Текст книги "Война Калибана"

Вокруг раздались восторженные крики. Пракс обнаружил, что худая женщина уже пожимает ему руку и улыбается, словно знакомится с новым сослуживцем. Поморгав, он улыбнулся в ответ, и тут Амос опустил лапу ему на плечо.

– Видал? Я ж тебе говорил! Ну, двигаем.

В коридоре было темнее, чем казалось по видео. Во льду кровеносными жилами протаяли тонкие канавки, но на них уже намерзла свежая корка. Дверь ничем не отличалась от сотни других, пройденных на пути сюда. Пракс сглотнул. У него разболелся живот. Хотелось закричать, позвать Мэй по имени и услышать ответ.

– Ну, – сказала у него в ухе Наоми, – замок я разблокировала. Открою, как только будете готовы.

– Что откладывать? – ответил ей Холден. – Открывай.

Клапан по кромке люка зашипел.

Дверь открылась.

Глава 15. Бобби

За три часа первой серьезной встречи марсиане и дипломаты ООН едва успели покончить с представлениями и перейти к повестке дня. Полный землянин в костюме, стоившем, пожалуй, дороже боевого скафандра Бобби, уныло гудел про пункты 1-11 раздела 14 подраздела «Д», в которых будут обсуждаться последствия недавнего обострения для расценок на поставки по существующим торговым соглашениям. Оглядевшись, Бобби убедилась, что остальные сидящие за длинным дубовым столом с живым вниманием слушают чтеца, и подавила воистину титаническую зевоту, раздиравшую рот.

Сама она развлекалась, стараясь угадать, кто здесь кто. Всех участников совещания назвали поименно, но ей эти фамилии ничего не говорили. Здесь каждый был помощником министра, замминистра или каким-нибудь директором. Попалось даже несколько генералов, но Бобби достаточно разбиралась в политическом механизме, чтобы понимать: военные здесь значат меньше всех.

Настоящая власть – у незаметных людей без громких титулов. Таких было несколько, в том числе – круглолицый мужчина с галстуком-шнурком, представленный как «секретарь чего-то там». Рядом с ним устроилась бабушка в ярком сари – желтая вспышка среди темно-коричневых, темно-синих и темно-серых костюмов. Она сидела и с загадочной полуулыбкой грызла фисташки. Бобби убила несколько минут, гадая, кто из них главный – луноликий со шнурком или бабуся.

Она подумывала налить себе стакан воды: хрустальные графины были равномерно расставлены по столу. Пить не хотелось, но пока переворачиваешь свой стакан, пока наливаешь, пока пьешь – пройдет еще пара минут. Оглядев стол, Бобби отметила, что никто воды не пьет. Может, дожидаются, пока кто-то другой начнет первым.

– Прервемся ненадолго, – сказал человек в угольно-сером костюме. – Через десять минут приступим к пункту пятнадцать.

Все поднялись и начали разбредаться по курительным и туалетам. Бабуся отнесла сумочку к крышке утилизатора и вытряхнула в люк шелуху от фисташек. Луноликий открыл терминал и с кем-то связался.

– Боже мой – Бобби потерла глаза ладонями так сильно, что увидела искры.

– Что-то не так, сержант? – Торссон, ухмыляясь, склонился к ней со своего места. – Гравитация утомляет?

– Нет, – ответила Бобби и передумала. – Вернее, да, но, главное, я готова ткнуть себя стилусом в глаз просто для разнообразия.

Торссон, кивнув, похлопал ее по руке. Последнее время он все чаще прибегал к этому жесту. Бобби такое покровительственное движение раздражало по-прежнему, но теперь к раздражению примешалось беспокойство: уж не нацелился ли Торссон пофлиртовать? Это было бы неловко.

Она убрала руку и склонилась к Торссону, заставив того обернуться и заглянуть ей прямо в глаза.

– Почему, – прошептала она, – никто и не вспоминает проклятого монстра? Разве не из-за него я…. мы все здесь?

– Вы еще не поняли порядка вещей. – Торссон отвернулся от нее и принялся играть со своим терминалом. – Политики никогда не спешат: уж очень высоки ставки, и никто не желает оказаться тем человеком, который все испортил.

