Текст книги "Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления"

Ещё одним благотворным исчезновением, которое в значительной степени можно связать с появлением двойных урожаев, стало снижение оттока населения из сельской местности в межсезонье. До 1970 года как временная, так и постоянная миграция были системными характеристиками экономики региона, которые проявлялись в том, что население в долине реки Муда увеличивалось темпами, составлявшими лишь половину естественного прироста, а масштабы оттока населения были самыми высокими среди рисоводческих территорий Малайзии[174]174
  Economic Consultants Ltd. Kedah-Perlis Development Study, 17.


[Закрыть]. Кроме того, редкая семья мелких землевладельцев или арендаторов в период между сезонами выращивания риса не отправляла – хотя бы временно – кого-нибудь на заработки, приносившие «живые» деньги. Переход к двойным урожаям принёс временное облегчение и способствовал процессу, который можно назвать «рекрестьянизацией» (repeasantization). Теперь многие селяне впервые смогли позволить себе роскошь оставаться дома на протяжении всего года. Небольшие хозяйства, которые прежде были не в состоянии обеспечивать пропитание в условиях всего одного урожая в год, теперь превратились в жизнеспособные предприятия. Речь шла не только о том, чтобы собирать два урожая с одного и того же участка, но и о возможностях для наемного труда, которые предоставляли два сезона. На руку наемным работникам также сыграли введенные в 1969 году ограничения для трудовых мигрантов из Таиланда и табачный бум в бедном штате Келантан, выступавшем экспортером рабочей силы, – в результате конкуренция за рабочие места впечатляюще сократилась. Однако, как будет показано ниже, эта долгожданная передышка была лишь временной. К 1978 году значительная часть новых рабочих мест, которые появились благодаря ирригация, была уничтожена комбайнами, и принадлежавшие к бедным группам населения региона работники снова отправились в путь.

Если удовольствие оставаться дома крестьяне могли позволять себе недолго, то воздействие двойного цикла рисоводства на землевладение представляется куда более устойчивым. Два урожая в год, более стабильные объемы производства и прекращение беспорядочных колебаний цен на рис-сырец в течение сезона – все эти факторы в большинстве случаев способствовали тому, что крестьяне вырывались из круга долгов, которые после неудачного сезона могли приводить к тому, что их земли доставались кредиторам. Многие крестьяне из долины реки Муда по-прежнему, как правило, берут сезонные кредиты у лавочников и ростовщиков, но такие займы обычно погашаются с каждым новым урожаем и лишь в редких случаях приобретают вид схемы джуал джанджи, которая чревата последующей утратой прав собственности. В результате класс мелких землевладельцев стабилизировался, а процесс пролетаризации в сельской местности замедлился[175]175
  Точные данные недоступны, однако, как будет показано ниже, статистика распределения собственности на земли под выращивание риса с 1966 по 1976 годы свидетельствует если не об активном распространении, то как минимум о сохранении мелкого землевладения. Правда, такие хозяйства возникают и в результате дробления собственности при передаче земель по наследству.


[Закрыть].

Отмеченные выше перемены в таких сферах, как доступ к благам цивилизации и потребительским товарам, объем предложения риса, питание, занятость и платежеспособность домохозяйств, можно с полным правом назвать позитивными новыми тенденциями последнего десятилетия в долине реки Муда. Но присутствуют и другие новые тренды, которые можно охарактеризовать как в лучшем случае неоднозначные, поскольку их оценка во многом зависит от того, какое классовое положение вы занимаете. В данном случае наша задача вновь будет заключаться в том, чтобы представить лишь основные задокументированные факты, а их социальная интерпретация будет выполнена ниже, в главе 5. Обращение к ряду статистических показателей по долине реки Муда в целом должно принести определенную пользу, прежде чем мы перейдем на уровень отдельно взятой деревни («передний план»), где подобные данные обретают плоть и кровь.

Землевладение

Первым фактом, знание о котором необходимо иметь применительно к любой ситуации в аграрной сфере, являются способы распределения собственности на основное средство производства – землю[176]176
  Источником данных, приведённых в этом и последующих разделах, в основном выступает следующий превосходный детализированный доклад: D. S. Gibbons, Lim Teck Ghee, G. В. Elliston, and Shukur Kassim, Hak Milik Tanah di Kawasan Perairan Muda: Lapuran Akhir («Землепользование на ирригационных территориях региона Муда: окончательная версия доклада»), Pt. 2, Findings (Pulau Pinang: Pusat Penyelidekan Dasar and Universiti Sains Malaysia, 1981). В дальнейшем этот документ будет упоминаться в сносках как USM-MADA Land Tenure Study (Исследование землепользования, выполненное USM-MADA). Его основой выступило обследование всех крестьянских хозяйств в регионе Муда, проведённое в 1975–1976 годах. Чтобы прийти к выводам о трансформациях в землепользовании с течением времени, авторы провели сравнение с предыдущими выборочными обследованиями, которые проходили в регионе. Исходя из целей настоящей книги, в документе можно отметить лишь два недостатка: в нём отсутствует информация для периода после 1976 года, а масштаб исследования ограничен вопросами собственности на землю, размера участков и землепользования. Таким образом, для получения данных после 1976 года и в связи с проблемами, которые не рассматриваются в указанном исследовании, мне пришлось опираться на другие, не столь всеобъемлющие источники. Благодаря той тщательности, с которой были собраны, проверены и интерпретированы основные данные этого доклада, он предстаёт образцом для исследований на материале других регионов.


