Текст книги "Река тьмы"

Уэс положил фотокопии документов в черный пластиковый пакет, плотно запечатал его липкой лентой, достал из ящика стола на кухне молоток и гвозди.

Подойдя к входной двери, он посмотрел в глазок: в коридоре никого не было. Уэс беззвучно открыл дверь и полез по пожарной лестнице на чердак. В углу чердака на железнодорожных шпалах был установлен огромный центральный кондиционер, использовавшийся в жаркое время года. Уэс отогнул лист железа, которым были обиты шпалы, засунул туда свой пакет и накрепко приколотил железо гвоздями.

Спустившись в коридор, он на цыпочках пошел к своей двери. Он уже вставил ключ в замок, когда дверь напротив его квартиры внезапно открылась. На пороге стояла женщина с распущенными волосами, в белой блузке и черных джинсах. В правой руке она держала мусорное ведро. Женщина внимательно оглядела Уэса, покачала головой и рассмеялась. Уэс замер на месте.

– Бывает же такое! – сказала женщина. – Мне попадается мужчина с молотком в тот самый момент, когда больше всего мне нужен человек, разбирающийся в формулах сопротивления материалов.

Женщина прикрыла за собой дверь.

«Черт бы тебя подрал! – подумал Уэс. Ему неудержимо захотелось проучить незнакомку. – Да, у меня в руках рабочий инструмент, которым, кстати, можно не только гвозди забивать!» – уже собрался выпалить он. Но в последний момент передумал: уж больно располагающая была улыбка у женщины, да и чувства юмора, судя по всему, ей было не занимать.

– Кто вы? – спросил Уэс.

– Меня зовут Бэт Дойл.

– А что случилось с Бобом? – Уэс вспомнил имя своего соседа. Уэс знал о нем только то, что он работал в министерстве юстиции и увлекался велоспортом.

– Его куда-то перевели, появилась какая-то срочная работа... А вас как зовут?

Уэс назвал свое полное имя, а потом спросил:

– Вы с Бобом друзья?

– Я его ни разу в жизни не видела. Но у нас оказались общие знакомые, и когда мне срочно понадобилось пристанище в Вашингтоне, они с ним договорились об аренде этой квартиры – она ведь все равно пустует.

– Мусорщики приедут теперь только в среду – у них там какие-то проблемы, – сказал Уэс, показывая на ведро в руке женщины. – Так что советую подождать, а то в мусоропроводе снова появятся крысы.

– Ненавижу крыс, и потому мусор останется пока у меня... Один вопрос, таким образом, решен. Остался главный – как быть с сопротивлением материалов?

Бэт снова улыбнулась.

– Знаете, я когда-то изучал этот предмет и, может быть, кое-что вспомню, – неуверенно сказал Уэс и вдруг, сам того не ожидая, спросил: – Что это за кусочек металла у вас в ноздре?

– Это маленький бриллиант, – сказала Бэт, дотрагиваясь до носа пальцем. Ногти у нее были аккуратно подстрижены. – Мне поставили его в Индии двенадцать лет назад... Этот бриллиант я даже не вижу, когда смотрю на себя в зеркало. Как правило, люди при встречах со мной стараются сделать вид, что не замечают его, но вы... – Бэт пристально поглядела Уэсу прямо в глаза.

– А зачем вам этот бриллиант? – ничуть не смущаясь, спросил Уэс.

– Я была страшно наивной. Все принимали меня за девчонку и не давали мне больше четырнадцати лет. А так хотелось выглядеть старше, загадочнее, опытнее... Одним словом, глупость все это. Вот только проколоть ноздрю – операция довольно болезненная.

– Каким это образом вы оказались в Индии? – спросил Уэс.

– Так, по пути в другие места. Вам самому приходилось бывать в Азии?

– Да.

– Вы действительно помните формулы из сопротивления материалов? Сможете мне помочь?

Уэс решил было сказать «нет», но передумал.

– Попробую, – ответил он.

– У меня есть виски, – сказала она. – Если, конечно, найду бутылку в этом хаосе после переезда.

Она распахнула дверь. В гостиной в беспорядке были разбросаны коробки, сумки. У стены стояла чертежная доска.

Бэт внезапно застыла на пороге.

