Текст книги "Орел или решка?"

Джеймс Бейли
Орел или решка?

Посвящается бабуле и дедуле

Опубликовано по договоренности с Hardman and Swainson и The Van Lear Agency LLC.

Данное произведение является художественным вымыслом.

Любое сходство с реальными людьми, компаниями, событиями или местами случайно.

The Flip Side

Text copyright © 2020 by James Bailey

© Ольга Ивасенко, перевод, 2023

© ООО «Феникс», оформление, 2023

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com

Зима

Глава 1

На высоте ста тридцати пяти метров над Лондоном, любуясь потрясающим видом на город, кто мог бы ответить «нет»?

Теперь я знаю кто.

Джейд Тугуд.

Девушка, которую я называл своей половинкой в течение четырех лет. Женщина, с которой всего несколько мгновений назад я планировал провести остаток своей жизни. Человек, с которым я сейчас заперт в стеклянной кабинке на высоте 443 фута над землей.

Она могла сказать «нет».

Точнее, она сказала «нет».

Канун Нового года. Колесо обозрения «Лондонский глаз». Девушка моей мечты. Кольцо. Совместное будущее.

Разве что-то могло пойти не так?

Я тщательно все спланировал. Все должно было пройти идеально. Идеальный конец года, идеальное начало следующего. Несколько месяцев я штудировал веб-сайты и журналы, выбирая обручальное кольцо и мечтая о том, как сделаю ей предложение. Я ждал подходящего момента. И только когда Джейд обмолвилась, что хочет попасть на «Лондонский глаз», я понял: здесь все и случится. Именно эту историю мы будем потом рассказывать друзьям и родственникам, а также внукам, которые у нас появятся.

Глянцевая брошюра рекламировала пакетное предложение. Определенно, реклама попала в цель. Да, это стоило недешево, но что может быть романтичнее, чем аренда частной кабинки?

На страницах брошюры улыбались, смеялись, целовались жизнерадостные пары. Красивые люди проливали слезы счастья. Качественные фото, великолепные виды. Слово «волшебный» было выделено жирным шрифтом. «Специальное предложение, – гласила надпись. – Идеальная романтическая обстановка». В брошюре не было никаких упоминаний об отказе отответственности, если обстановка окажется неидеальной. Никаких примечаний мелким шрифтом о том, что девушка может сказать «нет». Никакой гарантии возврата денег, если вдруг она это сделает. Но, в конце концов, как гласил слоган, кто мог бы сказать «нет»?

Мы еще не достигли высоты, откуда открываются обещанные виды, а все уже пошло не так. Мы только что сели в кабинку. В нашу личную кабинку, которая в течение следующих тридцати минут зарезервирована только для нас двоих, с коробкой роскошных шоколадных трюфелей и бутылкой шампанского. Я не люблю шампанское, но на нервной почве опустошил первый бокал еще до того, как кабинка тронулись. Наверное, я слишком рано открыл бутылку и слишком рано задал свой вопрос…

Если где-то существует инструкция «Как сделать предложение девушке на колесе обозрения “Лондонский глаз”», там должно быть написано: «Опуститесь на одно колено в тот момент, когда вы достигнете самой верхней точки вращения колеса. Захватывающая панорама и возможность обзора на 360 градусов позволят вам добиться максимального эффекта».

Но я не стал ждать. Может, сделай я предложение на фоне чудесных видов Лондона, Биг-Бена, барочной архитектуры Кристофера Рена и небоскребов Сити, Джейд сказала бы «да». Но роковые слова «Ты выйдешь за меня?» я произнес в тот момент, когда перед нами проплывал интерактивный музей «Лондонская темница». И мой вопрос напугал ее больше, чем изображения окровавленных тел на его рекламных щитах.

– Нет, Джош, нет, – Джейд смотрит на меня так, словно перед ней незнакомец, а не мужчина, с которым она живет. Мужчина, которого она, предполагается, любит.

Мы познакомились, когда работали вместе в Бристоле – городе, где я вырос и где мы живем сейчас. Получив степень по истории в Королевском колледже Лондона, я устроился на временную, как тогда думал, работу в отеле – просто перебиться какое-то время, пока не пойму, чем хочу заниматься. Джейд появилась там несколько лет спустя, когда ее отец, владелец отеля, предложил ей работу портье. Не скажу, что мы полюбили друг друга с первого взгляда, но так же, как постепенно втягиваешься в работу, очень скоро мы втянулись в отношения.