[Закрыть]. В долине реки Муда это распределение весьма неравномерно (значение коэффициента Джини составляет 0,538), хотя перед нами не та ситуация, которая характерна для латифундий, когда на большей части ландшафта доминируют несколько крупных хозяйств. Кроме того, отсутствуют какие-либо свидетельства того, что после перехода к двойным урожаям распределение прав собственности на рисовые земли стало более неравномерным или концентрированным. Базовая ситуация в этой сфере вкратце представлена в таблице 3.1[177]177
  USM-MADA Land Tenure Study, 145. Представленные в таблице непривычные количественные показатели для выделения различных категорий размеров земельных наделов обусловлены тем, что исходные данные собирались в соответствии с местными единицами измерения площади (один релонг равен 0,71 акра). Таким образом, площади от 0,01 до 2,83 акра эквивалентны 0,01-3,9 релонга; от 2,84 до 7,09 акра – от 4,0 до 9,9 релонга; свыше 7,1 акра – 10 релонгам и более.


[Закрыть], однако следует помнить, что приведенные в ней показатели охватывают только собственников земель для выращивания риса и поэтому не включают почти 14,6 тысячи «чистых» арендаторов и 8 тысяч домохозяйств с безземельными работниками, на которые приходится 37 % домохозяйств, занятых в секторе рисоводства. Но даже в этом случае обнаруживаются поразительные диспропорции. На крупные наделы площадью более семи акров (10 релонгов [2,8 гектара]) приходится лишь 11 % от общего количества хозяйств, однако они занимают 42 % всех рисовых земель. Именно этот слой относительно зажиточных землевладельцев, наряду с отдельными крупными арендаторами, составляет в рассматриваемом нами регионе ядро класса земледельцев, ведущих коммерческое хозяйство (commercial farming class) – на их долю, возможно, приходится три четверти всего риса, реализуемого в долине реки Муда[178]178
  Какие-либо сводные показатели для всей долины реки Муда, похоже, отсутствуют, однако данная доля, вычисленная в ходе тщательного исследования отдельных районов, вероятно, близка к общей картине. См.: Masanabu Yamashita, Wong HinSoon, and S. Jegatheesen, «MADA-TARC Cooperative Study, Pilot Project ACRBD 4, Muda Irrigation Scheme, Farm Management Studies» (May 1980, mimeo.), 5. В дальнейшем эта работа будет упоминаться как MADA-TARC Farm Management Studies, 1980 (Исследования экономики и организации сельскохозяйственного производства, выполненные MADA-TARC, 1980).


[Закрыть]. На другом конце континуума располагается подавляющее большинство (61,8 %) землевладельцев с наделами, имеющими площадь меньше уровня, необходимого для получения доходов, которые соответствуют черте бедности. Размер владений около 40 % крестьян фактически составляет менее 1,42 акра [0,57 гектара] – для получения дохода на уровне самообеспечения требуется вдвое больше. Эта группа занимает незначительное место в рыночной торговле рисом.

Таблица 3.1. Распределение земель под выращивание риса по размерам наделов, Программа ирригации долины реки Муда, 1975–1976 годы

Вместе с внедрением двойных урожаев стоимость земель для выращивания риса подскочила примерно в пять раз – такая динамика, намного опережающая рост индекса потребительских цен или доходов от выращивания риса, в будущем чревата последствиями для социальной мобильности. До 1970 года у трудолюбивого и бережливого арендатора существовала возможность, пусть и редкая, приобрести небольшой участок земли и за счёт этого улучшить своё положение. Однако при нынешних ценах на землю возможность расширять свои наделы оказалась закрытой практически для всех, кроме самых богатых собственников. Традиционный путь восходящей мобильности – при всех его ограничениях – был совершенно заблокирован.

Размеры хозяйств

Распределение площадей эксплуатируемых земледельческих хозяйств является хорошим индикатором доступа (в силу прав собственности или аренды) к главному фактору производства. Соответствующие сравнительные данные до и после внедрения двойных урожаев приведены в Таблице 3.2[179]179
  USM-MADA Land Tenure Study, 167.


[Закрыть]. Неравенство фактических размеров хозяйств пусть и не столь заметно, как в случае с правами собственности, но всё же очевидно. Мелкие хозяйства, составляющие почти половину домохозяйств в регионе Муда, обрабатывают всего 17 % рисовых земель, тогда как крупные хозяйства, на которые приходится лишь 14 % домохозяйств, претендуют практически на 40 % рисовых земель. Между двумя указанными группами располагается большая прослойка крестьян-середняков, ведущих хозяйство на скромных участках. Наиболее выразительной тенденцией последнего десятилетия является рост доли мелких хозяйств при отсутствии заметных изменений доли земельных ресурсов, которыми они располагают, в связи с чем средний размер мелких хозяйств снизился до исторического минимума в 1,4 акра [0,57 гектара].

Таблица 3.2. Распределение хозяйств по площади земель, 1966 и 1975–1976 годы

Землепользование

Но наиболее впечатляющие преобразования состоялись прежде всего в социальных механизмах земледелия. Для землепользования в долине реки Муда одновременно характерны сложность и гибкость. Например, не так уж редко можно встретить крестьян, которые обрабатывают часть собственной земли, сдают в аренду небольшой участок, арендуют ещё один участок и даже время от времени собирают за плату урожай на чужой земле. Тем не менее можно выделить три основные группы землевладельцев: собственники-землепользователи, которые обрабатывают собственную землю; арендаторы в чистом виде, которые берут в аренду все обрабатываемые ими рисовые земли[180]180
  Ibid., 164.


[Закрыть]; собственники-арендаторы, обрабатывающие земли, которые как арендуются, так и находятся в их собственности. Как показано в Таблице 3.3, наиболее впечатляющей особенностью моделей землепользования начиная с 1966 года является резкое сокращение доли чистых арендаторов. Имеются определённые свидетельства того, что данная тенденция наблюдалась ещё до внедрения двойных урожаев, однако нет никаких сомнений в том, что она чрезвычайно ускорилась с 1970 года[181]181
  Ibid., 167 (также приводятся сопоставимые показатели за 1955 и 1972–1973 годы). Что именно произошло с этими бывшими арендаторами, непонятно. Некоторые из них, несомненно, стали безземельными сельскими батраками, а другие, в особенности молодые люди, временно или постоянно отправлялись на заработки в город. Небольшая часть арендаторов, возможно, перестала активно заниматься сельским хозяйством, а замены этим людям не появилось.


