Текст книги "Что мы знаем друг о друге"

Глава 4

Прозвенел звонок с урока, и во двор хлынула орава школьников. Дэнни высматривал в море красных пиджаков Уилла, пока они с Мо не вынырнули из толпы. За ними по пятам следовал Марк с дружками: Гэвин бросал в Мо арахис, а Тони упорно наступал Уиллу на пятки, и тот спотыкался. Марк шагал позади, гордо улыбаясь своим вышколенным прихвостням. Однако, поймав взгляд Дэнни, он схватил обоих за шкирку и исчез в толпе.

Уилл махнул другу на прощание. Дорогу он переходил, опустив голову и сунув руки в карманы.

– Кто это? – спросил Дэнни, кивая на Марка.

Уилл пожал плечами и тряхнул головой.

– Если бы я так выглядел, то засудил бы родителей.

Сын осклабился, но по-настоящему так и не улыбнулся.

– Ты же скажешь, если они будут над тобой издеваться?

Уилл кивнул, но Дэнни это не убедило.

– Идем.

⁂

Уилл упорно смотрел себе под ноги, пока отец читал эпитафии на надгробиях, таких холодных и тусклых под собиравшимися в небе сизыми тучами.

Дэнни точно знал дорогу, но все равно тянул время. Он делал это не из желания побыть тут подольше, нет: ему, как и Уиллу, не терпелось уйти. После аварии прошло уже больше года, но он все еще не мог принять смерть жены. Во всяком случае, не в привычном смысле этого слова. Лиз больше нет – это он понимал. Однако не понимал другого: разве это может быть навсегда? По его представлению, она ушла так же, как когда-то отец: тот был жив (хотя Дэнни не знал наверняка, да и особо не интересовался), но отсутствовал в его жизни. В некотором смысле такая иллюзия оказывалась более жестокой, чем сама смерть: она давала надежду (пусть и совсем крохотную) свернуть однажды за угол или переступить порог – и увидеть жену. Иногда, зайдя в комнату, Дэнни отчетливо слышал запах ее духов; различал ее голос в уличной толпе или в полудреме чувствовал прикосновение ее руки. Порой казалось, что она так близко – только обернись; но стоило сделать это, как Лиз растворялась среди людей, а ее голос уносил ветер. Она будто бы существовала, но в параллельном мире; так, бывает, живут двое соседей по многоэтажке: слышат друг друга, но никогда не пересекаются. Имя жены, выбитое на холодной и безжизненной гранитной плите, разрушало эту иллюзию. Именно поэтому Дэнни так не любил ходить на кладбище.

– Вот мы и на месте. – Помедлив, он присел возле черного надгробия с золотыми буквами и положил на него руку. Уилл топтался рядом.

Простая могила разительно отличалась от вычурных статуй и памятников, стоявших вокруг в гробовой тишине. Внутри прямоугольной оградки все было усыпано зеленой стеклянной крошкой. Обычно она сияла и переливалась на солнце, как рябь на водной глади, но сегодня выглядела так же уныло, как и поблекший букет, который Дэнни принес в прошлый раз.

– Всегда любила тюльпаны. – Он вытащил из небольшой металлической вазы старые цветы и поставил свежие. Аккуратно расправив их, Дэнни смахнул с надгробия невидимую пылинку и взглянул на сына. – Как думаешь, ей понравится этот цвет? Желтых у них не было.

Мальчик смотрел на могилу, сжав челюсти.

– Не хочешь что-нибудь сказать маме? – продолжил Дэнни. – В ее день рождения?

Уилл покачал головой, не сводя глаз с имени, выгравированного на камне.

– Давай. – Дэнни положил ладонь ему на плечо. – Попробуй.

Но сын сбросил его руку, развернулся и зашагал прочь по дорожке.

– Уилл! – закричал Дэнни и тут же, смутившись, извинился перед старушкой, сердито глядевшей на него с соседнего участка. Он заметил, как сын опустился на лавочку в отдаленной части кладбища.

