Текст книги "Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2"

Мак-Айвер снял трубку, не зная, чего ему ожидать. Или кого.

– Алло?

– Боже милосердный, эта чертова штука работает, – произнес голос в трубке. – Дункан, ты меня слышишь?

– Да-да, слышу. Еле-еле. Кто это?

– Талбот, Джордж Талбот из Британского посольства. Извини, старина, но, боюсь, из унитаза поперло вовсю. Хомейни назначил Мехди Базаргана премьер-министром и призвал Бахтияра уйти в отставку, пока не поздно. На улицах Тегерана прямо сейчас собралось около миллиона человек, и у всех чешутся кулаки. Мы слышали, на базе Дошан-Таппех взбунтовались летчики, и Бахтияр сказал, если они не утихомирятся, он вызывает «бессмертных». – «Бессмертными» называли элитные подразделения фанатично преданной шаху Имперской гвардии. – Правительство ее величества, вместе с американским, канадским и всеми остальными, советует всем иностранцам, пребывание которых в Иране не является необходимым, немедленно покинуть страну…

Мак-Айвер постарался, чтобы его лицо не выдало шока, который он испытал. Прикрыв трубку рукой, он беззвучно зашевелил губами, повернувшись к остальным:

– Талбот из посольства.

– Вчера американец из «ЭксТекс Ойл» и иранский чиновник-нефтяник попали в засаду и были убиты «неизвестными вооруженными лицами» на юго-востоке страны, недалеко от Ахваза, – сердце Мак-Айвера опять провалилось куда-то. – …Вы ведь все еще работаете в тех краях, да?

– Рядом с теми местами, в Бендер-Деламе на побережье, – ответил Мак-Айвер все тем же ровным голосом.

– Сколько британских подданных у тебя здесь, исключая членов семьи?

Мак-Айвер на мгновение задумался.

– Сорок пять. Из общего контингента в шестьдесят семь человек, это двадцать шесть пилотов, тридцать шесть механиков/инженеров, пять человек административного персонала – для нас это состав близкий к минимальному.

– А остальные кто?

– Четыре американца, три немца, два француза и один финн – все пилоты. Два механика-американца. Но мы готовы рассматривать их как британцев, если понадобится.

– Члены семей?

– Четыре человека, все жены, детей нет. Остальных мы вывезли три недели назад. Дженни пока еще здесь, одна американка в Ковиссе и две иранки.

– Иранских жен лучше завтра же доставить в их посольства. Вместе со свидетельствами о браке. Они в Тегеране?

– Одна – да, другая в Тебризе.

– Тебе бы надо постараться как можно быстрее раздобыть им новые паспорта.

Согласно иранскому законодательству, все граждане Ирана, возвращающиеся из-за границы, должны были сдавать свои паспорта в иммиграционную службу по месту въезда в страну, где те хранились до тех пор, пока их владельцы не изъявляли желания снова отправиться за рубеж. Чтобы выехать из страны, они должны были лично обращаться в соответствующее правительственное ведомство за выездной визой, для чего требовалось действительное удостоверение личности, удовлетворительное обоснование своего желания совершить поездку за границу и, если они путешествовали самолетом, действительный заранее оплаченный билет на конкретный рейс. Получение выездной визы могло занять несколько дней или недель. Обычно.

– Слава богу, у нас этой проблемы нет, – сказал Мак-Айвер.

– Бога мы можем благодарить за то, что мы британцы, – продолжал Талбот. – У нас, по счастью, нет раздоров ни с аятоллой, ни Бахтияром, ни с генералами. И все же любым иностранцам здесь может сильно не поздоровиться, поэтому мы официально советуем вам отослать всех членов семей, ноги в руки, не теряя ни минуты, и сократить остальной состав до минимума – на время. Начиная с завтрашнего дня в аэропорту будет не протолкнуться: по нашим оценкам, иностранцев здесь все еще около пяти тысяч, главным образом американцев, но мы попросили «Британские авиалинии» оказать нам содействие и увеличить количество рейсов для нас и британских подданных. Главная беда состоит в том, что гражданские авиадиспетчеры, все до последнего, до сих пор бастуют. Бахтияр приказал выделить военных авиадиспетчеров, но они оказались еще большими педантами и занудами, если такое только возможно. Мы уверены, что нас тут ожидает повторение «исхода из земли египетской».

