Текст книги "Последние дни Кондора"

Глава 2

«…есть вещи, о которых мы не знаем. Мы также знаем, что есть вещи, о которых мы не знаем».

Дональд Рамсфелд, министр обороны США

Фэй Дозье осторожно прикрыла за собой дверь автомобиля, который они припарковали на Одиннадцатой улице, расстегнула короткий черный плащ и несколько раз сжала и разжала кулаки, разгоняя кровь. Она с любопытством разглядывала голубой кирпичный дом с дверью цвета морской волны. На правом боку ощущалась приятная тяжесть кобуры с пистолетом.

Ее напарник Питер сильно хлопнул дверью, нисколько не заботясь о том, что этот звук кто-то услышит, как и о том, что кто-то, чье внимание привлечет этот звук, увидит, как Фэй, обходя машину, направляется к нему. На Питере был рыжевато-коричневый плащ, во внутреннем кармане которого явно лежало что-то явно более габаритное, чем книга. В руке Питер держал серебристый атташе-кейс.

– Не забывай, – сказал он, – на этот раз ведущая – ты.

– Почему мы занимаемся именно им? – спросила она, разглядывая дом и прикидывая наилучшие направления подхода к нему. – И почему сейчас? Его нет в сегодняшнем списке. После того, что мы проделали в графстве Принс-Джордж с линиями постоянного тока и с тем парнем из талибов, который очень хотел, чтобы его сын поступил в колледж, этот тип как-то выбивается из общей картины, так что…

– Нам в любом случае предстояло им заняться. Почему бы не сделать это сейчас?

Словно два ястреба, спорхнувшие с одной ветки, мужчина и женщина перешли дорогу и направились к дому.

– Тебе ведь все равно нечего делать сегодня вечером, верно? – заметил Питер и рассмеялся.

«Как в воду глядел», – подумала Фэй, понимая, что он ничего не знал, не мог знать. Никто не мог.

– На этот раз будь повнимательнее, салага, – бросил Питер.

– С каких это пор я стала салагой?

– Здесь, со мной, ты именно салага – без вариантов. И если ты ведущая, то только потому, что я так решил. Я считаю, что пора и тебе наконец заняться серьезным делом.

– Ты просто очаровашка.

– Мне все это говорят.

Они ступили на тротуар рядом с голубым домом с дверью цвета морской волны.

– Послушай, – сказал Питер, обращаясь к напарнице, которая, конечно же, не была неопытным новичком. Однако работать с ней по доброй воле он бы не стал. Фэй ему попросту навязали. – Не торопись. Сделай все по-умному, качественно, так, как надо. А потом, – добавил он, когда они подошли к лестнице из четырех металлических ступенек, – так же старательно подготовь рапорт.

– Погоди, а ты что будешь делать, пока я буду всем этим заниматься?

– Писать свой рапорт. Ты ведь сама сказала, что тебе сегодня вечером нечем заняться, – улыбнулся Питер.

– Я этого не говорила, – возразила Фэй и развернула левую ладонь. Только такой профессионал, как Питер, сумел разглядеть в этом незамысловатом жесте сигнал «держись сзади».

Питер спустился с железных ступенек и расположился таким образом, чтобы уловить малейшее движение в окнах на обоих этажах голубого кирпичного таунхауса.

Фэй постучала в дверь цвета морской волны.

Глава 3

«…мы обливаемся потом в погоне за американской мечтой».

Брюс Спрингстин. «Рожденные бежать»

Именно так и решаются вопросы жизни и смерти.

Ты слышишь стук и думаешь, стоит ли открывать.

Распахнув синевато-зеленую дверь, он увидел их.

Женщину, стоящую у порога.

Мужчину, занявшего позицию в крохотном палисадничке, ограниченном черным металлическим забором.

Если они ликвидаторы, то она – стрелок.

Женщина, однако, продолжала стоять в дверном проеме, внимательно рассматривая хозяина дома зелеными глазами.

