Текст книги "Любимая"

До армии Генри также служил камердинером и оказался во французской тюрьме вместе с тяжело раненным, дрожащим в лихорадке майором Джилбрайтом. Он был счастлив вернуться теперь к привычным обязанностям. А после долгих месяцев ухода за майором Генри стал опытной сиделкой. Он был единственным человеком, кого Сильвестр допускал к себе во время приступов.

– Много говорят о новом графе? – спросил Сильвестр, выгнув бровь.

– Не очень… по крайней мере не в моем присутствии.

– Я так и предполагал. А о леди Тео?

– О, она всеобщая любимица, милорд. Все делает умело. Свет очей старого графа.

– Хм… – Сильвестр взял одну из щеток для волос и пригладил непокорную короткую шевелюру. – Избалованная, говоря другими словами.

– Как я понял, сэр, она сильно переживает смерть своего деда, – заметил Генри. – По крайней мере так говорят. Люди утверждают, что она сама не своя.

– Этому я готов верить, – пробормотал граф, засовывая лакированную табакерку в карман, перед тем как спуститься в гостиную. Он был готов к очередному напряженному вечеру с Тео.

Когда он вошел, Эмили и Кларисса стояли у открытого окна и всматривались в ночную мглу.

– Может быть, она вернется окольным путем, – вздохнув, проговорила Кларисса и отвернулась от окна.

– Никаких следов прогульщицы? – спросил Сильвестр, стараясь говорить как можно непринужденнее, и подошел к столу. – Шерри, миледи? Или вы предпочитаете мадеру?

– Благодарю вас, шерри. Нет, Тео еще не вернулась. – Леди Илинор с улыбкой приняла протянутый графом бокал. – Фостер убежден, если с ней что-нибудь случится, нам дадут знать.

– Да, это верно… но… Имение большое, и здесь много безлюдных мест.

– Вероятно, следует послать… – Эмили вдруг замолчала: с террасы донесся голос Тео:

– Они еще не обедают, Фостер? Я и не думала, что уже так поздно… О, мама, я очень виновата!

Дверь распахнулась, и Тео вбежала в комнату.

– Я и понятия не имела, как далеко сегодня забралась. Вы очень беспокоились?

Она наклонилась к матери и поцеловала се.

– Я была близка к этому, – спокойно ответила леди Илинор, но в глазах ее было явное облегчение.

– Как видишь, я вернулась и просто умираю от голода. – Тео бросила шляпу, перчатки и хлыст на столик. – Я действительно сожалею, что заставила вас волноваться. – Она примирительно улыбнулась матери и сестрам. – Я прощена?

– Я предпочла бы, чтобы это не повторялось. – проговорила леди Илинор, отпивая глоток шерри.

– Конечно, я больше так не буду!

Тео налила себе рюмку шерри, не обращая внимания на стоящего у камина графа.

– Должно быть, пора обедать? Из кухни так вкусно пахнет, – проговорила она жалобным голосом.

Сапожки ее были заляпаны грязью, одежда – белой от пыли, а волосы, лишившись заколок, рассыпались вокруг лица иссиня-черным облаком. Она выглядела усталой и какой-то взъерошенной.

Сильвестр вдруг понял, что его терпению пришел конец. Он взглянул на леди Илинор, ожидая, что она выскажется по поводу бесцеремонного появления ее дочери. Но хозяйка дома молча потягивала свой шерри. Что она говорила сегодня утром? Что они достаточно терпели невысказанную скорбь Тео… и что настало время хорошенько ер встряхнуть? Леди Илинор, помнится, советовала ему слушаться своей интуиции, а как раз сейчас интуиция говорила ему, что настало время показать зубы.

– Извините меня, кузина Тео, – решительно проговорил он, – но, на мой взгляд, костюм для верховой езды не годится за обеденным столом.

Тео повернулась к нему с потемневшими глазами:

– А вам какое до этого дело?

– Так уж получилось, что это мой обеденный стол, и поэтому я считаю, что это мое дело. Тео побледнела:

– Ваш?