– О Боже!

Несколько недель назад, после месяцев нагнетания истерии и угроз в адрес иностранцев – главным образом американцев, потому что Хомейни постоянно нападал на американский материализм, называя его «Великим Сатаной», – в промышленном городе Исфахане, где размещался огромный сталелитейный комплекс, нефтеперегонный и нефтехимический заводы, заводы по производству боеприпасов и вертолетов, и где проживала и работала б́ольшая часть из примерно пятидесяти тысяч американских экспатриантов и членов их семей, бесчинствующая толпа впала в неистовство. Толпа сожгла банки – Коран запрещал давать деньги в долг под проценты, винные магазины – Коран запрещал употребление алкогольных напитков и два кинотеатра – рассадники «порнографии и западной пропаганды», постоянные особые мишени для гнева фундаменталистов, потом набросилась на заводские помещения, забросала четырехэтажный офис компании «Грумман Эйркрафт» бутылками с «коктейлем Молотова», спалив его до основания. Это послужило причиной «исхода».

Тысячи людей стекались в аэропорт Тегерана, большей частью члены семей экспатриантов, заполнив его до отказа в качестве готовящихся к отлету пассажиров, заняв те немногие сиденья, что там были, превратив аэропорт в зону стихийного бедствия: мужчины, женщины и дети жили и спали, не сходя со своих мест из боязни их потерять, теснота была такая, что невозможно было даже присесть, люди терпеливо ждали, спали, толкались, жаловались, кричали или просто стоически переносили все эти мучения. Расписания не действовали, никому никаких преимуществ, на каждый самолет билетов продано в двадцать раз больше, чем он мог вместить, никакой продажи билетов через компьютеры, только неторопливое их выписывание от руки горсткой надувшихся служащих, большинство из которых не скрывали своего враждебного настроения и отказывались говорить по-английски. Аэропорт быстро запаршивел, люди озлобились, и атмосфера накалилась.

В отчаянии некоторые компании заказывали собственные чартерные рейсы, чтобы вывезти своих людей. Транспортные самолеты ВВС США прибыли, чтобы забрать членов семей военнослужащих, а все посольства тем временем старались приуменьшить масштабы эвакуации, чтобы не ставить шаха, их верного союзника на протяжении двадцати лет, в еще более неловкое положение. Хаоса добавляли тысячи иранцев, стремившихся выбраться из страны, пока это было еще возможно. Недобросовестные и богатые пытались пролезть без очереди. Многие служащие богатели, потом становились жаднее и богатели еще больше. Затем началась забастовка авиадиспетчеров, и аэропорт полностью закрылся.

Два дня ни один самолет не взлетал и не садился. Массы людей текли прочь или оставались. Потом некоторые диспетчеры вернулись к работе, и все началось сначала. Слухи о прибывающих рейсах. Люди бросались в аэропорт с детьми и багажом, накопленным за многие годы, или без багажа, в расчете на гарантированное место, которое им так и не доставалось, потом назад в Тегеран, в очереди на такси перед тобой полтысячи человек, в конце концов возвращение в отель, где твой номер уже давно продали другому, ни один банк не работает, и негде взять денег, чтобы подмазать вечно протянутые требовательные руки.

Со временем большинство иностранцев, которые хотели уехать, уехали. Те, кто остался, чтобы продолжать свои бизнес, обслуживать нефтяные месторождения, пилотировать самолеты, строить атомные электростанции, поддерживать работу химических заводов, движение танкеров – и защищать свои громадные инвестиции, – старались держаться незаметно, особенно если были американцами. Хомейни говорил: «Если чужеземец хочет уехать, пусть уезжает; это не он, а американский материализм является Великим Сатаной…»

Мак-Айвер услышал, как громкость в трубке немного упала, и плотнее прижал ее к уху, опасаясь, что соединение прервется.

– Да, Джордж, так ты говорил?