На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Черный плащ расстегнут. Хорошенькая, но в уличной толпе на такую вряд ли обратишь внимание. Каштановые волосы, достаточно длинные, чтобы можно было сделать стильную прическу, но слишком короткие, чтобы их легко можно было захватить рукой. Овальное лицо без явных национальных признаков – весьма характерная история для современной Америки. Нос, который, похоже, немного подправил хирург. Ненакрашенные губы. В линии плеч угадывается нечто похожее на военную выправку. Руки свободно висят вдоль тела, по кистям видно, что оружие, скорее всего, привыкла держать в правой. Никаких колец. Темные брюки. Туфли без каблуков, позволяющие при необходимости как быстро бежать, так и нанести противнику резкий, болезненный удар ногой.

Она продолжала молча стоять в лучах закатного солнца, и дом через открытую дверь наполнялся запахом закончившегося дождя.

Ожидание. Самая трудная вещь на свете.

Ожидание подходящего момента. Появления цели. Движения, на которое необходимо будет среагировать.

Мужчина, стоявший за ее спиной и страхующий женщину, откашлялся. Его лицо кажется знакомым… Он явно старше. Лет пятьдесят, белый, лысый. Под плащом угадываются мощные мышцы. В левой руке серебристый кейс, правая висит вдоль тела, ладонь разжата. Он обеспечивает прикрытие, то есть следит за действиями того, кто открыл дверь, а также фиксирует любое движение внутри дома, в том числе наблюдает за окнами. И все же то, как он откашлялся, выдало в нем руководителя, а не подчиненного. Или, может быть…

– Как ваши дела? – спросила женщина.

Скажи ей правду.

– Я не знаю.

– Мы можем войти?

– Ты не можешь сказать «нет», приятель, – подал голос мужчина.

– Я мог бы, но что это даст? – сказал хозяин дома и, повернувшись, двинулся внутрь.

Визитеры последовали за ним. Мужчина в рыжевато-коричневом плаще закрыл дверь, отделив внутреннее пространство дома от остального мира.

– Черт возьми, надеюсь, вы тот, кто нам нужен! – произнесла женщина с неискренней улыбкой. – Вас зовут…

– Я всегда ненавидел имя, данное мне при рождении: Рональд. Какое-то время я, кажется, был Джо. Иногда мне приходилось носить другие имена – Рауль, Ник, Жак, даже, как ни странно, Синь Чу.

– Называй его… – начал лысый мужчина.

Питер! Лысого, который страховал женщину, зовут Питер.

– …Кондор.

Вот так.

– Это ошибка, – сказал седой мужчина.

– Почему? – спросила женщина.

– Потому что агентство меняет кодовые имена сотрудникам. Раньше Кондором был Фрэнк Старджис, парень, который имел какое-то отношение к Уотергейтскому делу. Потом я. В те времена, имея кличку, я чувствовал себя так, будто во мне живут два разных человека – реальный я и мой кинодвойник, более умный, внешне более привлекательный, более правильный. Пока я сидел взаперти, мое кодовое имя перешло к другому. С тем, кому оно досталось, что-то стряслось – мне так и не сказали, что именно. Но меня снова стали называть Кондором.

– Какое у вас сейчас агентурное имя? – спросила женщина.

– Вин.

– Почему Вин?

– Так зовут моего любимого героя из фильма «Великолепная семерка». Его сыграл Стив Маккуин.

– Меня зовут Фэй Дозье. Как мне все-таки вас называть – Кондор или Вин?

– Решайте сами.

Лысый Питер поставил серебристый кейс на пол и достал из кармана плаща айпад.

– Инструкцию помнишь? – деловито поинтересовался он.

– Значит, это мое первое тестирование в домашних условиях после моего возвращения в систему?

– Раньше он был куда симпатичнее, верно? – спросила Фэй, взглядом указывая на Питера.

