Текст книги "Тим Талер, или Проданный смех"

3. ВЫИГРЫШ И ПРОИГРЫШ

Когда наступило долгожданное воскресенье, Тим знал уже с самого утра, что после обеда пойдёт на скачки. Не успели старинные часы в гостиной пробить три раза, как он потихоньку выскользнул за дверь, выковырял из щели в стене соседнего дома свою монету и со всех ног помчался на ипподром.

У входа он с разбегу налетел на какого-то человека, и человек этот оказался не кем иным, как господином в клетчатом.

– Оп-ля! – воскликнул господин в клетчатом. – Ты, я вижу, еле дождался!

– Ой, извините, пожалуйста! – запыхавшись, пробормотал Тим.

– Ничего, малыш! А я тебя тут как раз дожидаюсь. Вот получи-ка квитанцию. Пять марок не потерял?

Тим отрицательно покачал головой и достал из кармана монету.

– Молодец! Тогда иди к окошку. Если выиграешь, подожди меня потом здесь у входа. Я хочу с тобой кое о чём побеседовать.

– Хорошо!

Тим снова поставил на ту лошадь, имя которой написал в квитанции незнакомец, и, когда скачки кончились, оказалось, что он, как и в прошлое воскресенье, выиграл целую кучу денег.

На этот раз он быстро отошёл от кассы, никому не показав своего выигрыша. Ассигнации он засунул во внутренний карман куртки и, стараясь придать своему лицу выражение полного равнодушия, поспешно покинул ипподром через дырку в заборе. Ему не хотелось встречаться с господином в клетчатом: при виде этого человека ему всякий раз становилось как-то не по себе. И потом, ведь незнакомец сам подарил ему квитанцию и деньги. Значит, Тим ничего ему не должен.

Позади ипподрома за забором расстилался луг, и на нём росло несколько высоких дубов. Тим лёг на траву под самым большим дубом и стал думать о том, что ему делать со своим богатством. Хорошо бы оно помогло ему подружиться со всеми – с мачехой, и с братом, и с учителем, и с товарищами по школе. А отцу он поставит мраморную плиту на могилу, и на ней будет надпись золотыми буквами: «От твоего сына Тима, который никогда тебя не забудет».

Если останутся деньги, Тим купит себе самокат, как у сына булочника, – с гудком и надувными шинами.

Он всё грезил и грезил наяву, пока наконец не уснул.

О господине в клетчатом Тим так больше ни разу и не вспомнил. Если бы он увидел его сейчас, то наверняка бы очень удивился: странный незнакомец беседовал с тремя жуликами, которые в прошлое воскресенье угощали Тима лимонадом.

Но, к счастью или, вернее, к несчастью, Тим этого не видел. Он спал.

Его разбудил резкий голос – голос господина в клетчатом. Он стоял здесь, под дубом, рядом с Тимом. Глядя на Тима в упор, он спросил не слишком приветливо:

– Ну что, выспался?

Тим кивнул, ещё не совсем проснувшись, приподнялся и на всякий случай ощупал снаружи внутренний карман своей куртки. Карман показался ему странно пустым. Тим быстро сунул в него руку и вдруг окончательно проснулся: карман и в самом деле был пуст – деньги исчезли.

Господин в клетчатом насмешливо прищурился.

– А де-де-деньги у вас? – запинаясь, пробормотал Тим.

– Ну нет, соня! Деньги у одного из троих мошенников, с которыми ты кутил в прошлое воскресенье. Он тебя выследил. Видно, такая уж у меня судьба: всегда я прихожу слишком поздно! Только он меня завидел, сразу пустился наутёк. Так-то мне и удалось тебя обнаружить.

– В какую сторону он побежал? Надо позвать полицию!

– Не очень-то я уважаю этих голубчиков… – Незнакомец поморщился. – На мой вкус, они слишком плохо воспитаны. А жулик всё равно уже за тридевять земель. Ну, а теперь вставай-ка, братец, да отправляйся домой. В следующее воскресенье придёшь опять!

