Текст книги "Темное море"

– Ну хорошо, Дики. Ты выразил свое мнение сотней разных способов, но беда в том, что ни ты, ни мы и никто не решает за доктора Сена, а он не собирается осаживать гостей. Зачем мы здесь собрались? – спросил Пьер.

– Я считаю, нам нужно выработать запасной план. Чтобы быть готовыми, если шолены начнут действовать, – сказал Грейвз.

– А это не зависит от того, что именно они будут делать? – подал голос Роб. – Я имею в виду, если у них есть пушки, бомбы и прочее, нам останется лишь достойно умереть.

– Необязательно. Я много думал об этом… Убить можно только найденного врага, а мы развернем асимметричную войну.

Глава пятая

Роб разбудил Алисию незадолго до полуночи.

– Завтрак готов, – сказал он. – Хочешь немного тофу и чили?

– Хочу, хотя мне противно об этом говорить. На Земле я бы в жизни не взяла в рот чили. Отвратительное переперченное рагу!

– Могу предложить чистый тофу.

– Я голодна так, что съела бы что угодно, но, раз у нас любовь, давай чили.

После утомительного плавания накануне они никак не могли наесться, поэтому дочиста вылизали горшок с чили, щедро сдобренного синтетическим маслом и гидропонными томатами. В столовую один за другим заходили остальные члены экипажа.

За завтраком собрались почти все, когда явились Гишора и Тижос. Гишора коротко, по-собачьи рявкнул, привлекая внимание.

– Я хочу обратиться ко всем, – сказал он, – по вопросу, который считаю важным.

Доктор Сен подскочил из-за стола, за которым завтракал в компании Симеона Фушара.

– Если это действительно важно, я предлагаю подождать, пока все закончат завтрак, чтобы мы могли уделить вам должное внимание.

– Я не могу больше ждать. Позволь мне продолжить.

Сен сел на место и махнул рукой:

– Разумеется, не смею вас останавливать.

Гишора стоял на двух задних лапах, головой касаясь потолка.

– Моя коллега и я пришли к заключению. Для нас очевидно, что Анри Керлерек погиб в результате несчастного случая и собственной безответственности. Мы не считаем, что кто-либо на этой станции умышленно желал нарушить соглашение о контакте.

Роб осознал, что затаил дыхание в ожидании приговора, и облегченно выдохнул. И не он один.

– В то же время, – продолжил Гишора, – мы не можем не сделать вывода, что, если станция «Хитоде» продолжит работу, в будущем возможны другие неумышленные нарушения и самовольные попытки контакта.

Лицо Алисии побелело.

– О нет… – прошептала она.

– Обсудив вопрос с моей коллегой и экипажем нашего корабля на орбите, мы достигли Согласия: мы не можем позволить вам остаться. Риск дальнейшего загрязнения слишком высок. Просим подготовить станцию к эвакуации. Наш корабль может транспортировать всех вас к Земле и взять багаж весом до 50 кг на человека. Другое имущество вы можете оставить на поверхности планеты для последующей транспортировки. Демонтированную станцию мы планируем возвратить вашим космическим агентствам.

Доктор Сен не стал дожидаться, пока толпа разразится криками протеста:

– Это… предложение весьма неожиданно и, должен признать, неудачно. Боюсь, о том, чтобы его принять, не может быть и речи. Я рекомендовал бы вам поставить этот вопрос перед Советом МАК ООН на Земле. Уверен, они рассмотрят его со всей ответственностью.

– Мы уже много раз выдвигали подобные требования в прошлом, – сказал Гишора. – Не думаю, что теперь что-то пойдет по-другому. Как я сказал, мы достигли Согласия: вам следует немедленно покинуть планету, а после мы можем обсудить возможность заключения новых протоколов, чтобы предотвратить повторение инцидентов вроде гибели Анри Керлерека.

Сен успел встать. Рядом с Гишорой он казался Робу ребенком, затеявшим ссору с медведем.

– Прежде чем мы дадим вам ответ, я хотел бы обсудить ситуацию с экипажем – при закрытых дверях.