Опустив терминал, он подмигнул Бобби:

– Здесь на кону карьеры!

– Карьеры…

Торссон только кивнул и снова занялся терминалом.

Карьеры!

На миг она вернулась в прошлое, когда лежала навзничь, уставившись в звездную бездну над Ганимедом. Ее люди погибли или продолжали гибнуть. Радио молчало, скафандр превратился в ледяной гроб. Она смотрела в лицо твари. Твари без скафандра. Кругом радиация и жесткий вакуум, на когтях монстра застыли красные хлопья крови. И никто здесь не желает этого обсуждать, опасаясь подпортить карьеру?

К черту!

Когда участники совещания потихоньку вернулись в зал и заняли места за столом, Бобби подняла руку. Она чувствовала себя немного смешной, как пятиклассница среди взрослых, но понятия не имела, как полагается задавать вопрос. Тот, кто зачитывал повестку, бросил на нее недовольный взгляд и перестал замечать. Торссон, дотянувшись под столом, больно сжал ей колено.

Бобби не опускала руки.

– Позвольте? – сказала она.

Сидящие за столом принялись оборачиваться, награждая ее все более недружелюбными взглядами, после чего демонстративно отводили глаза. Торссон все сильнее сжимал пальцы, пока Бобби, не вытерпев, не перехватила его запястье другой рукой. Она сжала так, что хрустнули кости и капитан, удивленно ахнув, отдернул руку. После чего развернул свой стул прямо к ней. Его глаза были круглыми, губы поджаты в прямую линию.

Та, в желтом сари, тронула за рукав чтеца повестки, и он немедля замолчал. «Ну вот и прояснилось: она главная», – решила Бобби.

– Лично я, – чуть извиняющимся тоном проговорила бабуся, – хотела бы услышать, что скажет нам сержант Драпер.

«Она запомнила мое имя, – отметила Бобби. – Интересно».

– Сержант? – обратилась к ней бабуся.

Бобби, не зная, правильно ли поступает, встала.

– Я просто удивилась, почему никто не говорит о монстре?

На лице бабуси вновь показалась загадочная улыбка. Все молчали, и это молчание словно плеснуло в кровь Бобби адреналина. Она почувствовала, как задрожали колени. Больше всего на свете хотелось сесть на место, только бы все забыли о ней и отвели взгляды.

Она сжала зубы и напрягла мышцы ног.

– Вы понимаете, о чем я? – продолжала она, не в силах совладать с голосом, который звучал все громче. – Тот монстр, что убил пятьдесят солдат на Ганимеде. Из-за которого мы все здесь.

В зале стало тихо. Торссон уставился на нее, словно на умалишенную. Может, она на самом деле сошла с ума. Старушка оправила свое желтое сари и ободряюще улыбнулась.

– Я хочу сказать, – говорила Бобби, комкая в руках листы повестки, – что, конечно, торговые соглашения, и права на воду, и кто кого поимеет в первый четверг после зимнего солнцестояния – это очень важно!..

Она замолчала, чтобы перевести дыхание: длинная тирада при высокой гравитации далась не так легко. Она понимала их взгляды. Взгляды говорили, что, если она сейчас же замолчит, эту маленькую неловкость забудут и вернутся к работе.

И ее карьера не сгорит синим пламенем.

Бобби сама удивилась, насколько ей было наплевать.

– Но, – вновь заговорила она, отбрасывая распечатанную повестку и заставляя отшатнуться, как от заразы, человека в коричневом костюме, – что насчет того долбаного монстра?

– Прошу прощения, леди и джентльмены. Сержант Драпер страдает от посттравматического стресса, – подскочил с места Торссон. – Ей нужна помощь.

Он схватил Бобби за локоть и вытащил из зала. В спину ей катилась нарастающая волна голосов. Остановившись в вестибюле, Торссон выждал, пока за ними закроется дверь.

– Вы– Он толкнул ее в кресло. В другое время худосочный офицер разведки и с места бы ее не сдвинул, но сейчас Бобби настолько обессилела, что просто рухнула на сиденье. – Вы– повторил он и обратился к кому-то через свой терминал: – Немедленно сюда!.. Вы – процедил он в третий раз, ткнув в Бобби пальцем, и заходил туда-сюда перед ее креслом.