– Я, наверное, больше не приду, – сказал Тим. – Так не бывает, чтобы всё везло да везло. Это мне отец говорил.

– Счастье и беда всегда приходят трижды. Слыхал такую пословицу? А ты ведь наверняка хотел себе что-нибудь купить, правда? Тим кивнул.

– Ну вот. И всё это у тебя будет, если ты опять придёшь сюда в воскресенье и заключишь со мной одну сделку.

Незнакомец взглянул на часы и вдруг заторопился.

– До следующего воскресенья! – поспешно сказал он. И быстро пошёл прочь.

Тим медленно побрёл в сторону своего переулка; в голове у него был полный сумбур.

Мачеха, как всегда, задала ему трёпку; сводный брат, как всегда, злорадствовал.

И опять потянулась длинная неделя.

Но в эту неделю Тим не унывал. Хотя господин в клетчатом и не вызывал у него особого доверия, он твёрдо решил заключить с ним сделку. Потому что сделка, думал Тим, это что-то вполне солидное и законное, не то что состояние, выигранное на подобранную монетку. Тут каждый что-то даёт и получает что-то взамен. И каждый оказывается в выигрыше. Может, конечно, показаться странным, что мальчик из пятого класса размышлял о подобных вещах, но в узких переулках, где взрослым волей-неволей приходится считать каждую копейку, дети рано начинают серьёзно относиться к деньгам.

Мысль о воскресенье помогла Тиму справиться со всеми неприятностями и огорчениями недели. Иногда ему думалось, что, может быть, это отец попросил господина в клетчатом последить за сыном и помочь ему, если с ним что-нибудь случится. Но потом ему приходило в голову, что отец, наверное, выбрал бы для такого поручения кого-нибудь посимпатичнее.

Так или иначе, Тим был вполне готов заключить сделку с незнакомцем; мало того, эта сделка его очень радовала. Он снова стал часто смеяться своим прежним детским смехом, и смех его всем нравился. У него вдруг появилось множество друзей – гораздо больше, чем когда-либо раньше.

Странно: чего только он прежде не делал, чтобы добиться дружбы, каких только не прилагал усилий! Добровольно брался за любые поручения, помогал всем и во всём… А теперь каждый сам хотел стать его другом. И право же, он ничего для этого не предпринимал, только смеялся. Теперь ему охотно прощали всё то, за что раньше бранили. Один раз, например, на уроке арифметики Тиму вспомнилось, как он налетел второпях на господина в клетчатом, и он вдруг рассмеялся своим звонким, заливистым, захлёбывающимся смехом. И тут же испуганно зажал рот рукой. Но учителю и в голову не пришло рассердиться. Смех прозвучал так весело и забавно, что расхохотался весь класс, а вместе с ним и учитель. Потом учитель поднял палец вверх и сказал: «Из всех взрывов я признаю только взрывы смеха, Тим. И то не на уроке!…»

С тех пор Тима прозвали «взрывным», и многие ребята не хотели ни с кем, кроме него, играть на переменке. Даже на мачеху и Эрвина действовал заразительный смех Тима – теперь и они иногда смеялись.

В общем, с Тимом творилось что-то непонятное, и виною тому был господин в клетчатом. Но Тим не отдавал себе в этом отчёта. Как ни велик был его горький опыт, вынесенный из жизни в узком переулке, он всё равно оставался простодушным и доверчивым мальчиком. Он и не замечал, как нравится всем его смех; он забыл, что со дня смерти отца прятал от всех свой смех, как скряга – сокровища. Он просто думал, что после всех злоключений на ипподроме стал намного умнее и научился отлично ладить с людьми. А ведь если бы он уже тогда знал, как дорог его смех, ему бы не пришлось, быть может, вытерпеть столько бед.

