Текст книги "Скрытые таланты"

Достигнув своей цели, Куинтон обратился к другим проектам, а именно решил открыть книжный магазин и пивоваренный завод. Как он однажды объяснил Сиренити, держать книжный магазин выгоднее, чем писать книги, а стремление варить лучшее в мире пиво – намного более надежный путь к философскому просвещению, чем традиционный академический подход.

– Медики сказали, что при падении Эмброуз сломал себе шею и, по всей вероятности, умер мгновенно. – Куинтон сбавил скорость перед поворотом на подъездную дорожку, ведущую к коттеджу Сиренити. – Не думай об этом. Ты ничего не могла сделать. Жизнь представляет собой ряд линий, соединяющих между собой точки на бесконечном множестве геометрических плоскостей. Все мы существуем в разных точках этих плоскостей в разное время. Иногда эти точки на мгновение соединяются через плоскости прямой линией, а иногда нет.

Как всегда, Сиренити не имела ни малейшего понятия, о чем толкует Куинтон. И это не беспокоило ее. Ни один человек в Уиттс-Энде не мог сказать, что понимает Куинтона, когда тот пускался в свои философствования.

– Джесси приняла известие лучше, чем я думала, – заметила Сиренити. – Меня беспокоило, как она прореагирует.

Джесси Бланшар была художница, давно живущая в Уиттс-Энде, у которой с Эмброузом последние три года был периодически прерывавшийся и вновь возобновлявшийся роман. В последнее время, насколько было известно Сиренити, этот роман находился в фазе перерыва, однако Сиренити было известно и то, что Эмброуз был очень дорог Джесси.

– Похоже, это не было для нее такой уж неожиданностью, – сказал Куинтон. – Ее глаз художника позволяет ей под поверхностью жизни видеть второй слой реальности. Она знала, что Эмброуз был глубоко неблагополучной личностью.

– Да, наверно, знала.

Куинтон взглянул на нее.

– То одно, то другое – мы ведь так и не поговорили о том, как дела в Сиэтле. И почему ты вернулась раньше?

– Как говорят в деловых кругах, мистер Вентресс и я не смогли прийти к обоюдному согласию.

Куинтон нахмурился.

– Что же произошло?

– Это долгая история. Сейчас мне что-то не хочется в нее углубляться. Я все расскажу тебе позже, обещаю.

– Когда сочтешь нужным. – Куинтон свернул на подъездную дорожку к дому Сиренити. – Похоже, у тебя гости. Ты знаешь кого-нибудь с зеленым «ягуаром»?

– Никого. – Сиренити с любопытством следила, как машина выплывает из серого клубящегося тумана. Она была припаркована рядом с ее собственным красным джипом.

– Может, какой-то заблудившийся турист решил спросить дорогу. – Куинтон остановил фургон и выключил зажигание. – Я войду с тобой, удостоверюсь, что все в порядке.

– Спасибо. Принимается с благодарностью.

– В наше время осторожность не помешает, – сказал Куинтон, открывая дверцу фургона. – Даже здесь, в Уиттс-Энде. Векторы ангелов на других планетах иногда достигают нашей плоскости существования.

– Угу. – Сиренити открыла дверцу со своей стороны и спрыгнула с высокого сиденья. Она обошла фургон спереди. Куинтон присоединился к ней, и они зашагали рядом к двери ее коттеджа.

Куинтон глянул на пустующее пассажирское сиденье «ягуара».

– Гость, кто бы он ни был, явно счел возможным запросто войти к тебе в дом. Может, тебе пора начать запирать свою дверь, Сиренити?

– Это, должно быть, кто-то из знакомых. – Сиренити стала быстро подниматься по ступеням. Куинтон не отставал от нее.

Когда она была уже на верхней ступеньке, входная дверь распахнулась. На пороге стоял Калеб Вентресс с таким видом, словно имел полное право здесь находиться.

Сиренити впервые увидела его одетым не в строгий костюм и рубашку с галстуком. На Калебе были черные брюки с аккуратно заглаженными складками и темно-зеленая рубашка с длинными рукавами, которая была почти точно такого же цвета, как «ягуар». Бесстрастный взгляд его серых глаз скользнул по Сиренити и надолго задержался на Куинтоне.

