Текст книги "Тщеславие"

И в этот самый неподходящий момент раздался стук в дверь. Октавия отпрянула.

– Все в свое время, дорогая. – Руперт отошел в сторону. В дверном проеме появилась Табита.

– Буду накрывать на стол, – улыбнулась она Октавии.

«Хоть один человек в этом воровском притоне обращается со мной любезно», – подумала Октавия, отвечая Табите улыбкой. Она то и дело глядела на часы, испытывая то же чувство, что и малый ребенок, которому обещали забаву, и теперь каждые пять минут он нетерпеливо спрашивает: «Еще не время?»

Пока накрывали на стол, Руперт, прислонившись к каминной полке, обменивался ничего не значащими фразами с Бесси и Беном.

– Ну вот. – Бесси окинула взглядом накрытый стол и удовлетворенно кивнула. – Я сейчас же прикажу разжечь камин в вашей спальне. Мне отчего-то кажется, что вам захочется скоро туда перебраться. – Она ехидно посмотрела на по-прежнему молчащую Октавию.

Руперт ничего не ответил, только едва заметно наклонил голову – хозяин таверны и Бесси вышли из комнаты.

– Прошу к столу, мисс Морган. Осмелюсь предположить, что ужин Бесси превзойдет любую стряпню миссис Форстер.

– Миссис Форстер готовит замечательный пирог с мясом и почками, – важно заметила Октавия, усаживаясь за стол и улыбаясь Руперту.

Он погладил ее по голове:

– Если не возражаете, я выну заколки из ваших волос.

– Сейчас? – Она испуганно потрогала тяжелую косу на плече.

– Именно сейчас, – утвердительно кивнул он и принялся ловко высвобождать заколки. – Вот так намного лучше. – Пальцы расплели темно-каштановую гриву, и он, удовлетворенно вздохнув, уселся наконец за стол.

– Не желаете ли чего-нибудь еще? – Девушка пыталась иронией отгородиться от снова нахлынувшей на нее застенчивости. – Расстегнуть платье, снять чулки или…

– Не спешите, вскоре так и будет. Только я еще не решил, что мне приятнее – чтобы вы все сняли с себя сами или предоставили это мне.

– Черт побери, – пробормотала Октавия, не зная, что сказать еще.

– Как вы думаете, снег пойдет? – вежливо осведомился лорд Руперт.

– Надеюсь, что нет. – Ее голос задрожал от смеха. – Передать вам устриц?

– Если не трудно. – Он положил себе на тарелку устриц. – Полагаю, мы могли бы торжественно отпраздновать наш брак в субботу, если только на это время у вас не назначено более важных дел.

Октавия проглотила устрицу целиком.

– Ох!.. Кажется, нет, сэр.

– Вот и прекрасно. И в тот же вечер счастливые молодожены переедут на Довер-стрит.

Так скоро! Совсем не остается времени, чтобы подготовить отца. Но тревожиться о таких мелочах сейчас уже не было сил. Она расплатится по счетам с миссис Форстер, выкупит все, что еще осталось в залоге у Джебедиа, – но думать об этом сейчас она не могла.

– Я дам вам денег, чтобы вы отдали все ваши великие долги, – спокойно произнес Руперт, нарезая говяжий язык.

Как ему удавалось каждый раз читать ее мысли? Октавия отмахнулась от этого вопроса так же легко, как и от предыдущих. Только захотелось узнать: из каких средств? Но она тут же выкинула все из головы. Корабль вел Руперт, и она станет следовать проложенным им курсом.

– Вам нравится опера? – вежливо поинтересовался ее кавалер.

– Если это только не Глюк, – не сбиваясь с такта, ответила она. – Ненавижу Глюка.

– Вероятно, он кажется вам тяжеловатым, – серьезно согласился Руперт и принялся разделывать оленью ногу. – Но нас должны видеть в опере. Придется снять ложу на сезон.

– Конечно. Но я предпочла бы драму. Однажды мне пришлось видеть Гаррика в «Гамлете».

– Да, его смерть в прошлом году стала настоящей утратой для сцены. – Руперт положил ей кусок оленины.

В течение всего ужина он поддерживал непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор. Сначала Октавии показалось, что это своеобразная игра, но потом девушка поняла, что Руперт испытывает ее: сможет ли она достойно вести себя при дворе.

