Текст книги "Дыхание дьявола"

Глава 10

С тех пор, как на моих глазах Симону затолкали в машину и увезли, прошло три дня. Я провела много часов, приникнув к окуляру телескопа, но она так и не вернулась домой. В первые же мгновения, поддавшись порыву охватившей меня неистовой паники, я кинулась к телефону и набрала номер полиции. На другом конце провода моему обращению присвоили номер и велели ждать звонка от офицера, которому передадут дело. Но дни шли, а звонок так и не поступал. Моя первоначальная паника трансформировалась в нетерпеливое отчаяние. Я знала, что должна ждать и доверять полиции, которая делает свою работу, но, когда с момента похищения Симоны минуло семьдесят два часа, я приняла решение взять дело в свои руки.

Когда я подошла к кафе, дверь оказалась заперта, однако через окно было видно, что за стойкой кто-то есть. Я постучала, и человек за баром, подняв взгляд, бросил мне:

– Мы закрыты.

Я снова постучала.

– Мы закрыты, – повторил незнакомец, распахнув дверь.

– Я вижу. Я ищу молодую женщину, бразильянку. Она работает здесь.

– Она уволилась.

Я опешила.

– Когда?

– Вчера. Просунула под дверь записку, мол, съехала отсюда и до кафе ей теперь слишком долго добираться.

Очевидная нелепость такого заявления заставила меня наморщить лоб.

– Вы в этом уверены?

– Так она написала.

Незнакомец разговаривал со мной таким тоном, будто перед ним стоял ребенок. Я поджала губы.

– В записке не говорилось, куда она переехала?

– Нет.

Незнакомец склонил голову набок и искоса окинул меня взглядом.

– Она ваша подруга?

Я без колебаний ответила:

– Да.

– Тогда почему она ничего не сказала вам о переезде?

– Мы подружились совсем недавно, но мне очень нужно с ней поговорить.

– Не вам одной, – грубовато произнес он. – Если разыщете ее, так передайте, что я просто счастлив. Нельзя вот так просто взять и свалить без предупреждения. И еще передайте – если она ждет, что я заплачу ей за отработанные до ухода дни, может об этом забыть.

Запоминать это послание не имело ни малейшего смысла, так что я решила не ослаблять натиск.

– Вы сохранили записку?

Ненадолго задумавшись, незнакомец направился к мусорному ведру, выудил оттуда смятый клочок бумаги и протянул мне. Я пробежала записку глазами. Почерк был угловатый, с наклоном вперед, а в двух простых словах обнаружились орфографические ошибки, что было довольно странно для старшекурсницы.

– Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но не найдется ли у вас других образцов ее почерка? Может быть, блокнот с заказами?

Незнакомец уловил смену тона беседы.

– У нас безбумажная система. Все записывается на девайсах. А почему вы спрашиваете? Считаете, это не она написала?

– Я не могу быть в этом уверена. Мне нужен другой образец. Но разве вам самому не показалось странным, что она не позвонила, чтобы предупредить об увольнении?

– Приходило. Сейчас никто не пишет записок. Это архаизм.

Я в очередной раз наморщила лоб. Лично я каждый день писала от руки.

– Можно мне оставить записку у себя? – спросила я.

– Само собой. И вот еще что, – незнакомец вдруг показался мне сильно взволнованным, – когда отыщете ее, можете дать мне знать?

* * *

Свернув на улицу, где жила Симона, и оглядев представшие передо мной здания, я очень скоро поняла, что отыскать ее дом будет не такой легкой задачей, как мне поначалу казалось. Все фасады выглядели одинаково: одни и те же вымощенные плиткой дорожки и кованые железные решетки вокруг световых колодцев на цокольных этажах. Одинаковые викторианские окна от пола до потолка. Единственное различие составляли входные двери разных цветов. Однако цвет нужной мне двери я, разумеется, не могла разглядеть в телескоп. Исходя из положения дома, я понимала, что тот должен стоять примерно в середине улицы. Прикрыв глаза, я попыталась вспомнить, что именно видела в телескоп через выходившие на главную улицу окна. Внезапно перед моим внутренним взором возникли ветви декоративного вишневого дерева. Я решила сфокусироваться на нем. Тонкая отслаивающаяся кора бордового цвета. Длинные овальные темно-зеленые листья. Вероятнее всего, Prunus serrula[36]36
  Prunus serrula (лат.) – Вишня мелкопильчатая.


