Текст книги "Последняя одиссея"

Глава 9

22 июня, 17:32 по турецкому времени.

В воздухе над Эгейским морем

«Похоже, я вернулась к началу».

Елена смотрела в иллюминатор частного самолета на то, как в синеве моря играют блики солнечного света, на россыпь островов. Всю свою карьеру она изучала эти места и умела ориентироваться. Сейчас ей не составило труда определить свое примерное местоположение: «Средиземноморье… внизу, должно быть, Эгейское море».

С тех пор как ее забрали на борт подлодки, прошли сутки. Грабители посадили ее под замок в каюту без иллюминатора и с единственной койкой; счет времени Елена потеряла. Ее кормили, обращались с ней бесцеремонно, хотя и не жестоко. Несмотря на стресс, ей все же удалось выспаться… пока субмарину не тряхнуло.

От испуга сердце чуть не выскочило из груди. Елена даже решила, что их подорвали торпедой или глубинной бомбой. Но тут явился амбал-телохранитель и, выдернув ее из каюты, потащил на мостик. В открытый люк командной рубки пробивался яркий солнечный свет вместе с порывами ледяного ветра. Под дулом пистолета Елену заставили подняться по лестнице, и она оказалась посреди ослепительно-белой, заметаемой снегом пустыни. Видимо, тряхнуло субмарину, когда она крышей рубки пробила ледяную шапку.

Недалеко от подлодки на вырытой прямо во льду взлетно-посадочной полосе стоял турбовинтовой самолет. Когда вместе с Еленой борт подлодки покинуло еще шестеро боевиков, подводное судно спешно погрузилось. Капитан торопился, чтобы его не засекли.

Елену доставили на неприметный остров, где и пересадили уже в этот реактивный самолет.

Привлеченная движением, Елена вернулась к реальности. К ней по проходу шла давняя знакомая – командир нападавших. Отделка салона была богатая: ясень и светлая кожа. В хвостовой части располагался бар, укомплектованный хрусталем «Баккара», марку которого Елена угадала только по причудливому бокалу с водой на столике между ее местом и креслом напротив. Значит, грабители охотятся вовсе не за драгоценными металлами.

Они затеяли нечто покрупнее.

Женщина рухнула в кресло напротив. Карамельного оттенка кожа побледнела, взгляд сделался затравленным. После побега из Гренландии она долго размышляла, пытаясь понять, что же там случилось, и примириться с тем, какие ужасы они выпустили на свободу из трюма древнего дау.

– Скоро приземлимся.

Елена посмотрела на женщину. Снедаемая любопытством, она больше не могла молчать и потому решила рискнуть. Пусть лучше накажут, но сейчас самое время для вопросов.

– Кто вы?

Командир отряда заговорила далеко не сразу. Сперва она, глядя на Елену, видимо, решала, достойна ли пленница такого знания.

– Можете звать меня Бинт Муса.

– Моисеева дочь, – перевела Елена.

Кивнув, женщина задумчиво погладила шрам на лице.

– Я через многое прошла, прежде чем меня так стали называть.

Елена сглотнула, стараясь сохранить невозмутимый вид, хотя резко ощутила, как давит на поясницу припрятанная находка. До сих пор никто не догадался о тайне: решив, наверное, что угрозы Елена не представляет, ее лишь наскоро обыскали на предмет оружия да отобрали сотовый, перед тем как запереть в каюте подлодки.

Конверт из тюленьей кожи, найденный у тела мертвого капитана и лежащий во внутреннем кармане парки, так и остался ненайденным. На борту субмарины перепуганная Елена искала, чем занять себя, и рискнула его вскрыть. Сорвав восковую печать, обнаружила внутри две тетради в кожаных переплетах, сшитых толстыми нитками.

Елена слишком боялась повредить хрупкие книжицы и не стала их открывать, а вот заглавия, выполненные арабской вязью и вытисненные на переплетах, сохранились хорошо. Первое состояло из единственного слова: «ملحمة», что в переводе означало «Одиссея». Тогда Елена решила, что это письменное переложение Гомеровой поэмы, но вскрывать швы, чтобы выяснить, так это или не так, не рискнула.

Тем более что второе заглавие оказалось более интригующим.

