Текст книги "Симулятор убийств"

– Серьезно? – удивилась Кэсси. – И больше никто?

– Боюсь, что нет. Правда в том, что посетители бывают у нас редко. Те, чьи родители… оставили их… у них ведь нет родни. Некоторые воспитанники лишились родителей из-за развода или из-за наркотиков. Некоторые – просто заблудшие души, оттолкнувшие всех, кому было до них дело.

– Наверное, о них вы заботитесь больше всего?

Проктер не ответила. Они продолжили идти.

Железные двери раздвинулись, и за ними открылся длинный коридор со стенами, покрытыми зеленой плиткой. Лучи солнечного света били в стеклянный потолок. По обеим сторонам коридора шли комнаты; передняя стена каждой была стеклянная от пола до потолка. В некоторых находились подростки. В некоторых дети не старше трех-четырех лет. На каждом были белые брюки, белые кеды и мешковатая толстовка с номером, вышитым на груди. У всех детей был пустой, блуждающий взгляд – результат то ли плохого питания, то ли разочарования, то ли лекарств. Когда Кэсси проходила мимо, их глаза ненадолго оживали, но потом гасли снова.

Размером комнаты были метра три на четыре; в каждой стояла узкая кровать с тонким матрасом, металлический стол, стеллаж для книг, старенький визор Терры+ и зарядная станция. В дальнем углу комнат находилась загородка из непрозрачного стекла, за которым скрывались унитаз и душ.

– Мы называем это спальнями-кабинетами, – сказала Проктер. – Тут дети и учатся, и отдыхают.

Один мальчик, лет восьми-девяти, неподвижно лежал на голом полу; единственным свидетельством того, что он жив, было движение его грудной клетки вверх-вниз. Девочка не старше четырех лет сидела за столом в визоре Терры+. Еще один мальчик, лет пятнадцати, при их приближении начал биться о стекло. Кэсси не слышала его криков – перегородки были звуконепроницаемые, – но могла прочитать по губам ругательства, которыми он их осыпал. В конце концов мальчик сдался и соскользнул на пол.

– Таких спален я еще не видела, – сказала Кэсси. – Больше похоже на клетки.

– Вовсе нет. Площадь каждой – двенадцать квадратных метров, как у средней детской. Все снабжены современными системами очистки воздуха, уничтожающими почти сто процентов бактерий. У каждого воспитанника имеется контролируемый доступ к Терре+, включая набор рекомендованных образовательных программ и широкий спектр развлекательных, поступающих от наших спонсоров. Два часа в день воспитанники проводят на свежем воздухе – если позволяет погода. Они получают три полноценных приема пищи и перекусы с высоким содержанием белка. Раз в неделю им предоставляется в Терре+ двухчасовая сессия с алгоритмом детского психолога. А это стекло – пуленепробиваемое.

– Дайте угадать – в соответствии с требованиями правительства.

Проктер кивнула.

– Государство не жалеет средств на защиту детей от любых угроз, видимых и нет.

– Их униформа точно выглядит недешевой, – заметила Кэсси.

– Униформа на них военного производства, специально разработанная для защиты от микробов. Может, она не очень модная, зато препятствует заражению. А в конце каждого дня мы проверяем детей в ультрафиолетовом свете с головы до пят, чтобы убедиться в отсутствии посторонних веществ. То же самое касается воспитанников, возвращающихся из увольнения.

– Увольнения? Вы выпускаете их из здания?

– Мы предоставляем своим воспитанникам короткие увольнения в случае, если, скажем, родственники хотят забрать их к себе на выходные. Зачастую эти родственники не имеют возможности полностью взять на себя заботу о ребенке, но готовы пригласить его в гости. Мы берем плату за такие поездки, чтобы компенсировать потери от его отсутствия.

– А что, если ребенок не вернется?

– Если воспитанник не возвращается или возвращается в неудовлетворительном состоянии, влияющем на его трудоспособность, пригласивший его теряет свой депозит и должен покрыть упущенную выгоду.

