Текст книги "Я сделала ошибку"

«Как у тебя дела? Я немного психую. У отца кое-какие проблемы, и мне нужно сегодня вечером навестить его. Я не могу заночевать у него, потому что в комнату для гостей даже не войти из-за хлама, который он накопил за годы! Сейчас пытаюсь найти в Уортинге отель, в котором еще остались места».

В конце, стараясь, чтобы сообщение выглядело немного небрежно, в манере «просто хотела поделиться с другом», я добавляю смайлик, закатывающий глаза.

Ответ приходит почти сразу:

«Бедняжка. Вообще-то я ночевал там однажды. До сих пор помню название отеля. Хочешь, я наведу справки для тебя? У меня есть несколько свободных минут. Сандра задремала, храни ее Господь».

Какой заботливый. Я чувствую облегчение (и немного ревность, по какой-то нелепой причине) из-за того, что он упомянул Сандру. Это делает наш «разговор» открытым и честным. Каким он, конечно, и является. Тем более что на самом деле мы не разговариваем. Текстовые сообщения более непринужденны. По-моему, в наши дни голосовые звонки приберегаются для важных бесед. А эта не такая. Или такая?

«Все в порядке, спасибо. Не хочу тебя беспокоить».

В течение минуты ничего не происходит. Затем появляется ответ:

«Я все выяснил! Вот подробности. На сайте сказано, что у них пока есть ограниченное количество номеров. Надеюсь, это поможет».

Далее следует ссылка на сайт отеля.

«Это так мило с твоей стороны!»

«Нет проблем».

Неожиданно кто-то стучит в дверь.

– Ма-ам! – Это Мелисса. – Мне нужно в туалет, а в другом бабуля. Ты там надолго?

– Почти закончила! – отзываюсь я, поспешно сохраняя номер Мэтью в своих контактах и засовывая телефон в карман. Место в отеле я забронирую позднее.

Я выхожу, убеждая себя, что не сделала ничего плохого. Просто пообщалась с другом, который мне помог.

Глава 8
Бетти

Крови было так много, что доктор вызвал скорую. Меня вынесли на носилках, и все соседи высыпали на улицу поглазеть. Это казалось нереальным, будто происходило с кем-то другим.

– Я тоже хочу поехать! – заявил Джок, пытаясь влезть вслед за мной.

– Боюсь, здесь нет места, сэр.

Лицо Джока побагровело от ярости.

– А я сказал, что поеду! Я ее муж.

– Правила есть правила, сэр. – Водитель практически перегородил ему путь. В представлении Джока, никто не смел с ним так поступать. – Я дам знать в больнице, что вы приедете.

Двери захлопнулись.

– Не волнуйтесь, – произнес добродушный санитар, сидевший рядом со мной и щупавший мой пульс. – Скоро мы выясним, что с вами.

Когда мы доехали, огромная гигиеническая прокладка, которую мне дали, промокла насквозь.

– На мой взгляд, дорогая, – сказала одна из медсестер, – у вас угроза выкидыша.

– Нет! – выдохнула я. – Я не могу потерять ребенка! Просто не могу.

У одной девушки на фабрике случился выкидыш. Она тоже была на третьем месяце. Это произошло в прошлом году, и она до сих пор не могла забеременеть снова.

Сестра успокаивающе сжала мою руку:

– Может, и нет. «Угроза» – это еще не значит «непременно». Я наблюдала других пациенток, которые потеряли больше крови, чем вы, и дальше их беременность протекала в полном порядке. Мы скоро все выясним, когда доктор осмотрит вас.

Передо мной забрезжил луч надежды.

– Вы принимаете какие-нибудь таблетки? – продолжила сестра.

– Нет.

– Вы с мужем накануне занимались сексом?

Я кивнула, и у меня пересохло во рту, пока я смотрела, как она что-то записывает.

– Это может быть связано? – спросила я, чувствуя тошноту.

Сестра избегала моего взгляда.

– Считается, что лучше отказаться от половых контактов в те дни, когда у вас обычно бывают месячные. Вы сказали, что беременны двенадцать недель, это как раз три пропущенных срока.

– Значит, это могло быть причиной?