Образ этого тиснения до сих пор пылал перед мысленным взором, вместе с переводом: «Исповедь четвертого Моисеева сына».

Наверное, дневник погибшего капитана, рассказ о том, как его судно попало в грот у берегов Гренландии, как застряло там и откуда везло свой жуткий груз. Елену подмывало вскрыть тетрадь, но она боялась повредить столь важный исторический документ.

Она внимательно посмотрела на меченую, назвавшуюся Моисеевой дочерью. Определенно что-то связывает ее и золотую карту, ведь похитителям известно об артефакте необычайно много.

В этот момент капитан произнес что-то по внутренней связи на турецком языке. Странно, ведь остальные на борту говорили по-арабски.

– Посадка через десять минут. Пристегните ремни.

Елена и так уже сидела пристегнувшись, поэтому посмотрела в иллюминатор. Впереди показалась земля. Если она верно угадала и море под ними – Эгейское, то каменистый берег впереди – это Турция. Чтобы смирить страх, Елена попыталась определить, куда именно они направляются. Поискала взглядом ориентиры, сверилась с положением солнца… и вздрогнула, ощутив одновременно уверенность в своей правоте и ужас.

На северо-восток уходил широкий пролив, очевидно Дарданеллы, именовавшийся в древности Геллеспонтом, морем Геллы. Пересекая северо-восточную часть Турции, он впадал в Мраморное море.

«Я и впрямь замкнула круг… из Хельхейма да в море Геллы»[15]15
  По-английски имена Хель (владычицы Хельхейма, см. выше) и Геллы (женщины из древнегреческой мифологии, утонувшей в этом проливе, упав с покрытого золотой шерстью летающего барана – того самого, за чьей шкурой с руном впоследствии плавали аргонавты) созвучны.


[Закрыть].

Елена узнала глубокий вырез бухты, обрамленный отвесными скалами. Совсем недавно она видела ее изображение: тут стоял крохотный серебряный кораблик с золотой карты. Еще на дау она сама же вспомнила древнее название этого места, а сидящая сейчас напротив женщина подтвердила догадку.

Достигнув линии берега, самолет пошел на снижение.

Показались акры древних стен и фундаментов.

Елена уже точно знала, что это за место.

Руины Трои.

Она взглянула на женщину, Бинт Муса, Моисееву дочь. Та посмотрела на нее в ответ.

«Какого черта тут происходит?»

Глава 10

22 июня, 11:08 по восточному времени.

Вашингтон, округ Колумбия

Грей снова плюхнулся в кожаное кресло у директорского стола.

– Лучше бы нам отыскать его дочь.

Сенатор Кент Каргилл только что ушел в сопровождении Кэт.

На лице Пейнтера застыло уязвленное выражение.

– Согласен. Враг в лице этого человека нам не нужен. Особенно если он и правда метит в Белый дом.

Получасом раньше директор вводил сенатора в курс дела, рассказывая, как продвигаются поиски и какие намечены планы, в том числе с участием разведки и полиции по всему миру. Каргилл слушал его, задавая вопросы строго по делу, и предложил свои ресурсы, как глава сенатского Комитета по международным отношениям.

Грей благоразумно молчал. Он-то ожидал увидеть паникующего отца, который станет всем тут приказывать, бодаться с директором, ставить условия… В глазах Каргилла и правда читался страх, губы он сжал в тонкую бледную линию, однако самообладания сенатор не терял, видимо понимая, что криками и угрозами дочь не спасет.

Как бы сам Грей повел себя, похить кто-нибудь Джека? Крушил бы стены. Сенатор же перед лицом кризиса сохранял олимпийское спокойствие, а значит, президент из него получится отличный. У него не хребет, а стальной стержень, ум – острый, как медвежий капкан.

Когда речь зашла о вине «Сигмы», сенатор с готовностью признал, что его дочь своевольна и питает не меньшую страсть к своей работе, чем он – к своей. А стоило Пейнтеру заговорить о древнем дау, как в глазах Каргилла мелькнул огонек любопытства. Ведь находка способна была доказать, что арабы открыли Новый Свет задолго до викингов.

Он покачал головой и, хмыкнув, произнес: «От изучения корабля вы мою дочь все равно не удержали бы».

