Текст книги "Черный охотник"

– Нет, – ответил Давид.

– Ну конечно, – со снисходительной усмешкой кивнул головой Биго. – Она была слишком расстроена, чтобы вспомнить о нем. Но документ о вашем производстве находится при ней; он должным образом подписан, со всеми печатями, и я готов поклясться, что он будет передан вам вместе с букетом цветов!

Давид Рок склонил голову в знак благодарности; даже сейчас, несмотря на дрожь во всем теле, он абсолютно ничем не выдал своих чувств «благодетелю».

– Из вас выйдет превосходный офицер, – продолжал интендант. – Вы завтра же начнете ваше военное обучение. В этом не будет для вас ничего трудного, тем более что я назначил вам особого инструктора, капитана Робино. Официально вы произведены в офицеры на основании тех огромных услуг, которые мы надеемся получить от вас как от человека, превосходно знакомого с пограничными лесами. Мне лично вы очень нужны, и я бы не хотел, чтобы ваше военное образование откладывалось хотя бы на один день. Первым делом – портной, затем – знакомство с городом, потом – специальное обучение в течение двух часов с капитаном Робино, самым образцовым офицером в нашем гарнизоне. Как вам нравится такая программа?

– Я горю желанием скорее приступить к делу, – ответил Давид.

Биго кинул на стол перчатку, свернутую в клубок, и, казалось, немного задумался, пока его не заставил очнуться громкий хохот, доносившийся из комнат в глубине дворца.

– Да, Давид, – задумчиво произнес он. – Пожалуй, что это самое удачное время. Лучше всего вам познакомиться с ними во время отдыха – со всеми этими людьми, которые помогают мне править Новой Францией. Карты и немного вина – нужно несколько развлечься после тягот государственных дел, и у нас вошло в обыкновение собираться здесь и за стаканчиком обмениваться всеми слухами и новостями. Люди, которые вершат большие дела, тоже нуждаются в развлечениях, и вы вскоре сами убедитесь в этом в Квебеке.

Он пошел вперед, и, миновав две комнаты, Давид, следовавший за ним, очутился в огромной зале, где сидело множество офицеров, распивая вино и играя в карты. Но Давид не знал того, что здесь собрались самые бессовестные государственные преступники, которые когда-либо играли роль в истории человечества. Целая банда грабителей в крупном масштабе, люди, которые во имя удовлетворения своих низких страстей обманывали страну, люди, которые предпринимали смелые разбойничьи кампании, чтобы еще большее увеличить свои и без того огромные состояния.

Это были те люди, которые готовы во всякое время нанести ножом удар в спину.

Люди, которые истощили Новую Францию, загубили весь цвет ее молодежи и привели процветающую страну к полному разорению, нищете и голоду, пока наконец жители не стали приветствовать англичан как своих освободителей.

Эти люди во главе с Биго сумели уже далеко зайти в своей беззастенчивой игре с мировой картой.

А между тем в Новой Франции никто и не догадывался об их предательстве.

Сам король был другом Биго. А потому Биго являлся символом Франции.

В комнате сидело человек двенадцать. Здесь не было той несравненной роскоши, которая характеризовала личные покои Биго. Тут стоял целый ряд столов, кресел, несколько диванов, на стенах были развешаны редкие картины, а на полу лежали ковры. Все носило на себе следы долголетнего пользования. Полы были в пятнах. Столы и стулья – сильно потерты. Один диван был поломан, огромный канделябр частью вылез из своих закреп в стене.

«Цвет Новой Франции» – так называл Биго эту банду. И здесь в этот вечер собрались Каде, Мерсье, Варен, Брер, Вергор, Канон, Рюго, и, наконец, в одном из углов комнаты сидели Водрей, де Пин и капитан Робино. К ним-то и направился Биго, с радостью отметивший в уме, что его приказ был выполнен с изумительной быстротой и ординарцы не потеряли ни одной минуты.

Де Пин первый увидел приближение Биго и Давида и тотчас же направился им навстречу, выражая всем своим существом удивление и удовольствие. Он схватил обе руки Давида в свои и продолжал крепко пожимать их, пока не подошли Водрей и капитан Робино. На маркизе был великолепный новый парик, и, хотя он не выражал открыто такого восторга при виде Давида, как де Пин, он, тем не менее, радостно приветствовал его.

