Текст книги "Гарриет"

Глава 11

И все же Гэрриет не раз потом поражалась тому, как она выжила в эти первые несколько недель. Каждое утро надо было вставать в шесть, чтобы накормить и подмыть Уильяма, отвезти Шатти в школу и вернуться – уже к следующей кормежке Уильяма. Потом была нескончаемая стирка и глажка, потом она моталась в деревню за покупками, потом прибирала комнаты, готовила еду, стелила постели – и так день за днем, без конца и края.

Вечером она валилась в кровать в полном изнеможении, чувствуя, что не выдержит больше ни дня, и засыпала в слезах, а через час или два ее будил крик Уильяма, у которого начали резаться зубки. Дел всегда было невпроворот, но с работой Гэрриет еще худо-бедно справлялась. Труднее было оставаться неизменно бодрой и веселой, что как бы тоже входило в ее обязанности. Шатти совершенно не умела играть одна, и ее все время приходилось чем-то занимать. Ее бурная любовь к Уильяму представляла ежечасную угрозу для его здоровья: то она умудрялась скормить ему что-то неудобоваримое, и он срыгивал все молоко, то она вбегала и будила его через пять минут после того, как Гэрриет с трудом удавалось его уложить.

С Джоном проблем оказалось еще больше, чем с Шатти. Мальчик явно чувствовал себя глубоко несчастным, и по выходным, когда он бывал дома, Гэрриет сама готова была из кожи лезть, лишь бы его развеселить.

Когда его приступы угрюмости проходили, с ним вполне можно было общаться, но из-за бесстрастной индейской маски, унаследованной им от отца, почти невозможно было угадать, о чем он думает. Часто он часами молчал, и хотя ни разу не спрашивал о матери, Гэрриет замечала, что перед приходом почтальона он всегда ошивается в прихожей, а убедившись, что писем нет, снова замыкается в себе.

Если Кори регулярно присылал детям длинные письма, полные рисунков и смешных, хотя иногда совершенно бредовых шуток, то Ноэль Белфор явно не верила в почту как средство общения. За пять недель от нее пришла одна-единственная открытка с африканским штемпелем, и та была адресована Кори. На открытке была сфотографирована команда здоровенных негров-футболистов в момент игры, на обороте бросалась в глаза приписка: «Ну, как они тебе, милый? Мне нравятся. Успела переспать со всеми, кроме вратаря».

При виде этого послания лицо миссис Боттомли захлопнулось, как стальной капкан. У Гэрриет – хоть она и умирала от любопытства – хватило ума не задавать вопросов. Она надеялась, что миссис Боттомли сама не выдержит и заговорит с ней о загадочных семейных отношениях своего хозяина. И ее надежды довольно скоро оправдались.

Однажды в конце февраля они вдвоем сидели перед ужином в маленькой уютной каморке при столовой. Над камином висел большой портрет обнаженной Ноэль Белфор. Какая красавица, подумала Гэрриет. Наверное, при виде ее в каждом мужчине просыпается желание.

– Кто это писал? – спросила она.

Миссис Боттомли негодующе фыркнула и даже покраснела от возмущения, но желание посплетничать было сильнее ее.

– Мастер Кит писал, кто же еще. Но лучше бы он этого не делал.

– Кто такой мастер Кит?

– Младший брат мистера Кори. – Миссис Боттомли по старинке называла «мастером» младшего сына в семье.

– Брат? – удивилась Гэрриет. – Ни за что бы не подумала. У него получился потрясающий портрет.

– Еще бы! – Миссис Боттомли неприязненно покосилась на роскошное, праздное тело Ноэль Белфор. – Он ведь долгонько над ним трудился. Помню, мистер Кори только-только уехал за границу, и тут же заявляется мастер Кит и спокойненько так мне говорит: я, говорит, миссис Боссис – это он так меня зовет – пейзажи писать приехал, – а у самого глаза уж блестят не по-хорошему. Я сразу догадалась, что это за пейзажи такие.

– Какой он из себя? – спросила Гэрриет. – Похож на мистера Кори?