Вопрос решили со взаимным уважением, и вот сейчас Пейнтер обогнул стол и вернулся на место. Опустившись в кресло, он выразительно посмотрел на Грея.

– Сам видишь, нам нужны лучшие кадры.

То, что это не похвала, а намек вернуться к работе, Грей понял. Оставалось надеяться, что эпитет «лучшие» к нему все еще применим.

– На твою помощь надеюсь не только я, – признал Пейнтер, напомнив о том, что они обсуждали чуть ранее.

– Вы это о ком?

– Я ведь говорил, что фотографии, которые геолог отправил нанимателям, утекли.

– И попали не в те руки. Это понятно, но что вы имели в виду, говоря о том, что они попали «и в те руки тоже»? О находке прознало еще одно учреждение… Кто они?

Пейнтер ответить не успел, потому что в кабинет, постучавшись, вошла Кэт.

– Наш уважаемый гость ушел, – сообщила она, – и я наконец возобновила видеоконференцию.

Она подошла к компьютеру Пейнтера и вопросительно выгнула бровь. Директор кивнул, разрешая воспользоваться своим настольником. Кэт быстро набрала с клавиатуры команду, и на экране за спиной у директора возникло дрожащее изображение. Когда оно стабилизировалось, Грей увидел мужчину: упираясь локтями в стол, тот подался почти к самому объективу вебкамеры.

Весело поблескивая зелеными глазами, мужчина убрал со лба челку черных волос в тон монашеской рясе. На экране мелькнул белый воротничок католического священника.

Финн Бейли. Отец Финн Бейли.

Так вот кто просит задействовать Грея!

– Смотрю, наш блудный сын вернулся, – с акцентом выходца из ирландской глубинки произнес священник. – С возвращением, коммандер Пирс.

Не обращая на него внимания, Грей обратился к Пейнтеру:

– Еще одно учреждение, которое прознало об открытии и видело фотографии геолога, это… Ватикан?

– Не весь, – уточнил с экрана Бейли. – Только те из нас, кто состоит в его intelligenza.

А значит, история куда масштабнее. О том, что у Ватикана есть собственная разведывательная служба, шпионская сеть, знали немногие. Десятилетиями – если не веками – ее агенты внедрялись в тайные общества и враждебно настроенные страны. Интересы Ватикана защищали джеймсы бонды в пасторских воротничках, только без лицензии на убийство.

С этой организацией Грей связался одиннадцать лет назад, когда познакомился с монсеньором Вигором Вероной, бывшим членом intelligenza и просто человеком чести, неоднократно спасавшим Грею жизнь и чья племянница однажды украла его сердце. Обоих, правда, уже не было в живых: они пожертвовали собой, спасая мир.

При виде отца Бейли пробудилась старая боль. Священник, ровесник самого Грея, некогда был студентом монсеньора Вероны в Папском институте христианской археологии и в конце концов поступил на службу в intelligenza. Выслушать его Грей согласился только из уважения к памяти старого друга, но отец Бейли по-прежнему его раздражал: слишком высокого мнения о себе, слишком уверенный в том, что перерос покойного наставника.

«Никогда и ни за что не стать тебе Вигором».

Вслух же он произнес:

– Так при чем тут Ватикан?

– А, долгая история, – начал Бейли. – Нет смысла рассказывать сейчас. Думаю, лучше начать с актуальных деталей: неделю назад нашу организацию встревожили фотографии с гренландской находкой. Она показалась нам важной, особенно золотая карта и серебряная астролябия и их связь с тайной, о которой у нас в Ватикане знают уже несколько веков.

– Что еще за тайна? – спросил Грей.

Бейли вскинул руку.

– Скажу только, что в наших интересах было удостовериться в подлинности находки и доставить ее сюда. Но, как вы, думаю, понимаете, католических церквей в Гренландии не хватает. Не говоря уже об агентах intelligenza.

– И за помощью обратились к нам, – подсказал Пейнтер.

– Вопрос очень срочный, – пояснил Бейли. – Нам кажется, что новость о находке распространяется очень быстро.

Кэт, стоявшая за компьютером, выпрямилась.

– К несчастью, вам не кажется.

– Знаете что-нибудь о тех, кто похитил карту? – спросил Грей.

– Увы, нет. Знаем только, что разграбление удалось не полностью.

