Текст книги "Гайдзин. Том 1"

– Вы забыли, как был сожжен и разграблен Летний дворец в Пекине, Сандзиро-доно? Китай теперь практически расчленен, и китайцы больше не управляют своей страной. Вы забыли, что двадцать лет назад они отдали нашим главным врагам, британцам, один из своих островов, Гонконг, а сейчас это несокрушимый бастион? Что Тяньцзинь, Шанхай и Суатоу – порты, полученные гайдзинами по Договору, – стали теперь собственностью британцев, где те всем заправляют и делают что хотят? Предположим, они таким же способом захватили бы один из наших островов?

– Мы бы им не позволили. Мы не китайцы.

– Каким образом? Прошу прощения, но вы слепы и глухи, и мысли ваши витают в небесах. Год назад, когда только что закончилась последняя китайская война, при малейшей неосторожности с нашей стороны они направили бы все эти флоты и армии против нас и одержали бы здесь такую же победу. Только мудрость бакуфу остановила их тогда. Мы не смогли бы выстоять против их армад – или против их пушек и ружей.

– Я согласен: именно сёгунат виновен в том, что мы не готовы к войне, это вина всех Торанага. Уже много лет назад у нас должны были бы появиться современные пушки и корабли, мы знали об их существовании столько времени, разве голландцы не рассказывали нам десятки раз о всех их новых изобретениях, но вы засунули наши головы в ведра для ночных испражнений! Вы не выполнили своего долга перед императором. Самое большее, на что вы могли бы согласиться, это уступить им один порт, Дэсиму – зачем было отдавать этому американскому демону Таунсенду Харрису еще и Иокогаму, Хиродатэ, Нагасаки, Канагаву и позволять им открывать в Эдо свои возмутительные миссии! Сложите с себя полномочия и предоставьте тем, кто больше подходит для этого, возможность спасти Землю Богов…

Вспоминая об этом столкновении, Андзё покрылся потом, тем более что внутренне он сознавал справедливость многого из того, что говорил Сандзиро. Он достал из просторного рукава бумажный платок и отер им лоб и бритую часть головы, потом снова посмотрел на Ёси, завидуя его манере держаться, его красивому лицу, но прежде всего его молодости и неутомимости в любовных утехах, о которой ходили легенды.

Не так давно мне и самому было легко получить удовлетворение, ощущение мужской силы казалось делом обычным, подумал он, неожиданно упав духом и вновь чувствуя ноющую боль внизу живота, которая не прекращалась ни днем, ни ночью. Не так давно его детородный орган поднимался без всяких усилий, и извержения его были так обильны – теперь достичь этого стало невозможно даже с самым горячо желаемым человеком, не помогают ни искуснейшие ухищрения, ни дорогие притирания, ни лекарства.

– Сандзиро, возможно, считает, что нам до него не добраться, но это не так, – сказал он с непреложностью. – Поразмыслите и вы над этим, Ёси-доно, наш юный, но столь мудрый советник, как устранить его, или ваша голова может оказаться на пике гораздо скорее, чем вы думаете.

Ёси решил не обращать внимания на оскорбление и улыбнулся.

– Что советуют другие старейшины?

Андзё хохотнул, скривив рот.

– Они проголосуют так, как я скажу.

– Если бы вы не были родственником, я бы предложил вам удалиться от дел или свершить сеппуку.

– Какая жалость, что вы – не ваш славный тезка и не можете на самом деле отдать такого распоряжения, а? – Андзё тяжело поднялся. – Я сейчас же пошлю ответ гайдзинам, чтобы задержать их. Завтра мы проведем официальное голосование о том, чтобы поставить Сандзиро на место… – Он в гневе повернулся к телохранителю, услышав, что дверь распахнулась. Ёси уже наполовину выдернул меч из ножен. – Я приказал…

Часовой взволнованно пробормотал:

– Прошу простить, Андзё-сама…

Гнев Андзё мигом улетучился, когда он увидел юношу, который оттолкнул часового с дороги и быстро вошел в комнату. Следом за ним вошла девушка едва пяти футов роста. И он, и она были в богатых одеяниях, на лицах читалось оживление. Четыре вооруженных самурая сопровождали их, отстав на несколько шагов. Позади самураев шествовали наставница и придворная дама из числа приближенных. Андзё и Ёси тут же опустились на колени и низко поклонились, коснувшись лбом татами. Пришедшие поклонились в ответ. Кроме юноши, сёгуна Нобусады. И девушки, принцессы императорского двора Иядзу, его супруги. Им обоим было по шестнадцать лет.