Через несколько минут в вестибюль вбежал капитан Мартенс. И остановился как вкопанный, увидев съежившуюся в кресле Бобби и взбешенного Торссона.

– Это ваша вина, – начал Торссон и развернулся лицом к Бобби. – А вы, сержант, только что доказали, как ужасно я ошибся, взяв вас с собой. Ваша идиотская тирада свела на нет все преимущество, которое мы получали, выставив единственного свидетеля.

– Она… – попытался вклиниться Мартенс, но Торссон, ткнув пальцем ему в грудь, рявкнул:

– Вы уверяли, что управитесь с ней!

Мартенс ответил ему грустной улыбкой.

– Нет, не уверял. Я говорил, что смогу ей помочь, если мне дадут время.

– Не важно, – махнул на них рукой Торссон. – Вы оба ближайшим рейсом отправляетесь на Марс, где будете объясняться с дисциплинарной комиссией. А теперь прочь с моих глаз!

Развернувшись на каблуках, он вернулся в конференц-зал, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы протиснуться в щель боком.

Мартенс опустился в кресло рядом с Бобби и протяжно выдохнул.

– Ну, что случилось?

– Я погубила свою карьеру? – спросила она.

– Возможно. Как себя чувствуете?

– Чувствую, – повторила Бобби, поймав себя на том, что ей хочется высказаться перед Мартенсом, и проклиная себя за эту слабость. – Чувствую, что мне нужен воздух.

И, не дав ему возразить, Бобби встала и направилась к лифтам.

* * *

Комплекс ООН сам по себе был целым городом. Бобби добрый час искала выход наружу. Она призраком скользила сквозь энергичный управленческий хаос. Люди, обгонявшие ее в длинных коридорах, напористо втолковывали что-то друг другу или собственным терминалам. Бобби не довелось побывать в Олимпии, столице Марсианского Конгресса. Иногда она просматривала несколько минут совещаний по правительственному каналу – если обсуждалась важная для нее тема, – но в сравнении с активностью ООН там царила провинциальная тишина. Обитатели здешнего правительственного здания распоряжались тридцатью миллиардами граждан и сотнями миллионов колонистов. Четыре миллиарда населения Марса в сравнении с этим выглядели озером рядом с морем.

Марсиане в целом были убеждены, что земная цивилизация загнивает. Ленивые, отупевшие граждане жили на правительственные дотации. Жирные коррумпированные политиканы обогащались за счет колоний. Деградирующая инфраструктура тратила тридцать процентов мощности на утилизацию, не позволяющую землянам утонуть в собственном дерьме. На Марсе практически не было безработных. Все население прямо или косвенно участвовало в величайшем проекте человечества: в терраформировании планеты. Это давало каждому цель жизни и единую веру в будущее. Не то что земляне, живущие ожиданием очередной правительственной подачки и следующего визита в кафе или в торгово-развлекательный центр.

По крайней мере, так о них рассказывали. Сейчас Бобби засомневалась в правдивости рассказов.

То и дело обращаясь в разбросанные по всему зданию справочные, она наконец добралась до выхода. Скучающий охранник у дверей кивнул ей, и она оказалась снаружи.

Вне здания. Без скафандра.

Через пять секунд она цеплялась за дверь, предназначенную только для выхода, стремясь обратно под крышу. Охранник, сжалившись, открыл ей. Бобби ворвалась внутрь и, жадно дыша, упала на ближайшую скамеечку.

– В первый раз? – улыбнулся ей охранник.

Ответить Бобби не сумела, но кивнула ему.

– Марс или Луна?

– Марс, – чуть отдышавшись, ответила она.

– А, знаю эти дела. Купола, все такое. Люди, выросшие в куполах, просто малость паникуют. Астеры обделаться готовы от страха. Нет, буквально. Мы доставляем их домой под наркозом, чтобы не орали.

– Да, – согласилась Бобби. Болтовня охранника давала ей время прийти в себя. – Не шутка.

– Вас доставили, когда снаружи было темно?

– Ага.

– Внешников всегда ночью привозят. Помогает от агорафобии.