– Волос у него точно было больше.

– Я тогда был лысый, как… ладно, не важно.

Фэй увидела искорку в глазах Кондора-Вина. На его губах появилась едва заметная улыбка.

– Сними ботинки и встань к стене, вон туда, к радиоприемнику. Прижмись к ней спиной и сведи пятки вместе, – скомандовал Питер.

«Попробуй незаметно согнуть колени», – приказал себе седовласый мужчина, стоя на полу в черных носках. Это даст возможность немного уменьшить рост.

Питер навел на хозяина дома экран айпада.

– Не двигайся, – сказал он.

Мелькнула вспышка, раздался негромкий щелчок – сработала встроенная фотокамера.

– Повернись направо, лицом к радиоприемнику, – велел Питер.

– Вы любите слушать радио? – поинтересовалась Фэй. – Что именно – наверное, новостные станции?

Еще одна вспышка, сопровождаемая щелчком.

– Мне повезло. Я могу позволить себе радио, которое получает информацию со спутников. Причем не только новости.

– Ты еще расскажи ей про послания из открытого космоса. – В голосе лысого мужчины с айпадом в руках зазвучали презрительные нотки. – Повернись ко мне другим боком.

– Она про это и так знает.

– Нет, не знаю.

– Еще как знаете. Представьте, вы занимаетесь какими-то своими делами, думаете о чем-то своем, может быть, сидите за рулем. И вдруг из радиоприемника раздается песня, и вы, где бы ни находились и что бы ни делали, вдруг понимаете, что она попала вам прямо в сердце. Это послание, которое приходит откуда-то с просторов Вселенной и задевает самые чувствительные струны в вашей душе. И когда вы слышите его, у вас возникает какое-то особое, непередаваемое чувство… да!

Щелк.

– А новости, которые передают по радио, я не люблю. Какие-то неведомые мне люди, которых я даже не вижу, что-то мне рассказывают… Нет, это не по мне. Зато музыка, которая слышится из динамика радиоприемника, дает нечто очень важное, говорит что-то обо мне, обо всех людях. Это как поэзия. Или кино. Или захватывающий роман.

– Но есть ведь такие радиопередачи, которые непосредственно касаются вашей реальной жизни, – заметила женщина.

– Да.

– Значит, у него в голове не голоса, а аккорды, – пробормотал Питер.

– А вам что помогает примириться с действительностью? – спросил, обращаясь к нему, Кондор.

– Мне? – Питер покачал в ладони айпад. – Я выполняю программу.

– Как вам работается? Есть какие-нибудь проблемы? – обратилась к Вину Фэй.

– Никаких. Я появляюсь, делаю что положено. И отправляюсь домой.

Пройдя на кухню, Фэй открыла холодильник.

– Так, что у нас тут? Молоко – надеюсь, оно свежее. Контейнеры с какими-то остатками. Масло. Ванильный йогурт. Голубика. Этот хлеб, похоже, заплесневел. Слушайте, зачем вам столько вареного риса? Вы, наверное, любите китайскую еду.

– Как и все.

– Похоже, вы в хорошей физической форме.

– Я регулярно делаю гимнастику тайцзи.

– Вы всегда застилаете постель? – поинтересовалась женщина, увидев беспорядок, царивший на втором этаже, с которым явно диссонировала аккуратно заправленная кровать с изголовьем из медных прутьев.

– А кто станет делать это за меня? – пожал плечами хозяин дома. – Это одна из привычек любого бывшего заключенного. Своего рода синдром.

Фэй, открыв платяной шкаф, взглянула на висящую внутри одежду. Питер сфотографировал ее на айпад.

Затем женщина направилась в ванную комнату и внимательно ее осмотрела. Сиденье унитаза было поднято. На кронштейне для душа висело голубое полотенце. Фэй открыла зеркальную дверцу шкафчика, подвешенного над раковиной.