– Нисколечко. – Миссис Боттомли подлила себе хересу из бутылки. – Мастер Кит, он, конечно, красавец – высокий, крепкий, золотоголовый, что твой подсолнух, – но с ним всегда жди беды. Помню, бедная их матушка вечно с ума сходила от беспокойства. Пейзажи, как же! Все его пейзажи кончились в спальне у миссис Эрскин. Она, представь, лежит себе перед ним в чем мать родила, отопление в доме работает на всю катушку, жара, как в июле. В общем, понятно, что у них там были за пейзажи.

– А мистер Эрскин? Что он сказал, когда вернулся? – поинтересовалась Гэрриет. – Наверное, дома был грандиозный скандал?

– Да уж, – хмыкнула миссис Боттомли. – Надо было их обоих видеть. Мистер Кори весь холодный и презрительный, просто лед с ядом, а она бьется в истерике и кричит на весь дом: «Ну и что, ты же сам хотел, чтобы все оставалось в семье!..»

Помолчав немного, миссис Боттомли доверительно продолжала:

– Все дело в том, что мастер Кит был у нее не первый, далеко не первый. Как наш Джон родился, так с тех пор и потянулось: то у нее один, то другой…

– Как же мистер Эрскин такое терпит? – спросила Гэрриет. – Разве у него такой уж мягкий нрав? Я что-то не заметила.

– Я тоже не замечаю. – Миссис Боттомли угрюмо поджала губы. – Иногда он бывает ой-ой как крут, но с ней – безобиднее овечки. Что поделаешь, любовь.

– И все же они разводятся – значит, он нашел в себе силы?

Миссис Боттомли пожала пухлыми плечами.

– Кто их знает, может, и не разведутся. Она вроде уже совсем собралась выходить за какого-то там Ронни Акленда, но боюсь, в конце концов мистер Кори примет ее обратно. Очень уж ей за ним хорошо: у него и имя, и зарабатывает он вон как. А она, знаешь ли, привыкла ко всему лучшему. А главное, ей приятно чувствовать свою власть над ним, знать, что он всегда у нее под каблуком.

Гэрриет понимала Кори Эрскина, как никто другой. Теперь, когда уже не нужно было каждый день ломать голову, чем кормить ребенка, все ее мысли были о Саймоне.

Шло время, но тоска по Саймону не убывала. Она грызла ее день и ночь и выматывала всю душу, оставляя лишь боль да пустоту. Пытаясь заполнить эту пустоту, Гэрриет хваталась за любую работу, а по вечерам до одури пялилась в телевизор или читала, пока совсем не слипались глаза – ничто не помогало. Боль не утихала, одиночество казалось беспросветным, словно ее одну замуровали в бетонной камере без окон и дверей. В тот же вечер, вскоре после того, как миссис Боттомли ушла спать, зазвонил телефон. Гэрриет сняла трубку.

– Звонит мистер Эрскин из Дублина, – равнодушно сообщила телефонистка. – Будете говорить?

– Да, – сказала Гэрриет, пытаясь сообразить, как Кори Эрскин мог оказаться в Ирландии.

– Кори? Алло! Пожалуйста, пригласите к телефону Кори, – послышался в трубке мужской голос – бархатистый, чарующе-медленный, словно ленивый.

– Его нет, – ответила Гэрриет.

– Жаль. Я надеялся его застать, – сказал голос. – А где он?

– Он улетел в Антибы. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Вряд ли – разве что согласитесь дать мне взаймы пару тысчонок. Я нашел для Кори роскошную лошадь, он наверняка захочет ее купить.

– Если хотите, можете ему позвонить, – сказала Гэрриет. – Он оставил номер. Скажите мне только, кто вы.

В трубке раздался оглушительный смех.

– Кит Эрскин, паршивая овца семейства Эрскинов, к вашим услугам. Думаю, миссис Боссис наверняка успела вам кое-что обо мне порассказать, верно?

– Нет, ничего такого. – Гэрриет покраснела и порадовалась, что собеседник на другом конце провода не может ее видеть.

– Знаю, что успела. Но вы не верьте ни единому слову. Клянусь, я чист, как стеклышко.

Гэрриет прыснула, прикрывая трубку рукой.

– А вы, вероятно, Гэрриет? – продолжал он. – Несчастная жертва обмана?