– Я просто сказал, Дункан, – продолжил Талбот, – что, по нашему твердому убеждению, все рано или поздно образуется. Нет ни единого шанса, что эта кубышка разлетится на куски полностью и окончательно. Неофициальный источник сообщает, что уже есть договоренность о том, что шах отречется в пользу своего сына Резы Кира – это компромисс, который поддерживается правительством ее величества. Переход к конституционному правлению может быть слегка шероховатым, но особенно тревожиться не о чем. Извини, надо бежать. Дай мне знать, что ты решишь.

Телефон замолчал.

Мак-Айвер выругался, безуспешно пощелкал тумблерами на аппарате и пересказал Дженни и Петтикину все, что услышал от Талбота. Дженни сладко улыбнулась:

– Не гляди на меня, мой ответ – нет. Я согла…

– Но, Джен, Тал…

– Я согласна, что остальные должны уехать, но я остаюсь. Ужин почти готов. – Она вернулась на кухню и закрыла дверь, оборвав все дальнейшие возражения.

– Короче, поедет как миленькая, и кончен разговор, – сказал Мак-Айвер.

– Ставлю годовое жалованье, что не поедет. Пока ты не уедешь. Ради бога, почему бы вам действительно не уехать? Я тут сам за всем присмотрю.

– Нет. Спасибо, но нет. – Лицо Мак-Айвера вдруг просияло в полутьме. – Вообще-то у меня такое чувство, что мы будто снова на войне, а? Снова эта чертова светомаскировка. Только и забот, что делать свое дело, присматривать за личным составом да подчиняться приказам. – Мак-Айвер, нахмурившись, посмотрел на свой бокал. – В одном Талбот прав: нам чертовски повезло, что мы британцы. Янки приходится туго. Это нечестно.

– Да, но наших-то ты прикрыл как мог.

– Надеюсь, что так. – Когда шах уехал, и насилие в стране повсюду поползло вверх, Мак-Айвер выдал всем американцам британские удостоверения личности. – У них все должно быть в порядке, если только «зеленые повязки», полиция или САВАК не сверят их данные с их летными свидетельствами.

По иранскому законодательству все иностранцы были обязаны иметь открытую визу, действие которой прекращалось, когда они покидали страну, действующее удостоверение личности, где была указана их принадлежность к той или иной компании, а все пилоты еще и действующее, ежегодно возобновляемое летное свидетельство. В качестве дополнительной меры безопасности Мак-Айвер договорился об изготовлении корпоративных удостоверений личности, подписанных главой их иранских партнеров в Тегеране генералом Валиком. Проблем с ними пока что не возникало. Американцам Мак-Айвер сказал: «Будет лучше, если вы при необходимости сможете показать вот это, – и отдал приказ всем сотрудникам постоянно носить с собой фотографии и Хомейни, и шаха. – Смотрите только, какую показываете, когда вас остановят!»

Петтикин безуспешно пытался вызвать Бендер-Делам по высокочастотному радио.

– Попробуем еще раз попозже, – сказал Мак-Айвер. – Все базы будут ждать нашего выхода на связь в восемь тридцать, до этого у нас есть время подумать и решить, что делать. Господи, легко нам не будет, это уж как пить дать. Как ты думаешь? Статус-кво, кроме членов семьи?

С очень озабоченным лицом Петтикин поднялся, взял свечу и вгляделся в карту их операций в Иране, пришпиленную к стене. Карта показывала состояние их баз, количество пилотов, наземного персонала, вертолетов. Базы были разбросаны по всему Ирану: учебные для пилотов ВВС и сухопутных сил в Тегеране и Исфахане, обслуживавшие добычу нефти в горах Загрос, лесозаготовительные работы на северо-востоке страны, геологическую разведку урановых руд рядом с афганской границей, прокладку маршрута нефтепровода на каспийском побережье, четыре нефтедобывающих предприятия в Персидском заливе или рядом с ним, и последняя, далеко на юго-востоке, база в Ленге в Ормузском проливе. Из них только пять были действующими в настоящее время: Ленге, Ковисс, Бендер-Делам, Загрос и Тебриз.