[Закрыть], тибетский подвид, однако, не видя соцветий, точнее сказать было сложно. Открыв глаза, я повернулась туда, где, по моим расчетам, должно было стоять дерево. Там оно и оказалось – возле дома номер двадцать девять.

Ни на стук, ни на звонок в дверь никакого ответа не последовало, и когда я принялась заглядывать в окна, дом отозвался тишиной. Я снова постучала, на этот раз громче, открыла почтовый ящик и позвала Симону по имени. Постучала в оконное стекло, а потом забарабанила по двери ладонью.

– Могу я вам помочь, сэр?

Приподняв очки, я уставилась вниз, на световой колодец. Пожилая женщина с темными глазами и белоснежными волосами, стянутыми в тугой пучок, высунулась из подвального окна. Я тут же узнала в ней ночную метательницу улиток.

– Прошу прощения. Могу я вам помочь, мадам? – исправилась та.

– Я ищу молодую бразильянку, которая живет в этом доме. Вы ее знаете?

– Да.

– Не скажете ли, когда она будет дома?

Старушка на мгновение исчезла из вида, но очень скоро вновь возникла – около двери чуть ниже парадного входа.

– Я не видала ее с прошлой недели. Не похоже это на нее – пропасть, не предупредив меня.

Старушка замялась, окидывая меня взглядом своих темных глаз.

– Вы ее подруга?

– Верно.

– Роуз?

Не было никакого смысла ее поправлять.

– Она упоминала обо мне?

– Я слыхала, как она говорила ваше имя. Меня зовут Сьюзен, но все называют по-простому – Сьюзи.

Я сомневалась в том, что мне вообще понадобится как-то к ней обращаться.

– А когда вы с ней в последний раз виделись? – поинтересовалась старушка.

Поразмыслив о том, стоит ли рассказывать о похищении Симоны, я приняла решение этого не делать.

– Как и вы. На прошлой неделе.

– И на ваши звонки она тоже не отвечает?

Вот тут моя легенда немного подкачала.

– У меня нет ее номера.

Старушка извлекла мобильный телефон из выпирающего кармана домашнего халата и вновь замялась.

– А вы точно ее подруга?

– Точно, – с уверенностью подтвердила я. – Недавно мы с ней пили чай в кафе, а всего три дня назад она заходила ко мне в гости.

Я выжидательно посмотрела на телефон в ее руках.

– Кажется, лицо у вас честное, – проговорила старушка. Держа телефон в вытянутой руке, она принялась тыкать в экран скрюченным пальцем.

– Благодарю, только не могли бы вы записать его на листке? У меня нет мобильного телефона.

Вздернув бровь, старушка пошла к себе, а я спустилась по лестнице к ее входной двери.

– Кстати говоря, – проговорила я в темноту, – раз уж я здесь, не будете ли вы так любезны позволить мне пройти в ваш сад?

– Я уже проверяла ее заднюю дверь, – донесся до меня ответ. – Но можете пройти, если хотите.

Стоя на вершине металлической лестницы и вглядываясь в стекло задней двери, я подергала за ручку. На стойке виднелись пачка молока и грязные тарелки, над духовкой горела лампочка, а над связкой бананов кружилась стая фруктовых мошек. Маленькая черная «Нокиа» заряжалась на полке, и две простых вышивки в рамочках висели на стене рядом с меловой доской, на которой был нацарапан список покупок.

– Где же ты? – прошептала я.

Упершись плечом в дверь, я хорошенько нажала, но та не поддалась.

«Что с тобой случилось?»

