Текст книги "55"

Джеймс Деларджи
55

Всем, кого обделила жизнь

James Delargy

55 Copyright © James Delargy 2019.

© Молчанов М.Ю., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке. ООО «Издательство Эксмо», 2019

1

Легкие пылали, будто вместо кислорода он вдыхал вездесущую рыжую пыль. Каждый шаг взметал очередное облачко. Каждый шаг вел незнамо куда. Если задуматься, он и был незнамо где, плотно окруженный со всех сторон деревьями, а каждая ветка норовила схватить за руку, за бок, за голову – мол, оставайся здесь. Навеки.

Еще чуть-чуть, так бы и вышло. Но он вырвался и теперь спасал свою шкуру. Никогда не думал, что хоть раз в жизни воспользуется такой банальной фразой. Впрочем, разве это жизнь? Скорее выживание… Он бежал, перелезал через камни, уворачивался от веток и ничего больше не соображал: все мысли забивал страх, что его снова поймают. Остались одни животные инстинкты: кругом опасность, спасайся.

Солнце, чьи щупальца проникали сквозь листву, нещадно жгло землю, но ни единый его проблеск не указывал пути к свободе. Всюду только деревья, камни, еще деревья и еще камни, чтоб их. Он не знал, бежит ли навстречу цивилизации или, наоборот, углубляется в аутбэк[1]1
  Англ. outback – «глушь»; так в Австралии называют малоосвоенные районы, более удаленные от густонаселенных мест и более пустынные, чем другой вид австралийской дикой местности – буш (англ. bush, «заросли»).


[Закрыть].

Он перескочил через очередной валун. Ноги свело, будто на них все еще висели кандалы: холодные, ржавые цепи, в которые его заковал тот псих. Нет, останавливаться нельзя. Плевать на боль, усталость, нехватку воздуха и жжение в легких. Прекратишь бежать – умрешь.

Впереди деревья расступались. Еще немного. Лишь бы там была дорога, ферма, тропинка – хоть какое-нибудь указание на то, что рядом люди. Набрав в грудь побольше воздуха, он рванул на свет. Именно в это мгновение под ногу ему попался камень. Небось много сотен лет выжидал, пока на него наступят, – и вот дождался. Он споткнулся и, ловя руками пустоту, полетел на землю. В падении приложился плечом о ствол дерева; тот хрустнул, но не сломался. Кости, к счастью, тоже.

Заросли кончились, в глаза ударил свет. Увы, ни намека на цивилизацию. Всего лишь полянка, а на ней – пять-шесть рыхлых холмиков прямоугольной формы… точно могилы. Одну из них наверняка готовили для него.

Он рывком поднялся. Все мышцы болели, одежда промокла от пота. Обогнув кладбище, он снова угодил в заросли. Такое ощущение, будто кто-то водит его кругами.

Теперь, однако, путь шел в гору. В ответ на подобное издевательство заныли колени. Вдалеке проглядывал клочок голубого неба – значит, там вершина, можно будет осмотреться и сориентироваться.

Превозмогая боль в бунтующих легких и ногах, он не заметил, что на дороге торчит узловатый древесный корень, и снова распластался на жесткой, запекшейся от жары земле. В рот, нос и глаза набилась пыль. Из страха выдать себя он сдержал вопль, но грохот удара, казалось, разнесся на милю, заглушая чириканье птиц, стрекот насекомых и топот преследователя.

Вершина ожиданий не оправдала. Обзора никакого, только обрыв и отвесная стена в этаж высотой. Спуститься тоже нельзя: что слева, что справа ни одной тропинки.

Не успел он подумать про обходной маршрут, как ощутил толчок в спину и снова грохнулся на землю. Перевернувшись, тут же получил кулаком в левую скулу. Удар вышел скользящим, но в глазах все равно потемнело. Сжав кулак, он ударил с размаху в ответ и угодил во что-то твердое – похоже, в плечо. Противник всадил ему колено в бедро. От боли брызнули слезы. Он еще несколько раз без разбора махнул кулаками, то попадая, то промахиваясь. Противник в это время продолжал избиение, нанося меткие удары по шее и по голове, каждый из которых отзывался тупой болью и рассыпал перед глазами искры. Потом схватил за волосы и несколько раз приложил о твердую землю. Он чувствовал, как сознание начинает понемногу оставлять его. Отключишься – конец. Он замахнулся, схватил противника за руки и перекатился, чтобы оказаться сверху.

