Автор книги: Джейсон Белл
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
В отличие от правительства Германии Белл обратил внимание на знаки. 18 мая в его дневнике сообщалось, что над Рухлебеном пролетел огромный орел. В тот день в США был принят Закон о воинской повинности. Миллионы свежих американских солдат вскоре прибудут в Европу, чтобы присоединиться к борьбе. Затем в среду, 4 июля Белл наблюдал полное лунное затмение. В Древнем мире затмение предвещало катастрофу. Как оказалось, катастрофа приближалась к России. Белл прочитал в газетах о массированной атаке русской армии на немецкую сторону. Ее первоначальный успех скрыл агонию Российской империи.
В течение нескольких недель российские войска рассеялись. Коммунисты ждали своего часа. Теоретический яд Германии – Маркс, интерпретированный Лениным, – подействовал даже лучше, чем реальный ядовитый газ. Россия рухнула в приступе гражданской ненависти.
Две недели спустя Белл прочитал ошеломительную новость о том, что рейхстаг 212 голосами против 126 принял мирную резолюцию Маттиаса Эрцбергера, лидера католической центристской партии. Его вдохновило мирное предложение папы Бенедикта XV, которое призывало к справедливому согласованию доступа к суше и морю. Нацисты не забыли ни о предполагаемом предательстве Эрцбергера, ни о том, что в 1918 году он подписал перемирие. В 1921 году на юго-западе Германии он был убит. Организатора убийства по иронии судьбы звали Манфред фон Киллинджер[36]36
В английском оригинале фамилия Killinger намекает на слово kill – «убивать».
[Закрыть].
Ознаменовала ли резолюция Эрцбергера в рейхстаге долгожданный мир? Нет. Из газет на следующий день Белл узнал, что милитаристское правительство Германии отнеслось к рейхстагу безразлично, как к студенческому совету.
Летом и осенью во Франции и Бельгии война продолжалась в таких же жестоких условиях, но внезапный крах России означал, что Германия получила новый шанс. Пока демократы Германии искали выход из конфликта, полевые командиры страны видели путь к победе.
В родном городе Белла, Галифаксе, 8 декабря 1917 года в гавани загорелся и взорвался тяжело нагруженный корабль с боеприпасами. На тот момент это был самый крупный искусственный взрыв в истории человечества. Почти мгновенно погибло около 2000 человек и ранено еще 9000.
Несколько дней спустя Белл с облегчением узнал, что члены его семьи, защищенные расположенным между ними и взрывом холмом, в безопасности. Ральф, брат Уинтропа, занял должность в исполнительном совете Комиссии по оказанию помощи Галифаксу, распределяя 27 000 000 долларов в чрезвычайных фондах (около 500 000 000 долларов на сегодняшние деньги). Эта работа позволяла ему регулярно общаться с видными канадскими и американскими политиками. Таким образом, он получил высокий пост, благодаря которому после войны мог предложить своему старшему брату работу.
В конце февраля 1918 года воздух в Рухлебене был ужасен, как и состояние легких Белла. Русский фронт рухнул, и на востоке немцы торжествовали. Ленин готовился уступить немцам огромные участки земли. Они подписали соглашение[37]37
Речь идет о Брестском мире.
[Закрыть] в воскресенье, 3 марта, и Россия отказалась от контроля над Украиной, Польшей, Эстонией, Латвией, Литвой, Беларусью и Финляндией. Затем Ленин взял на себя военную задачу немцев и занялся убийством своих соотечественников[38]38
Гражданская война в России (1918–1922/1923) сопровождалась военными действиями разных военизированных групп. В ней, помимо каноничного противостояния промонархистских белых и коммунистических красных, участвовали многочисленные анархистские, националистические, социалистические объединения, а также Народная армия КОМУЧа (Комитета членов Всероссийского учредительного собрания).
[Закрыть].