– Простите? – Гэрриет тут же внутренне ощетинилась. – Кто вам такое сказал?

– Кори. Точнее, не сказал, а зачитал мне длинный-предлинный ультиматум по поводу того, что он со мной сделает, если я посмею на вас покуситься. Это не ваш малыш там так разрывается?

– У него режутся зубки, – сказала Гэрриет.

– Я бы на его месте сходил к дантисту, так ему и передайте. От Ноэль ничего нет?

Гэрриет рассказала ему об открытке с футболистами – что было, пожалуй, не очень корректно, но это она сообразила слишком поздно.

Кит на своем конце провода лениво рассмеялся.

– Мне нравится, как она держит Кори на поводке – да и меня, впрочем, тоже. В иные времена у нее этих поводков скапливалось по стольку, что даже странно, как у нее до сих пор одна рука не стала длиннее другой. Знаете, чем теперь занимаются все наши знакомые? Заключают между собой пари: разведется с ней Кори или нет.

– Извините, но мне нужно подойти к ребенку. – Гэрриет вдруг осознала, что сплетничать о своем хозяине нехорошо.

– Постойте, не уходите, – попросил Кит. – У вас просто потрясающий голос. Наверное, вы и сама такая же? Ну-ка, признайтесь, какая вы?

– Бледная и худая, как жердь, – сказала Гэрриет.

– Прекрасно, как раз то, что я люблю. В следующем месяце я должен писать в ваших краях один портрет, так что приеду, сам разберусь. Смотрите, не крутите там без меня с местными кавалерами!..

Как все это грустно и мило, думала потом Гэрриет. Грустно, потому что своей легкой, немного театральной непосредственностью он отчаянно напомнил ей Саймона; мило – потому что так приятно снова пококетничать с кем-то просто так, хотя бы по телефону.

А еще позже Амброзий, вернее, Амброзия, решила окотиться в огромной – четырехспальной, как мысленно называла ее Гэрриет, – супружеской кровати Эрскинов. К шести часам утра, устроив усталую, но довольную роженицу с пятью котятами в кухне на чистой подстилке, Гэрриет наконец-то добралась до собственной постели.

Однако очень скоро – кажется, через несколько минут – ее разбудил весьма ехидный голос Шатти, сообщавший, что уже половина десятого.

– О Боже! – Гэрриет кубарем скатилась с кровати. – Сегодня же у миссис Боттомли выходной!

Плюнув на умывание и на ходу натягивая на себя что попало, она бросилась вниз, сунула Джону и Шатти по куску хлеба с джемом, побросала Джону в чемодан все, что нужно на неделю, схватила переносную колыбельку с голодным и сердитым Уильямом и помчалась к машине развозить детей по школам.

Ночью подморозило, и колеса проскальзывали, как по катку. Гэрриет изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге, но мешал Джон, игравший с дверной ручкой. Неожиданно его рука соскользнула, дверца подалась, и его чуть не вышвырнуло из машины. Крутанув руль и чудом избежав столкновения со встречным автомобилем, Гэрриет втащила Джона обратно, захлопнула дверцу и звонко шлепнула его по голой коленке.

– Чтобы больше такого не было! – в сердцах крикнула она.

Джон смолчал и даже не повернул в ее сторону головы, но кровь отхлынула от его щек. На голой коленке проступило красное пятно.

Шатти, разумеется, ликовала.

– Гадкий, гадкий Джон! – радостно повторяла она.

– А ну замолчи! – рявкнула на нее Гэрриет, заезжая в ворота школы.

Едва они остановились, Джон схватил свой чемоданчик и выскочил из машины.

– Пока, заяц, – сказала Гэрриет. К этому времени она уже перекипела. – В пятницу вечером заеду за тобой.

Джон побелел.

– Я тебе не заяц, – дрожащим от гнева голосом сказал он. – Я тебя ненавижу. Слышишь, ненавижу! Лучше бы ты к нам не приезжала! Я скажу папе, пусть он тебя выгонит!

Борясь со слезами, Гэрриет высадила Шатти у дверей начальной школы. Всю дорогу домой голодный Уильям орал благим матом.

