Текст книги "Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 1. На краю пропасти"

Они зашли в самолет. Свен ждал около кухни, уже одетый и очень встревоженный. Повсюду были полицейские в форме и в штатском, которые старательно все обыскивали.

– Свен, так что насчет кофе? – Бартлетт направился через салон в свой офис-кабинет.

Центральная дверь, ведущая в хвостовой отсек в конце коридора, была открыта. Армстронг разглядел часть каюты люкс с широкой кроватью. Инспектор Томас рылся в каких-то выдвижных ящиках.

– Черт! – пробормотал Бартлетт.

– Прошу прощения, – извинился Армстронг, – но это необходимо.

– Может, и так, суперинтендент, но это не значит, что происходящее должно мне нравиться. Терпеть не могу, когда кто-то сует нос в мою личную жизнь.

– Да, согласен. – Суперинтендент сделал знак одному из полицейских в штатском. – Сун!

– Да, сэр.

– Прошу вести протокол.

– Одну минуту, давайте сэкономим время, – сказал Бартлетт. Он обернулся к целому комплекту электронного оборудования и нажал два выключателя. Щелчок – и заработала магнитофонная дека с двумя кассетами. Он подключил микрофон и установил его на столе. – Будет две пленки: одна для вас, другая для меня. После того как запись распечатают и нужно будет ее подписать, я в вашем распоряжении.

– Благодарю.

– О’кей, давайте начнем.

Армстронг вдруг почувствовал себя неловко.

– Пожалуйста, расскажите, что вам известно о нелегальном грузе, обнаруженном в отсеке стойки главного шасси вашего самолета, мистер Бартлетт.

Бартлетт повторил, что ничего не знает.

– Я не думаю, что в этом замешан кто-то из экипажа или кто-либо из моих людей. Насколько мне известно, ни один из них никогда не нарушал законов. А я знаю, что говорю.

– Как долго с вами работает капитан Джанелли?

– Четыре года. О’Рурк – два. Свенсен – с тех пор, как в пятьдесят восьмом у меня появился самолет.[30]30
  В 1958 г. «Боинг-707» стал первым реактивным самолетом, появившимся на коммерческих авиалиниях Запада. Первый рейс на «Ту-104», первенце советской реактивной пассажирской авиации, был совершен в 1956 г.


[Закрыть]

– А мисс Чолок?

– Шесть лет, почти семь, – сказал Бартлетт после паузы.

– Она менеджер высшего звена в вашей компании?

– Да. Высшего из высших.

– Это необычно, верно, мистер Бартлетт?

– Да. Но не имеет отношения к данной проблеме.

– Вы владелец этого самолета?

– Им владеет моя компания. «Пар-Кон индастриз инкорпорейтед».

– У вас есть враги – кто-нибудь, кто хотел бы серьезно досадить вам?

Бартлетт усмехнулся:

– Есть ли у собаки блохи? Заводя друзей, не окажешься во главе компании стоимостью полмиллиарда долларов.

– Никого конкретно?

– Это надо спросить у вас. Заниматься оружием – статья особая. Здесь, должно быть, работали профессионалы.

– Кому было известно о том, что вы летите в Гонконг?

– Эта поездка была запланирована пару месяцев назад. Знал мой совет директоров. И те, кто у меня занимается планированием. – Бартлетт нахмурился. – Особого секрета из этого не делалось. Не было причин. – Потом добавил: – Конечно, знала компания «Струанз», это точно. По крайней мере недели две. На самом деле мы подтвердили дату двенадцатого, по телексу, точную дату предполагаемого отлета и прибытия. Я хотел прилететь раньше, но Данросс сказал, что его больше устроил бы понедельник девятнадцатого, а это сегодня. Может, следует спросить у него?

– Я спрошу, мистер Бартлетт. Благодарю вас, сэр. Пока этого достаточно.

– Я бы тоже хотел задать несколько вопросов, суперинтендент, если вы не возражаете. Какое предполагается наказание за нелегальный ввоз оружия?

