Текст книги "Хозяин форта. Возвращение викинга"

Гримарр умел держать слово. Он сделал даже больше обещанного. Во время следующего прилива он послал двадцать человек к пришвартованному к берегу «Скитальцу». Прилив поднял судно с илистого дна. Люди Гримарра и Торгрима зашли на борт и перенесли на берег всю еду и запасы воды, весь груз и награбленное добро, которое они везли в Вик, гребные банки, оружие и щиты, меховые накидки и парусину. Они отнайтовали рей и парус, отнесли на берег, так же поступили с бейти-асом, веслами и креплениями для них.

Когда судно стало легче и поднялось выше, полностью высвободившись из ила, с помощью досок, валиков и канатов объединенными усилиями восьмидесяти человек они потащили судно, с которого стекала вода, к границе прилива и дальше из устья реки. Они принайтовали канат к верхушке мачты, потянули за него и перевернули судно на другой борт, чтобы треснувшие доски оказались достаточно высоко над землей и люди Торгрима смогли добраться до пробоины. Когда отрезали парусину, которую Старри с другими моряками привязали над пробоиной, чтобы вода не попадала на борт корабля, все присутствующие качали головами от изумления, что «Скиталец» вообще не пошел ко дну.

К месту, где шел ремонт, доставили обработанные дубовые доски, пилы, долота, деревянные молотки, боры, тесла, топоры, деревянные гвозди. Любой решил бы, что такая щедрая помощь – знак уважения Гримарра, знак его благодарности за помощь в переводе рассказа девушки. Но Торгрим Ночной Волк довольно хорошо разбирался в людях и поэтому знал, что дело здесь не в благодарности. Гримарру не терпелось отыскать сокровища Ферны, и ему очень не хотелось, чтобы норвежцы крутились поблизости. Чем быстрее они отремонтируют свой драккар, тем лучше для Великана Гримарра.

В Вик-Ло жил человек по имени Агхен, искусный корабельный плотник, служивший Гримарру. Гримарр был не настолько щедр, чтобы предложить Агхена в помощь Торгриму, но он все же послал судостроителя взглянуть на повреждения и помочь советом. Торгрим с плотником осмотрели обшивку, измерили ширину трещин, потыкали ножами в дерево вокруг пробоины.

– Доски крепкие, не гнилые, – вынес свой вердикт Агхен. – По-моему, их не стоит менять. Думаю, их нужно отпилить здесь и здесь… – Он указал туда, где доски соприкасались с остовом изнутри. – Можно соединить вполунахлест новые доски. Если постараться, судно будет таким же крепким, как и раньше.

Торгрим кивнул. Он и сам изначально предполагал так поступить, но было приятно услышать совет такого опытного плотника, как Агхен. Торгриму нравился Агхен. Он был уже немолод и держался с достоинством. Не высокомерно, а с уверенностью человека, знающего свое дело. Они взобрались на борт корабля, который стоял под углом сорок градусов, как будто замерз во льдах, и прошлись по палубе, переговариваясь, Торгрим спрашивал мнения Агхена по тому или иному поводу.

– Добротный корабль, – сказал Агхен. – Вы, норвежцы, умеете строить хорошие корабли, но я вижу, что это не ваша работа. Вы многое в нем изменили, но, насколько я понимаю, строили его датчане. Я бы сказал, что это драккар из Хедебю.

– И наверное, не ошибся бы, – сказал Торгрим. – Это трофей. Я понятия не имею, откуда он и где построен.

На следующий же день принялись за работу: Торгрим и еще несколько человек аккуратно отпиливали пробитую обшивку, пока остальные молотками и клиньями расщепляли дубовые доски, чтобы они стали необходимой толщины и смогли закрыть пробоину. Такелаж разложили и осмотрели, иногда переворачивая. Оружие почистили от ржавчины, заточили, смазали. Требовалось справиться еще с сотней мелких дел, к тому же Торгрим не хотел, чтобы его моряки били баклуши или просто напивались допьяна. В этом датском форте их поджидало столько неприятностей, что он предпочитал держать своих людей за работой.