– Угу.

– Я пока оставлю дверь открытой на случай, если вам снова захочется вернуться.

Предположение, что она немедля предпримет вторую попытку, польстило Бобби, и она впервые как следует рассмотрела охранника. Малорослый, как все земляне, но кожа красивая, черная до синевы. И плотное, атлетическое сложение, и чудесные серые глаза. В его улыбке не было и намека на насмешку.

– Спасибо, – сказала она. – Я – Бобби. Бобби Драпер.

– Чак, – ответил землянин. – Смотрите под ноги, а потом медленно поднимите взгляд к горизонту. Но ни в коем случае не прямо перед собой.

– Думаю, теперь у меня получится, Чак, но все равно спасибо.

Чак бегло глянул на ее мундир и отсалютовал:

– Semper fi[18]18
  Всегда верны (лат.) – девиз морской пехоты США.


[Закрыть], сержант!

– Ур-ра – ухмыльнулась в ответ Бобби.

* * *

При второй попытке она последовала совету Чака: несколько минут смотрела в землю. Это помогло справиться с массивной перегрузкой каналов восприятия. Но только отчасти. Тысячи запахов, соревнуясь между собой, били ей в нос. Сочные ароматы почвы и растительности, знакомые по садовым куполам. Масло и горячий металл – как в производственных лабораториях. Озон от электродвигателей. Все это било враз, наслаивалось друг на друга, сливаясь в один невероятно экзотический запах. А звуки сливались в непрерывную какофонию. Разговоры, шум строительных машин, электрокаров, взлетающих трансорбитальных челноков – все одновременно. Неудивительно, что она запаниковала. Ведь этот поток – данные всего с двух органов чувств. А если добавить сюда невероятно синее небо, раскинувшееся без края…

Бобби постояла, закрыв глаза и старательно дыша, пока не услышала, что Чак закрыл за ней дверь. Теперь никуда не денешься. Оборачиваться и проситься назад – значит признать поражение. А парень явно послужил в десанте ООН, и ей совсем не хотелось выглядеть слабой в его глазах. Черт, да ни за что!

Когда нос и уши немного освоились с потоком впечатлений, Бобби открыла глаза, уставив их в бетон дорожки. И медленно подняла взгляд, пока не показался горизонт. Дорожка перед ней тянулась далеко по ухоженным газонам. Еще дальше поднималась серая стена, вероятно метров десяти в высоту, с равномерно расставленными сторожевыми башнями. Комплекс ООН удивительно строго охранялся. Бобби задумалась, удастся ли ей выйти.

Она напрасно беспокоилась. Едва она подошла к воротам во внешний мир, охранная система связалась с ее терминалом и убедилась, что имеет дело с VIP-персоной. Камера над постом еще за двадцать метров отсканировала ее лицо, сравнила со снимком в досье и удостоверила личность, так что, когда Бобби приблизилась, часовой четко отсалютовал и спросил, не нужен ли ей транспорт.

– Нет, хочу пройтись, – ответила она.

Часовой улыбнулся и пожелал хорошо провести день. Бобби пошла по улице, уводящей от комплекса, обернулась и увидела двух вооруженных телохранителей, державшихся на почтительном расстоянии. Пожав плечами, Бобби двинулась дальше. Если такая важная особа, как она, пострадает или заблудится, кое-кто рискует потерять работу.

За пределами территории ООН ее агорафобия ослабела. Здания вокруг образовывали стены из стали и бетона, изрезанный горизонт отодвинулся за пределы видимости. По улице с визгом пролетали маленькие электрокары, оставлявшие за собой запах озона.

И повсюду были люди. Пару раз Бобби ходила на марсианский «Стадион Армстронга» посмотреть на игру «Красных дьяволов». Стадион вмещал двадцать тысяч болельщиков. «Дьяволы» обычно оказывались внизу турнирной таблицы, поэтому трибуны на их матчах заполнялись не больше чем наполовину. И эта сравнительно скромная толпа была самым большим скоплением народа, какое довелось видеть Бобби до сего дня. Марс населяли миллиарды людей, но там не было пространств, позволяющих собрать их вместе. Бобби, остановившись на перекрестке и глядя в перспективу двух улиц, сказала себе, что все болельщики «Красных дьяволов» не создали бы такой толкотни на тротуарах. Она попробовала представить, сколько людей скрывалось в головокружительной высоты зданиях, и не смогла. Может быть, миллионы, считая только те дома и улицы, что она видела отсюда.

