Текст книги "Скрытые таланты"

Калеб нахмурился.

– Значит, они все-таки женятся после пятнадцати лет совместной жизни?

Сиренити пожала плечами.

– Бетэнн сказала, что пора.

– Вам это не кажется немного странным?

– В Уиттс-Энде это никому не кажется странным. Как долго были знакомы ваши отец и мать до того, как поженились?

– Они не были женаты, – сказал Калеб странно невыразительным голосом.

– Ваши родители не были женаты? – Сиренити удивленно заморгала. – Мои тоже.

– Но вы только что сказали, что ваш отец в конце концов женился на этой Бетэнн. – Калеб помолчал. – Которая приехала сюда пятнадцать лет назад. А, понимаю. Бетэнн вам не мать.

– И Джулиус мне не отец. Просто так получилось, что его фамилия стоит на моем свидетельстве о рождении. Я думаю о нем скорее как о дяде. Так же, как думаю о Монтроузе, Куинтоне и Блейде.

Калеб взглянул на нее с непроницаемым выражением.

– У вас куча дядюшек.

– И несколько тетушек, – сказала Сиренити. – Моих настоящих родителей нет в живых. Они оба умерли, не успев пожениться. Мой отец умер еще до моего рождения. Погиб в результате несчастного случая в учебном военном лагере. Мать умерла в тот день, когда родилась я. – Она потрогала маленького металлического грифона, висевшего у нее на шее.

– Вас удочерили?

– Я приемная дочь города Уиттс-Энда. – Ей показалось, что так ему будет понятнее.

– Не обижайтесь, но это звучит не вполне законно.

– Кого волнуют такие мелочи? У меня есть семья, а это ведь главное, не так ли?

– Это зависит от точки зрения, – медленно проговорил Калеб. – Мне кажется, у нас есть кое-что общее. Мои родители погибли, когда мне было три месяца от роду. Они еще не были женаты. Я вырос в доме деда.

Эти слова как бы повисли в воздухе между ними. Сиренити не хотелось, чтобы они дотянулись до нее, коснулись ее. Но вышло именно так. Похоже, все в этом человеке так или иначе касалось ее.

– Мне очень жаль. Странно, правда?

– Что странно?

– Не знать своих родителей. Я даже не знаю, как они выглядели. У меня нет ни одной их фотографии. А у вас есть фотографии ваших?

– Да. – Глаза Калеба смотрели холодно. – Есть.

– Значит, вам повезло.

– Вы так думаете?

Сиренити поняла, что ступила на какую-то очень опасную почву. Она попыталась найти путь к отступлению от той невидимой ей черты, где взгляд Калеба сделался таким холодным.

– Ну, пошли. Дом Джулиуса недалеко отсюда. Можно дойти пешком.

Она сняла с крючка куртку, быстро надела ее и открыла входную дверь. Перед ней оказалась на вид непроницаемая стена серого тумана.

– Не найдется ли у вас фонарика? – вежливо спросил Калеб. – Здесь, в горах, ночь наступает быстро.

– Да, конечно. – Она открыла шкаф и, порывшись в нем, нашла ручной фонарь. Вытащила его, включила и стала решительно спускаться по ступеням, тонувшим в тумане.

– А вдруг мы заблудимся? – Калеб застегнул свою куртку и поднял воротник.

– Ну, поплутаем несколько часов, потом умрем от переохлаждения, – безмятежно ответила Сиренити. – Хорошо то, что, если такое случится, мы не узнаем о вторжении.

– О каком вторжении?

– О том, которого Блейд ожидает со дня на день.

– Спасибо за предупреждение.

– Всегда пожалуйста. – Сиренити поняла, что не видит даже машин, стоящих у нее на подъездной дорожке. Несмотря на это, она смело двинулась вперед. Ей нужно было во что бы то ни стало выдворить Калеба из своего дома.

– Эта идея не кажется мне очень удачной, – сказал у нее за спиной Калеб. – Может быть, стоит пока подождать и посмотреть, не поредеет ли хоть немного этот туман.

– В Уиттс-Энде я знаю все как свои пять пальцев. – Сиренити сделала еще один шаг вперед и налетела на жесткое металлическое крыло своего джипа. – Ой!