– Иными словами – если сломаешь, будешь покупать.

– Можно сказать и так.

– Какого возраста дети у вас под опекой?

– От двух до семнадцати лет.

– Как? И такие маленькие?

– Плохие вещи происходят не только с теми, кто к ним готов.

– А что бывает, когда ребенку исполняется восемнадцать лет?

– После этого дети становятся совершеннолетними. Они больше не находятся под защитой государства, и спонсорские пожертвования на них не распространяются. Поэтому они… ну, идут своей дорогой.

– Но если им некуда идти? Кто-нибудь следит за тем, как они живут дальше?

– У нас есть услуга мониторинга безопасности для выпускников. Стоимостью четыре тысячи девятьсот девяносто девять долларов в год. Если они от нее отказываются, мы больше ничем не можем им помочь.

– Но откуда этим детям брать по пять тысяч в год на мониторинг безопасности?

– Мы предоставляем кредиты на выгодных условиях, – сказала Проктер. – Вы пришли.

В дальнем конце коридора Кэсси увидела металлический стул, стоявший перед одной из спален. На стенах каждой спальни висели большие телевизоры, включенные на разные каналы. Дети – те, кто не был подключен к Терре+, – в ступоре таращились на них ввалившимися глазами в красных прожилках.

Проктер показала Кэсси на стул перед спальней Эли Миллер. Кэсси села и посмотрела на обитательницу комнаты. Девочка была угловатой и очень худой. Несмотря на свои пятнадцать, выглядела она гораздо младше. Белый костюм болтался на ней, и Кэсси бросились в глаза тонкие запястья, выглядывавшие из рукавов. Волосы девочки, похоже, недавно подстригли, и теперь они хаотично отрастали над ушами. Голову она держала низко опущенной, взгляд был злобным, почти жестоким, и Кэсси подумала, что хоть девочка и истощена, она явно умна и наблюдательна.

Проктер вытащила из кармана пульт и нажала на кнопку.

– Чтобы звук проходил, – объяснила она Кэсси. Потом, повернувшись к Эли, спросила: – Как вы сегодня, мисс Миллер?

Та ничего не ответила.

– Когда она сюда попала, то постоянно болтала о разных теориях заговора. Нам удалось положить этому конец. Теперь она не такая разговорчивая.

– Может, это потому, что никто ее не слушает? – съязвила Кэсси.

– Скрипучие колеса смазывают, – заметила Проктер. – Наслаждайтесь беседой, миссис Уэст. Мисс Миллер, будьте паинькой.

С этими словами Проктер развернулась и пошла к выходу. Железные двери раздвинулись, потом бесшумно съехались у нее за спиной, оставив Кэсси наедине с Эли.

– Суровая дамочка, – сказала Кэсси. – Ты как тут?

Эли молча окинула ее взглядом. Потом едва заметно улыбнулась и произнесла:

– Привет, Клариса!

– Извини?

– Не обращайте внимания. Это из старого фильма[13]13
  А именно из триллера «Молчание ягнят».


[Закрыть].

– Ах да! – Кэсси осмотрела разделяющую их стеклянную перегородку. – Не сразу сообразила. Значит, любишь классику?

Эли кивнула.

– Раньше любила. Теперь я смотрю только дурацкие сериалы в Терре+, во время фокус-групп. У Ганнибала Лектора условия и то были получше. Картины висели на стенах. Может, мне надо было есть людей – вместо того чтобы – ну, вы знаете – стать свидетельницей смерти родителей.

– Мне жаль, что тебе пришлось через такое пройти, – сказала Кэсси. – И что твоих родителей больше нет.

Эли кивнула и негромко ответила:

– Спасибо. Вы удивитесь, если узнаете, как мало людей мне это говорили.

– Я правда так думаю. Спасибо, что согласилась встретиться со мной.

– Без проблем. Вы первая, с кем я говорю – если не считать сотрудников, – с тех пор как оказалась тут.

– В смысле?

– Нам не позволяют общаться с другими детьми, – объяснила Эли. – Ну с воспитанниками.