– Это землетрясение, оно уронило мою любимую вазу, – возбужденно заговорил юноша, нарочито не замечая Ёси. – Мою любимую вазу! – Он махнул рукой, чтобы закрыли дверь. Его телохранители остались, как и женщины из окружения его жены. – Я хотел сообщить вам, что мне пришла в голову замечательная мысль.

– Примите мои сожаления по поводу вазы, господин. – Голос Андзё звучал мягко. – Вам пришла в голову мысль?

– Мы… я решил, что мы, моя жена и я, мы… я решил, что мы поедем в Киото, дабы увидеть императора и спросить его совета, что нам делать с гайдзинами и как вышвырнуть их из страны! – Юноша с радостной улыбкой посмотрел на свою жену, и она кивнула ему в счастливом согласии. – Мы отправляемся в следующем месяце – государственный визит!

Андзё и Ёси почувствовали, как в мозгу у них полыхнула молния, обоим захотелось прыгнуть вперед и придушить этого мальчишку за его скудоумие. Но оба сдержали этот порыв, привыкшие уже к его высокомерной тупости и вспышкам раздражительности. И оба в тысячный раз прокляли тот день, когда был задуман и осуществлен брак этих детей.

– Это очень интересная мысль, господин, – осторожно заговорил Андзё, незаметно наблюдая за девушкой и отмечая про себя, что сейчас все ее внимание сосредоточилось на нем и что хотя губы ее улыбались, глаза, как обычно, оставались серьезными. – Я передам это предложение Совету старейшин, и мы посвятим ему все наше время.

– Хорошо, – с важностью ответил Нобусада, худой, низкорослый молодой человек, который всегда носил гэта, сандалии, на толстой подошве, чтобы казаться выше своих пяти с половиной футов. Его зубы были выкрашены в черный цвет, как то предписывала придворная мода Киото, хотя в сёгунате и не было такого обычая. – Три или четыре недели должны быть достаточным сроком, чтобы все приготовить. – Он с хитрым видом улыбнулся своей жене. – Я ничего не забыл, Иядзу-тян?

– Нет, господин, – ответила она с милой улыбкой, – как вы можете забыть что-нибудь? – Ее тонкое изящное лицо был раскрашено в классическом стиле императорского двора: собственные брови тщательно выщипаны, вместо них по беленой коже нарисованы высокие черные дуги, зубы вычернены, густые волосы цвета воронова крыла убраны в высокую прическу и закреплены большими декоративными заколками. Пурпурное кимоно с богатым узором из осенних листьев, оби, широкий, тонко расшитый пояс, отливающий золотом. Принцесса императорского двора Иядзу, сводная сестра Сына Неба, ставшая супругой Нобусады шесть месяцев тому назад, чьей руки для него попросили, когда ей было двенадцать, с кем ее помолвили в четырнадцать и чьей женой она стала в шестнадцать. – Конечно, ваше решение – это решение, а не предложение.

– Разумеется, высокочтимая принцесса, – быстро сказал Ёси. – Но прошу простить меня, господин, такие важные приготовления не могут быть закончены за четыре недели, это невозможно. Осмелюсь посоветовать вам учесть, что скрытый смысл такого визита может быть неправильно истолкован.

Улыбка исчезла с лица Нобусады.

– Скрытый смысл? Советовать? Какой скрытый смысл? Неправильно истолкован кем? Вами? – грубо произнес он.

– Нет, господин, не мной. Я лишь хотел указать, что еще ни разу сёгун не отправлялся в Киото, чтобы обратиться к императору за советом, и что подобное событие может стать гибельным для вашего правления.

– Почему? – сердито спросил Нобусада. – Я не понимаю.