Земля вдруг кончилась, перекат превратился в бесконечный полет. Отбитая голова как будто перестала ощущать силу тяжести, и его охватила невесомость. Нахлынуло какое-то неземное блаженство. Все, кончено. Он умер и с чистой совестью может отправляться в мир иной.

И тут – удар.

От столкновения с землей у него словно вышибло душу из тела. Открыв глаза, он увидел серо-коричневый камень и голубое, подернутое дымкой небо. Затем все потемнело, и он потерял сознание.

2

Чендлер Дженкинс жил в городке Уилбрук. Здесь он родился и вырос. Все тридцать два года прошли на засушливом плато Пилбара в Западной Австралии. Этому участку суши, когда-то входившему в состав древнего суперконтинента Ур, насчитывалось не менее двух с половиной миллиардов лет. Порой Чендлеру казалось, что доисторические атомы просочились в кости и состарили его раньше срока, – впрочем, не ему одному. Все из-за огненно-рыжей пыли, покрывающей выжженную, почти безжизненную землю.

Уилбрук находился в глуши, за сотню километров от ближайшего населенного пункта – Портмена, куда вела одинокая дорога, извивающаяся, как хвост ящерицы. Даже по австралийским меркам городок совсем не старый: первые упоминания относятся к концу XIX века. Его назвали в честь известного старателя из Албани, который, бросив плодородные виноградники на юге материка, отправился искать богатство в здешней глине. И ведь нашел! Он откопал целую россыпь золота, самородки буквально торчали из земли, как маршмеллоу в чашке с хлопьями. Некоторые даже не помещались в ладонь.

Когда о находке узнали, в округе тут же стали возникать деревянные лачуги, количество которых не поддавалось здравому смыслу. А где лачуги, там и увеселительные заведения: бары, салуны, бордели – минимум по паре. В погоне за богатством хлынул народ: тысячи и тысячи золотоискателей, которым газеты сулили исполнение всех желаний.

Увы, сбыться мечтам не довелось. Самородки вдруг закончились, а в ржавых лотках оседали лишь отдельные крупинки. Людей, впрочем, это не останавливало, они продолжали намывать камни и глину в ручьях, а отчаявшись, утоляли разочарование выпивкой и женщинами, вот только платить было нечем. Вместе с долгами копились и обиды.

Городок жил как на пороховой бочке, и однажды летней ночью грянул взрыв: десятеро мужчин устроили перестрелку прямо на центральной улице. На ногах остался только Том «Томат» Келли, но на следующее утро кровотечение в плече доконало и его. Обстановка в Уилбруке ухудшалась, а денег становилось все меньше. Первыми – за новой золотой лихорадкой – уехали врачи, юристы и торговцы; от пятитысячного населения осталась едва ли пятая часть. Удержались и несколько баров да борделей, для которых людское отчаяние было основным источником дохода.

Тем, кто остался, пришлось как-то выживать, но земля была одинаково негостеприимна и к людям, и к животным, которых пытались разводить. Сорок лет Уилбрук находился на грани вымирания, пока под ним не наткнулись на залежи железной руды и крокидолита[2]2
  Асбестосодержащий минерал, имеющий широкое техническое и ювелирное («тигровый глаз») применение.


[Закрыть]. Началась новая лихорадка, горнодобывающие корпорации принялись скупать рудоносные участки за баснословные суммы. Городок стал разрастаться, появились первые кирпичные постройки. А потом залежи вдруг снова иссякли, и корпорации перебрались в Портмен, расположенный в нескольких часах езды, без сожалений бросив Уилбрук, как змея сбрасывает старую кожу.

Вот тут, собственно, и жила семья Чендлера. Несмотря на все недостатки, он гордился этим городком, который не без оснований считал своим. Будучи сержантом полиции, Чендлер, по сути, исполнял роль шерифа – символично, учитывая, что на вид город так и застрял на рубеже позапрошлого века. Только грунтовку на центральном проспекте залили асфальтобетоном, который на солнце казался чуть ли не белым, а посередине даже соорудили островок безопасности (непонятно зачем, ведь машин все равно почти нет). Ярко раскрашенные навесы над тротуарами спасали от палящих лучей, но не от зноя; изящно отлитые металлические столбы почти вековой давности напоминали об ушедшей эпохе.