– Подождите, – сказала она. – Я знаю о вас только то, что зовут вас Уэсли Чендлер и что вы помните кое-какие формулы. А вдруг вы убийца, а я приглашаю вас к себе на виски... Чем вы занимаетесь?

– Я – моряк, офицер...

– Ну надо же! – Бэт покачала головой. – Первый мужчина, с которым я познакомилась в Вашингтоне, – моряк! Странный город... Можно ли вам доверять, господин моряк?

– Нет, – ответил он.

Они оба рассмеялись.

– Ну что ж, – сказала Бэт. – По крайней мере вы честный малый. Закрывайте дверь.

Бутылку виски она нашла. Они сели друг против друга прямо на пол. Вокруг были разбросаны учебники по инженерному искусству. Стаканы с виски они поставили справа от себя. Она курила сигареты «Кэмел» одну за другой, прикуривая от видавшей виды зажигалки «Зиппо».

– Только не говорите, что это дурная привычка, – заметила Бэт. – Когда поздно ночью заканчиваешь очередной чертеж, сигарета спасает тебя от одиночества.

В первый раз в жизни Уэса не раздражал сигаретный дым.

Довольно быстро выяснилось, что он почти ничего не помнил из инженерных премудростей, которые изучал когда-то в Академии ВМФ.

Бэт подняла голову и оглядела гостиную.

– Этот жуткий хаос мне надоел. Придется сегодня же все распаковать и привести квартиру в порядок.

– Если речь идет о помощи в распаковке, то уж здесь я действительно специалист, – пошутил Уэс.

Бэт засмеялась. Они стали приводить квартиру в порядок. Между делом она рассказала ему, что работала в архиве Фонда восточных искусств в Джорджтауне, но это ей надоело, и она надумала всерьез заняться архитектурой.

– Собираюсь поступать в колледж, – сказала она, – если, конечно, не помру за учебниками, готовясь к экзаменам.

Выяснилось, что ей уже тридцать два года и что она не замужем. Ей приходилось бывать в Германии, а в Азии, помимо Индии, еще и в Таиланде.

– Бангкок открыл мне глаза на реальность. Я попала туда в девятнадцать лет и оцепенела от всего увиденного там. Тучи маленьких тайских мужчин окружают тебя в аэропорту, чтобы выпросить милостыню. Сам город перерезают тысячи каналов, и каждое утро из них вылавливают покойников. Имен утопших или утопленных никто не знает. Ужас!

Уэс открыл еще одну коробку с книгами. Сверху лежал толстый желтый том в сильно потрепанной обложке – «Ицзин, или Книга перемен».

– Вы купили это в Таиланде? – спросил Уэс, протягивая Бэт желтый том.

– Нет, эту книгу выпустило нью-йоркское издательство.

– Лично я никогда не верил в сверхъестественные силы.

– А книга совсем не об этом, – сказала она. – Лучшим врачевателем, которого я когда-либо встречала, был один человек по имени Джанг. Он был мечтателем и любил «Ицзин»...

– Разве эта книга не обещает вам спасения?

– Она ничего не обещает, – улыбнулась Бэт. – Давайте я покажу вам, как она действует. Вы должны поставить перед собой какой-то серьезный вопрос, подумать о какой-то волнующей вас проблеме, и книга определит состояние, в котором вы сейчас находитесь.

Уэс подумал, что если бы перед ним сидела не эта милая женщина, а кто-то другой, он наверняка чувствовал бы себя полным идиотом. Но что-то неудержимо тянуло Уэса к Бэт. Вот только зачем она вдруг вспомнила о каком-то мечтателе по имени Джанг?

В кармане Уэса нашлись три монетки. Бэт приказала ему бросить их на пол шесть раз. Начертив на листе бумаги шестиугольник, она после каждого броска Уэса записывала в углах шестиугольника по очереди сумму выпадавших цифр на верхней стороне монет – на решке. Соединив затем цифры замысловатой линией, она сделала какие-то подсчеты.

– Итого шестьдесят четыре, – наконец сказала она.

– Ну и что?

– Сейчас посмотрим... но имейте в виду, «Ицзин» говорит только о настоящем моменте, он не дает вам советов, он отражает только самые последние изменения в вашей жизни...

Бэт стала листать страницы книги.

– Вот, – наконец сказала она.

– Что это такое?

