Текст книги "Уэйн Гретцки"

Вчера мы ходили с Уэйном на речку. Вот уже шесть лет он играет в профессиональный хоккей. Награды его и рекорды трудно сосчитать. Дважды его имя написано на Кубке Стэнли.

Множество фирм и компаний хотят, чтобы он рекламировал их товары, и готовы платить за это колоссальные деньги.

За одну лишь неделю его портрет появлялся на обложках самых престижных журналов: «Спортс Иллюстрейтед», «Спортинг Ньюс» и «Тайм», а «Сэтердэй Ивнинг Пост» посвятила ему большую статью.

Ему уже двадцать четыре года. А я все еще вижу маленького мальчика на льду нашей речки… Куда утекли годы? Я смотрю вокруг. Кейт уже участвовал в конкурсе НХЛ. Он неплохо закончил свой второй год в Виндзоре, и «Буффало Сэйбрз» выбрали его, хотя он еще год или два будет играть в юношеской команде, прежде чем перейдет в профессионалы. Ему будет нелегко. Он всегда опережал в хоккее свой возраст. Поэтому для него лучше пока остаться в юниорах или попасть в олимпийскую сборную, если он им подойдет, и подождать, пока его сверстники догонят его.

Уэйн говорит, что Кейту придется труднее в профессионалах, чем ему самому. «Когда я попал туда, мне было семнадцать лет, я был мальчишкой, и это вызывало у них любопытство, не больше. Команде нужно было что-то от меня, а публика не ждала ничего. Все считали, что медленно, постепенно я буду набирать силу. И чего бы я ни достиг в первом сезоне, это можно было считать авансом, премией. Но Кейт будет вторым Гретцки в НХЛ…

Надеюсь, что он не попадет в команду подгруппы Смита, чтобы нам не играть друг против друга. Мама очень не хочет, чтобы он попал в Калгари. «Болельщики „Калгари“ будут освистывать тебя, а эдмонтонские – Кейта, – говорит она. – Бедный Кейт!» Бедный Кейт? А я? Обо мне уже забыли?»

Ким стала взрослой. Глен перешел в одиннадцатый класс. Бренту уже тринадцать лет. Если он не бросит играть, через четыре-пять лет уже он, может быть, будет гадать, какая из команд НХЛ выберет его. Буду ли я снова заливать каток каждую зиму? И увидим ли мы с Филис, выглянув из кухонного окна, ребятишек на нашем заднем дворе, услышим ли там детские голоса? Надеюсь – да. Ведь так много счастливых воспоминаний связано с этим катком.

Эпилог. Несколько слов номера 99

Каждый год я посылаю отцу и матери два билета на самолет до Флориды и обратно. Они не летят. Я говорю им: «Отдохните. Я достиг многого, пользуйтесь этим». А отец мне отвечает: «Теперь я волнуюсь за тебя куда больше».

Уэйн Гретцки. 1983 год

Это книга моего отца. Такой она задумывалась с самого начала. Но кое-что он упустил – почти ничего не сказал о себе. А это несправедливо. Поэтому о своем отце я хочу рассказать сам.

Я слышал массу историй о том, как отец не выпускал меня с катка на заднем дворе нашего дома, потому что хотел любой ценой сделать из меня звезду НХЛ. Это неправда. Отец никогда не принуждал меня. Я сам постоянно подгонял себя, а отец… Он часто повторял: «Неважно, каков будет результат. Конечно, побеждать приятно, мне бы хотелось, чтобы ты всегда стремился выиграть… Но главное – старайся и делай свое дело как можно лучше. Большего от тебя требовать никто не вправе». Он бывал недоволен мной только тогда, когда я не старался, когда не выкладывался до конца.

И отец имел право спрашивать с меня строго, потому что потратил на меня много денег, когда я был ребенком. Детский хоккей в Канаде стоит дорого. Мы, дети, конечно, не понимали этого. Играли в свое удовольствие. А между тем моим родителям приходилось очень многим жертвовать, чтобы я мог вдоволь гонять шайбу. Но отец никогда не упрекал меня этим, он хотел взамен только одного – чтобы я всегда играл и тренировался на совесть.