– Вероятно. Но не обязательно.

– А что, если… если мой муж был довольно груб?

Медсестра внимательно посмотрела на меня:

– Он жестокий?

– Нет! – быстро ответила я. – Это просто… просто его манера, когда мы… когда мы занимаемся любовью. Я думаю, что это…

Я запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово. Это не было страстью. Скорее Джок хотел утвердить свою власть надо мной. Но я слишком стеснялась это сказать. Поэтому так и не закончила фразу.

И снова сестра записала что-то в моей карте.

Жгучие слезы потекли по моим щекам.

– Я просто хочу, чтобы все было хорошо…

Она взяла меня за руку.

– Бетти, я ведь могу с тобой так запросто, да? Давай немного подождем и послушаем, что скажет доктор, ладно? А, вот и он.

Я собрала волю в кулак. «Внутренние органы», как они их называли, очень болели.

Лицо доктора было серьезным, когда он закончил осмотр. Как только он собрался заговорить, в смотровую ворвался Джок.

– С моим малышом все в порядке? – Он раскраснелся и вспотел, будто бежал.

– Мне очень жаль. – Доктор посмотрел мне в лицо. – Но, похоже, вы потеряли ребенка.

Слезы хлынули мгновенно, горькие и неудержимые. Глаза Джока тоже были на мокром месте.

– Ничего, дорогая, – произнес он, взяв меня за руку. – Мы попробуем еще.

– Выкидыши случаются часто, – добавила дама в белом халате. – Говорят, что таков способ природы… ну, отсеивать младенцев, которые не предназначены для этого мира.

Но в глубине души я чувствовала, что с моим ребенком все было бы в порядке, если бы не Джок. Я возненавидела мужа за это.

Вернувшись домой, я оттолкнула его, когда он попытался обнять меня.

– Это ты виноват! – заорала я. – Медсестра сказала, что секс мог вызвать выкидыш, а ты был груб со мной!

– Не будь такой тупой дурой! – огрызнулся он. – Как это типично – валить все на мужа!

Обычно я не осмеливалась критиковать Джока, но потеря малыша изменила многое. Я ударилась в слезы.

– Послушай, – сказал он, обнимая меня. Теперь в его голосе звучали доброта и почти извинения. – Ты расстроена. Это понятно. Но у нас будет еще ребенок. Я обещаю.

– Они объяснили, что мы должны подождать три месяца, – всхлипнула я. В те дни врачи давали подобные советы. Теперь, как я понимаю, все по-другому.

– Значит, мы подождем. Не волнуйся. Все будет хорошо. А ты пока восстановишь силы.

Джок сдержал свое слово. У меня будто появился другой муж. Он был сама забота, принося мне чашки со сладким чаем, и повторял, чтобы я «не перетруждалась», когда вернусь на работу.

По истечении трех месяцев Джок снова начал заниматься со мной любовью, но уже по-иному. Он больше не был грубым. Более того, стал нежным. Я начала видеть в нем того мужчину, за которого вышла замуж. Но никак не могла расслабиться. Вдруг я не смогу забеременеть снова, как та девушка с фабрики? Останется ли Джок тогда таким же ласковым?

В следующем месяце месячные не начались.

– Вот видишь! – воскликнул Джок. – Я же говорил, что мы сорвем джекпот! Я же говорил!

Однако, когда позвонила секретарша доктора, чтобы сообщить, что мой тест на беременность положительный, я не могла позволить себе слишком бурной радости по этому поводу. Вдруг я потеряю и этого ребенка?

– Нет! – сказала я Джоку, когда он попытался заняться со мной любовью. – Ты можешь навредить малышу!

– Да ну, чепуха! – возразил он.

– Ты-то что в этом понимаешь?

Прошел месяц, а за ним следующий, и еще один, а я все откладывала и откладывала, пока Джок не перестал просить. Возможно, размышляла я, муж осознал, что так будет лучше для нашего ребенка. В те дни некоторые люди думали подобным образом.

Мой живот тем временем становился все больше и больше. Я сама шила себе одежду для беременных, чтобы сэкономить деньги. И уже начинала беспокоиться о том, как мы справимся, когда я брошу работу. Джок настаивал, чтобы я так поступила.