50 освободившихся дивизий закаленных в боях немецких войск с востока устремились на запад. Смогут ли они наконец прорвать линию обороны врага? Правительство Германии было преисполнено оптимизма, но демократов произошедшее в России привело в ярость. Захват земель доказал, что лидеры Германии действительно были бандой воров. Они убедили общественность начать войну, притворившись, что Россия планирует грабить Германию. А теперь Германия грабила Российскую империю.
К началу апреля казалось, что немцы могут добиться победы как на Восточном фронте, так и на Западном. Союзники не были готовы внезапно сразиться с 50 новыми немецкими дивизиями, и массированной атаке почти удалось обойти британцев с фланга. Крупнейшие немецкие орудия продвинулись достаточно далеко, чтобы обстрелять Париж. В Страстную пятницу взрывное устройство сдетонировало в церкви на правом берегу Сены, в результате чего погиб 91 человек и еще множество получили ранения.
Генерал Дуглас Хейг сплотил свои войска отважной речью: «Даже загнанные в угол, мы верим в справедливость нашего дела, и каждый из нас должен сражаться до конца» [10]. Британцы удерживали свой угол, хотя потери исчислялись сотнями тысяч.
В Рухлебене жизнь шла своим чередом. В Университете Рухлебена Белл запустил десятисессионный мастер-класс по теории ценностей. На первой лекции присутствовало 40 студентов. Он заметил много скучающих лиц, но это было не важно. В анонсе он ясно дал понять, что занятия не будут сфокусированы на экономических ценностях (что разочаровало тех, кто хотел учиться бизнесу) и что он не будет читать проповеди (что разочаровало тех, кто хотел короткий, поучительный курс). Тем не менее 24 студента вернулись на вторую лекцию – неплохо для курса по философии.
Курс Белла был сосредоточен на двух вопросах: какова суть ценности, которая объединяет историю, науку, этику, религию и искусство? И чем отличается каждая отдельная дисциплина? Его курс ценностей собрал воедино два, казалось бы, непримиримых философских аргумента: монизм, который утверждает, что в глубине души все одинаково, несмотря на видимые различия, и атомизм, который утверждает, что отдельные вещи не имеют ничего общего. Курс Белла показал, что ценность имеет определенные универсальные черты, но при этом она бесконечно разнообразна.
4 июля 1918 года лагерь для военнопленных поразил испанский грипп. Это была самая смертоносная пандемия в истории человечества: только в Германии погибло 200 000 человек. На следующий день болезнь поразила Белла. Он принял аспирин и решил, что все в порядке. Но вскоре у него поднялась температура, заболела голова и появился постоянный кашель. Для человека, у которого уже было заболевание легких, инфекция могла оказаться смертельной. Несколько недель спустя он выздоравливал, но по-прежнему испытывал боль. Особенно болели глаза, когда в среду, 14 августа он преподавал свой курс по ценностям восьми усталым студентам, пока остальные жутко кашляли в бараках.
В конце сентября приехал его близкий друг Вильгельм Рунге, оставшийся в живых брат Бернхарда. После адской жизни на передовой Вильгельм был переведен в подразделение военной разведки в Берлине.
В первый вторник октября Белл узнал о кончине своего любимого отца Эндрю в Новой Шотландии. В течение четырех лет Уинтроп отчаянно хотел вернуться домой, чтобы провести с ним больше времени. Смерть отца причинила ему невероятную боль, но освободила. Он решил, что может и не возвращаться в Канаду, если выйдет из этой тюрьмы.
Пять дней спустя принц Максимилиан Баденский стал новым канцлером Германии. Теперь Белл был всего в шаге от вершины могущества Германии: спичрайтером Бадена был его гёттингенский друг Курт Хан, служивший в военном ведомстве Министерства иностранных дел Германии.
Приход к власти Бадена и Хана в 1918 году стал безошибочным свидетельством того, что демократические силы Германии начали мирный переворот. Все прошло так тихо, что мало кто его заметил, но Белл знал, что происходит, потому что уделял этому много внимания. Как пишет философ Молли Макграт: «В центре феноменологии находятся факты» [11].
