Текст книги "Пленительная мелодия"

Лучшая подруга Кэти, Деви, присоединилась к нам, и они вдвоем немного поболтали о свадебных делах. Джесси дал им полное право делать все, что они захотят, – то есть все, чего, по мнению Деви, хотела бы Кэти, а Кэти, очевидно, хотела интимной, но в то же время гламурной свадьбы в канадской глуши. Рад, что никто не спросил меня, как это осуществить, но, так или иначе, Мэгги и Деви это удалось.

Последние пять месяцев они обе были одержимы этим, звонили мне по десять раз на дню с бессмысленными вопросами. Я давал им самые лучшие ответы, какие только мог, но на самом деле я ни черта не смыслил в свадьбах, да и мне было наплевать. По моему ограниченному опыту, свадьбы и брак в целом – как для ребенка, пережившего не один, а три ужасных развода, – были в значительной степени фарсом.

Но мне было не наплевать на Джесси, и именно поэтому я согласился быть одним из его шаферов, когда он попросил. А вот на что Джесси было не наплевать, так это на Кэти Блум, эту чертовски милую девушку с темными волосами и сине-зелеными глазами, которую он держал в объятиях. Очевидно, избалованный придурок, за которого она чуть не вышла замуж несколько лет назад – или, скорее, его придурковатые родители, – настоял на большой, грандиозной летней свадьбе, но Кэти всегда мечтала об уютной зимней. Так что Джесси решил сделать так, как она хочет.

Я уверен, что он подарил бы ей все что угодно, если бы она попросила.

Особенностью Кэти было то, что она никогда ни о чем не просила. И это было одной из многих черт, которые мне в ней нравились. Большое отличие от других женщин, с которыми Джесси встречался на протяжении многих лет, – все они, за исключением Эль, были легкомысленными пустышками.

Этот человек был великолепен в игре на гитаре, но не так уж великолепен в выборе женщин.

Однако когда я увидел его с Кэти, то понял, что он наконец-то все сделал правильно.

Он улыбался от уха до гребаного уха, когда они уходили с танцпола; он отпустил ее ровно настолько, чтобы по-медвежьи обнять меня, подняв прямо над полом. Когда он улыбнулся, меня поразило, насколько он похож на свою сестру – в детстве они оба были немного чудными, долговязыми и чересчур серьезно относились к музыке, а теперь стали высокими и статными, более чем привлекательными, с их безупречными, точеными чертами лица, широкими, ослепительными улыбками и проникновенными карими глазами.

– Броуди. Как раз вовремя ты почтил нас своим присутствием. Пришлось остановиться и сделать новую татуировку по дороге, брат?

– Небольшую, с именем Кэти, – парировал я.

Хотя обычно он мог бы отчитать меня за это, но он только рассмеялся. Конечно, у него была Кэти. У него была Джесса. Два человека, которых он любил больше всего на свете, были здесь, и ничто не могло испортить ему настроение.

Даже моя общая аура фанка.

Я обнял и поцеловал Кэти, а затем сказал, что она выглядит великолепно, и не солгал. Мне сообщили, что на свадьбу она не наденет белое платье, поэтому маленькое светлое коктейльное платье, которое она выбрала для сегодняшнего вечера, впечатляло.

– Самый счастливый жених в округе, – сказал я ей, и она улыбнулась мне своей милой, обезоруживающей улыбкой.

Затем я представил Аманду семье Кэти, у меня была возможность познакомиться с ними на вечеринке по случаю помолвки осенью. Милые люди. Надежные. Безумно полюбили Джесси. И они сразу же привязались к Аманде, как и все остальные.

А почему нет?

Аманда по-настоящему очаровывала, и с ней было легко разговаривать. Не говоря уже о том, что она приятна на вид. Определенно, она заслуживала лучшего, чем какого-то рассеянного придурка, который, черт возьми, даже не замечал ее.

Потому что все время, пока я представлял ее гостям и пока в итоге не оказался в баре, где она разболталась с родителями Кэти, в голове у меня крутился вопрос: Где, черт возьми, Джесса?

Где. Черт возьми. Она.

