Текст книги "Любовница"

Глава 14

Облизнув губы, я попробовала прочистить горло.

– Я почти не знала его. Правда.

Ты прекрасно знала его, еще бы тебе не знать.

Мой тоненький голосок сочился ложью. Детектив не могла не почувствовать исходящий от меня запах вины, похожий на запах испортившейся сметаны.

– Я посетила несколько собраний группы, вот и все. Мистер Уилсон всегда держался дружелюбно. Он приветливо относился ко всем.

Внешне детектив оставалась безучастной. Снова повисла гнетущая тишина. Казалось, из кабинета вдруг резко выкачали весь воздух.

Помощница учителя подскочила ко мне как раз в тот момент, когда я, покачнувшись, начала падать со стула. Схватив меня за руку, она крепко обняла меня другой рукой за плечи.

– Вам плохо, да? Она ужасно горячая, – обратилась она к детективу.

Опустив меня на пол, помощница налила в стаканчик воды и протянула мне, затем принялась обмахивать меня буклетом, оставшимся после психолога. Перед моим лицом мелькали туда-сюда желтые буквы на синем фоне: «Проблемы со сном? Грусть или депрессия?»

– Я уже почти в порядке.

Отхлебнув немного прохладной воды, я сосредоточила внимание на узоре ковра и принялась считать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Постепенно мне удалось прийти в себя. Не без помощи я вскарабкалась обратно на стул.

– Извините, я, похоже, заболела. – Я помолчала, стараясь взять себя в руки. – Грустно гадать, что с ним случилось. А его бедная девочка, Анна… Даже не представляю…

Детектив кивнула констеблю, и та, вскочив, протянула ей несколько визитных карточек. Детектив-инспектор Эйлин Джонс. Офицер-дознаватель. Список телефонных номеров, включая горячую линию, адрес электронной почты полиции.

– Если вспомните еще что-нибудь… все что угодно…

Поднявшись из-за стола, она кивнула, давая понять, что беседа окончена.

Снаружи своего времени дожидался молодой человек, новый помощник учителя из старшей школы. Когда мы выходили из кабинета, он обеспокоенно поднял голову.

Прохладный воздух в коридоре коснулся моих влажных рук, лица и шеи, и я почувствовала облегчение.

Как только мы завернули за угол, где никто не мог слышать нас, помощница учителя глубоко вздохнула и сказала:

– Вот мы и прошли!

Я ничего не ответила. Хотелось ускорить шаг и уйти от них, чтобы побыть одной, но ноги еще плохо слушались.

Так мы и шли по коридору вместе.

– Вам бы присесть, прежде чем вернетесь в класс, ворковала помощница учителя, и в ее взгляде светилось участие. – У меня есть аспирин. Хотите, принесу?

Из-за ее спины за мной проницательно наблюдала Оливия.

Глава 15

После продолжительного отсутствия Анна наконец вернулась в школу.

Хилари только об этом и говорила.

– Я сказала классу, что, возможно, девочка будет немного грустной. – Она старалась выглядеть удрученной, но чувствовалось, что ей очень нравится играть в этой трагедии едва ли не главную роль. – Хотя я не уверена, что дети понимают, что такое горе. Им всего семь лет. Откуда им знать?

Оливия покивала.

– Да, но кто-то мог потерять бабушку или дедушку.

– Или домашнего питомца, – добавила Элейн. – Для маленького ребенка потеря любимца может оказаться очень болезненной.

Я старалась не закатывать глаза. И в то же время прекрасно представляла, что Ральф именно так бы и поступил, узнай он, что его смерть приравнивают к смерти хомячка.

– Сегодня утром Джон пригласил ее к себе в кабинет, – продолжила Хилари. Такой заботливый был. Анна дружит с Кларой Хиггинс. И я предложила Кларе временно сдвинуть парты, чтобы они могли сидеть вместе.

Элейн кивнула:

– Клара – милая девчушка.

– Она вроде часто бывала у Анны дома? – поинтересовалась Оливия.

– Именно, – подтвердила Хилари. – Клара из неполной семьи, у нее только мама, и той приходится много работать.

– А у нас нет другой девочки по фамилии Хиггинс? – спросила Элейн.

– Вроде есть одна, в старшей школе, – кивнула Хилари. – Или ее фамилия Хопкинс?