– Никто не смеет мне сказать, что я не в состоянии сам содержать свою семью! Мы просто должны следить за расходами.

И хотя знала, что такая точка зрения – «я не позволяю своей жене работать» – считалась уже старомодной, я не слишком сожалела. Если честно, я не могла дождаться, когда же брошу работу на фабрике. А кроме того, кому еще заботиться о ребенке? «От меня особой помощи не жди, – предупредила мама, когда я сообщила ей, что беременна. – В моем возрасте я хочу пожить для себя».

Это звучит сурово, но только позднее я поняла, как много пришлось пережить моим родителям, когда они были детьми во время войны. Моя мать потеряла своего младшего брата от прямого попадания авиабомбы, хотя почти никогда не говорила об этом.

Тем не менее я не могла не думать о том, как мы с Джоком будем сводить концы с концами. Мы жили на консервированных спагетти и тостах с тех пор, как оплатили последний счет за электричество. Потом, когда я была на пятом месяце беременности, Джока снова повысили на фабрике. Похоже, отец был прав, сказав, что мой муж «далеко пойдет».

Примерно через месяц после этого я записалась на бесплатные дородовые курсы, которые при больнице вела акушерка. Я шла туда, замирая от страха. Ребенок теперь уже по-настоящему брыкался. Это было одновременно странное и удивительное ощущение!

– Я ощущала то же самое со своим первым ребенком, – прошептала мне хорошенькая блондинка, сидевшая рядом со мной. Мы расположились на полу, каждая на своей циновке, перед большой схемой женских внутренностей на экране. – Но ты скоро привыкнешь!

– Спасибо, – улыбнулась я.

– Как тебя зовут?

– Бетти.

– А я – Джейн.

У нее был мягкий голос. Довольно аристократический, но не заносчивый.

– До этого у меня был выкидыш, – произнесла я, сама не зная, зачем призналась.

– Бедняжка. – Она погладила меня по руке. – У меня тоже был. Я знаю, каково это. Но теперь с нами все в порядке. Такое обычно случается в первые три месяца. – Джейн осторожно коснулась своего живота. – А мы уже давно миновали опасный период, верно?

Из-за этого «мы» я ощутила непроддельную теплоту и счастье.

Эта женщина, которая оказалась такой доброй, стала моей первой и единственной настоящей близкой подругой. Вскоре Джейн пригласила меня вместе выпить кофе, и я познакомилась с ее четырехлетней дочерью. Элис была очаровательным ребенком с длинными светлыми волосами, убранными назад под черную бархатную ленту. Она болтала без умолку:

– У вас такой же большой животик, как у мамули! Там тоже прячется малыш?

Как бы мне хотелось иметь похожую дочь! Почти до боли. В глубине души я всегда мечтала о девочке. Я была бы гораздо добрее к ней, чем моя мать ко мне.

– Почему бы нам не погадать на колечке? – предложила Джейн. – Снимаешь свое обручальное кольцо, продеваешь через него платок и просишь кого-то подержать над твоим животом. Если оно вращается по кругу, то будет девочка, а если раскачивается туда-сюда – то мальчик.

– И что, этот метод работает? – усомнилась я.

– В прошлый раз у меня так и было!

Мы испробовали это друг на друге. Мне кольцо предсказало девочку. Джейн – мальчика.

– Замечательно! – Она обняла меня.

По мне пробежала дрожь восторга. Не только потому, что у меня, если верить гаданию, должна была родиться дочь, но и оттого, что у меня появилась подруга, с кем можно вместе проводить время. Большинство девчонок из школы, с которыми я ходила в бар «Хлюпик», уже переехали.

Джейн жила всего в пятнадцати минутах ходьбы от нас, но в районе получше, поэтому мы часто гуляли вместе или водили Элис на местную детскую площадку. Когда мы по очереди раскачивали на качелях эту счастливую, улыбающуюся девочку, мне казалось чудом, что внутри меня растет ребенок, который может быть таким же, как она. Я дождаться этого не могла!