И если марсианская пропаганда не лжет, большая часть этих людей – безработные. Она попыталась представить, как это: если тебе не надо каждый день приходить на определенное место.

Земляне обнаружили, что, когда людям нечего делать, они делают детей. В конце двадцатого – начале двадцать первого веков был короткий период, когда население не слишком росло и как будто даже начинало сокращаться. Все больше женщин тогда получали высшее образование, начинали работать, и средний размер семьи уменьшался. Несколько десятилетий массовой безработицы положили этому конец.

Опять же этому ее учили в школе. Но здесь, на Земле, где еда росла сама по себе и воздух был всего лишь побочным продуктом жизнедеятельности растений, которые никто нарочно не сажал, где все необходимое для жизни просто валялось под ногами… вероятно, здесь и вправду человек может себе позволить ничего не делать? Работающие создают столько избыточного продукта, что легко способны прокормить остальных. Мир теперь делится не на богатых и бедных, а на занятых и бездеятельных.

Бобби увидела перед собой уличное кафе и села за столик. – Чем могу помочь? – обратилась к ней девушка с яркоголубыми волосами.

– А что у вас хорошего?

– Лучшего чая с соевым молоком, чем у нас, нигде не найдете.

– Попробую, – согласилась Бобби, которая не представляла себе чая с соевым молоком, зато любила обе составные части по отдельности и решила рискнуть.

Девушка с голубыми волосами отошла поболтать с таким же юным парнем за стойкой, пока тот готовил чай, а Бобби тем временем огляделась и заметила, что все, кто был занят работой, не старше этих ребят.

Когда подали чай, она обратилась к девушке:

– Вы не обидитесь, если я задам вопрос?

Девушка пожала плечами и ответила улыбкой.

– Все, кто здесь работают, одного возраста?

– Ну, более или менее. Надо же университетский срок отрабатывать?

– Я не местная, – призналась Бобби. – Не понимаю.

Девушка впервые хорошенько разглядела ее, заметила мундир и нашивки.

– Ух ты! С Марса, да? Я мечтаю там побывать.

– Да, там здорово. Но вы не объяснили мне насчет срока. – А на Марсе не так? – удивилась девушка. – Ну, кто поступает в университет, должен иметь не меньше года рабочего стажа. Чтобы доказать, что ему нравится работать. Понимаете, чтобы место в аудитории не занимали люди, которые потом все равно будут жить на базу.

– На базу?

– Ну, знаете, на базовом обеспечении.

– Кажется, понимаю, – сказала Бобби. – Базовое обеспечение – это деньги, на которые живут те, кто не работает. – Нет, не деньги, просто база. Деньги надо заработать.

– Спасибо, – кивнула Бобби и пригубила чаю. Голубоволосая девушка отбежала к другому столику. Чай оказался восхитительным.

В том, чтобы провести отбор прежде, чем тратить ресурсы на образование, она видела невеселый здравый смысл. Приказав своему терминалу оплатить счет – он вывел сумму, пересчитав на местный курс, – Бобби добавила щедрые чаевые для девушки, которая хотела от жизни не только базового пособия.

Бобби терзало множество вопросов. Интересно: и Марс ждет это же после терраформирования? Если марсианам не придется ежедневно бороться за жизнь, они станут вот такими? Что это за культура, в которой можно выбирать, хочешь ли ты внести свой вклад в жизнь человечества? Рабочее время и коллективный разум пятнадцати миллиардов человек система списывает как допустимые потери. При мысли об этом Бобби загрустила. Столько усилий – и все, чтобы жить вот так? Посылать детей на работу официантами, чтобы проверить, готовы ли они внести свой вклад. А остальных, кто не готов, оставлять жить на базовое пособие.

И еще одно стало ясно ей уже сейчас: все тренировки и упражнения, готовившие марсианских военных к полной гравитации, – фигня. Никогда Марс не побьет Землю на ее территории. Сбросьте солдата с полной выкладкой на любой городок – и жители легко забьют его камнями и палками.