– Я так понимаю, Хелен Уилсон теперь тоже мать-одиночка? – задумчиво произнесла Оливия.

– Интересно, как она справится? – Шумно отодвинув стул, Элейн встала. – Грустно все это.

Оливия взяла свою кофейную кружку, собираясь вымыть ее, прежде чем мы все разойдемся по классам.

– Бедняжка Анна. Кто бы мог подумать.

– Мы все будем присматривать за ней. Конечно же мы ее не бросим! – Элейн похлопала Хилари по плечу. – Здесь она в надежных руках.

О том, что Анна учится в нашей школе, я узнала относительно недавно и, признаться, была удивлена этим. Она ходила во второй класс и, похоже, была спокойным ребенком. В ней, худенькой и гибкой, чувствовалась та же романтическая мечтательность, как у ее отца.

В первую же неделю, узнав, что она вернулась в школу, я решила уделять ей побольше внимания. Когда я дежурила на детской площадке, что случалось почти каждый день, я отыскивала ее взглядом в шумном водовороте детей, бегающих сломя голову. Клара Хиггинс, ее лучшая подруга, всегда находилась поблизости. Сидя на корточках и почти соприкасаясь головами где-нибудь в углу площадки, они о чем-то шептались или носились вместе со всеми, держась за руки.

Но постоянно следить за ней я не могла: приходилось разнимать дерущихся, отчитывать задир, отправлять к директору тех, кто вел себя совсем уж плохо. Кому-то оказывать помощь, кого-то утешать, с кем-то посмеяться. Кроме того, мне приходилось присматривать за новенькой девочкой с длинной косой. Рози, кажется? Или Ребекка? Она была совсем маленькой, плохо адаптировалась и старалась держаться поближе к кому-нибудь из дежурных учителей. Девчушка сжимала мои пальцы своей крошечной теплой ладошкой. Для нее я была как в спасательная шлюпка в опасном бурном море.

Анна выглядела такой же живой, как и ее сверстники. Может быть, немного бледная, но на площадке щечки становились румяными, и две короткие косички весело разлетались в стороны, когда она с визгом бегала с Кларой.

Все мои попытки подойти вместе с Рози (или Ребеккой?) поближе к тому месту, где играли Анна и Клара, обрывались тем, что подружки убегали чуть ли не на другой конец площадки, увлеченные какой-нибудь игрой. Побыть рядом с ними во время прогулки было все равно что пытаться поймать воду. Поэтому оставалось просто набраться терпения и не упустить шанс, если он подвернется.

Глава 16

Два месяца спустя

Я поправила подол платья, которое надела специально для него. Два года между Мэтью и Ральфом я жила в брюках и бесформенных джемперах. Встретив Ральфа, я снова захотела открыться миру.

– О, оказывается, у нее есть ноги! – Ральф коснулся моей коленки, когда я скользнула рядом с ним на пассажирское сиденье его машины, наконец согласившись посидеть вместе в баре. Его теплая рука скользнула по гладкой сетке моих колготок к моему бедру. – Оруэлл никогда бы не написал «Две ноги – плохо!»[4]4
  «Четыре ноги – хорошо, две ноги – плохо!» – цитата из повести-притчи Дж. Оруэлла «Скотный двор».


[Закрыть], если б увидел твои.

И опять эта улыбка. Я просто таяла от нее. Вся кий раз.

Но все это в прошлом. Теперь же, прикусив губу и набрав побольше воздуха в легкие, я шла по дорожке, кожей чувствуя, как его глаза на плакате на черной доске следят за мной, провожая к часовне.

Стояла прекрасная погода, и это было неправильно. Солнечные лучи, падая сквозь витражи, сплетались в разноцветные узоры на каменных плитах под ногами. Скамьи в часовне быстро заполнялись. Все звуки были приглушены, к свободным местам люди проходили буквально на цыпочках, а если кто и разговаривал, то только шепотом было такое чувство, что собравшиеся боятся быть услышанными.

Я пробежалась взглядом по рядам. Было много учителей из школы. Бородатый учитель естествознания стоял рядом с незнакомым мне мужчиной; они будто не знали, где им сесть. Оливия, как всегда с распущенными волосами, ниспадающими на спину, сидела с краю, на скамье, занятой сотрудниками младшей школы. Элейн Эббот, Хилари Прайор тоже здесь. Одетые все неброско, цвета приглушенные: коричневый, серый, черный.