– С каждым днем он становится все больше похож на тебя, Лиз, – сказал Дэнни. – Правда. Ума не приложу, как быть. Все перепробовал, но Уилл отказывается говорить. Порой даже не смотрит на меня. Не знаю, любит он меня или ненавидит. Надеюсь, это просто какая-то фаза и он ее перерастет; но чем дольше она тянется, тем крепче ощущение, что это навсегда.

Дэнни вздохнул и покачал головой.

– Иногда мне кажется, в тот день я потерял вас обоих.

Ветер качнул деревья, и над головой Дэнни раздался шелест.

– Прости, Лиз, – продолжил он, несколько раз моргнув и вдохнув так, будто вынырнул из ледяной воды. – Я прямо излучаю позитив. Все нормально. Мы в порядке. Ну, не в полном, но мы над этим работаем. Уилл хорошо учится, на работе все по-старому, домовладелец такой же гад, а миссис Амади из тридцать шестой квартиры до сих пор зовет тебя Сьюзан. Еще она заявила, что Уилл молчит, так как его голос украли злые духи, и дала мне телефон некоего Алана – приятный парень, который, кажется, проводит обряды экзорцизма недорого. Вот такие у нас новости.

Он попытался рассмеяться, но звук получился пустым.

– Ты только послушай меня, – Дэнни бросил взгляд на затянутое тучами небо. – Стою тут и разговариваю с камнем. Знаю, ты меня не слышишь, ведь тебя здесь нет и никак не может быть: солнце спряталось, а значит, я и правда просто беседую с камнем, пока ты где-то там празднуешь день рождения без меня. Ладно, веселись, красавица. Где бы ты ни была и что бы ни делала, надеюсь, ты улыбаешься и танцуешь. Только не буди меня, когда придешь, хорошо?

Дэнни поднес ладонь к губам, а затем положил ее на камень.

– Я люблю тебя, Лиз. С днем рождения.

Глава 5

Они купили картошки фри и съели ее в парке. Никто не был голоден: Дэнни равнодушно ковырялся в своей порции, Уилл бросал кусочки голубям. Неподалеку прохожих развлекали уличные артисты: пели, танцевали и делали все возможное, чтобы случайные зрители раскошелились. Какой-то неряха с торчащими из-под старенькой панамки длинными спутанными волосами бряцал на гитаре. Вокруг него собралась толпа, но привлекла ее не музыка, а толстый кремового цвета кот в красном вязаном свитере, сидевший у парня на плече и периодически мяукавший. Мужчина в фиолетовой мантии и остроконечной шляпе показывал фокусы. Он сосредоточенно хмурился, шевелил пальцами и произносил какие-то фразы, похожие на древние заклинания. Толпа поменьше окружила человека в костюме гигантской белки, жонглировавшего орехами размером с футбольный мяч, и его соседа-цыпленка, безуспешно пытавшегося удивить публику неумелым брейкдансом.

Понаблюдав за представлением, Дэнни не мог не отметить: артистам неплохо платили. Их шляпы, обитые войлоком футляры для музыкальных инструментов, пластиковые контейнеры и исцарапанные жестянки из-под табака буквально ломились от монет. Даже цыпленку-танцору как-то удалось убедить зевак выложить денежки, а ведь он всего лишь скакал кругами, будто у него в трусах поселились шершни.

Дэнни подцепил вилкой брусочек картошки и легонько толкнул Уилла локтем.

– Кажется, мне надо менять работу.

⁂

Домой они вернулись уже на закате.

– Тебе задали домашку? – спросил Дэнни, когда Уилл вышел из ванной со следом от зубной пасты на щеке и облепившими голову мокрыми волосами.

Сын покачал головой.

– Хочешь посмотреть телик? – предложил отец, заранее зная ответ.

Мальчик изобразил зевок и указал в сторону своей комнаты.

– Хорошо, только в девять отбой, ладно?

Сын кивнул и открыл дверь.

– Уилл!

Мальчик остановился, но не обернулся.

– Я знаю, тебе трудно; но потом станет легче. Обещаю. Просто, знаешь… нужно время.

Уилл взглянул на Дэнни, и тот попытался натянуть обнадеживающую улыбку. Никто из них ей не поверил. Сын коротко кивнул и закрыл за собой дверь.