Мне самому хотелось бы верить, когда я объяснял себе, что мой поиск ответа на этот вопрос был исключительно ради Джесси. Что как один из его лучших друзей и шаферов, не говоря уже о его менеджере, я был обязан убедиться, что все пройдет без сучка и задоринки, что Джесси счастлив, а у Кэти свадьба ее мечты; что, как только они вернутся из свадебного путешествия, Джесси снова погрузится в работу над новым альбомом без переживаний из-за последствий какой-нибудь гребаной семейной драмы, вызванной исчезновением его сестры… или еще какой-нибудь ерундой в этом роде.

Но правда заключалась в том, что мне жизненно необходимо было увидеть ее снова.

Один взгляд на нее, стоящую под дождем в аэропорту и улыбающуюся небу, как будто ей было абсолютно наплевать на все в этом мире… Один взгляд на нее, одетую в мою футболку – или, по крайней мере, футболку, которая чертовски смахивала на ту, что когда-то была у меня, и в которой я видел ее в нашу последнюю встречу, – и я пропал.

Пропал.

Когда я сидел в двух футах от нее в своем внедорожнике, то находился в полной заднице. Потому что я уже и забыл, как много цветов было в этих проникновенных темных глазах. Забыл, какой она была чертовски красивой, какой мучительно прекрасной. И я все еще видел в этих глазах маленькую девочку, которой она когда-то была, – маленькую девочку, которая смотрела на меня так, словно я правил гребаным миром.

Я едва мог смотреть на нее, едва мог дышать – этот ее запах, чтоб меня, ее запах, который не менялся все эти годы с тех пор, как я встретил ее, сладкий и чистый, как яблоки, цветы, дождь, гребаная звездная пыль и лунный свет. Я не мог сказать ничего конкретного, но, черт возьми. Все, что я мог сделать, – это вцепиться в руль, сконцентрироваться на вождении и просто пытаться сдержать пену у рта, когда касался ее. Я пытался притвориться, что все это не имело значения: все мое бешенство, глубочайшее огорчение, все разочарование, вся эта подавленная агония и сдерживаемый, черт возьми, гнев… что ничто из этого не уничтожило меня совсем… что она не уничтожила меня, хотя, черт возьми, так она и поступила… все это просто клокотало внутри, готовое взорваться.

И ее голос.

Этот гребаный голос, который я не слышал шесть с половиной лет, мелодичный и мягкий, и такой ее.

Никогда в жизни я так сильно не хотел съехать с дороги на обочину гребаного шоссе и достать свой член, чтобы подрочить, пока мимо проносятся машины.

Но именно это я и сделал. И мне было наплевать на всех, кто меня видел.

Не прошло и пяти минут после того, как я отвез ее к Джуду. И в этот момент я как раз ехал забирать Аманду… Мне нужна была разрядка, потому что я не хотел, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии.

Я оказался в полной заднице.

Господи, кто так поступает?

Маньяк, вот кто.

И если я и был маньяком, то только потому, что Джесса Мэйс однажды превратила меня в него. Но всякое случается, да? Тогда я был ребенком. С тех пор я стал мужчиной. Я не собирался срываться на свадьбе Джесси.

Я в норме.

У меня все хорошо. Все под контролем.

До тех пор, пока я не услышал ее имя, повисшее в воздухе, и не понял, что она здесь.

Джесса.

Кто-то сказал это, и я повернулся, чтобы посмотреть в другой конец комнаты, как собака, которой бросили объедки. Клянусь, у меня потекли слюнки. Бокал с вином разбился у меня в руке. Раздался различимый звон, и мы с Амандой посмотрели вниз и обнаружили, что изящный бокал, который я все еще держал в руке, треснул, вино вытекло наружу.

По крайней мере, у меня не текла кровь.

– Божечки, – сказала Аманда и схватила стопку салфеток с барной стойки, чтобы помочь мне. – Эм-м… думаю, стоило допить вино до того, как разобьешь бокал. – Она улыбнулась мне, затем попросила бармена убрать осколки и подать мне новый.

А я в этот момент просто стоял оцепенев.

Уставившись в другой конец комнаты.

Потому что только что вошла Джесса Мэйс в платье, которое можно было объявить вне закона.

Не то чтобы в этом наряде было что-то скандальное. Оно облегало ее изгибы, как у богини, но доходило чуть ниже колена и имело вырез на уровне ключиц, а также короткие рукава. Нельзя сказать, что оно затмевало платье невесты. Оно не было белым, вызывающим и не демонстрировало длинные ноги – а у Джессы Мэйс под этой штукой скрывались чертовски длинные ноги.

Именно это и поразило меня, когда я увидел ее в нем.