И тут я заметила их. В дальнем углу, окутанном мягким полумраком, сидела детектив-инспектор Эйлин Джонс по соседству с каким-то мужчиной. Наверняка тоже детектив. Они сидели очень тихо, с совершенно прямыми спинами, едва заметно поворачивая головы и собирая информацию о каждом из присутствующих.

Я остановилась. Молодая женщина с профессионально скорбным лицом подошла ко мне и протянула тонкий буклет, вероятно списывая мою нерешительность на горе или нервы. Затем указала куда-то в сторону.

– Еще есть места наверху, – шепотом сообщила она, словно выдавая некую тайну.

Я направилась к винтовой лестнице. Миновав короткий пролет крутых ступеней, оказалась на небольшом балкончике с шестью рядами скамеек, в глубине которого стоял орган, смотревший на часовню сверху вниз. Отыскав свободное место в первом ряду, я села, положив руки на полированное деревянное ограждение. Отсюда я видела всех, зато сама оставалась незамеченной.

В часовне было уютно. Витраж дальнего окна представлял собой огромный крест, собранный из кусочков коричневого и зеленого оттенков. Этот символ о многом говорил прихожанам, но в то же время был достаточно сдержанным, чтобы понравиться тем, кто не верил ни в какой мир после этого и предпочитал видеть в узорах витража живую природу – ветви, листья, траву.

Рядом со мной уселся грузный мужчина средних лет, по другую сторону от него устроилась женщина. Он протянул ей буклет и быстро пролистал свой. Я взглянула на выданный мне: на обложке остался след от моих потных пальцев.

Ральф Эдвард Уилсон. На обложке была его фотография в черной рамке. Тот же портрет, что на доске у входа.

Внутри была программа. Музыка. Шекспир, Китс, Т. С. Элиот. Шекспира будет читать Сара Бальдини. Так себе выбор. Пусть она и директор старшей школы, но голос у нее раздражающе пронзительный. Джон Уилсон произнесет речь. Джон Уилсон? Я помотала головой. Но отец Ральфа уже умер, а брата у него не было. Может, двоюродный брат? Но Ральф никогда не упоминал о таком. Я закрыла буклет, и с обложки на меня снова уставился Ральф.

«Эй! – словно говорил его взгляд. – Неужели это правда? И вся эта суета из-за меня? Надеюсь, потом-то можно будет мертвецки напиться».

Я почти слышала, как он смеется.

Внизу заиграла музыка. Джазовая композиция. Блюз.

Опоздавшие поспешно занимали места, заставляя других подвинуться. Женщины в черных жакетах находили свободные места и провожали к ним самых нерешительных.

Хелен. Мне потребовалось не меньше секунды, прежде чем я узнала ее. Нетвердой походкой, со склоненной головой и поникшими плечами она шла к пустому переднему ряду, опираясь на руку полного широкоплечего мужчины. На ней было довольно длинное, ниже колена, летнее пальто серого цвета. Солнечные лучи, в которых беззаботно кружились пылинки, выхватывали в темных волосах мужчины серебряные пряди. Все это немного напоминало пародию: отец ведет свою дочь в день свадьбы к алтарю, а друзья и члены семьи собрались, чтобы засвидетельствовать это событие.

У меня перехватило дыхание. Конечно, это была Хелен, но выглядела она совсем по-другому не как женщина, которую я знала раньше. Судя по тому, как она шла, по тому, как мужчина поддерживал ее, по тому, как сидящие на скамьях люди смотрели на нее и затем быстро отводили взгляд, она постарела лет на десять, иссушенная горем. Вдова. Скорбящая вдова. И это все из-за меня.

Хелен добралась до первого ряда, и мужчина заботливо усадил ее на скамью, словно она была не в состоянии сесть без его помощи.

Музыка умолкла, послышались шаркающие шаги, негромкое откашливание, и перед собравшимися появился человек в простом церковном облачении – некто, кого я никогда раньше не видела и, подозреваю, Ральф – атеист до мозга костей – тоже. Он поднял руки в жесте, объединяющем и приветствие, и благословение, грустно улыбнулся и начал говорить.