– Мой, – спокойно подтвердил граф. – И я не допущу здесь подобных вольностей.

Протянув руку, он дернул за сонетку, которая висела рядом с камином.

В напряженной тишине гостиной появился Фостер.

– Попросите подать обед через пятнадцать минут, – вежливо приказал граф.

Когда Фостер вышел, он снова обернулся к Тео:

– У вас пятнадцать минут, кузина… если вы не хотите пообедать у себя в комнате.

– Мама! – Тео повернулась к леди Белмонт. В глазах ее были одновременно гнев и мольба.

Леди Илинор не подняла взгляда от вышивки.

– Лорд Стоунридж вправе устанавливать порядки в своем собственном доме.

Опешившая Тео смотрела на склоненную голову леди Илинор, лорд Стоунридж многозначительно смотрел на часы.

Кларисса быстро подошла к Тео:

– Пойдем, Тео. Я помогу тебе переодеться. Это не займет много времени.

Тео стряхнула с себя оцепенение. Она сфокусировала взгляд на бесстрастном лице графа, а затем повернулась к сестре. Голос ее звучал отрешенно, но ровно.

– Нет, благодарю. Я вдруг поняла, что совсем не хочу есть.

Она повернулась и быстро вышла из гостиной.

Отчаянная цыганка! Он вовсе не собирался лишать ее обеда, но, черт возьми, это действительно его дом. Сильвестр вновь наполнил свою рюмку, а леди Илинор спокойно попросила Клариссу вновь позвать Фостера.

– Фостер, вы можете подавать обед немедленно, – сказала она, когда появился дворецкий. – Леди Тео с нами не будет.

– Я надеюсь, она хорошо себя чувствует, миледи? – Фостер выглядел озабоченным.

– Вполне, – заверила его леди Илинор, откладывая в сторону вышивку. – Идемте, лорд Стоунридж.

Сильвестр предложил ей руку и направился вместе с леди Белмонт к обеденному столу.

Глава 6

Пустующее место Тео делало обстановку за обедом неуютной. Леди Илинор изо всех сил старалась, чтобы беседа за столом не затихала, хотя и видела, что это плохо помогает. Граф со своей стороны тоже старался поддерживать разговор, несмотря на полные упрека взгляды своих кузин. Леди Илинор поймала себя на том, что не понимает, почему граф так настойчив в отношении Тео, вопреки ее упорному сопротивлению. Материально выгадывала только Тео. А если она этого не понимает, то почему граф не возьмет свое предложение назад?

Наконец трапеза завершилась, и леди Илинор вздохнула с явным облегчением.

Граф вежливо встал, когда они покидали столовую, а затем с решительным видом взял графинчик с портвейном, две рюмки и последовал за ними. Он пересек холл и, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по лестнице, не замечая, что Фостер удивленно следит за ним.

Его светлость остановился у комнаты Тео с намерением постучаться, но передумал. Эта атака должна быть неожиданной, решил он, и стремительно распахнул дверь.

В комнате стояла полутьма, но он разглядел сидящую у окна Тео.

– Почему вы сидите в темноте? – спросил он, войдя в комнату.

– Поскольку это ваш дом, милорд, вы, вероятно, считаете необязательным стучаться, перед тем как войти, – с горечью проговорила Тео.

– Вовсе нет, – ответил он, выдвигая ногой стул из угла комнаты. – Но я решил, что, если постучусь, вы запрете дверь у меня перед носом.

Он оседлал стул, сев к ней лицом, и положил руки на спинку. Затем ловко наполнил рюмки из графинчика и протянул одну ей:

– Выпейте портвейна, кузина! Тео распрямилась и взяла рюмку.

– Правда, я не уверен, что портвейн полезен на голодный желудок, – заметил Сильвестр, ставя графинчик на пол у своих ног.

– А кто в этом виноват?

– Вы сами, и отлично это знаете. Незачем было злиться. Тео отпила из рюмки. Портвейн действовал успокаивающе и разливался теплом в желудке.