– Ну как, прошла? – спросила Октавия, когда Табита убрала тарелки и поставила на стол десерт – творожный пудинг и блюдо с яблоками.

Руперт улыбнулся:

– Что прошли?

– Сами прекрасно знаете.

– Нортумберленд и Шордич не самые известные места, где воспитывают придворных дам.

– Нортумберлендское общество весьма утонченное, – заметила Октавия, откусывая яблоко.

– А вам, как я вижу, дважды одного и того же повторять не приходится, – похвалил он ее. – Вы легко себя чувствуете в свете?

– Вполне.

Руперт кивнул и откинулся на спинку стула.

– Хорошо, покончим с этим и перейдем к самым важным урокам нынешнего вечера. Не возражаете, мисс Морган?

По спине пробежал холодок.

– Собираетесь обучать меня искусству совращения, чтобы я могла применить его против вашего врага?

– Нет, – поправил он, – скорее искусству получать удовольствие, даже если вы даете его другим.

Он взял ее за плечи. В потемневших глазах вспыхнула страсть. Октавия почувствовала, как напряглось его тело.

– Я хочу тебя, – шепнул он. – И только тебя. Октавия облизала пересохшие губы, она пылала, будто в лихорадке.

– Научи меня всему. В этот раз я буду знать, что происходит.

Что-то мелькнуло в его глазах, как будто тень сожаления, но уже в следующее мгновение все исчезло.

– Идем.

Руперт взял ее за руку и повел по темному холодному коридору в спальню.

Закрыл за собой дверь, задвинул тяжелый засов. Смущенная Октавия нерешительно стояла посередине комнаты – стыдливая, как девственница в первую брачную ночь. Она была уже женщиной, но та пригрезившаяся ей страсть не дала чувства освобождения. Она не решалась ответить на призыв, засветившийся в его глазах, когда он сделал к ней шаг.

– Замерзла? – Он взял ее руки и начал их растирать.

Октавия беспомощно пожала плечами.

– И замерзла… и вся горю. – Внезапно она вырвала руки. – Я смущаюсь и чувствую себя глупой, потому что не знаю, что делать. Снять платье?

Руперт улыбнулся.

– Мне было бы это приятно. – Он отошел, и, не отрывая от нее глаз, прислонился к каминной полке.

Чувствуя на себе его взгляд, Октавия нерешительно присела на краешек кровати, чтобы снять башмаки, но потом быстро встала, расстегнула платье, и оно соскользнуло к ногам. Под ним была лишь полотняная нижняя юбка, рубашка и шерстяные чулки. Корсет, кринолин и множество нижних юбок в Шордиче не требовались. Октавия сорвала с себя юбку, спустила чулки, потом, поколебавшись с минуту, с решительным видом сняла через голову рубашку и бросила ее на пол.

– Что дальше? – Октавия подняла голову и с вызовом встретила его взгляд.

– Дальше? – Руперт подошел к ней. – Дальше, мисс Морган, вот что. – Он легко положил ладони ей на плечи, и Октавия почувствовала, как крошечные язычки пламени обожгли ее кожу.

– Хочешь, я сделаю то же, что только что сделала ты для меня? – Он улыбнулся, и его взгляд скользнул по ее телу.

– Это хоть как-то уравняет наши права. – Октавия хотела ответить небрежно, но сама не узнала свой голос.

– Пойдем к огню. – Руперт потянул ее к камину, подальше от пронизывающих сквозняков.

Теперь спине стало жарко, а груди по-прежнему зябко. Она чувствовала, как затвердели соски – то ли от холода, то ли от наготы, то ли от того, что она видела.

Руперт раздевался подчеркнуто аккуратно, и Октавия вспомнила, как в прошлый раз он вот так же принялся снимать перед ней одежду. Но сегодня он делал это ради нее.

Сбрасывая рубашку, он отвернулся, и Октавия заметила, как бугрились мускулами его плечи и могучая спина. Едва дыша, Октавия услышала, как щелкнула пряжка ремня, руки Руперта задержались у пояса, затем одним движением он спустил и брюки, и кальсоны.

Октавия не спеша изучала его обнаженное тело и чувствовала, что ее захлестывает горячая волна желания.

