Текст книги "Иномирье. Otherworld"

Спустя час офицер Робинсон лично препроводил меня вместе с Элвисовым «Фольксвагеном» до городской черты Брокенхерста. Первую часть обратного пути в Массачусетс я провел, проклиная Кэт за то, что она так со мной поступила. Когда я проезжал Коннектикут, прицел моего гнева сместился на Уэйна Гибсона. Приближаясь к границе Массачусетса, я уже мчался по трассе почти на ста восьмидесяти. Утопленный в пруду внедорожник что-то значил, я не сомневался в этом, и ответ лежал позади, в Нью-Джерси. Однако у меня не было денег, не было места, где остановиться, и больше не было сил сносить сентиментальное сочувствие офицера Робинсона. Безнадежность ситуации как раз начинала проникать в мое сознание, когда я прибыл в общежитие интерната, где меня приветствовали служащие ФБР.

Когда агенты объяснили мне причину своего визита, я моментально понял, что передо мной уникальная возможность. За те три дня, что меня не было, кто-то успел при помощи моего компьютера взломать сервер крупнейшего в мире производителя игрушечных роботов, управляемых онлайн.

Смейтесь сколько хотите, но на самом деле это вовсе не так смешно, как кажется. Только представьте, что мог бы сделать с армией игрушечных роботов какой-нибудь настоящий злодей, учитывая, что эти игрушки умеют наблюдать, говорить и записывать. У ФБР, несомненно, были свои идеи на этот счет. Однако, как выяснилось, мой придурочный приятель-украинец имел в виду нечто совершенно иное. Перепрограммированные им игрушки всего лишь должны были сообщить детям всего мира, что «Революция роботов близится!».

Даже не знаю, где был Элвис в тот вечер – должно быть, прятался где-нибудь в туалете. Как сообщили мне фэбээровцы, ответственному за взлом светило минимум три года тюремного заключения. Не сомневаюсь, что именно это и произошло бы с Элвисом, которому к тому времени уже исполнилось восемнадцать, если бы я его выдал. Его родители занимались астрофизикой или еще чем-то столь же бесполезным. Мои родители, как я уже упоминал, были юристы.

В конечном счете, как я понимаю, выиграли все три стороны. Меня выперли из школы и отослали обратно в Брокенхерст. Все решили, что я окончательно спятил. И поскольку я спас Элвису жизнь, отныне он был моим преданным слугой. Разумеется, мне дали условный срок. Мои родители были вынуждены вернуться в Штаты и заплатить за меня немалый штраф, который поклялись возместить из моих будущих заработков.

Когда оглашали приговор, судья, должно быть, заметил на моем лице испытываемое мной удовлетворение.

– Вы действительно считаете, что это было бы забавно – напугать до полусмерти горстку малышей? Вы что, какой-нибудь нигилист? – вопросил он.

– Нет, сэр, – ответствовал я. – Но я весьма высоко ценю ту работу, которую делают эти добрые люди.

За это я получил два месяца принудительных консультаций у психолога. Но если бы мне дали второй шанс, не сомневаюсь, что я снова сказал бы то же самое.

Итак, вот к чему мы пришли.

Я не планировал ничего подобного. Судьба окончательно привела меня обратно в Нью-Джерси. Больше родители не смогут никуда меня отослать; после всего, что произошло, меня не примет ни одна частная школа. Объединенные Арабские Эмираты отказали мне в визе. Я не просто сжег за собой мосты – я взорвал их ко всем чертям атомными зарядами. Мой отец, которому пришлось расстаться со своим тепленьким местечком в Дубае, называет меня «мальчик без будущего». И он действительно прав, только не в том смысле, в котором думает. Просто мне абсолютно наплевать на мое будущее. Я вернулся ради Кэт. Я сделал то, что должен был сделать. Честно говоря, я сделал бы еще и не такое.

Вот только, как это ни смешно, моя принцесса вовсе не хочет, чтобы ее спасали. Я в Брокенхерсте уже четыре месяца, и за это время она едва ли перемолвилась со мной хоть одним словечком. Я надеялся поправить дело с помощью OW. Однако сомневаюсь, что завтра утром, когда мы встретимся с ней в школе, что-нибудь изменится.