Из-за своей природной застенчивости после окончания школы я ни с кем не сближалась и на фабрике тоже. Поначалу меня это вполне устраивало – большинство девушек на конвейере были шумными, уверенными в себе и совсем не похожими на меня, – но теперь, когда я готовилась стать матерью, было приятно иметь рядом кого-то вроде Джейн. Поскольку у нее уже был ребенок, она могла успокоить меня по всем возникающим вопросам, например нужно ли непременно стремиться к «естественным родам», как убеждала акушерка, или же можно «смухлевать» и воспользоваться всеми предлагаемыми медикаментами.

– У меня не было времени на раздумья, когда я рожала Элис, – объяснила Джейн. – Все произошло так быстро. Я обошлась только газово-воздушной смесью – в моем случае оказалось достаточно. Не волнуйся. С тобой все будет в порядке, когда придет срок. – Она потрепала меня по руке. – Я так рада, что мы познакомились, – добавила Джейн. – Я чувствовала себя немного несчастной после рождения Элис и… в общем, у меня не осталось прежних подруг, потому что они меня совсем не понимали.

– Почему ты была несчастна? – удивилась я. – Разве ты не радовалась, что у тебя теперь есть ребенок?

– Радовалась, конечно. Но… это сложно объяснить. В общем, надеюсь, такого больше не повторится. – Она взяла меня под руку. – Нам будет так весело вместе растить наших детей! Я уверена в этом!

Ох, Поппи… Если бы только я сразу ушла тогда и никогда больше с ней не встречалась…

Центральный уголовный суд, Лондон

– И вы «просто поболтали с другом», который вам помог, – произносит обвинительница.

Поппи Пейдж густо краснеет, становясь почти одного цвета со своими рыжими волосами.

– Да, – кивает она. – Я уже практически отчаялась, а предложение Мэтью подыскать мне отель означало, что у меня одной проблемой меньше.

– Вы договорились с ним встретиться в этом отеле?

– Нет! – отвечает Поппи громко и твердо.

На лицах присяжных разные выражения. Многие, похоже, настроены скептически. Один или двое смотрят сочувственно. Но все выжидают. Поппи Пейдж теребит пучок волос на затылке. Отдельные пряди выбиваются на ее белоснежный воротничок.

– Это был не первый раз, когда вы вместе в отеле, не так ли? Как мы уже слышали, свидетельница Дженнифер Льюис видела, что вы вдвоем поднимались на четвертый этаж отеля после рождественской вечеринки, устроенной «Ассоциацией поддержки актеров и агентов».

Поверенная произносит это название слегка пренебрежительно, будто эту ассоциацию не надо воспринимать всерьез. С высоты закона легко задирать нос перед другими людьми.

– Да. Но это было совершенно невинно. Нам обоим пришлось остаться на ночь из-за снегопада. И мы ночевали в разных номерах.

– Вы сняли разные номера, разумеется, – кивает обвинительница. – Однако это не значит, что вы оставались каждый в своем.

– Но это действительно так.

– Вы можете доказать?

– А какое это имеет отношение к делу? – выпаливает Поппи.

– Сейчас мы до этого дойдем.

Теперь Поппи очень возбуждена и обеспокоена. Любопытно, что защитница угрюмо молчит, словно соглашается с тем, что Поппи приходится терпеть такую линию допроса. Либо так, либо она плохо выполняет свою работу. Подобное случается. Люди предполагают, что правосудие безупречно. Однако бывают некомпетентные адвокаты, так же как и не заслуживающие доверия клиенты.

Прокурорская поверенная, в свою очередь, сияет. Она владеет вниманием суда и знает это.

– Итак, скажите мне, миссис Пейдж, – продолжает она тоном, который мог бы показаться почти любезным, если бы в нем не слышалось скрытого намека, – это правда, что покойный действительно ожидал вас в другом отеле, в Уортинге, после того как вы навестили своего отца в воскресенье, следующее за рождественской вечеринкой?

В зале воцаряется напряженная тишина.

– Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Пейдж, – повторяет обвинительница.

Когда Поппи Пейдж наконец начинает говорить, ее голос звучит так, словно ее медленно душат:

– Да. Но я с ним об этом не договаривалась. – Ее лицо становится жестким. Глаза вспыхивают. Она выплевывает слова, будто яд. – А впоследствии все, чего я хотела, – навсегда вычеркнуть этого человека из своей жизни.