Лишь Робино несколько озадачил юношу. Капитан улыбался, но было очевидно, что его улыбка вынужденная. Давиду показалось, что этот человек читает у него в сердце. Капитан был невысокого роста, приблизительно средних лет, и на лице у него застыло выражение, какое можно только заметить в жертве вечного злополучия. Лишь случайно несколько дней спустя Давид узнал, что Робино был последним отпрыском воинственного и славного рода, оказавшего неоценимые услуги Новой Франции.

– Вот это счастливое совпадение! – воскликнул де Пин. – Если бы не новый парик маркиза Водрея, то мы вряд ли увидели бы вас сегодня. Маркизу не терпелось поскорее похвастаться своим новым приобретением.

Маркиз благодушно повернулся так, чтобы свет падал прямо на роскошный парик, ниспадавший волнами на плечи.

– Это английские волосы, Давид, – сказал он, и в голосе его звучала гордость. – Воображаю, как они чудесно выглядели на голове женщины, которой они принадлежали. Индейца племени оттава прислали дюжину скальпов в подарок своему «белому отцу за морем». Но мне больше нужен был вот этот скальп, чем королю Луи, и я получил его благодаря тому, что обыграл нашего друга Биго. Как вам нравится, мой юный друг?

– Подумать только – носить на голове женский скальп! – в ужасе воскликнул де Пин. – Лейтенант, какого вы мнения о тщеславии человека, который способен на подобную вещь? Женщину – да, но волосы, срезанные с ее головы вместе с кожей – бррр!!!

– Вы забываете, мсье мэр, – невозмутимо парировал маркиз, – что в вашем собственном городе есть немало охотников за скальпами, а также немало джентльменов, которые носят на голове «женские скальпы», как вы выражаетесь. Разве это не так, Робио?

– Совершенно верно, – согласился Робино сухим, бездушным голосом.

Давид Рок провел языком по пересохшим губам.

– Скальпирование людей я считаю возмутительным преступлением, – сказал он. – Но это будет продолжаться до тех пор, пока наши губернаторы, а также и английские покупают человеческие волосы. Я хотел бы сказать вам, мсье Водрей, что мне пришлось видеть скальпы французских женщин в форте Вильям-Генри, и один из этих скальпов не уступал в красоте тому, что украшает вашу голову. И мне было бы очень неприятно думать о волосах французской женщины на голове англичанина.

Биго рассмеялся довольным смехом.

– Совершенно верно, лейтенант! – воскликнул он. – И вы тем более правы, что, благодаря возмутительной неудаче, я проиграл маркизу такое сокровище!

После этого Давид был представлен всем присутствующим в зале. Секретарю интенданта Дешено, лукавому человеку, доверенному всех любовных связей своего господина. Генеральному комиссару Каде, который успел награбить двадцать миллионов франков и который впоследствии частично расплатился за свои преступления в Бастилии. Генеральному казначею Эмберу, морскому контролеру Бреру и еще нескольким офицерам.

Давид видел перед собой блестящих джентльменов, приветствовавших его как собрата-офицера. Больше всего ему понравился Каде, тот самый Каде, который в скором времени должен был получить на девять лет договор поставки продуктов (по умопомрачительным ценам) для ста двадцати французских фортов и постов. Каде, этот архиплут всех времен, сумевший награбить еще больше, чем его господин – Биго! И, как ни странно, он пользовался популярностью в народе как в провинции, так и в городе. Этот человек обладал такой приятной внешностью, что, уплатив шесть миллионов франков штрафа и отбыв срок наказания в Бастилии, он был освобожден; после чего он приобрел великолепное поместье в самой Франции, ссудил Франции тринадцать миллионов франков, которые он награбил у ее же правительства, и продолжал жить беспечно и преуспевая в той самой стране, которая, отчасти благодаря ему, потеряла заокеанскую империю.

Он произвел на Давида впечатление великодушного, чистосердечного и открытого человека.

– Вы должны возможно чаще навещать меня, мой друг, – сказал Каде и ласково положил руку на плечо Давида. – Я люблю моих людей из пограничных лесов, а вы, наверное, так много знаете, что могли бы дать мне драгоценные сведения, и помогли бы мне прийти этим людям на помощь.