Выпустив из рук дверную ручку, я опустилась на верхнюю ступеньку лестницы, где Симона каждое утро пила кофе. Находиться в месте, за которым я столько недель вела наблюдение, казалось странным. Подняв взгляд на ограду моего сада, я убедилась, что лоза все заплела очень качественно – разглядеть что-либо сквозь нее было невозможно. Будь я совершенно в этом уверена, не стала бы столь поспешно ретироваться, увидев ее впервые, не задела бы тот лист и не ходила бы с покалеченной рукой. Я стащила перчатку. Рука потемнела. Тихонько потянув носом воздух, я ощутила отчетливый запах. Из кожаного мешочка на шее я достала пузырек и отмерила из него порцию крема.

– Я заварила чай, – сообщила старушка, водружая поднос на садовый столик. – Присоединишься?

На мгновение я задумалась о том, что за последние несколько недель мне пришлось переговорить с большим количеством людей, чем за весь прошедший год. Это оказалось не так сложно, как я себе со страхом представляла. Очень аккуратно я натянула перчатку обратно и зашагала по лестнице вниз.

Старушка вручила мне клочок бумаги, на котором дрожащей рукой был накарябан номер Симоны. Я сложила листок и спрятала в карман пиджака, где уже лежала записка из кафе.

– Знаешь, когда я только увидела тебя на лестнице, то меня едва не хватил удар, – призналась старушка, протягивая мне чашку. – Я решила, что это мой Стэнли вернулся.

– Стэнли?

– Мой супруг. Он умер девять лет назад. У него был точь-в-точь такой костюм. Стэнли его каждый день надевал.

Я разгладила ткань на брюках.

– Сожалею, что шокировала вас.

– Ничего страшного, дорогуша, это был приятный шок.

Она сделала глоток чая.

– Мой Стэнли так носился с этим костюмом. Никогда при людях не снимал пиджака. Даже в такой жаркий день, как сегодня.

– Я поступаю точно так же.

Старушка покосилась на мою грудь.

– Предпочитаешь их прятать, да? Не могу тебя винить. От них больше вреда, чем пользы. – Она отпила еще. – Если, конечно, ты не хочешь детишек. Тогда польза есть.

Ее наблюдение повергло меня в изумление, и, говоря откровенно, я была шокирована подобной фамильярностью со стороны совершенно незнакомой женщины. Моя грудь вообще никоим образом не могла повлиять на решение надеть костюм.

– Я осознаю, что мой наряд кому-то может показаться нешаблонным, но надеваю этот костюм просто потому, что в нем удобно, – отрезала я.

Это было неправдой. В костюме было очень некомфортно. Он был слишком широк в плечах, слишком узок в бедрах, рукава были чересчур длинными, и мне вечно приходилось их подворачивать. Нет. Единственной причиной, по которой я носила этот костюм, было то, что раньше он принадлежал Отцу.

Старушка пожала плечами.

– Носи, что тебе вздумается, дорогуша. Не мне судить. Как говаривал мой покойный Стэнли: «О вкусах не спорят».

У меня промелькнула мысль, что Симоне бы эта поговорка понравилась. Я тут же поморщилась, поразившись тому, как легко отвлеклась. Я ведь пришла не для того, чтобы болтать, распивая чаи. Я должна была найти Симону. Внезапно меня поразила догадка.

– Постойте, – бросила я, вскакивая на ноги и взбегая по ступеням обратно к задней двери. Приложив записку из кафе к стеклу, я принялась сравнивать почерк со списком покупок на меловой доске в кухне у Симоны. Он оказался совершенно не похожим.

* * *

Часом позже на пороге Сьюзен возник полицейский, и уже менее чем через минуту вскрылось серьезное недоразумение. Я хотела немедленно отвести офицера к задней двери Симоны, однако он, широко расставив ноги, остановился в кухне Сьюзен, вытащил блокнот и приготовился записывать.

– Вижу, вы уже связывались с нами, мисс Роуз. Дежурный офицер передал мне номер вашего обращения.

– Профессор, – поправила я.

– Простите?

– Профессор Роуз.

Офицер заглянул в блокнот.

– Оу.

– Я звонила три дня назад и до сих пор жду, когда со мной свяжется сотрудник, которому поручено дело.

– Жаль это слышать. У нас очень высокая нагрузка, но я уверен, что о вас не забыли.

– Так дело передали кому-нибудь?

Офицер пролистал несколько страниц в блокноте.