– Я не вижу необходимости что-либо обсуждать, – возразил Гишора. – Скажи, понял ли ты мои слова.

– Мы… – начал было Сен, но Фушар оборвал его:

– Скажи «нет», Викрам! Права не имеют!

Сен кивнул:

– Доктор Фушар в целом прав. У вас нет полномочий давать указания о закрытии станции.

– Ситуация слишком серьезная, чтобы медлить, – сказал Гишора. – Безопасность обитателей Ильматар требует, чтобы вы немедленно оставили планету.

– А если мы откажемся? – завопил Дики Грейвз.

Гишора повернулся к нему:

– Тогда мы вывезем вас.

На мгновение стало тихо, а затем человек шесть заорали одновременно. Сен что-то вполголоса сказал Гишоре, и шолены вышли. Люди продолжали кричать. Доктор Сен позволил экипажу выпустить пар, а затем постучал подносом как председательским молотком, призывая к тишине.

– Я понимаю, что необоснованное требование всех возмутило. Но мы вряд ли что-то решим, если будем стоять и шуметь.

– Мы остаемся! – решительно заявил Грейвз, а Фушар хлопнул ладонью по столу и рявкнул:

– Не дождутся!

Зато Уна Карлссен поднялась с места явно перепуганная.

– Вы все безумцы! – сказала она. – Я тоже считаю, что шолены неправы, но, если мы встанем в позу, это ничего не даст. Нравится нам или нет, придется смириться, а дальше пусть разбираются дипломаты.

– Что, если они правы? – усомнился Антонио Диас. – Может, правда, стоит убраться с планеты, пока не случилось еще чего-нибудь?

Это вызвало новый шквал гневных воплей, и Сен снова пустил в ход «судейский» поднос.

– Я прошу вас! – надавил он. – Голоса заслуживает каждый. Но мне не хотелось бы устраивать философский диспут по этике межзвездных перемещений и разумности правил о контакте. Нужно сосредоточиться на ответе, который мы дадим на этот ультиматум.

– Какие есть варианты? – спросила Алисия.

– Очень хороший вопрос, – согласился Сен. – Как только мы определим, что можем сделать, то решение будет принять проще.

– Дать им под зад, чтобы летели до самой Шалины! – выкрикнул Грейвз.

– Для простоты, если нет возражений, будем именовать этот вариант «активным сопротивлением», – предложил доктор Сен. – Еще кто-нибудь?

– Это безумие! – высказалась Уна. – Я за то, чтобы выполнить их условия.

– Назовем этот вариант «сотрудничеством», если данный термин приемлем.

– Скорее, коллаборационизмом, – вмешался Грейвз.

– Твое предложение называется «суицид», – заорала Уна в ответ.

– Я прошу вас! Пререкаясь, мы ничего не добьемся. Кто-нибудь желает внести другое предложение?

– Как насчет пассивного сопротивления? – спросила Алисия. – Они могут вынудить нас покинуть планету, но мы не обязаны им в этом помогать. Сражаться не получится, однако можно мирно отказаться улетать.

– Тактика сатьяграха, – кивнул доктор Сен. – Назовем ее «пассивной оппозицией». Есть еще идеи?

– Бежать! – предложил Пьер Адлер. Кое-кто рассмеялся, но Пьер серьезно покачал головой. – Я не шучу: есть целая планета, чтобы укрыться. Им не удастся заставить нас уехать, если они никого не найдут.

– Это тактика, а не стратегия, – обронил Осип.

– Думаю, лейтенант Палашник прав, – сказал доктор Сен. – Давайте определим, чего мы хотим добиться, а после будем решать, как к этому подойти.

– Что насчет Каставерде и группы с поверхности? – спросил Пьер. – Они тоже имеют право голоса.

– Это очень верное замечание, – признал Сен. – Прежде чем будут высказаны дальнейшие предложения, давайте установим связь со станцией надо льдом.

Пока Пьер налаживал связь и ставил экран, споры возобновились.

– Я хотела бы донести до всех, что ни при каких условиях не намерена драться с шоленами, – объявила Уна. – Можете следовать идиотской идее Дики, но я в этом не участвую.