Де Пин еле сдержал саркастическую усмешку. Он великолепно знал, что Каде высасывает кровь из своих людей, которых он так любит.

Час спустя Давид лежал в постели, подобной которой он никогда в своей жизни не видел, и думал о всех переживаниях минувшего дня и ночи. Его последней мыслью было: «Я так и не ужинал сегодня».

* * *

Давид Рок проснулся рано и стал прислушиваться к перезвону колоколов. Он не знал, что этот колокольный звон служит лишь для того, чтобы известить жителей Квебека о предстоящей сегодня публичной экзекуции.

Первая мысль его была об Анне. У него было желание открыть окно, громко закричать от радости и позвать ее к себе. Его Анна находилась недалеко от него, и теперь трагедия прошлой ночи казалась ему такой малозначащей и ничтожной. Анна поняла его и, наверное, простила. И сегодня она еще лучше поймет, как это случилось, что он поцеловал Нанси Лобиньер.

Капитан Робино пришел во дворец завтракать вместе со своим будущим учеником. Давид не увидел в это утро ни Биго, ни кого-либо из его сподвижников. Зато Робино все больше и больше привлекал его к себе. Капитан не был болтлив, но то, что он рассказывал, было интересно.

В это утро инструктор занялся исключительно туалетом юного лейтенанта и водил его к портному, к сапожнику, к ювелиру, к оружейному мастеру и, наконец, предложил проводить к знаменитому мастеру, делавшему парики для самого маркиза Водрея. Но Давид категорически отказался.

– До тех пор, пока индейцы не сняли моего скальпа, я буду носить собственные волосы. И даже если я лишусь их, то все же удовлетворюсь голым черепом, как у Пьера Кольбера.

Он обратил внимание, что Робино истратил уже на него целое состояние, как ему казалось, и он не преминул выразить свои опасения по этому поводу.

– Пусть это вас не беспокоит, – ответил Робино. – Биго позаботится об уплате за все. Это – не регулярная армия, где каждый может позволить себе лишь то, что разрешают ему его средства. Здесь интендант и губернатор следят за тем, чтобы у джентльменов офицеров ни в чем не было недостатка.

Закончив с покупками, Робино стал показывать Давиду цитадель и форты, и тогда Давид впервые убедился в том, как укреплен этот город.

Несмотря на то, что война между французами и англичанами официально еще не была объявлена, военные действия, выражавшиеся в нападениях друг на друга и в безжалостном истреблении друг друга, проводились уже давно. Поскольку это касалось Америки, Семилетняя война давно уже началась. И Квебек весь бурлил в подготовке к военным действиям и к кровавой драме, которой суждено было изменить мировую карту.

По улицам шли взад и вперед солдаты и офицеры. Даже гражданское население Квебека и то носило сабли. Яркие мундиры, сверкающее оружие и развевающиеся перья индейских вождей встречались на каждом шагу. Никогда еще город не был так богат, ибо огонь, меч и истребление в колониях означали богатство для города. Ни на один день не прекращались балы и званые обеды. Повсюду царила восточная роскошь, и в этот день, когда солнце выглянуло наконец после многих беспросветных дней, жизнь в городе кипела.

Давид Рок глядел на батареи, охранявшие со всех сторон каждый уголок Квебека, на огромные двухтонные орудия, которые могли пустить ядро мили на полторы, на десятидюймовые мортиры, выбрасывавшие двухсотфунтовые ядра на расстояние в пять тысяч ярдов, и теперь он понимал, почему Анна была так уверена, что Квебек всегда сумеет отразить нападение, когда залают английские псы.

Он поделился этой мыслью с Робино, но тот, к великому изумлению юноши, ответил:

– Мы спим глубоким сном, между тем как англичане бодрствуют. Если мы не очнемся вовремя, то город, который кажется вам неприступным, в скором времени падет.

Давид посмотрел на спокойное, бесстрастное лицо Робино и поверил его словам. «Как странно, – подумал он, – Черный Охотник говорил то же самое».

Был уже полдень, когда Робино, выполняя данные ему инструкции, вернулся со своим учеником во дворец. Здесь Давида ожидал сюрприз.