Представьте себе такое: финальная серия Кубка Стэнли 1982/83 года, мы проигрываем 3:0 «Нью-Йорк Айлендерс». Нам предстоит четвертая встреча в Нью-Йорке, которая в случае нашего поражения становится последней… Легко понять, какое у меня было настроение. Идет тренировка, а я только делаю вид, что работаю. Отец, естественно, приехал на игры и наблюдает за мной. Я ухожу со льда – он поджидает меня у выхода.

– Зачем ты вышел сегодня на тренировку?

– Все вышли, – отвечаю я.

– Мог и не выходить. Ты же просто даром потерял время – не тренировался, а делал вид.

Я пожал плечами, через несколько минут и тренировка, и слова отца вылетели у меня из головы…

А отец не забыл ничего.

Мы проиграли ту игру, сезон закончился.

Был май, мы с отцом работали на ферме. Было страшно жарко, а бабушка полизала сад. Отец посмотрел на меня, потом на нее, потом снова на меня… И сказал: «Посмотри на нее! Ей уже семьдесят девять, а она работает, делает то, на что хватает сил. А ты не счел нужным честно тренироваться даже перед решающей игрой».

Не сомневаюсь, все его болезни связаны именно с хоккеем. Ведь ночью перед моими играми он не спит. Не потому, что ему так важна победа, просто он не может иначе, он такой человек. В этом мы с ним не похожи. Скажу откровенно, меня не особенно волнует, что обо мне говорят и пишут. Я не переживаю из-за этого. Зато отец волнуется за нас обоих. И иногда это сказывается на наших отношениях. Однажды он, например, услышал, как кто-то сказал: «У этого Гретцки волосы слишком длинные». И он тут же велел мне: «Немедленно стричься!» Я не захотел. Со временем и он понял: вокруг слишком много людей, всем не угодишь и нельзя быть хорошим для всех.

Отец – это человек! «Я просто-напросто служащий телефонной компании», – говорит он о себе. На самом же деле теперь он и адвокат, и бухгалтер, и торговый агент. Это он следит за тем, чтобы меня не заставляли работать на износ. Я имею в виду всех: моего тренера, моего импресарио, моих торговых агентов, адвокатов… Всех их. Когда отец видит, что кто-то слишком давит на меня, он тут же спешит на помощь с советом.

Мой отец и сейчас продолжает работать в телефонной компании, но у него всегда хватает времени прочитать каждый заключенный мной контракт от первой до последней буквы. Вообще-то мои контракты проверяют и другие, но отцу нет дела до них. Ему важен Уэйн Гретцки, и только Уэйн Гретцки. И так было всегда, сколько я себя помню.

Он умеет сразу схватить существо дела, по-моему, он научился предвидеть возможные осложнения еще до того, как они возникнут. Однажды он просмотрел контракт, который я заключил с фирмой, изготавливающей коньки, и сразу сказал, что меня ждут неприятности. Так оно и вышло. Потом мы исправили контракт. Майкл Барнет, один из моих торговых агентов, сказал как-то: «Может быть, Уолтер и не получил высшего образования, но в бизнесе он достоин звания магистра. Не успеешь и глазом моргнуть, как он станет доктором».

Теперь, когда я повзрослел и могу сам принимать важные решения, некоторые считают, что стремление отца быть в курсе всех моих дел может испортить наши отношения. Но это неверно. Мы с отцом всю жизнь спорили. Спорили обо всем – и о том, что я делаю на льду, и о том, что я делаю за бортиком площадки. Но нам это не мешало. И я надеюсь, что у меня будут такие же отношения с моим сыном. Я хотел бы, чтобы он уважал мое мнение и понимал: я занимаюсь его делами для его же пользы. И еще я хочу, чтобы он не боялся высказывать мне свое мнение по любому вопросу.