Немецкие империалисты завоевали восток, и все еще были оккупированы большие части Бельгии и Франции. Но они начали отступать перед западными врагами, усиленными США.
Наступление немецкой армии весной 1918 года позволило захватить большую территорию, но ценой многих жизней и техники. Хуже того, атака не привела к обещанному прорыву, который позволил бы выиграть войну. Политический климат изменился. Немцы начали осознавать правду. Забастовки рабочих участились. Социалистическая и католическая партии осмелились требовать мира. Крайние левые угрожали революцией. На поле боя немецкие солдаты массово сдавались и дезертировали.
Тем временем в тылу демократы одерживали верх. Милитаристские лидеры Германии начали планировать побег в нейтральные страны.
Белл ждал газет с «огромным нетерпением». 28 октября, хотя погода была прекрасной, «спортивные поля были пусты». Две недели спустя немецкие моряки-революционеры двинулись на Берлин, организовав вторжение недалеко от Рухлебена. Белл и его сокамерники заняли места в первом ряду.
На занятия в Университете Рухлебена пришла всего пара студентов. Не похоже, что они закончат семестр.
9 ноября принц Максимилиан указал кайзеру Вильгельму на выход, отправив его в горькую ссылку. Охранники Рухлебена подняли красный флаг, символизирующий их верность социализму. Теперь заключенные и охранники были едины, товарищи. Каждый мог свободно приходить или уходить. Белл с изумлением наблюдал, как шесть заключенных исчезли через изгородь. Несколькими неделями ранее их остановили бы дубинки или стрельба.
В понедельник, 11 ноября было подписано перемирие. Стрельба на полях сражений утихла. Это был не мир, всего лишь прекращение огня. Однако казалось очевидным, что за ним последует мир. Вскоре Белл посетил Берлин, где увидел и услышал «признаки революции». Время от времени раздавались выстрелы, но рестораны оставались открытыми. За десять марок он отлично пообедал. Черный рынок жил и процветал. Затем Белл вернулся в Рухлебен, как и обещал.
20 ноября он и лейтенант Курант имели «увлекательную» дискуссию о немецкой политике у Вильгельма Рунге в Берлине. Вскоре Белл сообщит подробности премьер-министрам. 21 ноября он попрощался с Рунге и биологической лабораторией Пиза, а затем допоздна собирал вещи. Два дня спустя он сел в холодный медленный поезд из Берлина и на следующий день был в Копенгагене, на борту парохода «SS Dronning Maud», который сопровождал торпедный катер, оберегая от коварных мин.
В субботу, 23 ноября он сел на борт «прекрасного, роскошного “Фредерика VIII”» и наконец отправился в Англию вместе с другими рухлебенцами. Ведущие интеллектуалы Университета Гранд Стенд еще не знали, что на другой стороне Ла-Манша их ждали важные люди, чтобы задать пару вопросов. Британской разведке необходимо было знать, что происходит в Германии.
Высокопоставленные друзья в немецкой политике и военной разведке, знание языка и широкое гуманитарное и техническое образование – все это делало Уинтропа Белла самым подходящим человеком.
3
Антисемитская лига
26 ноября 1918 года туманным, теплым вечером Уинтроп Белл расхаживал по палубе «Фредерика VIII». Корабль встал на якорь на закате. Море кишело противокорабельными минами, что делало ночное путешествие невозможным. Из-за нехватки поездов и кораблей, а также опасных условий на воде поездка Белла из Берлина в Англию, которая до войны могла занять два-три дня, превратилась в шестидневное испытание.
У него было два паспорта. Один британский, другой академический, который давал множество возможностей. Через две недели после окончания войны, после четырех лет заключения, Белл наконец отправился домой в Галифакс через Англию, а затем на работу преподавателем философии в Гарварде.