– Десять лет без права досрочного освобождения.

– Какова ценность этого груза?

– Он бесценен – для того покупателя, кому он предназначен, потому что оружие не разрешается иметь никому – абсолютно никакое.

– А кто этот покупатель?

– Любой, кто желает организовать беспорядки, поднять восстание, совершить массовые убийства, ограбление банка или преступление любого масштаба.

– Коммунисты?

Армстронг улыбнулся и покачал головой:

– Им не нужно стрелять в нас, чтобы захватить колонию, или нелегально провозить винтовки: у них полно своего оружия.

– Националисты? Люди Чан Кайши?[31]31
  Чан Кайши (Цзян Цзеши; 1887–1975) – китайский военный и политический лидер, возглавивший гоминьдан после смерти Сунь Ятсена в 1925 г. В годы гражданской войны в Китае (1926–1949) пытался уничтожить коммунистов, но в конце концов потерпел поражение и бежал со своим правительством на Тайвань, где до конца дней оставался президентом провозглашенной им Китайской Республики.


[Закрыть]

– Им оружие в более чем достаточном количестве и ассортименте поставляет правительство Соединенных Штатов, мистер Бартлетт. Не так ли? Поэтому им тоже нет нужды провозить его таким путем.

– Может, война между гангстерами?

– Господи Боже, мистер Бартлетт, наши бандиты не стреляют друг в друга. Наши гангстеры – или, как мы их называем, триады[32]32
  Триады (кит. Саньхэхуэй – букв. Общество триединства, т. е. Неба, Земли и Человека) – общее название тайных обществ и организаций, действующих в Гонконге, а также в КНР, Макао и чайна-таунах Европы и Северной Америки. В Китае XVII в. это были тайные сообщества, организованные для свержения маньчжурской династии Цин и возвращения к власти китайской (ханьской) династии Мин. Позже эти группы стали заниматься самыми разными формами организованной преступности. Название «триады», введенное британскими властями Гонконга, происходит, по различным версиям, или от символа триад – треугольника – или от треугольной формы иероглифа «хэ» – «гармония», «единение».


[Закрыть] – улаживают свои разногласия разумно, цивилизованно, по-китайски, с использованием ножей, топоров, оружия из арсенала боевых искусств или при помощи анонимных звонков в полицию.

– Могу поспорить, это кто-то из «Струанз». Именно там вы найдете ответ на загадку.

– Возможно. – Армстронг издал странный смешок. Потом повторил: – Возможно. А теперь, если позволите…

– Конечно. – Бартлетт выключил магнитофон, вынул обе кассеты и передал одну Армстронгу.

– Благодарю вас, мистер Бартлетт.

– Сколько времени обычно продолжается обыск?

– Как когда. Может быть, час. Возможно, нам придется пригласить кое-каких экспертов. Мы постараемся доставить как можно меньше неудобств. Вы покинете самолет до ланча?

– Да.

– Если вам нужно будет попасть в него, прошу сообщить в мой офис. Наш номер 88–77–33. На какое-то время здесь будет установлен постоянный полицейский пост. Вы будете жить в «Вик»?

– Да. Теперь я могу ехать в город, делать то, что хочу?

– Да, сэр, с условием, что вы не покинете колонию до окончания расследования.

Бартлетт широко улыбнулся:

– Это до меня уже дошло на все сто.

Армстронг ушел. Бартлетт принял душ, оделся и подождал, пока уйдут все полицейские, кроме одного, который занял пост у трапа. Затем вернулся к себе в офис и закрыл дверь. Оставшись совсем один, он проверил часы. Было 7:37. Он подошел к коммуникационному центру, щелкнул двумя микровыключателями и нажал на клавишу посыла.

Через секунду послышался треск статических помех и сонный голос Кейси:

– Да, Линк?

– Джеронимо,[33]33
  Джеронимо – боевой клич американских парашютистов (по имени вождя одного из племен индейцев-апачей, дольше всех оказывавшего сопротивление американским войскам в конце XIX в., героя многочисленных фильмов про индейцев).