Прошло четыре года; три из них мы встречались, причем последние два года жили вместе, – так неужели она не ожидала от меня такого вопроса?

– Брак, Джош? Ты серьезно? О чем ты? Я только сказала, что хочу прокатиться на колесе обозрения, и вовсе не для того, чтобы ты сделал мне предложение!

Странно, что это стало для нее таким сюрпризом. Она же не думает, что шампанское, шоколад и личная кабинка – это все за стандартный билет в 24 фунта?

– Ладно, извини. Очевидно, я выбрал неподходящее время. Но почему ты не хочешь даже подумать об этом? Почему так уверена, что мы не готовы? Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю, правда? Мы хотим провести нашу жизнь вместе. Разве это не логичный шаг?

– Ты уже можешь встать, – прямо говорит она, игнорируя мои вопросы. И я осознаю, что все еще стою на одном колене с кольцом в руке. Джейд отодвигается от меня как можно дальше… Обычно она проявляет куда больше эмпатии.

Я поднимаюсь с колен и выглядываю из окна кабинки. Просто не верится! идеальный момент внезапно превратился в катастрофу, и вместе с ним оказались испорчены все счастливые дни, часы, минуты, которые я провел в этом городе. Детские воспоминания о семейных поездках в столицу – тогда все казалось больше, ярче и в целом более впечатляющим. Студенческие времена, когда мы дни и ночи проводили в Британском институте кино и с умным видом перебирали книжки на лотках букинистов под мостом Ватерлоо. А однажды мне достался горящий билет со скидкой на спектакль в Национальном театре; я там ничего не понял, но притворился, что мне понравилось.

Южный берег Темзы всегда был моим любимым местом в Лондоне. Мощеная улица, извивающаяся вдоль реки, – там множество достопримечательностей и всегда масса народу. Туристы со своими чемоданами на колесиках, мамы с детскими колясками, бегуны, группки школьников, скейтбордисты, лавирующие среди голубей, пары, которые гуляют, держась за руки. Я хорошо знаю этот район. Я мог бы поведать вам о том, что под крышей Национального театра обитают около 60 000 пчел или что на заднем фасаде здания «Шелл-Мекс» расположены самые большие часы в Великобритании. Я мог бы рассказать вам обо всем этом и о многом другом… но не сейчас. Сейчас я могу думать только об одном: моя девушка не любит меня так, как люблю ее я, и она сказала мне «нет». Не желаю больше видеть этот город. Вообще-то, я хочу убраться отсюда прямо сейчас. Но это невозможно. По крайней мере, в ближайшие двадцать восемь минут.

Я прохаживаюсь по кабинке. Прозрачная капсула, обычно вмещающая более двадцати человек, сейчас кажется слишком маленькой для нас двоих. Я чувствую приступ клаустрофобии. Запах ее духов «Диор», напоминающий о счастливых временах, заполняет кабинку, и мне становится нечем дышать. Разве нельзя просто выпустить нас отсюда? Или повернуть колесо в обратную сторону? Неужели здесь нигде нет тревожной кнопки? Должен же быть способ покинуть кабинку в чрезвычайной ситуации! А у меня действительно чрезвычайная ситуация.

Ее слова эхом повторяются в моей голове, и разносятся по кабинке, и звучат все громче и громче, отражаясь от стеклянных стен.

Нет. Нет. Нет.

Что вообще означает «нет»? Это «нет» на данный момент? Или «нет» навсегда?

Я смотрю на часы. Осталось двадцать семь минут. Что не так с этим колесом? Оно сломалось?

Джейд молчит. Проводит по волосам наманикюренными пальцами. Сколько я ее знаю, Джейд всегда была блондинкой, но темные глаза выдают натуральный цвет ее волос. Она раздраженно смотрит на меня: вижу, хочет что-то сказать. Такое выражение лица у нее было, когда она призналась, что разбила мою любимую кружку.

– Я не хотела тебе этого говорить. Не сейчас. Толь-ко не в новогоднюю ночь. Мне очень жаль, Джош. Я, вообще-то, хотела сказать тебе… Ну… Я просто собиралась признаться: я действительно думаю, что нам следует… расстаться.