Так он думал. Как выяснилось, премьер-министр Роберт Борден по-другому представлял себе будущее Белла. Мировые лидеры собрались в Париже, чтобы определить новую форму мира. Они создадут Лигу Наций; разделят павшие империи, которые когда-то принадлежали немцам, австрийцам, русским и османам; продиктуют немцам условия Версальского договора. Чтобы принимать правильные решения относительно Германии, Бордену нужна была информация, и он остро нуждался в ней. Может ли Белл быть нужным человеком?
Но первым делом на повестке дня стояла доставка Белла в Англию живым. «Фредерик» осторожно возобновил плавание, а моряки на палубе высматривали мины. Немецкая версия была самой смертоносной. Если корпус «Фредерика» заденет одну из них, это вызовет цепную реакцию: мягкий свинцовый рожок сожмется, разобьет пузырек с кислотой, активирует батарею и взорвет более 135 килограммов взрывчатки.
На дне Северной Атлантики Белл пропустил бы собеседование на сверхсекретную работу, о котором еще не знал.
Из-за мин, блокад и подводных лодок дела «Фредерика» в годы войны шли не очень хорошо. Корабль, вошедший в строй в 1913 году, был флагманом Скандинавско-Американской линии. Его основной работой была доставка зажиточных скандинавских эмигрантов в США. Он мог перевозить около 200 человек, и даже пассажиры третьего класса размещались в каютах. Для путешествия по холодным водам Северной Атлантики он подходил гораздо лучше, чем более крупный «Титаник», затонувший в 1912-м. После той катастрофы пассажиры имели меньше желания добраться до Нового Света с помпой и больше – живыми. Для этой задачи «Фредерик» был «лучшим кораблем, когда-либо построенным для северной службы во льду, тумане и снегу», с «чрезвычайно большим» количеством спасательных шлюпок – 34, в то время как у «Титаника» было 20 [1].
Жизнь на борту, как писал Белл в своем дневнике, была «интересной» и по сравнению с тем, что было раньше, «роскошной». Впервые за многие годы он спал на простынях и писал письма в корабельном кабинете, рядом с хорошо укомплектованной библиотекой: обе комнаты были отделаны панелями из полированного красного дерева. Рядом, в зале с отличной акустикой, отделанном американской вишней, искусные музыканты играли так хорошо, как только могли среди волнующегося моря.
Однако Беллу было трудно в полной мере насладиться этой роскошью, поскольку он понимал отчаяние Германии. Хотя война де-юре закончилась, британские военные корабли продолжали блокировать доставку продовольствия и припасов во все более остро нуждающуюся страну. Перемирие было всего лишь прекращением огня, а не мирным договором, и разница между одной подписью и двумя заключалась в том, что дети новой демократии Германии продолжали голодать.
Для британцев это была хладнокровная ставка на победу. Белл же смотрел, как его немецкие друзья страдают от недоедания. Чтобы изменить политику, Беллу нужно было изменить мнение как британского правительства, так и англоязычной общественности. Это была трудная задача. Воздух был пропитан ненавистью к немцам. Однако, несмотря на все ненужные несчастья, он знал, что политическую ситуацию можно спасти. Немцы все еще надеялись, что демократия сможет добиться успеха. И все же он задавался вопросом, как долго демократический оптимизм сможет продержаться перед лицом истощения. А что произойдет, если правительство потерпит неудачу? Центр еще держался, но равновесие было неустойчивым. В революционные времена быть умеренным правительством трудно.
Если немецкая демократия падет, кому страна достанется – левым коммунистам, задавался вопросом Белл, или правым экстремистам, «реакционным националистам»? Пока западный мир был одержим левоцентристскими социал-демократами, которые теперь контролировали страну, он был одним из немногих, кто знал об особой разновидности крайне правых немцев, которые ненавидели евреев, славян и другие якобы низшие расы. Вскоре их назовут нацистами.
