Текст книги "Гнев Тиамат"

«Подходящая метафора для чего-то», – заметил голос Джима, и Наоми рассмеялась его шутке.

Стареть означает отказываться от всего неважного. И больше ценить то важное, что осталось.

Она отцепила эспандеры и принялась переставлять их для разработки спины, когда прозвучал предупреждающий сигнал: монитор над койкой и ручной терминал звякнули одновременно. Закончит потом. На мониторе висело единственное уведомление. «Кама» принял шифровку с ее удостоверяющей подписью. В глубинах под эклиптикой Оберона лопнула бутылка, выплеснула наружу свое содержимое. Наоми вытащила копию из буфера корабля и поставила свою систему на поиск разночтений. Что-то наверняка потерялось. Обычно теряется. Но она всегда предусматривала в сообщении повторы и метки. Сделать его нечитаемым могло только страшное невезение или мощнейший выброс радиации. Наоми проверяла лишь потому, что так полагалось.

Все файлы и сообщения копии соответствовали оригиналу. Окончательный вердикт системы сопровождался щелчком: словно кто-то прищелкнул пальцами. «Безвозвратных потерь нет».

Итак, дело сделано. Еще один аналитический доклад и новый набор приказов и рекомендаций гуляет на свободе. Наоми, конечно, уже работала над следующим. И все равно наслаждалась чувством завершенного дела.

Она переключилась на новости, вычищая непомеченные копии из локалки своей койки и восстанавливая их, словно черпала чашкой из неиссякаемого источника. Стукнув пальцем по экрану, она прочитала отобранное для нее системой. На миноритарных выборах Санаанга неожиданно прошел второразрядный кандидат – это из ее рекомендаций в предпоследней бутылке. Программная ферма на Марсе вступила в партнерство со станцией Медина для разработки новой инфраструктуры безопасности – это она считала нежелательным, но отметила в своем списке приемлемых потерь. В системе Сол сработал сигнал тревоги. Новость удостоили красного флажка, подробностей не сообщали.

Только Наоми и так знала, что это было. Война Бобби.

Та, что велась оружием.

Где-то там, так далеко, что даже свет шел часами, Бобби с Алексом рисковали собой. А она ничего не могла сделать. Наоми захлестнула досада. Или до нее дошло наконец то, что было известно с самого начала.

Она выбрала свое место. Она выбирала его, участвуя в разработке игры в наперстки, в которую теперь играла. У нее были десятки возможностей сотрудничества с подпольем. Тысячи способов жить без него. Она здесь потому, что сама так решила. Контейнер был не тюрьмой, а убежищем отшельницы. Здесь она могла переждать, пока уляжется муть в душе и очистится разум.

Тогда план представлялся удачным. И он как будто сработал. Сейчас, занеся палец над сообщением о тревоге, она поняла, что это средство больше не действует. И ткнула в экран с такой силой, будто давила насекомое. Аналитика за спиной по-прежнему бодро высвечивала: «Безвозвратных потерь нет».

– Похоже на метафору, – сказала она и представила себе смешок стоявшего рядом Джима. Они всегда любили перебрасываться одной и той же шуткой.

Миг спустя у нее вырвалось:

– Проклятье, как бы мне выбраться из чертова ящика!

Глава 9
Тереза

Кэрри Фиск возглавляла Ассоциацию Миров. И Тереза знала, что дозволение завтракать с ее отцом – показатель важности этого поста. Тереза сидела за столиком рядом с отцом, а Фиск напротив, и, слушая их разговор, Тереза чувствовала себя зрителем теннисного матча.

– Торговый договор между Обероном и группой пяти миров дает реальные преимущества, – объясняла Фиск. – Сосредоточившись на немногих системах, мы ускоряем прогресс. Оберон или Бара Гаон помогут вывести на самообеспечение еще три-пять систем за срок от семи до десяти лет, а потом каждая из них обзаведется своими клиентами. Рост в геометрической прогрессии поднимет все системы скорее, чем равное внимание каждой отдельной колонии.

Отец медленно кивнул. Тереза знала этот жест. Отец бросил взгляд на нее, приподнял бровь. Приглашал в соучастники. Тереза уловила, как поежилась Фиск. Эта женщина так заискивала перед отцом, что неловко было смотреть. Тереза пожала плечами. Чуть заметное, на миллиметр, движение означало: «Хочешь, чтобы спросила я?» Отец кивнул.

– А как же коррупция? – спросила Тереза.