Когда он вошел в покои Биго, встретившего его так же ласково и, пожалуй, еще приветливее, чем накануне, навстречу ему встала Анна Сен-Дени. Девушка вся сияла. Если накануне ее и терзали горе и сомнения, то сейчас от этого не осталось и следа. Она протянула Давиду обе руки, и по ее глазам юноша понял, что Биго уже передал, как радушно его приняли во дворце. Но Давид обратил внимание, что на этот раз она и не подумала поцеловать его.

Внезапно ему бросилось в глаза, что в одной руке Анна держит ту самую смятую перчатку, которой Биго накануне играл на столе, когда они вдвоем сидели в его кабинете. Ошибки не могло быть – Давид узнал ее и по цвету, и по тому, как скомкал ее в клубок Биго. Он, однако, ничем не выдал той дрожи, которую вызвало в нем это открытие.

Биго смотрел на него и на Анну с благодушием отца, наблюдающего за любимыми детьми. Он ласково прикоснулся к рукаву Давида.

– Я велел накрыть обед только для нас троих. Я привел в ужас настоятельницу монастыря, когда попросил ее снова отпустить со мной мадемуазель Сен-Дени, и только благодаря, я полагаю, заступничеству Анжелы Рошмонтье она не отказала мне в этой милости.

– И также благодаря Давиду, – добавила Анна. – Я столько рассказывала о тебе матушке Мэри, и она сама горит желанием увидеть тебя, Давид.

Лицо Анны светилось нескрываемой радостью в продолжение всей трапезы. Давид заметил, что пока Биго говорил, девушка буквально не спускала с него глаз. Все время в голове юноши звучали слова Пьера Ганьона: «Одна ненавидит Биго, другая безоговорочно доверяет ему. Одна смешивает его имя с грязью, другая – превозносит его до небес».

«Пьер был прав, – думал юноша. – И Нанси Лобиньер тоже. С Анной произошла какая-то разительная перемена с тех пор, как она покинула Ришелье». С ним, с Давидом, она была так же ласкова, как и раньше. Тем не менее молодой человек был рад, когда обед кончился.

Биго встал и сказал, что, к сожалению своему, не может дольше оставаться с ними.

– Меня ждут неотложные дела, которые отнимут у меня целый час. Я думаю, что для вас этот час пройдет быстро, а потом мы сядем в экипаж и поедем кататься.

Он крепко пожал руку Давиду, и его рука несколько дольше, чем это полагалось бы, задержала пальцы Анны. Но он был так отечески ласков и фамильярен и, казалось, так бесконечно заинтересован в счастье этих молодых людей, что ни у кого не могло бы возникнуть каких-либо подозрений. Глаза Анны сияли.

Как только Биго вышел, она тотчас же повернулась к Давиду, словно чего-то ожидая. Даже губы ее, казалось, к чему-то приготовились.

Но Давид Рок не шевельнулся. Он глядел вслед Биго, и девушка подумала в эту минуту, что ее юный возлюбленный вдруг стал выше, старше и сдержаннее. Накануне вечером она всего этого не могла заметить. Как он изменился! Она прижала обе руки к груди и, словно зачарованная, смотрела на Давида, который все еще глядел на дверь, через которую вышел Биго. И в это мгновение ее поразило то, до чего юноша похож на Черного Охотника.

– Давид! – окликнула она его.

Тот медленно повернулся к ней.

– Давид!

Юноша улыбнулся… Как страшно похожа была его улыбка на улыбку Черного Охотника в ту лунную ночь на Красной Опушке!

– Прости меня, Анна, – сказал юноша таким спокойным и твердым голосом, что холод проник в душу девушки. – Я думал о том, как отвратительно действует на меня прикосновение руки мсье Биго.

Он и не подумал поцеловать ее, как она того ожидала.

– Я тебя не понимаю, Давид, – прошептала она.

– Я и сам себя не понимаю… вполне. Но я думаю, что скоро пойму, очень скоро.

– Давид, ты должен объяснить мне свои слова. В твоем голосе звучит нечто такое, что пугает меня. Почему ты там стоишь? Почему ты так смотришь на меня? Почему ты не поцелуешь меня, хотя видишь, что я этого жду?

– Потому что я совершенно неожиданно сделал ужасное открытие. И было бы нечестно целовать тебя, когда я чувствую, что ты, пожалуй, возненавидишь меня, услышав то, что я хочу сказать.