[Закрыть]. Если в 1955 году чистые арендаторы были доминирующей группой землепользователей в регионе Муда, то к 1976 году на неё приходилось менее четверти земледельцев, при этом чистые арендаторы обрабатывали менее четверти площадей земли. Данная ситуация свидетельствуют о том, что стремительная ликвидация этого класса происходит у нас на глазах. Общая картина, основанная на данных о размерах хозяйств и землепользовании, говорит о постепенной поляризации: увеличение доли мелких хозяйств (в основном под управлением их собственников), которые способны получать доходы лишь на уровне самообеспечения, повсеместное сокращение арендных отношений и расширение группы владельцев более крупных коммерческих хозяйств. Всё это очень во многих аспектах совпадает с результатами «зелёной революции» в других регионах муссонного пояса Азии[182]182
  См.: Keith Griffin, The Political Economy of Agrarian Change: An Essay on the Green Revolution (Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1974), chap. 3. Имеется и единственное исключение. В отдельных случаях «зелёная революция» приводила к почти полной ликвидации мелких собственников-землепользователей, однако в долине реки Муда эта группа оказалась чрезвычайно устойчивой, несмотря на её всё нарастающую маргинализацию в экономическом отношении.


[Закрыть].

Таблица 3.3. Типы землепользования в регионе Муда, 1966 и 1975–1976 годы

В результате этих структурных изменений в нижней части деревенского социума появился многочисленный малодоходный и единый в своей бедности класс мелких земледельцев, в верхней возник крепкий класс капиталистических хозяев, а между ними находилась по-прежнему значительная группа крестьян-середняков. Дать объяснение этим структурным изменениями непросто. Благодаря двойным урожаям, более высокой производительности и механизации возобновление обработки земли становилось всё более выгодным и оправданным для её владельцев. Это обстоятельство способно помочь объяснению того, почему происходило вытеснение с земли арендаторов, а доля собственников-землепользователей как мелких, так и крупных хозяйств росла. Свою роль сыграла и демография. Несмотря на постоянный отток населения из долины реки Муда, с 1957 по 1976 годы местное население выросло почти на 30 %. За десятилетие, завершившееся в 1980 году, население региона выросло более чем на 18 % и составило 539 тысяч человек. Учитывая то, что площадь земель под рисом за этот период оставалась почти неизменной, рост населения побуждал их владельцев забирать сдававшиеся в аренду земли в пользу своих детей и делить между наследниками участки, которые они раньше обрабатывали в одиночку. Это обстоятельство также способствует объяснению активного распространения мелких хозяйств и сокращения количества арендаторов.

Есть все основания для уверенности в том, что описанные тенденции, надёжно задокументированные до 1976 года, в дальнейшем сохранялись, а возможно, и усилились. Ещё более важный момент заключается в том, что дополнительные стимулы для вытеснения мелких арендаторов обеспечиваются произошедшими после 1976 года изменениями технологий, производственных издержек и цен на рис.

Например, использование комбайнов, позволяющее снижать затраты на контроль над посевами и быстро собирать урожай в межсезонье, способствуют тому, чтобы собственники земель возделывают более крупные участки. Учитывая инерционный характер ставок на аренду земель в регионе[183]183
  Большинство арендаторов земли в долине реки Муда имеют родственные связи с её владельцами и платят им по ставкам ниже рыночного уровня. В связи с этим см. прекрасное тематическое исследование: Mohd. Shadli Abdullah, «The Relationship of the Kinship System to Land Tenure: A Case Study ofKampung Gelung Rambai, Kedah» (Master's thesis, Universiti Sains Malaysia, 1978) и весомый анализ данного феномена в других регионах Малайзии в работе: Akimi Fujimoto, «Land Tenure, Rice Production, and Income Sharing among Malay Peasants: Study of Four Villages» (Ph. D. diss., Flinders University, Australia, 1980). Парадоксальным образом для владельца земли проще не повышать арендную плату, которую должны платить его родственники-арендаторы, а изъять у них землю, чтобы обрабатывать её самостоятельно, – селяне признают, что у хозяина земли и его детей в данном случае имеется приоритет перед более дальними родственниками. Это и объясняет, почему землевладельцы не могут попросту выгодно воспользоваться дефицитом земли и повышенными доходами от обработки земли, извлекая в полном объёме экономическую ренту из арендаторов, которые доводятся им близкими родственниками.


[Закрыть], предоставление бесплатных удобрений в межсезонье 1979 года и 30-процентное повышение отпускных цен производителей на рис в конце 1980 года также внесли свою лепту в то, что самостоятельная обработка полей стала как никогда привлекательной. Это утверждение подтверждается имеющимися в нашем распоряжении свежими данными[184]184
  Значимость комбайнов как фактора, влияющего на решение землевладельцев сдавать в аренду меньше земель, рассмотрена в недавнем исследовании Розмари Барнард на материале одной деревни неподалёку от Алор-Сетара, см.: Rosemary Barnard «Recent Developments in Agricultural Employment in a Kedah Rice-Growing Village», 30 (Paper presented at the Second Colloquium of the Asian Studies Association of Australia, James Cook University, August 29–31, 1979). Нарастающее вытеснение арендаторов с земли также отметил глава сельскохозяйственного отдела Администрации сельскохозяйственного развития долины реки Муда Афифуддин Хаджи Омар в следующем докладе: Afifuddin Haji Omar, «The Pivotal Role of an Integrated Institutional Reform in Socioeconomic Development of Rice Peasantry in Malaysia» (Paper presented at Conference on Development: The Peasantry and Development in the ASEAN Region, University Kebangsaan Malaysia, Bangi, May 26–29, 1980), 12.