Однажды, возвращаясь из школы, Тим повстречался на улице с господином в клетчатом. Как раз за минуту до этого Тим следил за шмелём, кружившим над ухом спящей кошки; шмель, словно маленький самолёт, выбирал место, чтобы приземлиться. Это выглядело так забавно, что Тим громко рассмеялся. Но как только он узнал незнакомца с ипподрома, всю его весёлость словно рукой сняло. Вежливо поклонившись, он сказал:

– Добрый день!

Однако незнакомец сделал вид, будто не заметил Тима. Он только буркнул, проходя мимо:

– На улице мы не знакомы!

И, не оглядываясь, пошёл дальше.

«Наверно, так надо для заключения сделки», – подумал Тим. И тут же снова рассмеялся, потому что кошка, проснувшись, испуганно дёрнула ухом, на котором сидел шмель. Рассерженно жужжа, маленький самолёт полетел прочь, а Тим, насвистывая, свернул в свой переулок.

4. ПРОДАННЫЙ СМЕХ

В это воскресенье Тим хотел поскорее улизнуть из дому и пораньше прийти на ипподром. Но около половины третьего взгляд мачехи случайно упал на календарь, висевший на стене, и она вдруг вспомнила, что сегодня годовщина её свадьбы: как раз в этот день она вышла замуж за отца Тима. Она немного всплакнула (теперь это случалось с ней частенько), и вдруг оказалось, что дел по горло: надо отнести цветы на могилу, сбегать в булочную за тортом, намолоть кофе и пригласить соседку, переодеться, а значит, сначала погладить платье; Тиму было приказано вычистить всю обувь, а Эрвину идти за цветами.

Тиму очень хотелось, чтобы ему поручили отнести цветы на могилу отца. Если бы он поторопился, он поспел бы ещё к началу скачек. Но когда мачеха была чем-нибудь расстроена (а она теперь только и делала, что расстраивалась), она не терпела никаких возражений: если ей перечили, она расстраивалась ещё больше и с громким плачем валилась в кресло, так что в конце концов всё равно приходилось ей уступать. Поэтому Тим и не пытался ей возражать и покорно отправился в булочную.

– Стучись с чёрного хода! Три раза! Скажи, очень важное дело!

Хозяйка булочной встретила Тима хмуро, но это его не обескуражило («Пусть ворчит сколько влезет… Смотри не уходи с пустыми руками!… С места не сходи, пока старая карга тебе не отпустит!…»).

Тим передал заказ мачехи в точности («Шесть кусков орехового торта!… Пусть отрежет от самого свежего!»).

К своему огорчению, он услышал от хозяйки булочной ответ, к которому мачеха его совсем не подготовила. Фрау Бебер – так звали булочницу – сказала:

– Сперва надо расплатиться за старое, а тогда уж я опять начну записывать в долг. Так и передай дома. У кого нет денег, может и без тортов обойтись. Так и скажи! На двадцать шесть марок сдобы накупили! Интересно, кто это у вас там всё поедает?! Для директора водокачки и то столько не заказывают! А уж у них-то в семье любят полакомиться – кому-кому, а мне это хорошо известно!

Тим онемел от удивления. Правда, изредка он получал от мачехи кусочек кренделя или коврижки. Но… на двадцать шесть марок сдобы! Да ведь это целые горы! Пирогов, пирожных, печенья, плюшек! Неужели мачеха съедает всё это тайком от него и от Эрвина, когда соседка приходит к ней пить кофе? Он знал, что приятельницы часто болтают на кухне, когда они с Эрвином уходят в школу. А может, это Эрвин тайно наведывается сюда за пирожками?

– Это мой брат покупает у вас в долг пироги? – спросил Тим.

– Бывает, что и он, – буркнула фрау Бебер. – Но чаще всего сдобу берёт к завтраку твоя мать. Ах да, ведь она тебе, кажется, мачеха… Да ты, никак, ничего об этом не знаешь?

– Нет, почему же, – поспешно возразил Тим, – конечно, знаю!

