Текст книги "Любимая"

Глава 7

– Тео… Тео, дорогая, ты проснулась? Уже десятый час.

Голос Клариссы заставил ее сестру очнуться от сладких сновидений. Тео открыла глаза, потянулась и зевнула.

– Действительно так поздно?

– Да, а ты легла так рано! – Кларисса вошла в комнату с озабоченным выражением лица. – Мы с Эмили хотели прийти к тебе вчера вечером, но мама не разрешила.

Она села на край кровати и все с тем же озабоченным видом посмотрела на сестру.

– Ты себя хорошо чувствуешь?

– Превосходно! – Тео села и стряхнула с себя остатки сна. – Более того, я чувствую себя так, словно меня ударили топором по голове, и… О Боже!

Тео вдруг припомнила вчерашнее приключение и уставилась на сестру. Неудивительно, что она проспала так долго, ведь было уже три часа, когда она легла, или, вернее, была уложена в постель.

– Что случилось?

Тео провела руками по волосам.

– Помнится, я согласилась выйти замуж за Стоунриджа, – медленно произнесла она. – Кларри, я, вероятно, сошла с ума.

– О, Тео, с тобой все в порядке? – появляясь в дверях, проговорила Эмили, прежде чем Кларисса успела отреагировать на ошеломляющее заявление Тео.

– Не думаю, – ответила Тео. – По-моему, я уже на полпути к сумасшедшему дому. О Боже! – Она упала на постель и натянула одеяло на голову. – Скажите мне, что этого не было.

– Чего не было?

– Она согласилась выйти замуж за Стоунриджа, – с ухмылкой проинформировала ее Кларисса.

– О, как я рада! – сердечно проговорила Эмили. – Он такой милый! Я уверена, что вы подходите друг другу… и теперь тебе не надо покидать усадьбу.

Тео откинула одеяло и яростно проговорила:

– Стоунридж вовсе не милый… какой угодно, но только не милый!

Кларисса кивнула:

– Да, я согласна. Это слишком… слишком мягкое слово для его характеристики.

– Хорошо, – не без раздражения ответила Эмили. – Я, несомненно, не обладаю твоими лингвистическими способностями. Во всяком случае, мне он нравится и маме тоже.

– А мне нет, – возразила Тео. – Я его ненавижу!

– Но так не может быть, – проговорила Кларисса. – Ты не согласилась бы выйти замуж за человека, которого ненавидишь.

– О, ты не знаешь, насколько убедителен он может быть, – с горечью сказала Тео.

Ей живо припомнились мгновения, пережитые ею прошлой ночью в розарии. Боже праведный, как она допустила, чтобы это произошло?

– Вполне понятно, что ты трусишь и колеблешься, – проговорила Эмили с видом умудренной женщины, которая уже давно прошла предварительные этапы. – Когда мы с Эдвардом решили пожениться, меня долго мучили сомнения… я все думала, правильно ли я поступаю.

– Эдвард – это не Стоунридж, – заметила Тео. – Эдвард – вот он действительно милый.

Она решительно откинула одеяло и встала.

– Мне надо сказать графу, что я совершила ошибку.

– Ты не можешь этого сделать, Тео! – Эмили была шокирована. – Ты будешь выглядеть обычной вертихвосткой… мама этого не одобрит.

– Мама не ждет от меня, что я выйду за человека, которого ненавижу, только лишь из-за минутной слабости.

– Минутной слабости? – переспросила Кларисса, и глаза ее загорелись от любопытства. – А что случилось? Тео почувствовала, что краснеет.

– Ничего… право же, ничего.

– Ну, выкладывай же, Тео, что случилось? Я очень люблю минутные слабости. – Доискиваясь истины, Кларисса была словно терьер, вцепившийся в крысу.

– Тео, наверное, имеет в виду, что граф поцеловал ее, – заявила Эмили с проницательным видом. – Это вполне допустимо между помолвленными… минутная слабость тут совершенно ни при чем.

– Да помолчите вы обе!

Тео сбросила ночную рубашку, подошла к туалетному столику и наклонилась, чтобы плеснуть холодной воды на лицо.

– Ну, так он тебя поцеловал? – не отставала Кларисса.

– Если вы уж так настаиваете, он сделал гораздо больше, – проговорила Тео голосом, приглушенным полотенцем, которым она вытиралась.