– Боже мой! В чем дело, Давид? Что это значит?

– Ничего особенного! Ничего такого, что я мог бы объяснить тебе сейчас. Но когда Биго вышел за дверь, у меня в ушах раздалось два голоса. Голос мельника Фонблэ и голос Нанси Лобиньер.

– Давид, ты не сошел с ума?

– Нет, я был гораздо ближе к сумасшествию, когда вчера вечером увидал тебя возле монастыря с ним. Когда я слышал твой смех, в котором звучало больше счастья, чем когда-либо…

– Но пойми же, Давид, что я только ради тебя поехала с ним! Я думала только о тебе. Мы поехали к епископу, и у меня в руках был документ о твоем производстве, который привез мне Биго. И я была счастлива, счастлива…

– Я принял все это во внимание, Анна. Мне казалось, что я тоже счастлив, пока не обнаружил в руках Биго ту перчатку, которую ты держишь сейчас.

– Но я случайно оставила ее в экипаже! – воскликнула девушка. – И мсье Биго привез ее сюда.

Ее глаза внезапно загорелись зловещим огнем.

– Давид, ты не веришь мне? Ты меня подозреваешь? Ты готов поверить…

– Я ничему дурному о тебе не могу поверить, Анна. Я скорее потерял бы веру в самого себя.

– В таком случае…

– Голоса, которые я только что услышал…

– О, я знаю, в чем дело! – воскликнула Анна глухим голосом. – Это все из-за интенданта. Его внимание ко мне, его любезность, его…

Она сжала руки и поднесла их к горлу.

– Давид, неужели это возможно? Неужели ты стал слушать завистливые речи его врагов? Врагов единственного человека, готового умереть ради Франции? Человека, у которого нет ни одного нечистого помысла? Который ставит себе единственной целью в жизни наше счастье? Уж не объясняется ли это ядовитым язычком Нанси Лобиньер?

Давид совершенно спокойно смотрел в глаза девушки.

– Нет, – ответил он, – все это объясняется тем, что во мне проснулся какой-то безотчетный инстинкт, который вынуждает меня назвать Биго лжецом, лицемером и тем непревзойденным негодяем, каким считают его враги.

Анна Сен-Дени с ужасе попятилась назад.

– Хотя возможно, что этот инстинкт меня обманывает, – добавил Давид Рок. – Но если так, Анна, то я в скором времени узнаю это, и тогда на коленях буду молить прощения и у тебя и у него. Но до тех пор…

Анна посмотрела на него долгим взглядом, и глаза ее до такой степени расширились, что Давид умолк и ждал. С побелевших губ девушки сорвалось:

– Давид, как ты похож на Черного Охотника.

– Я очень рад этому, – тихо ответил тот.

Он не стал рассказывать ей, что заметил, как в ту минуту, когда Биго держал ее руку в своей, в зеркале у дверей отразилось ехидное и лукавое лицо Гюго де Пина, и по выражению этого лица тотчас же понял, в чем заключается секрет Биго.

* * *

Интендант сразу подметил перемену в молодых людях, когда он час спустя вернулся в комнату. Лицо Анны было залито румянцем. Давид был спокоен и бледен. Биго быстро вывел заключение – совершенно ложное: размолвка из-за вчерашней истории с Нанси Лобиньер.

Со свойственным ему тактом Биго сделал вид, будто ничего не замечает, и передал Давиду, что Пьер Ганьон просит его разделить с ним его покои, в которых хватит места для обоих. Одновременно с этим Биго подал Анне огромную красную розу. Парниковые цветы были величайшей редкостью в Квебеке, и такое подношение могло бы доставить удовольствие даже мадам Помпадур.

Анна пуще прежнего залилась румянцем и дрожащим голосом поблагодарила интенданта.

Они сели в экипаж, но, к изумлению Биго, Анна попросила отвезти ее назад в монастырь. В лице Биго впервые отразилось разочарование, и он не скрыл этого, когда спросил голосом, в котором звучало искреннее огорчение:

– Неужели вы намерены испортить нашу маленькую прогулку, Анна?

– Мне очень жаль, но я хочу вернуться в монастырь.

Давид не проронил ни слова. Он продолжал глядеть прямо перед собой, Биго не стал его тревожить; про себя он подумал, что эта размолвка между Анной и ее возлюбленным тоже ему на руку.