Но на самом деле он ничего не знал. Эта новость не возмутила его и даже не рассердила. Ему только стало грустно, что мачеха лакомится потихоньку от него и от брата, а долг всё растёт.

– Так-то, – сказала фрау Бебер, давая понять, что разговор окончен, – а теперь отправляйся-ка домой и передай, что я тебе велела. Понял? Но Тим не двигался с места.

– Сегодня, – сказал Тим, – годовщина того дня, как отец женился на матери, то есть на мачехе. А потом… – Тим вдруг вспомнил про сделку, которую он заключит сегодня на ипподроме с господином в клетчатом, и поспешно добавил: – А потом, фрау Бебер, я отдам вам деньги сегодня вечером. И за ореховый торт тоже. Это уж точно!

– Сегодня вечером?

Фрау Бебер постояла с минуту в нерешительности, но в голосе Тима было что-то такое, что её убедило. Ей почему-то вдруг показалось, что он обязательно вернёт ей сегодня вечером весь долг. Или хотя бы часть.

Для верности она всё-таки спросила:

– А где ты возьмёшь деньги?

Тим состроил мрачную гримасу, словно разбойник на сцене, и ответил басом:

– Украду, фрау Бебер! У директора водокачки!

Он так похоже изобразил разбойника, что фрау Бебер рассмеялась, подобрела и отпустила ему шесть кусков орехового торта да ещё и седьмой в придачу – просто так, бесплатно.

Мачеха стояла в дверях, с нетерпением дожидаясь Тима. Казалось, она всё ещё (а может быть, уже опять) была чем-то расстроена. И не успел Тим подойти, как она затараторила без передышки:

– Лучше бы уж я сама пошла! Ореховый торт принёс? А про долг она что-нибудь говорила? Да что же ты молчишь?

Тим скорее откусил бы себе язык, чем передал ей свой разговор с фрау Бебер. Кроме того, он спешил на скачки, а для объяснений с мачехой потребовалось бы немало времени.

– Она мне один кусок даром дала… Можно, я пойду играть, ма? (Ему ещё ни разу не удалось выговорить до конца слово «мама».)

Мачеха тут же разрешила ему идти и даже дала на дорогу кусок торта.

– Какой тебе интерес слушать наши пересуды! Иди-ка лучше поиграй! Только смотри возвращайся вовремя! Не позже шести!

Тим со всех ног помчался на ипподром, жуя на ходу торт. Всего лишь три капли крема упали по дороге на землю да одна на воскресные синие штаны.

Господин в клетчатом стоял у входа. Хотя первый заезд давно начался, он не проявлял ни малейшего нетерпения и был, казалось, совершенно спокоен. Сегодня он выглядел приветливей, чем обычно. Он пригласил Тима выпить с ним лимонаду в саду за столиком и съесть кусок орехового торта. «Видно, такое уж сегодня воскресенье, – решил Тим. – Что ни шаг, то кусок торта».

Между тем незнакомец с убийственно серьёзным лицом отпускал такие забавные шутки, что Тим то и дело покатывался со смеху.

«А всё-таки он приятный человек, – подумал Тим. – Теперь я понимаю, почему отец с ним дружил».

Незнакомец приветливо смотрел на него ласковыми карими глазами. Будь Тим чуть-чуть понаблюдательней, он бы вспомнил, что ещё в прошлое воскресенье у господина в клетчатом были водянисто-голубые глаза, холодные, как у рыбы. Но Тим не отличался особой наблюдательностью. Жизнь ещё мало чему его научила.

Наконец господин в клетчатом заговорил о сделке.

– Дорогой Тим, – начал он, – я хочу предложить тебе столько денег, сколько ты пожелаешь. Я не мог бы выложить их на стол, отсчитать звонкой монетой. Но я могу наградить тебя способностью выигрывать любое пари! Любое!… Понял?

Тим понуро кивнул, но слушал он очень внимательно.