[Закрыть] – четко произнес он в микрофон.

Последовала долгая пауза.

– Поняла, – сказала она. Динамик смолк.

Глава 4

09:40

Выехав с автомобильного парома, курсирующего между Коулуном и островом Гонконг, «роллс-ройс» повернул на восток и влился в густой поток машин на Коннот-роуд. Утро было очень теплое, влажное и безоблачное под ласкающими лучами солнца. Кейси откинулась на подголовник заднего сиденья. С растущим возбуждением она взглянула на часы.

– Время есть много, мисси, – тут же сказал глазастый шофер. – Благородный Дом эта улица, высокий дом, десять, пятнадцать минут ничего.

– Хорошо.

«Такова жизнь. Когда-нибудь у меня будет свой „роллс-ройс“, аккуратно одетый, вежливый и спокойный шофер-китаец, и не нужно будет переживать из-за цен на бензин. Никогда. Может – наконец-то – именно здесь я получу свое „выходное пособие“, „отвальные“». Она улыбнулась про себя…

Линк первым объяснил, что это такое. Он тогда назвал эти деньги «посылальными». Надо всего лишь сказать «а пошел ты» кому-то или чему-то.

– Такие деньги имеют самую высокую цену в мире… но и достаются самой дорогой ценой. Если будешь работать на меня – со мной, но на меня, – я помогу тебе получить твои «посылальные». Но не знаю, Кейси, захочешь ли ты платить такую цену.

– Какую?

– Не знаю. Знаю, что она бывает разной – у каждого своя – и всегда больше, чем ты готов заплатить.

– А у тебя было так?

– О да…

«Так, – размышляла она, – пока эту цену нельзя было назвать слишком высокой. Я получаю пятьдесят две тысячи долларов в год, мне дают много денег на расходы, работа расширяет кругозор. Но слишком много забирает государство, и остается совсем недостаточно, чтобы назвать эти деньги „отвальными“».

– Такие деньги получают, срывая большой куш, – объяснял Линк, – а не берут из наличности.

«Сколько мне нужно?»

Подобным вопросом она никогда не задавалась.

«Пятьсот тысяч долларов? При семи процентах такая сумма будет приносить тридцать пять тысяч в год, но это без налогов. Может, стоит подумать о мексиканской правительственной гарантии – одиннадцать процентов минус один процент им за услуги? Все равно это облагается налогом. В свободных от налога облигациях при четырех процентах сумма составит двадцать тысяч, но облигации – штука опасная, а своими „отвальными“ ты рисковать не станешь».

– Первое правило такое, Кейси, – растолковывал Линк. – Никогда не подвергать эти деньги риску. Никогда. – И с губ его слетел милый смешок, который всегда ее обезоруживал. – Никогда не подвергать риску свои «посылальные», за исключением одного или двух раз, когда ты на это решишься.

«Миллион? Два? Три? Переключайся на встречу, и хватит мечтать, – сказала она себе. – Мечтать я не буду, но моя цена – два миллиона наличными в банке. Свободных от налогообложения. Вот что мне нужно. Два миллиона при пяти и одной четверти процента без налогообложения – это сто пять тысяч в год. И при этом у меня и у моей семьи всегда будет все, что я хочу, в более чем достаточном количестве. Но как получить два миллиона, свободных от налогообложения? Не знаю. Но почему-то кажется, что здесь то самое место».

«Роллс-ройс» вдруг остановился. Между плотными рядами машин, двухэтажных автобусов, такси, маленьких и больших грузовиков, повозок, велосипедов, ручных тележек, а кое-где и рикш лавировало множество пешеходов. В этот утренний час пик тысячи людей сновали туда-сюда, появляясь из переулков и боковых улочек или исчезая в них. Они, как горох, сыпались с тротуаров на проезжую часть. Целые потоки людей-муравьев.

Кейси провела солидное исследование, прежде чем отправиться в Гонконг, но все же оказалась не готова к его невероятной перенаселенности.