Фиск рассмеялась:

– Репутация Оберона бежит впереди него! Губернатор Риттенер заверил меня, что все под контролем. Было несколько подгнивших яблок, но в неуправляемой колонии этого следовало ожидать. Теперь, под надзором Лаконии, с ними разобрались.

Тереза, кивнув, откинулась назад, ожидая реакции отца. Он не спешил. Тереза зачерпнула еще яичницы. Подобрала кусочком хлеба жидкий, как она любила, желток. Келли – личный лакей отца – принес Фиск еще кофе. Когда отец вздохнул, в глазах Фиск явственно отразилась безнадежность. Всего лишь мелькнула – она сразу ее спрятала, но Тереза успела заметить.

– Идея хороша, – сказал отец, – однако я не уверен, правильно ли вы выбрали планеты. Дайте мне время пересмотреть проект – вернемся к нему на следующей неделе.

– Да, сэр, – отозвалась Фиск. – Разумеется.

После совещания за завтраком Фиск ушла, а Тереза осталась. Когда Келли убрал посуду, отец поднялся и, потянувшись, обратился к ней:

– Что ты заметила?

– Она нервничала.

– Как всегда, – возразил отец. – Я отчасти за это ее и выбрал. Когда люди чувствуют себя слишком свободно, они отбиваются от рук. Разбалтываются. Что еще?

– Она ожидала замечания о коррупции. И сосредоточилась на Обероне, чтобы уйти от вопроса, по какому признаку отбирались эти пять миров.

– Пыталась что-то скрыть?

– Не думаю, – сказала Тереза. – По-моему, зная о дурной репутации Оберона, просто коснулась напрашивающейся темы. Когда ты переключился на выбор миров, она… вздохнула с облегчением?

– Согласен. Хорошо. Это было любопытно. У меня военный совет с Трехо по системе Сол. Хочешь посмотреть?

Она не хотела. Сегодня предстояло занятие со сверстниками, а значит, встреча с Коннором. Ей бы хотелось выбраться к Тимоти, поиграть с Ондатрой, побыть с отцом, но больше всего – пойти в класс. Она стыдилась этого желания. Нельзя, чтобы отец почувствовал, что не слишком важен для нее, – особенно когда в этом есть доля истины…

– Если хочешь, – сказала она, добившись, чтобы голос звучал радостно и беззаботно.

Он поцокал языком и взъерошил ей волосы.

– Не обязательно. Можешь позаниматься с полковником Иличем. Если у Трехо есть что-то существенное, я дам тебе знать.

– Хорошо, – сказала она. И, почувствовав, что он знает все ее мысли, добавила: – Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – ответил отец и отпустил ее взмахом руки.

* * *

Едва шагнув в класс, она поняла: что-то случилось. Обычно все распределялись компаниями, устроившись на диванах и в креслах в общей комнате, и вели сразу полдюжины разговоров. Терезу, когда она входила, замечали, но не старались спрятать обращенные к ней взгляды. Сегодня все жались к стенам и колоннам, как зверушки при появлении хищника. Коннор стоял один, хмурясь в свой наладонник, словно тот его чем-то оскорбил и парень с трудом сдерживал чувства. Остальные дружно взглянули на Терезу и отвели глаза, а Коннор не замечал ее так старательно, что это выглядело неестественно.

– Я сейчас вернусь, – сказал полковник Илич, тронув ее за плечо. – Нужно кое-что сделать до начала.

Тереза кивнула, отпуская его. Ее внимание привлекла Мьюриэль Купер. На год старше Терезы, с тускло-коричневыми волосами и щербинкой между зубов, она была талантливой художницей, так что рисовать лица во всех крупных школьных проектах доставалось ей. Сейчас, подходя к Терезе, она чуть ли не дрожала. Девочке вспомнилась Кэрри Фиск.

– Тереза, – сказала Мьюриэль. – Можно мне… можно с тобой минутку поговорить?

Терезе стало по-настоящему страшно, однако она кивнула. Мьюриэль сделала пару шагов к двери во двор, потом остановилась и оглянулась, как оглядывалась иногда Ондатра, проверяя, идет ли за ней хозяйка. Во дворе Мьюриэль сложила руки на животе в позе слушающего выговор ребенка. Терезе захотелось взять ее руки и вернуть их на место, заставить ее вести себя как обычно. От Мьюриэль тянуло тревогой, как жаром от огня, и Терезе тоже стало тревожно.

– Что такое? – спросила она.

Мьюриэль облизнула губы, глубоко вздохнула и подняла глаза, встретившись взглядом с Терезой.

– На прошлой неделе в школе ходили в поход, мы все ходили. С ночевкой, и наша компания улизнула к воде, когда полагалось спать, и тогда Коннор меня поцеловал.