– Но почему?

– Видите ли, пару лет назад несколько детей – воспитанников – сбежали. Они сговорились на групповых занятиях физкультурой. Поэтому теперь вместо тренировок нам просто ставят в камеру – простите, в спальню-кабинет – переносную беговую дорожку. Очевидно, нас разделяют специально, чтобы мы не спланировали новый переворот.

– Но на улицу-то вас выпускают?

– Ага. И мы торчим там в стойлах. Как свиньи, – фыркнула Эли. – Так ваш муж правда невиновен?

– Правда, – подтвердила Кэсси. – По крайней мере, я так думаю.

Эли кивнула, словно нашла подтверждение собственным мыслям.

– Ну если вы не врете, то ваш муж вытащил несчастливую соломинку, и ваша жизнь с тех пор полетела в тартарары.

– Как тебе здесь живется?

Мгновение Эли молчала. Потом встала, запрокинула голову к потолку, покружилась, словно марионетка на веревочках, и снова села на кровать.

– Потрясающе. Мне очень здесь нравится. Как в пятизвездочном отеле, только вместо шелковых простыней одеяла, жесткие, как конские копыта, и еда словно из чьей-то задницы.

– А что говорит твой адвокат? Может, есть другие варианты, кроме «РИМа»?

– Ну конечно! Мне предлагали особняк в Хэмптонсе с бассейном и роботом-дворецким. Но я выбрала это место. Напрасно, наверное.

– Дэвид Гудвин сказал, у тебя есть тетка.

– Ага. Мы встретились впервые в жизни в офисе ее адвоката в Терре+. Как же она выразилась? В их с мужем планы не входит иметь детей. Они мне желают удачи. Разговор длился не дольше, чем я принимаю душ.

– Но у тебя есть законный представитель? Человек на твоей стороне?

– Государство назначило мне бесплатного защитника. Но в социальной службе сказали, что со всеми преступлениями, которые творятся в Терре+ и Терре–, денег на общественных защитников у правительства не хватает. Мой может выделить только пять бесплатных часов. Кажется, это время истекло еще до того, как он закончил читать полицейский отчет. А в остальном живу я так же, как до этого, в Терре–. В школьное время мы смотрим образовательные программы. Потом тестируем продукты для разных спонсоров. Иногда на нас надевают тактильные костюмы с сенсорами и заставляют слушать музыку или смотреть кино. Записывают нашу реакцию и передают ее… кому надо. За каждые двадцать часов тестирования я получаю час свободного времени. На этой неделе я заработала два, так что смогла посмотреть интерактивную версию «Доктора Стрейнджлава». Есть нечто притягательное в том, чтобы взорвать по всей Земле ядерные бомбы[14]14
  Полное название упомянутого фильма С. Кубрика – «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу».


[Закрыть]. Когда накоплю еще пару часов, посмотрю «Двойную страховку». Барбаре Стэнвик[15]15
  Роль Барбары Стэнвик в «Двойной страховке» – классический пример образа «роковой женщины», которая манипулирует мужчиной в собственных целях.


[Закрыть] я позволила бы использовать меня как ей угодно.

– Я понимаю, что это трудная тема и к ней так просто не подступишься. Но времени у нас немного. Мы можем поговорить о том, что произошло в тот день, когда твои родители погибли?

– Конечно. Перейдем к разговору поприятнее.

– В полицейском отчете, который я прочла, ты сказала детективу Уобашу, что твой отец называл себя Факелом.

– Совершенно верно.

Холодок пробежал у Кэсси по спине.

– Он говорил, что конкретно собирается сделать?

– Вообще-то нет. Но когда копы нашли керосин, я все поняла. Он собирался сжечь наш дом. Вероятно, с собой и мамой. А меня предупредил, потому что не хотел, чтобы я была внутри, когда он это сделает.

– Керосин? – переспросила Кэсси. – О нем в полицейском отчете не упоминалось.