Харальд, чей желудок всегда подсказывал ему, что пора обедать, как быку его нос, вернулся как раз вовремя. Он решил, что должен встретиться с Конандиль и предложить свои услуги толмача, если Гримарр пожелает еще что-то у нее узнать, или на тот случай, если она захочет что-то сказать, но не сможет. Торгрим кивнул, когда Харальд рассказал ему о своих почти тщетных попытках разговорить пленницу, но какая-то мысль не давала ему покоя. Харальда определенно привлекали молодые женщины, которым грозила опасность. Торгрим как раз начал это понимать и знал, что обычно ничем хорошим это не заканчивалось.

– Гримарр, похоже, не слишком-то радуется тому, что мы здесь, – пришел к выводу Харальд. – Он позволил мне с ней побеседовать, но недолго, казалось, что ему было вообще наплевать, что она говорит.

Торгрим кивнул.

– Она поведала ему все, что знала о награбленном в Ферне, и это все, что его интересует. Наверное, он боится, что она расскажет то, что даст тебе… нам… норвежцам… какое-то преимущество.

Харальд нахмурился.

– Ты сам говоришь, что она уже все ему рассказала. – Он помолчал, размышляя, прежде чем задать очередной вопрос. Торгрим ждал. – И что с ней будет? Как по-твоему? – наконец-то решился спросить Харальд. – Когда Гримарр получит свои сокровища?

– Не знаю, – ответил Торгрим, хотя прекрасно понимал, что ее ждет. – Возможно, Гримарр дарует ей свободу, если она действительно поможет ему найти сокровища.

Он старался, чтобы голос звучал уверенно, но у него не получалось. Торгрим понимал, как малы шансы на то, что Гримарр отпустит девушку. Конандиль была рабыней, молодой и здоровой, она способна работать еще много лет. Как только Гримарр заберет сокровища, он продаст ее на невольничьем рынке в Дуб-Линне или Хедебю. Она была ценным товаром и к тому же ирландкой, а это означало, что Гримарр относился к ней как к предмету, не более того.

Харальд тоже это понимал. Торгрим удивился, что сын вообще задал этот вопрос. Наверное, зря он пытался вселить в парня призрачную надежду на то, что Конандиль освободят. Он знал, что Орнольф поднял бы его на смех, сказал бы, что он воспитывает из парня слабака. Но Торгриму было все равно, он ничего не мог с собой поделать. Он терпеть не мог, когда страдал его сын.

Шли дни, и погода после шторма установилась, слава богам, мягкая. Торгрим, опытный и умелый плотник, лично наблюдал за важнейшими этапами ремонта. Деревянным молотком и стамеской он свел на нет концы досок, начиная с менее поврежденных и заканчивая более потрепанными, подгонял и прилаживал, пока новые доски не перекрыли внахлест старые. Человек шесть работало с самим Торгримом, пока остальные занимались другими делами, чтобы сделать их пребывание в Вик-Ло более приятным и чтобы подготовить «Скиталец» к нелегкому пути к берегам Англии и дальше.

На открытом пространстве, неподалеку от лежащего на мели «Скитальца», моряки возвели высокие стропила, на которые натянули парус – своего рода палатку, временный зал, где они могли бы есть и пить, чтобы не проситься к датчанам на ночлег. За этой палаткой они возвели аккуратный ряд палаток поменьше. И назвали свой только что основанный лагерь Западный Агдер[9]9
  В отличие от их родного Эуст-Агдера – Восточного Агдера.


[Закрыть].

С датчанами они общались мало. В этом не ощущалось ни какой-то отчужденности, ни враждебности, просто они не нуждались друг в друге. Люди Торгрима занимались своим делом, датчане – своим.

На реке, помимо «Скитальца», были пришвартованы еще три драккара, и теперь, когда «Морской Странник» сослужил свою последнюю службу, в Вик-Ло больше кораблей не было. В тех случаях, когда датчане шли к своим драккарам по той или иной надобности, они довольно дружелюбно приветствовали норвежцев. Частенько здесь останавливался Агхен, обсуждал с Торгимом, как продвигаются дела. Торгрим подозревал, что делает он это по приказу Гримарра, хотя и видел, что старому плотнику нравится сюда приходить, чтобы поговорить о кораблях, инструментах, дереве. Почти каждый день являлся и Берси сын Йорунда, и Торгрим тоже не возражал против его общества, хотя нисколько не сомневался, что этого человека уж точно послали шпионить.