Я соглашаюсь с отцом в девяносто пяти случаях из ста. И не потому лишь, что он давит на меня отцовским авторитетом. Просто он старше и мудрее. Но когда я уверен, что правда на моей стороне, я поступаю по-своему. Думаю, когда это случилось первый раз, ему было несладко. Но попадая в сложное положение, я всегда обращаюсь к нему за помощью. И даже когда мне будет шестьдесят лет, я все же сначала выслушаю его.

Да и почему мне не поступить так? Ведь он всегда был в трудную минуту рядом со мной.

Когда мне было лет десять, мы с ним каждый вечер играли полчаса на заднем дворе в бейсбол. Как-то я решил: нам нужно хорошее место для подачи. В конце нашей улицы был небольшой пригорочек. Я отправился туда с лопатой, срыл его, а землю погрузил на тачку. Я как раз катил тачку к дому, когда мама вышла на крыльцо.

– Куда это ты тащишь весь этот мусор? – спросила она.

– На задний двор, – ответил я. – Нам это нужно для бейсбола.

– Нет, – отрезала она.

Я знал, что мама слов на ветер не бросает. Но я знал и своего отца. Поэтому просто оставил тачку нагруженной на дорожке и стал дожидаться его возвращения с работы.

– Что ты собрался с этим делать? – спросил он.

– Везу на задний двор. Нам же нужна площадка для подачи…

– Хорошо придумал, – ответил отец.

Он пошел в подвал, принес оттуда две доски и помог мне сделать все, что нужно. Эта площадка просуществовала, кстати, одиннадцать лет.

Отец любит наш задний двор. Зимой у нас там каток, летом площадка для бейсбола. Когда я стал профессионалом и у меня появились деньги, я предложил отцу отличную, как мне казалось, идею. «Отец, – торжественно сказал я, – я хочу построить на нашем заднем дворе бассейн». «Ты что, с ума сошел?» – только и сказал он, качая головой. Стоит ли говорить, что бассейна у нас нет до сих пор.

Может быть, из-за того, что я преуспел в хоккее, люди считают, что мои родители знают секрет, как выращивать Уэйнов Гретцки. Доходит до смешного. Возьмите хотя бы эту историю с нашим катком на заднем дворе.

Как-то я сказал одному журналисту, что мы проводили с отцом на катке по нескольку часов. И в газете были напечатаны мои слова: «Господи, было так холодно, что я приходил домой и плакал!» И теперь мне приходится видеть несчастных ребятишек, которые плетутся домой со слезами на глазах, а их родители встречают их словами: «Отправляйся обратно на каток! Уэйн Гретцки мерз, зато теперь сидит в шикарной квартире в Эдмонтоне. А ты что, хуже?!…»

Но эти люди не поняли главного. Да, когда меня спрашивают: «Ты тренировался по четыре часа каждый вечер?» – я отвечаю: «Кажется так». Но теперь, вспоминая те годы, я понимаю, что то время, которое я проводил на катке, нельзя назвать тренировками. Если бы я тогда думал, что тренируюсь, я бы и не стал кататься.

Я катался просто для своего удовольствия.

Никогда я не думал: «Сегодня буду тренироваться четыре часа, потому что если я буду так делать, то попаду в НХЛ». Ничего такого мне и в голову никогда не приходило. Мы играли в хоккей. Именно играли, и игра доставляла нам удовольствие. Самое большое на свете. Были ребята, которые проводили на льду времени куда больше, чем я, но в НХЛ они так и не попали. Нельзя сказать: «Делай то и то, и ты обязательно попадешь в НХЛ». Я катался три-четыре часа и шел домой. Отец спрашивал: «Ну что, накатался?» «Да», – отвечал я, а назавтра шел на каток снова.