– Потому что, как вы помните, высший долг сёгуна, который он передает по наследству, состоит в том, чтобы принимать решения за императора, вместе с Советом старейшин и сёгунатом. – Ёси старался, чтобы его голос звучал мягко. – Это позволяет Сыну Неба проводить все свое время молясь богам за всех нас. И сёгунату надлежит следить за тем, чтобы мирская суета не нарушала его ва.

– То, что говорит Торанага Ёси-сама справедливо, муж мой, – раздался сладкий голосок принцессы Иядзу. – К сожалению, гайдзины уже нарушили его ва, как всем нам известно, поэтому испросить совета у моего брата, Подпирающего Главою Небо, несомненно, было бы проявлением одновременно вежливости и сыновней почтительности и не нарушило бы ничьих исторических прав.

– Да. – Юноша выкатил грудь. – Да будет так!

– Совет немедленно рассмотрит ваши пожелания, – сказал Ёси.

Лицо Нобусады исказила уродливая гримаса.

– Пожелания? – вскричал он. – Это мое решение! Можете сообщить им о нем, если желаете, но я его принял! Сёгун – я, а не вы! Я! Я принял решение! Я был избран, а вас они отвергли – все верные долгу даймё отвергли вас. Сёгун – я, родич!

Все пришли в ужас от такой несдержанности. Кроме девушки. Она улыбнулась про себя и подумала, не поднимая глаз: наконец-то моя месть начинает осуществляться.

– Это так, господин, – говорил между тем Ёси. Голос его звучал ровно, хотя кровь отхлынула от лица. – Но я являюсь опекуном и должен подать вам совет пересмотреть…

– Мне не нужны ваши советы! Никто меня не спрашивал, нужен ли мне опекун. Я не нуждаюсь в опекуне, родич, особенно в таком, как вы.

Ёси смотрел на юношу, который весь дрожал от гнева. Когда-то я был совсем как ты, холодно подумал он, безвольной куклой, которой можно было приказать одно, потом другое, которую можно было услать прочь от собственной семьи, чтобы его усыновила другая, женить, изгнать, едва не погубить шесть раз и все потому, что боги позволили мне родиться сыном моего отца, так же, как и ты, жалкий глупец, родился сыном своего. Между нами много общего, но я никогда не был глупцом, всегда был воином, всегда знал, что меня используют, и теперь между нами огромная разница. Я перестал быть куклой. Сандзиро из земли Сацума еще не знает об этом, но он своими стараниями сделал меня кукольником.

– Покуда я опекун, я буду охранять и защищать вас, господин, – сказал он. Его глаза скользнули по девушке, такой крошечной и хрупкой, внешне. – И вашу семью.

Она не встретилась с ним взглядом. Это было излишне. Оба поняли, что война объявлена.

– Мы рады быть под вашей защитой, Торанага-сама.

– А я нет! – взвизгнул Нобусада. – Вы были моим соперником, теперь вы ничто! Через два года мне исполнится восемнадцать, и тогда я буду править один, а вы… – Его трясущийся палец нацелился в бесстрастное лицо Ёси, все вокруг стояли потрясенные – кроме девушки. – Если вы не научитесь покорности, я… вы будете изгнаны на Северный остров навечно. Мы-отправляемся-в-Киото!

Он круто повернулся. Стражник поспешно распахнул дверь. Нобусада торопливо вышел, провожаемый поклонами. Принцесса Иядзу последовала за ним, потом вышли все остальные. Когда они вновь остались одни, Андзё вытер пот с шеи.

– Она… она источник всего этого… возбуждения и «блестящих идей», – едко проговорил он. – С тех пор как она прибыла, этот идиот поглупел еще больше, и отнюдь не потому, что етит ее каждую ночь до умопомрачения.

Ёси был глубоко изумлен тем, что Андзё произнес столь очевидную, хотя и опасную вещь вслух, но виду не подал.

– Чай? – предложил он.