* * *

Чендлер подъехал к бетонной парилке под названием «участок» и посмотрел на себя в зеркало. Вот ему уже за тридцать. Приятное еще лицо округлилось, под глазами залегли синяки от недосыпа и прелестей жизни отца-одиночки. Волосы поредели, но пока не отступили. Светлая шевелюра вкупе с легким загаром отлично подошла бы стареющему серферу – только не ему. Чендлер вообще старался держаться подальше от моря. На суше хотя бы видно, откуда ждать опасность.

Старший сержант Билл Эшкрофт вышел на пенсию в июне прошлого года, оставив Чендлеру свою должность и четверых подчиненных. Впрочем, что толку в таком штате, когда дело приходится иметь лишь с превышением скорости, бытовухой и – максимум – драками в пабах. Всего пабов в Уилбруке три, но не для того, чтобы был выбор, а чтобы те, кого выгнали из одного заведения, могли пойти в другое. Тем не менее участку полагалось пятеро сотрудников, и Полицейское управление Западной Австралии строго за этим следило, ведь стоит начаться сокращениям, посыплются все.

За стойкой регистратуры сидел Ник Кириакос, новенький. Чендлер считал, что к дежурствам и заданиям тот пока не готов. Несмотря на способности и усердие, давать двадцатилетнему парню оружие и отправлять на улицу было рискованно. Он еще многого не понимал, и им двигало желание угождать, учиться и демонстрировать глубокие (и пугающие) познания о серийных убийцах.

Таня, старший констебль и заместитель Чендлера, тоже была на своем месте. Она всегда приходила вовремя, идеально собранная, как и ее хвостик. Она брала утренние смены, чтобы успевать в детский сад на другом конце города. Детей у нее трое, все погодки; Таня только-только вышла из пятилетнего декрета. Чендлер понимал, каким трудом ей это дается – каждый день что маленькая военная операция, – поэтому, если бы он получил повышение, непременно представил бы к нему и Таню. Полностью заслуженно. Всякий, кто умудряется совмещать работу с воспитанием детей, заслуживает любых поощрений. У Чендлера у самого мальчик и девочка – кому, как не ему, это знать. Тане хотя бы муж помогает.

Чендлер зашел в свой кабинет. Кондиционер опять сломался, и в участке висела густая духота. Он сел в кресло и посмотрел в окно на холм Гарднера – лесистое возвышение с каменистыми склонами, получившее свое название в честь первого мэра Уилбрука.

Издалека холм выглядел вполне живописно: сторона, обращенная к участку, сплошь поросла высокими, прямыми деревьями – настоящий оазис зелени посреди бескрайней рыжей пустыни, которая простиралась за холмом. Эта пустыня постоянно привлекала путешественников, но даже бывалым походникам, привычным к самым жестким условиям, приходилось там непросто. Туда отправлялись в основном те, кто хотел найти себя. Или, наоборот, затеряться.

Начинался очередной день на службе, спокойный и настраивающий на медитативный лад. Однако очень скоро все переменилось.

Из соседней комнаты послышался шум. Голос был незнакомый, в нем слышалось отчаяние. Выговор как будто бы южный – скорее всего, пертский. Если так, то мужчину занесло далековато от дома.

– Сержант, можно вас? – позвала Таня с непривычной тревогой в голосе.

Чендлер скинул ноги со стола и поправил ремень. Живот здорово раздался за последние пару лет. Лишним весом организм словно восполнял пустоту после ухода Тери.

Чендлер вышел из кабинета. Напротив Тани (из регистратуры посетители попадали к ней) сидел дерганый парень на вид лет двадцати с небольшим. На футболке и джинсах у него была кровь и грязь – следы побоев.

Чендлер провел рукой по шее и выругался. Забыл галстук. Вообще, он не особо следил за внешним видом, но на людях предпочитал выглядеть подобающе. Так сразу становилось понятно, кто здесь главный.

«Ты должен выглядеть как хозяин, а вести себя как управляющий», – говаривал Билл.

Таня стояла рядом с посетителем и настороженно наблюдала за ним. Даже Ник прикатился из регистратуры – прямо в кресле, как бы демонстрируя, что он по-прежнему на своем посту.