– Вы оскорбили меня, – сказала Тео и кисло добавила: – Впрочем, это уже входит у вас в привычку.

– А вы с начала нашего знакомства при каждой возможности оскорбляете меня. Пора прекратить терзать друг друга подобным образом, Тео!

В комнате наступила тишина. Сильвестр разглядывал кузину поверх рюмки. Она сняла свой костюм, и теперь он лежал смятой грудой в углу комнаты. На Тео не было ничего, кроме рубашки и панталон, волосы свободно спадали на спину. Граф впервые видел их не заплетенными в косу.

Тео, казалось, не была смущена тем, как одета, и хмурилась, погруженная в размышления. Затем она, словно между ними не было никаких стычек, неожиданно произнесла:

– Благодарю вас за портрет.

Это был первый случай, когда Тео вежливо обратилась к нему. Граф заморгал от изумления.

– Это по моему недосмотру портрет не принесли вам раньше.

– Почему? Почему это случилось?!

Тео швырнула пустую рюмку на пол и вскочила на ноги. Рюмка разбилась вдребезги, но Тео этого даже не заметила. Слезы беззвучно катились у нее по щекам, а лицо перекосилось от боли.

– Это несправедливо! Ведь он был молод… и столько значил для меня… А теперь все потеряно… утрачено…

В бурном потоке слов трудно было разобрать, кто был ей больше дорог, отец или дед. Сильвестр в душе сочувствовал ей и понимал, что в данный момент она не замечает его присутствия. Вся ее скорбь излилась слезами, она стояла посреди комнаты, стиснув кулаки.

Граф опомнился, когда Тео чуть не наступила босой ногой на осколки стекла. Вскочив со стула, он подхватил ее и оторвал от пола.

– Стой! Ты порежешь себе ноги…

Тео отбивалась изо всех сил, хотя вряд ли понимала, что происходит. Держа ее на весу, граф направился к окну и уселся там, прижимая Тео к своей груди. Он ощущал тепло ее тела сквозь тонкую рубашку, ее беспокойное трепетание у себя на коленях, и, вопреки желанию, его собственное тело напряглось в ответ.

Наконец она немного успокоилась и хотя все еще рыдала, но сидела смирно, уткнувшись в его грудь. Он гладил ее волосы и нес какую-то чепуху, лишь бы утешить ее.

Граф не заметил, как дверь тихонько отворилась и тут же закрылась. Снаружи стояла леди Илинор. Она была в глубоком раздумье. Она пришла проведать Тео, услышав ее отчаянные рыдания, которые доносились через закрытую дверь, и вовсе не ожидала увидеть то, с чем столкнулась по ту сторону двери.

Да, это она посоветовала графу следовать своему чутью, когда дело касается Тео. Но по-видимому, он понял ее указания слишком буквально. Вероятно, ей следует спасти свою дочь? Леди Илинор спустилась вниз и стала ждать развития событий.

Потихоньку буря стихла, и снова воцарилась тишина. Тео предприняла очередную попытку освободиться из державших ее железных рук, но теперь с ее стороны это уже не была слепая реакция боли и страдания. Видя, что она вновь вернулась к действительности, Сильвестр ослабил хватку. Тео подняла голову и посмотрела в его глаза, которые на этот раз не были ни холодными, ни насмешливыми.

– Что случилось? Что вы делаете? – фыркнув, спросила она, вытирая нос рукавом.

– Я ничего не делаю, – ответил граф. – Вы сидите у меня на коленях и ревете, как Ниагарский водопад, а все, что я имею, – это испорченный сюртук.

Граф с грустью указал на свой костюм и вынул носовой платок.

– Сидите спокойно.

Тео позволила вытереть себе нос, откинула волосы с лица и глубоко вздохнула.

Но при всем при том Тео почувствовала себя умиротворенной, словно слезы унесли из ее души горе и ненависть. Голова ее упала на плечо графа, и Тео закрыла глаза, ожидая, когда к ней вновь вернутся силы.