– Получилось «К'ан» – бездна... – Она снова стала листать страницы. – Хорошо это или плохо? Вот послушайте: "К'ан включает в себя сердце, душу и внутренний свет, погруженные в темноту... Причина всего этого в том, что благодаря часто повторяющейся опасности человек привыкает к ней, а привыкнув, сам становится опасным. В свою очередь, это означает, что он сбился с верного пути... Беда поджидает его в конце...

– Не ожидал услышать от вас об опасности, когда вы меня к себе пригласили, – сказал Уэс и натянуто улыбнулся, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

– Но это не я так считаю. Такую сумму дали брошенные вами монетки, – улыбнулась она ему в ответ. – Что еще скажете по этому поводу?

– Может, в этом и есть какой-то смысл... Но лично я никогда не воспользовался бы таким методом. Я больше полагаюсь на разум, на анализ и иногда на интуицию. Хотя, может быть, и полученный вами результат в какой-то степени отражает мое нынешнее состояние.

– Вот видите! – сказала Бэт. Взяв одну из его монеток, она положила ее себе на ладонь правой руки, а потом, перевернув, – на ладонь левой.

– На двух сторонах монеты – разное изображение, но монета одна, и результат один и тот же.

Бэт пристально посмотрела на Уэса. Не выдержав ее взгляда, он поднес к глазам часы. 23.16.

– Мне пора, – заторопился он. – Завтра надо рано вставать.

– У вас деловая встреча за завтраком? – спросила Бэт.

– Нет, просто надо уехать на несколько дней по делам.

– Куда?

– В Лос-Анджелес, – ответил он и сразу пожалел о сказанном.

– Там мне не доводилось бывать. Привезите мне сувенир из Голливуда.

– Да, конечно.

– При нашей следующей встрече вы должны рассказать о себе.

– Особенно рассказывать нечего.

– Вы неисправимый лжец, – улыбнулась Бэт. – Впрочем, мне нравится эта черта в мужском характере.

Она проводила его до двери и, стоя в клубах сигаретного дыма, смотрела, как он открывает свой замок.

– Возвращайтесь... возвращайтесь скорее, – сказала она на прощание.

Глава 7
Геконы

Ноябрь 1965-го. В кабинете завуча школы в местечке Чула Меса Хай пахнет бензином от находящегося неподалеку нефтеперерабатывающего завода.

– Джуд, – обращается мистер Норрис к здоровенному парню, сидящему напротив него, – ты у нас уже два года. Похвастаться хорошей успеваемостью ты не можешь. Вдобавок на тебя жалуются местные фермеры... Может, наш физрук прав, когда говорит, что ты не умеешь быстро бегать?

– Вы имеете в виду случай с фермером, который выращивает индюков? Его ферма как раз на полпути от моего дома до школы. Там всего-то полторы мили, но бежать надо по холмам. И пока я успел набрать настоящую скорость, меня уже схватили...

Завуч (и одновременно преподаватель химии) Норрис не очень-то любил поучать великовозрастных юнцов – драчунов и мелких воришек. Да и что, собственно говоря, мог сделать Норрис? Он относился к делу по-философски: все эти происшествия – неотъемлемая часть превращения юнца в мужчину. Кроме того, на свете масса намного худших мест для подрастающего поколения, чем этот городок на юге Калифорнии.

Прозвенел звонок. Двери классов с грохотом распахнулись. Ватаги подростков выбежали в коридор ничем не примечательной бесплатной американской школы.

«Как яростно горят глаза Джуда – точь-в-точь как у дикой кошки», – подумал Норрис и сказал:

– Пора бы уж тебе задуматься о том, кем ты хочешь стать.

– Хочу стать разведчиком, – не задумываясь, выпалил Джуд.

Завуч от неожиданности заморгал, а потом расхохотался.

«Хватит смеяться! – взмолился про себя Джуд. – Надо было сказать то, что Норрис хотел от меня услышать. Например, что я собираюсь поступить в колледж. Или пойду служить в армию... Ну хватит, хватит смеяться надо мной!»

В коридоре захихикала какая-то девчонка. Ее поддержали десятки, сотни голосов. Смех становился все громче. У Джуда пересохло во рту. Сердце его бешено колотилось.

Джуд закричал и проснулся.