– Уильям! – умоляла она. – Потерпи, уже скоро.

Дома, пока подогревалось молоко, она успела постирать кое-что для Уильяма и сунуть белье в центрифугу.

Неожиданно зазвонил телефон. В тот же миг Уильям взвыл с удвоенной силой, молоко убежало, а когда Гэрриет бросилась снимать его с плиты, выяснилось, что она забыла подставить под центрифугу ведро.

– Да черт возьми! – истерически взвизгнула она, уворачиваясь от мыльных брызг, хлещущих по ногам. – Заткнись, Уильям! Слышишь, заткнись!

– У вас, кажется, проблемы, – произнес бесстрастный голос у нее за спиной.

Гэрриет, холодея, обернулась. На пороге стоял Кори Эрскин.

Он действовал быстро и точно. В одну секунду, пока Гэрриет глядела на него с открытым ртом, он выключил центрифугу и отставил в сторону кипящее молоко.

– На одну бутылку хватит, – сказал он. – Переливайте, я сниму трубку.

Боже, пронеслось у Гэрриет в голове, и надо же ему было вернуться в такой жуткий момент!

– Это Джон, – сообщил Кори. – Требует вас.

– Откуда он звонит?

– Из автомата. Возьмите трубку наверху. Когда он выговорится, намекните ему, что неплохо было бы вернуться в школу. Ребенка давайте сюда, я покормлю.

Джон звонил, чтобы извиниться. Его голос звенел от волнения.

– Я просто хотел сказать… Гэрриет, ты не уезжай, ладно? Я не буду жаловаться на тебя папе. И вообще, прости меня.

У Гэрриет комок встал в горле.

– Все в порядке, заяц, – сказала она. – Спасибо, что позвонил. И ты тоже меня прости.

Когда она вернулась на кухню, Уильям уже спал. Бутылка с недопитым молоком лежала рядом. Его наоравшийся ротик был слегка приоткрыт, длинные ресницы лежали на щеках.

– Красивый малыш, – сказал Кори, передавая ей Уильяма. – Что там у Джона?

– Мы с ним поссорились сегодня утром. Он звонил извиниться. Кори усмехнулся.

– У этого парня манеры гораздо лучше, чем у его родителей. Интересно, в кого бы это? Что Шатти?

– В полном порядке, – ответила Гэрриет. – Мне страшно неловко, что мы с Уильямом вас так встретили. Просто сегодня мы проспали, и все с самого утра пошло наперекосяк. Позавтракаете?

Кори покачал головой.

– Лучше я последую примеру Уильяма, пойду спать. Всю ночь сегодня провел за рулем.

Это заметно, подумала Гэрриет: бледный, как смерть, небритый, глаза покраснели, и ввалились. Тут у нее мелькнула новая ужасная мысль.

– Простите… но вам придется еще немного подождать. Ночью Амброзия окотилась на вашей кровати, и я еще не успела переменить постель.

Боже, как ему все это должно быть противно, думала она, перестилая простыни на огромной кровати, которую он еще недавно делил с Ноэль Белфор. Эта сугубо женская спальня была насквозь пронизана эротикой, и все здесь – толстые белые ковры, розы на обоях, кровать под балдахином, туалетный столик в пене розовых кружев – должно было мучительно напоминать мужчине о ее хозяйке.

Но, если что и мучило Кори, по его виду это было незаметно.

– Кажется, будет снег, – сказал он, выглядывая в окно.

Когда раскрасневшаяся Гэрриет меняла вторую наволочку, она вдруг заметила, что Кори Эрскин следит за ней, и вспомнила, что сегодня утром не успела умыться и что на ней надет старый, застиранный донельзя красный свитер.

– Вы стали лучше выглядеть, – неожиданно сказал он. – Поправились.

– Миссис Боттомли держит меня на калорийной диете, – вспыхнув, пробормотала Гэрриет.

Около семи вечера Кори наконец пробудился ото сна и вышел на кухню. В одной руке у него был стакан с виски, на другой висела Шатти с полутораметровым надувным тигром в обнимку.

– Смотри, что мне папа привез, – сказала она и повернулась к Кори. – А Гэрриет сегодня проспала! Я из-за нее опоздала на музыку, и мне дали треугольник вместо табмурины.

