумать? – Она задумчиво прищурила один глаз на погрызенную в мелкую труху водяную мельницу.

– Не надо нового, – содрогнулся я. – Мне кажется, нам хватит уже. Вертел, навес, шатры. И достаточно.

– И кровати! И шезлонг Инермису. И…

– И загон для Ландыша. – Рябина подошла со спины и внесла свои коррективы. – А то средний брат моего мужа уже начал говорить, что раз Верат женат, то пусть детей сам и рожает, а он уйдет в аскеты и никогда в жизни не заведет этот ужас.

– Мужа? – Ах да, я уже успел забыть за всеми этими переживаниями. – Но все равно – почему мужа-то? Жениха если только. Благословения рода не было, церемонии у камня предков тоже.

– Это по вашим законам не было, – пожала плечами Рябина. – А по моим все было. Я пришла, взяла и объявила его мужем. Сила северной крови в лице моей леди это подтвердила. Все.

– Так разве у северных народов не патриархат? – внезапно прошептала мне на ухо Ортика. – Вы с Рябиной мне все так красочно расписывали, какие там женщины бесправные и забитые. Врали, да?

– Она же валькирия, – скривился я. – У них все не как у людей. Мы рассказывали тебе про хороших девочек, послушных и милых. А воительницы могут вступить в брак только с теми, кого род одобрит. Ты у нас сейчас и есть род, благодаря предкам.

– Ага, это понятно. Непонятно другое. В каком, интересно, месте я послушная и милая? – удивилась крапивка.

– В том, где платьишко и на ручки? – предположил я и улыбнулся. – Кстати, а не поторопились ли вы, новобрачные? – снова обратился я к Рябине.

– Нет. – К нам подошел Верат и обнял свою… хм… жену. – Если ты не заметил, пока мы были вместе, на нас даже кошмарник не подействовал. Это о чем-то да говорит.

– Ого! – вот тут я, признаться, впечатлился. Хотя виду не показал. – Ну, теперь главное – малыша не потеряйте со всеми этими скачками. Ледон за безвременно почившего внука меня по голове не погладит.

– Уже?! – хором удивились… все, кто подтянулся на разговор.

– Уже. Мелкому всего сутки. – Я чуть прищурил глаза и прислушался к новой жизни, все еще возникающей в женском теле. Но тем не менее нити, связывающие ее с миром и родом, уже начали появляться.

Рябина застыла, словно громом пораженная. Прижала руки к собственному животу и замерла, часто-часто моргая длинными ресницами. А потом…

– Что?! – насмерть перепугался Верат. Как и все остальные, впрочем. Потому что видеть, как у воительницы по щекам текут реки слез, было слишком непривычно.

– Он там, да? – шепотом спросила девушка и жалобно шмыгнула носом. – Малыш? Настоящий? Мой?

– Наш! – торопливо поправил Верат и разулыбался так, словно ему два наследства на блюде принесли.

– Главное – никаких истерик и подвигов. Он только зародился, и пока еще слишком большая вероятность его потери. У людей такое бывает, как, впрочем, и у животных. При неблагоприятных обстоятельствах сбрасывать эмбрион на ранних сроках, – предупредил я. Эх, надо было сдержаться и промолчать о том, что оплодотворение уже произошло. Учитывая наши приключения, риск слишком велик, а так бы она его даже не заметила. С другой стороны, теперь девушка точно не полезет на рожон, как обычно.

– Я не буду. – Рябина решительно вытерла слезы одной рукой. Второй она продолжала держаться за живот. – Никаких вероятностей! Он там, и я его рожу!

Лицо у воительницы стало такое, будто она вот прямо сейчас вступает в бой с обстоятельствами. И почему-то я даже не сомневался – победит.

Верат обнял ее со спины и тоже положил обе руки на подтянутый пресс девушки. И что-то принялся нашептывать в мгновенно покрасневшее ухо.

– Мур-р-р, – сказала мне крапивка и за руку потащила от них подальше. – Хорошо же вышло? А ты сомневался.

– Сейчас хорошо. Но я без понятия, что будет завтра. Язык мой – враг мой, так, кажется, у вас говорят?

– Да ладно, просто посоветуй им больше любить друг друга. Конечно, это может быть слегка цинично, но если не выйдет конкретно с этим малышом, то может сразу получиться другой. Но на месяц позже, – решила утешить меня Ортика, прижимаясь теснее.