[Закрыть].

Начиная с 1966 года в форме арендных отношений состоялись ещё два заметных изменения, которые, как правило, благоприятствуют крупным арендаторам, располагающим капиталом – в особенности тем, кто относится к группе собственников-арендаторов, – в ущерб арендаторам мелким. Первое из этих изменений касается времени и способа внесения арендной платы за каждый сезон. В 1955 году более трех четвертей арендаторов земель в долине реки Муда вносили арендную плату после сбора урожая в виде фиксированного объема риса-сырца[185]185
  Статистические данные о рисовой и денежной ренте за период с 1955 по 1976 годы см. в: USM MADA Land TenureStudy, 66. Термин «рисовая рента» (сева пади)в исследованиях всегда трактуется таким образом, как будто она действительно выплачивается в натуральной форме. Однако, судя по моему опыту, «рисовая рента» стала подразумевать лишь то, что арендная плата устанавливается в показателях рыночных цен на заранее определённый объем риса и обычно вносится землевладельцу наличными деньгами. Следует также отметить, что рисовая рента не представляла собой соглашение о разделе урожая, поскольку она устанавливалась как фиксированный объём зерна, а не как фиксированная доля урожая, которая в абсолютных показателях менялась бы в зависимости от того, сколько риса удалось собрать.


[Закрыть] или соответствующего денежного эквивалента. Денежные арендные платежи (сева тунай), не привязанные к тому или иному объему риса, взимались редко – на них приходилось лишь 12 % всех арендных соглашений. Но к 1966 году взимание арендной платы деньгами стало почти столь же распространенным, как и рисом, а к 1975 году три четверти всех договоров аренды предусматривали денежную ренту – таким образом, возникла противоположная модель в сравнении с той, что существовала двумя десятилетиями ранее. Если внесение арендной платы рисом может осуществляться из поступлений от текущего урожая, в связи с чем её размер зачастую может обсуждаться в зависимости от объема собранного риса, в случае денежной аренды арендатору требуется раздобыть капитал до начала сезона, а её размер не подлежит обсуждению. В тот момент, когда землевладелец переходит к денежной аренде, арендатору необходимо единовременно внести двойную плату – за прошедший сезон и за будущий. Последствия такого перехода не исследовались, однако нет сомнений, что приличное количество бедных арендаторов, которые не могли собрать необходимые деньги, уступили своё место тем, кто был в состоянии это сделать[186]186
  Единственные количественные данные, которыми я располагаю, относятся к Седаке, где с земли был вытеснен, возможно, каждый седьмой арендатор, однако экстраполировать подобные показатели на всю долину реки Муда было бы рискованно.


[Закрыть]. За исключением земель, которые арендуются детьми у своих родителей, арендные отношения в долине реки Муда теперь по большей части представляют собой отношения между арендатором и рантье в чистом виде, когда все риски, связанные с выращиванием риса, несёт исключительно земледелец, выплачивающий арендную плату по неизменной денежной ставке перед началом сезона.

Более знаменательным изменением в арендных отношениях стало всё большее распространение за последние годы такого вида аренды, как паджак, или владения на правах аренды (leasehold). В данном случае речь идёт о долгосрочной аренде земли в течение как минимум двух сезонов, а в действительности она может продолжаться до 10–12 сезонов. Вся арендная плата вносится единовременной суммой и в большинстве случаев оформляется письменным нотариально заверенным договором. В качестве формы аренды паджак существовал давно, зачастую выступая способом, при помощи которого крестьяне скромного достатка собирали значительные суммы на такие цели, как важная свадьба, новый дом, поездка в Мекку или выплата непогашенного долга. Отражением насущных потребностей семей, сдающих землю в аренду, обычно выступали арендные ставки в рамках таких соглашений, которые оказывались гораздо ниже текущей рыночной платы за сезонную аренду. Однако сейчас арендная плата на условиях паджак всё чаще эквивалентна рыночным ставкам или превышает их[187]187
  Авторы исследования землепользования, выполненного USM-MADA, к своему удивлению, обнаружили, что арендная плата за паджак составляла 122,74 ринггита за основной сезон, тогда как при аренде земли от сезона к сезону ставка составляла 112,49 ринггита. Одна из интерпретаций, предложенных в указанном исследовании, заключается в том, что подобные арендные соглашения «являются чрезвычайно коммерческими по своему характеру сделками, заключаемыми между землевладельцами, которые реагируют на рыночные условия аренды, и состоятельными арендаторами (в том числе, возможно, из немалайских этнических групп, которым труднее раздобыть землю и которые беспокоятся о получении той или иной степени гарантии землепользования)» (USM-MADA Land Tenure Study, 72).


[Закрыть], и к таким соглашениям часто прибегают состоятельные землевладельцы, стремящиеся получить деньги для инвестиционных целей.

Для землевладельца такая разновидность аренды обладает преимуществом по сравнению со схемой джуал джанджи – оно заключается в том, что право собственности на землю сохраняется, даже если права пользования могут передаваться арендатору на много лет. Однако для мелких арендаторов всё это оборачивается тем, что они больше не могут арендовать землю на рыночных условиях. В 1979 году для заключения типового контракта типа паджак на участок земли, к примеру, площадью три релонга на шесть сезонов (три года) требовалось собрать сумму от 2700 до 4000 ринггитов, выплачиваемую вперёд. Поскольку подобная сумма превышает средние доходы крестьян долины реки Муда в два-три раза, для подавляющего большинства мелких земледельцев в регионе она далеко не по карману. Поэтому среди тех, кто берёт землю в долгосрочную аренду, присутствует всё больше богатых малайских землевладельцев и китайских бизнесменов, которые располагают капиталом и техникой (тракторами и комбайнами) и ищут выгодные возможности для инвестиций. Они готовы платить повышенные арендные ставки и предпочитают арендовать большие участки земли для выращивания риса. В результате возникает класс богатых и полностью коммерциализированных арендаторов, появление которого на рынке аренды земли вытесняет мелких арендаторов, не располагающих достаточным капиталом.