Дэнни вернулся к телевизору, чтобы начать свой еженощный ритуал – до утра сидеть перед ящиком. Глаза слипались, а тело ныло от усталости, но он понимал: уснуть не удастся. Вместо этого он часами пялился в потолок или на будильник, пока минуты не складывались в часы и в конце концов не наступал рассвет. В тех редких случаях, когда удавалось поспать, Дэнни чувствовал себя чуть ли не хуже, чем после бессонной ночи: проснуться навстречу новому дню означало снова оказаться в мире, где Лиз не было рядом.

Он вспомнил их последнее утро вместе. Ночью Лиз, как обычно, стянула на себя все одеяло. Она всегда это отрицала, но каждый день без исключений Дэнни открывал глаза и заставал ее с поличным: спит как сурок, завернувшись в одеяло, будто в кокон, пока он в одних трусах дрожит от холода. В тот день, придвинувшись ближе к кокону, Дэнни устроился рядом с женой – из нежности тоже, но больше чтобы согреться – и с изумлением обнаружил, что одеяло под рукой проваливается. Только услышав, как Лиз на кухне подпевает радио, он понял: в кровати ее нет. Тогда было смешно, но теперь выглядело как отвратительная шутка. Словно какая-то жестокая высшая сила готовила Дэнни к жизни без Лиз, подкидывая такие тонкие намеки, которые он не мог понять, пока жена не села в машину и не поцеловала его на прощание в последний раз – о чем ни она, ни он не подозревали.

Лиз даже не должна была садиться за руль в тот день. Из-за этого между Дэнни и его тестем Роджером разверзлась непреодолимая пропасть. Хотя, в сущности, она стала лишь продолжением трещины в их отношениях, появившейся еще тогда, когда Лиз впервые привела Дэнни домой к родителям и представила как своего будущего мужа. Это заявление лишило их дара речи: Лиз было всего шестнадцать, и мать с отцом ничего знать не знали про парня дочери. Дэнни с самого начала не хотел идти: он был уверен, что не понравится им. В частности, отцу Лиз – полицейскому, в силу профессии ко всем относившемуся с подозрением, особенно к мальчикам-подросткам; и уж тем более – к мальчику-подростку из Ньюхэма[2]2
  Район на окраине Лондона. Прим. пер.


[Закрыть], которого отец бросил (просто ушел с четырнадцатого дня рождения сына – никто и не заметил как), а мать вышвырнула из дома, когда ее новый ухажер счел квартиру слишком тесной для троих.

Но Лиз уверяла: все будет в порядке – и Дэнни неохотно согласился. Он чуть не поверил в благоприятный исход встречи, когда Кэрол, мама Лиз, обняла его крепче, чем родная мать. Однако, познакомившись с Роджером, он понял: девушка либо нагло врала, либо серьезно недооценивала взрывной характер отца. Хоть тот и подал Дэнни руку в попытке изобразить любезность, но взял его ладонь в такие тиски, что и слов не нужно было. Подобное приветствие – не демонстрация авторитета и не проверка на мужественность. Своим рукопожатием Роджер недвусмысленно давал понять: он с большей охотой сдавил бы ему шею, и если такая возможность представится, он ее уж точно не упустит.

По мнению Роджера, именно Дэнни увел Лиз с пути истинного. Дэнни знал это и всегда находил немного несправедливым: из них двоих именно Лиз – возможно, в пику законопослушной семье – была главной бунтаркой. Но Роджер не замечал этого: как и большинство отцов, он видел в дочке только хорошее и стоял бы на своем, даже если бы ему представили доказательства обратного. Он инстинктивно винил Дэнни во всем, что не вязалось с образом безупречной девочки-ангелочка – как на фотографии, которую носил в бумажнике. Он винил зятя, когда Лиз бросила балетную школу, куда ходила с шести лет, хотя тот настаивал на продолжении занятий. Он винил зятя, когда Лиз забеременела. С этим Дэнни не мог поспорить, хотя, положа руку на сердце, в ту памятную ночь в парке все случилось по инициативе Лиз (впрочем, он пощадил Роджера и избавил от этих подробностей). И последний, сокрушительный удар: тесть винил его в смерти своей единственной дочери. Дэнни не просто это чувствовал или подозревал, а знал точно: Роджер открыто сказал об этом прямо на похоронах. Не обращая внимания на бесконечное смущение Кэрол, всегда благоволившей зятю, и шок на лицах остальных присутствовавших, Роджер заявил: его дочь осталась бы жива, если бы за рулем сидел Дэнни. И это была отнюдь не похвала его водительскому мастерству (Роджер никогда не хвалил зятя, ни напрямую, ни намеками). Речь шла о том, что Лиз вообще не любила ездить на машине – купленной, кстати говоря, самим же Роджером. По его словам, будь за рулем Дэнни, он мог войти в поворот на иной скорости, минутой раньше или позже, под другим углом – и даже если бы все кончилось грудой металлолома на обочине, сейчас бы хоронили Дэнни, а не его ненаглядную Элизабет.