Андзё кивнул с мрачной миной, снова завидуя его красоте, уверенной невозмутимости и силе. Кое в чем Нобусада не такой уж и дурак, подумал он. Я согласен с ним в отношении тебя, чем скорее убрать тебя с дороги, тем лучше, тебя и Сандзиро – от вас обоих жди беды. Интересно, не смог бы Совет проголосовать за то, чтобы ограничить твою власть опекуна или вовсе изгнать тебя? Ни для кого не секрет, что стоит этому глупому мальчишке увидеть тебя, как он сходит с ума от ярости – и она тоже. Не будь тебя, я сумел бы держать эту сучку в узде, сестра она там императору или нет. И подумать только, мало того что я сам в свое время выступал за этот брак, я еще довел до конца замысел тайро Ии, даже невзирая на сопротивление императора их союзу. Разве мы не отвечали отказом, когда он с неохотой предложил нам сначала свою тридцатилетнюю дочь, потом годовалого младенца, пока в конце концов он не уступил давлению и не согласился отдать за сёгуна свою сводную сестру?

Конечно, родственная связь Нобусады с императорской семьей укрепляет наши позиции против Сандзиро и других влиятельных даймё с окраин страны, а также против Ёси и всех тех, кто хотел, чтобы именно его избрали сёгуном. Эта связь станет могучим оружием в наших руках, как только она родит ему сына – это заодно смягчит ее и повыпустит из нее яд. Она уже давно должна была бы забеременеть. Врач мальчика увеличит ему дозу женьшеня или даст ему немного особого снадобья, чтобы увеличить его силу, ужасно быть таким неспособным в его возрасте. Да, чем скорее она понесет от него, тем лучше.

Он допил свой чай.

– Мы встретимся завтра на заседании Совета. – Оба небрежно поклонились друг другу.

Ёси вышел из комнаты и поднялся на стены башни. Ему был нужен свежий воздух и время, чтобы все обдумать. Внизу под собой он видел огромные каменные укрепления с тремя опоясывающими их рвами, один внутри другого, несокрушимые форпосты и подъемные мосты. Стены поражали своей чудовищной высотой. В замке свободно размещались пятьдесят тысяч самураев и десять тысяч лошадей, вместе с просторными павильонами, дворцами для избранных, преданных семей, – при этом в кольце внутреннего рва жили только семьи рода Торанага – и садами повсюду.

В центральной башне, над и под ним, находились наиболее охраняемые жилые помещения и святая святых – апартаменты правящего сёгуна, его семьи, придворных и вассалов. А также сокровищница. В качестве опекуна Ёси тоже жил здесь – нежеланный сосед, которого постарались отселить подальше, но все же в безопасности и со своей собственной стражей.

За внешним рвом начинался первый пояс княжеских дворцов, охранявших подступы к замку. Это были огромные, богатые, широко раскинувшиеся резиденции, за которыми тянулся пояс дворцов поскромнее, потом еще один – из совсем уже скромных. Каждый из даймё в стране имел здесь свой дворец. Место для каждого определил сам сёгун Торанага и приказал возвести их в соответствии с новым введенным им законом санкин-котай, второй резиденции.

«Санкин-котай, – говорил он, – требует от каждого даймё без промедления выстроить и постоянно содержать «приличествующую его званию» резиденцию под стенами моего замка, точно в том месте, какое я указал, где он, его семья и несколько старших вассалов будут жить постоянно – каждый дворец должен быть богатым и не иметь оборонительных укреплений. На один год из каждых трех даймё будет позволено, и предложено, вернуться в свой удел и провести там это время со своими подданными, но без жены, наложниц, матери, отца или детей, или детей его детей, или любого ближайшего родственника. Порядок, согласно которому все даймё будут уезжать или оставаться, также надлежит тщательно регулировать в соответствии с прилагаемым списком и указанием сроков…»

Слово «заложник» нигде не упоминалось, хотя взятие заложников, по приказу или предложенное добровольно как гарантия покорности, было древней традицией. Сам Торанага в детстве был заложником у диктатора Городы; а его собственная семья была потом в заложниках у преемника Городы Накамуры, его будущего союзника и господина; и Торанага, последний и самый великий из них, решил лишь расширить этот обычай до санкин-котай, чтобы надежнее держать всех в своих руках.