По вечерам после работы, когда разливали эль, пиво и хмельной мед, а Орнольф принимал на себя роль ярла на пиршестве, Торгрим сидел за самодельным столом, который они собрали в импровизированном шатре, и ловил себя на том, что доволен жизнью, даже полон оптимизма – давно он не чувствовал такого подъема. Боги испытывали их, и они доказали, на что способны. «Скиталец» будет готов к плаванию едва ли не больше, чем в тот день, когда они покинули Дуб-Линн. Приступы уныния, которые часто охватывали Торгрима на закате, и вспышки неконтролируемой ярости, отвращавшей от него окружающих и породившей прозвище Ночной Волк, отступили. Он гадал: неужели возраст делает его более терпимым и вообще многое меняет в его характере?

Торгрим не спал на берегу в палатке, предпочитая ночевать на борту «Скитальца», даже несмотря на то, что драккар стоял под неудобным углом. Он набросал кучу меховых накидок в нижней части, в изгибе корабля. Над этим местом он растянул парусину – ту самую, которой они закрывали пробитые доски, – чтобы не заливало дождем и было не так сыро.

Ночевал он на борту драккара из предусмотрительности. Кто-то должен был приглядывать за кораблем и поднять тревогу, если датчане попытаются причинить ему вред. Именно так он и объяснял все своей команде, чтобы они не подумали, будто он их избегает. Но это было лишь одной из причин, по которым он спал на борту корабля. И не самой веской.

На самом деле больше всего на свете он любил находиться на борту драккара. Он был создан для этого, словно сам представлял собой часть корабля. Он укладывался на свое ложе так же, как основание мачты входит в гнездо или голова дракона проскальзывает на свое место на носу. Теперь, когда у него вновь был корабль, который к тому же успел показать себя в жестоком шторме и в смертельном испытании, ниспосланном богами, Торгриму не хотелось покидать его.

Поэтому в тот день, когда он приладил на место последнюю доску и корабль вот-вот должны были спустить на воду, он отправился на «Скиталец», предварительно плотно поужинав. Торгрим поднялся на борт, снял меч, положил оружие неподалеку, потом забрался в свою меховую постель. Тут было достаточно шкур, чтобы он мог лежать на ровной поверхности, даже несмотря на то, что сам драккар стоял под углом. Так что его ложе оказалось удобнее, чем когда-либо. Работа сегодня принесла усталость и удовлетворение. Мышцы его болели, он все еще не был таким выносливым, как когда-то, до ранения в Таре. Рев Орнольфа сюда едва доносился, приглушенный слоем шкур, и казался уютным, почти убаюкивающим, как легкий прибой на берегу. Вскоре он уже спал крепким глубоким сном, как будто погрузился в теплую воду.

И тут кто-то стал его бесцеремонно трясти, пытаясь разбудить, – он проснулся не сразу, понадобилось около минуты. Торгриму приснилась целая череда снов: шторм на море, землетрясение, попытка удержать Харальда за руку, в то время как парень пытался ее выдернуть, – все образы смешались, пока его не переставали трясти.

Он открыл глаза и потянулся за Железным Зубом. Рука нащупала что-то кожаное, и смутный силуэт над ним принял очертания Старри Бессмертного, который стоял рядом и тряс Торгрима за плечо.

– Я уже проснулся, – хриплым шепотом произнес Торгрим, и Старри отпустил его.

– Ночной Волк, вставай! – выкрикнул Старри.

– Что там? – спросил Торгрим.

– Не знаю, – ответил Старри. – Что-то. Я чувствую. Чую. Боги предупредили меня, что должно произойти что-то плохое. Но не сказали, что именно.

Глава одиннадцатая

Меч мой закаленный От щита отпрянул – Атли Короткий сделал Сталь клинка тупою. Воина болтливого Сокрушил я все же, И не жаль зубов мне Для такой победы.

Сага об Эгиле[10]10
  Здесь и далее перевод саги А. И. Корсуна.


[Закрыть]

Торгрим выбрался из-под медвежьей шкуры, которой укрывался, как одеялом. Ночь была прохладная, а после теплого кокона-лежбища воздух казался еще холоднее. Торгрим схватил Железный Зуб и хотел взять с собой и накидку, но Старри уже спешил куда-то, и Торгриму оставалось только следовать за ним. Они спрыгнули с борта корабля на мягкую землю. Торгрим на ходу застегнул ремень, и они оба молча зашагали в темноте.