– Разумеется, не задаром. Всё имеет свою цену.

Тим снова кивнул. Потом срывающимся голосом спросил:

– А что вы за это хотите?

Незнакомец немного помедлил, в раздумье глядя на Тима.

– Тебя интересует, что я за это хочу? Он растягивал слова, как жевательную резинку. И вдруг слова посыпались скороговоркой – теперь их едва можно было разобрать:

– Я хочу за это твой смех!

Как видно, он и сам заметил, что говорит слишком быстро, и потому повторил:

– Я хочу за это твой смех!

– И это всё? – смеясь, спросил Тим.

Но карие глаза поглядели на него с каким-то странным, грустным выражением, и смех его оборвался – не хватало счастливого, захлёбывающегося смешка.

– Ну так как же? – спросил господин в клетчатом. – Ты согласен?

Взгляд Тима случайно упал на тарелку с куском орехового торта. Ему вспомнилась фрау Бебер, долг и всё то, что он собирался купить, если бы у него было много денег. И он сказал:

– Если это честная сделка, я согласен.

– Ну что ж, мой мальчик, тогда нам остаётся только подписать контракт!

Господин в клетчатом вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то бумагу, развернул её, положил на стол перед Тимом и сказал:

– Ну-ка, прочти это внимательно!

И Тим прочёл:

«1. Этот контракт заключён… числа… года между господином Ч. Тречем, с одной стороны, и господином Тимом Талером, с другой, и подписывается обеими сторонами в двух экземплярах.»

– А что такое «обеими сторонами»? – спросил Тим.

– Так называются участники контракта.

– А-а-а!

Тим стал читать дальше:

«2. Господин Тим Талер передаёт свой смех в полное распоряжение господина Ч.Треча.»

Когда Тим во второй раз прочитал слова «господин Тим Талер», он показался сам себе почти совсем взрослым. Уже ради одних этих слов он готов был подписать контракт. Он и не подозревал, что этот небольшой второй пункт изменит всю его жизнь. Потом он прочёл дальше:

«3. В порядке вознаграждения за смех господин Ч.Треч обязуется заботиться о том, чтобы господин Тим Талер выигрывал любое пари. Этот пункт не имеет никаких ограничений.»

Сердце Тима забилось сильнее. Дальше:

«4. Обе стороны обязуются хранить полное молчание о настоящем соглашении.»

Тим кивнул.

"5. В случае, если одна из сторон упомянет какому-либо третьему лицу об этом контракте и нарушит оговорённое в пункте 4-м условие о сохранении тайны, другая сторона навсегда сохраняет за собой право:

а) смеяться или

б) выигрывать пари,

в то время как сторона, нарушившая условие, окончательно теряет право:

а) на смех или

б) на выигрывание пари."

– Этого я не понял, – сказал Тим, наморщив лоб.

Господин Ч.Треч – наконец-то мы узнали его имя! – объяснил ему:

– Видишь ли, Тим, если ты нарушишь условие о сохранении тайны и расскажешь кому-нибудь об этом контракте, ты тут же потеряешь способность выигрывать пари, но и смеха своего назад уже не получишь. Если же, наоборот, я расскажу об этом кому-нибудь, ты получишь назад свой смех и при этом сохранишь способность выигрывать пари.

– Понятно, – сказал Тим, – молчать – это значит быть богатым, но никогда не смеяться. А проговориться – это снова стать бедным и всё равно не смеяться.

– Совершенно верно, Тим! Ну, читай-ка дальше.

«6. В случае, если господин Тим Талер проиграет какое-нибудь пари, господин Ч.Треч обязуется возвратить господину Талеру его смех. Но при этом господин Тим Талер теряет в дальнейшем способность выигрывать пари.»

– Тут вот в чём дело… – хотел было объяснить Треч. Но Тим уже и так всё понял. Поэтому он перебил его:

– Я знаю! Если я когда-нибудь проиграю пари, я получу назад мой смех, но больше никогда уже не буду выигрывать.