Сколь бы ни был болезненным и несвоевременным этот выпад, Дэнни знал: в чем-то Роджер прав. После аварии не проходило дня, чтобы он не думал: все могло сложиться иначе, если бы он тогда взял отгул, задержал ее еще на несколько секунд или опять оставил рабочие ботинки посреди коридора, чтобы Лиз в очередной раз прочитала ему нотацию об обязательных домашних правилах. Дэнни ужасно раздражал этот ее тон, но теперь он бы правую руку отдал на отсечение, лишь бы услышать его снова.

Возможно, Дэнни даже простил бы Роджера, остановись он на этом. Все сказанное можно было списать на отчаяние отца, пытавшегося осмыслить нечто не поддающееся осмыслению, – если бы не ненависть, которая зазвучала в его монологе под конец.

– Теперь он остался без матери. – Роджер указал на Уилла, которого только недавно выписали из больницы; белая повязка на голове мальчика бросалась в глаза среди черных рубашек и платьев. – Теперь он остался с тобой!

До этого Дэнни молчал. Он не хотел устраивать сцен, но прикусить язык сильнее уже не мог: рисковал отхватить его совсем. Самым спокойным тоном, на который был способен – то есть уже совершенно неспокойным, – он напомнил: Лиз села за руль именно из-за Роджера, который вообще-то в тот день должен был их навестить, но в последний момент передумал и попросил Лиз приехать. Не дав тестю возразить, Дэнни продолжил: Роджер годами открещивался от их приглашений в гости под какими-то жалкими предлогами – то проблемы с машиной, то простуда, то приступы непонятной хвори, – хотя настоящей причиной, пожалуй, являлся банальный стыд. Роджеру было стыдно отдавать дочь замуж за такого, как Дэнни; стыдно видеть ее в тесной квартирке в районе Тауэр-Хамлетс, а не в зеленом пригороде вроде Хэмпстеда; стыдно, что жизнь Лиз оказалась далекой от его идеала.

Следующие полгода зять с тестем не общались. Кэрол же звонила достаточно часто – или неловко побеседовать с Дэнни о погоде, или поболтать с Уиллом (говорила, конечно, только она). Каждый раз женщина выдумывала новую причину, почему Роджер не может подойти к телефону, – словно ей до сих пор нужно было притворяться, что все хорошо, даже после того, как эти двое ругались на людях, перегородив всем доступ к столу с закусками.

Несколько месяцев назад Дэнни получил от Кэрол СМС с вопросом, не против ли они с Уиллом встретиться все вчетвером и поговорить. В ответном сообщении Дэнни позвал их с Роджером в гости, но Кэрол вежливо отклонила приглашение и предложила встретиться в кафе возле станции метро «Олд-Стрит» – так сказать, на нейтральной территории.

Дэнни не представлял, о чем будет разговор. Он не собирался извиняться, Роджер – тем более. Прижав к груди Кэрол, кивнув Роджеру и глядя, как Уилл обнимает обоих, Дэнни был как на иголках. В глубине души он опасался, что родители Лиз попросят отдать им Уилла для его же блага. Однако эти подозрения не оправдались.