Руперт дал ей достаточно времени насмотреться и на маленькую родинку на пояснице, и на дымку темных волос на спине, а потом повернулся лицом. Глаза Октавии скользнули по крепкой груди, плоскому животу Руперта и остановились на пришедшей в возбуждение плоти. Ничего подобного она раньше не видела, но тело помнило, как эта плоть болезненно проникала в нее, двигалась в ней и отняла какую-то частицу, принадлежавшую слиянию двух начал.

Октавия робко двинулась к нему, но Руперт опередил, подхватил ее, увлек к огню, прижался так, словно хотел почувствовать каждую клеточку ее тела. Октавия чувствовала, как бьется его сердце, и слышала свое – трепещущее, как устремившаяся в неведомый полет, потерявшая рассудок птица.

Руперт обвил ее руками, ладони ласково прошлись по ягодицам; до муки мимолетно он целовал ее губы.

– Я хочу на тебя посмотреть, – шепнул он.

– Но ты только что это делал.

– А я хочу по-другому.

Улыбаясь, Руперт отступил на шаг, взял ее руки, отвел их от тела. Его глаза впились в нее так, словно намеревались прожечь. Наконец он отпустил ее кисти, и руки Октавии безвольно упали. Между тем его пальцы закружили вокруг сосков.

– Это тебе понравится. – Указательным пальцем Руперт провел по глубокой ложбинке между грудей. Октавия едва дышала; реальность начала рассыпаться, а четкие очертания предметов все больше и больше размывались по мере того, как ее тело погружалось в горячие волны желания.

Палец обозначил дорожку на животе и робко подобрался к треугольнику между бедер. Дыхание Октавии участилось, тело горело от восхитительных прикосновений. Теплой ладонью Руперт накрыл треугольник, пальцы плясали у самой чувствительной точки, и Октавия услышала стоны. Это был ее голос, но звучал он так, словно не имел к ней никакого отношения. Реальность вовсе исчезла, и Октавия упала бы, если бы не сильная рука Руперта.

– Черт возьми, – пробормотала она, крепко прижимаясь к нему, но глаза снова начали различать предметы в комнате. – Что со мной происходит?

– Ты невероятно чувствительна, – усмехнулся Руперт, – я только прикоснулся к тебе. Она подняла на него глаза:

– А я могу сделать для тебя нечто подобное?

– Да.

Октавия взглянула на его напряженную плоть, потом робко, осторожно обвила ее пальцами и почувствовала, как пульсирует кровь.

– Так?

– Да, вот так.

Он говорил, что научит не только получать, но и дарить другим чувственное удовольствие. Октавия поняла, что ей нравится, как от ее прикосновений у него участилось дыхание. Она снова прижалась щекой к его груди, а в ее руке плоть Руперта жила своей собственной жизнью.

– Перестань! – поспешно попросил он каким-то чужим, хриплым голосом и сам отвел ее руки; потом поднял, понес к кровати.

Осторожно уложил в постель, а сам, приподнявшись на локте, вытянулся рядом.

– Какое у тебя красивое тело! Пышное и в то же время изящное.

Руперт поцеловал пульсирующую жилку у нее на шее, потом губы скользнули к соску и охватили алую розочку, вызвав неистовое, непреодолимое желание. Октавия притянула его к себе, каменные мускулы бедер вдавились в ее мягкое тело.

– Так рано? – протестующе прошептал Руперт.

– Нет… нет… – забормотала Октавия. – Совсем не рано! Хочу сейчас!

Руперт рассмеялся, но в глазах вспыхнул огонь, а лицо исказило отчаянное желание. А в следующую секунду он был уже в ней. И все повторилось, как в том сказочном сне, и в то же время было совсем по-другому. Октавия видела, как смягчалось выражение его лица по мере того, как нарастало наслаждение, как исказился рот от усилий сдержаться, вздулись на шее вены. Ее ладони ласкали его руки, спину.

Когда волна наслаждения взметнулась вверх, Октавия ощутила его каждой клеточкой, каждым биением пульса. С каждым новым проникновением эта волна становилась все мощнее, пока не рассыпалась снопом ослепительных золотистых искр, и Октавия как бы со стороны услышала собственный стон, но уже в следующую минуту его губы прижались к ее губам. Она смутно понимала, что он уже не в ней, но по-прежнему страстно сжимала его в объятиях, пока не улеглись искры и тело не обрело прежние формы.