Его сшили из чего-то похожего на плотный шелк. Не совсем персиковое, не совсем розовое… лососевое? Сорбет из роз и дыни со льдом? Без понятия, как, черт возьми, девчонки называли его, но точно чрезвычайно сексуальное.

С этими шелковистыми, слегка волнистыми волосами, которые доходили почти до самых сосков и были заправлены за идеальное ухо с одной стороны, она выглядела как экранная сирена из какого-нибудь старого черно-белого фильма, но в ярких телесных тонах, как в сочном эротическом сне.

Когда я встречал ее в аэропорту в этой меховой куртке, то ее трудно было оценить, но теперь я видел, как она изменилась с тех пор, как уехала, – во всех отношениях божественно. Маленькой девочкой она была милой, немного чудной, неряшливой, с гривой растрепанных каштановых волос и большими карими глазами. В подростковом возрасте она стала гибкой и превратилась в красавицу с ангельским личиком.

Как женщина…

Я видел ее фотографии за последние шесть с половиной лет. Профессиональные фотографии с высококлассных съемок для крупных модных брендов. Я жалок, учитывая, как часто я искал ее в интернете, находил новые снимки с какой-нибудь фотосессии в купальниках или рекламной кампании нижнего белья, которые я еще не видел, – и сохранял их.

Ни одна из этих фотографий и близко не соответствовала тому, на что я смотрел сейчас.

Взгляд Джессы нашел мой на другом конце комнаты… и ее широко раскрытые глаза остановились прямо на моем члене.

Христос.

Она торопливо отвернулась. Затем наклонилась, чтобы обнять Долли, предоставив мне возможность полюбоваться ее идеальной задницей в форме сердечка. Я чуть не разбил еще один бокал с вином.

Теперь официально. Эта женщина пыталась меня убить.

Ей было недостаточно того, что я умер для нее; она на самом деле пыталась покончить со мной.

Когда я наблюдал за ней через всю комнату, самым хреновым было то, что, вновь оказавшись так близко к ней – достаточно близко, чтобы дышать с ней одним воздухом, чувствовать ее запах и видеть все эти оттенки в ее глазах, – я понял, что, пожалуй, позволю ей убить меня.

Я поставил бокал с вином на стойку и уставился на свою руку, боясь, что, если я отпущу сосуд, все развалится. Я тупо уставился на татуировку на внутренней стороне предплечья – единственную строчку рун, которая гласила «воздержание». Татуировка, которую мог бы понять только я или кто-то, случайно умеющий читать древнегерманские рунические письмена. И хоть убей, я не мог вспомнить, что это значило или какого хрена это вбили чернилами в мою руку, кроме того факта, что это не имело никакого отношения к воздержанию от алкоголя или любых других подобных веществ – и гораздо больше было связано с богиней по ту сторону зала в шелковом платье цвета шербета.

Я отставил бокал с вином и заказал пиво у бармена. Какого хрена я вообще пил вино? Мне оно даже не нравилось.

Аманда. Аманда любила вино.

Я перевел взгляд на нее: она потягивала вино и наблюдала за мной поверх своего бокала. Не нужно быть гением, чтобы заметить, как я смотрю на задницу Джессы Мэйс, а Аманда далеко не глупа, так что я даже не собирался притворяться, что не смотрел на нее последние полминуты.

– Это сестра Джесси, верно? – спросила она беззаботно, как будто то, на что я пялился, ее совсем не заботило. Но да, еще как заботило.

Идеальная задница в форме сердечка.

– Ага, – сказал я, стараясь говорить нейтральным тоном. То есть ага, это сестра одного из моих лучших друзей, и разве не здорово, что она пришла на свадьбу? Я не видел ее и даже не вспоминал о ней шесть с половиной лет. Ты уже пробовала крабовые тарталетки?

Не знаю, достаточно ли хорошо Аманда меня знала, чтобы сложить все воедино. Но она мягко улыбнулась, и неловкий, внезапно ставший застенчивым взгляд ее глаз заставил меня почувствовать себя еще большим ослом.

– Может быть, ты мог бы нас познакомить?

Да. Этим и займусь.

– Ты уже пробовала крабовые тарталетки? – спросил я ее. – Я принесу тебе несколько.

Потом я взял свое пиво и свалил оттуда к чертовой матери.