– На данный момент я такой информацией не владею, но уверен, что в ближайшее время вам позвонят.

Обычно я редко повышаю голос, но этот человек целиком и полностью игнорировал всю срочность ситуации, так что я не сдержалась.

– Молодая женщина пропала семьдесят два часа назад. Как долго человек должен отсутствовать, прежде чем полиция озаботится сделать ответный звонок?

Офицер, вздернув брови, оторвал взгляд от блокнота.

– Я понятия не имел, что данное дело имеет отношение к пропаже человека. У меня перед глазами отчет о подозрительном инциденте с автомобилем.

– Об инциденте с похищением, – настаивала я. – Это произошло во вторник, двадцать первого числа, в 18.15. Я немедленно позвонила в полицию, чтобы сообщить, что на моих глазах молодую женщину затолкали в машину и увезли в неизвестном направлении.

– Так ее похитили? – воскликнула старушка.

Я мельком глянула на нее, но тут же снова повернулась к офицеру.

– Боже милостивый, офицер! Вы хотите сказать, ее никто не ищет?!

– Мне… м-м-м… необходимо позвонить в участок.

– Разумеется. Но прежде вам необходимо пройти со мной.

Вручив ему записку из кафе, я прошествовала в сад.

– Эту записку Симона якобы написала своему боссу, но взгляните вот сюда. – Взбежав по ступенькам, я указала офицеру на меловую доску в кухне. – Вот ее почерк. Как вы можете убедиться, образцы совершенно не совпадают.

Офицер, прикрыв глаза от солнца сложенными чашечкой ладонями, уставился в окошко задней двери.

– Откуда вам знать, что это ее почерк?

– Она живет одна.

– Откуда такая уверенность?

– Мы с ней дружим. Но если вам требуется подтверждение, – я указала на дверь Сьюзен, – спросите у нее.

Офицер что-то отметил в блокноте.

– Некто, – продолжала я, – написал эту записку и подбросил ее в кафе, чтобы босс Симоны не стал ее разыскивать. Я думаю, это был тот самый человек, который затолкал ее в машину.

– Где она работала?

– В кафе на главной улице.

Офицер снова сделал пометку в блокноте.

– Имя владельца вам известно?

– Нет.

– Как долго она там работала?

Я издала стон нетерпения.

– На эти вопросы вам должен ответить владелец кафе. А не я. Скорее, нам нужно выбить эту дверь.

Офицер бросил на меня тревожный взгляд.

– Мы не станем этого делать, мадам.

– Давайте же, вы ведь сейчас здесь.

Офицер сделал два шага назад, а я в отчаянии всплеснула руками.

– Это просто позорище! Женщина пропала семьдесят два часа назад! Она может находиться внутри! Она может быть ранена!

Тут у офицера ожила рация, и он отвернулся, чтобы ответить.

– Мне нужно возвращаться в участок. Там что-то срочное, – сообщил он, спускаясь еще на ступеньку ниже.

– Что-то более срочное, чем похищение?! – вскричала я.

– В ближайшее время с вами свяжется офицер, с которым вы сможете обсудить возможность получения разрешения на проникновение на частную территорию. В участке есть номер вашего мобильного?

У меня вырвался возглас раздражения. Я поняла, кто передо мной. Dicentra spectabilis[37]37
  Dicentra spectabilis (лат.) – Дицентра великолепная.


[Закрыть], в просторечье – разбитое сердце: внешность трепетная и даже хрупкая, а ядовито настолько, что вызывает конвульсии. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– У меня нет мобильного телефона. В участке есть мой стационарный номер.

Офицер так и пятился вниз по лестнице и был уже в самом низу. Напоследок он сказал мне:

– В таком случае советую вам отправляться домой и ожидать нашего звонка.

Через какое-то мгновение в саду появилась Сьюзен и остановилась у подножия лестницы. Шумно вздохнув, она наклонилась, чтобы поднять с земли объемистый булыжник, и протянула его мне.

– Держи. Не думаю, что она там. Я бы услышала. Но, может быть, ты сможешь отыскать какие-то подсказки.

Я молча поглядела на камень в ее протянутой руке.