Дать оценку того, в какой мере сокращение класса арендаторов до 1976 года было связано с вытеснением многих мелких арендаторов их капиталистическими конкурентами, невозможно. В то же время очевидно, что начиная с 1976 года оно заметно ускорилось. Лишь в немногих, из проведённых с тех пор исследованиях, посвященных сельской местности, не отмечается всё большее использования этого механизма и не высказывается тревога по поводу его вероятных последствий для бедного крестьянства в регионе Муда[188]188
  Например, Мохаммад Шадли Абдаллах обнаружил, что в деревне Гелун-Рамбал примерно треть договоров аренды заключалась в форме владения на правах аренды (паджак) (см.: Mohd. Shadli Abdullah, «Relationship of the Kinship System», 110). Дайана Вонг, проводившая исследование в этой же деревне несколько позже, указывает, что «переход к аренде типа паджак представляет собой всё более тревожную тенденцию» (Diana Wong, «A Padi Village in North Malaya» (1980, mimeo.), 18). Йон Р. В. Дане в своём исследовании, посвященном крестьянским организациям, отмечал, что систему паджак всё больше использовали даже бедные землевладельцы, чтобы получить наличные деньги и одновременно избежать многочисленных притязаний своих родственников на аренду их земли задёшево (см.: Jon R. V. Daane, Farmers and Farmers Organizations: A Study of Changing Resource Use Patterns in the Muda Area, Preliminary Report No.2 (August 1978, mimeo.)). Афифуддин Хаджи Омар также с беспокойством отмечал такую тенденцию: профсоюзы, владеющие комбайнами, арендуют большие участки земли за повышенную плату (см.: Afifuddin Haji Omar, «Pivotal Role», 12). Акимо Фудзимото установил, что в провинции Уэллесли, этой чрезвычайно коммерциализированной зоне выращивания риса к югу от Кедаха, 24 % арендных контрактов представляли собой аренду на долгосрочных условиях (см.: Fujimoto, «Land Tenure», 80). Единственное исключение зафиксировано в выполненном Розмари Барнард повторном исследовании деревни Асам-Риан, где за последнее десятилетие система паджак, судя по всему, исчезла (см.: Rosemary Barnard, «The Modernization of Agriculture in a Kedah Village, 1967–1968» (Paper presented at Second National Conference of the Asian Studies Association of Australia, University of New South Wales, Sydney, May 15–19, 1978, mimeo.), 19–20).


[Закрыть].

Механизация

В традиционных условиях рисоводство на заливных землях может поглощать неимоверные объёмы труда, который по большей части затрачивается на четыре основных этапа выращивания риса: подготовку земли, пересадку растений, сбор урожая и обмолот. Если при выращивании риса используется наёмный труд, то он в основном ограничивается указанными четырьмя операциями, поскольку другие виды работ, такие как прополка посевов или починка плотин, могут удобно распределяться и выполняться силами семей. Испытывавшие нехватку земли крестьянские хозяйства в долине реки Муда, как правило, полагались именно на такие возможности для наёмного труда, позволявшие им свести концы с концами и обеспечить скудное пропитание. Однако внедрение тракторов для подготовки земли и комбайнов для уборки и обмолота фактически ликвидировало большинство из этих возможностей. Единственной немеханизированной земледельческой операцией, обеспечивающей оплачиваемую работу для бедных домохозяйств, остаётся пересадка риса, но даже это занятие сейчас находится под угрозой.

Строго говоря, использование тракторов для подготовки земли не было ни следствием «зеленой революции», ни нововведением, замещающим человеческий труд. В долине реки Муда бóльшая часть рисовых земель вспахивалась тракторами ещё до 1970 года, но для возможности перехода к двойным урожаям принципиальную значимость обрела скорость вспашки. Таким образом, по меньшей мере на начальном этапе тракторы способствовали внедрению двойных урожаев, в результате чего годовой объем оплачиваемого труда по пересадке, жатве и уборке урожая удвоился. Поскольку тракторы помогали создавать гораздо больше рабочих мест, чем ликвидировали, их внедрение в тот момент не вызывало беспокойства[189]189
  В то же время можно отметить показательные изменения в перераспределении доходов, которые повлекло за собой использование тракторов. До их появления крупные землепользователи для вспашки (менгемхур) и боронования (менйисир) своих земель нередко нанимали на месте небогатых крестьян, имевших буйволов. В результате происходило незначительное перераспределение доходов. Однако при использовании тракторов плата за обработку земли обычно достаётся сторонним бизнесменам и богатым крестьянам, владеющим этим дорогостоящим видом основного капитала.


[Закрыть].

Совсем другое дело – комбайны. В 1975 году практически вся уборка и обмолот риса в долине реки Муда велись вручную. Но к 1980 году примерно 80 % урожая риса убиралось принадлежащими синдикатам огромными комбайнами западного образца стоимостью около 200 тысяч долларов США. Представить себе визуальное воздействие на крестьянство этого умопомрачительного технологического скачка от серпов и молотильных чанов к грохочущим механическим чудовищам с 32-футовыми жатками[190]190
  Увы, похоже, никто не догадался, что собрать устные рассказы об их появлении на полях в 1975 году заслуживало внимания.


[Закрыть], быть может, непросто, однако подсчитать, как повлияло их появление на распределение доходов в сельской местности, не так уж сложно.