– Ничего подобного в жизни не видела, Линк, – сказала она утром, когда он приехал в гостиницу, как раз перед ее отъездом на встречу. – Когда мы ехали сюда из аэропорта, шел уже одиннадцатый час, но народу на улицах было море, тысячи – в том числе и детей, – и все – рестораны, рынки, магазины – еще работало.

– Люди – это выгода. Иначе зачем мы здесь?

– Затем, чтобы захватить Благородный Дом Азии при тайной помощи и в сговоре с Иудой Искариотом – Джоном Чэнем.

Линк засмеялся вместе с ней.

– Позволь уточнить. Мы здесь для того, чтобы заключить сделку с компанией «Струанз» и осмотреться.

– Значит, планы меняются?

– Тактические, да. Стратегия остается той же.

– А чем вызвана такая перемена, Линк?

– Вчера вечером позвонил Чарли. Мы приобрели еще двести тысяч акций «Ротвелл-Горнт».

– Значит, заявка на «Струанз» лишь для отвода глаз, а настоящая цель – «Ротвелл-Горнт»?

– Целей у нас по-прежнему три: «Струанз», «Ротвелл-Горнт» и «Эйшн пропертиз». Осмотримся и выждем. Если все будет складываться благоприятно, атакуем. Если нет, можем сделать пять, может быть, восемь миллионов в этом году на прямой сделке со «Струанз». То есть снимем сливки.

– Ты приехал сюда не за пятью-восемью миллионами. Какова истинная цель?

– Получить удовольствие.

«Роллс-ройс» продвинулся на несколько ярдов и опять встал. Они приближались к Сентрал, и движение становилось еще более плотным. «Ах, Линк, за твоим удовольствием стоит такое пиратство».

– Это первый раз Гонконг, мисси? – ворвалось в ее раздумья.

– Да, первый. Я прилетела вчера вечером.

– А-а, очень хорошо. Погода очень плохая ничего. Очень пахнет, очень влажный. Всегда влажный летом. Первый день очень красивый, хейя?

Первый день начался с резкого сигнала многодиапазонного приемника-передатчика «ситизен», который выдернул ее из сна. И с Джеронимо.

Это кодовое слово означало «опасность – будь осторожен». Она приняла душ и быстро оделась, еще не представляя, откуда может исходить угроза. Не успела она надеть контактные линзы, как зазвонил телефон.

– Это суперинтендент Армстронг. Прошу прощения за беспокойство в столь ранний час, мисс Чолок, но нельзя ли нам встретиться на минутку?

– Конечно, суперинтендент. – Она подумала. – Дайте мне пять минут, и встретимся в ресторане.

Они встретились, и он стал задавать вопросы, сказав лишь, что на борту самолета обнаружена контрабанда.

– Вы давно работаете у мистера Бартлетта?

– Полных шесть лет.

– Были ли раньше проблемы с полицией? Любые?

– Вы имеете в виду – у меня или у него?

– У него. Или у вас.

– Никаких не было. А что обнаружено на борту, суперинтендент?

– Такое впечатление, что вас это не слишком беспокоит.

– А с чего мне беспокоиться? Я ничего противозаконного не совершала, Линк тоже. Что касается экипажа, это тщательно подобранные профессионалы, и я сомневаюсь, что они имеют какое-то отношение к контрабанде. Это ведь наркотики, верно? Что за наркотики?

– Откуда вы взяли, что это наркотики?

– Разве не это сюда провозят контрабандой?

– Это очень крупная партия оружия.

– Что?

Было еще множество вопросов, на большинство которых она ответила. Потом Армстронг ушел. Она допила кофе и отказалась от теплых французских булочек домашнего приготовления, которые – в четвертый раз! – предложил ей накрахмаленный и улыбающийся мальчик-официант. Они напомнили те, что она ела три года назад на юге Франции.

«Ах, Ницца, Кап-д’Ай и прованское вино. И милый Линк», – думала она, возвращаясь в люкс, чтобы дождаться его звонка.