– Во-первых, тамбурины, – сказал Кори. – А во-вторых, не ябедничай.

Шатти подбежала к окну.

– Смотри, какой снег глубокий. Можно, я сегодня попозже лягу?

– Нет, – сказал Кори. – Можешь показать мне Амброзию с котятами, а потом спать, и без разговоров. Кстати, как в школе дела? – спросил он. – У тебя уже есть лучшая подружка?

– Все девочки хотят быть моей лучшей подружкой, – сообщила Шатти. – Но все не могут. Наверное, им придется меня делить.

В кухню вплыла миссис Боттомли, груженная двумя большими сумками. Она только что вернулась после выходного, и на ее бордовом пальто и фетровой шляпке с кокетливой птичкой из перьев еще лежали пушистые снежинки.

– Мистер Кори! – закудахтала она. – Какая неожиданность! Что же вы нас не предупредили? Знай я, что вы приедете, отперла бы для вас парадное. Ну да все равно, я вам очень, очень рада!

Он ей не меньше, подумала Гэрриет. Забирая у миссис Боттомли сумки, он поинтересовался, все ли местные магазины она успела скупить, и тут же справился про ее ревматизм.

– Грех жаловаться, – ответила миссис Боттомли. – Как Гэрриет приехала, так вроде и ревматизм стал меньше донимать: работы-то поубавилось. Все-таки пара молодых ног в доме – это совсем другое дело.

Кори взглянул на ноги Гэрриет.

– Вы, значит, ею довольны?

– Бывает, конечно, что она иногда замечтается, – проронила миссис Боттомли, снимая шляпку. – Но, в общем-то, мы с ней нашли общий язык. Да и работница она дай Бог – не то что те расфуфыренные барышни, которых вы присылали раньше. А как ваши Антибы? – спросила она, делая ударение на последнем слоге, так что получилось: Анти-Бы.

Кори переглянулся с Гэрриет и с самым серьезным видом ответил:

– Анти-Бы чуть меня не доконали.

– То-то вы так осунулись, словно всю дорогу пешком шли. Все от плохого питания. Там небось одни лягушки да деликатесы французские? Но ничего, мы вас тут быстро откормим.

Желая хоть немного оправдаться в глазах Кори за утренний прием, Гэрриет решила приготовить ему сегодня шикарный ужин, однако воплотить свои планы в жизнь ей не удалось. Выйдя в сад, чтобы стряхнуть воду с салата, она вдруг застыла как завороженная. Сосны стояли белые, как яблони в цвету, урны, полные снега, отбрасывали на лужайку голубоватые тени, снежинки легкими перышками порхали над головой.

Воспоминания о первой встрече с Саймоном нахлынули на нее с прежней остротой. Господи, в отчаянии думала она, суждено ли нам встретиться вновь? Бежали минуты – пять? десять? – но она стояла, не замечая времени, и очнулась лишь тогда, когда поняла, что замерзает. Вернувшись на кухню, она испуганно вскрикнула: Лабрадор Тритон занимался на полу куском мяса, Амброзия сидела на столе, где только что были креветки, и невозмутимо облизывала полосатую морду, соус на плите безнадежно свернулся.

На шум явился Кори.

– Господи, что тут у вас еще такое?

Гэрриет дрожащей рукой указала на Тритона и Амброзию.

– Я засмотрелась на снег в саду и забыла, что оставила мясо с креветками на столе!..

Кори опять ее удивил: он рассмеялся, впервые на ее памяти. Наконец, не выдержав, она тоже прыснула.

– Да, тут совсем пусто, – сообщил он, заглянув в холодильник. – Придется ехать куда-нибудь ужинать.

– Простите меня, ради Бога…

– Сколько можно извиняться? Лучше идите, приведите себя в порядок.

– Но… я же не могу ехать ужинать вместе с вами.

– Почему нет? Миссис Боттомли присмотрит за Шатти и Уильямом.

– Но… Но… – Гэрриет опять принялась за извинения.

– Послушайте, – прервал ее Кори. – Я готов стерпеть истерики, я как-нибудь обойдусь без вашего ужина, но бессмысленных пререканий я просто не выношу. Ступайте к себе и собирайтесь.