Сиренити резко остановилась, открыв от изумления рот.

– Что вы здесь делаете?

– Приехал повидать вас. – Калеб не спускал глаз с Куинтона.

– Ты знаешь этого человека, Сиренити? – спокойно спросил Куинтон.

– Знаю, – ответила она. Вопреки всему в ней вспыхнула крохотная искорка надежды. Возможно, Калеб пересмотрел свою позицию, подумала она. Может, когда он успокоился, то понял, что эта попытка шантажа, в сущности, ерундовое дело, и его реакция была чрезмерно резкой. – Это Калеб Вентресс, тот консультант, с которым у меня были дела в Сиэтле. Калеб, это Куинтон Пристли. Мой друг.

– Пристли.

Калеб протянул руку с подчеркнуто холодным видом, словно не ожидал от Куинтона соблюдения формальностей и это было ему совершенно безразлично. Жест минимальной вежливости, не более того.

Куинтон коротко пожал протянутую руку и тут же отпустил ее.

– Значит, Вентресс.

– Да.

– Вы ведь из внешнего мира, не так ли? Вы человек, до мозга костей впитавший в себя сталь и бетон этой параллельной вселенной. Человек, который длительное время, а возможно и вообще никогда, не соприкасался с другими плоскостями существования.

Брови Калеба поднялись.

– Дорога от Сиэтла действительно заняла много времени, если вы это хотите сказать.

Куинтон искоса взглянул на Сиренити.

– Может, мне пока остаться поблизости?

Сиренити покачала головой.

– Все в порядке, Куинтон. Я справлюсь.

– Ладно. Но запомни: если две точки оказались на одной и той же плоскости в одно и то же время, это не обязательно означает, что им суждено соединиться друг с другом. Иногда одна из них просто проходит сквозь один уровень реальности на пути к другому.

– Я это запомню, – пообещала Сиренити. Куинтон коротко кивнул Калебу и стал спускаться с крыльца.

Калеб проводил его взглядом.

– Он всегда так говорит?

– Всегда.

– Что вы с ним делали?

– Прошлой ночью умер один наш друг, – тихо ответила Сиренити. – Я обнаружила его тело несколько часов назад. Куинтон помогал мне разговаривать с властями и делать все остальное, что требуется в таких случаях.

– Черт. Печально это слышать. – Калеб посмотрел на нее. – Близкий друг?

– Можно и так сказать. Здесь, в Уиттс-Энде, все близкие друзья всех. – Сиренити прошла мимо него в маленькую гостиную. Стены в ней были заняты полками с книгами, как и большинство других стен в ее доме.

Некоторые книги остались еще с ее юных лет. До того дня, когда Сиренити отправилась учиться в колледж, ей ни разу не приходилось бывать в обычном школьном классе. Джулиус и другие жители Уиттс-Энда учили ее дома. И так хорошо справились с этой работой, что она получила высшую оценку на вступительных экзаменах.

Большую часть библиотеки Сиренити составляли реликвии ее непродолжительной карьеры в качестве преподавателя социологии в небольшом колледже в Буллингтоне. И преподавательская работа, и незаконченная докторская диссертация казались ей сейчас бесконечно далекими.

– Кто это был? – тихо спросил Калеб.

– Его звали Эмброуз Эстерли, – ответила Сиренити. Она затаила дыхание, не зная, какой реакции ждать от Калеба. – Вы, вероятно, помните это имя. Это фотограф, сделавший те снимки.

Калеб отпустил дверь, и она медленно закрылась. С выражением спокойной задумчивости в глазах он повернулся и смотрел, как Сиренити снимает свою расшитую бусинами и украшенную бахромой куртку.

– Как он умер?

Сиренити вскинула голову. Она стояла перед Калебом, твердо упираясь в пол ногами и сунув руки в глубокие карманы длинной бирюзовой туники ручной вязки, надетой поверх белых лосин.

– Похоже, что он напился и скатился с лестницы. Кажется, я как-то упоминала, что у Эмброуза были проблемы из-за пристрастия к спиртному.

– Действительно, вы упоминали об этом. А сегодня вы пошли навестить его?

– Да.

– Почему?