– Кейси? Слушай, э…

– Ах, Линк, как я рада, что ты позвонил, – тут же умышленно перебила она. – Несколько минут тому назад здесь был суперинтендент Армстронг – и я забыла напомнить тебе вчера вечером, чтобы ты позвонил Мартину насчет акций. – Мартин тоже было кодовое слово, обозначавшее «думаю, наш разговор подслушивают».

– Я тоже о нем думал. Теперь это не важно. Расскажи, что было.

Она рассказала. Он вкратце обрисовал, что произошло.

– Остальное дополню, когда приеду. Сейчас я еду в отель. Как тебе этот люкс?

– Просто фантастика! Твой называется «Благоухающая весна», мой к нему примыкает, и думаю, что обычно он составляет его часть. Похоже, здесь на каждый люкс по десять боев. Я позвонила в обслуживание, попросила принести кофе и не успела положить трубку, как его уже несут на серебряном подносе. Ванная комната такая просторная, что хоть проводи вечеринку с коктейлями на двадцать человек, есть «комбо» из трех предметов.

– Прекрасно. Дождись меня.

Она уселась на один из глубоких кожаных диванов в роскошной гостиной и стала ждать, наслаждаясь роскошью. Красивые шкафы из китайского лака с выдвижными ящиками, в алькове – зеркальный бар, где чего только нет, скромные букеты цветов и бутылка шотландского виски с монограммой Линкольна Бартлетта и надписью: «С почтением от главного менеджера». Ее люкс – спальный – расположен по одну сторону от соединяющей два номера двери, его – главный люкс – по другую. Обе комнаты просто огромные, такие она видела впервые, и в обеих широченные кровати.

«Откуда взялись в самолете винтовки и чьих рук это дело?»

Задумавшись, она перевела взгляд на широкое – во всю стену – окно, и перед ней предстал остров Гонконг и возносящийся над ним Пик, самый высокий холм на острове. На самом берегу брал свое начало названный в честь королевы Виктории город,[34]34
  Виктория-Сити – так был назван в честь королевы Виктории первый городской квартал, после того как Гонконг стал английской колонией в 1842 г. (сейчас этот район именуется Сентрал).


[Закрыть] который потом забирался уступами вверх по отрогам резко вздымающегося холма. Домов становилось все меньше по мере того, как склоны взмывали вверх, однако многоквартирные здания встречались и почти у самой вершины. Одно из них возвышалось как раз над терминалом ведущего на Пик фуникулера. «Вид оттуда, должно быть, потрясающий», – рассеянно думала она.

Вода приятно сверкала голубизной. Движение в бухте было такое же оживленное, как и на лежащих внизу улицах Коулуна. Пассажирские и грузовые суда стояли на якоре или были пришвартованы у причалов Коулуна, заходили в бухту или выходили из нее, весело сигналя гудками. У дока со стороны Гонконга стоял эсминец королевского военного флота, а рядом на якоре – темно-серый фрегат ВМС США. По бухте рассыпались сотни джонок всевозможного размера и возраста – в основном рыбацкие суда, одни с двигателем, другие под парусом, которые неуклюже сновали туда-сюда. Словно многочисленные стрекозы, из этого потока судов выныривали переполненные двухэтажные паромы, и повсюду безбоязненно шныряли поперек установленных морских путей крошечные сампаны – весельные или с мотором.

«Где живут все эти люди? – пораженная, спрашивала она себя. – И как зарабатывают на жизнь?»

Номерной без стука открыл дверь общим ключом, и в люкс широким шагом вошел Линк Бартлетт.

– Прекрасно выглядишь, Кейси, – сказал он, закрыв за собой дверь.

– Ты тоже. Скверное это дело с винтовками, да?

– Здесь кто-нибудь есть? Горничные в комнатах?

– Мы одни, но, похоже, номерные заходят и выходят, когда им вздумается.

– Этот вытащил ключ, когда я еще не подошел к двери. – Линк рассказал, что произошло в аэропорту. Потом понизил голос: – А что Джон Чэнь?