«В то же время, – писал он в своем Завещании, секретном документе, который показывали лишь избранным продолжателям рода, – всем последующим сёгунам вменяется в обязанность поощрять даймё к тому, чтобы они строили свои дворцы не скупясь, жили в роскоши, одевались богато и придавались дорогим увеселениям, дабы скорее лишить их ежегодного дохода со своих владений, получаемого в коку, каковой доход, согласно справедливой непреложной традиции, принадлежит только им и никому другому. Таким образом все они скоро станут опутаны долгами, сделаются еще более зависимыми от нас и, что самое главное, лишатся зубов – тогда как мы будем продолжать тратить умеренно и избегать ненужной роскоши.

Но и в этом случае некоторые княжества – Сацума, Мори, Тоса, Кии, например, – настолько богаты, что даже при всех огромных расходах остаток будет представлять собой слишком большую опасность. Поэтому время от времени правящий сёгун будет предлагать такому даймё преподнести ему подарок в виде нескольких ри новой трактовой дороги, или дворца, или сада, павильона для отдыха и развлечений, или храма, размеры каковых подарков, их сроки и частота поднесения указаны в следующем документе…»

– Как мудро, как дальновидно, – пробормотал Ёси. Каждый даймё оказался в шелковой сети, бессильный протестовать. И все это разрушено теперь глупостью Андзё.

Первая из «просьб» императора, представленных Сандзиро Совету до того, как Ёси стал его членом, состояла в отмене этого древнего закона. Андзё и остальные члены Совета тянули время, увиливали, спорили и, в конце концов согласились. Едва ли не на следующее утро кольца дворцов опустели от всех жен, наложниц, детей, родственников и воинов, а через несколько дней превратились в мертвый город, в котором для виду были оставлены лишь несколько мелких вассалов.

Наше самое главное преимущество утрачено навсегда, с досадой подумал Ёси. Как мог Андзё оказаться таким слабым и неспособным?

Он устремил свой взгляд за линию дворцов, скользя им по столице с миллионом душ, которые обслуживали замок и кормились от него – огромный город, прорезанный сетью мелких речушек с частыми мостами, в большинстве своем деревянными. Теперь в городе полыхало много пожаров – багровые цветы, неизменно распускавшиеся после любого землетрясения. Столбы дыма поднимались к небу повсюду до самого моря. Пламенем был охвачен и один из больших деревянных дворцов.

Ёси рассеянно отметил про себя, что этот дворец принадлежал даймё земли Саи. Хорошо. Саи сторонник Андзё. Семьи выехали, но Совет может приказать ему отстроить все заново и стоимость работ раздавит его раз и навсегда.

Забудь о нем, лучше думай о том, что послужит нам щитом от гайдзинов? Должно же существовать какое-то спасение от них! Все говорят, что они могут сжечь Эдо, но в замок им не прорваться, и в долгой осаде держать его они тоже не в состоянии. Я не согласен. Вчера Андзё снова рассказал старейшинам известную историю об осаде Мальты почти триста лет назад, как все турецкие армии не смогли изгнать шестьсот храбрых рыцарей из их замка. Андзё сказал тогда:

– У нас здесь десятки тысяч самураев, все они ненавидят гайдзинов, мы не можем не победить, они должны будут уплыть восвояси.

– Но ни у турок, ни у христиан не было пушек, – возразил Ёси. – Не забывайте, что сёгуну Торанаге удалось взять замок в Осаке с помощью пушек гайдзинов – этот сброд может проделать то же самое и здесь.

– Ну и что, когда это случится, мы уже давно будем находиться в горах, в полной безопасности. Тем временем каждый самурай, каждый мужчина, женщина и ребенок в стране – даже вонючие торговцы – стекутся под наше знамя и нападут на них, как саранча. Нам нечего опасаться, – презрительно добавил Андзё. – Замок в Осаке – совсем другое дело, там даймё воевал против даймё, это не было вторжением чужеземцев. Наш враг не может вести войну на суше. Войну на суше мы обязательно выиграем.

– Они сожгут и разрушат все вокруг, Андзё-сама. Нам нечем будет управлять. Наше единственное спасение в том, чтобы опутать гайдзинов паутиной, тонкой и прочной, как поступает паук со своей жертвой, которая гораздо крупнее его. Мы должны стать пауком, мы должны найти паутину.

Но они не вняли его словам. Так что же станет этой паутиной?