– У нас пятнадцать 212-х, включая два, которые проходят техосмотр после двух тысяч часов полетов, семь 206-х и три «Алуэтта», все в данный момент должны быть в действии…

– И все сданы в аренду по юридически обязательным к исполнению контрактам, ни один из которых не был аннулирован, хотя ни по одному из них нам не платят, – раздраженно заметил Мак-Айвер. – Мы никаким образом не можем перевести их всех в Ковисс. Мы даже не можем законно вывезти ни одну машину без разрешения нашего подрядчика или одобрения наших дорогих партнеров, если только мы не сможем объявить форс-мажор.

– Пока его и нет. Придется держаться статуса-кво, так долго, как получится. Талбот говорил вполне уверенным тоном. Статус-кво.

– Хотелось бы мне, чтобы это был статус-кво, Чарли. Господи, в это время в прошлом году у нас тут работало сорок 212-х машин и все остальные. – Мак-Айвер плеснул себе еще виски.

– Ты бы не налегал, – тихо заметил Петтикин. – А то Дженни тебе устроит. Ты же знаешь, что у тебя повышенное давление и пить тебе запретили.

– Это же лекарство, черт возьми меня совсем. – Свеча затрещала и погасла. Мак-Айвер встал и зажег другую, потом вернулся к карте и продолжил ее рассматривать. – Думаю, нам лучше вернуть сюда Азадэ и Летающего Финна. Его 212-й налетал полторы тысячи часов, так что на пару дней его можно вытащить. – Речь шла о капитане Эрикки Йокконене и его жене-иранке Азадэ и их базе под Тебризом в провинции Восточный Азербайджан далеко на северо-западе, рядом с советской границей. – Почему бы не взять 206-й и не слетать за ними? Это избавило бы их от необходимости трястись триста пятьдесят миль по кошмарным дорогам, к тому же нам нужно отвезти ему кое-какие запчасти.

Петтикин просиял:

– Спасибо, я мог бы слетать. Сегодня вечером передам план полета по высокочастотке и вылечу на рассвете, дозаправлюсь в Бендер-э-Пехлеви и прикуплю нам икорки.

– Размечтался. Но Джен бы порадовалась. Знаешь, что я думаю обо всем этом? – Мак-Айвер отвернулся от карты. – Мы очень уязвимы, Чарли, если дела примут дурной оборот.

– Только если все действительно к этому идет.

Мак-Айвер кивнул. Блуждая, его взгляд упал на телефон. Он поднял трубку. И услышал гудок. В возбуждении он начал вертеть диск: 00, международная линия; 44, Британские острова; 224, Абердин, Шотландия; 754–8080. Он ждал и ждал, вдруг лицо его осветилось.

– Господи, я дозвонился!

– Вертолетная компания S-G, оставайтесь на линии, пожалуйста, – произнесла оператор, прежде чем он успел вставить хоть слово, и переключила его в режим ожидания. Он ждал, кипя от возмущения. – Вертолетная…

– Говорит Мак-Айвер из Тегерана, дайте мне Старика, пожалуйста.

– Он разговаривает по телефону, мистер Мак-Айвер. – Девушка шмыгнула носом. – Я соединю вас с его секретарем.

– Привет, Мак! – почти тотчас же раздался голос Лиз. – Погоди секундочку, сейчас я позову Самого. Ты в порядке? Мы тут уже несколько дней пытаемся до тебя дозвониться, погоди.

– В порядке, Лиз.

Секундная пауза, потом он услышал радостный голос Гаваллана:

– Мак? Господи, как тебе удалось дозвониться? Ужасно рад тебя слышать… У меня тут один парень специально только тем и занят, что накручивает твой номер, номер твоего офиса, твоей квартиры, по десять часов в день. Как Дженни? Как тебе удалось прорваться?

– Просто повезло, Энди. Я дома. Я лучше расскажу тебе все побыстрей, пока нас опять не разъединили.

Мак-Айвер передал ему б́ольшую часть того, что он услышал от Талбота. Ему приходилось тщательно выбирать выражения, поскольку, по слухам, САВАК, иранская тайная полиция, часто прослушивала телефонные разговоры, особенно иностранцев. Последние два года в их компании было заведено общее правило: исходить из того, что тебя прослушивают: САВАК, ЦРУ, британская разведка MI5, КГБ – кто-нибудь.

Последовало короткое молчание.