– Не могли бы мы, по крайней мере, договориться, что будем придерживаться решения, принятого группой? – спросил доктор Сен.

– Нет, – вмешался Антонио. – Что, если большинство ошибается?

– Что, если ты ошибаешься? – напустился на него кто-то.

– Так мы никуда не придем, – вздохнул доктор Сен. Экран на стене ожил, на нем появилась общая гостиная станции на поверхности и ее экипаж за чашками кофе. – Доктор Каставерде, что ваши сотрудники думают об ультиматуме, который нам предложили шолены?

Робу стало скучно. Он склонился к уху Алисии:

– Спорим, если мы улизнем, потрахаемся и вернемся, никто не заметит.

– Роберт, это серьезно!

– Знаю, но, если Дики и Уна продолжат ходить кругами с тем же «да», «нет» и «сам дурак», мы умрем со скуки. Секс гораздо интереснее.

– Подожди, пока все закончится.

Через час терпение Роба иссякло. Он воспользовался мгновением тишины, после того как Антонио закончил описывать моральные риски насильственного противостояния с шоленами.

– Извините, – вмешался он. – Я знаю: здесь всем есть, что сказать, и каждый считает свои аргументы по-настоящему важными. Однако я почти уверен, что мы все уже приняли решение и менять его не собираемся. Может, проголосуем наконец?

– Роб предлагает закончить прения, – объявил Пьер. – Все «за»?

Почти все подняли руки. Доктор Сен дипломатично воздержался, Дики и Уна демонстративно сложили руки на груди, прожигая друг друга взглядами.

– Принято! – провозгласил Пьер Адлер. – Слава тебе господи!

Проголосовали. Доктор Сен раздал бумажные обрезки и попросил каждого указать на них выбранный вариант, потом собрал бюллетени и подсчитал результат. Пьер заглядывал ему через плечо.

– Доктор Каставерде? Не могли бы вы сообщить результаты голосования вашей группы? Направьте их мне по закрытому каналу. Спасибо, – Сен прочистил горло. – У нас шесть голосов за силовое противодействие. Семеро воздержавшихся, включая меня. Пять голосов за полномасштабное сотрудничество. Четырнадцать – за пассивное сопротивление. Мне кажется, план пассивного сопротивления побеждает явным большинством: мы не будем содействовать шоленам в демонтаже станции и сворачивании нашей работы на Ильматар, но не станем предпринимать каких-либо насильственных действий. Я уведомлю гостей о принятом нами решении и хочу, чтобы все поняли: я ожидаю, что оно будет выполняться.

* * *

Тижос начала замечать любопытные перемены в поведении землян, но сперва не знала, какой вывод сделать из увиденного. Просмотрев очередную подборку научных материалов, она вернулась в каюту и обнаружила на полу лужу янтарной жидкости. Жидкость имела характерный запах человеческих экскрементов с незнакомыми Тижос феромонами.

Сначала она решила, что произошел сбой в работе одной из станционных систем, и связалась с доктором Сеном, чтобы проинформировать его о случившемся. Явившийся для проверки Роберт Фриман быстро определил, что системы в порядке.

– Все санитарные коммуникации, – объяснил он, – идут по центру между четырьмя блоками. До ближайшей трубы от вас метров шесть – восемь. Не знаю, как что-то могло дотечь сюда, не испачкав коридор и другие помещения.

– В таком случае, как это вещество сюда попало?

– Ну, – лицо молодого землянина покраснело, – выглядит так, будто кто-то зашел и напрудил на пол.

– Объясни значение выражения «напрудил».

– Помочился. Нассал. Гм… Вывел из организма жидкие продукты переработки. Вы так не делаете?

– Не таким способом. Наши тела сохраняют воду и выводят отходы в твердой форме.

– А… Вы же знаете, что у нас две системы? Это смесь воды и химических отходов, в основном соединения азота. Не волнуйтесь, она почти стерильна!

Тижос была озадачена: на Шалине значение такого жеста очевидно – бросить вызов, пометить чужое пространство. Но с людьми все могло оказаться недоразумением.