Он поспешно прочёл последний пункт контракта:

"7. Это соглашение вступает в действие с того момента, как обе стороны поставят свою подпись под двумя экземплярами.

…числа…года."

Слева уже стояла подпись господина Треча. И Тим нашёл, что это вполне порядочный и честный контракт. Он достал огрызок карандаша из кармана и хотел было подписать бумагу справа. Но господин Треч отстранил его руку.

– Подписывать надо чернилами, – сказал он и протянул Тиму авторучку, сделанную, судя по цвету, из чистого золота.

На ощупь она казалась какой-то странно тёплой, словно была наполнена комнатной водой. Но Тим не обратил на это никакого внимания. Он думал сейчас только об одном – о своём будущем богатстве – и смело поставил подпись под двумя экземплярами. Красными чернилами.

И не успел он подписать, как господин Треч улыбнулся самой очаровательной улыбкой и сказал:

– Большое спасибо!

– Пожалуйста, – ответил Тим и тоже хотел улыбнуться, но не смог изобразить на своём лице даже кривой усмешки. Губы его были крепко сжаты, и разжать их он был не в силах: его рот превратился в узенькую полосочку.

Господин Треч взял один из экземпляров контракта, аккуратно сложил его вчетверо и положил во внутренний карман пиджака. Другой экземпляр он протянул Тиму:

– Спрячь его хорошенько! Если контракт из-за твоей небрежности попадётся кому-нибудь на глаза – значит, ты нарушил условие о сохранении тайны. Тогда тебе плохо придётся!

Тим кивнул, тоже сложил свой экземпляр вчетверо и сунул его под подкладку фуражки – с одной стороны она немного отпоролась. Затем господин в клетчатом положил перед ним на стол две монеты по пять марок и сказал:

– А вот и фундамент твоего богатства. И весело рассмеялся – смехом Тима. Потом он вдруг заторопился – подозвал официантку, уплатил по счёту, встал и поспешно сказал:

– Ну, желаю успеха!

И удалился.

Теперь и Тиму надо было спешить, чтобы успеть поставить на какую-нибудь лошадь, – начинался последний заезд. Он подошёл к окошку, взял квитанцию и, не долго думая, написал на ней имя: «Мауриция». Если контракт в его фуражке настоящий, эта лошадь всё равно придёт первой.

И Мауриция пришла первой.

Тим, поставивший в этот раз целых десять марок, получил в кассе множество ассигнаций – по двадцать, пятьдесят и даже по сто марок. Стараясь, чтобы никто этого не заметил, он спрятал деньги в карман своей куртки и быстро покинул ипподром.

5. ДОПРОС

Выйдя за ворота ипподрома, Тим осторожно ощупал карман: там ли ещё выигранные деньги? Когда он услышал хруст ассигнаций, сердце его заколотилось. Он, Тим Талер, стал теперь богатым человеком! Он может поставить мраморную плиту на могилу отца. Заплатить долг фрау Бебер. Купить что-нибудь мачехе и Эрвину. А если захочет, даже приобрести самокат. С гудком и надувными шинами.

Чтобы полнее насладиться своим счастьем, Тим пошёл домой пешком. Ему хотелось купить по дороге какой-нибудь подарок мачехе, но было воскресенье и все магазины оказались закрытыми. Тим крепко сжимал рукой в кармане пачку выигранных денег.

Уже отойдя далеко от ипподрома, он встретил на улице троих ребят из своего класса и остановился с ними поболтать. Один из них вдруг спросил:

– Что это у тебя в кармане, Тим? Лягушка?

– Паровоз! – ответил Тим и хотел засмеяться. Но губы его сами собой сложились в узенькую полосочку.

Правда, ребята этого не заметили. Они хохотали над его ответом, и один из них крикнул:

– А ну-ка, покажи, какой там у тебя паровоз!