Глава 9
Поппи

Я изучила расписание поездов. Если потороплюсь, то сумею поработать в вагоне, добраться до Уортинга ранним вечером, а потом приготовить отцу ужин. Я бросаю в сумку кое-какие вещички для ночлега и на всякий случай пишу телефон отеля в блокноте, висящем на холодильнике.

– Ты сможешь связаться со мной там, – сообщаю я Бетти. – Отель не тот, что обычно.

– Надеюсь, все будет в порядке, – откликается она. – Я недавно читала про такие дыры, в которых не соблюдают правила противопожарной безопасности.

– Я уверена, что он хороший. Мне его порекомендовали.

Я тут же жалею, что ляпнула это.

– Кто именно?

Бетти что-то заподозрила или мне показалось? Если я скажу ей о Мэтью, она может сделать неверные выводы.

– Салли, – отвечаю я. И снова жалею. Но теперь уже поздно. – Мне пора бежать.

Я крепко обнимаю обеих девочек, вдыхая их запах.

– Почему ты опять ночуешь не дома? – спрашивает Дейзи.

– Потому что у дедушки мозги набекрень, тупица! – объясняет Мелисса.

– Это не совсем так, – возражаю я и оглядываюсь в поисках Стюарта, который куда-то запропастился сразу после того, как мы вернулись из бистро. – Вы не видели папу? Я с ним тоже хочу попрощаться.

– По-моему, он у себя в кабинете, – говорит Бетти, стоя ко мне спиной и снимая что-то с плиты.

На первом этаже у Стюарта есть комнатка с письменным столом и полками, где он занимается научной работой. Моя ладонь лежит уже на ручке двери, когда я слышу его голос:

– Звучит неплохо! – Тон Стюарта отличается от обычного. Веселее. Бодрее. – Жду с нетерпением! – И потом, немного тише: – Да. И я тебя тоже.

Я вхожу. Муж вздрагивает от неожиданности и сует телефон в карман брюк.

– Я уезжаю, – говорю я, а затем с безразличием, которого на самом деле не чувствую, добавляю: – Кто это был?

Мы никогда не задаем подобных вопросов. Между нами неписаное соглашение, что мы доверяем друг другу. Как и «принятие» того, что огромное количество времени мы уделяем работе.

– Просто коллега.

– Из клиники?

Зачем я его допрашиваю?

– Нет. Это женщина, с которой я раньше работал. Я снова столкнулся с ней на конференции, и выяснилось, что она тоже интересуется изучением обезболивающего, о каком я тебе рассказывал.

Обычно именно на этом месте я отключаюсь, но от слова «женщина» в сочетании с тем обрывком разговора, который я подслушала, мне становится… ну, не по себе. Как и от того, что муж не смотрит мне в глаза. Я вспоминаю, что с конференции он вернулся поздно и что он не ответил в очередной раз на мои инициативы в постели.

– Вы встречаетесь в девять часов вечера? Сегодня? В воскресенье?

Стюарт бросает на меня вызывающий взгляд:

– Да. Ты правильно расслышала. Она пишет статью и хочет побольше узнать о моих исследованиях.

– Я не подслушивала! – возражаю я. – Я только собиралась попрощаться, перед тем как поеду к отцу.

Муж гладит меня по щеке:

– Надеюсь, поездка будет удачной. Передавай ему от меня привет.

– Непременно! – Я разворачиваюсь, чтобы выйти, но, прежде чем успеваю себя сдержать, спрашиваю: – И когда же ты работал вместе с этой женщиной?

– Около трех лет назад. Она временно замещала одного из врачей в нашей клинике.

Три года назад? Примерно в то время Стюарт перестал заниматься со мной любовью.

– А как ее зовут?

– Джанин. – Он отвечает, не глядя мне в лицо.

Я выхожу и еще раз целую детей, прежде чем покинуть дом. Но мозги у меня кипят. Возможно ли, что у моего мужа роман на стороне? Нет, успокаиваю я себя, быстро шагая к станции. Как я и всегда считала – он просто не из таких. Не сильно отличается от меня. Однако, когда сажусь в поезд, успев в последний момент, я не могу объяснить тревожное чувство в груди.