У Роджера были родственники в Мельбурне – о чем он неустанно напоминал всем вокруг. Тесть с тещей собирались перебраться в Австралию, сколько Дэнни их знал, но никто, и Лиз в том числе, не верил в грядущий переезд. Однако он все же должен был состояться, и скоро – потому Кэрол их и позвала. Новость не особо расстроила Дэнни – в их с сыном жизни Роджер с супругой и так почти не участвовали, – но напомнила, как он одинок. Он потерял и жену, и отца; матери, считай, тоже не было – а теперь не будет и тестя с тещей. Остался только Уилл, хоть это порой и вызывало сомнения. С тех пор как сын очнулся после трех дней комы – самых мучительных в жизни Дэнни, – он не произнес ни слова, и никто не знал почему. Педиатры, психологи, психиатры и специалисты по речевым патологиям не могли сойтись во мнении. Варианты звучали разные: возможно, из-за полученной в аварии травмы головы он никогда не сможет составлять внятные предложения; может, Уилл не утратил речевых навыков, а просто не хочет говорить из-за смерти матери. Каждый норовил высказать свое мнение, зачастую вообще не из области медицины. Редж, домовладелец, верил в чудодейственность хорошего подзатыльника; один из штукатурщиков на работе проповедовал силу гипнотерапии; а однажды, когда Дэнни копался в уцененных продуктах в супермаркете, рядом с ним вдруг нарисовалась женщина с длинным седым хвостом и как ни в чем не бывало поинтересовалась, часто ли Уилл ест семена гинкго. Дэнни готов был поклясться, что видит ее первый раз в жизни.

Если решение и существовало, Дэнни давно отчаялся его найти. Он даже не надеялся дождаться того дня, когда проснется и почувствует хоть что-то, кроме настойчивого желания снова сомкнуть глаза и никогда больше не открывать.

Дэнни взял фотографию, стоявшую на кофейном столике у дивана: этот снимок он сделал одним летним днем в Гайд-парке пару лет назад. Лиз лежала на траве, опустив голову на руку, и сонно улыбалась. Ее разморило от жары и бутылки красного, выпитой на двоих. В тот год она редко надевала это платье в цветочек – дожди шли чаще, чем обычно, – и после той прогулки повесила в гардероб, где оно и пылилось до сих пор. На нем давно не осталось ни намека на то, что жена его когда-то надевала, но Дэнни все равно периодически зарывался в ткань лицом, вдыхая микроскопические частички ее запаха, который мог сохраниться в складках.

Он провел пальцем по щеке Лиз на фото и улыбнулся. Затем прижал жену к груди, и его плечи затряслись от беззвучного плача.

Глава 6

В дверь постучали так громко, что соседский почтовый ящик протестующе задребезжал. Уилл, медитировавший над своим завтраком, бросил беспокойный взгляд на Дэнни. Тот посмотрел в сторону коридора. Никто не шевелился. Рука Дэнни замерла в воздухе, не донеся кружку до рта, а пальцы Уилла сжали подсыхающий кусочек тоста.

К двери и подходить не нужно было: Дэнни знал, кто там. Только один гость мог так барабанить. И вообще только он и стучал: нормальные люди пользовались звонком, но Редж к таковым не относился.

Да и в том, человек ли он, сомневались все, кто его знал. Многие выделяли его в отдельный вид, которому давно надлежало вымереть: не только из-за неправильного питания, высокого давления и сомнительных решений по жизни, но и потому, что без него мир стал бы лучше. Редж был из тех, кто из горящего приюта выносил бы мебель; кто болеет не за хороших или плохих парней, а просто хочет, чтобы все сдохли; кто проколет залетевший в его сад футбольный мяч, прежде чем бросить его обратно через забор, – и с радостью сделал бы то же самое с жильцами, которые не платят по счетам вовремя. Например, с Дэнни, задолжавшим уже за два месяца.

Стук прекратился, и тишину заполнила льющаяся из радиоприемника дурацкая песенка – реклама местного автосалона.

– Кажется, ушел, – прошептал Дэнни; его глаза бегали, будто следя за невидимой мухой. Правда, сделав глоток, он чуть не опрокинул на себя чашку: именно в этот момент раздался еще более настойчивый стук.

Испугавшись, что дверь слетит с петель и Редж заставит его платить за ущерб, Дэнни поднялся и осторожно посмотрел в глазок.