– Тео! – воскликнула Эмили.

– И что же он сделал? – настаивала Кларисса, с интересом разглядывая сестру, стоящую нагишом.

– Не скажу.

Тео поспешно схватила свою рубашку и натянула ее.

– Конечно, граф уже немолод, – рассудительно заметила Эмили. – Он гораздо старше тебя и, я уверена, намного опытнее.

– Но так и должно быть – он ведь солдат, – вставила Кларисса.

– Но ведь и Эдвард тоже солдат.

– Бьюсь об заклад, что Эдвард теперь тоже намного опытнее, чем был прежде, – заявила Тео, довольная тем, что разговор переключился на другую тему.

Она быстро пробежалась глазами по своему гардеробу в поисках платья… чего-нибудь попроще. Она не хотела, когда будет говорить со Стоунриджем, давать ему повод вспомнить, что привело к ошибке.

– Ты еще не сказала маме?

– Нет… это случилось всего несколько часов назад, когда все спали.

– У тебя ночью было любовное свидание?

– Не совсем… это не было условленным свиданием… это была неожиданная встреча. На самом деле вся эта проклятая история просто цепь нанизанных друг на друга ошибок.

– Какое плохое слово!

Все трое повернулись к двери.

– Рози, тебе надо было бы научиться не подкрадываться и не подслушивать, – набросилась на нее Кларисса.

– А я и не подкрадывалась. Что такое «вертихвостка»?

– Как давно ты здесь прячешься? – спросила Тео. Она лихорадочно припоминала, что говорила много всяких вещей, не предназначенных для детских ушей.

– Я не пряталась, я просто тихонько стояла, – запротестовала Рози. – Кто-нибудь пойдет со мной ловить бабочек?

Рози помахала сачком, который был у нее в руках.

– Только не сейчас, – рассеянно ответила Эмили. Как и Тео, она пыталась точно припомнить, что же она сама говорила. Рози прошла в комнату и уселась на кровать.

– Так что же такое «вертихвостка»? Тео выходит замуж за графа?

– Как-нибудь твои длинные уши доведут тебя до беды, – пригрозила Тео сестренке.

– Это закрытое совещание или мне можно присутствовать? – В дверях появилась улыбающаяся леди Илинор. – А я-то удивлялась, почему я завтракаю в одиночестве! Как ты себя чувствуешь, Тео, дорогая?

– Я не больна, мама.

– Нет, но собирается стать вертихвосткой, – заявила Рози. – Правда, мне не сказали, что это такое… Ах да, еще, она собирается выйти замуж за графа.

Старшие сестры вздохнули, а леди Илинор нахмурилась.

– Тео ни за кого не выйдет замуж без моего разрешения, дитя мое. А поскольку со мной никто этого не обсуждал, считай, что ты ослышалась. Ты поняла?

– Да, мама. – Рози соскользнула с кровати. – Я только хотела, чтобы кто-нибудь половил со мной бабочек.

– Иди пока одна.

Леди Илинор проводила Рози за дверь, а затем обратилась к остальным дочерям:

– Кларисса, Эмили, я бы хотела поговорить с Тео наедине.

Сестры обменялись быстрыми взглядами с Тео и удалились, закрыв за собой дверь.

Леди Илинор села у окна и строго взглянула на дочь:

– Надеюсь, ты расскажешь, что происходит? Тео вздохнула и плюхнулась на кровать.

– Все так запуталось, мама…

И леди Илинор получила хорошо отредактированную версию событий предыдущего вечера, но если она и догадалась об опущенных эпизодах, то не подала виду.

– Значит, при свете дня ты передумала?

– Да, – откровенно призналась Тео.

– Тогда тебе лучше объяснить все это графу, и как можно скорее. – Леди Илинор встала. – Это самое неприятное при любых обстоятельствах, но ты обязана поставить графа в известность о своем решении сию же минуту.

– Ты расстроена, – констатировала Тео. Леди Илинор обернулась в дверях.

– Мне просто хотелось бы, чтобы ты устраивала свои дела, помня о приличиях, Тео. Согласиться выйти замуж утром, а к вечеру забрать согласие назад – это отдает легкомыслием, которого я не хотела бы видеть у своей дочери. Я не желаю знать, что произошло между вами вчера, но это позволило графу надеяться, что ты испытываешь к нему определенные чувства. Думаю, ты понимаешь, что было бы нечестно вводить его в заблуждение.