– По-моему, причина очевидна. Я всегда считала Эмброуза другом. Но друзья не пытаются шантажировать друг друга. Я хотела знать, сам ли он послал мне эти фотографии или отдал их кому-то еще, кто воспользовался ими для того, чтобы сорвать мое деловое соглашение с вами.

– Черт! Так и знал, что вы отмочите что-то вроде этого, – пробормотал Калеб.

Сиренити замигала, чтобы не расплакаться.

– Ответов я так и не получила. Когда я пришла, Эмброуз был мертв. – Она резко повернулась и вышла на кухню.

– Сиренити…

– Зачем вы проделали сегодня весь этот путь, Калеб? – Она стояла к нему спиной, держа чайник под краном.

– Мне не понравилась мысль о том, что вы попытаетесь в одиночку выследить шантажиста.

– Почему вас должно волновать, что я делаю?

Калеб подошел и встал в дверях крошечной кухоньки.

– Имея дело с шантажистами, можно оказаться в опасности.

– Ну и что? Вас ведь это не касается. – Сиренити смахнула влагу с глаз рукавом своей туники, поставила чайник на плиту и включила горелку. – Я же сказала, бедного Эмброуза больше нет. Он уже не сможет ответить ни на чьи вопросы.

– Вы сами говорили, что шантажистом мог быть кто-то другой, а не Эмброуз.

– Это верно. – Сиренити бросила на него быстрый взгляд. – Но, как вы вчера столь метко выразились, это моя проблема, а не ваша.

– К несчастью, по условиям того контракта, что подписан у меня в офисе, это не так. Я сказал вам, у меня есть принципы. Вы мой клиент, Сиренити, а я еще никогда не бросал клиента. И сейчас не намерен это делать.

Сиренити пристально смотрела на него. Проблеск надежды у нее в душе погас. Калеб приехал из-за своих драгоценных и нерушимых деловых принципов, a вoвce не потому, что питает к ней какие-то чувства.

– Забудьте об этом. Мне не нужна ваша помощь. Ни в деле с шантажом, ни вообще.

– Черт побери, у вас нет большого выбора. Я не собираюсь позволить вам испортить мою репутацию.

У нее округлились глаза от полнейшего изумления.

– Вашу репутацию?

– Подписанный вами контракт несокрушим, как скала. Уж я-то знаю – сам писал. Если не захочу отпустить вас до истечения срока действия, вам придется выплачивать мне весьма высокий гонорар.

– Но вы не собирались брать с меня никакого гонорара, – сказала она. – Вместо этого вы должны были получать долю прибыли.

– Вы, по-видимому, не очень внимательно читали пункт десятый, – вежливо возразил Калеб. – Там оговаривается полная выплата моих обычных гонораров в том случае, если вы откажетесь от проекта до его завершения. Будьте благоразумны, Сиренити мне как-то не верится, что вы захотите платить такие деньги, не получив хоть что-то взамен.

– Я не собираюсь платить вам ни цента.

– А я могу выставить целую команду адвокатов, которые добьются, чтобы вы заплатили. – Губы Калеба тронула легкая усмешка, которая не изменила, однако, выражения отстраненной настороженности у него в глазах. – Нравится вам это или нет, но, похоже, мы все-таки будем партнерами.

Глава 3

Сиренити во все глаза смотрела на Калеба.

– Для человека, не одобряющего шантаж, вы неплохо справляетесь с этим делом.

Челюсти Калеба сжались, но взгляд не дрогнул. Выражение его лица стало еще более жестким.

– Это не шантаж. Это бизнес.

– И это все, о чем вы только и думаете? Бизнес? – Как могла она настолько ошибиться в этом человеке? Сиренити поражалась себе. Ведь у нее даже сложилось впечатление, что они в чем-то похожи, что их внутренние голоса откликаются друг другу, что они каким-то образом друг друга понимают, что их молчаливо тянет друг к другу.

Очевидно, ее обычно безошибочное интуитивное чувство на этот раз не сработало, заблудилось в тумане влечения к Калебу. До нее вдруг дошло, что это ее первое соприкосновение с настоящей страстью, такой, что затрагивает и тело, и душу.

– Нет, бизнес не единственное, о чем я думаю, – ответил ровным голосом Калеб. – Но он определенно занимает одно из первых мест в списке моих насущных интересов.