О черт.

На двух полках шкафчика выстроились, словно солдаты на параде, ряды флаконов с таблетками, которые обвивали язычки рецептов. Большинство названий на этикетках заканчивались на «зин» и «мин». Кроме того, в них часто встречалась буква «экс». Таблетки и пилюли были самые разные – голубые, белые, желтые, зеленые. Круглые, сферические, словно мячики, овальные. Гелиевые капсулы, желатиновые капсулы. Несколько препаратов предназначались для людей, страдающих атеросклерозом.

– Я видела по телевизору рекламу этого лекарства, – сказала Фэй, указывая на один из флаконов. – В том ролике были обнаженные мужчина и женщина, в сумерках сидевшие где-то на открытом воздухе рядом друг с другом, каждый в своей ванне.

– В дневное время этот препарат тоже бывает полезен для парней вроде меня… с некоторыми проблемами.

– Вот как? – Фэй вперила в Вина пристальный взгляд. – И как же ее зовут?

– Той, кого вы имеете в виду, не существует.

– Хорошо, пускай это будет он – мне все равно…

– Для того, чтобы у человека возникли к кому-то некие романтические чувства, мало просто выпить пилюлю.

– Расскажите мне о вашей личной жизни. – Взгляд женщины немного смягчился. – Есть ли у вас кто-то сейчас? Если нет, то кто был вашим близким человеком в последнее время?

Ярко-красные губы шепчут: «Тсс».

– Мне трудно ответить на этот вопрос.

– Есть много разных лекарств, которые необходимы мужчинам, которым постоянно хочется в туалет. Вероятно, ваши доктора выбрали то, что подходит вам лучше всего.

– Думаю, вы совершенно правы.

Фэй посмотрела на Кондора, затем снова перевела взгляд на ряды флаконов. Ее глаза скользнули по расписанию приема медикаментов, прикрепленному скотчем к внутренней стороне дверцы шкафчика.

– Тринадцать таблеток в день, – произнесла она.

– Каждый должен быть одурманен, – сказал Вин и, взглянув на Фэй, понял, что, несмотря на молодость, она узнала цитату из Боба Дилана.

– Есть хоть что-то, от чего вас не пытаются лечить с помощью таблеток?

– Рак и сходные с ним заболевания-убийцы. Ими я вроде бы не страдаю.

– Вы часто думаете об убийцах?

– Вы серьезно? Странно слышать этот вопрос от вас.

Питер тяжело протопал мимо ванной комнаты на второй этаж.

– Какой у вас диагноз? – спросила женщина.

– Посттравматический стресс. Параноидальный психоз. Утрата чувства реальности. Депрессия. Бредовый синдром. Тревожность. Могу добавить еще несколько заумных формулировок.

– И что это означает в практическом смысле?

– Иногда мне кажется, что все происходящее со мной – это кино. Я словно теряюсь во времени. Порой меня мучают воспоминания. Таблетки помогают с этим бороться. А тут еще и вы появились. Похоже, делается все возможное, чтобы я мог забыть прошлое и жить дальше.

– И как же все это происходит? Я имею в виду ваши воспоминания.

– Это похоже на вспышки в мозгу, которые высвечивают то, что случилось когда-то давно. Я словно вижу сны. Передо мной проходят призраки прошлого. Но в целом я в порядке. Мое состояние вполне рабочее – не хуже, чем у любого другого.

Судя по звуку, Питер вошел в забитую хламом кладовку и принялся делать снимки там.