Она вышла, оставив Тео готовой расплакаться. Мать с обезоруживающей точностью определила эту проблему. Почему она так настроена на этот брак? Тео не сомневалась, что мать с первой же минуты была на стороне графа.

Итак, ей предстоял неприятный разговор. Однако лучше выдержать пытку в течение нескольких минут, чем потом мучиться всю оставшуюся жизнь. С окаменевшим лицом она пошла вниз разыскивать Стоунриджа.

Фостер не видел его светлости. Он полагал, что граф еще не спускался к завтраку, хотя было уже почти десять, а его светлость, как все уже знали, вставал рано.

Озадаченная Тео снова поднялась наверх и остановилась у закрытой двери спальни графа. Пока она, нахмурясь в нерешительности, стояла в ожидании и приготовилась уже было постучаться, дверь открылась.

Вышел Генри, который снова закрыл ее за собой.

– Могу я чем-нибудь помочь, леди Тео?

– Его светлость… – неуверенно начала она. – Мне настоятельно необходимо с ним переговорить. Не могли бы вы попросить его уделить мне минутку?

– У его светлости недомогание, леди Тео, – ответил слуга.

Он узнал плохую новость в тот момент, когда рано утром вошел в спальню графа. Когда он, как обычно, хотел отодвинуть шторы, из-за полога кровати донесся слабый голос: «Не надо света, Генри!..»

Пройдет не один час, прежде чем граф Стоунридж будет в состоянии с кем-нибудь разговаривать.

– Недомогание?

Тео захлопала глазами от удивления. У мужчин не бывает недомогания… по крайней мере у таких сильных и здоровых, как граф Стоунридж. Недомогание больше подходит для подагрических стариков, вроде ее деда.

– Да, недомогание, леди Тео, – повторил Генри, вежливо, но твердо показывая, что он не собирается распространяться на эту тему. – Вы позволите?..

Он поклонился и проскользнул мимо нее на лестницу.

Тео уставилась на закрытую дверь. Надо же, нашел время! Что бы ему заболеть или… занемочь часом или двумя попозже!

Она спустилась вниз позавтракать и обсудить с матерью и сестрами странное состояние графа.

Стоунридж лежал в успокаивающей полутьме, борясь с дурнотой, которая усиливалась с каждым приступом боли, ножом врезающейся в правую сторону головы. Повторяющиеся спазмы делали боль непереносимой, и, если бы у него были силы, он бы орал, бился головой о стену… все, что угодно, лишь бы прекратить эту агонию.

Но тело его ослабло, и слабость прогрессировала, пока из глаз у него не полились слезы, которые граф не в силах был удержать.

Дверь открылась, и к кровати тихо подошел Генри.

– Не примете ли немного настойки опия, милорд?

– Она никогда не помогала, – проговорил Сильвестр.

Действительно, настойка оказывала свое действие только во время появления угрожающих симптомов, но сегодня утром он проснулся, как это часто бывало, когда приступ уже был в разгаре, и теперь не оставалось ничего другого, как терпеть.

– С вами хотела поговорить леди Тео, сэр, – проговорил Генри, прикладывая к вискам графа полотенце, смоченное лавандовой водой. – Она сказала, у нее что-то срочное.

Сильвестр лежал спокойно, на секунду дрожь стихла. Он знал, что ему не избежать еще одного приступа, но был рад этой маленькой передышке. О чем Тео хочет срочно переговорить с ним? Она передумала?

Его накрыл волной боли следующий приступ, граф застонал и схватил стоящий у постели тазик. У него началась рвота, череп раскалывался на части, словно в него молотком заколачивали гвозди.

Генри держал тазик. Это было все, чем он мог помочь. А когда все кончилось, отер посеревшее лицо графа и предложил глоток воды. Сильвестр лежал тихо, пытаясь сосредоточиться.

– Генри, я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Лондон.

– В Лондон, милорд? – В голосе камердинера слышалось удивление.

– Надо поместить объявление в «Газетт». Ты должен доставить его сегодня вечером, чтобы оно появилось в утреннем выпуске.