Подумав, граф почел за лучшее не менять позы, пока Тео не придет в себя.

Он провел пальцем по ее щеке, и Тео снова заерзала у него на коленях, вызвав тем самым соответствующую реакцию. Граф осторожно взял ее за ягодицы, словно приготовившись немедленно снять со своих колен, но его руки задержались на них гораздо дольше, чем это было необходимо.

– Опля! – Он быстрым движением поставил Тео на ноги. – Жаль тревожить вас, цыганочка, но держать вас, почти раздетую, на своих коленях просто невыносимо!

Опешившая Тео оглядела себя и поняла, что он имеет в виду. Она вдруг остро почувствовала тепло его рук, но, опомнившись, тотчас перешла в наступление.

– Я не садилась к вам на колени и не приглашала вас сюда, – проговорила она, но была слишком возбуждена, чтобы выразить свое возмущение.

Неожиданно она начала дрожать от прохладного ночного воздуха. Она поспешно сделала шаг назад, стараясь восстановить дистанцию, словно это могло исправить ситуацию.

Тео вскрикнула – она порезала ногу об осколок стекла.

– Этого я и опасался!

Сильвестр вскочил и так резко толкнул ее, что она упала на кровать, болтая кровоточащей ногой.

– Оставайтесь там, пока я не уберу осколки. Тео больше не играла в оскорбленную невинность. Она скрестила ноги и уставилась на порез.

– Я разбила рюмку.

– Неужели помните?

Граф посмотрел на нее, стоя на коленях. В ладони у него были осколки.

Тео покачала головой:

– Кажется, я обезумела и утратила способность что-либо понимать и чувствовать.

– Слава Богу, что вы ее опять обрели, – проговорил граф, улыбнувшись. – Забудем об этом.

Он поставил графин на туалетный столик и обмакнул полотенце в холодную воду из кувшина.

– Дайте-ка я осмотрю вашу ногу.

Тео вытянула ногу и откинулась на кровать. Вообще-то она не была уверена, что вновь обрела способность спокойно соображать. Если бы это было так, то почему же она лежит здесь и принимает помощь от человека, которого ненавидит? Но может быть, она слишком устала, чтобы обращать на это внимание? С этой мыслью Тео закрыла глаза.

В следующую минуту она почувствовала на своем разгоряченном лбу холодное полотенце.

– Так лучше? Тео открыла глаза.

– Да… благодарю вас.

В серых глазах графа промелькнула улыбка, и впервые Тео подумала, что он вовсе не выглядит как человек, которого надо ненавидеть. Казалось, что до этого момента она видела его сквозь туман гнева и скорби.

– Вам надо поесть, – проговорил граф, бросая мокрое полотенце обратно в рукомойник. – Я пойду и принесу поднос, пока вы уляжетесь в постель, а потом мы немножко поговорим.

Тео присела в кровати, откинувшись на подушки, и попыталась сосредоточиться. Она чувствовала себя так, словно ее пропустили меж валиков для отжимания белья, а затем пригласили на беседу с лордом Стоунриджем, о теме которой нетрудно было догадаться.

Графинчик с портвейном и рюмка все еще оставались на полу рядом со стулом. Тео соскользнула с постели, неуверенно шагнула к графину, наполнила рюмку и немного отпила. Если предполагается, что портвейн укрепляет, то на этот раз вино сразу же ударило ей в ноги, и Тео, зажав рюмку в руке, поспешно села на кровать.

Глаза ее снова остановились на портрете, с которого отец улыбался ей. Его наследство могло бы принадлежать ей, если бы она заплатила соответствующую цену. Тео отхлебнула еще глоток.

Когда граф спускался по лестнице, леди Илинор вышла из гостиной.

– Вы были у Тео, лорд Стоунридж? Сильвестр остановился на нижней ступеньке.

– Да, сударыня. Я хочу попросить Фостера приготовить ей поесть. Она была голодна, когда вернулась. Леди Илинор задумчиво разглядывала его.