Тереза что-то почувствовала. Что, она не знала, но чувство зародилось в животе, сразу под пупком, и так глубоко, что наверняка это было не мышечное ощущение. Выводы валились на нее друг за другом, как костяшки домино. Коннор поцеловал Мьюриэль. Нет, больше того, Коннору захотелось поцеловать Мьюриэль. Нет, еще больше того, Мьюриэль знала, что Терезе это не все равно.

А значит, знали все.

О господи, значит, и Коннор знал!

– Я могу с ним порвать, – сказала Мьюриэль. – Если хочешь.

– Не мое дело, чем вы занимаетесь, – ответила Тереза. – Если вам с Коннором вздумалось целоваться в лесу, меня это не касается.

– Спасибо тебе, – выговорила Мьюриэль и чуть ли не вприпрыжку вернулась в общую комнату.

Тереза направилась следом, думая только о том, чтобы происходящее с ее телом не отразилось на лице. Одновременно с ней вошел, тепло улыбаясь, полковник Илич. Под мышкой он нес черно-белый мяч размером с отрубленную голову.

– Сегодня, – обратился он ко всем, – мы будем изучать новые футбольные приемы. Восточный луг после дождя немножко размок, так что, если прекрасные дамы и господа соблаговолят проследовать за мной в спортивный зал, можете переодеться в более подходящие наряды.

Середина дня была заполнена гулкими выкриками и жжением в икрах и спине. Тереза слишком сильно била по мячу, больше промахивалась, чем попадала, и постоянно ощущала на себе внимание класса. Внимание Мьюриэль. И Коннора. И даже полковник Илич заметил, что ей не до игры, но, не считая мягкого вопроса о самочувствии, ничего не сказал. Когда настало время принимать душ и переодеваться в обычную одежду, Тереза не пошла в раздевалку с остальными. У нее было собственное помещение. Они ей больше не нужны. Никто.

Уходя, она оглянулась посмотреть, подошел ли Коннор к Мьюриэль. Держатся ли они за руки? Целуются ли? Но ничего подобного не было – Коннор стоял у стального питьевого фонтанчика с Халидом Марксом, а Мьюриэль изображала, что умерла от усталости, и Аннеке Доуби с Майклом Ли тащили ее за руки и за ноги. Тереза думала, что от этого ей должно полегчать, но не тут-то было.

В одиночестве она дала волю слезам. И выбранила себя за глупость. Коннор не представлял собой ничего особенного: просто мальчик, о котором она думала больше, чем о других. Она никогда с ним не целовалась и не собиралась держаться за руки. До сегодняшнего дня она была уверена, что он ничего не замечает. Что никто не замечает. Только вот он выбрался из палатки с проклятущей Мьюриэль Купер. Как это инструктор похода допустил такое? А если бы они утонули или местные звери приняли бы их за добычу? Инструктор проявил некомпетентность. Вот в чем дело. Вот почему – хотя в это верилось с трудом – почему она всхлипывала и хлюпала носом.

Ондатра сунула мокрый нос ей под мышку, толкнула. В глазах старой собаки ясно читалась забота. Она неуверенно вильнула пушистым хвостом.

– Я дура, – сказала Тереза, и ей самой голос показался измученным. – Просто я дура.

Ондатра, скорее кашлянув, чем взлаяв, вскинула передние лапы. Недвусмысленное приглашение. «Забудь об этом, давай играть!» Тереза бросилась на кровать в надежде заснуть или, как в кино, сбежать прямо с кровати в другое измерение, о котором никто никогда не слышал.

Ондатра снова кашлянула. И гавкнула.

– Ладно, – сказала ей Тереза. – Дай только переоденусь, чтоб не вонять потом. Тупая псина.

Ондатра усердней завиляла хвостом. Теперь уже от души.

Утренние облака разошлись, но земля еще не просохла после дождя. С круговоротом воды приходилось мучиться всем мирам империи. Везде случались ливни и грязные лужи. Тереза шла по обставленным колоннами дорожкам, стараясь уйти подальше от людных мест. Ей не нужна была компания – хватало собаки и жалости к себе.

Она задумалась, можно ли что-то изменить. Если бы она сказала Мьюриэль: да, ты должна порвать с Коннором. Так можно было. И сейчас еще не совсем поздно. Или пойти к полковнику Иличу, сказать, что ей стало неловко в обществе Мьюриэль, что эта девочка портит ей общение со сверстниками. И даже попросить, чтобы Коннор больше времени проводил в здании государственного совета, если ей захочется его видеть – а ей вот как раз хочется.