Что?

– Я встретила, я имею в виду… Я встречаюсь кое с кем еще.

Мне будто нож в спину воткнули. Едва могу дышать. Не может быть. Это что, такой прикол? Тщательно продуманная шутка? Должно быть, это одно из тех телешоу со скрытыми камерами.

Я оглядываюсь, пытаясь обнаружить спрятанные камеры. Их нет.

– Что значит «встречаюсь с кем-то еще»? – Я нервно отпиваю глоток из своего бокала, но во рту все равно сухо.

– Мне казалось очевидным, что в последнее время у нас не все так гладко. Это не оправдывает того, что я кое с кем встречаюсь, но…

– Кто он? – с трудом выговариваю я.

– Его зовут… Джордж, – нерешительно отвечает она.

Кто такой, черт возьми, Джордж? Джордж Буш? Джордж Клуни? Вот единственные Джорджи, о которых я знаю, и, насколько мне известно, она никогда не встречалась ни с кем из них, не говоря уже о романе. Как Джейд могла знать больше Джорджей, чем я? Мы работаем вместе. Мы живем вместе. У нас один круг общения. Какой еще Джордж?

– Кто он такой? – повторяю я, желая узнать подробности, к которым совершенно не готов. – Я его знаю?

Я удивлен, что мой голос не срывается, когда я задаю вопрос.

– Эмм… – Она делает паузу, прежде чем нанести смертельный удар. – Да, вы виделись с ним раньше, но на самом деле ты его не знаешь. Он остановился в отеле… Это мистер Хенли.

О боже! Джордж Хенли… Это наш постоянный клиент: один из тех бизнесменов, которые останавливаются здесь каждую неделю. Один и тот же график, одна и та же комната. Элегантный, всегда в костюме. Я почему-то думал, что он женат. Выходит, он приезжал сюда не по делам? Неудивительно, что Джейд получает такие хорошие отзывы на TripAdvisor[1]1
  Американский сайт путешествий. – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть]. Недавно опубликованные комментарии вихрем проносятся у меня в голове, и слова дружелюбная, любезная и внимательная внезапно обретают новый смысл.

– Послушай, мне действительно очень жаль, Джош. Разумеется, я не хотела причинить тебе боль. – Она трет лицо руками, прикасается к губам, теребит ожерелье, которое я купил ей в прошлом году.

Интересно, снимает ли она его, когда идет на свидание с Джорджем? Интересно, он тоже купил ей ожерелье?

Пытаюсь выбросить эти мысли из головы.

– Я просто хочу быть честной.

– Сейчас уже немного поздно для этого.

Как же я сам не догадался? И почему она не сказала мне об этом раньше – до того, как мы провели Рождество вместе, обнимаясь под елкой, целуясь под омелой, обмениваясь подарками?

Вот дерьмо!

Джереми. Я подарил ей кролика на Рождество. Это должно было стать символом нашей новой семьи. Вполне в духе времени: домашнее животное, помолвка, брак, дети. Таков был план.

– А как же Джереми? Как ты могла так с ним поступить? – возмущенно спрашиваю я, как будто кролик, который прожил у нас неделю, – это наш семилетний сын.

– Думаю, нам придется с этим разобраться. И с квартирой. – Она смотрит в пол, не желая встречаться со мной взглядом.

– Что мне делать с работой? Я не могу работать с тобой сейчас. Особенно когда он останавливается в отеле каждую неделю.

– Я поговорю с папой и посмотрю, что можно сделать, – извиняющимся тоном произносит она. – Уверена, что он выплатит тебе выходное пособие, – добавляет Джейд, как будто уже все обдумала.

Жить в квартире, принадлежащей отцу вашей девушки, и работать в отеле, которым он владеет, – это сплошное развлечение и удовольствие, пока ваша девушка не начнет развлекаться с кем-то другим.