– Ну конечно, они о нем не написали. Они думают, мой отец сошел с ума. Наверное, в самом конце так оно и было. Но он говорил разные вещи, очень страшные. Я ведь изучала Инферно. Я знаю, что тогда произошло. Знаю, кто были Факелы и что они натворили. И отец… он упоминал о новых друзьях. Если он был Факелом, то не единственным.

– Кто подчистил твои соцсети? – спросила Кэсси.

– Надо думать, они.

– Кто «они»?

– Правительство? ПТП? Как только тетка отказалась взять опеку надо мной, адвокат сказал, что все юридические права на мои соцсети и на мой каст переходят к государству – пока мне не исполнится восемнадцать лет. Полиция заявила, что мой отец был сумасшедшим и действовал в одиночку. Еще меня предупредили, что распространение дезинформации в Терре+ и Терре– может спровоцировать панику, а потому будет считаться преступлением. Они все уничтожили. Даже фотографии, которые я делала своим ТПД. Так что теперь даже моя жизнь и моя память мне не принадлежат.

– Непохоже, чтобы это делалось в твоих интересах…

– Я вообще не помню, чтобы что-нибудь когда-нибудь делалось в моих интересах!

Кэсси почувствовала, как у нее в душе как будто оборвалась струна.

– Твой отец говорил, когда это случится?

– Он назвал число – три-шесть-пять-два, – ответила Эли. – Сначала я подумала, это какая-то чушь. Но потом поняла – девятнадцатого июля две тысячи сорок седьмого исполняется ровно три тысячи шестьсот пятьдесят два дня с первого Инферно.

– Если он говорил правду, времени у нас немного. Он упоминал кого-то конкретного из своих новых друзей? Называл имена?

– Не было у него никаких друзей. По крайней мере, в реальной жизни. Если он с кем и познакомился, то только в Терре+. Все вокруг твердят, что Терра+ открыла для нас восхитительные новые миры. Мы можем делать что захотим, бывать где захотим. Осуществить все свои мечты!

– Мне говорили, что Терра+ изменит наш образ жизни. И нашу работу, и наш отдых, – сказала Кэсси. – Но никто не говорил, что у этого нового мира будут темные закоулки. Нам не рассказывают о том, что может нам не понравиться. Не хотят, чтобы мы знали, что творится у нас за спиной.

– Все говорят, мой отец сумасшедший, – подхватила Эли. – Полиция. Проктер. Даже тупой алгоритм психотерапевта, с которым меня заставляют беседовать. Я уже и сама не знаю. Может, он и правда выжил из ума.

– Может, и так, – не стала спорить Кэсси. – Но это не означает, что он лгал.

– Пару лет назад отец изменил маме, – сказала Эли. – Проехал на своем велике тридцать километров, чтобы встретиться со старой подругой, с которой познакомился на тренинге в Терре+. Сначала он это отрицал. Но я знала, что он врет. Когда он врал, у него всегда задиралась верхняя губа. Но когда он говорил, что он – Факел, губа не задиралась. Он не врал мне в тот день, когда умер. Он сказал, что в полночь 19 июля все изменится.

Кэсси поежилась.

– Все это подтверждает: то, что я считала невозможным, скоро случится.

– Думаете, будет второе Инферно? Мне тоже так кажется.

Кэсси кивнула.

– Да. Думаю, эти «друзья», с которыми познакомился твой отец, – другие Факелы. И думаю, второе Инферно начнется в полночь девятнадцатого июля. На десятую годовщину первого.

– Кто-то промыл моему отцу мозги. Там, – она кивнула на зарядную станцию с визором Терры+. – Я хочу знать, кто это сделал.

– Они говорят, в Терре+ была церковь, где мой муж зомбировал Факелов, – сказала Кэсси.

– Но ваш муж умер десять лет назад, – возразила Эли.

– Это так.

– Папа говорил, что Харрис Уэст может быть мертв, но Верховный Светоч жив. Если моего отца кто-то и зомбировал, это не был ваш муж.

– Нет. Не был.