Теперь она ощутила под собой матрас, свой собственный пот, который смешался с его, вдавливающий в пуховую постель вес мужчины. Ее охватила всепоглощающая нега, объятия разомкнулись, напряжение в чреслах внезапно схлынуло, сердце забилось спокойнее и глаза закрылись. Руперт поцеловал ее в веки, в кончик носа, в уголки губ, потом со стоном откатился на край кровати.

– В последний миг ты из меня вышел, – с усилием сказала Октавия.

– Ты была так нетерпелива, любимая, что я не успел надеть кольчугу.

Конечно, подумала про себя Октавия, беременность непременно нарушит их планы. По крайней мере она уже не сможет сыграть свою роль.

Но это была мелочь, которой не было места во всепоглощающей неге, поэтому Октавия легко отбросила неприятную мысль. Она уютно устроилась на плече у Руперта и быстро заснула.

Глава 8

Было еще темно, когда Руперт очнулся ото сна и неслышно, не шелохнув даже одеяла, выбрался из кровати. В мерцающем свете камина он на цыпочках прошел к шкафу, прислушиваясь к глубокому и ровному дыханию Октавии.

Через десять минут он был уже одет – в тяжелом черном плаще, темной треугольной шляпе и перчатках – и неслышно направился к двери. Изо всех сил стараясь не шуметь, он отодвинул засов и поднял щеколду. Приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться боком, он осторожно вышел из комнаты.

Октавия открыла глаза в тот самый миг, когда звякнула щеколда. Где она? Что она здесь делает?

Девушка выскользнула из постели и, завернувшись в одеяло, побежала к двери, но по дороге в темноте зацепилась за ножку стула и больно ударила ногу. Выругавшись про себя, она открыла дверь и выглянула в коридор. Сальная свеча в подсвечнике на стене отбрасывала призрачный свет. Тихонько ступая, Октавия направилась к лестнице. На верхней площадке она остановилась.

Внизу кто-то разговаривал. Вот голос Руперта, ему что-то отвечает Бен, но так тихо, что слов невозможно разобрать. Оба уходят.

Октавия бросилась в спальню и, прижавшись лицом к окну, выглянула во двор. Внизу тускло мерцал фонарь – пятно света среди окружающей черноты. Тяжелые облака затянули небо, скрывая звезды и луну, но в неверном свете фонаря Октавия все же разглядела Руперта и Бена. Они о чем-то серьезно разговаривали. Наконец хозяин таверны, прихватив фонарь, направился к конюшне.

Ничего не понимая, Октавия бессмысленно разглядывала темный двор. Потом снова появился Бен, ведя под уздцы белого коня. В руке он держал седло и уздечку.

Ни секунды больше не размышляя, Октавия подлетела к шкафу и стала лихорадочно рыться в вещах. Наконец она нашла то, что искала: шерстяные брюки и рубашку. Снова кинулась к окну. Натянула брюки, накинула рубашку, осмотрелась в поисках пояса. Нашла ремень, который не так давно снял с себя Руперт – как будто бы целую вечность назад, – и подпоясалась. Застегнуть на последнюю дырочку не удалось: ремень оказался слишком свободным, и она просто связала кожаные концы.

Между тем внизу Бен закончил седлать отливавшего серебром коня. Руперт вскочил в седло. Натягивая сапоги, Октавия сумела разглядеть рукоятки пары пистолетов в седельных сумках и длинный кнут, обмотанный вокруг луки седла.

Руперт коротко пожал Бену руку, и конь с всадником скрылись в темноте. Бен направился в таверну.

Теперь Октавия знала, что происходит: Лорд Ник отправился на дело. Схватив перчатки и плащ, девушка выбежала из комнаты. На верхней площадке лестницы она остановилась и прислушалась, но, похоже, все спали, лишь под закрытой дверью столовой золотилась узкая полоска света.

Хлопнула входная дверь – это Бен вернулся. Он тяжело прошагал в столовую. Дверь за ним закрылась.