Я хочу разозлиться. Мне хочется плакать. Но я не могу сделать ни того ни другого. Я просто в шоке. Меня трясет. Я не могу смотреть на Джейд и старательно рассматриваю Лондон, который с этой высоты кажется игрушечным. Игрушечные лодочки плывут по реке, игрушечные поезда проносятся по мосту Хангерфорд. Черные такси и красные автобусы играют в пятнашки на улицах. Супружеские пары прогуливаются среди павильонов рождественской ярмарки, прихлебывают глинтвейн и смеются. Влюбленные парочки обнимаются и целуются. Терри и Джули[2]2
  Терри и Джули – пара влюбленных из песни «Закат Ватерлоо» (англ. Waterloo Sunset) группы The Kinks.


[Закрыть] переходят мост Ватерлоо. Почему это не мы?

Словно из уважения к нашим испорченным отношениям, Лондон на мгновение замолкает; слышна только музыка, несущаяся из динамиков где-то внизу, на земле. «Вот это я называю Рождеством!» С сентября в фойе отеля постоянно звучали песни из этого сборника – неудивительно, что за это время я выучил их наизусть. С первых нот узнаю долетевшую сюда песню: Lonely This Christmas[3]3
  «Одинокое Рождество» – песня английской глэм-рок-группы Mud, возглавлявшая британский чарт синглов в 1975 году.


[Закрыть].

Жую конфеты (не пропадать же добру) и не могу удержаться от смеха: диджей словно нарочно запустил саундтрек, который должен сопровождать меня всю жизнь. Джейд, похоже, не находит это забавным. Она начинает плакать.

Почему она плачет? Это я должен плакать. Она не имеет права.

– Приготовьтесь позировать для своей официальной фотографии в «Лондонском глазе», – с дьявольской точностью выбрав время, объявляет громкоговоритель. – Улыбочку!

Крайне маловероятно, что наша фотография подойдет для рекламы «Лондонского глаза»: мы стоим на противоположных концах кабинки, Джейд в слезах, я маниакально смеюсь и набиваю рот шоколадными конфетами.

В других кабинках шутят и хохочут счастливые пары и семьи, а мы молчим до конца поездки. О чем тут говорить? Конечно, есть еще вопросы, которые я мог бы задать, и ответы, которые хочу получить, но что это изменит? Я знаю, что все кончено.

Высадившись из колеса обозрения, вручаю Джейд пластиковую карточку:

– Вот, возьми.

– Что это?

– Ключ от нашего номера в отеле Sea Containers[4]4
  Отель на берегу Темзы, в семи минутах ходьбы от галереи «Тейт Модерн» и театра Шекспира «Глобус».


[Закрыть]. Это должно было стать частью сюрприза. Предполагалось, что мы встретим Новый год, наблюдая за праздничным салютом из нашего гостиничного номера как помолвленная пара. Но, по-видимому, это не то, чего ты хочешь.

Я зарегистрировался там накануне, пока она ходила по магазинам, но сейчас не хочу сидеть в номере в одиночестве.

Она молчит и смотрит на меня так, будто собирается сказать что-то важное.

– Джош, я не могу. Я не могу остаться там одна, – вот и все, что за этим следует.

– Ну, ты можешь пригласить Джорджа.

Я прекрасно знаю, что Джордж Хенли сейчас не в Лондоне, тем не менее сказал именно это. По прошествии трех лет это мои прощальные слова женщине, на которой я хотел жениться.

Джейд берет ключ и поворачивает налево. Идет мимо уличных музыкантов и прохожих, мимо старинной карусели с веселыми детьми. Вдыхая букет ароматов рождественской ярмарки, проходит мимо переоборудованного двухэтажного автобуса, торгующего замороженным йогуртом, – направляется к отелю и нашему номеру, который был предназначен для нас двоих. Теперь там будет спать только один человек.

Я смотрю ей вслед, пока она не исчезает из виду. Постояв так немного с конфетами в руках, я поворачиваю направо.

Перехожу Вестминстерский мост, не обращая внимания на освещенные достопримечательности, которые попадают в поле моего периферийного зрения. Я не хочу смотреть вверх. Такое чувство, что все наблюдают за мной, осуждают меня. Как будто все знают, что произошло. Кажется, что на меня смотрят даже скульптуры рыб, обвитые вокруг фонарных столбов. Я абсолютно одинок в одном из самых оживленных городов мира. Здесь живет девять миллионов человек, а у меня никого нет.