– Это сразу видно. – Чайник засвистел. Сиренити взяла ложечку, открыла жестянку и стала насыпать чай в заварочный чайник. – Но у других могут быть другие насущные интересы.

– Не хотите ли вы этим сказать, что организация жизнеспособного предприятия торговли по почтовым заказам здесь, в Уиттс-Энде, уже не возглавляет список ваших насущных интересов?

– Я найду другой способ этого добиться. В вашей помощи я не нуждаюсь.

– Вы обязательно получите мою помощь, хотите вы этого или нет. – Улыбка Калеба не выражала веселья. – Раз вам все равно платить, так не лучше ли воспользоваться этой возможностью?

– Какой возможностью? Возможностью работать с человеком, который считает меня половой тряпкой, потому что я однажды позировала без одежды профессиональному фотографу?

– Нет, Сиренити, – сказал Калеб холодно. – Я думаю, что вам следует воспользоваться возможностью работать с человеком, который является если не самым лучшим, то, несомненно, одним из лучших консультантов по вновь создаваемым предприятиям на всем северо-западе.

Сиренити широко раскрыла глаза.

– И при этом он еще так мило скромен. – Он рывком подняла кипящий чайник с плиты и стала заваривать чай.

– Успокойтесь. – Калеб заговорил мягче, наблюдая, как она размахивает чайником. – Понятно, что вы расстроены. Вы перенесли сегодня душевную травму, найдя Эстерли мертвым, и все такое. Как только у вас будет возможность успокоиться и прийти в себя, мы с вами поговорим о планах на будущее.

– Не забывайте дышать. Может, я не приду в себя еще долго-предолго.

– Я подожду. – Калеб поднял брови, наблюдая, как она готовит чай. – А меня не угостите? Я так долго сюда добирался.

Сиренити заколебалась. Искушение отказать ему в чашке чая было почти непреодолимым. Но это выгглядело бы проявлением мелочной злобы, сказала он себе.

– Ладно. – Она неохотно открыла шкаф и достала еще одну кружку, которая была сделана в виде ярко-желтого цветка.

– Мне без молока и без сахара, – услужливо подсказал Калеб.

– Я вас не спрашивала. – Она сунула кружку-цветок ему в руки.

– Знаю. Но уверен, что спросили бы рано или поздно. – Калеб принялся рассматривать красиво сделанную керамическую кружку, которую держал в руках. – Образчик одного из местных промыслов?

– Их в свободное время делает Зоун.

– Кто это – Зоун?

– Она помогает мне в магазине.

– Мне нравится ее стиль. – Калеб провел длинным пальцем по абстрактно выполненным лепесткам. – Искусная работа, с фантазией. Но в ней есть и острая, свежая резкость модерна.

Сиренити была удивлена точностью его восприятия.

– Хорошее описание ее работы.

– Это пойдет.

– Простите?

Калеб поднял глаза и посмотрел на Сиренити.

– Я сказал, что это пойдет. Мы включим ее кружки в ваш каталог. Если, конечно, Зоун сможет делать достаточное количество за определенный срок.

– Я уверена, что сможет. – Она помолчала. – Откуда вы знаете, что на ее кружки будет спрос?

– Знать такие вещи – моя работа. У меня есть чутье. И это одна из причин моего успеха.

– Вы когда-нибудь продавали кружки?

Он пожал плечами.

– До сих пор не приходилось. Поверьте мне, Сиренити, эти пойдут.

– Ну, раз вы так считаете. – Ее охватила бурная радость. Ему понравились красивые кружки работы Зоун. Он считает, что их будут покупать. Скорее бы рассказать подруге эту потрясающую новость. Зоун будет в восторге. Сиренити стоило больших усилий не показать своего волнения.

Калеб в задумчивости пил чай маленькими глотками.

– Я не считаю вас половой тряпкой, знаете ли.

– Еще как считаете. – Она направилась к двери, где он стоял, преграждая ей путь. – Но меня не особенно волнует, что вы обо мне думаете. С моей стороны вообще было верхом глупости связаться с таким человеком, как вы.

Калеб лишь в самый последний момент посторонился и пропустил ее.