Октавия сбежала по ступеням. Пустая кухня была освещена лишь пылающими в очаге поленьями. Девушка нащупала засов, открыла дверь и выскользнула на улицу. Прошмыгнула к конюшне – призрачная тень в кромешной темноте.

Руперт уехал на лошади, которую она раньше никогда не видела. Скорее всего Питер, на котором они в первый раз сюда приехали, стоит в «Королевском дубе».

Там, где располагались стойла, была кромешная темнота, и лишь время от времени раздающееся фырканье подсказывало, что в конюшне находится не одна лошадь. Фонарь будет виден из таверны, но придется рискнуть!

Октавия не без труда подожгла пропитанный маслом фитиль, длинные тени легли на деревянные стены. Животные забеспокоились. Сердце Октавии отчаянно колотилось – страшные картины представились ей. Да, она находится под покровительством Руперта даже в его отсутствие, но это пока остается в комнате. Но коль скоро она осмелилась оттуда выйти…

Жеребец Руперта оказался в последнем стойле, сбруя висела рядом.

Задув фонарь, Октавия вывела Питера наружу. В тишине двора цоканье копыт раздавалось, как барабанная дробь. Сердце Октавии билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Но, очутившись в седле, она почувствовала, что страх прошел. Пусть теперь вся компания, собравшаяся в таверне, выскочит ее догонять – пешему не настигнуть конного.

Октавия догадалась, по какой дороге поехал Руперт, и, потянув уздечку, направила жеребца на холм, к вересковой пустоши. По прошлой поездке она знала, что Питер слишком вымуштрован, чтобы воспользоваться неопытностью наездницы.

На широкой спине Питера она держалась относительно свободно и на вершине холма решилась пустить его в галоп. Узкая петляющая лента дороги едва виднелась впереди. По обеим ее сторонам мелькали корявые стволы с искривленными ветвями. Порывистый ветер немилосердно бил в лицо. Пустошь Патни была мрачным, неприветливым местом, к тому же в эту ночь не было видно ни звезд, ни луны, небо казалось угрожающе черным, будто само поглотило весь свет. Октавия пустила жеребца по поросшей утесником торфяной обочине, которая приглушала топот копыт.

Она все время прислушивалась, но различала лишь поскрипывание деревьев, завывание ветра да крик одинокой совы. Лорд Ник должен ждать где-то поблизости от дороги, чтобы вовремя оказаться рядом с ничего не подозревающей жертвой. Октавия осторожно направляла Питера, и жеребец повиновался почти идеально, только постоянно втягивал воздух ноздрями, принюхиваясь к неведомой опасности.

Внезапно тишину разорвал такой страшный крик ужаса и боли, что сердце Октавии замерло, а жеребец попятился. Октавия вцепилась в уздечку; несмотря на пронизывающий ветер, лоб покрылся испариной. Вопль достиг крещендо и замер. К Октавии вернулось дыхание: она поняла, что кричал какой-то зверек, ставший добычей лисицы или совы. Но от этого пустошь не показалась ей приветливее.

Питер осторожно двинулся вперед, держась торфяной обочины. Впереди вырисовывалась рощица серебристых берез – светлое облако в непроглядной темноте. Лошадь и наездница поравнялись с деревьями.

Октавия не видела, как позади нее появилась тень, лишь почувствовала, что кнут дважды обвился вокруг ее тела. Боли не было – защитил плотный плащ, – но от страха и неожиданности она чуть не закричала.

– Ни звука! – раздался тихий голос.

Октавия подавила крик. Зато тишину нарушил Питер: он узнал встречных и радостно заржал.

Октавия обернулась. Закутанный в черное всадник на серебристом коне молча смотрел на нее: глаза – лишь серые щелочки на черной шелковой маске. Рука его шевельнулась, и кнут сам собой размотался. Длинная змея мелькнула в воздухе, черный всадник одним едва различимым движением перехватил ее и намотал на луку седла.

Внезапно конь Лорда Ника поднял голову и тихонько заржал. Ник весь напрягся, насторожившись. Октавия замерла.

В следующую секунду она услышала доносящийся из-за темного поворота стук колес.

– Ступай под деревья. – Голос Ника прозвучал спокойно, но Октавии даже не пришло в голову ослушаться приказа. Девушка повернула Питера, и они скрылись в березовой роще.