– Скажи мне, часто ли происходят такие инциденты?

– Иногда. Может, кто-то перепутал вашу комнату с туалетом или просто не добежал?

Следующая странность произошла чуть позже, в тот же день, когда Гишора и Тижос проводили вторую беседу с Симеоном Фушаром. Тижос принесла сумку с компьютером и своими личными вещами. Открыв ее, она обнаружила, что все внутри мокрое. Теперь это были не жидкие отходы, а субстанция, которую люди опознали как краситель для лабораторных образцов. Вещество вступило в реакцию с целлюлозой, от чего ткань сумки и чехол компьютера Тижос стали лиловыми.

В обеденное время шолены заняли привычные места в общей комнате, но оказалось, что их сиденья покрыты клеящим веществом. Чтобы освободиться, потребовался растворитель, а процесс оказался довольно болезненным, уже не говоря о его унизительности. Наконец, вернувшись в каюту, гости обнаружили, что исчезли подушки, собранные вместе для сна, – позже их выловили в круглом бассейне первого блока.

Дважды шолены получали сигнал о срочных сообщениях, но отправителем значился неиспользуемый терминал в одной из лабораторий.

Когда люди завершали очередной период активности и готовились ко сну, Тижос решила поделиться подозрениями с Гишорой:

– Я предполагаю, что земляне делают это специально.

Она ожидал недоверия, возмущения или насмешек, но Гишора, казалось, искренне развеселился:

– Разумеется! Меня удивляет, сколько тебе понадобилось времени, чтобы это понять. Один человек или даже несколько нарочно решили нас беспокоить.

Тижос удивилась:

– Я не понимаю, зачем. Это так на них непохоже!

– Потому что они больше не желают видеть нас здесь и делают все, чтобы мы покинули станцию.

Тижос почувствовала вспышку ярости. Люди бросали им вызов! Ей пришлось приложить усилия, чтобы успокоиться; под насмешливым взглядом Гишоры это было не очень легко. Потом она все же смогла ощутить бесконечное полудетское-получувственное доверие подчиненного к руководителю.

– Если кто-то специально досаждает нам, мы должны сообщить об этом, – предложила она.

– Объясни, зачем. Я сомневаюсь, что Викрам Сен знает о происходящем. Если знает, я уверен, он хочет положить этому конец. Жалобы сделают нас слабее.

– Тогда мы должны сами найти шутника!

– Это не так легко. Возьмешь ли ты это на себя?

– Да! – ответила Тижос.

* * *

Грубохват и компания легко продвигаются вдоль старого разлома. Пусть это и холодные воды, некоторые источники еще сочатся еле теплой водой, в которой растут водоросли и водятся привлеченные ими травоядные плавуны. Добычи хватает, а развалины старых селений надежно укрывают во время отдыха.

Грубохват больше не позволит ополченцам захватить его врасплох. Он выставляет часовых и сам порой несет стражу, пока Щуплоног и Щитобойка спят. Поэтому именно он первым чувствует тягач, плывущий в их сторону. Тот еще далеко, но постепенно становятся слышны и погонщики.

Опять ополченцы? Первая мысль Грубохвата – отползти потихоньку и кинуться наутек. Но звуки свидетельствуют лишь о нескольких особях, и для ополченцев они чересчур болтливы. Торговцы? Быть может…

Пинками он будит остальных и тихо сообщает:

– Близко тягач. Трое взрослых. Берите оружие и приготовьтесь к налету!

Жаль, но эти двое не знают чисел – иначе Грубохват мог бы стучать, а не говорить вслух, рискуя быть замеченным. Бестолковость соратников расстраивает его не в первый раз.

Разбирают копья. Грубохват прислушивается. До тягача – не больше кабельтова. Он позволяет тому подойти ближе, удерживая Щуплонога и Щитобойку клешнями за хвосты. Когда остается четверть кабельтова, Грубохват командует: «Вперед!» – подталкивает их и, ухватив собственное копье, поднимается из развалин.