– Имена, лица – все это ускользает из моей памяти, – снова заговорил Кондор, он же Вин. – Память вообще очень избирательна. Взять, к примеру, Кевина Пауэлла. Я могу сказать вам, как он умер, но кто он был такой… Я помню Виктора и еще четырех человек, вместе с которыми меня держали в секретном заведении для умалишенных, принадлежащем ЦРУ, а своего первого руководителя в Агентстве – нет. Помню, как читал книжки, помню слова «секция девять, департамент семнадцать» – там происходило что-то такое, о чем я не могу даже думать. Не заставляйте меня думать об этом, не надо. Ясность наступила, когда в прошлом году я вышел на свободу. Все, что происходило до этого, – как в тумане. Я помню первую женщину, которую увидел обнаженной, но не тех людей, которых убивал. Иногда, размышляя о смерти, об убийствах, я почему-то начинаю ощущать запах мужского туалета. Помню переулки в Бейруте. Бары в Амстердаме. Аэродромы в джунглях. Какую-то забегаловку в Бруклине. Скоростные автострады в Лос-Анджелесе. Как меня подстрелили. Как сам стрелял в ответ. Как сломать человеку шею. И еще – как я бреду по улице какого-то города, название которого не могу вспомнить, и по шее у меня бегут мурашки. Да, и еще одно: что мое любимое оружие – автоматический пистолет «Кольт-девятнадцать-одиннадцать» сорок пятого калибра.

– В вашем состоянии происходят какие-то изменения?

Солги.

– Нет, не вижу никакой динамики. Во всяком случае, пока я принимаю наркотики.

– Лекарства, – поправила Кондора женщина.

– Разве лекарства принимают не для того, чтобы состояние улучшалось? – улыбнулся он.

Женщина пожала плечами. Его вопрос вызвал у нее ответную легкую улыбку.

– Если исходить из диагноза, то для меня лучше всего – оставаться в неведении по поводу того, что сидит где-то в глубинах моей памяти.

– Но ведь это «что-то» все равно там есть.

– Вы так считаете? Что ж, возможно, вы правы. На самом деле сейчас я точно знаю только то, что нахожусь здесь и занимаюсь чем-то, что имеет отношение к работе. Но иногда… Иногда у меня возникает странное видение. Мне представляется, что я сижу на скамье в парке. Погода просто прекрасная, надо мной голубое небо, кругом деревья, зеленая трава. Стоит полная тишина, если не считать какого-то едва слышного свиста. Я чувствую запах человеческого пота. На коленях у меня айпад. На его экране я вижу изображение, которое транслируется с беспилотника: тонкие, словно кисея, облака и земля где-то далеко внизу. Потом я начинаю различать здания, они все ближе и ближе. Затем в центре экрана появляется изображение какого-то парка. Я вижу скамейки и понимаю, что если буду продолжать сидеть на месте, следующим, что предстанет передо мной на экране айпада, будет мое собственное изображение.

Она смотрит на тебя, приоткрыв рот от удивления.

У порога ванной комнаты, блестя лысиной, возник Питер, захлопнул крышку алюминиевого кейса и сказал:

– Вы не могли бы выйти, чтобы я сделал еще несколько снимков?

Оказавшись в холле, Фэй указала взглядом на спальню и кладовую.

– Я нигде не видела компьютера. Он у вас есть? Может быть, лэптоп? Или таблетка? Вы ведете дневник или, скажем, журнал своих видений?

– Нет. Я соблюдаю все условия, которые были мне поставлены. Вам прекрасно известно, что возможностей моего сотового телефона едва хватает для того, чтобы позвонить на линию «Агент в сложной ситуации». К тому же у вас есть все записи прослушки.

Из ванной комнаты послышался щелчок сработавшей фотокамеры айпада.

– Эй, Кондор! – проорал Питер. – Ты ведь знаешь, анализ мочи все равно все покажет, так что скажи честно: ты все еще покупаешь тот напиток у антрополога из Смитсоновского института?

Щелчок.

– Меня снабжает им один поставщик травы.

В ухмылке Питера, вышедшего из ванной, не было ни тени сочувствия.

– Если попадешься на этом, тебе конец.

– В таком случае, полагаю, нам всем следует быть осторожными.

– Что это еще за напиток? – поинтересовалась Фэй.