Прикрыв глаза, я старалась не слушать. Пони мала, что здесь у меня нет никаких прав. Я была безымянным никем. Пусть меня и разрывало на части от горя, пусть я была в глубоком трауре, мне приходилось держать все это в себе. Я не была вдовой. Ральф, любящий отец и преданный муж, был совсем не тем Ральфом, которого любила я.

Глава 17

В то утро, когда я наконец решилась сказать Ральфу «да» и отправиться с ним выпить, я тщательно выбирала одежду. В конце учебного дня в служебном туалете подправила макияж и прыснула в рот мятным освежителем.

Войдя в класс, где проходили занятия нашей группы, я отыскала себе место в последнем ряду. Длинноногая Оливия мельком окинула меня взглядом, и в ее лице что-то изменилось. Или мне показалось? Внезапно я почувствовала невыносимый жар. Толстая школьница намазалась дешевой губной помадой перед школьной дискотекой и думает, что теперь-то красавчик-спортсмен заметит ее. Дуреха, не умеет отличать флирт от чего-то другого. Может, он поспорил с кем-нибудь в шутку!

Потом пришел Ральф. Извлекая из кожаного портфеля свои бумаги, он пробежался взглядом по лицам и, обнаружив меня, улыбнулся.

Я снова стала красивой и счастливой. Светилась, как подросток, которому наплевать, что подумают другие: главное, он здесь, и все у нас впереди.

В тот вечер он задержался, пока остальные натягивали куртки и пальто, собираясь в «Полумесяц».

– Может, попозже подойду, – отмахивался от приглашений.

Я тоже не торопилась уходить. Я знала. Мое тело томилось от ожидания.

Когда коридор опустел, он повернулся ко мне и, пожирая глазами, предложил:

– Поехали выпьем по стаканчику? – Посидим где-нибудь по-тихому.

Я кивнула и отправилась на стоянку за машиной. Перегнала ее к повороту на старшую школу. Ральф уже ждал меня там в своей машине.

Увидев, что я подъезжаю, он мигнул мне фарами, предлагая ехать за ним.

Так мы и ехали друг за другом, пока не оказались за городом. Погода была пасмурная, с наступлением холодов темнело быстро. Свернув с дороги на тенистую, почти пустую стоянку паба, я выключила мотор и немного посидела, глядя поверх руля в сгущающиеся сумерки.

Что я делаю? Глупый вопрос, если и так уже знаешь.

Ральф вытащил меня из машины и повел в тепло паба, спрятав мою руку в сгибе своего локтя, как будто мы были супружеской парой. В середине недели оживления в пабе не наблюдалось. Мы прошли за столик в тихом уютном уголке.

– Дай угадаю. – Он сделал несколько пасов руками, притворяясь фокусником, читающим мои мысли. – Итак, мадемуазель пьет… портвейн и лимонад?

Я рассмеялась:

– Ничего подобного даже близко.

– «Гиннесс».

– В самом деле? – Я вскинула брови.

Ральф исчез и вернулся с двумя бокалами шираза. Его любимого вина, как я вскоре узнала.

– Я бы взял бутылку, но не сегодня. – Он кивнул в сторону окна, за которым темнела автостоянка. – Мы оба за рулем. Поэтому в следующий раз.

В следующий раз. Я улыбнулась. Все так волнующе и в то же время так просто, так знакомо с самого начала.

С ним мне было хорошо. Он согревал своим присутствием. От меня ничего не требовалось только сидеть, откинувшись на спинку, и таять от вина, позволив плечам расслабиться, а себе – смеяться. Я становилась свободнее. Становилась похожей на него.

А он весь искрился жизнью. Рассказывал забавные истории об уроках, о своих учениках, о баталиях, которые приходилось вести, чтобы заставить их читать. О хитростях, на которые он пускался, о пари с мальчишками, которые отказывались интересоваться чем-либо, написанным до их рождения.

Ральф был красноречивым и в меру насмешливым, и я в конце концов перестала задумываться, почему я здесь и куда это может завести. Попутно я отпустила все другие тревоги. Я просто позволила этому случиться.

Когда мы уже уходили, он задержал меня на темном крыльце, повернул к себе так нежно, словно я была из фарфора, обнял и поцеловал в губы – благоговейно и целомудренно. В почти полной темноте его глаза блестели.

– Лора Диксон. – О этот голос, низкий и томный! – Что ты со мной сделала?

Будто это была моя вина.