– Как это понимать? – нахмурился Грей.

Ответил Пейнтер:

– Прибывший на место открытия климатолог, Дуглас Макнаб, сберег сферическую астролябию, когда она случайно выпала из карты. Еще он рассказал, что грабители называли сферу Ключом Дедала.

«Ключ Дедала?»

– Почему ее так называют, мы не в курсе, – вздохнул Бейли. – Однако один из наших агентов, мой коллега из Папского института христианской археологии, знаком с такими устройствами, сферическими астролябиями. Они настоящая редкость. Мы догадываемся, почему грабители так отчаянно желали ее получить.

– И почему же? – спросил Грей.

– Монсеньор объяснит.

Бейли нажал на клавиатуре комбинацию клавиш, и картинка увеличилась, показав стоявшего слева от священника человека. Грей напрягся – и не только потому, что Бейли забыл упомянуть еще одного, незримого и молчаливого участника беседы. В конце концов, поступок был вполне в духе этого хама.

Возмутился даже Пейнтер, а Кэт просто смотрела на экран ледяным взглядом.

Грей подался вперед, стараясь не показывать крайнего удивления. Может, дело было в титуле «монсеньор», но на краткий миг Грею показалось, будто в кадре – Вигор Верона, его призрак. Однако незнакомец приблизился к камере, и Грей понял, что обознался. Облаченный в полагающуюся по сану одежду, монсеньор был примерно того же возраста, что и Вигор: лет шестьдесят – семьдесят, – и носил такую же тонзуру, обрамленную венчиком седых волос.

– Монсеньор Себастиан Ро, профессор нашего института и давний член intelligenza. Можете говорить при нем без утайки.

«Как будто у нас был выбор, пока ты не сказал».

Заняв место Бейли, монсеньор застенчиво улыбнулся.

– Судя по вашим лицам, отец Бейли не предупредил о моем присутствии. – Он сердито взглянул на священника. – Кто-то однажды сказал мне, что молодежь считает стариков дураками, тогда как старики точно знают, что молодые – дураки.

Грей невольно улыбнулся. Этот человек даже разговаривал как Вигор.

– Прошу простить, – снова обратился к собеседникам монсеньор Ро, – мой поучительный тон. Я сорок лет преподаю и не в силах удержаться перед аудиторией.

Откашлявшись, он приступил к делу:

– Чтобы оценить важность предмета, найденного на замерзшем корабле, прежде нужно понять, насколько он редкий. Никто точно не знает, кто изобрел первую астролябию, устройство, совмещающее в себе карту звездного неба и аналоговый компьютер, способный определять положение звезд, время восхода и захода солнца и даже морские пути. Однако многие считают, что первую астролябию изобрели греки во втором веке до нашей эры. Возможно, Аполлоний или Гиппарх. Позднее, во времена золотого века ислама на Ближнем Востоке, астролябии довели до совершенства. Хотя и они оставались по своей природе плоскостными. Позвольте, я покажу.

Ро набрал команду на клавиатуре, и в углу экрана всплыло окошко с изображением: позолоченный диск, покрытый стрелками, дисками и надписями.

– Вот как астролябии выглядели вплоть до девятого века. Затем предположительно ан-Найризи, мусульманский математик, изобрел сферическую астролябию. Единственный найденный экземпляр подобного устройства хранится в Музее истории науки при Оксфордском университете.

Он набрал еще команду, вызывая на экран изображение потускневшего бронзового шара, покрытого выгравированными символами, арабскими цифрами и созвездиями. Все это окружали выгнутые стрелки и узорчатые обручи.

– Этот артефакт датируется пятнадцатым веком, а изготовлен был, скорее всего, в Сирии. Самая интригующая деталь – подпись в его основании.

Ро вызвал на экран изображение нижней части шара, где слабо угадывались слова.

– Тут написано, что это работа Мусы.

Грей встал, чтобы присмотреться получше.

– Муса? Это имя мастера?

Ро смотрел с экрана прямо на Грея.

– Все так думали, но если глубже изучить историю…

Тут его перебил Бейли:

– Предлагаю все же вернуться к актуальным деталям, пока мы не затерялись в прошлом.

Грей прищурился. Бейли явно скрывал некий козырь в рукавах сутаны.