– Ничего. Вел нервную, ничего не значащую беседу. Говорить со мной о деле не захотел. Думаю, он так и не оправился от того, что я оказалась женщиной. Оставил меня в отеле и сказал, что за мной пришлют машину к девяти пятнадцати.

– Так что, план удался?

– Удался на славу.

– Прекрасно. Получила?

– Нет. Я сказала, что ты уполномочил меня принять это у него, и предложила изначальный вексель на предъявителя. Но он изобразил удивление и сказал, что поговорит с тобой лично, когда повезет обратно после ланча. Он заметно нервничал.

– Не важно. Твоя машина будет здесь через несколько минут. Встретимся на ланче.

– В «Струанз» о винтовках сказать? Данроссу?

– Нет. Давай подождем и посмотрим, кто заговорит об этом.

– Думаешь, это могут быть и они?

– Запросто. Они знали наш полетный план, и у них есть мотив.

– Какой?

– Дискредитировать нас.

– Но зачем?

– Может, они уверены, что знают, как мы собираемся действовать.

– Но разве не было бы с их стороны разумнее вообще ничего не предпринимать, а заманить нас?

– Может быть. Но таким образом первый ход сделали они. День первый: конь пошел на третью клетку от королевского слона.[35]35
  Ход приводится в традиционной английской нотации.


[Закрыть] Против нас предпринята атака.

– Да. Но кто ее предпринял? И какими фигурами мы играем – белыми или черными?

Взгляд его посуровел, порастеряв прежнюю приветливость.

– Мне все равно, Кейси, но при одном условии: выигрываем мы. – И он вышел.

«Что-то случилось, – подумала она. – Возникла какая-то опасность, о которой он мне не говорит…»

– Держать все в тайне – самое важное, Кейси, – сказал он когда-то, в самом начале. – Наполеон, Цезарь, Паттон – все великие полководцы – зачастую скрывали свои настоящие планы от подчиненных. Только для того, чтобы дать им – а следовательно, и вражеским лазутчикам – возможность успокоиться. Если я чего-то не говорю тебе, Кейси, это не значит, что не доверяю. Но ты не должна что-либо скрывать от меня.

– Это несправедливо.

– А разве жизнь справедлива? Смерть справедлива? И на войне нет справедливости. Большой бизнес – это война. Я играю в него, словно это война, и потому-то я выиграю.

– А что выиграешь?

– Я хочу, чтобы «Пар-Кон индастриз» стала больше, чем «Дженерал моторс» и «Экссон», вместе взятые.

– А зачем?

– А мне, черт возьми, так хочется.

– Ну назови действительную причину.

– Ах, Кейси, вот за что я тебя люблю. Слушай и узнаешь.

– Ах, Рейдер, я тоже тебя люблю.

Тогда они оба рассмеялись, зная, что не любят друг друга – в том смысле, какой обычно вкладывается в это слово. Тогда, в самом начале, они договорились отложить обычное ради необычного. На семь лет…

Кейси посмотрела в окно на гавань и корабли.

«Подавлять, разорять и выигрывать. Большой бизнес, самая восхитительная игра в мире, лучше „Монополии“. А ведет меня по ней „Рейдер“ Бартлетт, мастер своего дела. Но время поджимает, Линк. Этот год – седьмой, последний. Он заканчивается в мой день рождения, двадцать пятого ноября, мой двадцать седьмой день рождения…»

До ее слуха донеслось что-то вроде стука и звук открываемой общим ключом двери. Она обернулась, чтобы сказать: «Войдите», но накрахмаленный коридорный уже вошел.

– Доброе утро, мисси, я – Первый Коридорный Дневной Чжан. – Чжан был седовлас и внимателен. Рот расплывался в улыбке. – Номер прибрать, пажалуста?

– А у вас разве никогда не ждут, чтобы сказали: «Войдите»? – резко произнесла она.

Чжан непонимающе уставился на нее:

– Мисси?

– А, ладно, – устало отмахнулась Кейси.

– Красивый день, хейя? Который номер сначала – Хозяина или мисси?