Потом я ехала домой, окутанная блаженством, смотрела на тихие темные улицы и видела их словно в первый раз. Губы все еще чувствовали прикосновение его губ. Тело трепетало. Мое дыхание пульсировало мелкими возбужденными всплесками. Любовь все больше овладевала мною, и я, кажется, сходила с ума.

Телефон звякнул, известив, что пришло сообщение, как раз в тот момент, когда я открывала ключом дверь квартиры. Я не разрешила себе прочитать – не сейчас. Хотелось потянуть момент наслаждения. А вдруг это сообщение из банка о превышении кредитного лимита? Или автоматическое напоминание о какой-нибудь рутинной встрече у стоматолога или окулиста?

В прихожей я сняла пальто и повесила его на крючок. На моем лице все еще блуждала улыбка. Только пройдя в спальню, я достала телефон; голова гудела от вина и адреналина.

Благополучно добралась?

В темноте моя улыбка стала еще шире. С телефоном в руке я плюхнулась на кровать и поспешила набрать ответное сообщение, пока мой рассудок не вмешался и не остановил эту новую сумасшедшую женщину, возникшую из ниоткуда:

Приходи на ужин. В пятницу вечером?

Нажала «отправить», а после лежала на спине, не сводя глаз с телефона, в полной тишине, до звона в ушах.

Ничего.

Я села, затем переместилась вместе с телефоном в кухню и держала его все время рядом, пока наливала в стакан воду из-под крана, чтобы попить.

Ничего.

Во мне зарождалась паника. А вдруг я неправильно его поняла? И выставила себя полной дурой. Как неловко! Что, если он расскажет об этой моей оплошности другим? На меня будут тыкать пальцем в школе?

Взяла с собой телефон в ванную. И он все время лежал под рукой, пока я умывалась и чистила зубы.

Ничего.

Может, стоит написать ему: «Я пошутила»?

От напряжения мое лицо в зеркале выглядело как непроницаемая маска. Наверное, он заводит дружбу с каждой новенькой. Ведет в тихий паб. Вполне в его стиле. Разговорчивый. Общительный.

Расстроенная, я уже забиралась в постель, когда наконец звякнуло сообщение. Я тут же подхватила телефон.

С удовольствием. Ты достойна «Гиннесса».

Я выключила свет, представляя его здесь, в моей квартире. Он вернет в нее жизнь. Своей энергией. Своей страстью. Я приготовлю роскошный ужин по старинной книге рецептов. Чего не делала уже много лет, даже не с тех пор, как ушел Мэтью. И еще хороший десерт.

Теперь оставалось только решить, что надеть.

Глава 18

В конце поминальной службы снова заиграли джаз. Меланхоличный саксофон разрывал сердце. Мужчина с проседью в волосах помог Хелен встать и увел ее. Как только она скрылась из виду, настроение изменилось. Тихо переговариваясь, люди потянулись к выходу.

Наверху, на балконе, тоже гудели голоса. Я сложила буклет с программой, сунула его в сумку, затем пошла вниз.

Щурясь от солнечного света, народ покидал часовню, окруженную аккуратно подстриженным газоном и ухоженными клумбами с розами. От парковки к ступеням тянулась широкая, обсаженная деревьями аллея, по которой мог проехать катафалк.

Когда я вышла, толпа уже начала редеть. Люди небольшими группами направлялись к основной автостоянке на другом конце подъездной аллеи; пальто, надетые на поминальную службу, теперь, на солнышке, оказались лишними и безвольно висели на руках у своих хозяев. Отставшие приветствовали друг друга и, радуясь солнечному свету, стояли, сплетничая.

Я вглядывалась в лица. Пришедшие отдать дань памяти Ральфу представляли разные периоды его жизни. Члены семьи – некоторые из них явно редко виделись громко объясняли друг другу, кто есть кто. То и дело слышались восклицания о том, что время течет слишком быстро – дети, которых смутно помнили в коротких штанишках или в бантиках, превратились в малоприятных взрослых, а родители подросших детей ссутулились и облысели. Ее здесь не было.

Хлопнула дверца машины, заурчал мотор. Я оглянулась. От часовни плавно отъезжала блестящая черная машина. С заднего сиденья в окно рассеянно смотрела Хелен.

Неизменно вежливая Элейн Эббот жестом подозвала меня, приглашая присоединиться к группке учителей младшей школы.