– Во-первых, выполни предписание посольства и немедленно вывези всех наших членов семей. Свяжись с финским посольством по поводу паспорта для Азадэ. Скажи Локарту, чтобы ускорил дела с паспортом для Шахразады… я его заставил подать заявление две недели назад, так, на всякий случай. Кстати, у него, э-э, для тебя кое-какая почта.

Сердце Мак-Айвера учащенно забилось.

– Хорошо, он будет тут завтра.

– Я здесь выйду на «Британские авиалинии», попробую сделать для них гарантированные места. Для подстраховки пошлю 125-й нашей компании. Он должен вылететь в Тегеран завтра. Если у тебя возникнут проблемы с БА, отправляй всех членов семей и лишний персонал на 125-м начиная с завтрашнего дня. Тегеран ведь пока открыт, не так ли?

– Сегодня был открыт, – осторожно ответил Мак-Айвер.

Он услышал, как Гаваллан произнес так же осторожно:

– Слава богу, власти держат все под контролем.

– Да.

– Мак, что ты рекомендуешь в отношении наших иранских операций?

Мак-Айвер набрал в грудь побольше воздуха.

– Статус-кво.

– Хорошо. Здесь все показатели, включая высший уровень, указывают на то, что все скоро должно вернуться в норму. У нас в Иране хорошая репутация. И будущее. Послушай, Мак, эти слухи про компанию «Герни» подтвердились.

Мак-Айвер заметно повеселел:

– Ты уверен?

– Да. Несколько минут назад я получил телекс от «Иран Ойл», подтверждающий, что мы получим все контракты «Герни» на Харке, в Ковиссе, Загросе и Ленге, для начала. Видимо, распоряжение подоить нас поступило с самого верха, и мне действительно пришлось внести щедрый пешкеш в фонд «накладных расходов» наших партнеров. – Пешкеш был древней иранской традицией, заранее преподносимым подарком за услугу, которая могла быть оказана. Такой же древней традицией было законное право любого чиновника оставлять себе пешкеш, получаемый им в ходе выполнения своей работы. А как еще ему прожить? – Но это ерунда, мы учетверим наши доходы в Иране, парень.

– Это замечательно, Энди.

– И это еще не все. Мак, я только что заказал еще двадцать 212-х и сегодня подтвердил наш заказ на шесть Х63-х – это чудо, а не вертолет!

– Господи, Энди, это же здорово… но ты, получается, торопишь события?

– Иран может переживать… э… временные трудности, но весь остальной мир перепуган до глухого запора проблемой резервных источников нефти. Янки уже наделали в штаны по самую резинку, парень. – Его голос зазвучал живее. – Я только что подтвердил еще одну огромную сделку с «ЭксТекс» на новые контракты в Нигерии, Саудовской Аравии и на Борнео и другую с «Ол-Галф Ойл» в Эмиратах. В Северном море только мы, «Герни» и «Импириал Хеликоптерз». – «Импириал Хеликоптерз» была дочерним предприятием компании «Импириал Эйр», второй полугосударственной авиакомпании, противостоящей «Британским авиалиниям». – Крайне важно, чтобы ты в Иране поддерживал все на стабильном уровне – наши контракты, машины и запчасти являются частью дополнительного обеспечения для покупки новых вертолетов. Ради всего святого, смотри, чтобы наши партнеры не сходили с пути праведного. Как поживают эти дорогие, милые люди?

– Как обычно.

Гаваллан знал, это означает, что они ведут себя как всегда отвратительно.

– Я только что сам беседовал с генералом Джавадой в Лондоне. – Джавада уехал из Ирана со всем своим семейством год назад, как раз перед тем как проблемы в стране выплеснулись наружу. За последние три месяца два их других иранских партнера и их семьи стали частенько наведываться в Лондон «по причинам медицинского характера», еще четыре находились в Америке, тоже с семьями. Три партнера оставались в Тегеране. – Он настроен оптимистично, хотя и предрекает увеличение расходов.

Мак-Айвер перевел разговор на более важные проблемы.

– Энди, мне позарез нужны какие-то деньги. Наличными.

– Найдешь в конверте.

Мак-Айвер услышал сочный хохот, и на душе у него потеплело.