Я иду, глядя под ноги, и замечаю монету в пятьдесят пенсов, поблескивающую в сгущающейся темноте. Мне нужны деньги, чтобы компенсировать сегодняшние траты, поэтому я наклоняюсь и поднимаю ее. Как там всегда говорила мама? «Если пенни подберешь, то удачу обретешь».

Означает ли это, что я получу в пятьдесят раз больше удачи?

Я не склонен к суевериям, но сейчас перемена в судьбе нужна мне, как никогда раньше… Кладу монету в карман, и она звенит, ударившись о коробку с кольцом.

Какого черта я сделал гравировку на кольце? Куда теперь его девать?

Продираюсь сквозь толпы тусовщиков, идущих мне навстречу с бутылками в руках; они пытаются занять лучшие места для обзора сегодняшнего праздника. Стрелки часов движутся к полуночи и к Новому году, и взоры людей со всего мира устремляются на колесо обозрения «Лондонский глаз». По всей планете будут транслироваться кадры фейерверков, взрывающихся там, откуда мы только что ушли. Это будет сцена ликования и торжества. На набережной Темзы сотни тысяч гуляющих будут весело петь и танцевать. Миллионы людей уютно устроятся дома перед телевизорами. И все они будут вести обратный отсчет. Обратный отсчет перед тем, как поцеловать своего любимого человека, радуясь наступившему году. Десять, девять, восемь…

На их месте должен был быть я. Я должен был напевать под нос Auld Lang Syne[5]5
  Шотландская песня на стихи Роберта Бернса. По традиции исполняется при встрече Нового года после полуночи. На русский язык переведена С. Маршаком под названием «Старая дружба».


[Закрыть] и целовать свою невесту, наблюдая за всем этим из нашего идеально расположенного номера. Вместо этого последние несколько часов этого года я провожу в автобусе, прижатый к довольно крупному мужчине, поедающему готовый ланч из супермаркета «Сэйнсбёрис». Я возвращаюсь в Бристоль – в пустую квартиру, откуда должен съехать, и к работе, с которой вскоре придется уволиться.

Внезапно осознаю, что за один вечер я потерял девушку, дом и работу.

Вот уж действительно, с Новым годом.

Глава 2

– Ну, Джош, по крайней мере, ты понял: если что-то звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой…[6]6
  Отсылка к фамилии бывшей девушки героя – Toogood (too good (англ.) – слишком хорошо).


[Закрыть]

Мне было интересно, как скоро кто-нибудь додумается до этой остроумнейшей шутки. Что ж, с начала вечеринки прошло восемь минут и тридцать семь секунд – додумались даже быстрее, чем я предполагал. Приз достается дяде Питеру, который еще не успел переступить порог дома. Выглядит он так, будто прибыл не на «Мерседесе 4×4», а на машине времени прямо из лета 1976 года. Он похож на участника музыкального дуэта Hall & Oates, того, что с жуликоватыми усами. Его рубашка, расстегнутая до середины груди, открывает яркую золотую цепочку и поросль седых волос.

Войдя через парадную дверь, он официально пожимает мне руку, крепко стискивая ее, как будто мы на какой-нибудь конференции, а не на вечеринке. Двадцать лет работы в Сити обеспечили ему не только высокую пенсию, раннюю отставку и шикарную машину, но и привычку пожимать руку всем, кто подвернется: билетерам, кассирам супермаркетов, уборщицам.

– Извини, не успели поменять купленный для тебя подарок, – предупреждает дядя и, не проявляя ни малейших признаков сожаления или смущения, вручает мне пакет. Он жестом указывает на моих кузенов – Петулу, Пенелопу и Персиваля, которые не отрываются от своих новых айфонов.

Ненавижу открывать подарки на глазах у дарителей: как только ты их распаковал, приходится делать вид, что ужасно рад. Сегодня я не хочу улыбаться и притворяться, но у меня нет ни сил, ни желания спорить, когда дядя Питер, стоящий в дверном проеме, призывает меня открыть подарок. Разрываю обертку (похоже, дядя использовал бумагу, в которую уже что-то заворачивали) и обнаруживаю книгу под названием «Как спланировать идеальную свадьбу».

Спереди все еще красуется ценник: £1,99. Даже не знаю, что из этого кажется более оскорбительным[7]7
  Цена указывает на то, что книга куплена на дешевой распродаже.


[Закрыть].