Граф старался не обращать внимания на боль. Он конвульсивно ухватил Генри за руку.

– Поезжай немедленно.

– Но я не могу оставить вас, сэр!

– Нет, можешь… только скажи Фостеру, чтобы никто… никто не заходил ко мне в комнату, пока я не позвоню. А теперь дай мне перо и бумагу, я напишу текст объявления.

– Хорошо, милорд.

Генри принес перо и бумагу. Спорить с графом – значит только ухудшать его состояние.

Сильвестр перенес еще один приступ боли и затем еле слышно продиктовал:

– «Граф Стоунридж имеет честь объявить о своей помолвке с леди Теодорой Белмонт из Стоунридж-Мэнор, дочери покойного виконта Белмонта и леди Белмонт».

Он помахал рукой в знак того, что отпускает Генри.

– Это все. Сделай, как я сказал, Генри, и привези завтра экземпляр газеты с собой.

– У вас все в порядке, милорд? – все еще колебался слуга.

– Нет, дружище, пока нет, но не беспокойся, я буду жив. Сделай это!

– Да, сэр.

Генри вышел и передал Фостеру указания его светлости. Десять минут спустя он уже ехал по дороге в Лондон с объявлением о помолвке графа с его дальней родственницей. Письмо было надежно спрятано в кармане у него на груди.

Ожидая появления графа, Тео провела остаток дня вблизи от дома. Мать отказалась обсуждать с ней эту тему, а старшие сестры были готовы говорить об этом ad infinutum1, и Тео нашла и то и другое малоприятным для себя испытанием, только увеличивающим ее замешательство. Она мерила шагами коридор около закрытой двери графа и дважды допрашивала Фостера об инструкциях, данных графом слуге. Она пыталась представить себе, что же могло так внезапно свалить такого человека, как Сильвестр Джилбрайт.

Ей не пришло в голову поинтересоваться, куда отправился Генри. Он еще не стал домочадцем, и его приходов и уходов никто не замечал.

К вечеру она почувствовала отчаяние. С каждым часом помолвка все более казалась ей свершившимся фактом, а его предложение все более неприемлемым. Каждый час, в течение которого Сильвестр продолжал верить, что они должны пожениться, делал положение Тео все более затруднительным, не говоря уже о том, что ее отказ становился беспринципным и болезненным.

Она было хотела написать ему записку и подсунуть под дверь, но, подумав, отказалась от этого трусливого поступка. Она должна встретиться с Джилбрайтом лицом к лицу.

Но что она скажет? Что он ей не нравится? Что она вообще не собирается выходить замуж? Не представляет себе совместную жизнь с кем-либо из Джилбрайтов? Что она боится его?

Во всем этом была частица правды, но самое важное, что она действительно боится его… и того, что с ней происходит, когда он рядом. Она боялась потерять власть… контроль над собой и своим миром. А если она их потеряет, их тут же подберет Сильвестр Джилбрайт. Он погрузит ее в страшный водоворот эмоций и ощущений, в который она пока обмакнула лишь кончики пальцев. Какая-то ее часть жаждала этого погружения, но другая ужасалась его последствиям.

Она легла спать, так ничего и не решив. В какой-то момент все казалось Тео ясным и определенным. По ее мнению, она подготовила вполне убедительную речь, но в следующий миг слова улетучивались, мысли путались, особенно когда она думала о том, что может принести ей брак с Сильвестром Джилбрайтом: Стоунридж-Мэнор – это несомненно, но и нечто гораздо большее. Сильвестр разбудил в ней страсть, показал ту сторону ее натуры, о которой она не подозревала, привел ее на край бездны, которую она жаждала исследовать и постигнуть.

Если бы Тео могла видеть предмет своих страхов и сомнений во время долгих ужасных часов ночи, она бы так не боялась. Сильвестр превратился в пустую оболочку, наполненную болью и безучастную ко всему окружающему. Теперь он глотал настойку опия, не раздумывая больше о том, принесет лекарство облегчение или нет. Возможно, даст передышку хотя бы на несколько минут. Он понимал, что плачет, что с губ его помимо воли слетают нечеловеческие стоны, но он был слишком слаб, чтобы сдерживать себя, и с облегчением сознавал, что рядом не было никого, кто стал бы свидетелем этой постыдной слабости. Сейчас он не думал ни о браке, ни о данном Генри поручении, ни о Тео, ни о том, что она собирается ему сказать. Он только молил Бога об избавлении от этого кошмара.