– Да пошел ты, Китаец! – Китайцем близкие друзья прозвали Гаваллана, который до переезда в Абердин б́ольшую часть своей жизни провел китайским торговцем, поначалу в Шанхае, потом в компании «Струанз» в Гонконге, где они с Мак-Айвером и познакомились. В те времена Мак-Айвер возглавлял в колонии небольшую, едва сводившую концы с концами вертолетную фирму. – Нет, серьезно, мы здорово отстаем по выплате зарплаты наземному персоналу, потом еще все расходы пилотов, почти все приходится покупать на… – Он вовремя спохватился и замолк. Вдруг кто-то подслушивает. Он собирался сказать «на черном рынке». – Чертовы банки по-прежнему закрыты, а те небольшие запасы наличных, которые у меня еще остались, я берегу для хьюнь йо. – Он воспользовался кантонским выражением, которое дословно означало «благоухающий жир», деньги, предназначенные для подмазки нужных людей.

– Джавада пообещал, что генерал Валик в Тегеране завтра передаст тебе полмиллиона риалов. Я получил телекс с подтверждением.

– Но это едва шесть тысяч долларов, а у нас счетов на сумму в двадцать раз больше.

– Знаю, парень, знаю. Но он говорит, что и Бахтияр, и аятолла хотят, чтобы банки открылись, так что не позже чем через неделю они начнут работать. Как только они откроются, он клянется, что ИВК выплатит все, что они нам должны.

– А он тем временем уже дал разрешение на использование фонда А? – Это было кодовое выражение, которым Мак-Айвер и Гаваллан пользовались, когда говорили о средствах ИВК, хранившихся за пределами Ирана, почти шесть миллионов долларов. ИВК была должна S-G почти четыре миллиона.

– Нет. Утверждает, что ему для этого необходимо официальное согласие всех партнеров. Патовая ситуация сохраняется.

Ну и слава богу, подумал Мак-Айвер. Для снятия средств с этого счета требовались три подписи, две от партнеров и одна от S-G, таким образом, ни одна из сторон не могла распоряжаться этими средствами без согласия другой.

– Все это весьма рискованно, Энди. С проплатой первого взноса за новые машины, платежами за аренду используемой нами здесь техники ты оказываешься на краю, не так ли?

– Вся жизнь проходит на краю, Мак. Но будущее окрашено розовым цветом.

Да, подумал Мак-Айвер, для вертолетного бизнеса в целом. Но здесь, в Иране? В прошлом году партнеры заставили Гаваллана передать фактическое право собственности на все вертолеты и запчасти S-G в Иране Иранской вертолетной компании. Гаваллан согласился при условии, что он будет иметь право выкупить все это назад в любой момент, а они будут не вправе отказать ему в этом случае, и что они будут своевременно производить арендные платежи и выплатят все старые долги. Когда разразился кризис и все банки позакрывались, ИВК оказалась неплатежеспособной, и Гаваллан осуществлял платежи за аренду всех вертолетов, размещенных в Иране, из фондов S-G в Абердине – партнеры заявили, что это, мол, не их вина, что банки закрылись, Джавада и Валик наперебой твердили, что, как только все наладится, они, разумеется, все вернут, «не забывай, Эндрю, мы же тебе все эти годы добывали лучшие контракты; правда ведь, добывали же; без нас S-G не может работать в Иране. Как только все нормализуется…»

Гаваллан продолжил:

– Наши иранские контракты по-прежнему очень прибыльны, тут нам партнеров винить не в чем, а с контрактами «Герни» мы вообще будем как свиньи в корыте с ботвой! – Да, мысленно согласился Мак-Айвер, хотя они нас доят и доят, и с каждым годом наша доля становится все меньше, а их – все больше. – Они-то знают, что у них в стране творится, всегда знали, и клянутся всем, что у них есть святого, что все уляжется. Для обслуживания нефтепромыслов вертолеты им необходимы. Тут каждый говорит, что все утрясется. Министр, их посол, наш. Да и почему нет? Шах сделал все, что мог, чтобы модернизировать страну, доходы населения выросли, неграмотность снижается. Доходы от нефти огромные – и вырастут еще больше, когда весь этот бардак закончится, говорит министр. То же самое утверждают мои контакты в Вашингтоне, даже старик Вилли в «ЭксТекс», черт возьми, а уж кому и знать, как не ему. Ставят пятьдесят к одному, что через шесть месяцев все придет в норму, шах отречется в пользу своего сына Резы и конституционной монархии. Я тем временем думаю, нам сле…

Связь оборвалась. Мак-Айвер возбужденно потыкал в рычажки пальцем. Когда сигнал вернулся, это был уже просто долгий гудок. Он сердито бросил трубку. Внезапно вспыхнул электрический свет.