– Уверен, что когда-нибудь это тебе пригодится!

Он хихикает и похлопывает меня по спине, а потом отправляется пожимать руки всем остальным собравшимся в комнате. Вечеринка уже в самом разгаре. Играет музыка – Фрэнк Синатра и Дин Мартин, не какой-нибудь драм-н-бейc. Папа не любит современную музыку, а современным он считает все созданное после 1960-х годов.

Засовываю оберточную бумагу в карман. На мне та же одежда, что была вчера вечером в Лондоне. Я решил, что не хочу возвращаться в нашу с Джейд квартиру и сидеть там в одиночестве. Только не после всего, что произошло. Хорошо, что мои родители живут недалеко от Бристоля. И в такое время нет места лучше дома. По крайней мере, я так думал.

Кузены принимают эстафету от своего отца: каждый из них приветствует меня остроумными соболезнованиями, как будто они не радио во время поездки слушали, а придумывали шутки.

– Джейд Тугуд? Больше похоже на Джейд, которая ни на что не годится[8]8
  Игра слов: персонаж сопоставляет фамилию героини Toogood с выражением Up-to-no-good (англ.) – не годится, не к добру, ни к чему хорошему.


[Закрыть].

– Очевидно, предложение было не слишком хорошей идеей.

– Вероятно, она была слишком хороша для тебя.

Я изо всех сил стараюсь не реагировать.

Когда я сказал маме, что планирую сделать предложение, она разволновалась и решила собрать семью, соседей и еще целую толпу незнакомых мне людей на вечеринку по случаю моей помолвки. Что может быть хуже, чем провести день, празднуя помолвку в компании едва знакомых людей? Теперь я знаю что: провести с ними день, оплакивая свою несостоявшуюся помолвку, куда труднее.

Когда вчера я попросил все отменить, мама возразила, что приглашения уже разлетелись, и посмотрела на меня так, словно все неделями ждали этого события, разбив палаточный лагерь под открытым небом, поэтому никак нельзя просто обзвонить их и сказать, что вечеринка не состоится.

Баннер «Счастливой помолвки!», висевший на фасаде нашего кирпичного дома 1960-х годов постройки, был перерисован и теперь гласит «Добро пожаловать домой!». Большинство людей просто купили бы новый баннер… Даже нет: большинство людей просто отменили бы вечеринку. Но мои родители – не большинство людей.

Мама целую вечность ждала шанса покрасоваться перед соседями. Предыдущую вечеринку она устроила, когда я первым в нашей семье поступил в университет. Всем говорила, что я отказался от предложений из Оксфорда и Батского университета, хотя на самом деле это был университет Брукса. В нашей деревне главное развлечение – выпендриваться друг перед другом, больше в Кэдбери почти нечем заняться. В соседнем поселке Уэстон-сьюпер-Мэр есть хотя бы пирс и ослы, на которых можно кататься по пляжу, а у нас – только магазин «Рыба и чипсы», аптека, где проходят неофициальные встречи группы «Весонаблюдатели», и «Национальный паб года» (так написано на вывеске. И лишь мелким шрифтом уточняется, что эта награда была присуждена в 1987 году; с тех пор у заведения сменилось пять владельцев).

До меня в нашей деревне никто и никогда не оканчивал университетов. Я хотел вырваться отсюда, увидеть мир, изучать искусство и литературу, влюбиться – но из-за нескольких неудачных решений меня принесло обратно. Похвастаться мне нечем: ни девушки, ни карьеры. Ничего.

Я отхожу от входной двери и заглядываю в гостиную. Папа, как и всегда, когда собирается компания, пользуется случаем заработать. Тщательно оберегая последние сохранившиеся пряди волос, он стоит в углу в клетчатой рубашке, принимая ставки на то, кто из жителей деревни умрет следующим. Если угадаете, кто первым отбросит коньки, – заберете домой котенка (очевидно, после того, как папа получит за него значительный процент). Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как он нажился на моем выпускном, купив туда дополнительные билеты и перепродавая их по грабительским ценам за пределами Барбикана.