Особенно ощутимые последствия появление уборочных комбайнов принесло для доходов домохозяйств, обрабатывающих участки площадью менее 2,8 акра [1,13 гектара] (на них приходится более 46 % семей в долине реки Муда), и наемных работников (7 %). Первой группе наемный труд на рисовых полях приносил по меньшей мере четверть чистого дохода, а доходы второй группы зачастую полностью формировались из этого источника. Подсчеты, основанные на оценке того, какую часть в общем объеме наемного труда занимают срезание колосьев (обычно этим занимаются женщины) и обмолот (обычно это мужская работа), и на интенсивности использования комбайнов, демонстрируют, что появление комбайнов сократило доходы от наёмного труда в секторе рисоводства на 44 %[191]191
  На оплату таких работ, как пересадка риса, срезание колосьев, обмолот и перевозка урожая по полю, приходится около 90 % расходов на наёмный труд при выращивании риса в долине реки Муда. А из них срезание и колосьев и обмолот – процедуры, которые выполняются комбайнами в рамках одной операции, – составляют около 55 %. Кроме того, комбайны в значительной степени устраняют необходимость в перевозке урожая по полям, поскольку они доставляют рис-сырец непосредственно к насыпям или обочинам дорог. Однако эти потери в той или иной степени компенсируются занятостью на упаковке риса. По состоянию на 1980 год уборка при помощи комбайнов велась примерно на 80 % рисовых земель в регионе Муда. Если допустить, что этот показатель, скорее всего, останется неизменным, то чистые потери доходов от наёмного труда можно оценить в 44 % (80 % от 55 %). Данные о доходах крестьян за 1974 год, то есть до начала использования комбайнов, демонстрируют, что заработки от наёмного труда по выращиванию риса для мелких крестьянских хозяйств (менее 2,84 акра земли) составляли примерно 350 ринггитов в год. Снижение этого дохода на 44 % в абсолютных показателях означает сокращение до 196 ринггитов. Для арендатора, относящегося к этой категории крестьян, потеря общего чистого дохода составит 15 %, а для собственника-землепользователя – 11 %. Для крестьян, зарабатывающих только наёмным трудом, потери окажутся гораздо больше. Поскольку перечисленные группы составляют более половины населения долины реки Муда, находящегося ниже официальной черты бедности, последствия для доходов оказываются серьёзными. Подробное исследование влияния на заработную плату уборки урожая при помощи комбайнов см. в: «MADA-TARC Farm Management Studies, 1980», 47–54.


[Закрыть]. Для беднейшей группы мелких земледельцев это означает потерю 15 % чистого дохода в случае арендаторов земли и 11 % в случае собственников-землепользователей. Для наемных работников с полной занятостью появление комбайнов, разумеется, обернулось катастрофическими последствиями – каким образом им удастся выжить в качестве особой группы в этих новых условиях, представить сложно. Таким образом, уборка риса при помощи комбайнов привела к потере почти половины заработков, которую крестьяне долины реки Муда прежде получали за работу на рисовых полях. Потеря объема работ ни в коем случае не была компенсирована повышением ставок оплаты за выполнение тех задач, где по-прежнему требовался человеческий труд.

Прямое воздействие уборки при помощи комбайнов на доходы от наемного труда очевидно и драматично, однако ещё более пагубными могут оказаться косвенные последствия в длительной перспективе. Механизация, способствующая развитию крупномасштабного земледелия и долгосрочной аренды, значительно сократила возможности для мелких арендаторов. Кроме того, она устранила ручную уборку урожая, трансформировала модели привлечения наёмных работников, сократила плату за работы по пересадке риса и трансформировала локальные социальные отношения. К этим последним изменениям, которые редко отражаются в сводных статистических данных по региону, мы ещё вернёмся при детальном рассмотрении Седаки в следующей главе.

От эксплуатации к маргинализации

В предшествующем изложении воздействие двойных урожаев рассматривалось под таким углом, будто этот процесс связан преимущественно с доступом к земле, труду и заработкам. Чтобы выдвинуть предположения, какие последствия он будет иметь и для классовых отношений, стоит сделать небольшую паузу. Трансформации, вызванные «зелёной революцией» в долине реки Муда, почти разорвали узы экономической взаимозависимости между аграрными классами. До появления двойных урожаев, а в определённой степени и даже до 1975 года местные классы, имевшие избыток и недостаток земли, были связаны в таких аспектах, как обмен трудовыми услугами и заработки, обработка земли и арендная плата, – сколь бы в этих отношениях ни присутствовала эксплуатация, они сплачивали людей в одном деле выращивания риса. У богатых землевладельцев и крестьян было больше рисовых полей, чем они могли обработать в одиночку, поэтому им требовались арендаторы, люди, которые возьмут на себя вспашку, пересадку риса, сбор и обмолот урожая. Эти услуги предоставляли бедные и безземельные крестьяне, которые располагали трудовыми ресурсами, но не обладали серьёзным имуществом. В силу того, что в процессе выращивания риса обычно имеются промежутки пиковых трудозатрат, наниматели нередко помогали обеспечивать работников, которые являлись к ним своевременно, скромными подарками и займами – или, в более общем смысле, «обрабатывали» не только землю, но и относительно бедных селян, которые требовались им для того, чтобы земля приносила прибыль.

С приходом механизации аренда земли стала дорогой роскошью. Те арендаторы, которые ещё оставались, за исключением близких родственников землевладельцев, обычно платили фиксированную рыночную ренту, не предусматривающую каких-либо поправок на неурожай, или сами были крупными капиталистическими хозяевами, которые брали землю в долгосрочную аренду. Ещё более важный момент заключался в том, что теперь возделывать землю можно было во многом без привлечения деревенского труда. За исключением работ по пересадке риса и тех случаев, когда рано созревший или полёгший на землю (из-за ветра и/или дождя) урожай приходилось убирать вручную, у крупных хозяев попросту не было особой необходимости нанимать сельских бедняков. А следовательно, у них не было и особых стимулов поддерживать собственную репутацию. Связь между классами ни в коем случае не исчезла полностью, но нет сомнений в том, что она стала гораздо более ограниченной, чем прежде, и все признаки указывают на то, что в дальнейшем она разрушится. Если раньше сельские бедняки были связаны со своими более богатыми нанимателями узами взаимозависимости и эксплуатации, то теперь они оказались брошенными на произвол судьбы и маргинализированными. Они больше не подвергаются эксплуатации и располагают «свободой», но это свобода безработных и лишних людей.