– Мой. Мистер Бартлетт своим еще не пользовался.

Чжан оскалился в улыбке.

«Айийя, а разве вы с Хозяином не кувыркались вместе в вашем, мисси, до того как он вышел? Однако между приходом и уходом Хозяина прошло всего четырнадцать минут, и, когда уходил, он вроде раскрасневшимся не был.

Айийя, сначала предполагалось, что в моем люксе будут жить двое заморских дьяволов-мужчин. Потом выясняется, что один из них – женщина. И это подтвердил Ночной Энг, который, конечно, просмотрел ее багаж и обнаружил серьезное доказательство того, что она – действительно она. А сегодня утром это с большим удовольствием засвидетельствовала Третья Горничная Фэн.

Золотистые волосы на лобке! Какая гадость!

А ведь Золотистый Лобок мало того что не главная жена Хозяина, она даже не вторая жена, и – о-хо – хуже всего то, что у нее не хватило воспитанности сделать вид, будто она является таковой. Можно было бы не нарушать правил отеля и соблюсти приличия».

Чжан фыркнул. В этом отеле всегда существовали поразительные правила насчет пребывания дам в номерах мужчин – о боги, зачем еще нужна кровать? – а теперь женщина открыто живет в варварском грехе! О, как вчера накалились страсти! Варвары! Цзю ни ло мо на всех этих варваров! Но эта вот точно блудница, потому что перед ней стушевались все: помощник управляющего и ночной управляющий, оба евразийцы, и даже сам сладкоречивый старик, Главный Управляющий Большой Ветерок.

– Нет, нет и нет, – умолял тот, как рассказывали Чжану.

– Да, да и да, – отвечала она, настаивая на том, что будет жить в спальной половине люкса «Благоухающая весна».

Именно тогда Досточтимый Мэн, первый носильщик и глава триады, а следовательно, главный в отеле, разрешил неразрешимое.

– В люксе «Благоухающая весна» три двери, хейя? – сказал он. – По одной в каждую спальню и одна в главную комнату. Пусть ее проведут в номер «Благоухающая весна В», который ниже по уровню, через ее собственную дверь. А вот внутренняя дверь, ведущая в главную гостиную, а оттуда – в апартаменты Хозяина, должна быть крепко-накрепко заперта. Но ключ надо оставить поблизости. Если эта сладкоречивая шлюха отомкнет дверь сама – что тут поделаешь? И тогда, если завтра или на следующий день случится неразбериха с бронированием номеров и нашему досточтимому главному управляющему придется попросить этого миллиардера и его девку из Страны Золотой Горы съехать, что ж, ничего, у нас клиентов более чем достаточно, чтобы сохранить лицо.

Так и сделали. Внешнюю дверь в номер «В» открыли и провели через нее Золотистый Лобок. Если она взяла ключ и тут же открыла внутреннюю дверь – что тут скажешь? Эта дверь теперь открыта, ну и, конечно, он, Дневной Чжан, никогда не заикнется об этом никому из посторонних, его рот на замке. Как всегда.

«Айийя, но ведь в то время, когда внешние двери заперты и остаются благонравными, внутренние могут быть похотливо открыты настежь. Как и ее „нефритовые врата“, – размышлял он. – Цзю ни ло мо, интересно, на что это похоже – штурмовать „нефритовые врата“ таких размеров?»

– Заправлять постель, мисси? – любезно спросил он по-английски.

– Валяй.

«О, как же воистину ужасны звуки их варварского языка! Уф!»

Дневному Чжану хотелось отхаркнуться и очистить рот от бога слюны, но это было против правил отеля.

– Хейя, Дневной Чжан, – бодро поздоровалась с ним Третья Горничная Фэн. Она вошла в спальню, нехотя постучав в дверь люкса после того, как уже открыла ее. – Да, мисси, очень извините, мисси, – по-английски, а затем Чжану, по-кантонски: – Ты что, еще не закончил? У нее что, такое душистое дерьмо, что тебе так и хочется залезть к ней в штаны?