– Может, поедем на нём в Гонолулу? – предложил другой. Тим только всё крепче сжимал в кармане пачку бумажек.

– Мне пора домой. До свиданья! – сказал он.

Но не так-то просто было отделаться от ребят. Они подождали, пока Тим прошёл немного вперёд, а потом, крадучись, догнали его, и один, внезапно схватив его за локоть, выдернул его руку из кармана.

К их изумлению, по улице разлетелись ассигнации – по двадцать, пятьдесят и даже по сто марок!

Это было тем более удивительно, что Тим жил в узком переулке и мальчишки прекрасно знали об этом.

– Откуда у тебя столько денег? – в недоумении спросил один из них.

– Ограбил директора водокачки! – ответил Тим и хотел, несмотря на всю свою досаду, рассмеяться. Но вместо улыбки на лице его появилась такая наглая гримаса, что мальчишки испугались.

Они, как видно, решили, что Тим сказал им правду, и, вдруг сорвавшись с места, бросились бежать со всех ног. Издалека до Тима донеслись крики:

– Тим Талер украл деньги! Тим Талер – вор! Тим с грустью собрал свои бумажки и запихал их в карманы. Потом он побрёл к речушке, протекавшей через город, сел на скамейку на берегу и стал смотреть на утиный выводок, копошившийся у самой воды.

Маленькие утята, переваливаясь, беспомощно ковыляли в траве, и ещё вчера Тим наверняка рассмеялся бы при виде этого зрелища. Но сегодня они даже не показались ему забавными. И от этого ему стало ещё грустнее. Он глядел на них без всякого участия, как глядят на пустую стену. И он понял, что в это воскресенье он стал совсем другим мальчиком. Только когда начало смеркаться, Тим побрёл домой. Не успел он свернуть в переулок, как заметил, что перед дверью их дома стоит мачеха, окружённая соседками. Они взволнованно о чём-то толковали, но, едва завидев Тима, разбежались, словно вспугнутые куры, и скрылись в своих домах. Однако двери во всех домах остались чуть приоткрытыми, а на каждом окне, мимо которого он проходил, шевелились занавески.

Мачеха всё ещё стояла у полураскрытой двери. Вид у неё был такой, словно сейчас наступит конец света. На её бледном как мел лице угрожающе торчал острый нос. И как только Тим подошёл поближе, она, не говоря ни слова, отпустила ему пощёчину сперва по правой, потом по левой щеке и потащила за руку в дом.

– Где деньги? – взвизгнула она, едва затворив за собой дверь.

– Деньги? – ничего не подозревая, переспросил Тим.

И снова получил две затрещины, да такие, что в голове у него загудело, а на глаза навернулись слёзы.

– Давай сюда деньги, негодяй! Преступник! А ну-ка, отправляйся на кухню!…

Она чуть ли не силой поволокла его в кухню. Тим всё ещё не понимал, в чём дело. И всё же он вытащил деньги из кармана и положил их на кухонный стол.

– Господи, да ведь здесь сотни! – заорала мачеха и уставилась на Тима, словно перед ней был не Тим, а телёнок о двух головах.

К счастью, дверь в эту минуту отворилась, и в неё протиснулась запыхавшаяся фрау Бебер. За ней появился Эрвин – рот его был широко раскрыт, он пожирал глазами бумажки, лежащие на столе.

– Директора водокачки никто не грабил, – выпалила фрау Бебер, едва отдышавшись. – У них ни копейки не пропало!

Тима вдруг осенило. Так вот почему мачеха оказала ему такой приём! Ведь он шутя обещал фрау Бебер ограбить директора водокачки. И ребятам из школы сказал то же самое. А они видели, что у него в кармане много денег, и наябедничали. Так, значит, вот как было дело!

Он хотел было тут же всё объяснить, но мачеха снова разбушевалась и не дала ему выговорить ни слова. Она трещала без передышки:

– Ах, не у директора водокачки? Ну, так ещё где-нибудь! Говори, где украл деньги! Правду говори! Пока не пришла полиция. Весь переулок уже знает! Правду говори, слышишь!