* * *

Маленькая экспедиция Широкохвоста скользит у самого дна. Переход короткий, и Остроголов парит впереди, прислушиваясь, скорее, чтобы не пропустить добычу, чем в ожидании опасности. Разбойники в этих водах редки. Тягач следует в полукабельтове за ним, Коротконожка правит, а Широкохвост тянется позади на буксире, прощупывая эхосигналами рельеф дна.

Неожиданно эхо меняется – обработанный кусок камня? – и Широкохвост отпускает веревку, чтобы нырнуть и разобраться получше. Впереди Остроголов дает громкий импульс, но Широкохвост не понимает, что тот хочет сказать. Потом он слышит испуганный крик тягача и осознает, что на них напали.

Бандитов трое, и Широкохвост надеется, что, когда нагонит остальных, им втроем, возможно, удастся отбиться. Он что есть силы плывет к тягачу, продолжая прислушиваться.

Трое разбойников приближаются спереди. Остроголов молчит. Коротконожка пытается развернуть тягача, и они производят ужасный шум. Широкохвост проплывает над ними и ждет разбойников. Вода пахнет кровью, и он понимает, что Остроголов, скорее всего, уже мертв.

Один из напавших, очень крупный, отделяется от соратников и движется на Широкохвоста. Тот пятится к тягачу, но животное в ужасе и бьется так, что к нему не приблизиться. Это может удержать на расстоянии и разбойников. Если Широкохвост справится со здоровяком, вероятно, его приятели не полезут в драку.

Но крупной самке пугаться нечего, она кидается вперед со скоростью разящего копья и, прижав клешни к телу, идет на таран. Широкохвост разворачивается, подставляя прочные спинные пластины. Ощущение такое, будто панцирь треснул, но времени проверять нет. Теперь ее клешни выставлены вперед и метят ему в брюшко. Широкохвост хватает врага за одну из клешней и разворачивается вперед. Затем пытается оглушить нападающую резким сигналом и вырывается на свободу.

Однако разбойница не намерена отступать и пытается ухватить его сбоку. Не способна ли она и впрямь расколоть панцирь? Он вспоминает истории о чем-то подобном, а самка достаточно велика. Изогнув корпус, Широкохвост вновь умудряется освободиться. Прислушивается…

Тягач больше не бьется и медленно плывет прочь. Два разбойника расправляются с Коротконожкой: один удерживает ее за клешни, второй добивает копьем.

Большая самка атакует снова, теперь целясь под край его головного щитка. Широкохвост откидывает голову, закрывая промежуток между пластинами, и ударяет хвостом. Увернувшись, он ныряет ко дну и что есть сил плывет в сторону, противоположную той, куда удрал тягач. Он надеется, что разбойники предпочтут погоню за животным, нагруженным припасами и снаряжением, и не станут преследовать одинокого книжника.

Но самка не отстает. Широкохвост кружит возле груды камней, мимоходом отмечая, что они похожи на постройку: может, школу или хижину охотника на отшибе. Он обхватывает ногами камень и замирает, надеясь слиться с пейзажем. Однако преследовательницу не провести: она кидается вниз, хищно расставив клешни.

Не дожидаясь ее приближения, Широкохвост бросается прочь. Куда угодно – только бы подальше! Убийца плывет следом, и Широкохвост всерьез опасается, что победа будет за ней. Но потом издалека доносятся сигналы ее соратников. Она замедляет ход, раздумывает и наконец разворачивается в сторону тягача.

Широкохвост не останавливается, надеясь уйти как можно дальше. Он боится, что, поймав тягача, шайка вернется за ним. Он плывет, плывет и плывет – а вокруг лишь холодная тишина.

* * *

Первые дни двойная жизнь доставляла Робу огромное удовольствие. В рабочие смены он был неприметным и вежливым видеотехником крупной исследовательской станции, а по ночам крался в темных закоулках «Хитоде», как полуночный мститель, защитник угнетенных и гроза инопланетных захватчиков.

Каждый из их четверки обязался устраивать шоленам, по меньшей мере, одну каверзу в день, а Дики привлек в компанию Анджело Понти. Скоро стало ясно, что кое-кто из заговорщиков лучше придумывает хорошие шутки, чем воплощает их в жизнь. Так, Симеон фонтанировал идеями, но, отговариваясь чрезмерной занятостью, ни одну из них не довел до конца.