Возле самой воды Старри остановился, Торгрим подошел сзади, и они вдвоем принялись вглядываться в черную толщу.

– Что это, по-твоему? – едва слышным шепотом поинтересовался Торгрим.

– Не знаю, – ответил Старри. – Чувствую какое-то зло, но я не знаю, что это.

Торгрим кивнул. Он не стал отмахиваться от Старри как от сумасшедшего, как мог бы поступить кто-то другой. Он знал, что берсерки не похожи на других людей. Боги общаются с ними на языке, который понимают только они. Как Харальд мог переводить незнакомые слова этой ирландки, так и Старри умел толковать предостережения богов.

И тут откуда-то из темноты раздался звук. Тихий и безобидный, похожий на негромкий стук дерева о дерево, но шел он от воды, откуда-то с востока, с моря, где его не могло быть. Торгрим со Старри напряглись, повернув головы на звук. Викинги увидели тусклый свет, даже не свет, а то, что было чуть светлее, чем царящая вокруг темнота. Они услышали плеск воды, которая хлынула на берег, и до них донесся еще какой-то звук, отличающийся от прочих ночных звуков.

– Лодка… – догадался Торгрим, едва слышно выдохнув это слово.

Старри согласно кивнул. Тот тусклый свет, который они разглядели, позволил увидеть воду, бурлящую у носа лодки, но как далеко находилось судно, сказать было нельзя. Оба стояли не шевелясь, напрягшись всем телом и насторожившись. Что-то во всем этом казалось неправильным. За все две недели, что они провели в Вик-Ло, они ни разу не видели, чтобы лодки плавали в темноте.

– Ступай, разбуди остальных, – велел Торгрим. – Пусть берут оружие и идут сюда, ко мне. И скажи Харальду, пусть захватит мой щит.

Старри колебался всего секунду, не желая покидать то место, где могло развернуться сражение, но Торгрим добавил:

– У нас есть несколько минут, пока они причалят, и мы не знаем, куда они направляются.

Старри кивнул и исчез в темноте.

Торгрим продолжал вглядываться в воду справа от себя, медленно двигаясь вдоль берега вверх по течению – туда, где были пришвартованы четыре драккара. Прилив еще не наступил, а это означало, что их кили на несколько сантиметров увязли в иле. Что бы ни случилось, Торгрим надеялся, что корабль спускать на воду не придется, поскольку в предстоящие двенадцать часов сделать это все равно не удастся.

Он остановился, застыл неподвижно, пытаясь отдышаться. Взгляд его скользил в темноте, Ночной Волк весь превратился в слух, но минуту спустя вынужден был признать, что не слышит ни звука, а с этого места ему вообще ничего не видно. Где-то у себя за спиной он уловил некий хруст и понял, что Старри добрался до Западного Агдера и поднял тревогу. Если в темноте притаились люди и собираются напасть, им следовало поспешить, пока время не упущено.

И тут они появились. Торгрим увидел вспышку света и на секунду даже не понял, что это, но потом осознал, что это зажгли факел – скорее всего, от тлеющих на дне лодки углей. Пламя зашипело, тряпичный конец факела ярко вспыхнул, озарив все вокруг. Теперь Торгрим смог разглядеть лодку, одну из тех, на которых плавали ирландцы, – они называли их куррахами. На веслах сидели шестеро гребцов, остальные разместились на банках, на носу стоял человек с факелом.

Торгрим двинулся поближе к нему, но куррах все еще находился метрах в шестидесяти от берега. Пока что было непонятно, куда направляется лодка и где эти люди намерены причалить.

«Что, ради всех богов, ты будешь делать?» – спрашивал себя Торгрим. Броситься на нежданных гостей? Они со Старри и Харальдом втроем сумели бы справиться со всеми.

И тут возникла новая вспышка, разгорелся еще один факел, потом еще один, и еще, и тогда Торгрим понял, что лодка тут не одна. Он увидел по меньшей мере четыре курраха. Потом пять. Шесть. И это только те, где на носу зажгли факелы, а сколько еще притаилось под покровом тьмы, он сказать не мог.