Он лежал на кровати в темной комнате. Простыня пропиталась потом. Светящиеся стрелки будильника показывали четыре часа тридцать пять минут.

«Я спал почти пять часов», – подумал Джуд.

Он включил лампу. Один из предыдущих обитателей вагончика, где теперь поселился Джуд, установил напротив кровати зеркало. И новый постоялец мог оглядеть себя. Спал Джуд прямо в зеленых полотняных брюках – их подарила ему Кармен – и в цветастой рубахе, в которой он выехал из Лос-Анджелеса. За четыре дня, прошедшие с тех пор, он успел похудеть. Глядя на себя в зеркало, Джуд погладил свой живот. Печень была нормальной, не увеличенной.

«А ведь не пил я всего четыре дня... или уже четыре дня», – ухмыльнулся он сам себе.

Жизненного пространства в вагончике было совсем мало. Джуд успел установить в нем кабину для душа. Рядом с раковиной поставил электроплитку, создав некое подобие кухни. Древний холодильник, который вот-вот должен был выйти из строя, он использовал как подставку для черно-белого телевизора. Под кроватью – туда Джуд засунул свой пистолет – он нашел номер «Плейбоя» десятилетней давности и, вырвав из журнала центральный разворот, прикнопил его к стене. На этом развороте была фотография изящной блондинки с зелеными глазами в полупрозрачной ночной рубашке. Блондинка стояла на пороге слабо освещенной спальни и загадочно улыбалась ему.

Без пятнадцати пять. Раньше шести часов Джуду делать в кафе было нечего. Он снова посмотрел на свое отражение в зеркале. «Скелет да и только!» – подумал он и рассмеялся.

– Впрочем, хорошо смеется лишь тот, кто смеется последним, – предостерег он себя от излишнего веселья и включил телевизор.

Экран вспыхнул, на нем появилось изображение мужчины и женщины, сидевших за низким кофейным столиком в нью-йоркской студии. «...и сегодня в федеральном суде в Вашингтоне, – сказала женщина, – одна группа правительственных юристов выступит против оглашения всех документов, в то время как другая группа юристов потребует их опубликования, с тем чтобы наказать всех виновных в разразившемся иранском скандале. Точка зрения администрации по этому поводу...»

Джуд выключил телевизор.

За четыре дня, проведенных здесь, он вычистил кафе Норы с такой тщательностью, что теперь в нем все блестело, укрепил входную дверь и окна, чтобы внутрь не проникал песок из пустыни, и даже заменил масло в двигателе Нориного джипа.

Джуд встал и медленно прошелся по вагончику. Пальцы у него уже почти не дрожали.

Пять часов. Скоро взойдет солнце.

Джуд вспомнил вдруг тощего сержанта из военной школы, где когда-то проходил спецподготовку. «Время – ваш союзник!» – во всю глотку кричал сержант, расхаживая между рядами застывших по его команде в верхней точке отжимания курсантов. Огромные ботинки сержанта только каким-то чудом не наступали на растопыренные пальцы солдат. «Если хотите выжить, если хотите победить, вы должны уметь отдыхать, когда это вам будет позволено»...

Джуд выключил лампу, подошел к окну и раздвинул шторы. Шоссе было пустынным. Пока еще пустынным.

Надев носки и кроссовки, Джуд вышел из вагончика. Свежий утренний ветер швырял ему песчинки прямо в лицо. Спрятавшись от ветра за саманным домиком Норы, он приступил к обычной разминке мастера рукопашного боя – всего сто тридцать упражнений. На первый взгляд ничего особенного: прыжки, имитационные удары ногами, руками, движения кистями.

Прошло немало времени, прежде чем он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, Джуд увидел Нору, стоявшую в проеме двери своего дома. Она улыбалась.

– Знаете, что я сейчас чувствую? – спросила Нора.

Джуд покачал головой, испытывая неловкость от того, что пот тек ручьем по лбу и пропитал всю его рубашку.

– Я чувствую, что от вас больше не пахнет виски. От вас пахнет потом. И это хорошо.

– Конечно, хорошо. Во всяком случае, лучше, чем запах дешевого одеколона, которым несло от вашего приятеля.

Нора нахмурилась. Подумала о чем-то, а потом спросила:

– Вам действительно нравится делать эти упражнения? Какие-то они... несерьезные. Подходят ли эти упражнения для крепкого мужчины?