Но всем станет известно, что это она устроила, а так не годится. И она просто шла по серовато-зеленым садам, оглядывала низкие зеленые склоны гор за территорией и мечтала сбежать, или умереть, или обратить время вспять.

Ондатра насторожилась, наставила вислые уши вперед. Гавкнула раз, как бы в волнении, и бросилась бежать, слишком быстро для своих старых истертых ног. Как ни грустно было Терезе, она рассмеялась.

– Ондатра! – позвала она, но собака в увлечении не послушалась. Ее пышный виляющий хвост скрылся за изгородью из завезенной с Земли сирени, и Тереза рысцой побежала следом.

Она думала, что Ондатра вспугнула шнырка, пепельного кота или еще какого зверька, забравшегося на территорию. Так иногда случалось, хотя есть местных животных собаке не стоило – ее от них тошнило. Еще Тереза всегда опасалась, что рано или поздно сюда залезет крупный местный хищник. Но, обойдя изгородь, она увидела рядом с Ондатрой человека: он сидел на траве и смотрел вдаль. Седеющие короткие волосы. Лаконский мундир без знаков различия. Дружелюбная пустая улыбка.

Джеймс Холден, и Ондатра уже растянулась рядом с ним, напрашиваясь на ласку. Тереза встала как вкопанная. Холден лениво протянул руку, почесал собаке живот. Ондатра вскочила и залаяла на Терезу: «Иди же сюда!» Ноги почти без участия ее воли понесли девочку к самому прославленному пленнику империи.

Она не любила Холдена. Не доверяла ему. Но когда им случалось разговаривать, он держался вежливо и без угрозы. В его манере даже сквозил неуловимый философский юмор, помогавший отвечать ему такой же вежливостью.

– Привет, – поздоровался он, не поднимая головы.

– Здравствуйте.

– Знаешь, странное дело, – начал он. – Дождь пахнет так же, а вот мокрая земля – иначе.

Тереза промолчала. Ондатра переводила взгляд с пленника на нее и обратно, словно с нетерпением чего-то ждала. Помедлив немного, Холден продолжил:

– Я вырос на Земле. Когда мне было столько лет, сколько тебе – тебе ведь четырнадцать? – я жил на ранчо в Монтане с восемью родителями и множеством животных. Дождь там пах так же. Думаю, это от озона. Знаешь, от электрических разрядов? А вот от земли после дождей шел такой глубокий запах. Как… даже не знаю. Хорошо пахло. А здесь запах мятный. Странно.

– Я это уже проходила, – сказала Тереза, как будто оправдываясь. – Влажная земля всегда так пахнет. Это споры актиномицетов.

– Не знал, – сказал Холден. – Хороший запах. Я по нему скучаю.

– Это моя собака. – Намек «Так что оставь ее в покое» прошел у него мимо ушей.

– Ондатра, – кивнул Холден, и та застучала хвостом, радуясь, что ее приняли в беседу. – Любопытное имя. Это ты ее так назвала?

– Да, – сказала Тереза.

– А настоящую ондатру когда-нибудь видела?

– Нет, конечно.

– Тогда почему выбрала такое имя?

Он расспрашивал на удивление открыто, можно сказать, простодушно. Как будто взрослой была она, а ребенком он.

– В комиксе, который читал мне отец, был такой персонаж.

– А, ондатра?

– Вроде бы, – сказала Тереза.

– Ну вот, – произнес Холден. – Загадка решена. Знаешь, тебе не надо меня бояться. Она вот не боится.

Тереза переступила с ноги на ногу. Земля была очень влажной и – он прав – пахла мятой. В голову Терезе пришли полдюжины возможных реакций, от развернуться и уйти до сказать: «Что за глупости, я вовсе не боюсь». Если бы не засевший в ней стыд и гнев, она бы, наверное, отшутилась. Но так уж вышло, что она не прочь была ввязаться в ссору, а он дал ей повод. Она считала его одним из немногих, кого можно безопасно куснуть.

– Вы террорист, – сказала она. – Вы убивали людей.

На лице его что-то мелькнуло, так быстро, что она не успела распознать, и он тут же снова улыбнулся.

– Да, было дело. Но теперь нет.

– Не понимаю, зачем мой отец вас держит в плену, – сказала она.

– О, на это я знаю ответ. Я у него вместо выученного танцевать медведя, – объяснил Холден и растянулся на траве, глядя в небо. Высокие белые облака в синеве и сверкающие точки строительных платформ еще выше. Тереза разгадала его игру. Он втягивал ее в разговор. Дождь, почва, откуда у Ондатры такое имя… Теперь загадочные слова про танцующего медведя. Все это были приглашения к беседе, но принимать ли их, зависело только от нее.