– Я же не следователь. Даже не знаю, с чего нужно начинать.

– Ты точно все сделаешь не хуже этих бесполезных полицейских.

Я прикинула для себя последствия взлома и проникновения. В последний раз я имела дело с полицией после инцидента в университете, который и стал причиной моего увольнения. Тот опыт был малоприятен, и повторять его я бы не хотела. Мысленно я перенеслась в ту допросную комнату, за тот стол. Двое офицеров – по одну сторону, мы с адвокатом – по другую. Мне потребовался целый год, чтобы оправиться от стыда и унижения. Быть может, страх, который я теперь испытывала, всего лишь сигнализировал о том, что на самом деле я так и не оправилась. Я поправила съехавшие на переносице очки.

– Это будет нарушением закона.

– Я возьму вину на себя, скажу, что это была случайность. Что они сделают восьмидесятипятилетней старухе, а?

Она подняла булыжник повыше.

– Давай же, дорогуша. Он тяжеловат.

Дверь закрывалась на два засова, которые оказалось очень легко отпереть, просунув руку сквозь пробитую в стекле дыру. Таким образом, считаные мгновения спустя я уже стояла в кухне у Симоны. На мгновение замешкавшись, я ощутила, как от шеи по спине и до самых пяток пробегает дрожь. Положив руку на живот, который тоже внезапно скрутило, я все же огляделась вокруг. В одной из стен был широкий проход в заднюю часть гостиной. С моего места было видно диван и стол, заваленный книгами и газетами. Уже собираясь пройти в комнату, у себя за спиной я услышала старухино хриплое дыхание. Обернувшись, увидела, что та уже стоит на вершине лестницы, ухватившись за перила. Мне не хотелось, чтобы она входила туда. Мне хотелось побыть в квартире Симоны, в окружении ее вещей, подышать ее воздухом – и сделать это в одиночестве.

Я вытащила стул на небольшую площадку на вершине садовой лестницы.

– Сидите здесь и ждите меня. И ничего не трогайте.

Вернувшись в кухню и миновав проход, я оказалась в центре гостиной. Поколебавшись, опустилась на колени. Вот здесь Кастор ее ударил. Принявшись раскачиваться взад-вперед – я видела, как это делала Симона, – я окинула взглядом пол. На половицах рядом мне удалось разглядеть три маленьких темных кружка, возможно, капли крови. Я дотронулась до одного из них пальцем, почти ожидая, что тот окажется влажным, а затем встала и подошла к окну. На этом месте стояла Симона, когда я впервые увидела ее лицо в окуляр телескопа. На пальцах у нее была кровь, и эти окровавленные пальцы Симона потом облизала.

Я отвернулась от окна. На столе вперемешку валялись справочники, учебники и какие-то бумаги. Не так студенты должны относиться к учебе. Томик о Фриде Кало[38]38
  Мексиканская художница, наиболее известна по серии автопортретов.


[Закрыть] венчал стопку книг по искусству. Склонив голову, я принялась разбирать названия на корешках. Джорджия О’Кифф[39]39
  Первая американская художница-модернистка.


[Закрыть], Фрасуаза Жило[40]40
  Французская художница, супруга Пабло Пикассо.


[Закрыть], Ли Миллер[41]41
  Американская фотохудожница, военная корреспондентка и фотомодель.


[Закрыть], а в самом низу Доротея Таннинг[42]42
  Американская художница, представительница сюрреализма.


[Закрыть]. К пробковой доске позади стола были приколоты фотографии женщин. Художницы, решила я. В области искусства я была невежественна и сознавала это. Честно говоря, большинство предметов искусства оставались для меня загадкой, если только они не были связаны с ботанической токсикологией.

Несколько заметок, также приколотых к пробковой доске, послужили очередным доказательством того, что записка из кафе не была написана рукой Симоны. Ее настоящий почерк оказался опрятным, убористым, и орфографические ошибки в заметках отсутствовали. Я прочла одну из них. Варианты названий – Художники в тени – Всего лишь муза – Художницы и их знаменитые любовники. Эти названия ни о чем мне не говорили. Обойдя стол, я вытянула шею, чтобы получше рассмотреть фотографии. По очереди я уделила внимание каждой из них: черно-белым портретам женщин в одежде и с характерными прическами своего времени. Серьезные женщины с сосредоточенными лицами, взгляд каждой устремлен вдаль.