Парень поднялся на ноги. Таня сделала шаг назад, готовая при необходимости перехватить его. Ощущение страха постепенно передавалось окружающим. Чендлер отметил, что посетитель одного с ним роста, только более подтянут; полный ужаса взгляд мечется между стенами и дверью, не зная, на чем остановиться. Веки, будто опасаясь, что глаза вот-вот выскочат, сами собой сощурились. На лице застыла гримаса боли.

– Он сказал, что я – пятьдесят пятый! – выпалил посетитель, встретившись наконец взглядом с Чендлером, после чего затрясся и зажмурился.

Мозг Чендлера продолжал отмечать детали. Выговор определенно пертский. Торчащая клочками щетина указывает, что последние несколько недель парень пользовался старой, затупившейся бритвой. Для бездомного слишком адекватный и опрятный – значит, скорее всего, разнорабочий по найму.

– О чем вы? – спросил Чендлер, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внезапное появление человека в окровавленной одежде выбивало из колеи.

– Пятьдесят пятый… – повторил посетитель.

Чендлер посмотрел на Таню, та пожала плечами.

– Пятьдесят пятый кто? – спросил он.

Появилось желание каким-нибудь жестом, касанием успокоить посетителя, но Чендлер опасался, что его это лишь отпугнет.

– Это б-был м-маньяк…

– Какой маньяк?

– Он похитил меня и увез… Туда. В чащу… там было много деревьев…

Посетитель указал на стену – именно в той стороне находился холм Гарднера.

– Еще раз: какой…

– Псих!

Парень пошатнулся. Кровь на джинсах не выглядела свежей, пятна будто высохли на солнце, но Чендлеру не хотелось, чтобы потерпевший терял сознание. Он взял его за руку, тот поморщился от боли.

– Не бойтесь, мы вам поможем. – Усадив посетителя в кресло, Чендлер смог снова почувствовать себя хозяином положения. – Как вас зовут?

– Гэбриэл.

– Отлично, а меня – Чендлер. Я здесь главный. Вы знаете, где находитесь?

Гэбриэл мотнул головой.

– В Уилбруке.

На лице Гэбриэла отразилось что-то вроде надежды – надежды на спасение. Закрепляя успех, Чендлер продолжил:

– Вы находитесь в городе Уилбрук, штат Западная Австралия. Это констебли Таня и Ник, мои подчиненные. Откуда вы к нам попали?

Гэбриэл снова махнул дрожащей рукой в сторону стены.

– Оттуда.

Чендлер выдавил из себя ободряющую улыбку.

– Нет, где вы живете?

– В Перте… Но я часто в разъездах.

Гэбриэл откинулся на спинку кресла. На миг показалось, что он вот-вот сползет на пол.

– У вас есть удостоверение личности?

– Он забрал.

– Ладно… – Чендлер кивнул. – А имя его вы хотя бы узнали?

Гэбриэл молчал. Он уже не бегал глазами по комнате, веки начали закрываться. Чендлер еще раз посмотрел на одежду потерпевшего. Пятна крови небольшие, значит, серьезных ранений нет, однако нельзя исключать невидимые травмы, например сотрясение мозга.

– Вы узнали…

– Хи-и-ит… – выдохнул Гэбриэл.

– Хит? – переспросил Чендлер и кивнул Тане.

Она тут же записала имя в блокнот.

– Да, – ответил Гэбриэл, – маньяка зовут Хит. Он отнял у меня документы.

Парень вдруг подобрался и попытался встать.

– Мне нужно бежать.

Чендлер шагнул навстречу потерпевшему и придержал его. Знакомая история: многим, кто оказался в полицейском участке, не терпелось поскорее оттуда убраться, как будто не дай бог пришьют что-нибудь, если задержишься.

– Оставайтесь здесь, а мы вызовем вам врача.

– Нет! – возразил Гэбриэл, глаза у него снова в ужасе распахнулись. – Я расскажу вам, что случилось, и исчезну. Вдруг он придет за мной?

– Не бойтесь, здесь вы в безопасности, – успокоил его Чендлер.

– Чем дальше отсюда, тем лучше.

Гэбриэл глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и при этом снова скривился. Скорее всего, сильно ушиб ребра, предположил Чендлер.

– Мы сейчас вызовем вам врача, – осторожно сказала Таня.

– Нет, сперва я расскажу вам, что случилось.