– И свою дорожку тоже? – Калеб подошел и взял у нее фонарь. – С вами все в порядке?

Она поморщилась. Удар пришелся на колено.

– Да-да, все нормально.

– Рад это слышать. Однако дальше мы сейчас не пойдем. Вам, может, и нравится спотыкаться тут в тумане, а я не хочу изуродовать себя, пока ищу этот дом. – Калеб взял Сиренити за руку, развернул ее кругом и повел обратно сквозь туман к коттеджу.

У потерпевшей фиаско Сиренити настроение было хуже некуда.

– Ладно. Сначала поужинаем, а потом пойдем к Джулиусу.

– Ну, наконец. А то я уже стал бояться, что вы так и не пригласите меня на ужин.

Проснувшись на следующее утро после беспокойного сна, Калеб вдруг ощутил, что кровать почему-то двигается. Ответ напрашивался сам собой. Землетрясение.

Он резко сел в постели, готовый ринуться к выходу. Постель закачалась еще сильнее, и Калеб наконец вспомнил, что постель Джулиуса Мейкписа была подвешена к деревянному потолку на четырех толстых цепях. От малейшего движения она начинала дрожать и качаться. Он еще подумал, не вызовет ли это у него приступа морской болезни.

Он снова откинулся на подушки и стал задумчиво смотреть, как серый свет раннего утра просачивается в спальню через цветные витражи.

Он нерешительно высунул было одну ногу из-под груды лоскутных одеял ручной работы, но тут же втянул ее обратно. Было дьявольски холодно. Похоже, что в печке, которую ему удалось растопить накануне вечером, до конца прогорели все угли.

Хорошо, что он все еще в Уиттс-Энде, а не в тридцати милях отсюда, не в Буллингтоне.

Собравшись с духом, Калеб отбросил одеяла и выбрался из постели. Он схватил свою сумку и направился в малюсенькую ванную комнату. К сожалению, он забыл в Сиэтле свой халат и, вероятно, еще несколько очень нужных вещей. Обычно он тщательнее упаковывался, собираясь в дорогу.

Конечно, у него не оказалось времени на сборы в эту поездку по живописным окрестностям Уиттс-Энда, напомнил он себе. Решение было неожиданным для него самого. Совершенно не в его характере. Уж не сошел ли он с ума?

Калеб прошествовал в ванную и включил подогрев воды в душе. Его поразило, что одна стена была целиком стеклянной. Подняв глаза к потолку, он обнаружил там световой люк. Как видно, Мейкпису нравилась иллюзия купания в лесу. Кроме деревьев, за окном ничего не было видно, но Калеб знал, что будет чувствовать себя ужасно незащищенным от чужих глаз, моясь под этим душем.

Ожидая, пока нагреется вода, он мельком поймал в зеркале отражение собственной физиономии, мрачной и небритой, и поспешил отвернуться. В последнее время он стал избегать зеркал и других отражающих поверхностей. Они пугали его.

Он понимал, как это дико, но почему-то начал бояться, что в один прекрасный день, случайно бросив взгляд в зеркало или на какую-нибудь другую полированную поверхность, он там вообще ничего не увидит. Он не был уверен, что призраки видят свои отражения.

Он встал под душ и постарался сосредоточиться на том, что ему предстояло.

За каким дьяволом он здесь? Уж никак не из деловых соображений. Тогда зачем?

В холодном свете раннего утра он заставил себя прямо взглянуть на свои истинные мотивы. Горячая вода струилась по телу, согревая его, а сквозь стекло он видел лес. Какой смысл лгать самому себе? Он приехал в Уиттс-Энд не из-за этого незавершенного контракта, своей профессиональной репутации или прибыли, которую мог бы получать в будущем от какой-то там мелкой фирмы, торгующей по почтовым заказам.

Он приехал в Уиттс-Энд из-за Сиренити.

И из-за того, что с ней он чувствовал, что живет.

Через сорок минут, свежевыбритый и одетый в джинсы и толстый шерстяной свитер, Калеб был уже в кухне. Он нашел ее еще холоднее, чем вчера, но ему не захотелось опять возиться с растопкой печи. Он стал открывать все шкафы подряд, пока не нашел банку с гранолой55
  Подслащенная овсянка с добавлением орехов и изюма.