Снова бросив взгляд на стопку книг, я заметила, что в нижний томик что-то вложено. Склонившись над столом, я уставилась на него. Из середины книги торчал уголок сложенного листа бумаги. Очень аккуратно я подцепила его большим и указательным пальцами и потянула к себе. Как в игре с балансирующими кубиками, стопка книг заколебалась, но осталась стоять. Я развернула листок. На нем кривыми буквами, которые едва можно было разобрать, был нацарапан адрес. Совершенно очевидно, что почерк принадлежал не Симоне. Моргнув, я снова пробежала глазами записку. Я решила, что ошиблась.

«32, Грейндж Ро…»

– Ты в порядке, дорогуша?

Услышав голос Сьюзен, я подскочила от неожиданности. Скомкав клочок бумаги, я затолкала его себе в карман.

– Ну что, нашла что-нибудь?

Сьюзен стояла посреди кухни.

– Я же велела вам ждать снаружи.

Старушка засмеялась, в ее темных глазах заплясали огоньки.

– Вот уже много лет мне наплевать на то, что мне велят. Чем радует старость – так это возможностью притворяться глухой.

Она подцепила связку бананов.

– Нет-нет, ничего не трогайте.

– Они сгнили. И я собираюсь их выбросить. Мы же не хотим, чтобы здесь все заполонила фруктовая мошка, верно?

Я вздохнула. Старуха оказалась такой же несносной, как ворсинки многолетнего лугового растения с желтыми лепестками Rudbeckia hirta[43]43
  Rudbeckia hirta (лат.) – Рудбеккия волосистая, также Черноглазая Сьюзен.


[Закрыть]: раздражающие, но безвредные.

– Черноглазая Сьюзен, – пробормотала я.

– Что это значит, дорогуша?

– Ничего. Возвращайтесь обратно и посидите пока на стуле. Я осмотрю второй этаж.

Наверху обнаружились две комнаты: одна спальня в задней части дома, окна которой выходили на местные палисадники, другая – окнами на главную улицу. Двери обеих комнат были распахнуты, и, стоя на лестничной площадке, я окинула их взглядом. Спальня со стороны главной улицы оказалась пустой, за исключением кровати с непокрытым матрасом. Спальня же в задней части дома принадлежала Симоне. Кровать была не прибрана, одежда в беспорядке валялась на полу, на стуле, даже на туалетном столике. Такая неряшливость меня расстроила, но, сделав глубокий вдох, я заставила себя переступить порог комнаты.

На туалетном столике стояло прислоненное к стене зеркало, в углу которого красовался отпечаток накрашенных помадой губ. Это совершенно сбило меня с толку. Я была не в состоянии постичь, зачем ей было целовать собственное отражение. С углов зеркала свисали несколько цепочек с распятиями разнообразного дизайна, среди которых был и розарий.

– Католичка, – пробормотала я себе под нос.

Переполненная косметичка завалилась на бок, и на столешницу из нее высыпались коробочки с разнообразными косметическими средствами и футлярчики с помадой. Рядом валялись щетка с клочьями длинных темных волос и почему-то розовый лифчик с чашечками, который я с любопытством оглядела.

Я обернулась. На двуспальной кровати, стоявшей у окна вдоль стены, одеяло и подушки оказались в полном беспорядке. Возле кровати обнаружилась захламленная тумбочка. Поверх подушки лежала шелковая камисоль[44]44
  Камисоль – женское нижнее белье; короткий топ на бретельках свободного покроя или в обтяжку.


[Закрыть]. Я поборола искушение дотронуться до нее и вместо этого ногой толкнула дверь ванной комнаты. Там мой взгляд ни на чем особенном не остановился, за исключением двух бутылок геля для душа, двух шампуней и двух кондиционеров, один из которых был парфюмированным, а другой – без запаха. Едва успев подумать, что для одного человека это немного странно, я вспомнила о Джонатане. Вот кто смывает запах своей любовницы, прежде чем отправиться домой, к жене. Я с отвращением передернула плечами и отвернулась.