3

За регистратурой находилась маленькая допросная, по совместительству столовая. Стены в ней были выкрашены не в ярко-желтый, как во всем участке, а в темно-зеленый. Чендлер где-то вычитал, что такой цвет настраивает людей на разговор.

Посетитель опустился на хлипенький пластмассовый стул, тот жалобно заскрипел. Чендлер устроился напротив, облокотившись на заляпанную горчицей столешницу. Надо узнать, кто сегодня дежурный. Скорее всего, он.

– Начинаем запись, – сказал Чендлер. – Сегодня двадцать третье ноября две тысячи двенадцатого года. Ваше полное имя?

– Гэбриэл Джонсон.

– Местожительство?

– Вообще я из Перта, но без… как это говорится…

– Без прописки?

– Вот, да, без прописки. Простите, все никак…

Гэбриэл огляделся по сторонам, как бы изучая помещение. Зацепиться взглядом, тут, впрочем, было не за что.

– Возраст?

– Тридцать лет.

Тон у парня был отрешенный – видать, случались в его жизни разные неприятности. Лицо, еще мальчишеское, покрывал густой загар, на котором отчетливо выделялись угревые шрамы.

– Что привело вас сюда?

– Искал работу.

– Какую?

– Любую, где требуются руки. Думал, здесь что-нибудь подвернется.

– Например?

– Не знаю. Слышал просто, что тут есть к кому наняться.

Его не обманули. В округе действительно хватало скотоводческих ферм и подсобных хозяйств, раскинувшихся на огромных площадях размером с небольшую страну. Гэбриэл как раз то, что нужно: жилистый, в еде неприхотливый – главное, чтобы мясо давали, – готовый хоть копать колодцы, хоть перегонять и клеймить скот.

– Как вы познакомились с Хитом?

Услышав это имя, посетитель вздрогнул и не сразу взял себя в руки.

– Я был в Порт-Хедленде, приехал туда из Эксмута с попутным дальнобойщиком.

– Имя?

Гэбриэл небрежно дернул плечом.

– Ли… как-то там. В общем, китаец, лет под пятьдесят. Толстый такой. Курил самокрутки, держал их в кабине за козырьком. Вот и все, собственно.

– И в Порт-Хедленде вы расстались? – спросил Чендлер.

– Да, он поехал дальше, в Дарвин.

– А что вы делали в Порт-Хедленде?

– Спал.

– Где?

– В парке.

– В каком?

Гэбриэл пожал плечами.

– Не знаю. Не интересовался. Парк как парк: трава, деревья… скамейки.

Чендлер сделал пометку вернуться к этому месту позднее.

– Ладно. Что было дальше?

Парень немного успокоился, хотя голос у него все еще подрагивал и срывался.

– На следующий день я решил отправиться в глубь материка на заработки.

– А на побережье чем хуже?

– Знакомый в Эксмуте сказал мне, что чем дальше от побережья, тем прибыльнее. Большинство крутится на побережье, типа передвигаться легче, вот только конкуренция такая, что работодатели платят гроши. Да и просто интересно посмотреть было…

Гэбриэл замолчал, как будто забыл, что хотел сказать. Чендлер с вопросами не встревал, давая ему возможность самому собраться с мыслями.

Встряхнув головой, Гэбриэл продолжил:

– Так вот, иду я по дороге… в сторону от трассы. – Он посмотрел на Чендлера. – Номер не знаю.

Зато Чендлер знал. От трассы номер один ответвлялось девяносто пятое шоссе на Уилбрук. Он много раз катался по этому шоссе туда-сюда, когда только начал встречаться с Тери – бойкой, разбитной девицей с побережья. Тогда он еще не знал, что она никогда не свыкнется с жизнью вдали от моря.

– Иду я, в общем, солнце жарит и слепит. Тут слышу: сзади гудит машина. Вытягиваю руку. Без особой надежды, до этого двое уже проехали мимо… А этот взял и остановился.

– Описать машину можете?

Чендлер оглянулся на полупрозрачное зеркало, за которым сидела Таня. Хоть бы все записалось. В последний раз допрос в участке проводили с год назад, по бытовухе. Джун Тьендали надоело, что муж проводит вечера не с ней, а со своими голубями, и в пылу ссоры сломала ему руку хоккейной клюшкой.