Сквозь все терзания пробивалось чувство облегчения, словно она скинула ношу, которой прежде и не замечала. Торссон просто дурак. Нечего меряться с Землей, кто выше на стенку писает. Не стоит превращать Марс во вторую Землю, если после этого он станет вот таким.

Важно другое: узнать, кто выпустил ту тварь на Ганимеде.

Бобби сделала последний глоток и решила, что ей нужен транспорт.

Глава 16. Холден

За дверью начинался длинный коридор – на взгляд Холдена, неотличимый от остальных ганимедских коридоров: ледяные стены с влагоустойчивыми изолирующими пластинами, встроенная в эти пластины проводка, прорезиненные плитки под ногами, светодиодные лампы полного спектра, имитирующие солнечный свет в голубом небе Земли. Такое можно было увидеть где угодно.

– Мы не ошиблись дверью, Наоми?

– Та самая, за которую унесли Мэй на записи, – успокоила та.

– Ладно. – Холден припал на колено и знаком велел своему сборному войску поступить так же. Когда люди собрались вокруг него в неровный кружок, он сказал: – У нашей проводницы, Наоми, есть схема этого коридора, но не более того. Мы не представляем, где похитители, если они еще здесь.

Пракс хотел возразить, но Амос остановил его, опустив тяжелую ладонь на плечо.

– Так что нам, вероятно, придется оставлять за спиной множество перекрестков. Не нравится мне это.

– Да, – согласился Венделл, возглавлявший охранников «Пинквотера». – Мне тоже не нравится.

– Поэтому мы будем оставлять на каждом перекрестке часового, пока не разберемся, куда идти, – договорил Холден и обратился к Наоми: – Свяжи все их терминалы с нашим каналом. Наушники в уши, ребята. Режим радиомолчания: говорить только в ответ на мой вопрос – или уж на краю гибели.

– Роджер.

Подтверждение Венделла повторили все его люди.

– Когда мы поймем, чего ищем, я, если понадобится, вызову арьергард с перекрестков. Если не вызову, они остаются прикрывать отход на случай, если придется отступать.

Каждый в круге кивнул.

– Замечательно. Амос во главе. Венделл, прикрываешь нам задницы. Остальным растянуться по одному с интервалом метр, – сказал Холден и постучал по нагруднику Венделла. – Если все пройдет чисто, я для вас выторгую у АВП несколько кредитов – в придачу к бесплатному проезду.

– Как благородно – восхитилась охранница в дешевой броне и забила рожок в автомат.

– О’кей, идем. Амос, по карте Наоми до следующей герметичной переборки пятьдесят метров, за ней какой-то склад. Амос кивнул и закинул за плечо оружие – тяжелый дробовик-автомат с толстым магазином. Несколько запасных магазинов и гранат он подвесил к сбруе марсианского боевого скафандра и теперь позвякивал на ходу. Быстрым шагом Амос пошел по коридору. Холден оглянулся и с облегчением убедился, что пинквотерские держат темп и дистанцию. Хоть и наголодались, но свое дело ребята знали.

– Кэп, прямо перед переборкой отходит тоннель вправо, – предупредил Амос. Он уже опустился на одно колено и целил в неизвестный коридор.

На карте этого хода не было. Значит, с тех пор как в последний раз сверяли схему помещений, выкопали новый. Следовательно, вся их информация не так уж много стоит. Нехорошо.

– Понял, – отозвался Холден и махнул худой женщине. – Вы?..

– Паула, – ответила та.

– Паула, этот перекресток ваш. Постарайтесь стрелять только в ответ, но никого ни в коем случае не пропускайте. – Приказ понят, – ответила Паула и заняла позицию лицом в неизвестный коридор, взяв автомат на изготовку.

Амос, отцепив одну гранату, подал ей.

– На случай, если дерьмо попрет, – пояснил он. Паула кивнула и поудобнее устроилась у стены. Поняв намек, Амос двинулся к переборке.

– Наоми, – позвал Холден, считав номер двери и замка, – люк, э… двести двадцать три – В-шесть. Вскрой-ка его.