[Закрыть] домашнего приготовления. Молока не было – холодильник оказался пуст.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы сгрызть миску сухой овсянки с орехами. Хорошо еще, решил он, что у него здоровые, крепкие зубы. Надо не забыть купить по дороге молока. Зубы хоть и хорошие, но все-таки не из стали.

Жуя гранолу, он разглядывал развешанные по стенам произведения искусства. Большинство картин в аккуратных рамках представляли собой любовно выписанные изображения старинных мотоциклов. Было очевидно, что эти полотна с хромированными монстрами, блестящими и странно величественными, принадлежат кисти талантливого художника. Калеб всмотрелся в подпись на одной из картин. Джесси Бланшар.

Картины с мотоциклами висели между книжными шкафами. Калеб взглянул на несколько корешков на полках. Джеймс Джойс, Пруст и Мильтон соседствовали с Керуаком и Гинзбергом.

Он покончил с овсянкой, сполоснул миску, вытер ее и аккуратно поставил обратно в шкафчик. Потом взял куртку и вышел из дома.

От тумана остались редкие серые пряди. Стоя на крыльце дома Мейкписа, Калеб за группой деревьев различал коттедж Сиренити. Несмотря на неважное настроение, он слегка улыбнулся и стал вспоминать свои первые вчерашние впечатления.

Домик Сиренити был похож на иллюстрацию к волшебной сказке. Построенный из бревен и натурального камня, с толстой дымовой трубой и круто наклоненной крышей, он явно был творением любящих рук. Он был маленький, изящный и излучал невероятное радушие и очарование. Идеальное жилище для леди, которая выглядит так, словно ей нравится в полночь танцевать на лугу при лунном свете. Несмотря на прохладный прием, который ему там оказали накануне, он обнаружил, что горит нетерпением туда вернуться.

Он натянул кожаные перчатки и спустился с крыльца. В этот момент он с радостью пошел бы на убийство за чашку кофе. Он надеялся, что кофе есть у Сиренити. В такое утро просто чаем было не обойтись.

Дорога до коттеджа была недолгой. Ее джип по-прежнему стоял на дорожке рядом с его «ягом», но когда он забарабанил в дверь, никто ему не ответил. Калеб попробовал ручку и с досадой покачал головой, когда она легко повернулась у него под рукой. Эта женщина и в самом деле не от мира сего. Даже не потрудилась запереть дверь.

– Сиренити?

Ответа не было. Он закрыл дверь и сошел по ступенькам. Взглянул на джип и понял, что пешком она вряд ли ушла далеко. Было рано, но она могла пойти в поселок выпить кофе.

Он не мог не отметить, что она не пригласила его с собой.

Меньше чем через десять минут он уже был в центре Уиттс-Энда.

Единственное, что можно было сказать о небольшой группе причудливых, в высшей степени оригинальных сооружений индивидуальной постройки, составлявших центральную часть Уиттс-Энда, – каждое из них было единственным в своем роде. Там было несколько необычных геометрических конструкций из дерева и стекла, с украшениями в ярких и сочных тонах. Рядом с продовольственным магазином Калеб заметил маленькое кафе. Внутри горел свет.

Свет горел и в магазине. Из любопытства Калеб свернул и вошел сначала в магазин Сиренити. Где-то над головой звякнули колокольчики, когда он открывал дверь.

– Сиренити? Вы здесь?

В проходе между полками появилось что-то странное в развевающихся одеждах шафранного и оранжевого цветов. Оно плавно приблизилось к нему, словно плывя по воздуху. В первый момент он не мог решить, было ли представшее пред ним существо мужчиной или женщиной. Его голова была обрита наголо. Нос украшало продетое в него кольцо.

– Сиренити здесь нет. – В голосе звучали замогильные полутона, но он был определенно женский.

– Кто вы? – спросил Калеб.

– Меня зовут Зоун.

– А меня – Калеб Вентресс.

– Калеб Вентресс. Опасность, смятение и неразбериха.

– Вы не правы. Все как раз наоборот, – сказал Калеб. – Я консультант по вопросам бизнеса. Моя работа – разбираться в неразберихе и приводить все в порядок.