Лорд Ник занял позицию на обочине. И всадник, и конь застыли. Грохот колес и стук копыт становились все громче. Карета прямиком направлялась в ловушку. До слуха Октавии уже доносились удары кнута и голос кучера, понукавшего лошадей. Путники приближались к повороту, около которого в роще берез пряталась Октавия.

По лихорадочной поспешности кучера было очевидно, что ему известен этот печально знаменитый, удобный для засады лесок. Волосы зашевелились у Октавии на голове, а по спине пробежал холодок.

Карета показалась из-за поворота: кучер что есть мочи нахлестывал кнутом, шестерка лошадей выбивала гальку из разбитой дороги – мелкие и крупные камни веером разлетались во все стороны.

Черный всадник не спеша выехал на дорогу, поднял пистолет и выстрелил поверх упряжки. Кучер выругался, внутри кареты раздался пронзительный крик. Лошади понесли, баулы на крыше съехали в сторону и повисли на веревках.

Лорд Ник остался там, где стоял – посередине дороги, – а кучер изо всех сил пытался справиться с лошадьми. Наконец экипаж со скрипом и скрежетом остановился…

– Я задержу вас ненадолго, джентльмены, – небрежно произнес грабитель. В голосе чувствовалось спокойствие, но он не походил на тот голос, что знала Октавия. Лорд Ник говорил с легким, но вполне различимым иностранным акцентом, тембр казался выше. Октавии было страшно, но оторвать завороженного взгляда от дороги она не могла.

– Вы не подадите мне ваше короткоствольное ружье, сэр? – вежливо обратился Лорд Ник к кучеру. – И вы, джентльмены, бросьте свои пистолеты.

Оружие упало на землю.

– Спасибо.

– Роберт… Роберт, сделай же что-нибудь, – донесся из кареты пронзительный женский вопль. – Такой здоровый, а сидишь, как мокрая курица. Нас поймали! Это грабитель!

– Да, дорогая, знаю, – отвечал печальный голос.

– Тогда делай что-то! Ты мужчина или слюнтяй? Защищай мою честь!

– Сомневаюсь, дорогая, чтобы твоей чести угрожала опасность. – Послышался приглушенный шлепок, тяжелый вздох, и дверца кареты открылась.

На землю спрыгнул тощий господин в парике и принялся суетливо вытаскивать шпагу. На грабителя, невозмутимо восседающего верхом, он смотрел довольно безнадежно.

– Ты… проходимец! Прежде чем ты получишь от меня хоть пенни, тебя закуют в кандалы, – произнес он явно неуверенно.

– Дорогой сэр, уверяю вас, меня нисколько не интересуют ваши деньги, – спокойно возразил Лорд Ник. – И прошу вас, не мучайтесь со своим оружием, это только приведет к неприятностям.

Мужчина замер, откровенно изумленный, рука застыла на рукояти наполовину вытащенной шпаги.

– Не интересуют?

– Нет, – учтиво ответил Лорд Ник. – И ничто другое из ваших пожитков. Так что, повторяю, оставьте в покое оружие.

– Эй, Роберт, что ты там делаешь? Ты его уже проткнул? – В окне кареты показался высоченный парик – Эх ты, что с тебя толку? – продолжала женщина, оценив ситуацию. – Теперь меня ограбят и изнасилуют. Ну же, убей его! Говорю тебе, убей!

– Хорошо, дорогая… Но видишь, это не так-то просто. – Тощий человечек, по-прежнему сжимая шпагу, беспомощно смотрел на грабителя. – Он ведь на лошади. – Он наконец нашел удобное извинение.

– Вижу, ты, пустомеля. – Дверца карсты с треском распахнулась, и из нее вышла закутанная в меха толстуха. – Дай мне шпагу. – Она протянула руку. – Я буду защищаться сама!

– Извините, мэм, но вам нечего защищать. – Глаза Лорда Ника смеялись, но голос был по-прежнему тверд. – Прошу вас, возвращайтесь в карету.

– Не смей так со мной разговаривать, ты, грязный вор! Она вырвала шпагу из ножен, при этом рукоять клинка врезалась в подбородок несчастного джентльмена. Не удержавшись на ногах, он отлетел в сторону.