– Мы собираемся посидеть в ресторанчике… тут неподалеку. Пойдешь с нами? Если ты без машины, у Хилари есть место.

– Все в порядке. Я на машине, – неуверенно ответила я.

В буклете указывалась, что для приглашенных состоится поминальный обед, но я не решила, стоит ли туда идти. Где-то в глубине души мне хотелось увидеть Хелен. Не знаю, зачем и что именно я скажу ей, но все это казалось важным. Нужно узнать, как она себя чувствует, есть ли новости о полицейском расследовании, получить хоть малейший намек на то, что им действительно известно.

– Забавно, похороны без покойника, – тихо сказала Хилари.

– Не похороны, а поминальная служба, – поправила ее Оливия.

– Не вижу разницы, – скривилась Хилари.

– По закону можно объявить умершим даже без тела, если все указывает на смерть, – сказала Элейн. – Не хочется вдаваться в детали, – она огляделась и понизила голос, – но, честно говоря, даже если они и нашли тело там, где искали, еще неизвестно, в каком оно состоянии…

– В наши дни идентифицировать можно практически по любому фрагменту, разве нет? Кусочек кости. Зубы… – высказалась Хилари.

– Ой, давайте без подробностей! – поморщилась Оливия. – Мы же не на месте преступления и не ведем расследование.

– Кстати, расследование – штука полезная, – заметила Элейн. – Когда полиция выяснит, что же все-таки произошло, можно будет получить свидетельство о смерти.

– Что, даже без тела?

– Очевидно.

– Но им же неизвестно, что произошло? – уточнила Оливия.

Элейн пожала плечами:

– Вот я и говорю – когда выяснят.

– Джейн сказала, что они обыскали всю пустошь. И даже дно прибрежной полосы. И ничего не нашли.

Оливия одарила ее скептическим взглядом:

– Она-то откуда знает?

– От Джона Бикерса, – продолжила Хилари. Но… там очень глубоко. Они могли и упустить его. И, как вы говорите, на сегодняшний день… Что? Не смотри на меня так. Я просто рассказываю.

Элейн повела плечами, будто ее знобило.

– Идемте. А то мы тут все перессоримся. Жаль, конечно, его жену. Ей остается только теряться в догадках. Ничего ведь не известно наверняка.

– Слушайте, я хочу выпить, – вмешалась Оливия.

– Она, между прочим, получит компенсацию за его смерть, – не унималась Хилари. – А это уже кое-что. И его пенсию, кстати.

– Но только после того, как его официально объявят умершим. – Элейн выглядела задумчивой. – Интересно, не могла бы Сара Бальдини, не привлекая особого внимания, выяснить, что там и как? Проверить, что там Хелен светит в будущем? Ведь дело не только в ней – у нее есть Анна.

– Хорошо, что Хелен не взяла девочку с собой на службу, – заметила Оливия.

Складывалось впечатление, что она продолжает какой-то ранее начатый разговор.

Хилари нахмурилась:

– Все равно придется сказать Анне.

– Я понимаю, – кивнула Оливия. Но ей же всего семь.

Толпа вокруг нас все больше редела. На верхней ступеньке стояли двое полицейских и разглядывали тех, кто был на службе. Я старалась не попадаться им на глаза, используя в качестве прикрытия Элейн. Один вид этой Джонс, женщины-детектива, заставлял меня нервничать.

Мои коллеги вместе пошли по аллее, а я последовала за ними, вполуха слушая, как они сплетничают о других учителях о тех, кто пришел на службу, и о тех, кого не было, о том, как Сара Бальдини читала отрывок из Шекспира, и о речи родственника Ральфа: он произнес ее так плохо, что Элейн, по ее словам, не разобрала ни слова.

Попутно я смотрела по сторонам – за лужайкой было небольшое кладбище с гранитными надгробиями; многие были украшены цветниками, над одним были привязаны воздушные шарики видимо, там было место захоронения ребенка.

Все это казалось мне нереальным. Я не переставала повторять про себя: это была настоящая поминальная служба по Ральфу. Ральф мертв. По настоящему мертв. И я никогда больше не увижу его. Но даже сейчас мне не верилось, что это возможно.