– Вы собираетесь сами отнести ей поднос?

– С вашего разрешения, леди Белмонт. Их взгляды встретились.

– Мне кажется, вы уже все решили, милорд, – сухо проговорила леди Илинор. – Надеюсь, ваш сюртук еще послужит вам.

Сильвестр проследил за ее взглядом.

– Да, ради благой цели.

Леди Илинор кивнула. Этот граф действительно проявлял необычайную настойчивость!

– Ну что ж, надеюсь, вы получите дивиденды с выгодной сделки, – проговорила она, направляясь в гостиную. – Тео быстро восстанавливает утраченные позиции.

– Это меня и окрыляет, – пробормотал граф ей вслед. Он вызвал Фостера.

– Ужин для леди Тео, – приказал граф. – Приготовьте поднос, я сам отнесу.

– Это может сделать горничная, милорд.

– Уверен, что может, – нетерпеливо проговорил его светлость. – Но я хочу отнести его сам.

На лице Фостера видно было неодобрение. Спальня леди не место для джентльмена, особенно если он направляется туда в сопровождении графина с портвейном.

– Хорошо, сэр. – И Фостер с чопорным поклоном удалился на кухню.

Пять минут спустя дворецкий вошел в библиотеку с накрытым салфеткой подносом.

– Я добавил бокал кларета, сэр. Того самого, что вы пили за обедом. Леди Тео он нравится. – Он все еще излучал неодобрение.

– Уверен, что леди Тео оценит ваше усердие. – Сильвестр взял поднос и пошел следом за дворецким. – О Господи, вы никогда не слушаете, что вам говорят! – воскликнул он, войдя в комнату Тео. – Я же сказал, чтобы вы легли в постель. А вы что делаете?

– Пью портвейн, – сонным голосом ответила его кузина. – Мне говорили, что он придает силы.

– Ну и как, вы убедились? – спросил граф, ставя поднос на туалетный столик.

Уже совсем стемнело, и он зажег свечи в канделябрах.

– Не знаю, как насчет сил, но я чувствую себя немного пьяной.

Сильвестр вздохнул. Еще немного, и она скоро будет не в состоянии его выслушать, а утром, вероятно, будет такой же упрямой и грубой, как всегда.

– Ложитесь в постель, – приказал он.

– Еще рано ложиться.

Тео встала, пытаясь сохранить равновесие. Затем удовлетворенно кивнула.

– Видите, у меня довольно крепкая голова…

Крепкая или нет, но его кузина была не вполне трезвой. Чем скорее еда перекочует в ее желудок, тем лучше.

– Лучше съесть ужин в постели, – сказал граф. И с этими словами он схватил Тео в охапку, откинул одеяло и запихнул под него кузину. Графа удивила легкость, с какой ему удалось это проделать, что ясно говорило о слабости теперешнего состояния Тео. Он сложил подушки одну на другую и прислонил ее к ним.

– А теперь, кузина, ешьте свой ужин.

Тео заморгала, соображая, стоит ли бунтовать и будет ли это полезно, вдохнула аппетитные ароматы с подноса и решила, что не стоит.

– Вам лучше воздержаться от кларета, – посоветовал Сильвестр.

– Нет! – Тео схватила его за руку, готовую убрать рюмку. – Я не могу есть без вина… и, кроме того, это мое любимое.

– Думаю, что так, – согласился Сильвестр. Тео исследовала содержимое подноса. Грибной суп, холодная цыплячья грудка, пирог со сливочным кремом.

– Вы за обедом ели другое. Я чувствовала запах молочного поросенка.

– Но вы предпочли не появляться за обеденным столом, – спокойно напомнил граф. – На вашем месте я был бы благодарен и за это.

Он придвинул стул к кровати и снова оседлал его, сложив руки на спинке.

Тео придумывала едкий ответ, но, не найдя такового, зачерпнула ложкой суп.