И кошмар отступил, когда взошло солнце и дом начал просыпаться. Последняя доза настойки принесла ему долгожданное забытье.

К полудню леди Илинор решила, что не может больше следовать приказу, отданному графом Фостеру. Граф не показывался уже вторые сутки. Никто не заходил в его спальню после отъезда Генри, и в воображении леди Илинор возникали самые мрачные картины. Может быть, он пьяница? Или имеет другие странные привычки, что заставляет его временами уединяться на несколько дней? Если граф хочет жениться на ее дочери, у него не должно быть никаких тайн.

Она тихо постучалась и, не получив ответа, нажала на ручку, отворила дверь и проскользнула в комнату, закрыв дверь за собой.

Атмосфера комнаты, казалось, была пропитана болью и страданием. Из-за полога кровати слышалось тяжелое, стесненное дыхание.

Леди Илинор на цыпочках подошла к постели и откинула занавеску. Было так темно, что она смогла различить только белое пятно лица на подушке, но когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела вокруг его рта и глаз залегшие морщины от перенесенной боли и темную щетину на скулах, слышала его тяжелое прерывистое дыхание. Взгляд ее упал на пустую бутылочку из-под настойки опия, стоящую на столике рядом с тазом.

Что это за таинственная болезнь? Может быть, последствия ранения, полученного на войне? Там было искалечено немало людей.

Она взяла тазик, накрыла его полотенцем и вынесла, покинув комнату так же тихо, как и вошла.

Когда леди Илинор спускалась по лестнице, навстречу ей попалась Тео, которая шла наверх.

– Стоунридж еще не выходил из своей комнаты, мама?

– Нет, и думаю, что он еще не скоро выйдет. В данный момент он спит.

– Но что с ним такое? – с раздражением воскликнула Тео. – Ведь он не показывается второй день.

– Наверное, это последствия ранения, – сухо проговорила леди Илинор. – И это не касается никого из нас.

Она прошла мимо дочери, унося тазик на кухню.

Тео закусила губу, затем взбежала по лестнице к двери графа. Она уже собиралась постучаться, но что-то удержало ее, некое чувство недозволенного вторжения.

Рука ее опустилась, и она повернула назад. Не может же он оставаться там вечно, но и она не может провести еще один день, вышагивая у его двери.

Но слава Богу, у нее много дел. Свежий воздух и работа, помогут ей побороть раздражение.

Поэтому, когда днем вернулся Генри, Тео не было дома. Он устал, так как провел в седле несколько часов, часто меняя лошадей. Но дороги были хорошие, и он успел вовремя. В кармане у него лежал сложенный экземпляр «Газетт», который он буквально выхватил в типографии, не дав просохнуть краске.

Он оставил лошадь в конюшне и поспешил в дом, раздумывая, пребывает ли еще граф в постели или же приступ на сей раз был кратковременным. Правда, так бывало редко, но никогда болезнь не длилась больше двух дней.

Фостер приветствовал его с высокомерным снисхождением старого слуги, еще не готового признать новичка.

– Его светлость все еще в спальне, Генри.

– Благодарю. Тогда, несомненно, ему потребуется чай, – бодро проговорил камердинер, нисколько не смущенный высокомерием дворецкого. – Сделайте милость, распорядитесь на кухне приготовить чай и горячей воды для умывания. Я спущусь за ними после того, как проведаю его светлость.

Не ожидая, как будет воспринято его требование, он поспешил наверх и без стука вошел в комнату графа.

На окнах шторы все еще были задернуты, но полог кровати открыт.

– А, Генри, старина! Все в порядке?

Голос у графа был бодрый, и Генри шагнул к нему, зная, что увидит. Стоунридж улыбался ему ясными глазами, цвет лица, несмотря на щетину, был нормальным, а сам граф излучал спокойствие, словно из него был изгнан некий ужасный демон.

– Милорд, газета у меня. – Камердинер вручил ее хозяину. – Если хотите, я принесу чай и тосты.

– М-м-м… спасибо, – рассеянно проговорил Сильвестр, пробегая глазами объявления. – Я голоден как волк.