– Вполне. Хотя, как рассказывают, придумал их не крепкий мужчина, а простая женщина.

– Ну, тогда в этом есть немалый смысл, – насмешливо сказала Нора. – Впрочем, – добавила она уже серьезно, – лучшая тренировка для крепкого мужчины – бег.

– Я и бегать умею.

Она посмотрела на его живот:

– Верится с трудом.

– Я не заливаю, – сказал он. – Я действительно умею хорошо бегать.

– Отлично. – Нора улыбнулась и пошла к кафе. – Когда созреете, приходите пить кофе.

– Я умею бегать, – повторил Джуд, но во дворе уже никого не было.

Он вышел на шоссе. На нем по-прежнему было пустынно. В кафе зажегся свет. Джуд глубоко вдохнул прохладный воздух и побежал. Через минуту он почувствовал, что задыхается. Ему захотелось остановиться. Чтобы хоть как-то подбодрить себя, он запел популярную в годы его юности песню курсантов-десантников:

"Парашютисты мы, парашютисты,

Готовые к прыжку из толстозадой птицы..."

Тогда – ноябрьской ночью 1969 года – они прыгнули в мрак и холод из огромного бомбардировщика, летевшего над Лаосом. Джуд и Кертейн умело направляли свободное падение своих живых связок в сторону мигавшего внизу оранжевого сигнального фонарика. На высоте примерно двухсот метров они перерезали веревки, соединявшие их с нунгами, и открыли свои парашюты.

Все получилось значительно лучше, чем думал Джуд в самолете. Нунги благополучно приземлились. Вот только один из них во время свободного падения потерял рассудок. Он спланировал на высокое дерево в джунглях, кое-как, обхватив его руками и ногами, спустился вниз, но, уже находясь на земле, никак не мог оторвать руки и ноги от ствола. В джунглях кричали обезьяны. В темноте потревоженные птицы громко хлопали крыльями. Застывший у дерева нунг громко сопел.

– Его песенка спета, – прошептал Кертейн Джуду, наблюдая, как три нунга пытаются оторвать руки и ноги своего оцепеневшего товарища от ствола.

– Он член нашей группы, – упрямо сказал Джуд.

Резидент – он же сигнальщик с оранжевым фонариком – пятидесятисемилетний вьетнамец, изможденный настолько, что выглядел на все семьдесят, сверкая глазами, смотрел на секретничающих американцев.

– Этот сумасшедший нунг для нас обуза, – настаивал Кертейн. – Из-за него мы не сможем быстро передвигаться. Он нам не нужен!

– Принимать решения – мое дело! – резко сказал Джуд.

Три нунга отошли от своего товарища.

Члены группы переоделись в черные пижамы, которые были заботливо уложены в их рюкзаки. Там же – в рюкзаках – были портативные радиостанции, боеприпасы, еда и лекарства. Джуд подошел к сумасшедшему и большими пальцами обеих рук резко надавил на нервные окончания под его лопатками. Нунг обессиленно опустился на землю. Пока группа уничтожала десантные доспехи, Джуд поставил нунга на ноги, надел на него рюкзак, привязал к его поясу веревку, а рукавом пижамы заткнул ему рот.

Они тронулись в путь. Колонну возглавлял Джуд, а замыкал несчастный нунг, которого тянули за собой на веревке его товарищи. По щекам нунга текли слезы.

Ночью в джунглях все запахи усиливаются. Для Джуда каждый член его группы имел свой запах. От одного нунга пахло ананасом, от другого лимоном, от третьего – бабуином. От сумасшедшего нунга несло дерьмом. Вьетнамец-резидент благоухал Сайгоном – дымом от древесного угля и обжаренной на вертеле рыбой. От Кертейна пахло парным молоком.

«Интересно, как я сам пахну?» – подумал Джуд.

Они шли уже больше часа. Путь им преграждали спутавшиеся лианы, они перешагивали через упавшие деревья, под их ногами хлюпала болотная жижа. Воздух был напоен влагой. Джуд сильно вспотел, каждый вдох давался ему с трудом.