Камуфляж

Моя мать паркуется перед школой, и я вылезаю наружу. Сейчас утро понедельника, до восьми часов осталось совсем немного, и я вижу машину Кэт на обычном месте. Сама Кэт сидит на капоте другой машины, по ту сторону парковки, рядом с девчонкой по имени Винни, у которой глаза как у енота. Вокруг них стоят кружком четверо парней: один психопат, другой наркоман-анорексик, третий известен как переносчик половых заболеваний, четвертый – незнакомец, одетый в черное. Война, Голод, Чума и Смерть, как я их называю. До первого звонка осталось пять минут, и Четверо Всадников вовсю дымят косяками. Насколько я понимаю, Кэт и ее дружки стараются ни минуты не оставаться необдолбанными. Поверьте, я вовсе не пытаюсь их судить, каждый делает то, что ему нравится. Я просто не понимаю, почему Кэт предпочитает делать это вместе с этими отморозками.

Тот, что носит костюм Мрачного Жнеца, не перестает мусолить ее локоны. Как-то раз я видел, как Кэт дала пощечину парню, запустившему пальцы ей в волосы, но этому по какой-то причине все сходит с рук. Его зовут Марлоу Хольм, он в Брокенхерсте недавно. Он появился в школе в январе, примерно в то время, когда я вернулся. Я мало что знаю об этом парне и почему Кэт взялась его ублажать, однако имею серьезнейшее намерение это выяснить.

– Давалка.

Это слово доносится как бы ниоткуда. Будто возникло само собой. Я круто оборачиваюсь. Мимо проходят две девчонки, по-видимому не замечая меня, – Оливия и Эмили. Я знаю обеих еще с начальной школы.

– Говорят, она больше не ночует дома. Видимо, вращается между их комнатами по очереди, – говорит Оливия. Эмили хихикает.

Я ничего не имею против грязных шуточек, но эта задевает за живое малость сильнее, чем хотелось бы. Прошлой ночью я дошел до того, что поперся через лес, только чтобы поглядеть на дом Кэт. Было воскресенье, так что она должна была быть дома, однако свет в ее спальне так и не зажегся. Я едва не подох, пока ждал, и холод был тут совершенно ни при чем.

– Эй, прошу прощения! Дамы!

Я догоняю их в два прыжка. Любо-дорого поглядеть на выражения их лиц, когда они меня видят: адская смесь ужаса и отвращения. Я чувствую собственное могущество. Мне достаточно протянуть руку и дотронуться до них, и они рассыплются в пыль.

– К сожалению, я невольно подслушал вашу беседу.

У девиц разинуты рты, но оттуда не вылетает ни единого слова. Такие, как они, не побоятся отпускать оскорбительные замечания насчет моих ягодиц, проезжая мимо в надежной машине. Совсем другое дело – предстать предо мной лично. Вблизи я гораздо больше. И гораздо, гораздо опаснее.

Конкретно эти две девицы попадаются мне уже не в первый раз. По всей видимости, Кэт – излюбленная тема для их сплетен. Раньше я их просто предупреждал; теперь настало время расчехлять тяжелую артиллерию.

Оливия скрещивает руки на груди и вздергивает подбородок – боевая стойка всех девчонок ее возраста. Надеюсь, она не считает, что напугала меня.

– Чего тебе надо? – спрашивает она.

– Давай не будем обо мне, – отвечаю я. – Мне бы хотелось поговорить с вами о правах женщин.

– О правах женщин? – фыркает Эмили, перебрасывая через плечо блестящий каштановый локон.

– Отвали, Саймон! – говорит Оливия.

В ее голосе звучит облегчение – она считает, что это просто шутка.

– Конечно. Сейчас. Но прежде чем уйти, я хочу, чтобы вы обе знали, что я полностью поддерживаю ваше право как женщин распоряжаться своим телом по собственному усмотрению. И я готов бороться за то, чтобы ваши права обеспечивались и охранялись.

– Гыы! Вот спасибо, шизанутик!

Обе смеются и собираются уходить. Однако я не отстаю:

– Мне просто очень печально, что сами вы не оказываете такой же поддержки другим женщинам. Я слышал то, что вы говорили о Кэт. Не очень-то политкорректно с вашей стороны.

Оливия поворачивается ко мне.

– Это правда, Саймон. Смирись с этим. Пока тебя не было, девушка твоей мечты превратилась в шлюху.

Практически удар по яйцам, но я не сгибаюсь пополам. Стиснув зубы, я улыбаюсь сквозь боль.

– Как Кэт распоряжается своим телом, тебя не касается. – Я решаю, что уже достаточно поиграл в чистосердечие. – Равно как и меня не должно касаться то, как ты распоряжаешься своим.