Возможно, Белл понимал реальную силу правых экстремистов в стране, потому что именно они были его обвинителями во время академического процесса в 1914 году. Затем, во время войны, ненасытное чтение Белла на немецком языке предоставило ему печатные доказательства их существования и могущества. И, без сомнения, многочисленные друзья-евреи Белла тоже держали его в курсе.
Но, как ни странно, в конце 1918 года МИ-6 в Германии работала вполсилы [2]. Ее основной задачей было выяснять, где будет следующая атака – во Франции или Бельгии, а вовсе не изучать, что происходит на родине врага. Хуже того, в годы войны там было крайне сложно вербовать людей. Но, несмотря на ограничения, шпионское агентство полностью переиграло немцев, используя сеть тайных наблюдателей за поездами в Бельгии для раскрытия передвижений противника в направлении фронта. Операцией, известной как «Белая Дама», руководили Ричард Тинсли и Генри Ландау из Роттердама. Лесли Ренвик Грант, военный атташе нейтральной Швеции, переправил агентов в Германию после того, как пережил битву при Галлиполи. Источник МИ-6 по имени Карл Крюгер предоставил точную информацию, которая позволила Британии прогнозировать перемещения военно-морских сил. Другие британские спецслужбы также внесли свой вклад. МИ-5, внутреннее разведывательное агентство, искореняло немецких шпионов дома. А «Комната 40», бюро расшифровки, перехватило телеграмму Циммермана[40]40
Артур Циммерман (1864–1940) – министр иностранных дел Германии в 1916‒1917 годах.
[Закрыть], которая пыталась подтолкнуть Мексику к нападению на США, но вместо этого ускорила вступление Америки в войну. Несмотря на эти успехи, после войны МИ-6 столкнулась с серьезными сокращениями бюджета.
Хотя Белл идеально подходил для работы в Германии, еще не было ясно, найдутся ли деньги, чтобы нанять его. Трудно сказать, планировал ли Роберт Борден уже в ноябре поставить Белла на должность разведчика в Министерстве иностранных дел Великобритании, или эта идея пришла ему в голову только в следующем месяце. Но несомненно, что Канада была сравнительно богата благодаря своим огромным природным ресурсам и имела средства, чтобы обеспечить работу нового британского агента.
В 1918 году ни один британец не знал о Германии больше, чем Белл. В то время как другие студенты-феноменологи из Гёттингена были склонны общаться только между собой, Белл заводил дружбу с интересными людьми, где бы ни находился. Среди этих людей были такие математики и физики, как Рихард Курант, Вильгельм Рунге и будущий лауреат Нобелевской премии Макс Борн. Когда началась война, эти люди стали руководителями военно-научной разведки Германии. Они рассказывали Беллу свои секреты, потому что знали, что он любит Германию и демократию и ему можно доверять. Навстречу Англии плыл ценный источник важной инсайдерской информации.
27 ноября «Фредерик» прибыл в док Кинг-Джордж в Халле в сильном тумане. Освобожденных заключенных ждал восторженный общественный прием, сопровождавшийся сиренами и музыкой. Первая группа высадилась, а Белл и другие остались на борту. Туман сменился дождем. Ожидание длилось несколько часов. Провизия закончилась. Белл сообщает о «борьбе за печенье», когда чай наконец был подан.
Наконец вечером Белл и его группа покинули корабль и погрузились в военные грузовики. После ухабистой трехкилометровой поездки на цельнолитых шинах они прибыли в армейский лагерь Рипон в 8 часов вечера. Рипон был командным пунктом Северного командования, возглавляемого генералом Джоном Максвеллом, который был близко знаком с новой британской секретной разведывательной службой благодаря совместной работе по разгрому ирландского повстанческого движения. Сомнительно, что под командование Максвелла группу Белла привело простое совпадение.