Внезапно они вышли на огромную прогалину. В центре ее находилась внушительная воронка. Вокруг в беспорядке валялись сломанные и уже гниющие деревья. Это был след от американской бомбы. С 1965 по 1973 год на Лаос было сброшено два миллиона тонн бомб – больше, чем американцы сбросили на Японию и Германию, вместе взятые, во время второй мировой войны. Два миллиона тонн смертоносного груза высыпали пилоты ВВС США на крошечную страну, территория которой меньше штата Орегон.

Джуд остановился. Надо передохнуть. Он сделал несколько жадных глотков из своей фляги, вытащил рукав пижамы изо рта сумасшедшего нунга и, поддерживая флягу, дал ему напиться. Затем снова заткнул ему рот.

– Вот что я тебе скажу, – шепнул Кертейн Джуду, – мне приходилось бывать в этих местах...

– Рад слышать это, – сказал Джуд.

– Так вот, азиатов я знаю слишком хорошо. Нельзя спускать глаз с этих нунгов: от них можно ожидать чего угодно.

– Ты действительно так думаешь? – сухо спросил Джуд.

Он бросил взгляд на прогалину. «Хорошо еще, – подумал он, – что в эту ночь здесь никакой бомбежки не предвидится».

Задание, которое выполняли они с Кертейном, было сверхсекретным по градации службы Группы исследований и наблюдения ЦРУ. Экипаж Б-52 проинструктировали непосредственно перед вылетом прямо на взлетно-посадочной полосе. Сержанта – инструктора группы – отправили отдохнуть на родину; впрочем, он и без того был уверен, что группу забросят в Северный Вьетнам – ведь раньше Джуда забрасывали именно туда. Вьетнамского резидента – сигнальщика с оранжевым фонарем – оповестили о необходимости прибыть к месту выброски в последнюю минуту. Только Джуда и Кертейна заранее – за одиннадцать дней – ознакомили с деталями задания, чтобы они могли досконально продумать план действий, изучить топографические карты и снимки со спутников-шпионов.

«И еще для того, – ухмыльнулся Джуд, – чтобы решить, как будем возвращаться назад».

Они продолжали путь. К утру группа должна была выйти в Долину кувшинов и затаиться там до наступления ночи.

Начало светать. Птицы затихли. «Чем это пахнет?» – подумал вдруг Джуд.

Слева от него раздались оглушительные выстрелы. Послышались чьи-то громкие крики. Кто-то толкнул Джуда в спину, и он упал. Ему крепко связали за спиной руки и потом поставили на ноги. Прямо перед собой Джуд увидел солдата в форме цвета хаки. Азиат держал в руках АК-47 чешского производства, сделанный по советской лицензии. Ствол автомата смотрел прямо в живот Джуда.

Дернувшись изо всех сил, Джуд попытался уклониться от, казалось, неминуемого выстрела, но тут же почувствовал страшный удар по челюсти...

Очнувшись, но не открывая глаз, Джуд понял, что стоит на коленях. Лицо его было забрызгано кровью, щека сильно распухла. Азиаты вокруг что-то кричали. Ожидая в любой момент выстрела, Джуд медленно приоткрыл глаза.

Что это? Прямо перед собой он увидел чьи-то ноги в брюках американского десантника, заправленные в высокие десантные ботинки. За ногами незнакомца у дерева Джуд заметил Кертейна со связанными руками. Рядом с ним стоял лаосец в больших роговых очках, которые делали его похожим на сову. В руке он держал пистолет советского производства. Другие лаосцы бойко разбирали снаряжение американской десантной группы.

Человек, стоявший напротив Джуда, ткнул в него своим автоматом.

– Вставай, – сказал он на чистейшем американском английском.

Джуд с трудом поднялся на ноги. У захватившего его в плен человека была иссиня-черная кожа. Он был весь обвешан оружием. Это оружие Советский Союз начал поставлять лаосцам в 1961 году. Берет афроамериканца украшал серебристый значок десантника США. У этого человека было довольно симпатичное лицо и ослепительно белые зубы; от него пахло огнем.

– Лиссон, – Джуд с трудом произнес это имя своим окровавленным ртом. – Слава Богу, что это ты!

– А вот Бога-то здесь и нет! – прокричал чернокожий. – Ты находишься в Народной Республике Лаос, мать твою!

– Ты – Марк Лиссон, – сказал Джуд. – Я искал тебя.