Глава 3. Джесса

Предсвадебный ужин был подан ровно в пять часов, позднее, чем мне сказали, а жениха и невесту забрали на мальчишник и девичник. Еда была восхитительной, зал – прекрасным, и мой брат даже не разозлился из-за того, что я пропустила репетицию. И никто из них.

Что, в общем-то, только усугубило ситуацию.

И Джесси, и Кэти пришли в неописуемый восторг от моего присутствия. И я чувствовала себя полной идиоткой из-за моего прошлого, которое заставляло их думать, что я могу проигнорировать приглашение на свадьбу.

Я сидела за их столиком вместе с Рони, Деви и бабушкой Долли, рядом с семьей Кэти, состоящей из ее родителей, сестры по имени Бекка, ее мужа Джека и двоих их детей. Поскольку у нас с Джесси не было семьи, о которой стоило бы говорить, было по-настоящему приятно видеть, как они принимают его с распростертыми объятиями. Они были теплыми и дружелюбными людьми, а Бекка – веселой, более взрослой и оживленной версией Кэти.

Но какими бы милыми и приветливыми они ни были, как бы ни старались вовлечь меня в разговор, задавая вопросы обо мне, о моей жизни, когда я росла с Джесси, о том, как я писала музыку с Dirty, и о годах, проведенных в качестве модели, – я не смогла поддержать свою часть беседы. Я очень, очень старалась. Я пыталась при любой возможности вернуть разговор к кому-нибудь из них, чтобы поддержать их речь, потому что просто была не в состоянии связно мыслить.

Как это возможно, когда Броуди так близко?

Он сидел в другом конце комнаты со своей девушкой, и все, что я могла видеть, – это как Броуди разговаривает и смеется с людьми, которые не были мной.

Броуди с его серьезными синими глазами, в уголках которых постоянно появлялись морщинки от смеха.

Броуди с едва заметной сединой на висках, которую я заметила только в его машине, при дневном свете. Броуди, который не удосужился покрасить волосы, поскольку с чего бы ему это делать? Ему плевать, даже несмотря на то, что он начал седеть в тридцать лет. Он великолепен как с седыми волосами, так и вообще без них.

Броуди в своей рубашке на пуговицах с коротким рукавом и рокерскими татушками – гибрид бизнеса и развлечений, что всегда приводило меня в восторг. Он закатал рукава, открыв ту же татуировку с гитарой, что красовалась у него на левом бицепсе с пятнадцати лет, но теперь бицепс увеличился, и гитару окружили племенные символы. Еще я увидела татуировку «благодать», написанную датскими рунами на левой стороне шеи – ее он сделал в восемнадцать лет; а также неизвестную мне татуировку в виде рунических букв, набитую на внутренней стороне его правого предплечья.

Мне стало интересно, знает ли Аманда, что означают эти руны? И было что-то сокрушающее в мысли о том, что она на самом деле знает и постоянно смотрит на них, прикасается к ним… как будто она получила доступ к какой-то интимной части его тела, к которой я никогда не могла прикоснуться.

Мне следовало просто отвернуться, но мой взгляд снова и снова возвращался к нему.

К ней.

Она очень… лаконичная. Мускулистая – в хорошем смысле этого слова, – ведь она работала инструктором по йоге в собственном зале в Китсилано[3]3
  Район Ванкувера.


[Закрыть]. Я узнала о ней больше, чем планировала, в непринужденной беседе за бокалом вина перед ужином. В Ванкувере было полным-полно инструкторов по йоге, и все же я не могла даже спокойно закатить глаза.

Так вот, она являлась воплощением дзена, подтянутой и гибкой, и у нее был свой бизнес.

И Броуди.

И даже если я не завидовала ее дзену или гибкости, всегда было чему позавидовать и что возненавидеть в женщине, которая проводила время с твоим возлюбленным мужчиной. Поэтому я позволила себе завидовать ей и возненавидеть ее.

А потом я попыталась забыть ее.

Это было нелегко.

Я не понимала, как это удавалось Эль. Наблюдать за мужчиной, с которым, как ты всегда думала, свяжешь жизнь, – в объятиях кого-то другого.

За последние несколько месяцев, пока находилась в Лос-Анджелесе, я несколько раз встречалась с Эль, чтобы выпить. И я знала, что она все еще переживает из-за разрыва с моим братом, даже если она вслух этого не говорила; да ей и не нужно, все и так понятно.

По крайней мере, Броуди не собирался жениться на этой девушке.