– Ну, негодяй! Нападай на беззащитную женщину! Сможешь? – Грузная фигура направилась к Лорду Нику, бешено вращая шпагой. Все это очень напоминало танец слона.

Раздался легкий свист, и длинный кнут, обвившись округ рукояти шпаги, без видимых усилий вырвал орудие из рук женщины. Клинок со звоном упал на дорогу.

Свесившись с седла. Лорд Ник подобрал шпагу и чтиво осведомился:

– Надеюсь, я не поранил вас, мадам? А теперь, может быть, вы все-таки вернетесь в карету? – В его голосе послышался металл. Ошарашенная женщина смотрела на него с ужасом, а ее лицо сделалось белым, как простокваша.

Несчастный муж наконец сумел подняться на ноги.

– Дорогая, делай лучше, как он говорит. – Он успокаивающе дотронулся до руки жены.

– Трус! – закричала та на беднягу, отдернула руку и, шелестя юбками, забралась в экипаж.

– Сэр! – Лорд Ник жестом предложил ему последовать за женой. – Понимаю, что сейчас вам кажется безопаснее оставаться на дороге, но все же вынужден настаивать.

Джентльмен безнадежно пожал плечами и покорно забрался в карету. Грабитель спешился и, все еще держа в руке шпагу, заглянул в окно. В углу кареты, стараясь остаться незамеченным, трясся коротышка в коричневом костюме. Женщина, устроившись на сиденье, слава Богу, молчала, обмахиваясь перчаткой. Однако, увидев в окне грабителя, она зашипела, как змея, и погрозила ему мясистым пальцем. Сверкнул изумруд.

– Скорее отдам свое тело, чем кольца… негодяй!

– К счастью для нас обоих, мне не нужно ни то, ни другое, – ответил Лорд Ник сухим, как сама Сахара, голосом.

– Мерзавец, – не унималась та. – Делай же что-нибудь, Роберт!

– Придержи язык, Корнелия, – взмолился многострадальный Роберт, теряя осторожность.

– Браво, сэр! – Бандит захлопал в ладоши, а разъяренная Корнелия злобно надулась, как индюк. Лорд Ник вежливо обратился к съежившемуся в углу человеку:

– Будьте столь любезны, передайте мне кожаную сумку, что лежит у вас под сиденьем.

Коротышка уставился на Лорда Ника так, словно перед ним оказалась кобра:

– Что?.. Как?..

– Не важно как, дорогой мой сэр, – ответил грабитель. – Просто дайте ее мне. И тогда вы и ваши попутчики можете продолжить путь. Не очень подходящая ночь для путешествий, не правда ли? И о чем вы только раньше думали?

– Говорила же, что на ночь надо остаться в «Колоколе и книге». – Корнелия снова обрела дар речи. – Никто не послушал!

– Но, мадам, это вы настаивали на том, чтобы приехать в город сегодня же, – возразил ее муж. – А я старался доказать, что ехать через пустошь ночью – просто безумие…

– Придержи язык! – Корнелия замахнулась на мужа сумочкой. – Ты что, собираешься со мною спорить? Память как у цыпленка, а сам утверждает, что я не права!

Лорд Ник перестал слушать их все усиливающуюся ругань, взял сумку у трясущегося пассажира и собрался отойти от кареты.

– Слева! – Крик Октавии прорезал ночь. Лорд Ник резко обернулся: один из форейторов подбирал оставленный на дороге пистолет. Грабитель проворно прыгнул вперед, в темноте сверкнул клинок. Застонав, форейтор выронил оружие и схватился за кисть.

– Дурак! – грубовато сказал Лорд Ник, отбрасывая ногой оба пистолета и ружье в придорожные кусты. – Эй ты, – кивнул он второму форейтору, – перевяжи-ка своего приятеля и смотри – чтобы больше не делать глупостей.

Лорд Ник вскочил в седло. Он подождал, пока оба они не оказались на лошадях, а кучер не взялся за вожжи, и только тогда отъехал в сторону.

– Кучер, вперед!

Второго приглашения не потребовалось. Щелкнул кнут, и упряжка рванула вперед. Лорд Ник приподнял шляпу и учтиво поклонился, когда в окне проносившейся мимо кареты показалось красное от ярости лицо Корнелии.