Чернокожий ткнул прикладом в щеку Джуда и закричал:

– Поздравляю, гад ползучий! Ты меня нашел!

Человек-сова сказал что-то по-лаосски. Чернокожий посмотрел на него и бросил Джуду:

– Ненадолго оставлю тебя... в одиночестве.

Чернокожий заржал и вместе с человеком-совой подошел к тому месту, где стояли на коленях нунги со связанными за спиной руками. Лаосские партизаны из Патет-Лао так и не вытащили кляпа изо рта сумасшедшего нунга. Два охранника стояли за спиной Кертейна, который задумчиво смотрел на своего командира. Всего Джуд насчитал в этом отряде двадцать три лаосца. Чернокожий американец в отряде был один.

Человек-сова приставил дуло своего пистолета к затылку первого нунга, стоявшего справа от него.

Эхо от выстрела разнеслось по джунглям. Нунг рухнул на землю. Еще один выстрел – и другой нунг, от которого пахло лимоном, упал. Новый выстрел – и нунг, от которого пахло ананасом, затрепыхался в предсмертных судорогах. Потом подошла очередь и того, который сошел с ума во время прыжка.

Вьетнамцу завязали глаза и еще туже стянули за спиной руки. По его лицу из-под повязки текла кровь. Человек-сова убрал пистолет в кобуру.

– Тебе известно мое имя, – сказал чернокожий, подходя к Джуду.

– Мы сможем договориться, – прошептал Джуд.

Лиссон направил дуло своего автомата на соотечественника.

– Ты, белое мясо, будешь делать то, что скажу тебе я!

– Ты должен мне верить, – сказал Джуд.

– А я тебе всегда верил, мистер Чарли, – ухмыльнулся Лиссон. – Да-да, именно мистер Чарли – так мои братья называют вас – наших белых поработителей. Это имя врага. Правда, твои братья по классу – капиталистические свиньи – все время вдалбливали нам в голову, что и среди вас бывают разные люди... Но при этом хорошего человека они называли плохим, и наоборот. Мы теперь сами во всем разобрались, мистер Чарли. Я есть я, он есть он, а ты – это ты и никто больше, мать твою!

– Тебе только кажется, что ты знаешь, кто я такой, – сказал Джуд.

Лиссон покачал головой:

– Поцелуй меня в зад, Чарли, мать твою!

Он приказал лаосцам строиться. Они быстро стали в ряд. Лиссон поправил оружие на спине одного из них, помог другому подтянуть ремни рюкзака. Лаосец – совсем еще мальчишка – накинул веревку на шею Джуда. Кертейна поставили в строй вслед за ним. Замыкал колонну лаосец с шрамом на лице. Проходя мимо Джуда, он плюнул на него.

Бойцы революционного Лаоса тронулись в путь, уводя с собой пленников.

– Что ты задумал, Джуд? – прошептал Кертейн.

– Я делаю то, что должен был делать. Нунги поддержали бы меня.

– Они были всего лишь пушечным мясом... Не кажется ли тебе, Джуд, что ты слишком уж расстилаешься перед этим ниггером?

– А сам-то ты что сделал, Кертейн? Что ты предпринял?

– А что я могу сделать? Меня повязали, как, впрочем, и тебя. И теперь... пора делать ноги!

Джуд промолчал.

– Веревки, которыми меня связали, ослабли, – продолжал Кертейн. – И этот шанс я использую с пользой для себя. И для тебя, Джуд. В этом можешь не сомневаться.

Джуд промолчал.

Через некоторое время идущий впереди человек-сова отдал какой-то приказ. Лаосец лет четырнадцати вытащил за веревку Джуда из строя и потащил его за собой в начало колонны. Джуд только сейчас рассмотрел, что половина лаосских бойцов были не старше мальчугана – его поводыря.

Человек-сова и Лиссон важно шествовали во главе колонны. При появлении Джуда человек-сова немного отстал от двух американцев.

– Я подумал, – сказал Лиссон, – что тебе, подонок, всегда хочется идти впереди. Ты ведь командир и подготовку проходил по самому высокому разряду.

– Откуда тебе это известно?

Лиссон наотмашь ударил Джуда по лицу:

– Вопросы здесь задаю я! Ты же для меня – вонючее дерьмо!

Некоторое время они шли молча.