«Сначала постигни суть проблемы, – писал Торанага в своем Завещании, – тогда, вооружившись терпением, ты сможешь найти решение».

Суть нашей проблемы с иностранцами проста: как нам получить их знания, вооружение, корабли, богатства и торговать с ними на наших условиях, и при этом изгнать их всех из страны, отменить несправедливые соглашения и в будущем не позволить ни одному из них ступить на нашу землю без самых жестких ограничений?

Далее в Завещании говорилось: «Решение всех проблем для нашей страны может быть найдено в этих записях, или в книге Сунь-цзы «Искусство войны» – и в терпении».

Сёгун Торанага был самым терпеливым правителем в мире, подумал он, в миллионный раз преисполняясь благоговения.

Даже когда Торанага уже правил всей страной и неподвластным ему оставался лишь замок в Осаке – неприступная крепость, построенная его предшественником, диктатором Накамурой, – он ждал двенадцать лет, чтобы захлопнуть расставленную им ловушку с приманкой и начать его осаду. Замок находился в безраздельном владении госпожи Отибы, вдовы диктатора, ее семилетнего сына и наследника Иэмона, которому Торанага некогда принес священную клятву верности, и восьмидесяти тысяч фанатично преданных им самураев.

Два года осады, триста тысяч солдат, пушки с голландского капера «Эразм», принадлежавшего Андзин-сану, англичанину, который привел его в Японию, полк вооруженных мушкетами самураев, им же и обученных, сто тысяч убитых; Торанаге потребовалась вся его хитрость и коварство – главным ключом к замку стал предатель в его стенах, – прежде чем госпожа Отиба и Иэмон свершили сеппуку, дабы избежать пленения.

Потом Торанага оставил в замке свой гарнизон, заклепал пушки, уничтожил все мушкеты, распустил полк мушкетеров, запретил производство и ввоз огнестрельного оружия, сокрушил власть португальских священников-иезуитов и принявших христианство даймё, перераспределил земли, устранил всех врагов, сделал свое Завещание законом, издал запрет на все колеса, на строительство больших кораблей и со смиренным сожалением принял третью часть всех доходов для себя и своих ближайших родственников.

– Он сделал нас могущественными, – пробормотал Ёси. – Его Завещание дало нам силу и власть сохранять в стране мир и чистоту традиций в строгом соответствии с его первоначальным замыслом.

Я не могу подвести его.

Ииии, какой человек! Как мудро поступил его сын Судара, изменив имя династии на Торанага вместо подлинного родового имени Ёси, с тем, чтобы мы никогда не забывали об истинном источнике нашего могущества.

Что бы он сейчас посоветовал мне?

Во-первых, терпение, потом он процитировал бы Сун-цу: «Знай своего врага так, как ты знаешь себя самого, и тебе не страшны сто битв; если ты знаешь себя, но не знаешь врага, за каждую одержанную победу ты потерпишь также и поражение; если же ты не знаешь ни себя, ни врага, ты уступишь во всех битвах до единой».

Я знаю кое-что о своем противнике, но недостаточно.

Я снова благословляю отца за то, что он заставил меня понять ценность образования, за то, что долгие годы он приставлял ко мне многих разных и необычных учителей, как японцев, так и иностранцев. Печально, что у меня не было дара к изучению языков, поэтому учиться приходилось через посредников: голландские купцы учили меня истории мира, английский матрос помог проверить истинность того, что говорили голландцы, и открыл мне глаза – так же и Торанага использовал Андзин-сана в свое время, – и сколько их еще было.

Китайцы, которые рассказывали мне о науке управлять, о литературе, об «Искусстве войны» Сун-цу; старый французский священник-ренегат из Пекина, который провел у нас полгода, знакомя меня с Макиавелли, он кропотливо переписывал его труды китайскими иероглифами, за что ему было позволено жить во владениях отца и вволю наслаждаться утехами Ивового Мира, который он обожал; американский пират, высаженный со своего корабля на берег в Идзу, который рассказал мне о пушках, об океанах травы под названием прерии, об главной твердыне американцев, которую он называл Белый дом, и о войнах, в которых они уничтожали туземцев, населявших раньше те земли; русский эмигрант, бежавший из края страшного холода под названием Сибирь, он утверждал, что он князь, владелец десяти тысяч рабов, и рассказывал удивительные истории про какие-то города, которые он называл Москва и Санкт-Петербург; и все остальные – некоторые проводили со мной всего несколько дней, другие оставались на месяцы, но никто не пробыл дольше года, никто из них не знал, кто я такой, и мне тоже было запрещено им говорить, отец всегда был так осторожен и скрытен и так ужасен в гневе.