– К чему ты клонишь? – спрашивает Оливия. – Давай заканчивай побыстрее, если хочешь сказать что-то конкретное. Мы опаздываем на классную работу.

– Буквально пару секунд! Знакома ли вам фраза «Поднявший меч от меча и погибнет»? – Говоря, я одновременно вытаскиваю свой десятилетней давности мобильник-раскладушку и принимаюсь листать фотографии. – Потому что, если незнакома, я могу показать вам, как это выглядит.

Я поворачиваю экран так, чтобы они могли видеть.

Эмили зажимает рот ладошкой, однако смешок все же вырывается на свободу. От лица Оливии отливает кровь.

– Ты взломал мой телефон!

– Не твой. Твоего бойфренда. Его пароль в Гугл-почте звучит как blowjob, так что там практически и взламывать-то было нечего, – скромно говорю я.

– Ты, кажется, не имеешь права подходить к компьютерам без постороннего наблюдения, – говорит Оливия. – Тебе даже запретили иметь свой айфон!

– Я и не притрагивался ни к чему такому, – заверяю я ее.

Это правда. Нет нужды делать грязную работу самому, когда у тебя есть хакер-украинец, который по уши в долгу перед тобой.

– Если ты кому-нибудь пошлешь эти фотографии, тебя посадят!

– Совершенно верно. И меня это абсолютно устраивает, – уверяю я. – Об Эмили не беспокойся, ее я тоже не забуду. Обязательно добавлю парочку ее фоток, когда буду выкладывать всю эту красоту в Сеть.

– Что?! – Судя по виду Эмили, ей вот-вот станет дурно.

Я поднимаю брови и театрально вздыхаю.

– Вы вообще хоть что-нибудь слушаете на школьных собраниях? Пару недель назад директор Эванс предупреждала вас в точности об этом самом. Она советовала вам не фотографировать ничего такого, что вы не готовы показать всему миру.

Я мысленно благодарю директрису Эванс за это собрание, темой которого была интернет-безопасность. Оно натолкнуло меня на миллион свежих идей.

– Итак, что скажете, дамы? Будем отныне и впредь относиться к правам женщин с уважением?

Девушки молча кивают, хотя я вижу, что они так и кипят ненавистью и страхом.

– В таком случае, видимо, вам стоит удалить слово «давалка» из вашего лексикона, как думаете? – Я делаю паузу, в течение которой улыбка сползает с моего лица. – И на вашем месте я бы очень постарался забыть, что Кэтрин Фоули вообще существует.

Я отхожу, оставив девчонок стоять в растерянности. Из школы доносится первый звонок. Волна учеников бросается ко входной двери, и я позволяю ей внести меня внутрь. При виде меня ребятня в коридорах разбегается: урок, который я дал Оливии и Эмили, – не первый с тех пор, как я вернулся. Вокруг Кэт понемногу формируется невидимое защитное поле. Это не прибавит ей популярности, но, когда я закончу свое дело, толпа будет перед ней расступаться. Если уж тебе суждено присоединиться к отверженным, можно с тем же успехом быть их королевой.

Прошло четыре часа, а я все не могу выкинуть из головы наш разговор с Оливией. Я не ханжа, но мысль о том, что Кэт «вращается» между комнатами Четырех Всадников, приводит меня в абсолютное бешенство. Когда настает время ланча, я не иду в кафе, а отправляюсь на охоту. Мне приходится обойти весь кампус, прежде чем я нахожу Кэт – они с Марлоу стоят возле мусорных баков позади кафетерия. Над горой мусора реет облачко, имеющее бледнейший из оттенков голубого. На расстоянии Кэт выглядит обдолбанной вусмерть. Марлоу закинул руку ей на плечи, и его пальцы свисают в опасной близости от ее груди. Увидев, что я подхожу, он хихикает. Кэт молча смотрит на меня. Надо отметить, взгляд у нее вполне осмысленный.

– Можно тебя на одно словечко? – спрашиваю я у Марлоу.

Капюшон его черного худи натянут на голову, черные джинсы пузырями обвисают на коленях, голубые глаза воспалены. Именно такая картинка появится на дисплее, если загуглить словосочетание «торчок-старшеклассник». Однако что-то в нем все же не соответствует образу – словно кто-то отфотошопил изображение, вставив туда лицо модели J.Crew.

Он бросает взгляд в сторону Кэт.

– Не сейчас, Саймон, – говорит она. – Оставь нас в покое.