Мне приходит электронное письмо. От круглосуточной службы информации нашей страховой компании. Я перечитываю его дважды. А потом пишу сообщение Салли.

Отец живет в бунгало 1970-х годов из желтого кирпича, которое считалось весьма модным, когда они с мамой въехали туда вскоре после постройки. Там прошло мое детство. Когда я рассказываю людям, что выросла у моря, они говорят – наверное, это было чудесно. Вспоминая это сейчас, я вынуждена признать, что наша жизнь выглядела вполне идиллически. Но пока я росла – все, о чем могла думать, это как поскорее удрать в Лондон.

Отцу нравилось там жить. Давным-давно он рассказывал мне, что «любил лондонский ритм» в молодости (он на десять лет старше мамы), но, когда она забеременела, решил, что я должна расти на свежем воздухе, которого они были лишены. Вероятно, каждое поколение родителей стремится предоставить своему потомству возможности, отсутствовавшие у них самих. Разве не поэтому мы со Стюартом сократили расходы на все остальное, чтобы позволить себе такие «роскошества» для девочек, как занятия по актерскому мастерству, курсы живописи, уроки вождения для Мелиссы и хорошую одежду? Об этом не могло быть и речи, когда я была подростком. Я до сих пор помню, как мне приходилось довольствоваться единственной парой школьных туфель, в отличие от моих подруг, чьи родители были более обеспеченными.

Мне никогда не хотелось иметь брата или сестру. Мы были счастливы втроем. Конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что мама, которая тоже была единственным ребенком в семье, как и отец, изо всех сил старалась, чтобы все было как положено. Выходные мы проводили вместе. Мы собирали ракушки на пляже. Однажды мама нашла особенно красивую со всеми оттенками перламутра, переливающимися внутри, и подарила мне для моей специальной «шкатулки с сокровищами». Папа изготавливал мне воздушных змеев из пробкового дерева и оберточной бумаги. Мы складывали пазлы – одно из его увлечений, хотя мама повторяла, что они ей до смерти надоели. Мы подолгу гуляли на природе вдоль побережья. Мама часто рассказывала мне истории о своем детстве в Уэлльсе. «Как же я скучаю по тамошним долинам», – мечтательно вздыхала она. Когда я поступила в среднюю школу и получила роль Нэнси в рождественской постановке мюзикла «Оливер!», мои родители оккупировали десять первых рядов вместе со всеми своими знакомыми. «Думаю, ты унаследовала этот актерский дар от моей матери! – гордо сказала мама. – Она бы тебя обожала! Мама участвовала во всех любительских драмкружках. Хотела стать настоящей актрисой, но потом появилась я».

Бабушка умерла еще до моего рождения, но мне понравилась мысль, что я продолжаю традицию. Более того, я намеревалась пойти дальше. Это не было моим хобби. Я нацеливалась на то, чтобы пробиться в профессиональные актрисы. Но все равно, возможно, не решилась бы без поддержки нашего учителя по английскому языку, который ставил этот ежегодный мюзикл.

«Это суровый мир, но я не вижу, почему бы тебе не попробовать, – сказал он мне, когда я училась в шестом классе. – Кто-то должен преуспеть, так почему не ты?»

Очевидно, из-за этой его веры в меня, как и веры моих родителей, я удивилась меньше, чем следовало бы, когда меня приняли в одну из известных театральных школ. Я была на пути к своей мечте! Не могла дождаться отъезда, собирая свои вещи так поспешно, что натянутость в отношениях между мамой и папой списала на то, что они уже готовятся по мне скучать. «Не волнуйтесь! – весело объявила я. – К Рождеству я буду дома!»

На что я никак не рассчитывала – так это на то, что мамы там уже не окажется.

Отец сообщил эту новость по телефону, перед тем как мне предстояла проба на роль Порции в нашей первой студенческой постановке «Венецианский купец». Ошеломленная, я вложила все горе и гнев в своего дерзкого персонажа. «Ты играла потрясающе! – заметил один из студентов, когда я ушла за кулисы. – Так реалистично!»