– Большая, угловатая такая. Марку не помню: логотипа, кажется, не было. Темно-коричневая… а может, просто грязная, даже окна заляпаны. Один стоп-сигнал не работал, это мне запомнилось. Я, конечно, сразу поспешил к ней: вдруг водитель передумает и уедет. – Гэбриэл поднял печальный взгляд. – Лучше бы он уехал.

– Номер не запомнили?

– Нет, он тоже был в грязи. Возможно, специально заляпан.

– Ладно. Продолжайте.

– В общем, сажусь. Наверное, стоило сперва присмотреться, но уж очень хотелось найти работу, чтобы кров там и кормежка.

– Что можете сказать про водителя? Ну, про Хита?

Чендлер приготовился записывать приметы. Хотелось чего-нибудь посерьезнее, а не как с машиной: большая, грязная, ни марки, ни номера. Таких на местных дорогах через одну.

Гэбриэл опустил веки и вздохнул. Чендлер его не торопил. Он перевел взгляд на свое отражение. Из зеркала на него смотрел усталый полицейский, чьи голубые глаза казались особенно пронзительными на фоне черных кругов.

– Ростом… чуть пониже меня. Брюнет. Загорелый, как будто много работает на улице. Крепкий. Сказал, что ему тридцать, как и мне… Дерганый, правда, какой-то. – Гэбриэл помолчал. – Знаете, тогда я не обратил внимания, но было в нем что-то… зловещее.

– В смысле – «зловещее»?

– Трудно сказать… Борода скрывала его лицо. Он как будто сливался с тенями.

Гэбриэл посмотрел Чендлеру в глаза, как бы ища подтверждения, что он не сумасшедший.

– Вот только не надо говорить мне, типа, кретин, нашел, где попутку ловить! – вдруг взорвался парень. – Нормальный мужик – ну, или мне так показалось. К тому же я был уверен… почти… что смогу за себя постоять в случае чего. Он сказал, что его зовут Хит и что ездил в город за покупками. Это тоже успокаивало. Убийца представляться бы не стал… Или как?

Он снова вопросительно посмотрел на Чендлера. Тот кивнул, правда, скорее для вида. По сути, что мешало маньяку поболтать с намеченной жертвой? Как бы то ни было, заключил Чендлер, подобная раскованность указывала на то, что Хит чувствовал себя уверенно и спокойно, что схема у него вполне отработана.

Пятьдесят пятый… В животе защекотало от азарта вперемешку со страхом: там кружили даже не бабочки, а стервятники. Дело вырисовывалось нешуточное. Пока парень разговорился, надо было выудить из него как можно больше подробностей.

– Что-то еще он про себя рассказывал?

– Говорил, что вроде как здешний.

– Из Уилбрука?

Никаких Хитов в округе Чендлер не припоминал – не исключено, что имя вымышленное. Значит, надо подумать, кто мог бы прикончить столько народа. Психов в Уилбруке хватало, но чтобы настолько – вряд ли. Так, по крайней мере, казалось.

– Не знаю… нет, наверное… просто здешний. Хотя выговор у него как будто восточный. Да и какая мне разница – водила как водила. Я же не спутника жизни искал.

Чендлер молча кивнул, ожидая продолжения.

– Сказал ему, что сам из Перта. Далековато заехал, отвечает он. Ну так, на заработки, говорю. И добавляю: пустынно тут у вас, но что-то в этом есть. – Гэбриэл повел плечами и поморщился. – Соврал, конечно. По опыту знаю – когда тебя подвозят, немного лести не повредит. Проститутки, небось, так же делают.

Чендлер присмотрелся, но не заметил на лице парня ни тени улыбки – значит, и правда убеждение такое.

– За час мы проехали мимо нескольких ферм. Я просил остановиться, типа, мне подойдет, но он сказал: нечего соваться туда, куда все лезут. Это все равно что идти к первому попавшемуся водопою, который уже весь вытоптан и взбаламучен. Там к тому же кидают на деньги – в общем, дальше лучше. Я спросил, случалось ли ему работать у кого-нибудь; наводка или контакт мне бы не помешали. Он не ответил. Думаю, была какая-нибудь неприятная история, и он не хотел о ней распространяться.

Чендлер сделал пометку: поспрашивать по окрестным фермам, не подрабатывал ли там некто по имени Хит.