– Есть!

Через несколько секунд Холден услышал, как сработали запоры.

– По карте десять метров до следующего пересечения, – предупредил он и, оглядев пинквотеровских, наугад выбрал одного – пожилого и мрачного мужчину. – Когда дойдем – пост ваш.

Тот кивнул, и Холден махнул Амосу: «Приступай». Механик правой рукой взялся за ручку, а левой принялся отсчитывать, начиная от пяти. Холден стоял против двери, изготовив винтовку.

Когда счет дошел до одного, он глубоко вздохнул и в следующий момент бросился в распахнутую механиком дверь. Пусто.

Просто еще один коридор, тускло освещенный светодиодиками, не перегоревшими за те десятилетия, когда здесь никто не бывал. За много лет стекающие капли измороси покрыли стены слоем минерального осадка, тонкого, как паутина. Узор выглядел хрупким и нежным, но это был камень, и Холдену почему-то вспомнились кладбища.

Амос уже продвигался к пересечению коридоров и следующему люку. Холден следовал за ним, отведя ствол вправо, чтобы мгновенно можно было взять под прицел боковой тоннель. За последний год этот рефлекс – прикрываться со всех возможных направлений атаки – был отработан до автоматизма.

Год полицейской работы.

Наоми сказала: «Это не ты». Он отслужил во флоте, так и не повидав настоящего сражения хотя бы из уютной боевой рубки. На «Кентербери», таскавшем ледяные глыбы от Сатурна к Поясу, все сцены насилия сводились к потасовкам надравшихся от скуки водовозов. Тогда он играл роль миротворца и всегда находил средство остудить горячие головы. Когда в людях разгорались страсти, он гасил их шуткой или просто целую вахту слушал чьи-то излияния, позволяя человеку спустить пар.

А новый Холден сперва тянулся за оружием, потом начинал разговаривать. Пожалуй, Наоми была права. Сколько кораблей он спалил за год, прошедший после Эроса? Дюжину, если не больше. Холден утешал себя мыслью, что все это были плохие люди. Самая мерзкая порода стервятников, воспользовавшаяся для охоты военным хаосом и отходом флота Коалиции. Это были те, кто обдерет с твоего корабля все ценные части, захватит запасы воздуха и оставит тебя дрейфовать, умирающим от удушья. Расстреливая пиратский корабль, он, возможно, спасал десятки невинных судов и жизней. Но при этом что-то терял и порой ощущал потерю. Изредка, например, когда Наоми говорила: «Это не ты».

Если они обнаружат секретную базу, куда забрали Мэй, выручать девочку, по всей вероятности, придется с боем. Холден поискал в себе тревожные предчувствия в надежде, что насилие все еще пугает его.

– Кэп, ты в порядке?

Амос пристально уставился на капитана.

– Да, – вздохнул Холден, – просто пора менять работу. – Сейчас не самое подходящее время, кэп.

– Справедливо, – признал Холден и махнул выбранному заранее пожилому охраннику. – Этот перекресток ваш. Инструкции прежние. Держите его, пока я вас не вызову.

Пожилой пожал плечами и обратился к Амосу:

– А мне гранату не дашь?

– Не-а, – протянул механик. – Ты не такой хорошенький, как Паула.

Он снова отсчитал на пальцах от пяти до нуля, и Холден прежним порядком ворвался в открытый люк.

Он настроился на очередной унылый коридор, а попал в широкое пространство. По залу были в беспорядке расставлены несколько столов, у стен осталось пыльное оборудование. Тяжелая 3D! копировальная установка, пустая и полуразобранная, несколько легких промышленных уолдо[19]19
  Уолдо – автомат с дистанционным управлением.


[Закрыть], шкафчик автоматической доставки из тех, что легко пристраиваются под столом в лаборатории или медотсеке. Каменная паутина покрывала стены, но не затронула коробки и аппаратуру. В углу стоял двухметровый стеклянный куб, на одном из столов – груда то ли простыней, то ли пеленок. В дальнем конце помещения виднелся еще один запертый люк.

Кивнув на брошенное оборудование, Холден обратился к Венделлу:

– Проверь, нет ли точки доступа в сеть. Если найдешь, подключи вот это.