– Вы – великое неизвестное. – Зоун воздела руки к потолку ритуальным жестом. Широкие рукава ее одежды соскользнули вниз, и стало видно, что на каждой руке у нее надето несколько серебряных браслетов. – Из хаоса и риска родятся перемены, но пока еще нет знака, чтобы судить, будут ли эти перемены к лучшему.

– Мой послужной список ясно показывает, что перемены будут крайне выгодны всем заинтересованным сторонам. Не скажете ли мне, где моя клиентка?

– Клиентка?

– Сиренити. Может, помните? Она ваша работодательница.

– Сиренити ушла.

– Куда?

– В хижину бедняги Эмброуза. Сказала, ей что-то нужно оттуда взять.

– Негативы, – пробормотал себе под нос Калеб. – Конечно же. Я должен был сам догадаться.

– Всем негативным силам противодействуют позитивные, – нараспев произнесла Зоун. – Такова природа вселенной.

– Разумеется. Послушайте, как мне найти дом Эстерли?

– Беспокойство и смятение, – прошептала Зоун. – Беспокойство и смятение. И большая опасность. Я видела предупреждение в тумане. Я надеялась, что это сон, но теперь боюсь, это было настоящее видение.

– Давайте так, – терпеливо продолжал Калеб. – Если вы не скажете мне немедленно, как туда идти, мы с вами серьезно побеседуем о вашем возможном – в лучшем случае – пособии по безработице.

– Как выйдете, поверните направо. От конца поселка первый поворот налево. Хижина Эмброуза в конце дороги.

– Спасибо, – сказал Калеб. – Вы мне очень помогли.

Глава 4

Глубокое чувство печали охватило Сиренити, когда она просматривала обширный архив, хранившийся у Эмброуза в подвале. У человека был такой талант, думала она. Но вечная борьба с бутылкой и характер, мешавший нормальным отношениям с окружающими, поставили под угрозу его художнический дар. Перед Сиренити предстали свидетельства его постоянных неудач. Шестнадцать картотечных ящиков, набитых непроданными фотографиями.

И соответствующими негативами.

К счастью, Эмброуз систематизировал материалы по времени, чаще всего объединяя работы трех-четырех лет. В этих пределах он располагал все в алфавитном порядке. Сиренити вытянула один из ящиков, где были собраны материалы Эмброуза за последние три года, и стала искать себя. Как она и ожидала, папки находились в прежнем идеальном порядке.

Она нашла папку с этикеткой «Мейкпис, Сиренити» почти моментально. И уже собиралась заглянуть туда, как вдруг у нее над головой раздались чьи-то шаги по деревянному полу. Она замерла на месте.

– Сиренити?

Из-за толстого деревянного перекрытия подвала ее имя прозвучало глухо, но не узнать этот низкий, глубокий голос было невозможно. Наверху был Калеб.

Сиренити не знала, радоваться ей или сердиться. Именно в этом и заключалась одна из проблем, образовавшихся у нее с Калебом за последнее время, подумала она. Он вызывал в ней смешение противоречивых чувств.

– Я здесь, внизу. В подвале. – Она торопливо выхватила из папки единственный большой конверт, который там был, сунула его под мышку и задвинула ящик.

Гулкие шаги Калеба приблизились к двери в подвал. Через секунду он появился наверху лестницы.

– Я должен был догадаться, что вы попытаетесь сделать что-то в этом роде. Скажите, просто ради того, чтобы удовлетворить мое праздное любопытство: законы о взломе и проникновении здесь, в Уиттс-Энде, не такие, как в Сиэтле?

– Откуда мне знать? – Сиренити решила, что в этот момент она испытывает чувство раздражения. Крайнего раздражения. – У меня не было возможности сравнить кодексы. Как свободная духом дочь вселенной, я не ощущаю нужды обращать много внимания на законы, созданные людьми.

– Удобная философия. – Калеб начал спускаться вниз. – Вы нашли фотографии?

Она вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– Я, возможно, и не сын вселенной, но все-таки не идиот.

Она крепко прижала к себе конверт и со злостью уставилась на Калеба.

– Я, знаете ли, не краду их. Они принадлежат мне. Эмброуз как-то сказал, что если они мне когда-нибудь понадобятся, то я могу их взять.