Мама тем временем в своей стихии: подносит гостям канапе, как хозяйка светского приема в Нью-Йорке 1920-х годов. Недавно она бросила работу риелтора и теперь ест слишком много шоколада, чтобы с полным правом ходить на встречи группы «Весонаблюдатели», где можно пообщаться и посплетничать. В остальном ее светская жизнь ограничена еженедельными визитами к Грэму, ее психотерапевту; он утверждает, что способен видеть будущее, однако о моем разрыве с Джейд не предупреждал.

Бабуля с каждым моим приездом, кажется, становится все ниже и ниже. Сейчас она танцует и поет посреди комнаты. Спектакль «Волшебник страны Оз» в театре одного актера – для всех, кто готов смотреть и слушать. Она жизнь и душа любого мероприятия.

Хотя вечеринка устроена в мою честь, я не знаю большинство людей, собравшихся в нашей гостиной. Да я и саму гостиную узнаю́ с трудом: мама уставила ее новой мебелью и украсила безделушками, которые папа завтра вернет в магазины. Кажется, что мы попалив журнал «Домашний очаг», но только на один день. Новый диван. Пледы, подушки и пуфы. Маленькие таблички с вдохновляющими цитатами: «Все случайности неслучайны», «Сохраняй спокойствие и двигайся вперед!», «То, что вас не убивает, делает вас сильнее». Даже подставки для напитков говорят мне: «Живи, люби, смейся».

Над камином висит гирлянда моих школьных фотографий; на каждой красуется знак копирайта, прямо на моем лице. Папа уверен, что заключил выгодную сделку и «взломал» систему: распечатал фото с сайта, вместо того чтобы платить «этим грабителям» в фотостудии.

Из тех, кого я знаю, здесь Мадлен – самопровозглашенный мэр деревни; обычно именно она организовывает подобные мероприятия. Без сомнения, позже она оценит нашу вечеринку – по косточкам разложит. Мадлен пришла со своим мужем Джеффом, у которого тревожное расстройство: он ненавидит любые неловкие ситуации. Еще у Джеффа фобия: он боится есть на публике. Желая избежать неловкости, он не отказывается от канапе, которыми его угощают, и к концу дня его карманы будут набиты сливочным сыром и копченым лососем.

Я оборачиваюсь и замечаю нашего соседа Десмонда, который пристает к женщинам вдвое моложе его и рассказывает ужасные шутки, которые никогда не доходят до кульминации. Скоро он будет храпеть и давиться во сне своей вставной челюстью. Его жена Берил, сидя в инвалидном кресле, говорит всем, кто готов ее слушать, что не хочет рассказывать о своем здоровье, – а потом подробно излагает историю всех своих многочисленных болезней. Удивительное дело: какая бы медицинская проблема ни возникла у любого из соседей, вскорости у Берил появится такая же. Это как если бы деменцией можно было заразиться воздушно-капельным путем, а потом вылечиться за месяц.

Снова раздается звонок в дверь, и я возвращаюсь к своим обязанностям.

– О, мне правда очень жаль, Джоши, – говорит Карен, моя бывшая няня, войдя в дом.

Мама действительно пригласила всех. Карен, по-видимому, не понимает, что прошло два десятилетия с тех пор, как она укладывала меня в кровать и любую беду могло поправить ласковое слово. Она протягивает мне коробку со сладостями, которую я кладу поверх быстро растущей горы других коробок, банок и контейнеров с подаренными шоколадными конфетами. Не исключено, что это те самые коробки, которые мы дарили сегодняшним гостям на прошлой неделе, и сейчас они просто возвращают их с оставшимися там батончиками «Баунти» и «Милки Уэй».

– Не волнуйся, я уверена, что ты скоро встретишь кого-нибудь другого.

– Спасибо, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Проходите туда, – указываю в сторону гостиной, где Джефф уже начал сильно потеть.

Даже не знаю, что хуже – шутки или сочувствие. Я еще не готов ни к тому ни к другому. Хочу свернуться где-нибудь клубочком, выплакаться и набить рот всем этим шоколадом. Прошло всего двадцать четыре часа. Я не думаю о том, что рано или поздно встречу кого-то другого. Я не хочу, чтобы эта красивая, соблазнительная, пока еще неведомая вторая половинка, которую мне все время обещают, ждала меня где-то в большом мире. Я хочу быть с Джейд, хочу того будущего, которое мы планировали, и чтобы моя жизнь вернулась на круги своя. Но как будто мало того, что я переехал в родительский дом, – кажется, теперь я должен делить свое горе со всей деревней.