Белл выпрыгнул из грузовика прямо в дождь и грязь. Он присоединился к своим близким друзьям Майклу Пизу и Гранту Локхеду. Как и Белл, в 1914 году, когда разразилась война, они учились в немецких университетах. Теперь они стояли в очереди, чтобы побеседовать с человеком, который направлял свет фонарика им в лицо и устраивал блиц-опрос. Его задача заключалась в том, чтобы распределить прибывших по жилью – с офицерами, сержантами или рядовыми, каждый со своей кастой. Солдат с фонариком оценил Белла по высшему разряду, отправив к офицерам.
Белл завершил день приятным вечером в казино Рипона. Офицер завязал разговор. Могут ли коммунисты (Советы, большевики, красные) действительно прийти к власти в Германии? Многие думали, что могут. Социалисты были новой правящей силой в стране, и среди них агитировали коммунисты.
Белл покачал головой. Социал-демократы временно объединились с Коммунистической партией, образовавшейся в Германии в конце 1918 года, но их разделяли глубокие разногласия. Между тем воинственная ветвь коммунистов оказалась дискредитирована. Он объяснил, что солдаты ненавидели крайне левых, возглавляемых Либкнехтом, потому что его люди раздавали оружие, из которого стреляли по солдатам во время Ноябрьской революции[41]41
Ноябрьская революция – события в Германии в ноябре 1918 года, приведшие к падению кайзеровского режима и установлению в стране парламентской формы правления, которую позднее (после учредительного собрания в Веймаре) назовут Веймарской республикой.
[Закрыть]. А демократические политики ненавидели коммунистов, потому что они захватили правительственные посты и пытались управлять страной.
Хотя Либкнехт пользовался поддержкой некоторых профсоюзов в Берлине, большинство немцев поддерживали демократию по принципу «один человек – один голос». Сам факт, что немецкое правительство было «социалистическим», вводил в заблуждение. «Революцию поддержали не только социалистические партии, – отмечал Белл, – но и широкие круги немецкого народа, который не был революционно настроен». Несмотря на свое «социалистическое» название, которое пугало некоторых высокопоставленных лиц Великобритании, ненавидевших левых и иногда смешивавших социализм и революционный коммунизм, Социал-демократическая партия на самом деле была центристской и демократической[42]42
Демократическая природа СДПГ образца 1918 года вызывает вопросы, поскольку и Фридрих Эберт (рейхсканцлер и будущий президент), и его ближайший союзник Густав Носке (министр обороны) устраивали кровавые расправы с участниками забастовок и приказали убить известных немецких коммунистов – Карла Либкнехта и Розу Люксембург.
[Закрыть].
Далее Белл сказал, что пока невозможно получить исчерпывающую политическую информацию о немецких офицерах. Все офицеры, которых он знал лично, поддерживали демократию. Такие люди, как Курант и Борн, «поддерживали революцию и работали в полном согласии с властями». Но, учитывая полный хаос в офицерских рядах после войны, Белл признал, что ему было трудно представить общую ситуацию.
Революция была продемократической. Новые правители пытались научиться управлять. Большинство немцев, даже высокообразованных, не имели политического опыта. В Англии существовала давняя традиция парламентской демократии, но немцы настолько привыкли к тому, что всем управляли прусские юнкеры (древний военно-политический правящий класс), что большинство из них мало обращало внимания на политику. Друзья Белла принадлежали к широкому классу людей, которые «до войны не интересовались политикой. Среднестатистический образованный человек редко обладал политическими взглядами и совершенно откровенно говорил, что оставляет это тем, кто занимается деловой политикой и искусством государственного управления».
Эти люди были обычными немцами-патриотами, которые долгое время верили в пропаганду оправданности военных целей своей страны и ее неизбежной победы. Но к концу войны «резкий крах военной позиции Германии за столь короткое время убедил народ в том, что те, кого он признавал своей военной и политической властью, обвели его вокруг пальца».
Было демократическое политическое пробуждение мимолетным изменением или чем-то устойчивым? Белл ответил: «По словам моих друзей, события прошлого года убедили их, что именно эта политическая апатия того класса людей, к которому они принадлежат, была фатальной для Германии, и они готовы и верят, что подавляющее большинство молодых людей их типа также готовы всем сердцем поддержать умеренную, то есть демократическую революцию, а не любой вид большевистской».