– Еще через полчаса началась форменная пустыня, – продолжал Гэбриэл. – Не представляю, как там можно было что-то растить и тем более разводить скот. Вдобавок захотелось пить. Ехали с окнами нараспашку, и все равно жарило нестерпимо. Он, наверное, прочитал мои мысли. На заднем сиденье канистра, говорит, попей. Тут-то я и попался.

– Что-то не так с водой?

Гэбриэл кивнул.

– Да. У нее был какой-то мучнистый привкус, но я не придал значения. Пить хотелось очень, понимаете? – Он печально вздохнул. – Меня сразу начало клонить в сон. Сперва я подумал, это от духоты, но становилось только хуже. Руки не слушались, такое ощущение, что их отделили от тела. Помню, оборачиваюсь к Хиту, а он глядит на меня как ни в чем не бывало, будто сто раз такое видел. Даже на дорогу не смотрит. Кажется, это тянулось часами. Потом его лицо растворилось в тени, и я вырубился. Он что-то подмешал в воду, точно вам говорю.

Гэбриэл снова заводил глазами. Чендлер знал, что это означает: жертва пытается вспомнить, как все было, но память подводит.

– Очнулся я в каком-то сарае. Понятия не имею, сколько я там провалялся, но сквозь щели еще пробивалось солнце, так что, наверное, пару часов, не больше. – Лицо у него вдруг стало обеспокоенным. – Сегодня, случайно, не пятница?

– Нет, четверг, – успокоил Чендлер.

Гэбриэл с облегчением вздохнул. Значит, он не выпадал на день из жизни. Более того, он живой.

– Руки у меня были прикованы к потолочной балке.

– Прикованы? – переспросил Чендлер.

– Да… такими тяжелыми железными полукольцами, через которые продета цепь, прикрепленная к балке. Такие же на ногах, только ни к чему не прикрепленные. Пошевелиться в них, правда, было нельзя. Хотя сбежать все равно бы не получилось. Он меня запер.

– Где вас держали? На ферме? В лесу? На заднем дворе?

– Вон там, где холм. В щели между досками было видно деревья, – ответил Гэбриэл. – Еще в сарае лежали пилы, топоры и прочий инструмент. Ничего необычного, но когда на тебе цепи, все становится похожим на орудие для убийства.

– Что-нибудь еще можете вспомнить? Какие-нибудь звуки, запахи?

– Ну… Пол земляной, в углу небольшая поленница. Из-за стены доносились шаги – сарай, наверное, примыкал к дому. Я заорал: «На помощь!» На крик пришел Хит. Я спросил, где мы, он сказал: дома. Я стал умолять его, чтобы он меня отпустил. Ничего никому не скажу, говорю. Успокойся, отвечает он. Голос у него был раздраженный, как будто я оторвал его от каких-то важных дел.

Гэбриэл зашевелил ногами под столом, глаза снова забегали по комнате.

– Простите… Мне как-то не по себе в тесном помещении.

– Может, дверь открыть?

– Да, пожалуйста.

Чендлер открыл дверь в основное помещение, где у дальней стены стояли серые сейфы, а под потолком были проделаны небольшие окошки. Гэбриэл уставился на них.

– Он подошел вплотную ко мне. Ну, думаю, сейчас мне точно несдобровать. Тут он говорит: «Ты – пятьдесят пятый» – и отходит. Я побоялся спрашивать, что это значит, а потом вдруг понял…

Гэбриэл замолчал.

– Поняли что? – спросил Чендлер, желая услышать подтверждение своих догадок.

– Что я буду пятьдесят пятой жертвой.

Несмотря на страшную жару, по спине Чендлера пробежал холодок. Было видно, как Гэбриэл заново проживает те ужасные минуты. Под окровавленной футболкой шевелились мускулы, жилы на руках напряглись, в глазах застыл ужас.

– Напоследок он сказал, чтобы я не беспокоился: вопрос с моей смертью уже решенный. Так написано.

– В смысле – «так написано»?

Гэбриэл пожал плечами.

– Ни малейшего понятия.

Чендлер сделал себе пометку.

– Ладно. Что дальше?