И Тим сказал правду:

– Я ни у кого ничего не брал.

На этот раз оплеухи и подзатыльники посыпались на него градом. И неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не вмешалась фрау Бебер и, удержав мачеху, не спросила Тима:

– Правда ведь, Тим, ты говорил мне, что сегодня вечером вернёшь весь долг за пироги?

– Долг за пироги? Да при чём тут долг за пироги? – вне себя от бешенства взвизгнула мачеха.

– Прошу вас, фрау Талер, разрешите мне поговорить с мальчиком, – остановила её булочница.

Мачеха с рёвом опустилась на табуретку, ухватившись за руку Эрвина. А фрау Бебер между тем продолжала допрос:

– Говори правду, Тим! Откуда ты знал, что сегодня вечером у тебя будет много денег?

Тим на мгновение прикусил язык. Мысли кружились, словно стая вспугнутых воробьёв. «Только не проболтаться про господина Треча! И про договор! – твердил он про себя. – Не то он потеряет силу!»

Наконец Тим проговорил, запинаясь:

– Я… один раз… давно уже… нашёл… пять… десять… марок. И я хотел пойти на ипподром и поставить на какую-нибудь лошадь. – Теперь он снова говорил уверенно, без запинки. – Я думал, что, может быть, выиграю немного денег… И тогда я поставил на Маурицию и правда выиграл. Вот это всё!

Он показал рукой на кухонный стол. Потом вытащил из кармана отрывной талончик квитанции и приложил его к деньгам. Фрау Бебер хотела получше рассмотреть талончик, но мачеха уже схватила маленькую полоску бумаги и внимательно изучала её не меньше трёх минут.

Никто в кухне не проронил ни слова. Тим стоял молча, выпрямившись, словно застыв. Эрвин в нерешительности искоса на него поглядывал. Фрау Бебер, сложив руки на груди, улыбалась.

Наконец мачеха снова бросила талончик на стол и встала с табуретки.

– Выигрыш на скачках – это шальные деньги, – произнесла она поучительно. – Они не заработаны честным трудом!

И вышла из кухни.

Теперь и фрау Бебер внимательно рассмотрела узенькую бумажку и, кивнув головой, сказала:

– Тебе повезло, Тим!

Из комнаты донёсся громкий голос мачехи. Она звала Эрвина. Сын её послушно зашаркал из кухни, не сказав Тиму ни слова. Мальчик, продавший свой смех, почувствовал себя вдруг отверженным. Стараясь сдержать слёзы, он спросил фрау Бебер:

– А разве выигрывать на скачках нечестно? Булочница ответила не сразу. Помолчав, она сказала:

– Хозяева бойни тоже выиграли. В лотерее. И на эти деньги купили себе дом. А про них ничего плохого не скажешь.

Потом она взяла со стола тридцать марок и, вынув три марки из кармана своего передника, положила сдачу на стол:

– За пироги заплачено, Тим. Не унывай!

С этими словами она вышла. Тим услышал, как хлопнула входная дверь.

Теперь он остался один на кухне. Обида, отчаяние и грусть переполняли его сердце.

Немного подумав, он сгрёб деньги со стола и сунул их в карман. Он решил уйти из дому. Насовсем. Далеко-далеко.

Но только он хотел открыть дверь квартиры, как услышал голос мачехи:

– Сию же минуту ложись спать! Немного помолчав, она добавила:

– Деньги положи в кухонный шкаф!

Тим понял, что ветер переменился. Он послушался, отнёс деньги на кухню и, голодный, взволнованный, обессиленный, лёг в постель. Другая постель была пуста. Эрвин спал сегодня в комнате мачехи.

И, раньше чем Тим успел о чем-нибудь подумать, он уснул глубоким, тяжёлым сном.