Я выпила бокал портвейна, который мне предложили после ужина, хотя я не особенно любила портвейн. Будет ли неправильно напиться в стельку на свадьбе брата в надежде отключиться и забыть обо всем, что произошло?

Да. Совершенно точно.

А это означало, что мне просто придется повзрослеть и смириться с тем фактом, что Броуди оставил все в прошлом и живет дальше. Что оказалось весьма горькой пилюлей.

Я знала, что он не мой. И никогда по-настоящему не принадлежал мне.

Но это не означало, что какая-то собственническая часть меня в глубине души – или, может быть, не такая уж и глубинная – больше его не хотела. Я мечтала о том, чтобы он возжелал меня.

И еще несколько часов назад я действительно думала, что так оно и будет.

Какой же я была дурой!

Каким-то образом я убедила себя, что после моего побега все осталось по-прежнему. Включая чувства Броуди ко мне, о чем свидетельствовали его постоянные текстовые и голосовые сообщения на протяжении многих лет. Но, очевидно, это было неправдой. Многое изменилось.

Даже группа изменилась без меня.

Сет Бразерс, первый ритм-гитарист Dirty, давно исчез.

Зейн бросил пить. А это большой шаг: он отправился на реабилитацию вскоре после того, как я покинула группу, а Сета вышвырнули из-за его наркотической зависимости. И, что поражало, Зейн сумел дойти до конца.

А мой брат… он очень счастлив. Не то чтобы он не был счастлив раньше. Джесси всегда был довольно веселым парнем. Как я и как наш отец, он имел склонность к угрюмости, но, в отличие от нас обоих, периоды угрюмости у Джесси обычно были краткими и редкими, и он, как правило, возвращался к счастью, не испытывая на себе жизненных травм. В этом он был больше похож на нашу маму – по крайней мере, такую, какой она оставалась до смерти папы.

Но сейчас… все иначе. Это то счастье, которое может принести только самая настоящая, глубокая и вечная любовь.

Так что, возможно, только я облажалась в попытках измениться в лучшую сторону.

Когда мы с Рони общались за бокалом после ужина, я наблюдала, как мой брат с Кэти в другом конце зала болтают с Броуди и очаровательной Амандой; все четверо улыбались, смеялись и выглядели счастливыми. Нет, счастливы – это даже не то слово. Радостны. Наполнены до краев жизнью и любовью. Они выглядели так, как и подобает людям, окруженным жизнью, в которой им самое место. И как же я завидовала им всем.

Потому что это я должна стоять там, с ними, а не она.

Это всегда должна была быть я.

Мой брат обычно встречался со всеми подряд и, казалось, никогда не собирался остепеняться. Но так было до тех пор, пока в его жизни внезапно не появилась Кэти. А пока я просто знала, что влюблюсь, выйду замуж и буду выглядеть такой же счастливой, как сейчас мой брат; и мой муж будет смотреть на меня так же, как он смотрит на Кэти. Я была бы идеальной женой. Я бы сделала своего мужа счастливым, и он бы никогда даже не подумал о том, чтобы бросить меня.

Моя фантазия маленькой девочки.

О, и в этой фантазии моим мужем был Броуди.

Когда я смотрела, как он идет по комнате рядом с другой женщиной, на которой – кто знает? – возможно, он женится, то поняла, что не могу даже расстраиваться из-за этого. У меня не было на это права. Потому что именно я позволила ему уйти.

Он прав: я сбежала.

Однако… это не означало, что, когда Аманда привстала на цыпочки, дабы что-то сказать ему на ухо и нежно поцеловать в щеку, я сохранила полное хладнокровие. Нет. На самом деле, я лишилась его.

С треском.

Когда у меня начали подгибаться колени, я сделала шаг назад и облокотилась задницей о пустой банкетный стол. Или, точнее, я думала, что он был пуст, пока не поняла, что села прямо на торт.

Дамы вокруг меня дружно ахнули… И разве не было бы просто замечательно, если бы Броуди выбрал этот момент, чтобы посмотреть в мою сторону?

Да. Именно это и произошло.

Мэгги схватила меня за руку и рывком подняла, а я в ужасе повернулась и обнаружила вмятину в форме своей пятой точки прямо в центре торта. Часть торта опрокинулась через край стола и попала мне на ногу. На моих туфлях-лодочках с открытым носком красовалась глазурь.

По крайней мере, – слава богу, – это не был тот самый торт. То есть свадебный.