Давид помог Анне сойти с экипажа, как он сотни раз помогал ей выходить из лодки. Но на этот раз она не пожала нежно его руку, как всегда делала это раньше, а лишь прикоснулась кончиками пальцев. И сам Давид не намеревался добиваться большего. Он низко поклонился ей, улыбнулся и пожелал всего доброго, и опять в уме девушки мелькнула мысль, что рядом с ней с одинаковым успехом мог бы стоять Черный Охотник, до того похожи были друг на друга эти два человека.

Перед тем, как оставить мужчин, Анна ласково улыбнулась интенданту:

– Я буду хранить эту розу, как сокровище, мсье интендант.

Биго самодовольно улыбался, когда экипаж повернул назад.

– Не стоит так огорчаться, Давид, – утешил он юношу. – В том, что вы поцеловали Нанси Лобиньер, нет никакого преступления, и я не думаю, чтобы Анна долго помнила об этом. Ах уж эти женщины!

Когда они подъезжали к Лобной площади, где высился помост, всегда готовый для экзекуции, Биго стал рассказывать Давиду историю палача Жана Ратье. Казалось, он нисколько не огорчен тем, что Анна Сен-Дени расстроила его план приятного катания по городу.

– Жан Ратье убил одну девушку, и его судили и приговорили к повешению, причем предварительно ему должны были переломить руки и ноги железным ломом. Но внезапно умер палач, и некому было привести приговор в исполнение. Тогда осужденному было предложено занять завидное место палача, и он, конечно, согласился. Но это еще не все. И не это забавно! – уверял его Биго. – Немного спустя жена и дочь Жана Ратье были пойманы с поличным в качестве соучастников грабежа. Дочь, как несовершеннолетняя, была приговорена к порке, но экзекуция должна была происходить «частным образом» в монастыре. Что же касается жены палача, то она должна была быть подвергнута наказанию публично. И шутка состояла в том, что палач Ратье вынужден был запороть свою собственную жену. И когда он кончил свое дело, та была почти мертва. Сегодня, – закончил Биго, – будет происходить экзекуция некоего Карбанака, которого будет пороть негр.

Когда они подъезжали к рынку в Верхнем городе, навстречу им шла уже огромная толпа людей.

– О, Карбанак, – спокойным голосом заметил Биго.

Давиду казалось, что он никогда в жизни не забудет этой жуткой сцены. Огромный вол лениво тянул телегу, к которой был привязан высокий светловолосый человек геркулесовского сложения. Он шел, высоко подняв голову, стиснув зубы, и ни разу стон не вырвался из его груди. А страшная плеть то и дело опускалась на его обнаженную спину и резала кожу на полосы.

Но когда осужденный проходил мимо экипажа, он встретился взглядом с интендантом и его губы открылись, глаза метнули пламя, и он произнес тихо:

– Ты! Убийца!.. Подлец!..

Голос звучал спокойно, но он хлестал, как плеть. Эти слова предназначались только для интенданта. Карбанак вовсе не желал, чтобы толпа его слышала.

А в следующее мгновенье экипаж проехал мимо, и Биго лицемерно вздохнул и произнес:

– Неприятное зрелище, Давид. Но ничего не поделаешь. Это – самая мягкая мера наказания, какую только оставляет нам закон.

Он подвез Давида к дому Пьера Ганьона и распрощался с ним. А когда экипаж стал удаляться, Давид посмотрел вслед интенданту и почувствовал, что в душе у него подымается чувство неизбывной ненависти к этому человеку. Теперь он уж больше не сомневался.

Давид вошел в дом Пьера Ганьона, задержался лишь на несколько секунд в длинном коридоре, тотчас же вышел обратно и догнал толпу, сопровождавшую экзекуцию. Как раз в это время негр закончил свою жуткую работу, развязал руки Карбанаку и подал ему его куртку и сорочку.

Не говоря ни слова, Карбанак накинул куртку на плечи, а сорочку свернул и положил под мышку. Ни один стон не сорвался с его губ, но Давид заметил, что он покачивается. Толпа, привыкшая к подобным зрелищам, успела уже разойтись во все стороны, и только несколько мальчиков шло еще следом за Карбанаком.