Секунду Эли посидела в задумчивости, потом произнесла:

– Знаете, я надеялась, что вы окажетесь сумасшедшей. Какой-нибудь старой лунатичкой, грызущей жестяные банки и все в этом роде, с космами как у безумного ученого. Нашептываете себе под нос какую-нибудь чушь и размазываете по стенам какашки.

– Я на полпути к этому, – усмехнулась Кэсси.

– И мне бы хотелось, чтобы мой отец тоже был сумасшедшим. Как они все говорят. По крайней мере, тогда никто бы больше не пострадал. Но если все так, как мы с вами думаем… – ее голос затих.

– Тогда может пострадать множество людей, – закончила Кэсси. – Больше, чем десять лет назад. Гораздо больше. Десять лет назад люди только привыкали к Терре+. А теперь она распространилась на весь мир, и аудитория у Факелов увеличилась в разы. Это будет глобальная катастрофа.

– Если произойдет новое Инферно, – сказала Эли, – это будет означать, что кто-то опять подговорил людей совершить самоубийство. Оставшись при этом безнаказанным.

– Люди у власти всегда перекладывают ответственность на других, – ответила Кэсси.

– Так что же мы будем делать? – спросила Эли. – Мой отец был единственной ниточкой, но он мертв.

– «Мы» ничего делать не будем, – отрезала Кэсси. – Если на девятнадцатое планируется новое Инферно, я должна придумать, как ему помешать.

Эли вскочила и подошла к стеклу.

– Не пойдет. Мои родители мертвы. Я хочу ответов не меньше, чем вы. Хочу знать, кто сделал это с моим отцом.

– Я понимаю, – сказала Кэсси. – На твоем месте я тоже хотела бы ответов. Но ты останешься здесь.

– Черта с два! – воскликнула Эли. В тот же момент над ее комнатой зажглась красная лампочка. Вторая загорелась на рабочем столе.

– В чем дело? – спросила Кэсси.

– Мы получаем предупреждение, если голос превышает максимально допустимый уровень децибелов, – объяснила Эли. – Три предупреждения за неделю, и ты лишаешься прогулок. Кэсси. Вы должны вытащить меня отсюда.

– Мне очень жаль. Честное слово. Но это не моя проблема.

– Когда мне выделили бесплатного защитника и его время истекло, – прищурилась Эли, – я ему сказала, что так и не поняла, куда меня отправят. Знаете, что он ответил? «Прости, это не моя проблема».

– Я… – начала Кэсси и вдруг остановилась. Ей было нечего сказать.

– Так куда вы пойдете? В полицию? К журналистам? Они все вас ненавидят.

– Я не знаю.

Эли была права. Никто не станет ее слушать. Уголком глаза она увидела, как экран телевизора в комнате Эли стал красным и на нем появился силуэт жертвы. Логотип «Паст-Крайма». Под ним замигал слоган: «Готовьтесь к новому Инферно».

Кэсси застонала. Пока что ей удавалось избегать тизера «Паст-Крайма», хоть его и показывали чаще, чем рекламу «Старбакса». На этот раз она не смогла отвести взгляд. Там показывали сцены из будущей симуляции. Странную церковь. Пол в пятнах крови в чьей-то спальне. А потом… кабинет Харриса у них дома. Кэсси встала и подошла ближе. Все было так, как она запомнила. Как оставил Харрис. Вот только…

– Что такое? – спросила Эли.

– Симулятор Инферно, – ответила Кэсси, и голова у нее закружилась. – Кабинет Харриса. Там кое-чего не хватает.

– Не хватает?

Кэсси кивнула.

– Кажется, я знаю, что делать.

– И что?

– Вернуться в прошлое, – ответила она.

– Что это значит?

– Это значит, что я должна вернуться в Инферно.

Глаза Эли широко распахнулись.

– Вы говорите про «Паст-Крайм». Про их симулятор.

Кэсси кивнула еще раз.

– Я знаю эту компанию и знаю Криспина Лейка. Они не пожалели бы никаких денег, чтобы в точности все воссоздать. Факелов, церковь, где Харрис якобы проповедовал, – все! Наверняка они использовали все ресурсы, всю доступную информацию – и недоступную тоже.