Он услышал за спиной шаги, негромкий топот множества ног, и рядом с ним появились Старри, Харальд и остальные. Харальд держал свой щит вместе со щитом и шлемом отца. Он протянул доспехи Торгриму. Орнольф тоже пришел и стал протискиваться между прочими, пока не оказался рядом с Торгримом.

– О великий Один, кто это такие? – взревел Орнольф. – Почему меня разбудили? Клянусь богами, если бы они оторвали меня от рабыни, я бы душу из них вынул! Куда они плывут?

И как только Орнольф задал свой вопрос, Торгрим узнал ответ.

– К драккарам. Они приплыли, чтобы сжечь корабли, – ответил он.

Ведущая лодка повернула левым бортом, направившись к берегу метрах в тридцати вверх по течению.

– За мной!

Он протиснулся мимо Орнольфа и побежал вверх по кромке реки, туда, где на травянистом берегу лежал драккар. То были чужие корабли, но сейчас это не имело значения. Ирландцы приплыли, чтобы сжечь драккары норманнов, а этого нельзя было допустить.

Куррахи разделились и, словно тлеющие угли, поплыли в разных направлениях, чтобы одновременно напасть на все четыре корабля. Торгрим остановился на берегу, как можно ближе к носу первого корабля – драккара Гримарра «Крыло Орла». Со стороны реки первый куррах как раз добрался до его кормы, сидевшие в лодке ирландцы уже карабкались через борт. Угасающий факел осветил палубу, хищную голову кричащего орла на верхушке изогнутого носа.

– Вы, парни! – Торгрим махнул группе воинов слева от себя. – Ступайте к двум дальним кораблям! Не позвольте этим сволочам сжечь драккары, оттесните их! А вы, – он кивнул второй группе, – идите к тому, что посередине. Остальные – за мной!

Команда «Скитальца» состояла менее чем из шестидесяти человек, то есть каждый драккар могли защитить всего человек пятнадцать, а сколько тут было ирландцев, Торгрим не знал. Но если датчане еще не вскочили по тревоге, все равно они скоро будут здесь, и тогда норманны численностью превзойдут ирландцев. Торгрим был уверен, что последних просто не может быть больше, чем его воинов, дружинников Гримарра и людей Берси. Но даже если численное превосходство окажется на стороне ирландцев, норманнов им не победить.

«Скиталец»… О нем думал Торгрим, входя в реку, вода хлынула ему на обувь, облегающие штаны стали по колено мокрыми. Ему приходилось присматривать и за собственным кораблем. Он не заметил, чтобы ирландцы плыли к его драккару, но если его «Скитальцу» будет угрожать опасность, он тут же бросит корабли датчан и прикажет своим поступить так же. До кораблей Гримарра ему особого дела не было.

Торгрим перебросил щит через борт «Крыла Орла», ухватился за него двумя руками, подтянулся и перелез. Спрыгнул на палубу, обернулся, встал лицом к корме, на ходу вытаскивая Железный Зуб, приготовившись отбить атаку, но рядом никого не было. Ирландцы карабкались через борт на корме и пока его не замечали. Торгрим понял, что свет факелов мешал им видеть в темноте. На борт корабля запрыгнул еще один воин Торгрима, потом еще один, и еще. Торгрим прикрылся щитом, и тут его заметили ирландцы. Он услышал, как раздались крики на их странном языке, в свете факелов он разглядел, как ночные гости повернулись в сторону носа, указывая на него руками и оружием. У них были щиты, топоры и мечи. Торгрим был поражен.

Тот, кто задумал это нападение, хорошо подготовился. Пусть корабли и сделаны из дерева, поджечь их будет непросто, а тем более сделать так, чтобы пламя охватило драккары целиком и спасти их стало невозможно. Глупцы или трусы просто швырнули бы факелы на борт и сбежали – и ничего не добились бы. Даже если бы на корабле никого не оказалось, факелы, скорее всего, просто сгорели бы, не успев поджечь дерево.

Но эти люди прибыли в большом количестве и с оружием в руках, а это говорило Торгриму о том, что они намерены оставаться на борту и сражаться до тех пор, пока не удостоверятся, что от драккаров остались одни обгорелые и обвалившиеся останки. Вероятно, они надеялись выиграть немного времени, пока их обнаружат.