– Ну да? – Взгляд Калеба переместился на конверт у нее под мышкой. – И что же вы собираетесь с ними сделать?

– Не знаю. Порвать и выбросить, наверно. – Она смотрела на него, сдвинув брови. – Они и так уже причинили мне достаточно неприятностей.

– Помнится, вы говорили, что это произведения искусства.

– Да, произведения искусства. Но оказалось, что они еще и источник неприятностей. Поэтому я собираюсь от них отделаться. Мне самой они определенно не пригодятся.

На лице Калеба мелькнуло задумчивое выражение.

– Надеюсь, вы понимаете: то, что фотографии нашлись здесь, заставляет предположить, что шантажировал вас все-таки Эстерли. Теперь совершенно ясно, что он никому не отдавал и не продавал этих негативов.

– Да, я знаю. – Сиренити ощутила еще один наплыв печали. – Но все равно не могу поверить, что Эмброуз поступил бы так. Наверно, у него были некие причины.

– Черт побери, вы готовы найти оправдание для самого сатаны. – Калеб остановился на нижней ступеньке, огляделся и тихонько свистнул. – Я вижу, Эстерли любил хорошее фотооборудование и пользовался в работе, похоже, только самым лучшим.

– Эмброуз страстно любил свою работу.

– Да, разумеется. Настоящий художник. А теперь давайте убираться отсюда.

Сиренити холодно усмехнулась.

– Вам наверняка ни к чему, чтобы вас видели выходящим отсюда вместе со мной? Если нас поймают, вы можете оказаться замешанным в мои криминальные действия.

– Мне, как вашему партнеру и консультанту, придется пойти на такой риск. Это, видите ли, входит в мою работу. Пошли, Сиренити.

Теперь это ее искренне забавляло.

– Вам на самом деле неприятно находиться здесь?

– А что в этом странного? Там, откуда я родом, за такое арестовывают.

– Расслабьтесь, Калеб. Эмброуз был моим другом. Он не был бы против моего прихода. – Сиренити направилась к лестнице. – Но теперь и я готова уйти. В этом подвале какая-то гнетущая атмосфера.

Она была уже в двух шагах от того места, где на нижней ступеньке ее нетерпеливо дожидался Калеб, когда услышала приглушенный звук автомобильного мотора.

– Проклятие, – пробормотал Калеб. – Там кто-то приехал.

– Может, это просто Джесси или кто-нибудь еще из Уиттс-Энда, – сказала Сиренити, надеясь, что так оно и есть.

– Что, если это кто-то из родственников приехал забрать его вещи? Или полиция? Если не возражаете, то мне не хотелось бы быть схваченным за руку, когда я выношу какие-то вещи из дома умершего человека. – Калеб бегом вернулся наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и быстро закрыл дверь в подвал Потом он опять спустился вниз, схватил Сиренити за руку и заставил прижаться к стене.

– Да вы что? Что это вы делаете? – выдохнула Сиренити.

– Тихо. – Калеб щелкнул вторым выключателем, который находился у подножия лестницы. Подвал моментально погрузился в сплошную темноту. – Если нам по-настоящему повезет, то визитер, кто 6ы он ни был, просто уедет.

– Я уверена, что это кто-то знакомый, – недовольно сказала Сиренити.

– Ни слова больше, – прошептал ей на ухо Калеб. Теперь Сиренити на самом деле почувствовала страх, несмотря на свое храброе заявление, что беспокоиться не о чем. Она услышала, как наверху открылась входная дверь. Шаги быстро пересекли комнату.

Кто бы это ни был, он или она, похоже, этот кто-то знает, куда пришел, подумала она. Значит, кто-то из друзей Эмброуза. Джесси, может быть.

Она уже хотела было поделиться своим умозаключением с Калебом и сказать ему, что причин для тревоги нет, когда услышала, как шаги прозвучали прямо у нее над головой и направились к двери, ведущей в подвал. Она беззвучно застонала и толкнула Калеба локтем. Она надеялась, он понимает, что спрятаться здесь негде, если кто-то наверху откроет эту дверь.

– Проклятие, – пробормотал Калеб. – Похоже, придется действовать по обстоятельствам. Попробуйте держаться как ни в чем не бывало. Просто старая приятельница наводит порядок или что-то в этом роде.