Он удовлетворенно кивнул, прочитав краткую заметку о своей помолвке. Теперь для аннулирования помолвки со стороны Тео требовалось нечто большее, чем просто нежелание или нерешительность. Граф никогда не думал, что и приступ может быть полезен, но на этот раз он оказался весьма кстати.

– Умываться, сэр?

– Разумеется! Я ведь просто отвратителен! – воскликнул граф, складывая газету и с гримасой отвращения пробегая рукой по подбородку. – От меня, должно быть, ужасно пахнет.

Генри ухмыльнулся:

– Не так сильно, сэр, но я это заметил. Два часа спустя граф посмотрел на свое отражение в зеркале и удовлетворенно кивнул. Оливкового цвета штаны красиво облегали икры и бедра, а темно-коричневый сюртук подчеркивал его широкие плечи.

Коротко подстриженные волосы слегка поблескивали, глаза были ясны и излучали здоровье, а сам он был в приподнятом настроении, которое всегда следовало за пережитым адом. Его юная кузина вряд ли успела что-либо предпринять. Он поднял газету и расправил ее. Нет, эта цыганка будет вынуждена подчиниться!

Он вышел из спальни и направился к лестнице. В холле слышался голос Тео, разговаривающей с Фостером. Она опять опоздала, о чем очень-очень сожалеет. Граф взглянул на часы. Было почти шесть, и он готов был держать пари, что Тео вернулась с полей.

Заслышав шаги ее обутых в сапожки ног по деревянной лестнице, граф отступил в эркер.

– Опять опоздали, кузина?

Он вышел из тени как раз в ту секунду, когда Тео поравнялась с ним. Его глаза искрились смехом, а улыбка говорила, что его суровый тон всего лишь шутка.

– Ох, вы меня испугали! – Тео остановилась как вкопанная. – Вы всегда так делаете, Стоунридж?

– Прощу прощения, цыганочка.

Граф взял ее за руки и заставил подойти поближе.

– Я скучал без вас, – проговорил он, беря ее за подбородок.

– Где вы были? Что с вами произошло? – спросила Тео в свою очередь.

Она попыталась вырваться.

– Старые военные раны дают о себе знать, – ответил он, тряхнув головой.

– Мне надо поговорить с ва…

Остаток ее речи утонул в поцелуе графа, отчего у Тео загорелась кровь. Где-то в глубине ее сознания предостерегающе зазвенели колокольчики, но она едва их слышала сквозь стук сердца. Тео подалась к нему, подняла руки и, притянув его за шею, прижалась к графу еще крепче.

Граф чуть отодвинулся, и в мозгу у нее вновь зазвучали колокольчики, но он не дал ей говорить. Глаза его улыбались, но тон был холоден.

– Пойдите и переоденьтесь, Тео. И больше никаких фокусов за столом. Уже скоро шесть.

И словно в подтверждение его слов большие часы в холле пробили шесть.

– Ноя…

– Поторопитесь. Вы же не станете заставлять всех ждать, пока обед остынет.

У Тео потемнели глаза, но граф прочел в них также и уступку. Он снова наклонился и поцеловал ее, а потом слегка подтолкнул к лестнице.

– Проклятие! – пробормотала Тео, стиснув кулаки.

Она не знала, то ли хочет продолжать бороться с ним, то ли прижать к себе так сильно, чтобы он не смог вырваться.

Она стояла у окна, пока по лестнице не взбежала Кларисса.

– Тео… ах, вот ты где! Что ты тут делаешь? Лорд Стоунридж просил помочь тебе одеться. Он сказал, что иначе ты опять опоздаешь.

Тео взглянула на свои руки. Она готова была задушить его. Он переиграл ее и теперь отдавал приказы.

Тео со вздохом уступила. В данный момент ничего нельзя было сделать. Она объяснится с ним после обеда.

– Какое платье ты выбираешь? – поинтересовалась Кларисса, бросаясь к гардеробу. – Вот это муслиновое с зелеными лентами очень миленькое.

– Я не собираюсь выглядеть миленькой, Кларри, – раздраженно ответила Тео. – Дай-ка мне вон то зелененькое.

– Но оно такое простенькое! – чуть не простонала Кларисса.