Британский офицер одобрительно кивнул. Он узнал нечто новое. После революции появились газеты экстремистского правого и левого крыла немецкой политики. Тем временем демократы страны хранили молчание, потому что были заняты попытками понять, как управлять страной. Поток угроз со стороны экстремистов заставил Британию испугаться ситуации в Германии и подготовиться к продолжению борьбы. Тем не менее Белл сказал, что у Британии есть веские причины надеяться на немецкую демократию и помогать ей.
Белл сначала не знал, что его проверяют. Насколько ему было известно, он просто беседовал на интересные темы, о которых случайно захотели узнать британские офицеры. Он очаровал своих хозяев и поделился ценной информацией, которую из британских подданных знал только он. Через Рунге он имел доступ к секретным военным шифрам Германии, что, в свою очередь, давало ему доступ к строго секретной информации. Один шифр, который видел Белл, показал, что Кильское восстание, ставшее началом конца немецкого милитаристского правительства, началось с ошибки. В Киле моряки ошибочно решили, что начальство отправляет их на самоубийственную миссию сражаться с британским флотом, и поэтому взбунтовались. Фактически боевой приказ против Британии был предложен и отклонен. Слушатели Белла подались вперед, понимая, что человек перед ними – ключ к немецкой разведке. Между тем сам Белл был рад поделиться важной информацией и своим взглядом на нее из-за свойственного ему чувства лояльности.
На следующий день Белл отправился в Рипон, чтобы купить воротнички и побриться, и вернулся на базу в хорошем настроении. Ему всегда хотелось выглядеть как можно аккуратнее, но, возможно, он также подозревал, что претендует на должность.
Между тем для Майкла Пиза мысль, что он застрянет в армейском лагере Рипон, едва вырвавшись из немецкого лагеря для военнопленных, казалась абсурдной. Он провел годы в качестве одного из ключевых организаторов академической жизни Рухлебена и теперь с нетерпением ждал заслуженного отпуска. Ему также очень хотелось познакомиться с Хелен, своей будущей женой, пламенной интеллектуалкой, которая начала с ним переписку во время его заключения. Он вышел из Рипона, но перед этим не забыл пригласить Белла в гости. Среди высших слоев британского интеллектуального общества у Пиза были друзья и родственники, которые его ждали. Неподалеку от Пизов, в благородном Лимпсфилде, графство Суррей, жил Морис Ханки, высокопоставленный деятель британского Министерства иностранных дел и секретарь военного кабинета. Майкл Пиз думал, что его отцу Эдварду, движущей силе Фабианского общества, и Беллу будет о чем поговорить. Если к ним присоединится и Ханки, политические дискуссии станут чрезвычайно интересными.
Белл принял приглашение, но на время остался в Рипоне, чтобы посмотреть, как будут развиваться события. У него не было никаких связей поблизости, и он, вероятно, также начал понимать, как его информация может способствовать дружбе между Великобританией и новой демократической Германией. Днем 28 ноября он встретился с генералом Максвеллом, который во время войны с разрешения МИ-6 создал Восточно-Средиземноморское специальное разведывательное бюро. Затем Белл провел еще один приятный вечер в казино, где его развлекал лейтенант Дайер, который потчевал его рассказами о сражениях на Западном фронте. Взамен Белл поделился своими знаниями о неопределенной ситуации в Берлине. Дайер задавался вопросом, сможет ли правое крыло бороться за власть в Германии. «Это предложение, по крайней мере в Берлине, разве что встретят с саркастической улыбкой». Белл ответил: «Но многие из моих информаторов считают, что в случае хаоса, к которому неизбежно приведет большевистский переворот, большое количество людей, которые в настоящее время готовы принять демократическую революцию, возможно, будут готовы поддержать реакционное движение, исключительно из желания снова обеспечить порядок любой ценой».