– В самом деле, Калеб, вы слишком сильно беспокоитесь.

– А мы, консультанты высокого класса, всегда беспокоимся. За это нам и платят такие высокие гонорары.

– Когда же вы перестанете, наконец, говорить о ваших безобразных гонорарах?

– Эта тема мне очень близка и дорога. Так, давайте это сюда. – Он выхватил конверт у нее из-под мышки.

– Калеб, это мое.

– Я потом вам отдам. – Он снова щелкнул стенным выключателем. Верхняя лампочка осветила комнату без окон. – Ладно, начинаем наступление. Ведите себя так, будто у нас есть полное право здесь находиться.

– Это так и есть. В некотором смысле.

Наверху лестницы открылась дверь. Показался какой-то мужчина.

– Что за черт? Кто там внизу?

– А вы кто такой? – спросил Калеб тоном того естественного высокомерия, которое люди склонны связывать с полицейскими и другими облеченными властью фигурами. – Это частная собственность.

Незнакомец наверху заметно вздрогнул и неуверенно посмотрел вниз.

На вид ему было под шестьдесят, он был худой и жилистый, с узким лицом курильщика и глубоко посаженными глазами. Одет он был в старый свитер и брюки и выглядел беспокойным, дерганым человеком, живущим в основном за счет нервной энергии. Он был явно встревожен тем, что в подвале кто-то есть. Его рот открылся, закрылся и опять открылся.

– Нет, минуточку, черт возьми, – громко сказал он наконец. – Я имею право здесь быть.

– Привет, – сказала Сиренити. Краем глаза она заметила, что конверт с ее фотографиями исчез во внутреннем кармане куртки Калеба. – Мы не хотели испугать вас, извините. Вы член семьи?

– Семьи? – Человек уставился на нее. – Какой семьи?

– Семьи Эмброуза, – мягко объяснила Сиренити. – Извините нас за вторжение. Мы не знали, что у него были близкие родственники. Он никогда ни о ком не упоминал.

– Я не родственник, я друг. – Мужчина запнулся. – Я хочу сказать, я был его другом. Meня зовут Галлахер Файрбрейс. Я фотограф из Сиэтла. Я знаю, то есть знал Эмброуза очень давно. Вчера вечером мне позвонил один знакомый фотограф из Буллингтона и сказал, что слышал, будто произошел несчастный случай. Вот я и приехал узнать, не могу ли быть чем-то полезен.

– Калеб Вентресс, – с легкостью представился Калеб, словно ему было не привыкать, чтобы его заставали прячущимся по чужим подвалам. – А это Сиренити Мейкпис. Она тоже дружила с Эмброузом. Мы зашли немного прибраться.

– Понятно. – Галлахер взглянул на Сиренити верху вниз. – Вы правы. У Эмброуза нет родственников.

– Интересно, кто все это унаследует? – задала вопрос Сиренити.

– Понятия не имею. – Глаза Галлахера прошлись по массе дорогого оборудования, сложенного в подвале – Он был должен мне кучу денег.

– Да? – Калеб внимательно наблюдал за ним.

– По всей вероятности, он у многих поназанимал денег. – Галлахер тяжело вздохнул. – Он был чертовски хорошим фотографом. Жаль только, что не справился с собой в личном плане. Выпивка как раз и сгубила его дело.

– Похоже, выпивка постепенно губила у Эмброуза все, – тихо произнесла Сиренити.

– А под конец убила и его самого. – Галлахер стал медленно спускаться. – Удивляться тут, видно, не приходится. Но все-таки это был мой приятель, брат-профессионал, и я вроде как надеялся, что он все-таки бросит пить. Ну, теперь-то поздно об этом рассуждать. Интересно, что будет со всем его оснащением. Знаете, он истратил на него целое состояние. В том числе и кучу моих денег.

– Здесь и в комнате наверху действительно есть несколько по виду довольно ценных вещей, – заметил Калеб.

– Эмброуз не очень-то интересовался людьми, но в фотооборудование был просто влюблен, – сказал Галлахер. – Дурачок несчастный. Он всегда был так уверен, что стоит только купить новый фотоаппарат или осветительный прибор по последнему слову техники, как его дела сразу же придут в порядок.

Сиренити нахмурилась.