– Нужно было спасаться, поэтому, как только он ушел, я попробовал снять наручники. – Гэбриэл продемонстрировал содранные ладони и алые разводы на запястьях, где железо вырвало куски кожи вместе с волосками. – Я тянул, пытаясь вырвать цепь из потолка, и все время звал на помощь. Хит больше не приходил. Он явно не боялся, что кто-то услышит. Тогда я понял, что людей поблизости нет… Наконец мне удалось сломать один замок, но второй наручник не поддавался. Свободной рукой я дотянулся до верстака. Чуть плечо не вывихнул, но сумел подцепить топорик. Стал бить им по железке, стараясь ничего себе не отхватить. Бью и думаю: а ну как Хит зайдет и застукает. Мне нужно было удирать оттуда, иначе конец. Я сперва притих, но вдруг испугался, что мое молчание его насторожит, поэтому снова начал орать, чтобы не было слышно металлического лязга. Гремело что твои церковные колокола.

Он остановился. Чендлер кивком попросил продолжать. Парень наконец разговорился, будто его прорвало. Удивительно, насколько четко события отпечатались у него в памяти.

– Как-то мне удалось разомкнуть наручник – прямо суперсила какая-то появилась – и высвободить руку. Ключ от кандалов на ногах болтался рядом, на гвоздике, так что снять их было делом нескольких секунд. Отчего-то мне стало еще страшнее, чем когда я был прикован. Я дернул пару раз ворота сарая, но на них, видимо, висел замок. Единственный выход – дверь в дом, откуда приходил Хит. Я открыл ее, за ней была просторная комната, забитая всякой всячиной.

Гэбриэл шумно выдохнул, как будто все это время сидел, задержав дыхание.

– А где был Хит? – спросил Чендлер.

– Он сидел там же, за столом, среди кучи бумаг и карт. На стене висело большое распятие. Я прокрался ко входной двери, налег на нее, а она, как назло, заскрипела. Хит поднял голову, и мы, застыв, уставились друг на друга. Потом я побежал. Оказавшись снаружи, я понял, что мы в какой-то лощине: кругом были только земля и деревья. Куда бежать – непонятно, поэтому я рванул направо.

– Почему направо?

– Откуда мне знать? Я правша, может, поэтому… Там, куда ни глянь, везде одно и то же. Ноги после кандалов не слушались, но я знал, что нужно бежать – вдруг у него пистолет?

Чендлер буквально видел, как сердце вот-вот выскочит у Гэбриэла из груди. Тот снова переживал самые ужасные моменты своей жизни. Парень глубоко вдохнул, втягивая остатки кислорода, и продолжил:

– Я побежал к обрыву. Оглянувшись, увидел, что Хит гонится за мной. Тут я поскользнулся и вылетел на поляну. Она была вся перекопана. – Глаза Гэбриэла расширились. – Там были могилы.

К гнетущей духоте, царившей в помещении, добавилось еще что-то зловещее.

– Могилы? – уточнил Чендлер, нахмурившись. – Как вы это определили?

– Ну… – Гэбриэл замялся. – Мне так показалось. Помню, первой моей мыслью было, что я на кладбище. Черные прямоугольные холмики… пять или шесть, может, семь…

Парень замолчал и испуганно посмотрел на Чендлера, словно только сейчас осознал, что побывал на волосок от смерти.

– Я поднялся и побежал дальше. На пути – холм. Вот, думаю, сверху будет видно, куда потом, но там оказался обрыв. Не надо было останавливаться…

Еще один вдох, чтобы взять себя в руки. На щеках напряглись желваки.

– Тут он меня и настиг. Я кое-как отбивался, но все без толку… Он будто не чувствовал моих ударов. Повалил меня на землю, мы стали бороться, и вдруг… лечу. Словно в невесомости. Бывало с вами такое?

– Нет, не бывало.

– Странное чувство, но прекрасное. Пока не приземлишься. Такое ощущение, будто столкнулся с поездом. У меня будто дух вышибло из тела. Ну, думаю, все кончено, отправляюсь на небеса.

Гэбриэл посмотрел на сержанта, чтобы убедиться, верят ему или нет.

Несмотря на проповеди, которыми пичкали Чендлера и двух его детей родители, называть себя верующим он бы не стал. Религия для него была чем-то вроде огородных помидоров: потреблять легче, чем пестовать. Некстати вспомнилось, что у дочери – Сары, старшенькой – завтра первая исповедь и после работы он обещал порепетировать с ней: что говорить, когда опускаться на колени, когда вставать…