– Отец, – спросил он его как-то раз в самом начале, – когда эти люди уходят, что с ними случается дальше? Они все так напуганы. Чего им бояться? Ты ведь обещаешь им всем награду, правда?

– Тебе одиннадцать лет, сын мой. Поэтому я прощу тебе грубость твоего поведения, когда ты решился расспрашивать меня – один раз. В напоминание тебе о моем великодушии ты проведешь без пищи три дня, один, без провожатых, поднимешься на гору Фудзи и будешь спать без покрывала.

Ёси передернуло. В то время он еще не знал, что такое великодушие. Он едва не умер за те три дня, но исполнил все, что было ему приказано. В качестве награды за его самодисциплину и твердость духа отец, даймё земли Мито, сообщил ему, что его усыновляет семья Хисамацу и делает наследником этой ветви рода Торанага:

– Ты мой седьмой сын. Таким образом ты получишь собственное наследство и будешь несколько более высокого происхождения, чем твои братья.

Слушаюсь, отец, – сказал он, сдерживая слезы.

В то время он не знал, что его прочат в сёгуны, да никто и не говорил ему об этом. Потом, четыре года назад, когда сёгун Иэёси умер от оспы, а ему исполнилось двадцать два и он был готов, отец выдвинул его кандидатуру, но тайро Ии выступил против и победил – личная охрана Ии владела Дворцовыми Вратами.

Так сёгуном стал его двоюродный брат Нобусада. Сам Ёси, его семья, его отец и все их влиятельные сторонники оказались под строгим домашним арестом. Только когда Ии был убит, Ёси освободили и вернули ему его земли и титулы, ему и тем, кто остался в живых. Его отец умер, заключенный в стенах своего дома.

Я должен был стать сёгуном, подумал он уже в стомиллионный раз. Я был готов к этому и сумел бы остановить распад сёгуната, смог бы по-новому привязать к нему всех даймё и устранил бы проблему гайдзинов. Я должен был бы получить в жены эту принцессу, я никогда не подписал бы Соглашений и не позволил бы переговорам складываться не в нашу пользу. Я сумел бы договориться с Таунсендом Харрисом и начал бы новую эру осторожных изменений с тем, чтобы Япония смогла принять внешний мир в свою жизнь, двигаясь к этому своим шагом, а не понукаемая чужаками!

Однако пока что я не сёгун, Нобусаду избрали сёгуном по всем правилам, Соглашения существуют, принцесса Иядзу существует, существуют Сандзиро, Андзё и гайдзины бьют тараном в наши ворота.

Он поежился. Мне нужно быть еще осторожнее. Отравление ядами – древнейшее искусство; днем ли, ночью, в воздухе может просвистеть стрела; за стенами замка сотни наемных убийц-ниндзя, готовых продать свое мастерство кому угодно. Да еще эти сиси. На все это должен быть какой-то ответ! В чем он заключается?

Морские птицы, кружившие, перекликаясь между собой, над городом и замком, нарушили мозаику его мыслей. Он пристально посмотрел в небо. Ничто не предвещало смены погоды или бури, хотя это был месяц перемен, когда прилетают большие ветра и вместе с ними зима. Зима будет тяжелой в этом году. Пусть не такой голодной, как три года назад, но урожай собрали бедный, даже беднее, чем прошлой осенью…

Погоди-ка! Что там говорил сегодня Андзё? Это еще напомнило мне о чем-то?

Он повернулся и знаком подозвал одного из своих телохранителей, чувствуя, как его охватывает возбуждение.

– Приведите сюда этого соглядатая, рыбака, как его имя? Ах да, Мисамото. Тайно и без промедления доставьте его в мои покои – он содержится в караульном помещении Восточной стражи.