– Зато чистенькое и опрятненькое, – отчеканила Тео, поднимая кувшин, чтобы налить воды в таз.

– Но ты обедаешь со своим нареченным…

– Вовсе нет! – Тео стала плескать водой на лицо. – Ради Бога, Кларри, брось эту романтическую чепуху! Я не выйду за Стоунриджа, и конец делу.

Увидев у сестры знакомое ей упрямое выражение на лице, Кларисса решила, что лучше не спорить. Она подала Тео платье, которое та просила, и расчесала ей волосы. Такой цвет волос, иссиня-черный, достался от отца только Тео, у остальных, как у леди Илинор, волосы были каштановыми, а глаза голубыми.

– Можно, я стяну их в узел на затылке? – спросила Кларисса. – Тебе это очень идет.

– Заплети их, – коротко бросила Тео. Кларисса вздохнула и сделала, как ей велели.

– Хорошо… спасибо.

Тео сунула ноги в сандалии, более подходящие для прогулок по саду, чем для обеда. Она посмотрела на каминные часы. Было двадцать минут седьмого.

– Ну, идем, – сказала Тео, улыбаясь и обнимая сестру. – Ты ангел, Кларри, извини, если я тебя обидела.

– И еще как, – со вздохом ответила Кларисса.

Переменчивый характер сестры позволял ей быстро заменять горечь и досаду веселой улыбкой.

Они спустились по лестнице и, взявшись за руки, вошли в гостиную. И сразу же обеим бросилось в глаза, что что-то затевается. Фостер с довольным видом откупоривал бутылку из графских запасов.

Тео застыла. Кто посмел разрешить Фостеру взять такую ценную бутылку? Мать понятия не имела, что находится в погребах, и взгляд Тео перебежал на графа Стоунриджа, который, как обычно, стоял у пустого камина, положив руки на полочку. Конечно, с горечью подумала она, граф Стоунридж имеет право взять любую бутылку, которую выберет, хотя он и не приложил никаких усилий, знаний или денег на ее приобретение.

– Мы ждем вас, – проговорил граф, делая приглашающий жест рукой.

Тео огляделась. Мать сидела на софе со своим вышиванием. Эмили держала в руках газету, и именно она заговорила первой:

– О, Тео, это так захватывающе! Посмотри, здесь объявление о твоей помолвке.

– Что?!

Кровь отхлынула от ее лица, а затем вновь прилила гневной волной.

– Дай посмотреть Она чуть не вырвала у Эмили газету. Это объявление делало ситуацию необратимой, а все ее колебания превращало в горстку пепла.

Кларисса прочитала объявление через плечо Тео. Сестра дрожала, и Кларисса успокоительно положила руку ей на плечо. Она не знала всего, но раз у Тео неприятности, то окажет сестре всяческую поддержку. Тео сделала бы для нее то же самое.

– Примите мои сердечные поздравления, леди Тео, – с поклоном произнес Фостер.

Почти неуловимым движением он открыл бутылку и разлил золотистую пенистую жидкость, не пролив ни капли.

– Стоунридж, не могли бы мы…

– После обеда, – спокойно ответил он, предупреждая ее вопрос. – Если вы не возражаете, мы пойдем прогуляться, и я уверен, что ваша мама нам это разрешит.

Изобретательный дьявол! Какое имеет значение разрешение матери после того, что между ними было? Тео чувствовала себя как утопающий, который пытается ухватиться за скалу, покрытую скользкими водорослями. Она взяла бокал.

– Тео, дорогая, вы с милордом обсудите все, что считаете необходимым, после обеда. Он выслушает тебя, как и ты его.

Тео напряженно ждала, что мать предложит тост за счастливую пару, но леди Илинор подняла бокал, сделала глоток и проговорила:

– За добрые намерения, Стоунридж.

Граф наклонил голову в знак согласия и осушил свой бокал. Девушки обменялись понимающими взглядами и последовали примеру старших.

Тео уставилась на новоиспеченного жениха, испытывая страстное желание поделиться своим шампанским с его белоснежной манишкой. Граф выглядел на удивление хорошо для человека, у которого было двухдневное недомогание. Или это был всего лишь трюк? Предвидел ли граф, что утром она передумает? Да нет же, нет! Даже Джилбрайт не может быть настолько хитрым… или может?