– Ну серьезно, Кэт. Я хочу сказать ему только одно слово! – Для наглядности я поднимаю вверх указательный палец.

– Ладно. Что там у тебя? – спрашивает Марлоу, набравшись храбрости.

Он делает шаг ко мне. Я обвиваю рукой его шею и шепчу ему в ухо:

– Беги!

Он смотрит на меня, и я улыбаюсь ему. Я много работал над этой улыбкой и, кажется, наконец достиг совершенства: мертвые глаза и полный рот зубов. Марлоу бросается наутек со скоростью пули. Супергерой, что тут еще скажешь.

Кэт смотрит ему вслед. Она раздосадована, но не удивлена. Я вижу, что у нее с ним ничего нет – и надо сказать, это доставляет мне огромнейшее облегчение. Но в таком случае зачем ей понадобилось зависать с этим парнем?

Я усаживаюсь рядом с ней на место Марлоу и опираюсь спиной о стену. Я ожидаю, что она сбежит, как это бывало каждый раз, когда я приближался к ней за эти последние четыре месяца. Однако Кэт остается. Почти минуту никто из нас не произносит ни слова. Очевидно, нарушить молчание должен я. Что-то мне подсказывает, что ее половая жизнь – не очень хорошая тема для начала беседы.

– Итак, что скажешь насчет Otherworld? – спрашиваю я. – Правда, крутейшая штуковина? Зуб даю, такого ты еще не видела.

– Ага. Спасибо за то, что прислал мне гарнитуру и логин. Правда, Уэйн застукал меня и все конфисковал.

– А мой отец раздолбал все это дело клюшкой-девяткой.

Она болезненно морщится.

– Мне ужасно жаль, Саймон. Твой отец всегда был с придурью. Не надо было тебе сейчас возвращаться в Брокенхерст. Слушай, мне правда надо идти…

– Кэт! – Видя, что она трогается с места, я хватаю ее за руку. Вопреки моим ожиданиям, она не вырывается. – Что с тобой происходит? Почему ты больше не разговариваешь со мной?

Я задавал этот вопрос уже сотню раз – как правило обращаясь к ее стремительно удаляющейся спине. Похоже на то, что сейчас мне наконец-то светит получить ответ.

Она осматривается вокруг, словно выглядывая шпионов. Я никого не вижу, однако она не удовлетворена.

– Я не могу.

«Не могу» – не то же самое, что «не хочу». Разница невелика, но, по крайней мере, это шаг в нужном направлении.

– У тебя неприятности, да? Я сразу понял, что тут что-то не так, когда ты въехала в тот пруд. В чем дело? Это твой отчим?

Наши взгляды встречаются, и я вижу ответ. Я угадал.

– И что, если так? – тихо говорит она.

Только тут до меня доходит, что она вовсе не накурена.

– Я убью его.

Мы оба знаем, что я способен на это. Если бы я мог, то сделал бы это прямо сейчас.

– И что тогда станет с тобой?

Я пожимаю плечами.

– Какая разница?

Вот здесь у нее действительно срывает крышу. Она выдергивает у меня руку.

– Видишь! Вот почему я не хотела, чтобы ты ввязывался! Черт возьми, это не игра, Саймон! Что случится с тобой, я тебя спрашиваю?

– Посадят, наверное.

И тут до меня доходит.

– Погоди-ка! Ты что, не разговаривала со мной, потому что пыталась меня защитить? То есть, если это действительно так…

Кэт поднимает руку, останавливая поток моей речи.

– Брось это, Саймон. Возвращайся в свой интернат.

– Ты что, еще не в курсе? Меня туда больше не возьмут.

Она складывает руки на груди.

– Возьмут как миленькие! Просто скажи им правду. Скажи, что ты этого не делал.

Я молчу.

– Саймон, ты за всю свою жизнь ничего не взломал. Как я могу поверить, будто ты – тот самый гений, который разработал безумный план по свержению Toys ‘R’ Us?

– Это были не Toys ‘R’ Us.

– Господи, да какая разница? Мы оба знаем, что это был не ты.

На какое-то мгновение я чувствую легкую обиду. Неужели я действительно так уж непохож на гения?

– Что ж, может быть, ты просто знаешь меня не так хорошо, как тебе казалось.

– На самом деле нет разницы, действительно ты это сделал или просто взял на себя чужую вину. В любом случае это была идиотская затея. Я не могу допустить, чтобы меня видели в компании с киберпреступником, сейчас не тот момент. Это слишком опасно для нас обоих.