– Тут все не так просто. – Я вздохнул. – Обычно валькириям силой рода затворяют чрево. Чтобы они при своем темпераменте и вольных нравах не понесли от кого попало. И я не знаю, что сработало в нашем случае: то, что ты своей волей благословила этот брак, или то, что здесь магия идет вразнос и подействовала ровно наоборот.

– Разберемся. – Ортика пожала плечами. – Не знаю, откуда у меня эта уверенность, но она есть. Все у них будет хорошо.

– А у нас? – поддавшись непонятному порыву, спросил я.

– А у нас… – Крапивка всерьез задумалась и вздохнула: – А у нас не знаю. Но я подумаю над этим еще. Особенно когда ты расскажешь мне, кто ты такой.

– Тебе будет… сложно это понять. – Я невольно нахмурился, перебирая часть воспоминаний Ортики. Может, что-то близкое было в ее сказках?

– Да ладно. – Она засмеялась и потыкала меня пальцем в щеку. – Сложнее, чем умереть и оказаться в чужом мире и чужом теле? Сложнее, чем вытаскивать тебя из одеревенения?

– А у тебя самой какие предположения? – решил проверить я, заодно давая себе еще немного времени на обдумывание той правды, что я должен рассказать такому маленькому, но такому мудрому ростку.

Ортика стала серьезной. Посмотрела на меня и медленно сказала:

– Тебя принесли в жертву вечному дереву? И ты стал энтом?

– Кем?! – Ее догадка оказалась настолько близка к реальности, что я на секунду задохнулся и мог спросить только о какой-то незначительной глупости.

– Энтом. Ты же «Властелина колец» уже читал? – улыбнулась Ортика.

– Я что, похож на сморщенное ходячее дерево, рассуждающее медленнее Верата, который залип на Рябинину грудь? – Наверное, мне следовало оскорбиться. Но зачем?

– Сейчас нет, а вот вчера вечером натурально корой обрастал, – поежилась девушка. – Я эту кору из тебя тянула-тянула, чуть не надорвалась. И теперь у меня родинки немножко того. Деревянные.

– Что?!

Глава 19

И. о. Ортики. Ольга

Я помедлила, а потом спустила платье с плеча. У меня, точнее, у Ортики там действительно всегда была родинка, похожая на миниатюрный крапивный листочек. А теперь… теперь этот листочек отливал серебром «мэллорна» из видений Нарцисса. И на ощупь был совсем как кора этого вечного дерева.

– Демоны, что вообще произошло?! Как?! – не мог успокоиться цветочек, водя пальцами по моему плечу.

– Наверное, это магия наизнанку виновата? – предположила я, пряча улику под рукавом. – Да и ладно, ничего же страшного. Она не растет, я проверила. И в другом месте… тоже не растет.

– Еще и в другом месте?! Покажи!

– Э-э-э… знаешь, давай потом. Демонстрировать задницу всем заинтересованным лицам мне в целом не впервой, но дети на этом спектакле однозначно лишние.

Нарцисс посмотрел на меня так, словно вместо второй родинки у меня выросла вторая голова. Потом закрыл лицо руками и уткнулся им в мое плечо.

– На заднице… – простонал он. – Только ты способна на такое… такое богохульство! Эльфы бы словили когнитивный диссонанс от непонимания: казнить тебя или…

Я не выдержала и перебила:

– Или целовать в это самое место? Не, обойдутся. Все, хватит о моих интимных достоинствах. Ты тут вроде как признаваться собирался, а меня теперь любопытство распирает, буквально смертельное.

Цветочек посмотрел на меня глазами несчастного котика, которого выгоняют под дождь. Но я осталась тверда и даже изобразила кровожадную улыбку дознавателя инквизиции. Мужчина вздохнул и, убедившись, что вокруг нас ни души, все толкутся в отдалении, начал:

– Как ты уже видела, когда-то очень давно меня принесли в жертву священному дереву. Вернее, даже не меня, а это вот тело. – Нарцисс окинул себя взглядом и развел руки в стороны. – Незаконнорожденного сына эльфийского правителя того времени от одной из его многочисленных рабынь местного короткоживущего племени.

– Вот сволочуги, – я поежилась, невольно вспоминая все, что видела, или, скорее, ощущала, – ушастые!

– Ну, тогда никто не думал, что это нечто несправедливое и отвратительное. Даже называли это честью. Такую жертву, обязательно имеющую кровь правящей семьи, приносили где-то раз в пятьдесят лет, ну или когда случалось нечто ужасное. Чтобы задобрить великое дерево.

– И все равно случилось нечто ужасное, – кивнула я сама себе. – В смысле, я то ли видела, то ли читала, то ли вспомнила что-то подобное.