Из тех четверых, кто действительно что-то делал, каждый имел собственный стиль. Роб предпочитал высокотехнологичные трюки: краска в сумке Тижос была делом его рук, а в другой раз он отключил освещение в каюте шоленов. Идеи Осипа отличались грубоватой простотой и, как правило, предполагали использование физиологических жидкостей. Анджело, по мнению Роба, больше всех рисковал: именно он утащил подушки из комнаты пришельцев и прошел полстанции, держа их в руках.

Но откровенно беспокоил Дики Грейвз. Идеи он выдавал исключительно жесткие, и кое-что явно уходило корнями в старый добрый список «Смерть Анри!». Клей на стульях был самым безобидным из его предложений, и то Роб настоял, чтобы в ход пошло разбавленное, а не чистое вещество, иначе на сиденьях остались бы клочки не только шерсти, но и шкуры. Следующая выходка Дики была под стать первой: он раздобыл трипсин, использовавшийся для расщепления белков, и «ненароком» опрокинул всю бутылку на скафандр Тижос. Адаптирующаяся поверхность костюма и механизм самовосстановления сделали все, что могли, но ущерб оказался слишком велик. Все, кроме шлема и рюкзака, превратилось в липкую грязь.

Где-то через полчаса после того, как Тижос обнаружила урон, доктор Сен разместил в станционной сети общее объявление.

«Адресат: Все

Отправитель: Директор станции

Тема: Несчастные случаи

Как мне стало известно, за последние два дня имело место необычайное количество досадных нарушений безопасности станции. Некоторые из них затронули шоленских гостей, и было бы весьма неприятно, если бы кто-то пострадал либо покинул станцию с неблагоприятным впечатлением о нашем проекте. Я призываю персонал проявлять максимальную осторожность и стремиться не допускать повторения подобных инцидентов».

* * *

Ирона запросил беседу по закрытому каналу. Как догадывалась Тижос, Гишора предпочел бы отложить разговор на неопределенный срок, но после двух повторных вызовов с орбиты он все же попросил ее настроить соединение.

– Я прошу вас объяснить, что замыслили люди. Ты сказал, они не оказывают сопротивления, но при этом отказываются с нами сотрудничать.

– Ваши слова точно описывают ситуацию, – сказал Гишора.

– Эти утверждения противоречат друг другу.

– Вовсе нет. Скажи, Ирона, сколько у тебя потомков?

– Ни одного, – ответил Ирона с негодованием. – Моя община стремится к сокращению численности, и мы условились не размножаться.

– У меня есть один. Когда Гирос, мое дитя, не хочет делать то, что ей велят взрослые, она не нападает в ответ, а просто не слушается. Может просто не двигаться с места, распластавшись по полу, если мы пытаемся ее переместить. Люди выбрали похожую тактику.

– В таком случае нужно подкрепление. Распластавшийся человек вряд ли весит больше, чем могут поднять два шолена.

– Для этого людям не нужно ложиться на пол – они просто отказываются выполнять наши требования. Например, капсула подъемника остается внизу и закреплена возле станции. Доступа к ее управлению у нас нет – а значит, нет и возможности начать эвакуацию. Не вижу, чем тут поможет физическая сила.

– Создается впечатление, что люди держат вас в заложниках.

– Нет. Викрам Сен уведомил меня, что мы с Тижос можем покинуть станцию в любой момент. Я не думаю, что сейчас нам угрожает какая-либо опасность. Однако возможности доставить к нам подкрепление у тебя тоже нет.

– Скажи мне, сколько раз земляне на вас нападали? – спросил Ирона.

Тело Гишоры напряглось, и находившаяся с ним в одной комнате Тижос почуяла запах гнева. Но его голос оставался спокойным:

– Мне неизвестно о таких нападениях, Ирона. Что заставило тебя так думать?