Если она ищет оправдание, чтобы меня отшить, могла бы по крайней мере постараться найти такое, которое имело бы смысл.

– То есть ты не можешь встречаться со мной из-за того, что меня арестовали за хакерство? А как насчет этих говнюков, с которыми ты нынче проводишь время? Ты хочешь сказать, что на Брайане или Уэсте не висит ни одного тяжкого уголовного?

– Эти парни мне не друзья, Саймон! – яростным шепотом отвечает она. – Это просто камуфляж!

– Камуфляж? – В этом слове есть что-то, что пугает меня до усрачки. – Кэт, какого черта, что здесь происходит? Я не оставлю тебя в покое, пока не узнаю!

Она снова оглядывается по сторонам и хватает меня за руку, потом затаскивает за мусорный бак. Я чувствую ее ладони на своем лице, ее губы на своих губах. На протяжении следующих шестидесяти секунд мы словно проваливаемся в какую-то параллельную вселенную. Потом она отодвигается, и мы снова оказываемся там, откуда начали – в мире, который разваливается и летит ко всем чертям по неизвестным мне причинам.

– Почему ты это сделала? – спрашиваю я.

Она целовала меня лишь однажды, и это было очень давно. Я уже оставил надежду на то, что это когда-либо произойдет снова.

– Потому что я устала тебя ждать.

Я не могу говорить: мой ум слишком занят подсчетом упущенных возможностей.

– Возвращайся в интернат, Саймон, – мягко говорит она. – Пожалуйста. Когда все это кончится, клянусь, я тебя отыщу.

– Когда что кончится? – кричу я вслед ее спине, удаляющейся в сторону школы. – Кэт! Раньше мы все делали вместе!

Она не отвечает и даже не оборачивается.

Тем не менее моя догадка подтверждена: Кэт по уши увязла в каком-то дерьме. И не хочет, чтобы я ввязывался. И она меня поцеловала. Я знаю, что один из этих фактов должен быть гораздо важнее всего остального, однако на данный момент мне очень сложно правильно расставить приоритеты.

В классе, где происходят занятия по монтажу фильмов, задернуты шторы; помещение освещено только дюжиной экранов. Я направляюсь к своему компьютеру, но тут кое-что привлекает мое внимание. Меня накрывает ощущение дежавю. На одном из экранов я вижу Кэт. Как будто все до одной параноидальные идеи, осаждавшие меня на протяжении часа с тех пор, как она меня поцеловала, вдруг получили подтверждение.

Я останавливаюсь и даю задний ход.

– Что это? – вопрошаю я, постучав по монитору.

Мой голос звучит очень резко, но девушка даже не вздрагивает, а лишь смотрит на меня снизу вверх. Ее глаза такие темные, что кажется, будто в них нет зрачков. Я заметил ее в первый же день, когда вернулся в школу. Должно быть, она переехала в Брокенхерст в то время, пока меня не было. Она высокая и симпатичная, с короткой стрижкой и сияющей, словно полированное красное дерево, кожей. Я сразу же отметил, что она почти ничего не говорит на занятиях. Затем я обнаружил, что она часто отсутствует. В конце концов я вообще перестал обращать на нее внимание. Не сказал бы, что я часто о ней думал с тех пор.

– Мой фильм, – отвечает девушка. – Документальный.

– С какой стати ты снимаешь мою подружку? Занималась бы лучше своими делами. Кто ты такая вообще?

– Меня зовут Бусара Огубу, – отвечает она и поворачивается к своей работе. – А ты, должно быть, тот знаменитый псих.

Большинство людей на моем месте обиделось бы, я же не могу удержаться от смеха.

– Зови меня Саймон, – говорю я. Потом снова стучу пальцем по экрану: – И что, моя подруга Кэт подписывала какое-нибудь разрешение на съемку? Она вообще в курсе, что участвует в этом твоем документальном фильме?

– Ты тут тоже есть, – говорит девушка.

Она проматывает видео вперед, остановившись на знакомой сцене – парковка, сегодняшнее утро, я разговариваю с Оливией и Эмили. Я понятия не имел, что эта девушка тоже была там, и под страхом смерти не сумел бы вычислить, где она могла прятаться.

– Это незаконно, снимать людей без их позволения, – предупреждаю я ее. Почему-то я не чувствую себя таким взбешенным, как должен бы, насколько я себя знаю. – На твоем месте я бы вел себя осторожнее. В этой школе у каждого ученика есть хотя бы один юрист среди родни.