Он объяснил, что правые милитаристы могут только строить планы на будущее, поскольку в настоящем у них нет шансов. «Подавляющее большинство немецкого народа, несомненно, в настоящее время более враждебно и ожесточенно по отношению именно к этим кругам, чем к чему-либо или кому-либо еще». Милитаристы втянули Германию в свою войну и постоянно лгали о предстоящей победе, а затем проиграли. Ценой невероятных страданий.
Надежда, которая делала лишения войны терпимыми, как объяснил журналист Себастьян Хафнер (который лично пережил события в Берлине), заключалась в постоянной уверенности в том, что Германия вот-вот победит. Шокирующую новость о поражении было трудно принять. Хафнер, которому в день вступления перемирия в силу было 11, впал в глубокую депрессию. «Где найти стабильность и безопасность, веру и уверенность, если мировые события могут быть такими обманчивыми? Если триумф за триумфом в конце концов ведет к катастрофе, а истинные законы истории раскрываются лишь ретроспективно, когда все уже разрушено? Я смотрел в бездну» [3]. Он был не единственным. В автобиографии Адольфа Гитлера описывается такое же замешательство по поводу этой новости, но с более драматичным исходом: он зарыл свою «горящую голову в простыни и подушки» [4].
Британских офицеров также интересовал неисчерпаемый источник влияния высших немецких военачальников, генералов Гинденбурга и Людендорфа. Что касается Гинденбурга, номинального главнокомандующего вооруженными силами, он был популярен благодаря поддержке демократической революции. Но, продолжал Белл, «в течение последних двух лет вся реальная власть принадлежала Людендорфу. Он, по-видимому, создал всевозможные подотчетные ему учреждения, ответственные за самые разные дела, которыми он в своем номинальном официальном качестве не должен был заниматься. Людендорф был настоящим диктатором в течение полутора лет. Это подтвердили для меня некоторые из моих информаторов, обладающих лучшими полномочиями для вынесения суждений».
Людендорф совершил то, что можно было назвать военным переворотом. По крайней мере, на данный момент он находился в изгнании в Швеции и вне власти. Но структура его организаций продолжала существовать. Информаторов Белла беспокоило не столько непосредственное насилие, которое могли совершить его учреждения, сколько то, что может произойти в будущем.
Быстрая демобилизация немецких вооруженных сил привела к тому, что до 300 000 безработных солдат наводнили Берлин, и их число продолжало расти. Это «главный вопрос», продолжал Белл, «занимающий умных людей». У бывших солдат было оружие, но не было еды и денег, что делало их «постоянным источником опасности». Он видел столпотворение на вокзалах. Бывшие солдаты забирались на крыши поездов, чтобы прокатиться бесплатно, несмотря на смертельный риск. Вооруженная полиция стояла на станциях, не позволяя солдатам высадиться без доказательств, что они проживают в Берлине. Столкнувшись с вражескими войсками на поле боя, теперь они столкнулись с неулыбчивой немецкой полицией на родине.
Британских офицеров также интересовало общественное мнение в Германии. Белл описал ситуацию: «Я видел весьма общее признание того, что Германия будет бедной и много лет должна тяжело работать из-за войны и условий мира, которых следует ожидать; но немецкий народ в целом не имеет ни малейшего представления о реальном отношении к нему в других странах. Там не понимают ужаса, который теперь вызывает немецкое имя из-за всем известных военных событий».
Во время войны местная пресса не публиковала сообщений о зверствах немцев в Бельгии. Кроме того, газеты оправдывали подводную войну против гражданских судов корректным ответом на блокаду немецких портов Союзниками. Большинство немцев понятия не имели, что иностранцы их презирают. Они были озадачены тем, что блокада продолжала морить их голодом, хотя боевые действия прекратились. Это сыграло роль в пропаганде экстремистов: «Англия не хочет Лиги Наций или справедливого урегулирования, но желает сокрушить и уничтожить Германию».