Доходы

Влияние Программы ирригации долины реки Муда на доходы и распределение этих доходов по территории региона лучше всего рассматривать в два этапа: первоначальный (с 1966 по 1974 годы) и последующий (с 1974 по 1979 годы).

Основные сводные данные приведены в Таблице 3.4, которая охватывает пять категорий землепользователей, наиболее распространённых в рассматриваемой местности. Как и все усредненные показатели, эти категории представляют собой абстракции, скрывающие громадное разнообразие обстоятельств и условий, но позволяющие сформировать определённую систему критериев для прослеживания главной тенденции. В тех случаях, где требовались оценочные суждения, они делались таким образом, чтобы избежать занижения доходов мелких земледельцев[192]192
  Например, есть значительные основания полагать, что валовые доходы от выращивания риса могут быть завышены без малого на 20 % из-за различий между данными обследования урожайности и фактической урожайностью, а также из-за снижения продажных цен с поправкой на содержание влаги в рисовых зёрнах. «Прочие доходы» для большинства земледельцев почти наверняка также завышены, поскольку средние показатели увеличиваются благодаря тем немногим крестьянам, у которых имеются постоянное жалование или зарплата за пределами их хозяйства. Приведённая здесь картина, возможно, даже более оптимистична, чем это позволил бы более полный учёт.


[Закрыть].

Таблица 3.4. Сравнение семейных доходов разных групп землепользователей и категорий хозяйств по площади земель в долине реки Муда, 1966, 1974, 1979 годы

Примечание: данная таблица является сокращённой версией более подробной таблицы, которая приведена в приложении В вместе с источниками и пояснениями.

Первоначально переход к двойным урожаям в регионе Муда привел к фронтальному росту доходов как в номинальном, так и в реальном выражении. Однако это достижение состоялось ценой значительного ухудшения баланса распределения доходов[193]193
  С этим выводом соглашаются авторы практически все основных исследований, проведённых на территории региона. В частности, в отчёте по Кооперативной программе Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН и Всемирного банка говорится: «Однако это увеличение доходов на уровне хозяйств не отличалось равномерным распределением в рамках и без того неравномерной модели распределения доходов, то есть данное распределение стало ещё менее сбалансированным» (Food and Agriculture Organization/World Bank Cooperative Program report, Muda Study, 1:2). См. также: Afifuddin Haji Omar, «Peasants, Institutions, and Development: The Political Economy of Development in the Muda Region» (Ph. D. diss., Cornell University, 1977), 339–340 и Clive Bell, «Some Effects in the Barter Terms oflrade on a Small Regional Economy» (Washington, D. C: Development Research Center, World Bank, July 1979, mimeo.), 32.


[Закрыть]. Больше всего выиграли собственники-арендаторы – наиболее состоятельная группа арендаторов с самыми большими размерами хозяйств: их реальные доходы выросли на 137 %. Доходы средних арендаторов и средних собственников-землепользователей увеличились на 72 % и 89 % соответственно. Напротив, рост доходов мелких арендаторов и собственников земли (т. е. почти половины земледельческих домохозяйств долины реки Муда) был гораздо скромнее: 35 % и 51 %. Однако эти процентные показатели в данном случае вводят в заблуждение, поскольку требуется учитывать разницу в базовых доходах: если реальные доходы типичного собственника-арендатора составляли 2577 ринггитов, то для среднего мелкого арендатора этот показатель был равен лишь 335 ринггитов – восьмикратная разница. Следует также добавить, что и рост доходов, и их диспропорциональное распределение были обусловлены не только производственными эффектами двойных урожаев – в равной степени на эти процессы повлиял двукратный рост цен производителей на рис-сырец в условиях всемирного экономического кризиса и инфляции в 1973–1974 годах[194]194
  Превосходный скрупулёзный анализ относительного влияния производства и цен в данный период см. в работе: Jegatheesan, Green Revolution, 31–50.


[Закрыть].

Пятилетний период с конца 1974 года по 1979 год, напротив, характеризовался снижением номинальных и реальных доходов всех категорий земледельцев[195]195
  Как отмечает С. Джигатхисан, «при актуальных количественных оценках чистого дохода к подобным показателям (урожайность, размер хозяйств, землепользование, себестоимость производства, цены на рис-сырец) всегда необходимо относиться с осторожностью, однако пока не прозвучало никаких опровержений того, что они демонстрируют устойчивое снижение средних чистых доходов крестьянских хозяйств в долине реки Муда с 1975 года из-за относительно статичной урожайности, стабильных цен на рис-сырец и растущих производственных издержек» (Jegatheesan, «Monitoring and Evaluation in the Muda Irrigation Scheme, Malaysia» (n. d., circa 1979, mimeo.), 39). Авторы другой работы (Bell et al., Evaluation of Projects, chap. 9, p. 35), рассматривая один смежных вопросов, оценивают отток капитала из долины реки Муда, последовавший за приростом производственных показателей, и приходят к пессимистичным заключениям относительно возможности самоподдерживающего роста региональной экономики: «Представляется практически неизбежным вывод, что эффект всего проекта был окончательным и бесповоротным».


[Закрыть]. Для средних арендаторов и мелких собственников этот процесс привел к тому, что в конце указанного промежутка их реальные доходы превышали показатели 1966 года менее чем на 20 %. Сильнее всех пострадали мелкие арендаторы, поскольку их реальные доходы вообще снизились в сравнении с теми, что были тринадцатью годами ранее. Существенный рост реальных доходов относительно 1966 года наблюдался только у собственников-арендаторов и собственников-землепользователей.