Портвейн оказал смягчающее действие, отметил граф, наполняя свою рюмку, которую Тео оставила на полу. Он решил подождать, пока она поест, и только потом приступить к намеченному разговору. Поэтому он спокойно потягивал портвейн и наблюдал за ней.

Под влиянием обильного обеда признаки бури быстро ослабевали. Нос Тео перестал блестеть, в мягком мерцании свечей волосы ее восстановили свой обычный блеск, а лицо утратило бледность и приобрело розовато-золотистый цвет. Ее руки и шея оставались открытыми, а кожа, казалось, светилась сама по себе. Взгляд графа перешел на ее грудь, на кружевную оборку, которая подчеркивала глубокую расселину меж грудей.

Эти ощущения отнюдь не способствовали осаде, которую он собирался предпринять. Граф быстро проговорил:

– Можете ли вы, кузина, объяснить, что заставляет вас ненавидеть меня?

Вопрос застал Тео врасплох, и она чуть не подавилась кусочком цыпленка. Граф хлопнул ее по спине и продолжал:

– Моя внешность? Но я не могу ничего с ней поделать. Мои манеры? Они продиктованы вами, кузина, и если вы хотите, чтобы они изменились, вам следует изменить ваше собственное поведение. Что же еще?

Тео сделала еще один глоток. Путаница в голове улеглась, и ее мысли снова стали ясными, хотя она и чувствовала усталость. Граф ожидал ответа на свой вопрос, на который, как Тео обнаружила, было очень трудно ответить.

Несомненно, причиной была не его внешность… Граф был самым привлекательным мужчиной, с которым ей приходилось встречаться… не исключая Эдварда, которого она любила многие годы. А если вспомнить ощущение его тела, вкус его поцелуев, запах кожи…

Нет, лучше не вспоминать!

Конечно, поведение его достойно порицания, но и ей самой можно было предъявить те же обвинения. Честность заставляет ее признать свою вину. С матерью и сестрами он вел себя совсем иначе, и это доказывает, что именно к ней относилась его резкость.

– Медлите с ответом, кузина! – сказал Сильвестр с иронической ноткой в голосе. У Тео порозовели щеки.

– Ни в малейшей степени, – заявила она, убирая поднос с колен. – Просто вы – Джилбрайт, и этим все сказано. Граф вздохнул.

– Эта история больше не имеет значения, Тео. Меня тоже воспитывали в духе неприятия по отношению к Белмонтам, но ведь это просто ребячество!

Тео поджала губы.

– Я так не думаю.

Сделав над собой огромное усилие, Сильвестр принялся загибать пальцы:

– Я не ответствен за старую ссору, как не ответствен за то, что я Джилбрайт, потому что не выбирал родителей. Я не ответствен за смерть вашего отца и, наконец, не ответствен за условия завещания.

Все было совершенно справедливо. Но некий упрямый демон в душе Тео не хотел

уступать.

– Возможно, все это и так, но я не смогу полюбить вас, – проговорила она, подавляя тот слабый голосок, который говорил ей, что она не может быть уверенной в этом, не дав ему ни малейшего шанса.

– Понимаю. – Казалось, он был подавлен. – Что ж, говорить больше не о чем.

Он положил подбородок на сложенные руки, и глаза его вновь стали холодными, какими Тео и привыкла их видеть.

– Но еще одно слово. С этого момента вы не будете больше заниматься делами имения. – Граф проигнорировал ее судорожный вздох и продолжал тем же бесстрастным тоном: – Я дам указания Бомонту, чтобы он отныне не обращался к вам за советами. А если он не справится, я его уволю. Он встал, и в маленькой детской комнате сразу стало тесно. – Вы также не должны более вмешиваться в дела арендаторов, кузина. Они служат одному хозяину – графу Стоунриджу – и должны понимать, что вы им больше не хозяйка. Если вы попытаетесь обойти эти условия, я запрещу вам появляться в имении. Это ясно?

Тео получила ощутимый удар. Она ненавидела этого человека, потому что он имел право так поступать. Она надеялась, что сможет вести дела, находясь в новом доме, а граф будет лишь номинальным хозяином имения.