И только потом в общежитии я позволила себе дать волю слезам. Он обнимал меня, пока я горько рыдала, а затем повел в паб выпить. Его звали Мэтью. Он был уже довольно зрелым студентом, на девять лет старше меня. Каникулы проводил в Америке, путешествуя, что звучало для меня очень по-взрослому. Но самое главное – Мэтью понимал мое горе. В подростковые годы после развода родителей он жил то с матерью, то с отцом. «Наверное, это было ужасно», – заметила я.

У него выступили слезы. «Еще бы. – Мэтью обхватил мое лицо ладонями, глядя мне прямо в глаза. – Ты научишься с этим жить. Я тебе помогу».

Крыльцо отцовского бунгало, замечаю я теперь, стоя перед дверью и ожидая, пока он откроет на звонок, грязное, со следами ботинок на плитках, а в углу паутина. Я часто предлагала отцу хотя бы нанять домработницу, но он всегда противился. «Я пока еще в состоянии позаботиться о себе, спасибо большое!»

С годами подобные фразы только повторялись. «Пустая трата денег!» Или: «Я все сделаю сам!» Напрасно я подчеркивала, что с удовольствием оплачу расходы. «Очень мило с твоей стороны, но лучше прибереги эти средства для детей. К тому же я не хочу, чтобы посторонние копались в моих личных бумагах».

Но домработница могла бы присматривать за ним. За последние несколько лет его артрит обострился, и отец с трудом держался на ногах. А если он упадет? Из опасений я связывалась с социальной службой – они могли бы присылать кого-то помочь по хозяйству и все такое прочее? Оказалось, что его состояние чуть лучше, чем требуется для признания нуждающимся в помощи. А кроме того, даже если бы это было не так – я почти уверена, что отец скорее развернул бы незнакомцев на пороге, чем впустил в дом.

Сквозь стеклянную дверную панель я вижу его приближающийся силуэт. Отец открывает щель для писем со своей стороны.

– Кто там?

– Это я, Поппи.

– Поппи? – Слышен звук отодвигаемых засовов, затем дверь наконец отворяется. – Какой приятный сюрприз! – Он протягивает ко мне руки и заключает меня в крепкие медвежьи объятия.

Я обнимаю его в ответ, но внутренне очень волнуюсь. У него стало еще хуже с памятью?

– Это не сюрприз, папа. Я же сказала, что приеду. Я даже сообщила время прибытия поезда.

– Ничего ты не говорила! – Теперь я слышу в его голосе возмущение. Подобные перемены настроения повергают меня в глубокую грусть. Раньше отец был совсем другим.

– Ты сказал, что у тебя какие-то трудности, – говорю я решительно, входя в дом. Там пахнет гарью. Раздается пронзительный вой сирены. Похоже, я явилась вовремя.

– Папа! У тебя дымовая сигнализация сработала!

– Ах, это. – Он отмахивается от дыма, валящего из кухни. – Просто плита не в порядке. Надо починить.

Я направляюсь к источнику дыма.

– Это потому, что ты уже жаришь кашу, а не варишь!

– Ничего подобного.

– Иди, сам посмотри!

Его голос сердитый, словно это все из-за меня:

– Ну, я не знаю, как так получилось.

Верхняя часть плиты покрыта засохшим слоем подгоревшей пищи, не только каши. Фу! Бог знает, когда ее в последний раз чистили. С духовкой то же самое.

– Неудивительно, что она плохо работает, папа. Все отверстия заляпаны! Тебе повезло, что ты не устроил пожар.

Но отец меня не слушает, и я решаю, что лучше не раздражать его.

– Дай мне несколько минут, чтобы все убрать, а потом я приготовлю тебе что-нибудь другое.

– Я уже не голоден. Аппетит пропал.

Я снова обнимаю его:

– Все в порядке, папа.

– Я знаю, что все в порядке. Я просто хочу, чтобы ты не обращалась со мной как с несмышленым ребенком.

Отец демонстративно возвращается в свое кресло и включает телевизор на полную громкость. Я выскребаю всю дрянь из духовки в мусорное ведро, которое, конечно, переполнено. Затем выхожу через заднюю дверь – незапертую! – и слышу голос из-за забора:

– У вас там все нормально?