Он подал охраннику наспех сварганенный Наоми сетевой мост.

Амос велел двоим из оставшихся пинквотерцев охранять люк, а сам вернулся к Холдену и дулом указал на стеклянный ящик.

– Хватило бы места на пару ребятишек, – сказал он. – Как думаешь, их здесь и держали?

– Возможно, – ответил Холден, подходя поближе. – Пракс, вы не могли бы… – Он осекся, обнаружив, что ботаник стоит над кучей тряпья на столе. Только теперь восприятие сдвинулось: она перестала походить на груду тряпья, а показалась прикрытым тканью маленьким телом. Пракс стоял над ним, то протягивая, то отдергивая руку. Его трясло.

– Это… это… – проговорил он, ни к кому не обращаясь и продолжая двигать рукой.

Холден повернулся к Амосу и взглядом указал тому на Пракса. Рослый механик подошел, взял ботаника за плечо.

– Дай-ка мы посмотрим, ладно?

Холден позволил Амосу отвести Пракса от стола и только потом подошел сам. Когда он взялся за край простыни, Пракс резко втянул воздух, словно для крика. Холден сдвинулся так, чтобы закрыть стол собой.

Под простыней лежал маленький мальчик. Тощенький, с копной непокорных черных волос, темнокожий. И в яркой одежке: желтые брючки и зеленая рубашка с веселыми крокодильчиками и маргаритками. Холден не понимал, что его убило.

Услышав за спиной шум, он обернулся. Пракс, побагровев, рвался из рук Амоса к столу. Механик обхватил его одной рукой, то ли держа в борцовском захвате, то ли обнимая.

– Это не она, – сказал Холден. – Ребенок, но не она. Мальчик. Лет четырех; может, пяти.

Услышав его, Амос выпустил Пракса. Ботаник кинулся к столу, отодвинул простыню и коротко вскрикнул.

– Это Като, – заговорил он чуть погодя, – я его знал. Его отец…

– Это не Мэй, – повторил Холден, придержав Пракса за плечо, – значит, ее нужно искать.

Пракс сбросил его ладонь.

– Это не Мэй, – настойчиво внушал Холден.

– Но ведь здесь был Стрикланд, – забормотал Пракс, – он же их врач; я думал, раз он с ними, им ничего…

Холден промолчал. Он думал о том же. Если умер один ребенок, могли умереть и остальные.

– Мне казалось, это значит, они сохранят детям жизнь, – продолжал Пракс, – а они дали Като умереть. Просто дали умереть и прикрыли простыней. Басиа, как мне жаль…

Холден сгреб его за плечи и развернул к себе. Так, как в его представлении делали копы.

– Это, – сказал он, указывая на стол, – не Мэй. Ты хочешь ее найти? Тогда нам надо двигаться.

В глазах у Пракса стояли слезы, грудь вздрагивала от немых рыданий, однако он кивнул и отошел от стола. Амос с непроницаемым лицом рассматривал его. Явилась непрошеная мысль: «Надеюсь, мы не ошиблись, взяв Пракса».

– Наоми, ты здесь? – спросил Холден, снова прикрывая простыней мертвого мальчика.

– Здесь-здесь, – рассеянно, словно занимаясь обработкой входящих данных, отозвалась она. – Передачи в этом узле зашифрованы. Пошлю на обработку «Лунатику», хотя он далеко не такой умница, как «Роси». Потребуется время.

– Работай, – сказал Холден и дал знак Амосу. – Но если в сети есть сигналы, значит кто-то еще здесь.

– Подожди минутку, – сказала Наоми, – может быть, я смогу открыть для тебя камеры наблюдения и дать более свежий план помещений.

– Пошли, как только сумеешь, но ждать мы не будем.

Амос бочком придвинулся к Холдену и постучал в окошко шлема. Пракс в одиночестве стоял у стеклянного куба, вглядываясь внутрь, словно видел в нем что-то. Холден ждал, что Амос заговорит о нем, но механик его удивил.

– Ты за температурой следил, кэп?

– Угу, – ответил Холден. – Сколько раз запрашивал, ответ один: «Адский холод».