– Дьявольщина, – сказала Дженни, – со свечами гораздо красивее.

Петтикин улыбнулся и выключил свет. Комната выглядела приятнее, теплее, уютнее, столовое серебро, расставленное Дженни на столе, мягко посверкивало.

– Ты права, Дженни, опять права.

– Спасибо, Чарли. Получишь за это добавки. Ужин почти готов. Дункан, можешь налить себе еще виски, только не такого крепкого, как тот, что ты выпил тайком… и не строй из себя невинного младенца, после разговора с нашим бесстрашным вождем даже мне бывает нужна дополнительная подпитка. Ты можешь рассказать мне, что он сказал, за ужином. – Она вышла.

Мак-Айвер пересказал Петтикину б́ольшую часть того, что услышал от Гаваллана; Петтикин не входил в совет директоров S-G или ИВК, поэтому Мак-Айверу по необходимости приходилось в большинстве случаев держать многое при себе. В глубокой задумчивости он подошел к окну, довольный, что поговорил со старым другом. Много лет уже прошло, подумал он. Четырнадцать.

* * *

Летом 65-го, когда колония балансировала на грани революции, наблюдая, как красногвардейцы Мао Цзедуна бесчинствуют на всем материковом Китае, раздирая родину на куски и переливаясь через край на улицы Гонконга и Коулуна[11]11
  Одно из названий полуострова и города Цзюлун.


[Закрыть], пришло письмо от Гаваллана. К этому времени вертолетный бизнес Мак-Айвера был на краю гибели, он уже просрочил несколько арендных платежей за свой маленький вертолет, а Дженни пыталась справиться с их двумя детьми-подростками в крошечной шумной квартирке в Коулуне, где уличные беспорядки были самыми ожесточенными.

– Ради бога, Джен, ты только посмотри на это!

Письмо гласило:

Дорогой мистер Мак-Айвер, может быть, вы помните меня, мы встречались раз или два на скачках, когда я работал в «Струанз» несколько лет назад, – мы еще оба выиграли тогда изрядную сумму, поставив на мерина по кличке Китаец. Тайпэн, Иэн Данросс, посоветовал мне написать вам, поскольку у меня есть большая и экстренная нужда в вашем опыте – я знаю, что вы научили его пилотировать вертолет, и он вас очень сильно рекомендует. Нефть Северного моря – свершившийся факт. У меня есть теория, что единственным способом доставки людей и грузов на морские платформы является вертолет. В настоящее время это невозможно – кажется, у вас это называется Правилами полетов по приборам, ППП. Мы могли бы сделать это возможным. У меня есть нужная погода, у вас есть нужные умения и навыки. Тысяча фунтов в месяц, контракт на три года с возможностью продления или расторжения по окончании этого срока, премия в зависимости от успеха, оплата переезда в Абердин для вас и вашей семьи и ящик виски «Лох Вэй» на Рождество. Пожалуйста, позвоните мне как можно быстрее…

Не говоря ни слова, Дженни небрежно сунула письмо ему обратно в руки и двинулась к двери из комнаты; несмолкаемый гул большого города – шум машин, звук клаксонов, крики уличных торговцев, гудки пароходов, рев самолетов, гремящая нестройная китайская музыка – врывался через окна, постукивавшие рамами на ветру.

– Ты это куда направилась?

– Собираться. – Тут она рассмеялась, подбежала к нему и заключила в объятия. – Это дар небес, Дункан, давай, звони ему, звони ему быстрее…

– Но Абердин? ППП в любую погоду? Господи, Джен, никто никогда этого еще не делал. Приборов-то таких нет, я и не знаю, возможно ли э…

– Для тебя возможно, дружок. Ну конечно. Так, куда, дьявол меня забери, подевались Хэмиш и Сара?