– С таким человеком, как я? Что сие должно означать, черт побери?

– Высокомерие, снобизм, косность, ханжество и негибкость. – Сиренити остро ощутила теплоту и силу его тела, проходя мимо него в дверь. Он стоял слишком близко. Она быстро прошла в комнату и устроилась в уголке мягкого дивана.

– Ничего себе списочек.

– Разве? Давайте говорить начистоту. Как бы вы охарактеризовали меня?

Он подумал над ее вопросом, пока усаживался в единственное в комнате кресло.

– Вы наивны, легковерны, слишком доверчивы, эмоциональны и совершенно неопытны в деловом отношении.

– Возможно, вы правы, – согласилась Сиренити. – Должно быть, у меня целая куча этих блестящих качеств, иначе я не судила бы о вас так превратно.

– Вы можете мне не поверить, но я не имел в виду, чтобы этот разговор деградировал до уровня боя на рогатках.

– А чего же иного вы могли ожидать, учитывая мою эмоциональность и всякое такое?

– Я хотел бы поговорить о деле, – невозмутимо заявил Калеб.

Сиренити поджала губы.

– Сомневаюсь, что у нас это получится – теперь, когда мы обнаружили, что между нами нет ничего общего. – Она ни за что не покажет виду, как сильно ее обидели его сказанные снисходительным тоном слова. И уж определенно не даст ему понять, что по крайней мере некоторые его стрелы попали в цель.

Хотя чего уж там – все стрелы, мрачно подумала она. Она ведь и в самом деле была и наивной, и слишком доверчивой, и эмоциональной, и определенно неопытной в обращении с такими мужчинами, как Калеб.

– Постарайтесь увидеть эту ситуацию в ее истинном свете, Сиренити. – Голос Калеба приобрел более глубокий тембр. – Это только бизнес.

– Если верить вам, то бизнес не относится к числу моих сильных сторон.

Он сделал глубокий вдох.

– Послушайте, я нужен вам, если вы собираетесь осуществить ваши грандиозные планы с организацией в Уиттс-Эндс торговли но почтовым заказам. Признайте это.

– Может, я попробую сделать это вообще без помощи всяких там модных консультантов, – проговорила Сиренити задумчиво. – Видит Бог, что каждый раз, когда я связываюсь с мужчинами из вашего мира, я обязательно в итоге обжигаюсь. – Она досадой покачала головой. – Кажется, пора бы уж мне усвоить наконец урок.

– Мужчины из моего мира? Что это значит? Послушать вас, так я чуть ли не пришелец из космоса.

– Для меня вы все равно что марсианин. – Сиренити подобрала под себя ноги и отпила глоток чаю.

– Черт побери, я ведь не монстр какой-нибудь.

Нотка ярости в его голосе поразила ее. Как будто в глубине души Калеб считал, что действительно может быть чем-то вроде монстра. Непрошеное сочувствие шевельнулось в душе у Сиренити. Ей было знаком это ощущение непохожести на других, чужеродности отторжения. Оно довольно часто посещало ее в годы учебы в Буллингтонском колледже.

– Послушайте, мы не сможем обойти того факта, что принадлежим к разным мирам, – сказала она. – К вашему сведению, я однажды попробовала жить вашем мире. Это была катастрофа.

– Попробовали жить в моем мире? – нахмурил Калеб. – Что вы хотите этим сказать?

Сиренити пожала одним плечом.

– Хотите верьте, хотите нет, но было время, когда мне больше всего хотелось увидеть Уиттс-Энд в зеркале заднего обзора. Мне было тогда семнадцать и я готова была померяться силами со всем миром. Решила начать с Буллингтона.

У Калеба дернулся уголок рта.

– Отсюда до Буллингтона всего тридцать миль.

– Надо было с чего-то начать. Однако для меня это было все равно что оказаться на другом конце света.

– Мне понятно, что у вас, выросшей здесь, в Уиттс-Энде, могло и не сложиться задатков истинного космополитизма, – сухо заметил Калеб.

– Жизнь здесь другая, – мирно согласилась она. – Как бы там ни было, я поступила в Буллингтонский колледж, а после его окончания работала там некоторое время преподавателем на кафедре социологии. И жила на территории колледжа. Понимаете, хотела быть как все.