В коридоре стоял Редж: его дряблое тело поддерживала пара грязных костылей. Спина домовладельца была слегка изогнута, а зад отклячен – эта поза всегда напоминала Дэнни о гориллах, хотя те в целом вели себя дружелюбнее, чем Редж, и нападали, только когда чувствовали угрозу. Щеки домовладельца покраснели сильнее, чем обычно: лифт не работал, и ему пришлось взбираться по лестнице. На голове красовалась нестиранная кепка, впитавшая следы десятилетий использования лака для волос. Рядом возвышался мужик с квадратной головой и коротко стрижеными волосами, такими же черными, как и его костюм.

Рыбий глаз дверного глазка комично искажал их силуэты; однако когда Дэнни открыл дверь, фигура Реджа прямее не стала.

– Ну наконец-то, – проворчал домовладелец, протискиваясь мимо Дэнни. – Поставь чайник.

– Редж. – Дэнни вынужден был задрать голову, чтобы посмотреть в глаза его спутнику.

– Дент. – Он подвинулся, пропуская огромную фигуру.

Уилл наблюдал за появившимися в комнате мужчинами, сжимая все тот же кусок тоста. Мистер Дент забрал у Реджа костыли и помог устроиться на стуле Дэнни, а сам сел рядом с Уиллом. Тот сразу растворился в его тени; Дэнни смущенно топтался рядом, как нервный консультант в магазине.

– Не слышу, чтоб вода закипала, – буркнул Редж.

Не сводя глаз с незваных гостей, Дэнни отступил на кухню и поставил чайник на плиту.

– Что это тут у нас? – Редж указал на тост Уилла. – Арахисовое масло?

Взглянув на свой завтрак, Уилл снова поднял глаза на Реджа и кивнул.

Домовладелец посмотрел на мистера Дента. Тот забрал у Уилла тарелку и поставил перед боссом.

– Ничего так, – заметил Редж, жуя и разбрасывая крошки по столу. – Люблю маслице, потому что свои делишки обстряпываю как по маслу.

Дэнни издал короткий смешок.

– Все еще молчит, да? – Редж указал на Уилла, и тот заерзал.

Отец пожал плечами и пробормотал что-то утвердительное.

– Повезло тебе, – продолжил Редж. – Тише воды, ниже травы, как и положено. Видел бы ты моего младшенького. Никогда не затыкается, спиногрыз мелкий. Весь в мамашу, бесит меня до одури.

Редж вытер губы тыльной стороной ладони, а ладонь – о штаны. Затем он вытащил пачку сигарет и сунул одну в рот.

– У нас нельзя… – Дэнни осекся, но поздновато.

– Нельзя что, Дэниэл? – поинтересовался Редж, наклоняясь к поднесенной мистером Дентом зажигалке.

– Ничего.

– У нас. Нельзя. Что. Дэниэл? – отчеканил домовладелец тоном, не оставлявшим сомнений: если вопрос прозвучит третий раз, Дэнни несдобровать.

– У нас… Я хочу сказать… просто… в этом доме не курят.

– Разве? – В сторону Дэнни полетело облако сизого дыма. – Напомни-ка, Дэнни, а то я, кажется, совсем отупел: чей это дом?

– Твой, – ответил Дэнни.

– Видишь, я тоже так думал, но говорил ты так, будто дом-то твой. Понимаешь, почему я в замешательстве?

– Да, Редж. Прости, Редж.

– Так чей это дом?

– Твой.

– И кто устанавливает правила?

– Ты.

– Ты чертовски прав. Я. И не смей, блин, указывать, что мне делать в собственном доме. Усек?

– Да, Редж.

– В любом случае, – продолжил домовладелец, стряхивая пепел Дэнни в чай, – на твоем месте я бы не волновался из-за пассивного курения. Я бы больше переживал о других вещах, которые могут серьезно навредить здоровью. Например… не знаю, о неуплате за жилье.

– Уилл, спустись, навести Мо. – Повернулся к сыну Дэнни. Тот с сомнением взглянул на отца. – Все в порядке, парень. Мы с Реджем просто поболтаем.

Мальчик схватил рюкзак и выскользнул из комнаты.