Когда экипаж скрылся из виду, показалась Октавия. Она тряслась от беззвучного хохота, тыльной стороной ладони утирая мокрые от слез глаза.

– Несчастный! – только и сумела выговорить она.

– Да, глядя на него, сердце исходит кровью, – сухо согласился Руперт, стаскивая с лица маску. Он внимательно посмотрел на Октавию:

– Скажи на милость, чем это ты тут занимаешься?

– Откровенно говоря, я не думала, что дело обернется так круто.

– Да? А поразмыслила бы раньше, может быть, и не оказалась здесь…

– Но тогда ты бы сейчас лежал с пулей в голове.

– Возможно. Постараюсь принять это в расчет. Но запомни: я не терплю, когда вмешиваются в мои дела.

Прежде чем Октавия успела ответить, Руперт направил коня в сторону вересковой пустоши.

– Следуй за мной. Питер сам побежит за Люцифером. – Он пришпорил коня, и тот с места рванул в галоп – светлый силуэт начал быстро растворяться в темноте.

Без всякой команды Питер поскакал следом. Он уверенно и без разбору несся по неровной, замерзшей земле: видимо, местность была ему хорошо знакома.

В просвете бешено несущихся облаков засеребрилась луна. Холодный, призрачный свет озарил черную фигуру на белом коне. Вокруг ни души, лишь кусты и кривые деревья – такие фантастические на этой плоской равнине.

Октавия не знала, куда конкретно они направляются, но понимала, что они все дальше и дальше углубляются в пустошь, оставляя позади себя дорогу, тепло очага и согретые постели. Пропало чувство времени, только в разрыве облаков она иногда видела луну, которая стояла теперь высоко. Сколько часов назад она была пленницей сладострастного сплетения рук и ног в объятиях мужчины, который скакал впереди? Теперь он казался совсем чужим, даже пугал ее, уводил в неведомые края, известные лишь ему одному. Это с ним она заключила дьявольское соглашение, по которому должна обмануть и ограбить неизвестного ей человека. В холодный ночной час их сговор показался Октавии совершенным безумием.

Люцифер повернул вправо и спустился с небольшого холма. Питер последовал за ним, и они оказались на грязной деревенской улочке. Мысль о возвращении хоть в какое-то подобие обычного мира вызвала у Октавии вздох облегчения, но Люцифер не замедлил бега, и Питер не отставал от него. Всадники миновали спящую деревню и подъехали к небольшому каменному домику, стоявшему особняком, в полумиле от других. В нижнем окне мелькнул свет.

Люцифер перешел на шаг и, уверенно обогнув дом, приблизился к длинному строению. Питер держался сзади, и вскоре Октавия оказалась в темной конюшне, прохладный воздух которой был пропитан запахом душистого сена.

– Все в порядке, Ник? – раздался из темноты голос Бена, и Октавия от неожиданности вздрогнула. Куда, черт возьми, они попали?

– Силы небесные! – в свою очередь, воскликнул хозяин таверны, разглядев второго всадника. – Откуда она взялась?

– Интересный вопрос. – Руперт спешился. – На него-то я вскоре намерен получить ответ. – Он снял с Люцифера кожаную сумку, и в темноте сверкнули его белоснежные зубы. – Моррис тянет на столько золота, сколько весит сам.

– Славная пожива? – Бен принял поводья лошади.

– Вроде недурная. – Руперт перебросил сумку через плечо и подошел к Октавии. – Мисс Морган, оставляю вас здесь и прошу обустроить Питера. Бен приготовил стойло только для одной лошади, а Питер заслужил уход не меньше Люцифера. Вилы и сено в углу. Коня надо как следует вытереть и накрыть попоной, чтобы не простудился. – И Руперт пошел из конюшни, насвистывая какую-то песенку.

Октавия молча выслушала приказ. Если Лорд Ник ждет, что она взорвется, так пусть испытает разочарование. Она умеет подавлять раздражение.

– Можно зажечь фонарь? – смиренно обратилась она к Бену.

– Нет, – последовал категорический ответ. Хозяин таверны явно не хотел вступать с ней в дружеский разговор. Октавия оглянулась; глаза постепенно привыкали к полумраку.