– Вы думаете, «Паст-Крайм» знает об Инферно больше, чем полиция?

– Уверена, – сказала Кэсси. – Копы не могут платить за информацию. А Криспин Лейк – да. Но кто-то убрал одно устройство с места преступления. Если Лейк воспроизвел Инферно до мельчайших деталей, он воспроизвел и зацепки. Если пропал сканер отпечатка пальца, то что пропало еще? Сим Инферно может доказать, что кому-то было невыгодно, чтобы правда вышла наружу.

– Но если второе Инферно запланировано на полночь девятнадцатого, то, как только он запустится, будет уже поздно что-то делать.

– Я не собираюсь заходить в сим вместе с подписчиками, – сказала Кэсси. – Я зайду туда раньше.

– И как, скажите на милость, вы это сделаете?

– Я могу предложить Криспину Лейку нечто, чего он никак не может получить.

– И что же?

– Себя.

– Вас? – Лицо Эли скривилось от отвращения. – Вы собираетесь с ним переспать?

– Во-первых, фу! Во-вторых, фу опять!

– Ну это именно так и прозвучало.

– Нет. Я имею в виду себя виртуальную, не физическую.

– Гадость какая! Не подумайте, я не осуждаю. Но я все равно не могу понять, как вы убедите их пустить вас в сим до официального запуска.

– Несколько лет назад Криспин пригласил меня в приват. Поговорить наедине. Я согласилась. Он сказал, что «Паст-Крайм» разрабатывает сим на основе Инферно. Это было еще до начала рекламной кампании. И он хотел, чтобы я приняла участие.

– Полагаю, вы откзались.

– Он предлагал деньги. Много денег. Хотел создать виртуала Кассандры Уэст в своем симуляторе Инферно. Но Харрис все равно остался бы Верховным Светочем. А меня Лейк собирался представить наивной бестолковой дурой, которая понятия не имела о том, что замышляет ее муж. Лейк сказал, что это мой шанс получить прощение. Мол, люди увидят, что я не участвовала в организации Инферно. Но даже если бы все вышло так, вины с моего мужа это бы не сняло. Поэтому я сказала «нет». И больше мы с ним не общались.

– Но почему он должен поверить, что вы вдруг передумали?

– Потому что Криспин Лейк – перфекционист. Когда он узнает, что в его сим закралась ошибка, то поймет, что кому-то невыгодна правда. И захочет узнать кому. Ведь никто не знает о жизни Харриса и Кэсси Уэст лучше – ты понимаешь – самой Кэсси Уэст.

– Криспин Лейк ни за что не допустит постороннего в свой сим раньше официального запуска, – возразила Эли.

– Есть две вещи, которые Криспин Лейк ненавидит, – сказала Кэсси. – Не получить желаемого. И оказаться обманутым.

– Так что вы собираетесь делать?

– Симулятор Инферно запускается меньше чем через три дня. Мне надо связаться с Криспином Лейком, убедить его пустить меня в сим и, надеюсь, предотвратить глобальную катастрофу.

– Я должна пойти с вами, – сказала Эли. – У меня не меньше прав участвовать в этом, чем у вас. Моя жизнь разрушена – как ваша. Почему вам можно попытаться, а мне нет?

– Потому что я снаружи, а ты внутри. – Кэсси показала взглядом на стеклянную перегородку.

– Идите к черту! – вспылила Эли.

– Мне очень жаль. Правда, очень. Я ценю все, что ты мне рассказала. И я тебе верю. Даже если я такая одна.

Кэсси уже развернулась, собираясь выходить, но тут открылись двери в дальнем конце коридора и в них появилась Эммелин Проктер в сопровождении пары охранников с винтовками.

– Мисс Миллер, вам пора на фокусную группу, – сообщила Проктер. За ней возник третий охранник; он держал в руках смирительную рубашку. Кэсси увидела шприц, торчавший у Проктер из кармана.