– Цзю ни ло мо тебе туда же, Сестра. Смотри, что говоришь, не то старый батюшка может задать тебе хорошую взбучку.

– С той единственной взбучкой, что нужна твоей старой матушке, ты мне не помощник! Давай-ка, помоги быстренько заправить ее кровать. Через полчаса начинается партия в мацзян. Досточтимый Мэн послал за тобой.

– О, спасибо, Сестра. Хейя, ты правда видела волосы у нее на лобке?

– Я ведь уже рассказывала. Думаешь, вру? Они чисто-золотого цвета, светлее, чем на голове. Она принимала ванну, а я была так близко, как сейчас мы с тобой. И, о да, соски у нее розоватые, а не коричневые.

– И-и-и! Подумать только!

– Ну как у свиноматки.

– Какой ужас!

– Да. Ты сегодня читал «Коммершиэл дэйли»?

– Нет еще, Сестра. А что?

– Там астролог утверждает, что эта неделя для меня очень хорошая, а сегодня финансовый редактор говорит, что вроде бы начнется новый бум.

– Цзю ни ло мо, что ты говоришь!

– Так что я велела сегодня утром своему брокеру, чтобы прикупил еще тысячу акций Благородного Дома, столько же «Голден ферриз», сорок – Второго Великого Дома и пятьдесят – «Гуд лак пропертиз». Мои банкиры – люди щедрые, но теперь, когда у меня не осталось ни медяка наличными в гонконгских долларах, хоть милостыню проси или занимай!

– И-и-и, ты занимаешь, Сестра. Я и сам на мели. На прошлой неделе занял в банке против своих акций и купил еще шестьсот акций Благородного Дома. Это было во вторник. Покупал по двадцать пять долларов двадцать три цента!

– Айийя, Досточтимый Чжан, вчера вечером перед закрытием торгов они шли по двадцать девять долларов четырнадцать центов. – Третья Горничная Фэн автоматически сделала подсчет. – Ты уже приподнялся на две тысячи триста сорок восемь гонконгских долларов! А еще говорят, что Благородный Дом собирается купить «Гуд лак пропертиз». Если они попытаются это сделать, их враги будут просто клокотать от ярости. Ха! Тайбань Второго Великого Дома изойдет пылью!

– О-хо-хо, но при этом их акции взлетят! Всех трех! Ха! Цзю ни ло мо, где бы достать еще наличных?

– На скачках, Дневной Чжан! Возьми в долг пятьсот против своих выигрышей на сегодняшний день и поставь на дневную двойную в воскресенье или на двойную кинеллу.[36]36
  Двойная дневная – ставка на скачках на победителя в двух заездах подряд, обычно в первом и втором. Двойная кинелла – ставка с выбором двух лошадей, финишировавших первыми вне зависимости от последовательности в каждом из двух выбранных заездов.


[Закрыть] Четыре и пять – мои счастливые номера…

В спальню вошла Кейси, и оба подняли на нее глаза. Чжан переключился на английский:

– Да, мисси?

– У меня в ванной есть кое-какие вещи в стирку. Не могли бы вы забрать их?

– О да, будет сделано. Сегодня шесть часов захожу о’кей ничего.

«Эти заморские дьяволы такие тупые, – с презрением думал про себя Чжан. – Что я, пустоголовая куча дерьма? Конечно, позабочусь о грязном белье, если оно есть».

– Благодарю вас.

Они будто зачарованные смотрели, как она поправляет макияж у зеркала в спальной комнате, готовясь уходить.

– Титьки у нее совсем не свисают, а, сестра? Розовые соски, хейя? С ума сойти!

– Говорю тебе, как у свиноматки. У тебя что, не уши, а горшки, чтобы туда мочиться?

– Помочись себе в ухо, Третья Горничная Фэн.

– Она тебе чаевые давала?

– Нет. Хозяин дал много, а эта – ни цента. Отвратительно, хейя?

– Да. Что тут поделаешь? Люди из Золотой Горы воистину бескультурны, верно, Дневной Чжан?