– А по моим сведениям, незаконно шантажировать несовершеннолетних девочек, – отзывается Бусара. – Даже если они полные сучки.

– Туше, – признаю я.

Она мне нравится. Девчонка с перчинкой.

Бусара поворачивается на стуле, и мы оказываемся лицом к лицу.

– Почему ты защищаешь Кэтрин Фоули? – интересуется она.

И тут до меня доходит, что Бусара, должно быть, понятия не имеет о том, что связывает нас с Кэт. О том, как все было до того, как меня отправили в интернат. Тем не менее я не могу сообразить, что ей ответить. Какое-то время я стою столбом, молча уставившись на нее. Потом мой рот открывается, и я слышу собственный голос:

– Потому что она лучшая из всех, кого я знаю, и у меня есть большое подозрение, что она угодила в неприятную историю.

Произнеся это, я тут же пожалел о том, что сказал. Понятия не имею, с какой стати я взялся откровенничать с девчонкой, с которой мы едва знакомы.

– Может быть, ты и прав, – говорит Бусара.

– Что? – хрипло произношу я, словно мое горло сдавили невидимые руки.

Я не ожидал от нее подтверждения моих подозрений. Бусара прикладывает кончик пальца к экрану компьютера:

– Видишь этого парня? Это Марлоу.

– Я знаю, что он мудак, но это, пожалуй, и все, – отвечаю я. – Он новенький.

– Он переехал сюда из Калифорнии во время каникул, – сообщает Бусара. – Живет с матерью в попсовом стеклянном доме за городом. Она работает в хай-теке.

– И что? – спрашиваю я.

– А то, что он, может, и выглядит так, словно ночует под мостом, но на самом деле это богатенький мальчик. Я погуглила кое-что для своего фильма, и насколько я понимаю, до прошлого Рождества у него не было ни клочка черной одежды. Вся эта готско-обдолбанная хрень – просто декорация. Он строит из себя того, кем не является.

Я пожимаю плечами.

– Разве мы все не занимаемся тем же самым? – Я могу придумать миллион поводов не любить этого парня, но этот к ним не относится. – Новая школа, новая жизнь… Мы все были кем-то другим до того, как переехали в Брокенхерст.

– Говори за себя, – парирует Бусара. – И кстати, тебе может быть интересно узнать, что Марлоу и его новые друзья сегодня устраивают вечеринку.

– Типа ты меня приглашаешь? – Я наигранно-флиртующе подмигиваю ей.

– Меня не интересуют мальчики, – сухо отзывается Бусара. – И девочки тоже, если на то пошло.

– То есть ты андроид?

Уголок ее рта дергается, но это совсем не похоже на смех.

– Меня тоже интересовал этот вопрос, но потом я прошла тест Войта-Кампфа, так что теперь я вполне уверена, что я человек. Вот, посмотри-ка на это.

Бусара снова разворачивает кресло к компьютеру и проматывает ролик назад. Остановившись, она прибавляет громкость в колонках и нажимает на Play. Марлоу говорит о месте под названием «Элмерс» – это заброшенная фабрика по переработке конского жира и варке клея, расположенная в нескольких милях от нашей школы. Сейчас строение практически лежит в развалинах, однако прежде оно было известно как лучшее в городе место для вечеринок. Теперь там все обвешано табличками «Вход запрещен», а по выходным за зданием наблюдают копы. На протяжении недели они не утруждают себя слежкой – видимо, полагают, что подростки вряд ли захотят беситься в понедельник. Мир стоит на ложных предположениях.

Я слышу, как Марлоу на видео рассказывает, что здание вскорости собираются сносить: какая-то корпорация приобрела участок. Фабрика заслуживает одной последней вечеринки перед тем, как превратиться в экологичный скалодром на территории кампуса новой компании. Не знаю, правда ли все это, а также откуда Марлоу мог почерпнуть такую информацию.

Мой взгляд все еще прикован к экрану, когда камера уходит в сторону от Кэт и ее друзей и на мгновение фокусируется на одной из машин на краю парковки. Внутри сидит человек. Я мало что могу разглядеть, но вижу, что он в очках и что его голова повернута в сторону Кэт и компании, дымящих в отдалении.

– А это еще кто? – спрашиваю я.

У него вид человека при исполнении. Последнее, чего не хватает сейчас Кэт, – это чтобы ее замели за употребление наркотиков на школьной территории.

Бусара тоже смотрит на экран. На ее лице непроницаемое выражение.

– Откуда мне знать, – отвечает она.