Ресторан, куда он ее привез, находился у въезда в долину. Потрясенная ценами в меню, Гэрриет выбрала омлет.

– Не говорите ерунды, – буркнул он. – Заказывайте что вам хочется.

– Но тут все так дорого.

– Посмотрели бы вы на парижские цены!.. Впрочем, можете вообще о них не думать. Я только что получил большой аванс – и разрешаю вам этим воспользоваться.

Сначала Кори рассказывал ей о том, как съездил во Францию, о черной кобыле Пифии, купленной с подачи Кита, – на той неделе ее уже должны переправить самолетом в Лидс, сказал он.

– Если это и правда стоящая лошадь, мы с ней, возможно, еще успеем подготовиться к апрельским скачкам.

К тому времени, как принесли кофе, выпитое мало-помалу начало действовать, и Гэрриет уже чувствовала себя гораздо свободнее.

– Ну так что, – сказал Кори, подливая ей вина. – Как вам работается у нас «на отшибе»? Нравится смотреть за детьми?

Гэрриет торопливо улыбнулась.

– Да, очень. У меня наконец-то все хорошо, я тут по-настоящему счастлива.

Он не ответил на ее улыбку.

– Я слежу за вами уже два часа. У вас все еще такой вид, будто вы каждый вечер засыпаете в слезах.

– Вам кофе со сливками или без? – спросила она.

– Без, благодарю вас, но не пытайтесь увести разговор в сторону. Разумеется, у вас все хорошо – по сравнению с тем, что было. Вы округлились, на щеках появился какой-никакой румянец – но взгляд такой же затравленный, как и раньше. И дергаетесь от всякого пустяка. Скажите, например, зачем вы изорвали в клочья эту бумажную салфетку?

– Нет-нет, у меня все в порядке, – торопливо проговорила она и чуть погодя спросила:

– Но, если я правильно поняла, вы хотите отказаться от моих услуг?

Голос ее заметно дрожал.

Будь у нее силы поднять в этот миг глаза, она бы увидела мелькнувшую на его губах улыбку.

– Вы еще слишком плохо меня знаете, – мягко сказал он. – Если бы я решил с вами распрощаться, я сказал бы вам об этом прямо. Завтра же вы встретитесь с моим врачом, он выпишет вам успокаивающее и снотворное. Думаю, что это ненадолго, но несколько недель придется попить. Иначе, боюсь, силы ваши скоро иссякнут. И еще один личный вопрос, хотя догадываюсь, что вы сейчас предпочли бы поговорить о чем-нибудь постороннем. Как вы познакомились с Саймоном Вильерсом?

От неожиданности Гэрриет чуть не поперхнулась кофе. Но, в конце концов, ей так надо было с кем-нибудь поговорить.

Она пожала плечами.

– В тот день был такой же снегопад, как сегодня. Я ехала на велосипеде, а Саймон на машине выехал мне навстречу и случайно меня сбил. Конечно, я его сразу узнала – Саймона и его компанию знает весь Оксфорд: у них самые лучшие машины, у них фотомодели из Лондона и музыка до утра. Я тогда отделалась легкими ушибами, но он сказал, что чувствует себя виноватым, и уговорил меня заехать в нему домой. У него оказался полон дом гостей, но в конце концов он их всех выставил за дверь. Когда на следующее утро мы с ним проснулись, он спросил, как меня зовут. Я вас шокировала?

Кори закурил сигару.

– Так, в меру.

– До него у меня не было мужчин. Я вдруг словно очутилась в раю. – Она разглядывала свои руки. – Казалось, что так будет продолжаться вечно. А потом, как-то утром, за кофе, он сказал, что мне пора выметаться, потому что возвращается его постоянная подружка. Для меня это был страшный удар. Скоро я узнала, что беременна, но даже это казалось пустяком яо сравнению с потерей Саймона. – Огромные темно-серые глаза тревожно смотрели прямо на Кори.

Он улыбнулся.

– Как вы думаете, Джону нравится в школе?

Слава Богу, он почувствовал, что она больше не хочет говорить о себе.