Она покачала головой и облизнула пересохшие губы.

– Вы не сможете… вы ничего не знаете об этих людях и о земле.

– Я научусь, кузина. А поскольку вы отказали мне в помощи, придется сделать это без вас. – Он повернулся и пошел к двери. – Желаю вам доброй ночи.

Тео осталась сидеть в опустевшей комнате. Она слышала, как закрылась дверь, потом его удаляющиеся шаги. Она добилась своего: граф оставил ее в покос…

Они переедут в ближайшее же время, и между двумя домами не будет ничего, кроме поверхностных контактов. И конечно, никакого приданого, потому что между ними нет прямых родственных связей. Тем более что Эмили уже устроена, а Кларри все ждет своего принца. Но если таковой и сыщется, то вряд ли обратит внимание на такую мелочь, как приданое. Рози еще слишком мала, чтобы интересоваться этими вопросами. Что же до нее самой…

И вновь на ее глаза навернулись слезы. Она не хочет мужа, но хочет Стоунридж! Если она согласится помочь графу ознакомиться с делами имения, может быть, он отменит свой запрет?

Нет, она не уступит шантажу!

Тео откинула простыни, выбралась из постели и поставила пустой поднос на туалетный столик. Перед тем как надеть ночную рубашку, она рассеянно прибрала комнату.

Тео лежала в темноте с открытыми глазами и вслушивалась в знакомые поскрипывания и покряхтывания старого дома, который тоже устраивался на ночь. Уже двенадцать лет Тео знала, что не имеет на него прав. Но одно дело – знать, а другое – столкнуться с этим, да еще при таких обстоятельствах.

Несмотря на усталость, Тео долго не могла уснуть. Она ворочалась до тех пор, пока простыни не закрутились вокруг ее разгоряченного тела, а подушка не стала казаться раскаленным камнем. Она отбросила простыни и попыталась лежать спокойно в надежде, что прохладный ночной ветерок, влетавший через открытое окно, поможет ей расслабиться.

А внизу, у открытого окна библиотеки, стоял и смотрел на омытую лунным светом лужайку граф Стоунридж. Он был доведен до белого каления упрямой, своевольной, избалованной девицей с дурными манерами, которая отказывалась отрешиться от предрассудков и понять наконец, что полезно для нее… и для всех.

Внезапно граф разразился бранью, не сдержав злости и разочарования от ее прямого отказа. Он еще посмотрит, как она будет страдать, пока не объявили истинные условия завещания! Но почему-то эта мысль не принесла ему ожидаемого удовлетворения.

У него был шанс, и он его упустил. Граф почувствовал подступившую к горлу горечь. Какую совершенную месть придумал старый граф! Удивительную месть в трех актах: первый – унизительное вынужденное ухаживание за наглой дикой кошкой, которая никогда не станет примерной женой; затем горечь отказа во втором акте и наконец акт заключи-, тельный: жалкое существование обнищавшего представителя знати в огромном доме, на содержание которого у него нет средств.

Что еще остается ему, обесчещенному солдату и неудачливому наследнику? Общество может пренебречь порочащими слухами, если речь идет о богатом наследнике, уже получившем право им распоряжаться. Но зрелище, которое представлял собой граф, могло вызывать только жалость.

Он озабоченно провел рукой по лицу, но тут же быстро выглянул в окно. Через лужайку в сторону розария проскользнула какая-то фигура. При лунном свете граф разглядел каскад черных как вороново крыло спадающих на спину волос.

Что, черт возьми, она собирается делать в это время? Граф взглянул на часы. Было два часа ночи. Раскрыв пошире окно, Сильвестр влез на подоконник и спрыгнул на клумбу. Он перебежал лужайку и вошел в благоухающий розарий. В ночной тишине громко раздавались его шаги.

Тео услышала их и повернулась. Она схватилась за горло, сердце у нее колотилось от страха.

– Что, скажите на милость, вы здесь делаете? – спро-, сил Сильвестр, подойдя к ней.