– Медведи танцуют? – спросила она.

– В обычае древних королей было держать при дворе опасных животных. Львов. Пантер. Медведей. Их обучали разным штукам или, по крайней мере, не позволяли есть всех гостей подряд. Так демонстрируют власть. Всем известно, что медведь – убийца, а для могущественного короля он просто игрушка. Если бы Дуарте держал меня в клетке, народ мог бы решить, что он меня боится. Что я, если вырвусь на свободу, могу представлять угрозу. А позволяя мне бродить как бы на свободе, он показывает всем посетителям дворца, что вырвал мне клыки.

В его словах совсем не слышалось злобы. И обиды.

Скорее уж, в них была улыбка.

– У вас намокнет спина от травы.

– Знаю.

Молчание затянулось и как будто подтолкнуло ее.

– Сколько человек вы убили?

– Смотря как считать. Я старался никого не убивать без необходимости. Видишь какое дело: я все-таки в тюрьме. Уверен, сейчас не меньше двух искусных снайперов готовы вышибить мне мозги, если я тебя обижу. Так что я не только не хочу причинять тебе вред, я буквально не могу, даже если бы захотел. Вот в чем штука с танцующим медведем. Он – самое безопасное создание во дворце, потому что все помнят, как он опасен. Но опаснее всего всегда тот, кому ты доверяешь. Королей и принцесс куда чаще травили друзья, чем съедали медведи.

У нее звякнул наладонник. Полковник Илич хотел поговорить. Она ответила подтверждением, но связь не включила. Холден усмехнулся.

– Долг зовет?

Тереза, не отвечая, хлопнула себя по бедру. Ондатра вскочила, потрусила к ней – псине было все равно, уходить или оставаться. Тереза повернула обратно к зданию.

В голосе окликнувшего ее Холдена звенело напряжение. Как будто он пытался вложить в слова больше, чем в них умещалось.

– Если тебе тревожно, посмотри на меня.

Она оглянулась. Он приподнялся с земли. Как она и предупреждала, спина потемнела от влаги, но его это как будто не заботило.

– За мной наблюдают все время, – сказал он. – Даже когда наблюдателей не видно. Посмотри на меня.

Она нахмурилась, бросила: «Ладно» – и ушла.

Возвращаясь к себе и к полковнику вместе с пыхтевшей рядом Ондатрой, Тереза пыталась разобраться в своих чувствах. Память о Конноре и Мьюриэль еще жгла ее, и стыд за себя тоже. Но все это немного отступило перед непонятным чувством, которое, кажется, было как-то связано с тем, что Ондатра любила натыкаться на Холдена, а она нет.

Полковника Илича она нашла в общей комнате. Без учеников кресла и диванчики смотрелись совсем иначе. Даже стены как бы расступились, оставив между собой чуть больше пустоты. Шаги отдавались эхом, и когти Ондатры гулко цокали по плитке пола. Илич что-то делал на своем наладоннике, но, когда Тереза вошла, сразу встал.

– Спасибо, – сказал он. – Надеюсь, я ни от чего тебя не оторвал?

– Я просто гуляла, – ответила она. – Ничего важного.

– Вот и хорошо. Твой отец просил меня узнать, не занята ли ты.

– Что-то произошло?

– Пиратство в системе Сол, – ответил Илич. И, помолчав, добавил: – Пиратство, требующее особых мер по обеспечению безопасности. Возможно, ответить придется несимметрично.

– Пропало что-то существенное?

– Да. Но, пока ты не ушла к отцу… – Лицо Илича смягчилось. На нем на миг мелькнуло то же выражение, какое Тереза подметила у Джеймса Холдена. Жутковатое чувство. – Не хотелось бы лезть не в свое дело, но мне показалось, что сегодняшнее занятие со сверстниками тебя растревожило.

Вот и самое подходящее время. Как раз можно сказать, что ей стало неловко с Мьюриэль и не хотелось бы снова видеть эту девочку в здании. Или что ей хочется пойти со школой в следующий поход. Чтобы и ей можно было выбраться украдкой из палатки и целоваться с мальчиком у воды. Она даже ощутила слова у себя на языке – твердые и плотные, как леденец. Но ведь Илич и так знает. Уже знает.

«Опаснее всего тот, кому ты доверяешь».

– Тереза, – напомнил о себе Илич. – Что-то не так?

– Нет, – сказала она. – Все в порядке.