– Как все? – Калеб вопросительно взглянул на нее.

– Я думаю, все дети бунтуют против того стиля жизни и воспитания, которые им прививают в детстве. Дети, выросшие в консервативных буржуазных семьях, хотят свободы. Хотят нарушать правила.

– Чего же хотели вы?

– Я? – Сиренити скорчила гримаску. – Хотите верьте, хотите нет, но я хотела жить по правилам. Меня воспитывали без определенной системы и режима, поэтому я, естественно, испытывала тягу к миру, где все делалось в определенное время. Меня влекло туда, где можно было рассчитывать на какую-то степень порядка. Туда, где люди строили планы на будущее, а не просто плыли по течению. Я думала, что хочу жить среди людей, которые работают в определенные часы, а не ждут, когда на них найдет вдохновение.

– Понимаю.

– Я хотела, чтобы у меня был счет в банке, – продолжала Сиренити, привычно усмехаясь этим своим мечтаниям юности. – Я хотела иметь дело с таким автомехаником, который не пытается починить неисправный водяной насос с помощью медитационной мантры. Я хотела, чтобы у меня получилась приносящая удовлетворение и успешная академическая карьера, включая солидную пенсию.

– Что же оказалось?

– Оказалось, что по вкладам в сберегательном банке идет очень низкий процент, что автомеханики, не распевающие мантр, ничем не лучше распевающих, что лестница академической карьеры очень скользка и что никто не может больше рассчитывать на хорошую пенсию.

– Вы узнали немало.

– Вот именно. А урок, который я усвоила лучше всего, состоит в том, что я не вписываюсь в так называемый нормальный мир. Нет, я, конечно, могу какое то время побыть в нем, но не могу там жить долго и быть счастливой. Я родилась в эксцентричном обществе, и только в нем всегда буду чувствовать себя удобно.

– Вы считаете, что здесь, в Уиттс-Энде, вы на месте? – спросил Калеб.

– Это мой дом. Люди здесь меня знают. Они понимают и принимают меня такой, какая я есть. Здесь в Уиттс-Энде, мы все очень терпимо относимся к странностям друг друга.

– Неужели?

– Хотите верьте, хотите нет, но здесь никто и глазом не моргнет, если кто-то позирует художнику в обнаженном виде. Такое бывает здесь сплошь и рядом.

Калеб осторожно поставил свою кружку на красиво отполированный столик, который Джулиус Мейкпис сделал своими руками.

– Но вам нужен кто-то из моего мира, чтобы помочь с реализацией ваших деловых идей, не так ли?

– Я так думала раньше. – Сиренити сузила глаза. – Но теперь не совсем в этом уверена.

– Поверьте мне, – сказал Калеб, – я вам нужен. Если вас оставить на произвол судьбы, то вы потеряете все деньги, которые вложите в проект, до последнего цента.

Это уж он чересчур.

– Я не дура. Неопытная – может быть. Но определенно не дура.

Калеб посмотрел на нее с легким удивлением.

– Я с вами согласен. Но у вас действительно нет опыта в таком деле, как торговля по почтовым заказам. Вам многому придется учиться, сударыня.

– И вы собираетесь меня учить?

– Похоже на то.

– Независимо от того, хочу я или нет пойти к вам на выучку?

Калеб вытянул ноги перед собой, откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза.

– Как я уже говорил несколько минут назад, у меня репутация человека, ведущего дела на определенном уровне. Я не намерен позволить вам испортить мне послужной список.

В душе Сиренити зашевелилось сомнение. Ей вдруг пришло в голову, что Калеб не говорит ей правды о своих мотивах. Другого объяснения его приезду в Уиттс-Энд она не могла себе представить.

– В этом уравнении чего-то не хватает, – сказала она наконец. – Кажется, я упускаю из виду финансовую сторону дела.

– Какую финансовую сторону?

– Может быть, вы соглашаетесь смотреть сквозь пальцы на мое порочное прошлое ради будущей прибыли, которую рассчитываете получать как пассивный партнер фирмы «Уиттс-Энд – почтой»? Так или нет?

Калеб плотно сжал губы.

– А вы как думаете?