В глазах ее был ужас, и граф положил руку ей на плечо жестом, в котором сочетались раздражение и желание успокоить.

– Это вы что тут делаете? – выдохнула Тео, вырываясь. – Вы меня испугали.

– Вы и должны быть испуганной, если убежали из дома в такое время.

– Кроме вас, здесь нет ничего, что могло бы меня напугать, – раздраженно ответила Тео. Сердце у нее начало успокаиваться. – Меня здесь все знают и никто не обидит.

– Надеюсь, что так.

Он снова взял ее за плечо.

– Но все же, куда вы идете?

– А какое вам до этого дело? Вы не запретили мне ходить по саду… или, может быть, я что-то не поняла?

– Вы знаете, у меня никогда раньше не возникало желания принимать жесткие меры по отношению к женщине, – проговорил граф. – Но вы, кузина, нечто из ряда вон выходящее.

Тео в целях безопасности сделала шаг назад. Закутавшись поплотнее в плащ, она глядела на графа, а сердце ее снова бешено застучало. Наконец, набрав воздуху, она сказала то, чего не хотела говорить:

– Я согласна помочь вам в работе по имению, сэр, если вы все еще этого хотите.

– О, какая честь, кузина! – Граф сделал шаг вперед, Тео еще один – назад. – Но не знаю, хочу ли я этого.

Лицо Тео выражало незащищенность и усталость. Это был результат сильных эмоций, шока и других сюрпризов, пережитых ею этим вечером.

Надо превратить свое поражение в победу и извлечь из этого все возможные преимущества. Это единственно возможная тактика, думал граф.

Резким движением он схватил руку Тео и притянул ее к себе.

– Вот чего я хочу.

Тео оказалась в объятиях графа, а его поцелуй столь же мало напоминал любовные ухаживания, как выстрел из пистолета. Тем не менее она ответила ему со всей страстностью, позабыв и о своем гневе, и о кровожадных намерениях.

Граф так плотно притиснул ее, что Тео чувствовала пуговицы его сюртука сквозь свой тонкий плащ и ночную рубашку, и снова ее охватило смутное чувство неизведанного доселе желания. Ее грудь пронзила сладостная боль, которую прикосновения графа вызывали у нее и раньше, тогда, на берегу, голова ее откинулась назад, позволяя ему впиться в ее губы.

Глаза Тео были открыты, посылая чувственные флюиды, и когда ее взгляд встретился с глазами графа, она прочла в них ответное желание.

– Мне не надо вашей помощи, кузина, – медленно проговорил Сильвестр, – я прошу вашего участия.

Он нагнулся и снова завладел ее ртом, руки его проникли под плащ Тео, поднимая ночную рубашку.

– Участия, – прошептал он снова, – во всем. Тео, будьте моей, и я научу вас блаженству.

Граф держал ее в объятиях, пока она не пришла в себя. Он улыбнулся и проговорил:

– Вы согласны возобновить мирные переговоры, кузина?

Она медленно кивнула. В пронизанном ароматом роз лунном сиянии Тео, казалось, забыла, кто она и что делает. Все сложности последних дней словно отступили, растаяв в тумане.

– Согласны? – Голос графа звучал настойчиво, а глаза его были затуманены страстью.

Да, она может стать ему другом. Они очень во многом схожи, возможно, поэтому-то она и сопротивлялась так долго.

– Я согласна, – тихо проговорила она. Победа! Граф облегченно вздохнул.

– Прекрасно! – удовлетворенно пробормотал он.

Граф снова притянул Тео к себе и принялся целовать, но на этот раз с нежностью, которая поразила ее не меньше, чем его страстность.

Граф отпустил ее и плотнее укутал в плащ.

– А теперь вам надо лечь спать, Тео. Утром я поговорю с вашей матерью.

Тео позволила ему проводить ее домой, снять плащ и уложить в постель, словно маленькую Рози.

– Спите, – мягко проговорил граф, целуя ее в лоб. Она не замедлила последовать его совету.