– Я до сих пор как-то не очень задумывалась над этим, но Эмброуз, должно быть, действительно потратил кучу денег на оборудование за все эти годы.

– Мне вы можете не говорить. – Галлахер удрученно усмехнулся. – Одному Богу известно, сколько я ему передавал. И кто знает, кого еще он уговорил одолжить ему несколько баксов.

– Наверно, его подруга Джесси давала ему что-то, – сказала Сиренити. – Я знаю, Джулиус давал ему немного денег время от времени. И Монтроуз, и Куинтон. Да и я, если на то пошло.

– Сколько бы кто ни давал ему, ему всегда нужно было еще и еще, – продолжал Галлахер. – Haдо прямо сказать, парень доил кого мог. И все-таки было в Эмброузе что-то такое, что невольно вызывало к нему симпатию, правда?

– Правда, – откликнулась Сиренити. – Это его страсть к работе, я полагаю. На нее люди и реагировали.

– Наверно, так оно и было. – Галлахер помолчал. – У Эмброуза был талант. Но в Сиэтле он прославился тем, что слишком часто являлся на съемки пьяным, и это каждый раз ставило на нем крест. Он перебрался сюда, в Уиттс-Энд, и практически стал недосягаем для всех нас. Но все же, когда я услыхал, что случилось, то решил приехать и проверить, правда ли это.

– А может, и разжиться кое-чем из фотооборудования, которое собрал Эстерли? – предположил Калеб. – По приблизительной прикидке я бы сказал, что, например, объектив «Никон» – вон тот, на последнем в ряду ящике, – стоит где-то тысячу, а то и полторы.

– Э, послушайте, – рассерженно начал Галлахер. – Я же сказал, он был мне должен деньги. Кучу денег. Я имею право получить долг так или иначе.

– Возможно, у окружного шерифа найдется, что сказать по этому поводу, – предположил Калеб. – Если не появятся ближайшие родственники или наследник, чтобы заявить права на эту хижину со всем содержимым, то имуществом покойного распорядятся власти штата.

Галлахер сжал губы в тонкую, недовольную линию.

– Да, наверно, так.

– Можете не сомневаться. – Калеб взял Сиренити под руку и стал решительно взбираться по лестнице. – Думаю, нам всем пора идти. Похоже, здесь особенно прибирать нечего.

Сиренити посмотрела на Галлахера, когда она и Калеб достигли верхней ступеньки.

– Мы, наверно, скоро устроим поминки по Эмброузу. Я могла бы позвонить вам и сообщить время и место.

– Спасибо, но я завтра уезжаю в Портленд на съемку, – сказал Галлахер. – Годовой отчет для крупной фирмы. Буду занят несколько дней.

– Понимаем. Дело прежде всего. – Калеб выключил свет и закрыл дверь в подвал. Потом насмешливо-вежливо наклонил голову.

– После вас.

Галлахер бросил последний, разочарованный взгляд на закрытую дверь подвала и пожал плечами. Потом впереди всех прошел через комнату и вышел на крыльцо.

– Пока. – Спускаясь по ступенькам и направляясь к невзрачному зеленому седану, Галлахер вынул из кармана пачку сигарет.

– Будьте осторожны, – машинально крикнула ему Сиренити.

Галлахер рывком открыл дверцу.

– Проблем вроде бы не должно быть. Туман наконец рассеялся. – Он сел за руль и захлопнул дверцу.

Когда Галлахер включил двигатель и задним ходом тронул с места, на дорожку въехала еще одна машина – не первой молодости «шевроле».

– Для покойника у Эстерли определенно что-то многовато посетителей нынче утром, – пробормотал Калеб.

– Это Джесси Бланшар, – объяснила ему Сиренити. – Эмброузу она была ближе, чем кто-либо друтой.

Джесси, строго и артистически элегантная женщина в возрасте сорока девяти лет, вышла из машины. Она была одета, как всегда, во все черное: свитер, джинсы и высокие сапожки. Поверх этого на ней была черная куртка, а длинные пальцы рук были унизаны серебряными кольцами с бирюзой.

Этот стиль, который Джесси очень давно довела до совершенства и никогда не меняла, подчеркивал ее черные с серебром волосы и экзотические черты лица. Она обернулась и посмотрела вслед зеленой машине. Потом взглянула на Сиренити.