– Вы запрашивали новое оборудование, так как материал был поврежден биологическими агентами. Для меня это свидетельство нападения. А если добавить заявленное нежелание покинуть станцию, поведение людей выглядит враждебным. Ради вашей же безопасности я предлагаю вам с Тижос вернуться немедленно и предоставить дальнейшие действия мне и Стражам.

– Нам не был причинен личный ущерб…

– Пока не был!

– …а директор станции выразил глубокое сожаление в связи со случившимся. Я уверен, что большинство землян не желает нам зла.

– А я в этом не уверен, – сказал Ирона. – Ответь, думал ли ты о возможном обмане с их стороны? Люди могут казаться миролюбивыми и в то же время обдумывать нападение.

– Разумеется, я об этом думал, Ирона! Прошу тебя, не оскорбляй мой интеллект. А рассматривал ли ты возможность того, что мы с Тижос понимаем поведение людей лучше, чем кто-либо из шоленов? Я не считаю, что мы в опасности. Тижос, согласна ли ты?

Тижос не знала, что ответить. Их связь с Гишорой окрепла, и она была предана ему больше, чем кому-либо – с тех пор как покинула родителей. Но… повреждение оборудования беспокоило ее, особенно выведенный из строя скафандр. Она могла погибнуть, случись что на станции до прибытия замены. Если инцидент и не был прямым нападением, то очень на него походил.

– Я… не считаю, что люди планируют причинить нам вред, – признала она. – Если бы они этого хотели, на станции достаточно возможностей нас убить и представить случившееся как несчастный случай, – она чуяла одобрение Гишоры, и оттого ей было еще труднее продолжить. Тижос сгорбила верхние плечи и договорила: – Но я не могу утверждать, что порча наших вещей и помещений не могла привести к несчастному случаю. И я не думаю, что директор станции способен помешать остальным землянам делать то, что они хотят. Полагаю, люди разделились на фракции, и, по крайней мере, одна из них желает конфликта.

– Вот! Даже твоя подчиненная согласна со мной, Гишора! Вы в опасности.

Гишора отлично владел собой, но Тижос чуяла его раздражение.

– В таком случае давайте придем к Согласию. Я признаю, что опасность существует. Как и то, что агрессивные действия с нашей стороны могут стать провокацией.

– Демонстрация силы должна устрашить людей, – возразил Ирона. – Ты сам сказал: земляне уважают рациональное поведение. Я предлагаю сделать насилие нерациональным выбором, убедив их, что мы можем ответить.

– Я вижу недостаток твоего плана: нам нечем ответить на насилие, поэтому приходится сохранять мир.

Голос Ироны был полон торжества:

– Я нашел способ доставить к вам Стражей, даже если подъемник останется у людей.

– Скажи, почему я об этом не знаю, Ирона? Я руковожу миссией и должен иметь полное представление о наших возможностях.

– Я открыл этот способ недавно. Когда перед нами встала угроза конфликта, я начал просматривать все имеющиеся записи о военном оборудовании и нашел много интересного. Я использовал фабрикатор на корабле, чтобы произвести капсулы, способные компенсировать давление океана, и могу направить вниз посадочный модуль со Стражами на борту, сбросить их в шахту подъемника.

– Гишора, если Ирона действительно пришлет нам нескольких Стражей, я буду чувствовать себя в бо́льшей безопасности, – сказала Тижос. – Это напомнит людям о возможных последствиях, как и хочет Ирона, но не спровоцирует их.

К ее удивлению, Гишора согласился без возражений:

– Очень хорошо. Направь нам нескольких Стражей в качестве меры предосторожности. Теперь, Ирона, если ты меня извинишь, я очень голоден и хотел бы перекусить.

Тижос отключила соединение. Какое-то время оба молчали. Потом она опустила голову с выражением максимальной покорности:

– Я сожалею, что ослушалась тебя.

– Нет-нет, ты все сделала правильно: сказала то, что считаешь правдой. Я предпочитаю честную ссору подобострастной лжи, а огорчен оттого, что Ирона может оказаться прав.

– Боюсь, я не понимаю.