По газону запрыгала большая уродливая ворона. Мой взгляд отвлекло движение в рощице вдали. Я моргнула и прищурилась. Может, еще птицы? Какая-то тень шевельнулась, и я замерла. Мужчина, высокий и широкоплечий. Но он находился слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо. Казалось, он смотрит прямо на меня. Я вскрикнула.

Ральф?

Не успела я закрыть рот, как он скользнул под прикрытие деревьев и исчез. Качая головой, я старалась успокоиться. Веду себя нелепо. Мне мерещится.

Нет, не Ральф. Это не мог быть он. У этого рост ниже. Да и слишком коренастый.

Мои коллеги вопросительно посмотрели на меня.

– Там кто-то стоял и наблюдал за нами. – Я кивнула в сторону деревьев.

Нахмурившись, Оливия прищурилась и принялась вглядываться.

– Я никого не вижу.

– Всего лишь игра света, – заметила Элейн, погладив меня по плечу пухлой рукой. – Мы все немного нервничаем.

– Да ладно, скорее поверю, что кто-то по-маленькому захотел, – буркнула Хилари. – Я бы тоже не отказалась сходить в туалет.

– Поехали с нами, выпьем немного, – любезно предложила мне Элейн. – Хочешь, я могу поехать в твоей машине, покажу дорогу.

Я покачала головой.

– Спасибо, но… – Я помедлила. Все трое глядели на меня. Но только Элейн, похоже, проявляла участие. У ее приятельниц взгляд был жестким – я им не нравилась. Не хотелось думать об этом, но в глубине души я знала, что это так. Меня не любили. Резкая Лора Диксон. Я всегда старалась держать себя в руках. Старалась не замечать их отношение. Но теперь я боялась их. Нельзя было привлекать к себе внимание. Они могут заподозрить меня. Если эти акулы начнут атаковать, кто защитит меня от них? – Как-то не очень хорошо себя чувствую. – Я проглотила подступивший к горлу комок. – Извините, мне, пожалуй, лучше поехать домой.

Дома я открыла бутылку шираза и выпила стакан. Расправленный буклет с фотографией уже висел на холодильнике, прикрепленный магнитиком с Шекспиром, – этот магнитик мне подарил Ральф. Избавляясь от его вещей, я упустила этот маленький сувенир и теперь уже не могла выбросить. Мертвые глаза Ральфа следили за мной с фотографии. Надпись на магнитике гласила: «Мое сердце всегда к вашим услугам».

«Уже нет, – подумала я. – Твое сердце, Ральф, остановилось. Это я остановила его».

В комнате я включила телевизор и устроилась на своем диванчике: голова на одном мягком подлокотнике, ноги – на другом; бутылку я прихватила с собой. Телевизионная картинка расплывалась. В голову забрела мысль, что, наверное, стоит поесть, я чувствовала опустошение, но не голод. Пустоту внутри едой не заполнишь.

Часы промелькнули незаметно. Свет снаружи все больше тускнел, по мере того как день близился к концу.

Когда начались вечерние новости, я с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, подошла к окну, чтобы задернуть шторы. В вертикальном положении меня поддерживала стена. Прижалась лбом к холодному стеклу, позволяя кончику носа расплющиться. Мои окна слишком высоко, вряд ли кто-то увидит.

Ухватившись за край шторы, я потянула ее… и замерла. На невысокой ограде возле автобусной остановки сидел мужчина, лицо закрывала газета.

Я напрягла зрение, пытаясь разглядеть его. Силуэт показался мне знакомым.

Не Ральф. Ростом ниже. Да и слишком коренастый.

Я вглядывалась в него, буквально повиснув на шторе, край которой все еще держала в руке.

Это он, тот человек, которого я видела в тени деревьев, когда мы выходили из часовни?

Я покачала головой и, чувствуя тошноту, протянула руку к оконной раме. Все это мне мерещится. Что бы сказал Ральф? Совсем рехнулась.

Может, это мой ангел-хранитель? Пришел спасти меня? Или посланец дьявола, явившийся, чтобы утащить меня в ад за то, что я натворила.

Звякнул телефон. Я прошла на кухню, собираясь прочитать сообщение. Номер скрыт.

Совсем короткое послание. Всего три слова:

Скучаешь по мне?

Я выронила телефон и, шатаясь, направилась в ванную. В горле застрял кислый комок. Мои вытянутые руки ударялись о стены и дверные косяки, когда меня бросало из стороны в сторону.