– Я думаю, что с подобными мотивами надо обладать изрядным нахальством, чтобы презирать меня просто потому, что я один раз позировала в обнаженном виде. Вот уж поистине – чья бы корова мычала

– Вы вольны думать о моих мотивах все, что вам угодно, – произнес Калеб голосом, в котором звенели льдинки. – Но, к вашему сведению, прибыль, которую я ожидаю получить от вашего будущего бизнеса, будет таких размеров, что ее и в лупу едва ли увидишь.

– Ха! Держу пари, что любой пронырливый консультант сказал бы то же самое.

– Почему бы нам не согласиться, что в этом вопросе каждый из нас остается при своем мнении, – предложил Калеб. – Давайте попробуем подойти к нашим отношениям с другой точки зрения.

– Между нами нет никаких отношений, – быстро отпарировала Сиренити.

– Нет?

– Нет. – Сиренити вспыхнула, вспомнив тот поцелуй в офисе у Калеба. По его глазам она поняла, что он думает о том же. – Признаюсь, одно время я думала, что они у нас могут быть, но вижу теперь, что ошиблась. Вы и я… в общем, у нас с вами…

– Вы меня не так поняли, – вежливо сказал Калеб. – Я говорил не о личных отношениях. Я имел в виду наши деловые отношения.

– Вот как. – Щеки Сиренити пылали.

– Предлагаю вам перестать думать об этом соглашении в личном плане и начать рассуждать по-деловому.

– Это что, урок номер один?

– Именно.

Он лжет, поняла вдруг Сиренити. Она почувствовала, что, несмотря на все разговоры об отношениях на чисто деловой основе, Калеба привели сюда причины весьма личного свойства. Возможно, он действительно так печется о своей репутации, хотя ей было трудно понять, каким образом потеря одного мелкого клиента в Уиттс-Энде, штат Вашингтон, может подорвать его профессиональное реноме.

С другой стороны, думала она, Калеб проникнут ледяной гордостью. Он такой человек, для которого принципы и репутация – это, несомненно, вещи чрезвычайно личного свойства. Вероятно, его ничуть не волнует, что могут подумать другие, но она чувствовала, что он ревностно заботится о том, чтобы самому не нарушать своего кодекса.

– Давайте посмотрим, правильно ли я все поняла, – сказала Сиренити. – По сути дела, вы готовы оказать на меня серьезное давление и вынудить принять вас в качестве консультанта, и все это только для того, чтобы не поступиться своими профессиональными принципами. Так или нет?

Калеб ответил не сразу.

– Скажем просто, что это практический подход к оценке ситуации.

Сиренити пожала плечами.

– Ладно, ваша взяла. Ступайте и постройте мне империю торговли но почтовым заказам.

Калеб не двинулся с места.

– Это будет не легко, знаете ли.

– Чепуха. Для человека с вашими способностями это будет, я уверена, проще простого. Наверно, к следующему вторнику у вас все уже будет на мази. Позвоните, когда закончите.

– Для такого дела необходимо взаимодействие, Сиренити.

– Вам придется меня извинить, но в данный момент я что-то не очень расположена взаимодействовать. Да и голова забита кучей других вещей. Ведь не каждый день мне доводится спотыкаться о мертвое тело соседа.

– Соседа, сделавшего снимки, которые потом кто-то использовал, чтобы вас шантажировать, – мрачно заметил Калеб. – Не очень-то этот парень тянет на друга.

– Я считала Эмброуза другом, – спокойно возразила Сиренити. – Именно так я и хочу сохранить его в памяти.

– Несмотря на то что он, возможно, и организовал эту попытку шантажа?

– Если это был Эмброуз, то у него, должно быть, были веские причины. Возможно, он пошел на это от отчаяния.

– Какого отчаяния? – резко спросил Калеб. – Черт, я ушам своим не верю. Вы изобретаете оправдания для шантажиста?

– Мы же не знаем, он ли это.

– Ладно, пойдем по другому пути. Кто еще имел доступ к фотографиям?

Сиренити вздохнула. От логики никуда не денешься.

– Насколько мне известно, никто. Не могу себе представить, чтобы Эмброуз кому-то их отдал. У него не было причины так поступать.