Уже стемнело, но при свете из открытой задней двери я могу разглядеть лицо папиной соседки, с которой он больше не разговаривает.

– Все хорошо, спасибо, – отвечаю я, наклоняясь, чтобы снять крышку мусорного бака. – Просто дымовая сигнализация.

– Я не об этом. Я говорю о полиции, которая приезжала сегодня утром.

Я выпрямляюсь:

– Что вы имеете в виду?

Ее голос звучит возбужденно-довольно, как это бывает, когда кто-то сообщает плохие новости и наслаждается каждой минутой.

– Разве отец вам не сказал? Он забыл оплатить бензин, когда заправлял свою машину. Просто уехал с заправки, и все. Им повезло, что они запомнили его номер, и полиция нанесла ему визит. Они выдвинули обвинения? За это можно получить судимость.

Не это ли имел в виду отец, когда сообщил, что у него проблемы? Жаль, что я не могу стереть довольное выражение с лица этой женщины. Наверное, она рассказывает все это из лучших побуждений, но мне не нравится тон, которым она говорит об отце.

– А вы-то откуда все это знаете?

У нее хватает такта принять смущенный вид, но лишь слегка:

– Моя невестка работает в автосервисе при той заправке. Вашему отцу нужен кто-то, кто присматривал бы за ним. Прошлым вечером он улегся спать, оставив заднюю дверь нараспашку. Мне пришлось перелезть через забор, пойти и разбудить его.

– Спасибо, – киваю я.

– Дело в том, – продолжает она, – что мало ли чем все это может закончиться? Если вы об этом не позаботитесь, он сделает что-нибудь такое, чем покалечит себя или кого-то еще.

Подтекст понятен. Я веду себя как плохая дочь. Я ничего не отвечаю, боясь потерять самообладание. Эта женщина ничего не знает о моей жизни и о моих проблемах. Как она смеет меня вот так осуждать?

Вернувшись в дом, я вижу, как отец колотит пультом от телевизора по подлокотнику кресла.

– Чертова штуковина! Почему она не работает? Вот раньше была только одна кнопка – «Вкл.» и «Выкл.»!

– Папа, – начинаю я, стараясь говорить спокойно. – А полиция предъявила обвинения, когда ты не заплатил за горючее сегодня утром?

Я ожидаю, что отец будет все отрицать. Однако он только потирает глаза, словно внезапно устал.

– Это была просто глупая ошибка с моей стороны. Я забыл. Они сами виноваты! У них должен быть специальный человек, который заливает тебе в бак бензин, как в прежние времена!

– Времена изменились, папа, – тихо замечаю я.

– Вернее и не скажешь. Проклятие! – Он снова начинает стучать пультом. – И мне это не нравится. Отвечаю на твой вопрос: нет. Они не выдвинули обвинений. Сделали мне «устное предупреждение», будто я сопливый школьник!

Оставив отца смотреть телевизор, я направляюсь в кухню, чтобы приготовить ему что-нибудь поесть. На улице уже совсем стемнело.

Потом я звоню домой, чтобы проверить, все ли в порядке.

– Все хорошо, милая, – отвечает Бетти.

Но в ее голосе звучит сомнение.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Девочки делают уроки.

– Можешь позвать Стюарта к телефону?

– Он уехал на какую-то встречу.

Однако он не собирался засиживаться там допоздна.

Я звоню мужу. Вызов сразу же переключается на автоответчик.

И тут я вижу, что мне пришло сообщение. От Мэтью.

«Как дела у твоего отца?

Кстати, сегодня вечером я в тех краях.

Хочешь, выпьем в отеле?»

В тех краях? Серьезно? Неужели он действительно думает, что я в это поверю?

С другой стороны, шепчет мне внутренний голос, было бы неплохо посидеть с кем-то в компании – после всего случившегося с отцом и нового подтверждения моих подозрений насчет Стюарта. В очередной раз я жалею, что у меня нет лучшей подруги, с которой можно поговорить. Я не хочу откровенничать с Салли. Хотя я и жалуюсь ей иногда на мужа или девочек – это кажется слишком личным. Это означало бы объяснять ей всю мою историю с Мэтью…