– Что вы собираетесь с ней сделать? – спросила она.

– Мисс Миллер – не самая послушная воспитанница. Иногда нам приходится подталкивать ее к сотрудничеству. Поэтому на случай, если она не пойдет по собственной воле, у нас есть средства убеждения.

– Нет! – вскричала Эли. – Пожалуйста, миссис Уэст, вытащите меня отсюда!

– Я… Я не могу, – пробормотала Кэсси.

Эли заколотила в стекло. Ее руки были такими тонкими! Даже под мешковатой одеждой Кэсси видела, какая она худая. И сердце ее от этого зрелища обливалось кровью. Конечно, Эли настоящий боец, но еще одно препятствие – и она сломается. Возможно, навсегда.

– Заберите. Меня. Отсюда.

– Ты знаешь, что я не могу этого сделать.

– Нет, можете! – выпалила Эли. – У меня больше никого нет. Мои родители мертвы. У меня столько же права знать ответы, как у вас.

Эли был права. И все равно Кэсси не могла.

– Прости, – сказала она. – Обещаю: если смогу, я вернусь.

Она пошла к выходу. Разминулась с Проктер и охранниками.

– Пожалуйста! – воскликнула Эли. Кэсси услышала, как она стучит по стеклу – звук разносился по коридору. Ярость и отчаяние придавали девочке сил. – Я должна знать! Это касается не только вас. Это же моя жизнь!

Кэсси проигнорировала ее мольбы, хотя каждая, словно лезвие, резала ей сердце.

– Миссис Уэст! Кэсси! Вернитесь!

Эли замолчала. Кэсси услышала, как отъехала в сторону стеклянная перегородка ее комнаты.

– Уберите руки! – снова закричала она.

– Мы это уже проходили, мисс Миллер, – сказала Проктер. – Либо вы пойдете с нами, либо мы вас потащим. Вам выбирать.

До Кэсси донеслись горестные всхлипы девочки. Она зажмурилась, словно надеясь так заглушить звук. Потом развернулась. Двое массивных охранников держали Эли на весу, похожую на тонкую веточку между двух дубов. Третий набирал что-то в шприц.

– Придержи ей голову, – сказал он, поднося шприц к шее Эли.

Проктер спокойно стояла, наблюдая за сценой, с разочарованием на лице.

– Не трогайте меня! – крикнула Эли. Кэсси видела, как напряглись сухожилия у нее на шее и как запульсировала сонная артерия, когда сердцебиение усилилось.

Из губ Эли вырвался последний жалобный призыв:

– Пожалуйста!

По неясным для нее самой причинам Кэсси вдруг вспомнила семью Джой Руис. Последнюю, у которой она купила права, прежде чем Харрис погиб и ее мир рухнул. Она подумала о Гекторе. Как он назвал ее вампиршей. Уязвив гораздо сильней, чем ему казалось.

В глубине души, сидя напротив скорбящих родных, Кэсси понимала, что Гектор прав, что она действительно налепляет ценник на жизнь девушки. Но она сказала себе, что это ее работа, что ей надо оплачивать счета и что она не должна этим людям ничего сверх суммы, которую они получат, передав права на свою историю ее агентству. Их боль принесет Кэсси комиссионные – так устроен мир. Не она создала эту систему. Она просто в ней работает.

Но теперь, увидев Эли и то, что происходило с этой беззащитной девчушкой, она почувствовала то же самое – укол совести за то, что человеческую жизнь превращают в валюту у нее на глазах. В прошлом она игнорировала это чувство. Много, много раз. Загоняла его поглубже, прикрываясь отрицанием и оправданиями.

Но больше этому не бывать. Кэсси вспомнила последние слова Дэвида Гудвина, обращенные к ней.

Найдите Эли. Убедитесь, что с ней все в порядке.

Найду. Обещаю.

– Проктер! – крикнула Кэсси.

Директриса подняла ладонь за мгновение до того, как шприц должен был впиться в кожу Эли.

– Сколько стоит увольнительная?