– Жестокость действительно может стать выходом. Я ненавижу жестокость, Тижос, и ненавижу то, что страх насилия сделал с нашей расой. Мы не можем сдерживать страсти и, чтобы не дать им снова разрушить наш мир, вынуждены стать цивилизацией разрозненных деревень, слишком мелких, чтобы причинять вред. Я думал, люди представляют собой другой путь развития – цивилизацию закона и порядка. Но, похоже, их страсти могут вырваться из-под контроля точно так же, как наши.

– Кое-что меня воодушевляет, – сказала она, стараясь почувствовать эту радость. – Проект Ироны займет какое-то время, и мы можем потратить его на изучение открытий, совершенных людьми.

Голос Гишоры по-прежнему звучал грустно, но осанка улучшилась:

– Согласен. Нам еще столько предстоит узнать. Не будем терять время!

* * *

Широкохвоста мучает жуткий голод, такое он испытывает впервые в жизни. Он в холодных водах, далеко от любого активного разлома или горячего источника. Эхо приносит лишь отзвук придонного ила, больше в воде ничего нет! Верхний лед нависает здесь низко, и порою слышно, как он потрескивает. Изредка Широкохвост натыкается на парящие нити водорослей, тянущих питательные вещества из воды, и с жадностью их пожирает. Но они тонки, горьки и не могут насытить. Сумка для провизии давно пуста. Даже поросль на панцире становится тоньше – ей нечем питаться. Он плывет медленно: сотня сильных ударов хвостом – и дрейф в полусне, пока не вернутся силы.

Где находится, Широкохвост представляет смутно. Большой котлован отделяет термальную зону Трех Куполов от гряды источников, в которую входят Бесконечное Изобилие и Горькая Вода. Должно быть, он где-то посреди пустынного котлована и, следуя за течением, рано или поздно достигнет каких-нибудь поселений. Но он не знает, как долго туда плыть, и подозревает, что умрет от голода раньше.

Широкохвост плывет и плывет, его разум начинает блуждать. Голод и одиночество пробуждают старые воспоминания о детстве. Он вспоминает себя перепуганным детенышем, как пытается удрать от взрослых, загоняющих его веревками и сетями. Живо представляет, как первый раз ест досыта, ест и ест замечательно сочные корни толстовьюна, а перед ним кладут все новые, пока он не чувствует, что вот-вот лопнет.

Воспоминания о первом обеде не дают забыть, как голоден он сейчас. Если вскоре он не найдет еду, то уснет, а заснуть посреди холодной пустыни – значит умереть. Он посылает сигнал вперед, надеясь вспугнуть каких-нибудь плавунов или хотя бы нашарить водоросли, но единственное, что слышит, – резкий неровный отзвук голых скал и бесконечное смазанное эхо ила.

Затем Широкохвост улавливает иной звук. Едва слышно и очень далеко – легкое, однообразное постукивание. Он прекращает работать хвостом и вслушивается, пытаясь определить расстояние до источника звука. Несколько сотен кабельтовых, но там, по крайней мере, что-то есть. На таком расстоянии он не может определить, занимается там кто-то разумным цивилизованным трудом, дерутся бродяги из пустошей или это лишь огромный панцирник ищет себе подружку. Ему уже все равно. Широкохвост поворачивается на звук и собирает последние силы: либо там он наконец поест, либо съедят его.

* * *

Роб и Алисия только что приняли еженедельный совместный душ и собирались спать. Когда горячей воды так мало, мытье становится непростой стороной отношений. Разумеется, было приятно оказаться вдвоем чистыми и распаренными, после чего сразу запрыгнуть в постель. Но после такого секса приходилось следующие несколько дней либо ходить грязным, либо сразу тратить кучу антибактериальных салфеток всего через пару часов после душа. Так что по взаимному согласию они соблюдали мораторий на секс, по крайней мере, спустя два дня после помывки.

– И все равно, – проворчал Роб, – не думаю, что когда-нибудь меня станут возбуждать запахи неопрена и мочи на твоей коже.

– Вы, американцы, слишком зациклены на запахах.

– Вот провела бы ты свое детство с подветренной стороны от целлюлозного комбината, посмотрел бы я на тебя! Ладно, мне остаться на ночь или уйти к себе?