– От него я испытываю эйфорию. Мне, во всяком случае, так кажется. По крайней мере при наличии в организме всех тех таблеток, которые я пью. Еще я время от времени выпиваю пару стаканов красного вина – но это, считайте, по рекомендации врача, чтобы прочистить артерии и вены.

– Как бы то ни было, – произнес Питер, открыв свой серебристый кейс, – снимай штаны и напруди-ка мне вот в этот пластиковый контейнер, чтобы я мог сделать анализ.

С этими словами он черным маркером написал на прилепленной к контейнеру белой наклейке «Кондор».

– Извините. Я опорожнил мочевой пузырь как раз перед тем, как вы постучали в дверь.

– Твою мать! – недовольно воскликнул Питер.

– Это вы мне? – осведомился хозяин квартиры.

На лице Фэй промелькнула тень улыбки.

Она смотрела этот фильм? Или это относится к тебе? А может, она пытается оценить полученную информацию и не успевает контролировать собственное лицо?

Питер помахал рукой, в которой был зажат пластиковый контейнер.

– Я видел у тебя на плите стеклянный чайник с холодным кофе, – заявил он. – Полагаю, он был сварен сегодня утром. Так вот, я налью чашку, разогрею ее в микроволновке, и ты выпьешь ее по-быстрому, даже если будет горячо. Вскоре после этого тебе не составит труда наполнить эту посудину, и тогда мы сможем убраться отсюда.

– С молоком.

– Что? – не понял Питер.

– Я люблю добавлять в кофе молоко. Это не займет много времени.

– Мать твою, – выдохнул Питер и тяжело затопал вниз по лестнице.

– Мать твою, – повторил Вин задумчиво. – Интересно, будут ли у меня когда-нибудь дети.

Он перевел взгляд на Фэй и моргнул.

– По возрасту вы вполне могли бы быть моей дочерью.

– Вы совсем не похожи на моего отца.

– Почему?

– Потому что вы здесь, – ответила женщина и отвернулась – пожалуй, слишком поспешно. – Нам следует находиться рядом с Питером.

– Если бы я спросил, равны ли вы с ним по уровню полномочий, что бы вы ответили?

– А вы как думаете?

– Он из внутренней безопасности и работает там так давно, что не важно, чем он занимался до этого. А вы… Думаю, вы из фирмы. Моей прежней фирмы. ЦРУ.

– Мы оба работаем в отделе внутренней безопасности.

– Это был ваш выбор?

– Пойдемте вниз, – предложила Фэй и начала медленно спускаться по ступенькам. – Кстати, где вы припарковали свою машину?

– Вы же знаете, мне не разрешается иметь машину, – ответил Кондор, оставаясь на верхней площадке лестницы. – Так что мое водительское удостоверение – это просто бумажка, которую я таскаю в кармане по привычке. Но я помню, что мне приходилось водить автомобиль. Иногда у меня в мозгу возникает картина – я сижу за рулем, а машина рыскает из стороны в сторону на черном льду.

Вин зашагал вниз следом за Фэй.

– Вам повезло, что станция метро совсем рядом, – заметила женщина, когда они оказались в гостиной.

– Но это же голубая ветка.

– Ну да, но ведь с нее можно попасть на…

– Я не люблю ездить по голубой ветке.

На кухне звякнул сигнал микроволновки.

– То есть…

– Голубая – это голубая. А мне нравится красная линия.

Фэй закрыла глаза и потерла переносицу кончиками пальцев. У нее не было лака на ногтях. И никаким парфюмом от нее не пахло. Она широко распахнула глаза.

– Глаза устают? – спросил Кондор.

Женщина пожала плечами.

– Возможно, это оттого, что у вас машина белого цвета. Он обычно сильно бликует – даже затемненное стекло не помогает, – предположил Кондор.

– Мы приехали сюда вовсе не на белой машине, – сказала Фэй.