Насколько я могла судить, ничто в этой квартире не могло привести меня к Симоне. Уже собираясь спускаться, я снова остановила взгляд на камисоли. Она манила меня, как наживка манит рыбу. Подойдя к кровати, я подцепила ее за бретельку, поднесла к лицу и потянула носом воздух. Аромат, который я ощутила, был самым опьяняющим из всех, с которыми я когда-либо сталкивалась в жизни. В нем были оттенки экзотических фруктов – папайи и рамбутана, – ладан и еще что-то кисловатое, что я не смогла распознать. Я украдкой огляделась по сторонам, словно опасаясь быть пойманной, а затем скомкала камисоль и затолкала к себе в карман.

Когда я спустилась, Сьюзен сидела на диване. Рядом с ней покоилась связка бананов, а на коленях лежала раскрытой одна из книг Симоны по искусству.

– Ну что? – поинтересовалась Сьюзен.

– От нее ни следа. И никаких признаков того, что она собиралась уехать.

– Ты сказала, что видела, как ее затолкали в машину?

– Так и есть. Мне жаль, что эта новость сильно вас расстроила.

– Не буду отрицать, так оно и есть. Она милая девочка, и я всегда старалась за ней приглядывать. Так что сейчас чувствую себя ужасно. – Покачав головой, Сьюзен повторила: – Просто ужасно.

В тоне ее голоса я узнала собственное ощущение бессилия.

– Надеюсь, теперь-то полиция начнет делать свою работу и она скоро вернется домой. Кстати говоря, мне тоже пора. Не хочу пропустить их звонок.

Старушка стряхнула с колен книгу и выпрямилась. Потом подхватила связку бананов, зашагала по направлению к кухне и уже на выходе притормозила.

– Теперь не пропадай из виду, дорогуша. Я не меньше твоего желаю быть в курсе происходящего.

– Разумеется, как только появятся новости, я к вам зайду.

– Уж будь добра. Заходи в любое время. Днем и ночью, – проговорила старушка и, прижимая бананы к расплывшемуся животу, принялась, пошатываясь, спускаться в сад. – И не волнуйся о разбитом стекле. Помни, я беру это на себя.

Я уже была готова идти следом за ней, как вдруг заметила на полке мобильник. «Нокиа». Там могла оказаться важная информация. Такую улику следовало оставить полиции. Поглядев на аппарат секунду-другую, я пересекла кухню, схватила его и опустила в карман.

* * *

Домой я возвращалась мимо палисадников, оформленных со вкусом подобранными и радующими глаз цветами, многие из которых были ядовиты. Свернув к себе в переулок, я запустила руку в карман, чтобы достать ключи, и с ужасом нащупала там шелковую ткань камисоли. Я не имела ни малейшего представления, с какой целью утащила такую интимную вещь – предмет нижнего белья. Мои пальцы утонули в мягком шелке. Почти обнадеживающе. Сжав в кулаке тонкую ткань, я вытащила из кармана ключи.

Я поняла, что что-то произошло, едва открыв дверь в подъезд. Остановившись у подножия лестницы, я вскинула голову. Возможно, меня насторожил неожиданный сквозняк, но я явственно ощущала, что что-то изменилось. Я медленно преодолела первый лестничный пролет, остановилась и принюхалась. Запах компоста я узнаю из тысячи, а это был именно он.

Охваченная внезапным ужасом, я бегом преодолела три оставшихся до моего этажа пролета и обнаружила свою дверь распахнутой настежь.

– Нет, пожалуйста, только не это! – воскликнула я, и мой голос эхом пронесся по лестничной клетке.

Какую-то долю секунды я колебалась, стоя на пороге, а затем ринулась в дверь, вдоль по коридору, прямо в кухню. Лестница валялась на полу, в потолке зиял распахнутый люк.

– Нет, нет!

Я без промедления подхватила лестницу, приставила ее к люку и поспешила наверх. То, что предстало перед моими глазами, когда я высунула голову на крышу, заставило сердце остановиться.