Причины этого отступления по широкому фронту можно свести к трём факторам. Во-первых, эффект предшествующего увеличения производства риса благодаря переходу к двойным урожаям был исчерпан, и на протяжении всего указанного периода урожайность оставалась неизменной. Во-вторых, после 1974 года цены на рис-сырец оставались стабильными в течение последующих пяти лет[196]196
  В 1981 году, уже после того, как моё исследование было завершено, правительство Малайзии повысило цену на рис-сырец примерно на треть. Само по себе это изменение должно было привести к восстановлению средних реальных доходов до уровня 1974 года или чуть выше. Однако распределение доходов оказалось бы ещё более неравномерным. Отчасти повышение официальных субсидируемых цен было, несомненно, мотивировано состоявшимися в январе 1980 года в Алор-Сетаре демонстрациями земледельцев с соответствующими призывами.


[Закрыть]. При этом стоимость производственных ресурсов для земледельцев продолжала расти, а заодно повышался индекс потребительских цен (на 22 %), в связи с чем реальные доходы всех категорий землепользователей сокращались. Несомненно, снижение доходов крестьянских хозяйств способствовало массовой демонстрации рисоводов, состоявшейся в январе 1980 года – впервые за последние 15 лет, – когда тысячи крестьян собрались в Алор-Сетаре с требованием повышения цен на рис-сырец.

Тенденция к ухудшению баланса распределения доходов с 1966 по 1979 годы представлена в Таблице 3.5, где сравниваются данные о чистом доходе мелких земледельцев во временнóй динамике относительно чистых доходов других категорий землепользователей. Очевидно, что все эти диспропорции, по сути дела, возникли на первом этапе внедрения двойных урожаев. Ирония заключается в том, что на втором этапе эти новые проявления неравенства были приостановлены, хотя и ценой общего снижения реальных доходов – но не развернулись вспять. Мелкие арендаторы, которые в 1966 году имели вдвое меньшие доходы, чем собственники-арендаторы, теперь располагают доходами, составляющими примерно четверть от доходов этой группы. Точнее, доходы тех арендаторов, которым посчастливилось сохранить этот статус, сократились до четвертой части доходов собственников-арендаторов. Доходы мелких собственников-землепользователей – ещё более многочисленной группы – 13 лет назад составляли более половины доходов собственников-арендаторов, а сейчас эта доля равна примерно одной трети. Ухудшение положения мелких крестьян в долине реки Муда является следствием незначительной площади их хозяйств, а также прямого и косвенного воздействия ирригационной программы, которая создает диспропорциональные преимущества для собственников дефицитных факторов производства. Мелкие крестьяне изначально были бедны – теперь же они не просто остаются бедняками, их бедность ещё и выросла в относительных показателях. Исходя из этих данных, не возникает никаких оснований для сомнений в общей оценке «зелёной революции», которую даёт Кейт Гриффин: «Происходящие в настоящий момент изменения содержат тенденцию к увеличению относительного неравенства»[197]197
  Griffin, Political Economy, 73.


[Закрыть].

Таблица 3.5. Сопоставление доходов по категориям землепользователей в 1966, 1974 и 1979 годах (в %)

Пропасть, разделяющая крупных капиталистических хозяев, которые реализуют на рынке бóльшую часть риса из региона Муда, и массой мелких крестьян, теперь почти превратилась в бездну – а вдобавок к ней (и в связи с ней) идёт унижение, ведь богатым хозяевам теперь редко приходится хотя бы нанимать бедняков для помощи в выращивании урожая. Если сравнивать текущую ситуацию с 1966 годом, то большинство домохозяйств в долине реки Муда всё равно обладают бóльшим достатком, чем раньше. Но при этом баланс в распределении доходов существенно ухудшился, а значительное меньшинство людей – возможно, 35–40 % населения – по-прежнему имеют очень низкие доходы, которые если и не стали хуже, чем десятилетие назад, то уж точно не улучшились. Учитывая ограниченную способность экономики в целом к поглощению внешних ресурсов, падение заработков из-за внедрения машин и небольшой размер участков, обрабатываемых представителями бедных слоев, их участь едва ли сможет изменить что-либо иное, кроме земельной реформы[198]198
  По поводу критериев установления уровня бедности идут определённые дискуссии: кое-кто утверждает, что для сельских районов с относительно невысокой стоимостью жизни эта планка должна быть ниже. Не претендуя на собственное суждение по данному вопросу, полагаю очевидным, что у властей могут присутствовать серьёзные политические причины для установления достаточно высоких критерий уровня бедности, чтобы придать обоснование некоторым программам, направленным на привлечение голосов малайцев. Если совершенно не касаться вопроса о том, каким может быть правильный уровень бедности, то следует добавить, что с учётом официальных критериев оценка в 30 % является довольно консервативной. Именно к такому выводу пришли авторы наиболее тщательного из недавних исследований бедных домохозяйств в долине реки Муда, в ходе которого был проведён повторный опрос семей, которые уже опрашивались десятилетием ранее, в 1972–1973 годах. Это исследование подтверждает, что половина или даже больше населения региона по-прежнему находится за официальной чертой бедности, а «низовая» занятость, появившаяся благодаря двойным урожаям, досталась в основном более состоятельным домохозяйствам, а не тем, кто в ней больше всего нуждается. См. великолепный предварительный доклад по указанному исследованию: Sukur Kasim, «Evolution of Sources of Income in the Muda Irrigation Project (1972/73-1981/82)» (Paper presented at Conference on Off-Farm Employment in the Development of Rural Asia, Chengmai, Thailand, August 1983, mimeo.).


[Закрыть].