– Астролябия из Гренландии, – продолжал священник, – вторая в мире. Одно это делает ее ценной. Однако наша сфера еще и важная деталь карты, похищенной с корабля. Фактически это ключ. Вот почему мы просили доставить его в Рим. Хотели выяснить, что он предвещает, на что указывает.

Пейнтер встал и подошел к карте Гренландии, на которой в реальном времени отображались поиски пропавшей субмарины. Он указал на самолет, отделившийся от группы и направляющийся через Атлантику на восток.

– На борту этого самолета Ковальски, Мария и доктор Макнаб. Они уже летят с артефактом в Ватикан.

– Мы бы хотели видеть и вас, коммандер Пирс, – сказал Бейли. – Серебряная астролябия – лишь кусочек головоломки, некоторых деталей по-прежнему недостает. Нам пригодились бы ваши уникальные способности.

«Вот теперь я вижу логику».

Именно за редкую проницательность Грея и взяли в «Сигму». В детстве он постоянно разрывался между противоположностями: мать преподавала в католической школе и в то же время была состоявшимся ученым-биологом. Отец, став инвалидом в зрелом возрасте, принял вынужденное положение домохозяйки. Возможно, воспитание в такой семье и заставило Грея смотреть на вещи под разными углами, искать равновесия и не впадать в крайности. Или же способность видеть скрытые от других закономерности досталась ему от рождения, с ДНК.

«Вот зачем я нужен Бейли».

– Пока я не согласился отправиться в Рим, – произнес Грей, – хотелось бы знать, куда эта карта ведет. Полагаю, что вы в общих чертах это знаете.

Огоньки в глазах Бейли вспыхнули ярче.

– Вы наверняка уже это поняли, коммандер. Иначе вам лучше остаться дома.

Интересно, подумал Грей, дать священнику по морде – это смертный грех? Впрочем, Бейли был прав, Грей уже сам догадался.

– Этот корабль перевозил необычный груз, нечто ужасное, заправленное летучим радиоактивным составом…

Ро кивнул.

– Вероятно, это некая форма греческого ог…

Бейли вскинул руку.

– Давайте не будем перебивать коммандера Пирса.

Ро покачал головой. Молодой выскочка явно начинал раздражать его так же, как Грея, но монсеньор просто скрестил руки на груди.

Грей продолжил:

– Механическая карта сконструирована как некий навигационный прибор. Он должен был привести корабль к источнику смертоносного груза.

Улыбка Бейли сделалась шире.

– Именно. И дабы выманить вас из лона отцовской ответственности, я назову этот источник.

Грей вздохнул, устав от игры в загадки.

– Что же это?

– Создатели карты обозначили его как Тартар.

– Тартар? – нахмурившись, переспросил Кроу. – Греческий ад?

Грей вспомнил описание того, что вырвалось на свободу из трюма корабля. Название подходило как нельзя кстати.

Бейли кивнул.

– Только помните, что Тартар – не просто греческая юдоль пыток и страданий. Это еще и уголок Аида, в котором заключили титанов. Чудовищных богов, предшественников олимпийцев. Существ невероятной силы, огненных разрушителей.

Священник сделал многозначительную паузу.

Кэт обернулась к Пейнтеру:

– Не знаю, в прямом смысле это ад или в переносном, но там явно есть какой-то источник неведомого топлива и что-то вроде схрона дьявольского оружия. Если уж о нем прознали коллеги отца Бейли в intelligenza, то люди, похитившие Елену Каргилл, точно в курсе. Они осведомлены куда лучше прочих.

Грей кивнул.

– Они намерены отыскать это место и завладеть его ресурсами.

Пейнтер обернулся к нему:

– Что совершенно недопустимо.

– Поэтому мы просим коммандера Пирса приехать к нам в Рим, – напомнил Бейли. – Подозреваю, что время не ждет. Особенно если неизвестный враг, как верно заметила капитан Брайант, информирован лучше нас.

Пейнтер внимательно смотрел на Грея.

– Прежде чем уехать, – ответил тот, – мне нужно кое с кем посоветоваться.

«Она явно будет не в восторге».