– Кто это был? – спросила Джесси. Голос у нее звучал с хрипотцой.

– Его зовут Галлахер Файрбрейс. Сказал, что был приятелем Эмброуза, – объяснила Сиренити.

– Файрбрейс. – Джесси сдвинула брови. – Кажется, Эмброуз упоминал это имя время от времени. Он ведь из Сиэтла, да?

– Очевидно. – Сиренити сбежала с крыльца и обняла Джесси. Джесси казалась усталой, но спокойной, почти смирившейся с судьбой. – С тобой все в порядке?

– Нормально. – Джесси улыбнулась ей усталой улыбкой. – Какая-то часть меня всегда знала, что все так и кончится. Бедный Эмброуз никак не мог расстаться с бутылкой более или менее надолго, чтобы привести свою жизнь в порядок. Но в последнее время я действительно стала позволять себе думать, что на сей раз это и правда может ему удаться. Он очень старался.

– Мы все надеялись, что ему это удастся, – мягко произнесла Сиренити.

– Да. – Джесси посмотрела на Калеба. – Bы должно быть, новый деловой консультант Сиренити. Вы тот, кто ночевал в коттедже Джулиуса.

Калеб криво усмехнулся.

– Вот что значит маленький городишко, не так ли? Ничто не остается незамеченным. Я Калеб Вентресс.

– Жаль, что Эмброузу не довелось встретиться с вами, – сказала Джесси.

Калеб поймал взгляд Сиренити.

– Я бы и сам не возражал переброситься с ним парой слов.

Сиренити поспешила переменить тему разговора. Сейчас было не время и не место обвинять Эмброуза в шантаже.

– Ты не знаешь, что будет с вещами Эмброуза, Джесси?

Джесси посмотрела на нее с удивлением.

– Он все оставил мне.

– Эстерли оставил завещание? – резко спросил Калеб.

Джесси кивнула.

– В прошлом году он съездил к адвокату в Буллингтон и составил его. У Эмброуза был как раз такой период, когда он убедил себя в том, что его талант так и не будет признан при жизни.

– И он стал надеяться на чуточку посмертной славы, так? – спросил Калеб.

Джесси вздохнула.

– Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы привлечь к его работам внимание критиков. Он определенно этого заслуживает. Он действительно был очень талантлив. Просто жаль, что он… ну да ладно. Сейчас поздно говорить об этом, не так ли?

– Эстерли оставил вам все? – спросил Калеб. – И коттедж, и все свое фотооборудование?

– Да. Как только я вывезу вещи Эмброуза, думаю передать дом агенту по недвижимости в Буллингтоне. Пусть сдаст или продаст его. Мне в общем-то все равно. Фотооборудование я, наверно, попробую продать. Может, дам объявление в буллингтонской газете.

– Вам лучше присматривать за оборудованием, пока оно не продано, – серьезно сказал Калеб. – Похоже, что им очень интересуются.

Глаза Джесси слегка округлились.

– Что вы хотите этим сказать?

– Кажется, мистер Файрбрейс думает, что имеет какие-то права на него, потому что, как он говорит, давал Эмброузу деньги в долг все эти годы, – пояснила Сиренити.

Джесси оглянулась через плечо в направлении, где исчез Галлахер.

– Зная Эмброуза, я ничуть не удивлюсь, что он умep, будучи должен деньги многим людям. Если мистер Файрбрейс захочет связаться со мной, то, может быть, мы как-то это уладим.

– Только если он сможет представить доказательства того, что действительно одалживал Эстерли деньги и долг не был возвращен, – решительно заявил Калеб. – Удостоверьтесь, что у Файрбрейса есть подлинные долговые расписки за подписью Эстерли, прежде чем согласитесь передать ему какое-то оборудование.

Джесси слегка улыбнулась.

– Вы определенно бизнесмен, не так ли?

– Это то, чем я занимаюсь.

Джесси пожала плечами.

– Спорный вопрос здесь вряд ли возникнет. Эмброуз был одержим сохранением всего, что касалось его работы. Если он занимал у Файрбрейса деньги на фотоаппаратуру, то можете не сомневаться, что в одном из этих ящиков найдется документальное тому подтверждение.