Этот же был незатейливым, одноярусным, и его подали вместе с горой других лакомств. В своем оцепенении, вызванном Броуди, я не заметила, как за моей спиной персонал кейтеринга накрыл на стол. Я уверила себя, что никто не будет скучать по этому торту.

Тот самый торт, убеждала я себя, будет многоярусным, его подадут завтра, после церемонии, и он будет таким большим, что я ни за что не смогу не заметить его и случайно усесться на него.

– Черт, – сказала я, потому что, в самом деле, что еще я могла сказать?

– Посмотри на меня. – Мэгги поймала мой взгляд, когда внимание всего зала сосредоточилось на моей покрытой глазурью заднице. – Не беспокойся об этом. Тебе стоило бы попросить за это оплату. Зачетная задница. – Затем она хихикнула и выдернула меня из комнаты.

Я не оглянулась.

Поскольку глазурь и остатки торта стекали по ноге прямо в лодочки от Маноло Бланик, я скинула обувь, а затем приложила все усилия, чтобы протереть их влажной туалетной бумагой и дать высохнуть. После этого я отправилась в душ и, включив воду на полную мощность, позволила ей обрушиться на мой зад, пока торт не соизволил покинуть пределы моего платья.

Кажется, от масла в глазури останутся жирные пятна, отчего мне стало досадно, потому что мне очень нравилось это платье. Оно было великолепного бледно-кораллового цвета – моего любимого.

Я стянула его и полноценно помылась, сокрушаясь о своей неспособности провести пару часов в присутствии Броуди Мейсона, не совершив при этом какой-нибудь глупости. Когда я забралась в его внедорожник в аэропорту, мне показалось, что я вернулась назад во времени… и превратилась в полную неудачницу.

Я как раз выходила из душа и заворачивалась в полотенце, когда в ванную вошла Рони с только что открытой бутылкой вина. Поскольку Мэгги нужно было заняться делами на вечеринке, она попросила Рони проводить меня до нашего домика и помочь привести себя в порядок. Хотя идея Рони помочь заключалась в том, чтобы самой залезть в холодильник в моей комнате.

– Почему ты ведешь себя как ненормальная? – спросила она, прислоняясь к раковине и делая глоток вина.

– А? Оу. Да просто так. Знаешь, иногда я бываю неуклюжей.

– Точно. Как насчет высокой синеглазой причины, которая обменивалась с тобой взглядами «трахни меня» через всю комнату?

– Что? – Я изобразила крайнее замешательство. – Что за синеглазая?..

– «Трахни меня»… «Нет, трахну тебя»… «А-а, если только я трахну тебя первым»… Что-нибудь из этого похоже на правду? Я о том, что не совсем участвовала в разговоре. Просто стала свидетельницей. Но я почти уверена, что примерно так все и было.

– «Трахни меня» взгляды?.. Я даже не понимаю, о чем ты говоришь…

– Да ладно тебе, Мэйс, – сказала она. – Не пытайся вешать лапшу на уши вешателя лапши. – Затем она повернулась, чтобы взбить волосы перед зеркалом. – Лучше пошевеливай булочками. Нам еще нужно на девичник. Хотя, если ты хочешь пойти и трахнуть Броуди, я нашла шкаф в коттедже, который подойдет. Могу тебя прикрыть. Только не задерживайся. Я хочу застолбить одного из стриптизеров, если они сгодятся для секса, до того, как это сделают другие девушки. У меня в сумке есть смазка с ароматом шоколада, если хочешь.

Я посмотрела на нее как на сумасшедшую. Возможно, так оно и было.

Друзья моего брата не зря прозвали ее «темной лошадкой» много лет назад, и, видимо, прозвище ей все еще подходит. Потому что теперь все, что я могла себе представить, – это член Броуди Мейсона, покрытый смазкой с шоколадным вкусом.

Не то чтобы я когда-либо видела член Броуди. Но за эти годы я достаточно часто представляла его твердым и готовым.

Рони триумфально ухмыльнулась.

– Эм, нет, – пробормотала я. – Я в порядке.

– А еще есть персиковая, – сказала она. – Она без сахара.

– Нет, спасибо.

– И клубничная.

Я вздохнула и указала на дверь.

– Все еще нет.

Рони закатила глаза и сказала:

– Скука. – Затем она вручила мне пару чистых туфель и самодовольно выпорхнула.