12:33

Штат Мэриленд, Такома-Парк

Сейхан выругалась, прилаживая колпак молокоотсоса к левой груди. Надо было брать двойной, подумала она, устраиваясь поудобнее на кухонном стуле с подушкой под поясницей. Джек уже час как спал в кроватке, но проснуться мог в любой момент.

Перед Сейхан в электронной рамке сменяли одна другую фотографии: Джек новорожденный в больничном чепчике, а вот ему месяц, и он в пижамке под форму морячка, а вот он улыбается от уха до уха, а вот на руках у гордого папаши Грея…

Меняя стороны, Сейхан ощущала тепло в груди.

Появилось новое изображение: Грей в плавках достает хохочущего Джека из детского бассейна на заднем дворе. Сейхан присмотрелась к мускулистой фигуре мужа, к блестящим льдисто-голубым глазам и темной взъерошенной шевелюре. Мужа она любила всей душой, до умопомрачения, но при этом сознавала, что родительский долг, не говоря уже про бессонные ночи, ослабил близость между ними. Хотя появление Джека привнесло в супружество и много нового.

Впрочем, Сейхан слишком хорошо знала, что жизнь – это эволюция и романтические отношения со временем меняются. Застой убивает их, как и измена.

Картинка сменилась, а Сейхан вспомнила первую встречу с Греем: тогда, в лаборатории Форт-Детрика, она его подстрелила. Сейхан отчетливо помнила этот момент, хотя казалось, что произошло это не в жизни, а в кино и на спуск нажимал другой человек.

В то время она работала наемным убийцей на террористическую организацию, которую потом сама же помогла уничтожить. Оставшись одна, Сейхан нашла прибежище в «Сигме», а с Греем – еще и новый дом.

И все же в ней осталось жесткое ядро, стержень, от которого так просто не отказаться. С юных лет Сейхан проходила жестокую школу, и часть ее постоянно требовала дозы адреналина.

Мысленно она снова услышала выстрел, увидела, как падает Грей. Вспомнила другие убийства, куда более жесткие, но ужаса не испытала. Лишь знакомое спокойствие, граничащее с удовлетворением.

В рамке появилась фотография, как она нежно целует свое дитя в еще не заросший родничок.

«Кто эта женщина? Кто я?»

Ответа Сейхан не знала и одновременно боялась его. Что она предложит Грею, перестав быть собой? Какой матерью станет для Джека?

Чтобы отвлечься, Сейхан сосредоточилась на деле – этот навык ей привили вместе со способностью убивать. Она целиком ушла в воспитание Джека, вкладывая в сына все силы, ведь так было проще, чем смотреть в зеркало.

Помогало недолго.

Внутри Сейхан что-то зрело.

«Может, пока я не узнаю, кто я такая, Джеку будет лучше без меня?»

Заметив, что молоко уже течет слабее, она выключила молокоотсос и, отсоединив от него бутылочку, завинтила крышку. В это время открылась парадная дверь и раздался голос Грея.

– На кухне! – откликнулась Сейхан.

«Вовремя же ты».

Протопав по дощатому полу, вошел Грей, потный и запыхавшийся. Он словно заполнил собой все свободное пространство, а его мускусный запах перебил сладкий аромат молока.

– Надо кое-что обсудить. «Сигма» просит…

– Знаю, – перебила его, вставая, Сейхан. – Звонила Кэт и все рассказала. Поезжай.

– Точно?

– Да, точно. Я с тобой.

Грей напрягся.

– А как же…

– За Джеком присмотрит Кэт, Монк уже едет, заберет. Харриет с Пенни вне себя от радости. – Она подошла к холодильнику и убрала подальше две бутылочки с молоком, дополнив стоявшую там батарею. – Я несколько недель регулярно сцеживаю молоко. Хватит на четыре дня, и еще в морозилке на всякий случай есть запас.

Она обернулась и посмотрела мужу в глаза, как бы сообщая: «Мне это нужно».

Она ждала, что Грей воспротивится, но в его глазах зажегся огонек возбуждения. Давно она не видела этого блеска. В груди екнуло, сердце забилось чаще, и Сейхан поняла, что на самом деле это нужно им обоим.

Грей притянул ее к себе.

– Похоже, нам предстоит дорога в ад. Может быть, даже буквально.

Глядя на мужа, Сейхан улыбнулась так широко, как не улыбалась уже очень давно.

– Надеюсь.