– Сядь, черт возьми! – велел Редж, указывая на опустевший стул Уилла. – А то раздражаешь.

Дэнни сел во главе стола – лишь бы подальше от жутковатой парочки.

– Послушай, Редж, я знаю, почему ты здесь…

– Почему я здесь – это как раз понятно: потому что это, блин, моя квартира. Вот чего я не знаю – так это почему ты здесь. До сих пор.

– Спасибо за терпение, правда. В последнее время на меня столько всего навалилось, к тому же арендная плата… выросла очень резко, и я не… не учел, что… Просто это было очень неожиданно. Слишком мало времени прошло после прошлого повышения.

– Ну, у нас инфляция. Не вини меня, вини экономику.

– Знаю, но… при всем уважении… инфляция же всего три процента? А арендная плата выросла на двадцать…

– Управление, – пожал плечами Редж.

– Что?

– Управление.

– Управление?

– У тебя тут что, блин, эхо?! – рявкнул Редж. Мистер Дент покачал головой.

– Управление, – повторил Дэнни. – Да. Конечно. Просто… у нас не такие доходы, как раньше. С тех пор как… ну, знаешь…

– То, что случилось с Лиз, ужасная трагедия, – перебил его Редж, вертя в руках сигарету. – Хорошая девчонка была, очень мне нравилась. Но, пусть я покажусь старым бессердечным подлецом – хотя, если разобраться, я именно такой и есть, – твоя утрата не отменяет долга за два месяца.

– Знаю, Редж, знаю. И ты все получишь. Клянусь.

– Ой, да в этом я не сомневаюсь – тут и говорить не о чем. Вопрос в том, как я все получу. Видишь ли, если речь идет о взыскании долгов, то я предпочитаю наличку, но вот Дент… скажем так, немного старомоден в этом вопросе. Так ведь, Дент?

Верзила кивнул. Он распахнул пиджак, демонстрируя торчащий из внутреннего кармана молоток-гвоздодер, который явно часто пускали в ход. При виде орудия Дэнни поежился так, что стул под ним скрипнул.

– И как мы поступим, Дэнни? – спросил Редж.

– Я достану деньги, честное слово. Дай мне еще немного времени.

Домовладелец задумчиво смотрел сквозь дым. На несколько мгновений повисла тишина.

– Обычно я так не поступаю, – наконец произнес Редж. – Но… в свете смягчающих обстоятельств, думаю, будет правильно проявить толику сочувствия. Может, я не красавчик, но и не чудовище. Считай, тебе повезло, что твоя жена погибла. Иначе я бы не был таким чутким.

Дэнни стиснул зубы и заставил себя кивнуть.

– Даю тебе еще два месяца, чтобы оплатить долг целиком. Иначе вам с пацаном придется искать новое жилье. Но предупреждаю: найти квартиру с удобствами для инвалидов не так просто, как кажется.

– Спасибо, Редж, – отозвался Дэнни. – Я очень тебе признателен.

– Правильно, Дэн, правильно. Ну а что касается процентов… думаю, тридцать – вполне приемлемо, как считаешь?

С усилием проглотив срывавшееся с языка возражение, Дэнни поморщился.

– Более чем, – ответил он.

– Отлично. Значит, решено. – Редж бросил сигарету Дэнни в чай, и она зашипела.

– Редж, ты только не подумай, я тебя очень уважаю, но мне нужно на работу. Понимаешь, у нас новый шеф, он русский – Виталий, кажется, – и если я опоздаю…

– Два кусочка сахара.

– Что?

– В чаек мне, – Редж снова надкусил тост.

– Ах да. Чай. Конечно. Извини.

Дэнни ушел на кухню и принялся торопливо заваривать чай, ругаясь себе под нос.

– И не жалей молока! – крикнул Редж.

⁂

Дэнни бежал через стройплощадку и чуть не потерял каску, пригибаясь и лавируя, чтобы увернуться от балок и экскаваторов. Наконец он добрался до Ивана: тот выгружал из машины мешки с цементом.

– Дэнни-бой, – поприветствовал приятеля украинец. – Альф тебя ищет.

– Сказал – зачем? – уточнил Дэнни, пытаясь перевести дух.