– А ты, как я вижу, – наконец сказал Джуд, – первый парень в джунглях... Но именно в джунглях, где за тобой к тому же приглядывает человек-сова.

– Он – офицер-политработник.

– А я-то думал, офицеры у тебя больше не в чести.

– Революция без дисциплины обречена.

– Слушай, Лиссон, я тебя хорошо знаю. И здесь я для того, чтобы помочь тебе.

– Хватит заливать!

– Я выкрал досье на тебя, – сказал Джуд. – Я знаю, кто ты есть на самом деле.

– Никто ни о ком ничего не знает.

– Но я знаю.

– Ты несешь чушь, белый подонок! – Лиссон ткнул в Джуда стволом своего автомата. – Ты всего лишь дерьмо, которое за ненадобностью выбросили из самолета. К несчастью, это дерьмо свалилось нам на голову. Вы, белые, уверены, что только вы правы. И если мы не согласны с вами, то, как вы считаете, нас надо просто уничтожить.

– Я знаю, кто тебя убедил в этом, – заметил Джуд.

Лиссон захохотал.

«Они не боятся засады», – подумал Джуд.

– В этом меня убедили вы сами! – закричал Лиссон.

– Пусть будет так, – спокойно сказал Джуд. – Но скажи мне честно: сколько десантных групп ты захватил, прежде чем новые хозяева стали тебе доверять?

Колонна остановилась на гребне холма. Впереди Джуд увидел покрытую зеленой травой равнину. Это была Долина кувшинов.

– Доверие? Это ты, подонок из ЦРУ, паршивый «зеленый берет», говоришь о доверии?! – заорал Лиссон. – Да что тебе известно о доверии? Ты и твои приятели всего лишь крысы, убегающие от мощной волны мировой истории! Вы так рассуждаете: кто должен в угоду вам шпионить, чтобы белые всегда оставались хозяевами? Желтым вы не доверяете, они – чужаки. Своих белых парней вы жалеете. Поэтому в самые опасные места вы засылаете ниггеров, чтобы они работали на вас. При этом вы и черным не доверяете, они для вас расхожий материал!

От волнения Лиссон стал задыхаться.

– Меня два раза отправляли с десантной группой во Вьетнам. Вырвали меня из Чикаго, из моего гетто на Калифорнийской улице, где никогда не бывает солнца, и сказали: «В армии США тебе будет хорошо, а служба в „зеленых беретах“ заставит тебя уважать самого себя». И я проглотил эту наживку.

– Конечно, проглотил! – сказал Джуд.

Лиссон повел колонну вниз по склону холма.

– И вы надули так не одного меня! – сжав зубы, продолжал он. – Но времена меняются, и мы прозрели.

Ваше отношение к «ниггерам» заставило нас объединиться. «Черные пантеры» – это уже огромная сила. Мы стали читать Че Гевару, Мао, Маркса. И возненавидели Америку! Вы убили Мартина Лютера Кинга! Ваши парни забили до смерти четырех чернокожих девчонок-глупышек, которые пришли в церковь попросить милости у белого Бога! Вы травите нас собаками и поливаете нас водой из пожарных шлангов. Тем самым вы приказываете нам: не высовывайся, черная скотина! Знай свое место! Это место в трущобах с крысами! А белые будут развлекаться на Золотом берегу!

– Я сам бывал в трущобах и знаю, что это такое, – сказал Джуд.

– Я должен был бы прикончить тебя прямо здесь и прямо сейчас! – все более разъяряясь, продолжал орать Лиссон. – Потому что, ты тоже во всем этом виноват! Белый цвет – это цвет вины! Цвет жадности! Цвет капитализма, который угнетает народные массы! Ты несешь на себе эту вину и должен умереть, чтобы избавиться от нее!

– Они поймали тебя, как это и планировалось Группой исследований и наблюдения ЦРУ... Азиаты тебя пытали...

– Я получил хороший урок, белая скотина! Азиаты наставили меня на путь истинный!

– Ты был нашим человеком, а теперь служишь им. Ты рассказал им все, что знал. И теперь примкнул к ним, воюешь вместе с ними.

– Я примкнул к их революции! Все цветные должны бороться вместе! – Лиссон натянул веревку на шее Джуда. – А сам-то ты чем лучше?