Я собираюсь поприветствовать очередного незнакомца из прошлого, но тут из гостиной доносится крик. Спешу посмотреть, что случилось, и обнаруживаю дрожащего Джеффа, который не может дышать: у него паническая атака. Чья это была идея – пригласить самого тревожного человека в мире на самую неловкую вечеринку на свете? Джеффа усаживают на диван – и запасы канапе взрываются в его задних карманах; сливочный сыр разлетается во все стороны и размазывается по комнате. Мама хватает мокрое кухонное полотенце и мечется вокруг, жалуясь, что не может оттереть пятно с обивки дивана. У папы вытягивается лицо: он понимает, что теперь не сможет вернуть диван в магазин; деньги, полученные от тотализатора, не покроют расходы на вечеринку.

Тем временем Мадлен не только не беспокоится о муже, но и выглядит подозрительно счастливой (похоже, наша вечеринка не смогла затмить ее летний прием). Бабуля настаивает на том, что шоу должно продолжаться. Берил берет пример с Джеффа и тоже симулирует приступ паники. А Десмонд каким-то образом все проспал. Все остальные толпятся вокруг Джеффа. Я ничем не могу ему помочь, поэтому пользуюсь всеобщей суматохой и проскальзываю в свою спальню, успев увидеть, как дядя Питер старательно пожимает руки прибывшим врачам скорой помощи.

Я жил здесь десять лет назад, и сейчас эта комната самым наглядным образом показывает, что моя жизнь сделала круг. Все здесь, на удивление, осталось по-прежнему. Плакаты с Дэвидом Бекхэмом и Майклом Оуэном все еще украшают бежевые стены, на полке стоит лавовая лампа, а на шкафу лежат мягкие игрушки «Бани», которые я собирал в детстве. Я был практически уверен, что папа сдает мою комнату через Airbnb[9]9
  Онлайн-площадка для размещения объявлений и поиска краткосрочной аренды частного жилья по всему миру.


[Закрыть], но никаких постояльцев здесь нет – только дедуля, который сидит на моей кровати и смотрит по телевизору фильм «Эта замечательная жизнь», не обращая внимания на панику, царящую внизу.

– Прости, Джош. Надеюсь, ты не возражаешь. Для меня там немного шумно.

Мама определенно унаследовала свою коммуникабельность не по отцовской линии. В отличие от бабули, которая любит быть в центре внимания, дедушка старается избегать шумных сборищ. Его редко можно увидеть на публике. Единственный повод выйти в свет – это еженедельные уроки танцев с бабушкой, и то он стремится уйти сразу после занятий, тогда как бабуля обычно задерживается и слоняется без дела, со всеми болтая. Дед любит проводить время в одиночестве: играет на органе, который стоит у них в коттедже, или смотрит телевизор. И все же, несмотря на различия, они женаты уже почти шестьдесят лет и всегда выглядят влюбленными.

– Что ты обо всем этом думаешь? – дедушка всегда задает этот вопрос, и я никогда не понимаю, что конкретно он имеет в виду.

– О вечеринке? Скажем так: сидя здесь, ты ничего не теряешь.

– Тогда составь мне компанию и посмотри со мной фильм, – он жестом приглашает меня сесть рядом с ним на кровать.

Я смотрел этот фильм почти каждое Рождество, сколько себя помню. Это единственный фильм, который всегда заставляет меня плакать.

Мы сидим в тишине и смотрим телевизор. В отличие от всех остальных, дед знает, что я не хочу говорить о Джейд. Когда Джордж Бейли и Мэри вот-вот воссоединятся на экране, дедуля понимает, что смотреть на это мне тоже не стоит.

– Мы все знаем, чем он закончится. Хочешь посмотреть что-нибудь другое? – предлагает он, протягивая мне пульт от телевизора.

– На твоем месте я бы не доверял моему выбору: в данный момент я ничего не могу сделать правильно, – говорю я.

Сначала даже не понял, услышал ли он меня: дед молчал добрых тридцать секунд.

– По-моему, ты слишком суров к себе. Эта девушка в Лондоне… Это она приняла неправильное решение, а не ты, – в конце концов отвечает он.