Торгрим протиснулся между своими воинами, которые уже стояли на палубе, и поспешил на корму. Там находилось по меньшей мере человек двадцать ирландцев, и Торгрим догадался, что куррахов было больше, чем горевших факелов. Когда Торгрим бросился в атаку, ирландцы встали живым щитом поперек корабля. Теперь они держали оборону – пусть норманны нападают. Им оставалось только сдерживать натиск Торгрима и его людей достаточно долго, чтобы успеть поджечь корабль, а потом они смогут отступить.

Команда «Скитальца» двинулась вперед от основания мачты, и в этот миг один из ирландцев с факелом в руках сделал именно то, чего Торгрим и ожидал, так поступил бы и он сам: поджег парус, принайтованный к длинному рею, идущему вдоль корабля.

Сперва парус играл с огнем, как будто думая, стоит ли загораться. Потом решился, уступил, пламя побежало по промасленной шерстяной ткани, и всего в нескольких метрах у них над головами появилось искрящееся пятно света. Дружинники Торгрима инстинктивно отскочили от пылающего паруса, бросившись на корму.

Торгрим, замахнувшись Железным Зубом, с криком ударил по живому щиту ирландцев. Теперь палуба была хорошо освещена, и он видел на лицах ирландцев разные выражения: страх, решимость, ярость, которая обуяла и самого Торгрима. Он вновь ударил мечом и наткнулся на выставленные щиты. Торгрим убрал меч, попытался ударить снизу, но опять встретил щит. Краем глаза он заметил, как ему самому на голову опускается клинок, и прикрылся от удара собственным щитом.

На них летели клочья горящего паруса – огненный дождь. Торгрим увидел, как один клочок упал ирландцу на голую руку, как тот отдернул ее. Торгрим нанес удар и почувствовал, как Железный Зуб наткнулся на что-то твердое, но на что именно, сказать не мог. Огненные клочья стали падать чаще, пока огонь пожирал парус и рей, над головами раздавались треск и щелканье. Торгриму хотелось повернуться и посмотреть, как далеко добралось пламя, но он и его воины продолжали сражаться с неподдающейся стеной щитов, нанося резкие удары, отражая выпады противника. Отвернувшись даже на секунду, он наверняка бы погиб.

За этим живым щитом возле румпеля другие ирландцы, похоже, складывали горючие материалы и пучки соломы. Очередной заранее продуманный шаг. Если они подпалят солому и та займется, сгорит весь нос корабля. Торгрим закричал и с удвоенной силой принялся рубить живой щит. Но ирландцы крепко держали оборону. Не атаковали, а просто стояли, подняв вверх щиты и мечи, чтобы отражать удары. Воины Торгрима сгрудились вокруг них, но, ограниченные пространством корабля, продвинуться дальше не могли.

Справа Годи рубил этот живой щит своим огромным топором. Топор поднимался и опускался, и щиты рассыпались под его ударами. Взметнулись клинки, Годи отскочил назад, замахнулся топором, отбиваясь. Но все равно ирландцы держались стойко.

Торгрим услышал за спиной треск и рев. И вновь огненный дождь с удвоенной силой обрушился на стену щитов. Торгрим понял, что рей перегорел и упал на палубу; и теперь вполне мог заняться весь драккар. Но нельзя было одновременно сражаться с ирландцами и огнем.

И тут с той стороны, куда упал рей, Торгрим услышал крик Агнарра:

– В сторону! В сторону!

Торгрим ударил стоящего напротив него и прикрывающегося щитом ирландца, и в то мгновение, когда противник поднял вверх щит, чтобы отразить атаку, Торгрим отскочил в сторону. Увернувшись от мечей противника, он оглянулся через плечо, на нос драккара.

Рей на стропах полностью прогорел и упал, хотя концы все равно висели на такелаже, поэтому рей теперь представлял собой огромный пылающий угол с вершиной на палубе. Языки пламени уже облизывали мачту. Торгриму вспомнился лесной пожар, который он однажды видел в Эуст-Агдере. Ванты и фока-штаг, к которым тоже подобралось пламя, казались в темноте яркими полосами.

От горящего рея занялись и весла, которые были грудой свалены на палубе. Агнарр и еще несколько моряков схватили те, что еще не полностью были охвачены огнем, и держали их над головами, подобно гигантским факелам.