Иван пожал плечами. Дэнни не знал больше никого, кто мог бы сделать это, забросив за спину мешок цемента.

– Дэнни! – прокричал кто-то через всю площадку. Обернувшись, Дэнни увидел Альфа, резким жестом указывающего на дверь барака, где располагался его офис. – Тащи сюда свой зад, живо!

⁂

Альф сидел за столом, нетерпеливо щелкая ручкой о коврик для мыши. Дэнни вошел, пересек барак по гнущемуся под ногами полу и сел напротив бригадира.

– Итак, Альф, – начал он. – В чем дело?

– Что я тебе вчера сказал?

Дэнни снял каску и нервно взъерошил волосы.

– Ты сказал работать на цементе с Иваном.

– Не морочь мне голову, Дэн. Ты прекрасно знаешь, о чем я, – процедил Альф.

Дэнни вздохнул.

– Ладно, Альф, послушай: извини, но вот честно, это не моя вина. Представь: мы с Уиллом сидим завтракаем, и тут кто-то ломится в дверь, понимаешь? Иду поглядеть, кто это, и на пороге – кто бы ты думал? – Редж и его дуболом-телохранитель. Ну я и глазом моргнуть не успел, а они уже расселись за столом и отказываются уйти, пока вода в чайнике не кончится!

– Продолжай, – бросил Альф.

– Что продолжать? – нахмурился Дэнни.

– Закончи рассказ.

– Уже закончил.

– Так это все? – Альф, казалось, впал в ступор. – И это твое оправдание? Ты опоздал на работу! Опять! Хотя всего двадцать четыре часа тому назад я настойчиво рекомендовал тебе не опаздывать! И если я тебя правильно понял – а я очень надеюсь, что ошибаюсь, – ты распивал «Твайнингс» со своим домовладельцем и оттого не явился вовремя?!

– «Все за фунт», – буркнул Дэнни.

– Что?

– Чай из магазина «Все за фунт». Мы не можем позволить себе «Твайнингс».

– Офигеть! – Альф закрыл глаза, потирая переносицу.

– На вкус не так уж плохо. Надо только привыкнуть.

– Да я не про чай! – заорал Альф, двинув кулаком по столу.

– А, ну да. Извини.

Альф покачал головой.

– Нужно было меня послушать, Дэнни. Я пытался тебе помочь.

– Я понимаю, но какие у меня были варианты? Ради всего святого, у него был молоток! И не просто молоток, а гвоздодер. На черта он ему?! Что он им вырывает?! Не знаю и знать не хочу, но если мужик с таким инструментом велит сделать чашку чая, ему же не откажешь, верно? Серьезно, Альф, извини, но выбора мне особо не дали!

– Мне тоже, – отозвался Альф.

Дэнни прищурился.

– Это еще что значит?

– Ты прекрасно знаешь.

– Нет, Альф, не знаю.

– Мне сказали насчет тебя пару слов.

– Каких же?

– Я вынужден тебя уволить, Дэн.

– Это уже четыре слова.

– Пожалуйста, не усложняй, – сказал Альф.

– Чье это распоряжение? – Дэнни оглядывал барак с таким видом, будто где-то здесь прятался виновный. – Этого русского придурка?

– Какая разница – чье? – вздохнул Альф. – Решение принято. Освободи шкафчик, и поскорее. У тебя осталось две недели отпуска, так что можешь их не отрабатывать.

Бригадир всеми силами избегал смотреть на Дэнни.

– Я работаю на тебя четыре года, Альф. Четыре долбаных года. Я тебя когда-нибудь подводил за все это время? Хоть раз?

– Дело не во мне, Дэн. Я и рад бы помочь, но увы. Это все новое руководство. Ребята беспощадные, они бы и родных бабушек выгнали, если бы нашли модель подешевле. Ты не один такой. Никто не застрахован от увольнения, даже я.

– Ты не можешь так поступить! – воскликнул Дэнни. – Мне нужна эта работа. Очень нужна.

Альф вздохнул так, словно жалел о каждом решении, из-за которого оказался в этой ситуации.

– Прости, Дэн. Но у меня руки связаны.