– Шантажист хотел вынудить вас отказаться от деловых переговоров со мной, – сказал Калеб. – Кто бы мог желать, чтобы ваши планы рухнули?

– Я не знаю. – Расследование стало действовать Сиренити на нервы. Это не человек, а локомотив какой-то. Как поедет, так его уже не остановишь. – К тому же вас это не касается.

– Не согласен. Я ваш консультант, помните?

– Предпочла бы забыть.

– Я не позволю этому обстоятельству выскользнуть у вас из памяти, – заявил Калеб. – Но мы можем обсудить кое-какие аспекты этого дела позже.

– Вот спасибо.

– Первым пунктом у меня на повестке дня стоит найти место для ночлега. В Уиттс-Энде я нигде не заметил ни одного мотеля.

– Ближайший находится в тридцати милях в обратном направлении, в Буллингтоне, – с готовностью сообщила она.

– Это будет немного затруднительно. – Калеб посмотрел в окно. – Туман сгустился. Надо быть сумасшедшим, чтобы пытаться проехать тридцать миль вниз по горной дороге в таком молоке.

– На меня не смотрите. – Сиренити встревожило направление, какое принимал, похоже, этот разговор. – Я не предоставляю ночлег и завтрак.

Калеб с задумчивым видом обвел глазами гостиную коттеджа, похожую из-за книг на библиотеку.

– Я мог бы поспать здесь на диване.

– Нет.

– Он довольно большой.

– Нет.

Брови Калеба поднялись.

– Даже на одну ночь?

– Нет.

– В чем дело, Сиренити? Вы меня боитесь?

– Да.

– Ну и зря. – Он пристально смотрел на нее. – Я не собираюсь набрасываться на вас.

– А разве я могу быть в этом уверена? Вы ведь считаете меня потаскушкой. Кто знает, чего можно от вас ожидать?

– Я не считаю вас потаскушкой, – устало сказал Калеб. – Я считаю вас наивной. Узнав вас за эти три недели общения, я могу понять, как Эстерли сумел уговорить вас позировать ему. По всей вероятности, он подцепил вас на удочку, разглагольствуя о том, что вы должны сделать это ради искусства.

– Какое потрясающее великодушие с вашей стороны! Но я должна, наверное, предупредить вас, что ваше второе мнение о моей персоне нравится мне ничуть не больше, чем первое. Вас послушать, так я просто какая-то безмозглая кретинка.

– Я пытаюсь подойти к ситуации терпимо и без предубеждения, – напряженно проговорил он.

– Надо же! Это наверняка стоит вам огромных усилий.

– У вас чертовски дурное настроение, не так ли?

– Можно ли меня винить? У меня был тяжелый день.

– Я знаю. И, как я уже сказал, мне очень жаль.

– Знаете что? Вы можете работать над своей терпимостью и практиковаться в вашем новом, непредвзятом подходе, пока будете искать мотель. – Сиренити демонстративно взглянула на часы.

– Неужели вы действительно собираетесь выставить меня и вынудить добираться обратно по незнакомой горной дороге, да еще в таком тумане?

– Ну, во всяком случае, здесь вы не останетесь. – Она была полна решимости не уступать. К несчастью, она также понимала, что он прав. И ей не хотелось взваливать на себя бремя ответственности за его безопасность. – Думаю, вы могли бы переночевать в доме Джулиуса. Он не будет возражать.

– Кто такой Джулиус?

– Джулиус Мейкпис. Это мой отец. В некотором роде.

– Ваш отец? – Калеб казался ошеломленным. – Я совсем не уверен, что это хорошая мысль.

– Не волнуйтесь. – Сиренити встала, чувствуя облегчение оттого, что нашла какое-то разумное решение проблемы. – Джулиуса и Бетэнн сейчас нет в городе.

– Где же они? – Калеб тоже поднялся, выжидающе глядя на нее.

– Они в свадебном путешествии.

– В свадебном путешествии?

Сиренити вынула ключи от дома Джулиуса из небольшой керамической вазочки.

– Это была любовь с первого взгляда, можно сказать. В один прекрасный день пятнадцать лет назад Бетэнн въехала в поселок на ревущем «харлей-дэвидсоне». Джулиус только взглянул на нее – и пропала его головушка. С тех пор они неразлучны.