– Сегодня суббота, они отправились в кино, а…

В одно из окон со звоном и грохотом влетел кирпич, и с улицы снова донесся звук распаляющей себя толпы. Их квартира находилась на третьем этаже и выходила окнами на узенькую улочку в густонаселенном районе Коулуна Монг-Кок. Мак-Айвер потянул Дженни за руку в безопасное место, потом осторожно выглянул наружу. Внизу на улице тысяч пять-десять китайцев, скандируя: «Мао, Мао, Квай ло! Квай ло – Чужеземный дьявол! Чужеземный дьявол» – обычный их боевой клич, быстро двигались к полицейскому участку в сотне метров впереди, где позади баррикады их молча поджидал маленький отряд китайских полицейских в форме и три британских офицера.

– Бог мой, Джен, они вооружены! – охнул Мак-Айвер. Обычно полиция обходилась просто дубинками. Вчера швейцарский консул и его жена сгорели заживо неподалеку отсюда, когда толпа перевернула их машину, а потом подожгла ее. Вчера вечером по радио губернатор предупредил, что приказал полиции предпринимать любые меры, какие могут понадобиться для прекращения беспорядков. – На пол, Джен! Подальше от окон…

Его слова утонули в реве полицейских громкоговорителей: суперинтендант на кантонском и английском приказывал бушующей толпе разойтись. Толпа не обратила на предупреждение никакого внимания и набросилась на баррикаду. Еще один приказ разойтись остался без ответа. Затем раздались выстрелы, и те, кто был впереди, в панике заметались и были сбиты с ног остальными, которые, толкаясь, пытались скорее выбраться оттуда. Вскоре улица опустела, лишь десятка полтора тел остались лежать в грязи. На острове Гонконг произошло то же самое. На следующий день спокойствие в колонии было восстановлено; серьезных беспорядков больше не возникало, лишь несколько групп фанатиков-красногвардейцев пытались разжечь толпу, но их быстро выслали.

В течение недели Мак-Айвер продал свою долю в вертолетном бизнесе, вылетел в Абердин раньше Дженни и с жаром взялся за свою новую работу. У нее ушел месяц на сборы, продажу квартиры и всего, что им было не нужно. К ее приезду он нашел идеальную квартиру рядом с вертолетным аэродромом Мак-Клауд, которую она быстро отвергла:

– Ради всего святого, Мак, да от нее до ближайшей школы миллион миль. Квартира в Абердине? Теперь, когда ты так же богат, как Данросс, мы, дружочек, мы снимаем дом…

Он улыбнулся про себя, вспоминая те первые дни; Дженни была счастлива вернуться в Шотландию – Гонконг никогда ей по-настоящему не нравился, жить там на скудный доход и растить детей было так трудно, – он был рад своей работе, работать с Гавалланом и на него оказалось здорово, вот только Северное море он невзлюбил со всем его холодом и сыростью и ноющей болью, которую приносил напитанный морской солью воздух. Но пять с лишним лет, проведенные там, того стоили; он возобновил старые контакты и приобрел новые во все еще тесном мировом сообществе вертолетчиков – большинство пилотов были из числа бывших летчиков Королевских ВВС Великобритании, Канады, Австралии, ВВС США – с прицелом на тот день, когда их компания станет расширяться. На Рождество всегда щедрая премия, которую они аккуратно откладывали на старость, и неизменно коробка «Лох Вэй». «Энди, именно это условие меня тогда всерьез и зацепило!» Гаваллан оставался главной движущей силой всегда и во всем, на личном примере демонстрируя придуманный им для компании девиз: «Будь смел». Сегодня в восточной Шотландии от Абердина до Инвернесса и на юг до самого Данди Гаваллана знали как Хозяина, чьи щупальца протянулись в Лондон, Нью-Йорк, Хьюстон – везде, где имела силу нефть. Да, старый Китаец – парень хоть куда, и еще он может вертеть тобой и большинством людей как захочет, подумал Мак-Айвер без всякой злобы. Вспомни, как ты тут оказался…