– Да. – Нарцисс тоже кивнул. – Как я уже сказал, королевскую кровь в жертву приносили где-то раз в пятьдесят лет. А вот обычную, как соплеменников, так и пленников, – регулярно. Порой десятками в день, особенно на праздники. Но Вечное Священное Древо на самом деле не нуждалось в кровавых жертвах. Жрецы и правители первородных или что-то напутали, или исказили учение нарочно. Многие смерти собственных детей подточили корни Магна Мэлор’рэ. Однажды настал момент, когда чаша его терпения переполнилась. Когда меня медленно и мучительно убили в его корнях, оно… умерло.

Но так же, как и любое старое дерево не может просто так уйти в небытие, так и Мэлор’рэ не исчез бесследно. Все свои последние силы древо отдало на создание единственного семени. И, умирая в его корнях, я это семечко…

– Проглотил? – с восхищением спросила я и вдруг начала смеяться. – Еще меня богохульницей обозвал. А сам?

– Как будто можно хорошо соображать с перерезанными венами, истекая кровью, – пробухтел цветочек, пытаясь не рассмеяться вместе со мной. Я кожей почувствовала его удивление. Мол, как так вышло, что самые темные и болезненные воспоминания вдруг стали такими… дурацкими? – Я подыхал в его корнях уже минут двадцать. Да мне все равно было, что глотать. Я вообще не нарочно.

– А дальше что? – Я перестала хихикать и просто уткнулась лбом цветочку в плечо. Мое дыхание щекотало волосы у него на шее.

– А дальше семечко проросло. И я перестал быть существом из плоти и крови. Но и деревом не стал. Я только…

– Росток? Корешок? Семечко-то уже склевал. В смысле, проклюнул.

– Ну почему тебе все надо перевернуть с ног на голову и обхихикать? Ничего я не клевал. Но да. Я теперь ни то ни се, еще не дерево, уже не полуэльф. Хранитель знаний и «питательных веществ», которые требуются для взращивания будущего мирового древа.

– Олеандры, что ли, питательные вещества? – подозрительно уточнила я.

– Нет… Они как бы… рассада? Не знаю даже, как это правильно назвать. Они мои и не мои дети одновременно. То есть по крови я не имею к их рождению никакого отношения. Но этот род появился только благодаря мне. Вот и ращу уже очень давно. С переменным успехом. – В его голосе прорвалась внезапная печаль. – Они все время умирают, – явно помимо воли пожаловался цветочек куда-то мне в волосы. – Все время. Один за другим. Я пытаюсь удержать хотя бы души, но…

– Да еще бы, пойди угляди за детским садиком в одиночку. – Я чуть повернула голову и ласково поцеловала его в шею. – Ничего, вдвоем будет легче. Фиг им, а не помирать без разрешения.

– А ты даже не моя рассада, а выросший сбоку от огорода росточек крапивы. – Нарцисс пальцем нажал мне на кончик носа, как маленькому ребенку.

– И это хорошо! – Я мотнула головой и шутливо куснула его за этот самый палец. – Потому что спать с собственной рассадой аморально. А я собираюсь блюсти твои честь и мораль. Даже после того, как мы доберемся наконец до нормальной кровати.

– Да я вообще ни с кем спать не должен, с учетом того что в этой схеме я лишь временное пристанище для будущего дерева. И как только семя созреет, во мне уже, наверное, не будет нужды. Я не могу выбирать.

– Да кто тебе сказал? – Я оторвалась от него и посмотрела в глаза. – Глупости. Ты можешь все, что захочешь.

– Как это? С чего ты взяла? – шокированно спросил Нарцисс.

– Во-первых, пока твое семя созреет, еще неизвестно, сколько времени пройдет. В это время ты не обязан сидеть аскетом. Во-вторых, высадишь его – и как там? Дальше в тебе не будет нужды? То есть выйдешь на пенсию и будешь вообще волен творить со своей жизнью любую ерунду по собственному выбору. Или ты собрался помереть после выполнения великой миссии?

– Кхм. Вообще-то да, – недоуменно хлопнул ресницами цветочек. Или теперь его стоит называть «дубочек»?

– С чего вдруг? Дерево велело? Семечко? Эльфийские великие законы? Это где-то написано в твоей библиотеке? – И я постучала пальцем по его лбу.

– Нет, никто не велел, нигде не написано, но я думал…

– Я тебя умоляю. Раз нигде не написано, что хранитель семечка обязательно помрет после посевной, значит, умирать необязательно. Логично же?