– Разойдись! – вновь закричал Агнарр, и Торгрим понял, что тот задумал.

Он отскочил в сторону, оттолкнув одного человека и потащив за рукав второго. Агнарр с остальными бросились на корму, размахивая веслами, как будто рубили дерево. Девятикилограммовые сосновые весла врезались в стену щитов. Ирландцы подняли вверх щиты, но тщетно. Те, на кого пришлись удары, упали. Некоторые из весел раскололись, по палубе разлетелись длинные горящие щепки. Те же, что не раскололись, поднялись и вновь обрушились вниз.

И в стене щитов, которая всего минуту назад представляла собой непробиваемую броню, растянувшуюся от левого до правого борта, теперь появилась брешь, как в стене крепости. Торгрим и его воины, закричав, вновь пошли в атаку. Пылающая мачта и такелаж освещали сбитых с толку ирландцев: кто-то упал на спину, подняв вверх щит, кто-то пытался встать. Железный Зуб взлетел и опустился вниз, кромсая тех, кто пытался обороняться. Справа от себя Торгрим увидел, как Годи топором расчищает себе путь, подобно крестьянину, который косит пшеницу.

Ирландцы проиграли и прекрасно это понимали. Торгрим пригнулся, чтобы избежать удара по голове щитом, который швырнул в него ирландец перед тем, как перепрыгнуть через борт корабля в находящийся поблизости куррах. Остальные, кто еще мог двигаться, последовали его примеру и бросили оружие, прыгая через борт, а норманны, почуяв кровь, устремились за ними следом. Железный Зуб разрезал воздух там, где секунду назад скрылся за бортом последний из ирландских налетчиков. Его лезвие, отточенное Старри Бессмертным как острие бритвы, глубоко вошло в дубовый ширстрек, и Торгриму не сразу удалось его вытащить.

На секунду он замер со щитом в руке, опустив острие Железного Зуба на палубу, хватая ртом прохладный ночной воздух. Место сражения было так ярко освещено, как будто он стоял у погребального костра, хотя на самом деле так и было – огонь еще мог стать погребальным костром для драккара, если они не поторопятся.

– Бросайте за борт горящие обломки! – приказал он, и воины, которые так же, как он сам, пытались отдышаться, кинулись выполнять приказ: стали хватать куски дерева, сгребать топорами и мечами пылающий такелаж и швырять все за борт, выискивать места, где можно было поднять рей и не обжечься.

Торгрим щитом собирал горящую солому и тоже отправлял ее за борт. Горящие обломки с шипением падали в воду. Он воткнул Железный Зуб в длинный рей, больше напоминающий тлеющую колоду из очага, и тоже выбросил его за борт.

Его внимание привлекло какое-то движение. Он обернулся, решив сначала, что вернулись ирландцы, что они пробрались на нос, надеясь застать норманнов врасплох. Но то были не ирландцы, а датчане. Торгрим узнал Берси, который вел своих людей на судно. Они готовились к битве. Торгрим увидел замешательство на их лицах, когда те оглядели открывшуюся перед ними картину, пытаясь понять, что здесь происходит.

– Ты, Берси, пропустил все самое интересное, опоздал на праздник! – прокричал Торгрим. – Вам, датчанам, ничего другого не осталось, как убрать головешки и ложиться спать!

– Вы, проклятые норвежцы, всегда все лучшее приберегаете для себя, – ответил Берси, а потом повернулся к своим воинам. – За дело! Уберем головешки, или Великану Гримарру придется идти в Хедебю пешком!

Дружинники Берси отправились на корму и стали помогать людям Торгрима выбрасывать за борт остатки паруса, рея, весел и все еще тлеющего такелажа. На мгновение Торгрима охватила паника из-за «Скитальца». Он взглянул туда, где на земле лежал его драккар, но не увидел ничего, кроме тьмы. Страх его рассеялся. Если бы «Скиталец» подожгли, он заметил бы огонь. А темнота означала, что судно не тронули.

Он оглянулся на своих воинов и смог разглядеть только тени, темные фигуры, передвигающиеся в ночи, когда были затоптаны последние искры. Но с изумлением он понял, что Старри среди них нет. Как не было и Харальда.