Давид Рок тоже пошел следом за ним.

Он обождал, пока не отстал наконец последний из мальчишек, и тогда перегнал Карбанака.

– Друг! – окликнул он его.

Карбанак круто повернулся. При виде костюма Давида, выдававшего в нем жителя пограничных лесов, и теплого сочувствия на его лице злоба, вспыхнувшая было в душе несчастного, тотчас же улеглась.

– Я присутствовал при экзекуции, – спокойно сказал юноша. – Меня зовут Давид Рок, и если вы будете нуждаться в друге, то вы найдете меня в доме номер одиннадцать на улице Святой Урсулы. Я слышал то, что вы сказали интенданту, когда он проезжал. Почему вы это сказали?

Карбанак сжал в кулаки свои огромные руки.

– Почему? – Он засмеялся бешеным хохотом. – Потому что он и Николет, богатый купец и друг интенданта, украли мою молодую жену! Я встретил Николета на улице и пригрозил ему; тогда они возвели на меня облыжное обвинение в краже бутылки вина, выставили подкупных свидетелей – и вот результат.

Давид схватил его руку и крепко пожал ее.

– Если вы будете нуждаться в друге, – повторил он, – вы найдете меня у мсье Пьера Ганьона, номер одиннадцать, улица Святой Урсулы. А пока что возьмите вот это и позаботьтесь, чтобы кто-нибудь перевязал вам спину.

Карбанак изумленно глядел на свою огромную ладонь, на которой лежало больше денег, чем он когда-либо видел. Давид тотчас же оставил его и только однажды повернулся и приветливо кивнул ему головой. Он спешил к дому Пьера Ганьона, где теперь был его собственный дом…

«Надолго ли?» – спрашивал он себя. В нем зародилось сильное желание пуститься немедленно назад к реке Ришелье. Теперь уже его подозрения относительно замыслов Биго превратились в полную уверенность. Биго, который сулил ему богатство и славу, который сумел завоевать веру и любовь Анны Сен-Дени, которого последняя считала безукоризненным джентльменом и честным патриотом, действительно был тем негодяем, каким его считали враги.

Пьера Ганьона не было дома, когда Давид Рок вошел в его комнату. Юноша быстрыми шагами ходил взад и вперед по огромной комнате, пока наконец не устал. В груди у него горел огонь, который буквально пожирал его. Он принял твердое и определенное решение, изгнавшее зародившееся было желание вернуться на реку Ришелье.

Если Биго действительно таков, каким он считает его, если он обманывает Анну Сен-Дени, его Анну, если правда то, что говорили Пьер и Нанси, если он способен на то, что сейчас рассказывал ему Карбанак, – в таком случае он, Давид Рок, будет трусом, если сейчас убежит.

Это будет поступком, которого стыдился бы Черный Охотник.

Бешеная злоба охватила душу молодого охотника, одновременно в нем проснулись инстинкт лесного жителя и вместе с тем досада на Анну за ту роль, которую она играла. Она выбирала между ним и интендантом и предпочла отдать свое доверие последнему.

Он почти не сознавал, что держит в руках какой-то сверток бумаги, взятый со стола. Это был документ о его производстве, написанный на пергаменте, перевязанном синей ленточкой. Давид развязал ленточку и горящими, глазами прочел о своем производстве в лейтенанты.

Очевидно, Анна прислала этот документ с посыльным. От себя она не написала ни одной строчки. В руках Давида не было ничего, кроме пергамента, который шуршал, подобно сухим листьям. Сердце юноши бешено колотилось. Он швырнул пергамент на стол, словно в нем было что-то омерзительное…

Интендант Биго сдержал свое обещание. Почему?

Завтра, послезавтра – когда-нибудь он узнает причину этого, даже если ему придется отдать за это жизнь… и Анну.

Он очень обрадовался, когда услышал в коридоре шаги Пьера Ганьона.

Пьер вошел и, не произнося ни слова, крепко пожал руку своего друга. Затем он подошел к стене, снял пистолет, которым он накануне размахивал перед носом Давида, и положил его на стол.

Когда он снова посмотрел на Давида, последний заметил в его глазах бешеный огонь.

– Я нашел того человека, – сказал Пьер. – Сегодня в четыре часа мы будем драться в лесу Сен-Рош.