Но я плакал. Да, это правда. Когда болели замерзшие ноги. Каждый, кто бывал подолгу на холоде, знает эту боль. Когда ноги отходят в тепле, боль сумасшедшая. Но сейчас я вспоминаю не боль и слезы, а горячий шоколад и большие теплые руки моего отца. Он сжимал ими мои окоченевшие ступни, чтобы отогреть их…

Зато теперь я играю в НХЛ, зарабатываю хорошие деньги и у меня большие возможности. И некоторые люди говорят своим детям: «Делай так, как Уэйн Гретцки. Смотри, как он тяжело работал. Смотри, как он подолгу тренировался». Но не стоит копировать других. У каждого свой путь. Конечно, вы не попадете в НХЛ, если не будете тренироваться, но и нет никакой гарантии, что, бесконечно тренируясь, вы станете игроком НХЛ.

У меня много интересов, самых разных увлечений. Так, в свое время я вязал крючком. И неплохо получалось. Где-то я прочитал, что знаменитый вратарь Жак Плант увлекается вязанием, и решил попробовать. Связал маме сначала кошелек, а потом покрывало. (Не раз представлял себе, как какой-нибудь папаша говорит своему затурканному мальчишке: «Смотри-ка, Уэйн Гретцки вязал, и теперь он в НХЛ. Ну-ка, берись за крючок!»)

Я и сейчас пробую себя в самых разных областях. Мне это интересно. Я не потому пел в программе Пола Анки, что собираюсь стать певцом, не потому снимался в кино, что решил стать актером. Просто и то и другое было ново и любопытно. Ведь хоккей – это не вся жизнь. Я и дальше собираюсь попробовать себя во всем, что будет мне интересно. Тем более что наступит день, когда я уйду из хоккея, и мне нужно будет чем-то заняться.

А жизнь – все напряженнее, изматывает все больше. Я заметил, что становлюсь все менее терпеливым, все чаще раздражаюсь и огрызаюсь, и даже не на посторонних, а на родных. «Предохранитель выбивает» все чаще, и я знаю, что легче уже не станет.

И единственное место, где я могу полностью расслабиться… это лед хоккейной коробки.

Когда я играю в хоккей, я не думаю ни о чем, кроме игры. Я знаю, что есть немало игроков, у которых внехоккейные дела влияют на игру, портят ее, потому что они не могут отбросить, забыть свои проблемы и во время матчей. Для меня же лед – убежище. Иногда я даже посмеиваюсь над собой. Мне достаточно прийти в раздевалку, взять ракетку для пинг-понга, сыграть несколько партий, обмотать лентой четыре клюшки – и я забываю обо всем. Потому что потом я иду на лед играть. Там я буду делать только то, что мне нравится по-настоящему, и никто не будет приставать ко мне ни с чем другим. Это здорово. Игра – лучшее в моей жизни. А работа… Она идет следом вместе со всем остальным.

И все это сделали для меня мои родители. А ведь у них не было игры, чтобы хоть как-то передохнуть. Они взяли на себя самое трудное, а мне досталось самое легкое. Как Ким и Кейту, Глену и Бренту. Нам нужно было только играть. Деньги, форма, инвентарь, переезды – заботы обо всем этом брали на себя мама и отец…

Иногда я задумываюсь: а каким отцом будет Уэйн Гретцки?

Нет, мой сын не покинет дом, когда ему стукнет четырнадцать лет.

Недавно родители одного двенадцатилетнего парнишки хотели отправить его в Торонто для занятий хоккеем. Мой отец сказал, что Ассоциация детского хоккея Онтарио не даст на это согласия, и, к счастью, оказался прав. Думаю, дело прежде всего в том, ради чего родители отправляли своего сына из дома. Если только для того, чтобы он стал профессиональным хоккеистом, то они заслуживают осуждения. У меня было по-другому. Меня родители отправили из дома как раз для того, чтобы я мог жить нормальной жизнью. Они рассуждали так: если ему суждено стать профессиональным хоккеистом – хорошо, но главное, чтобы из него получился хороший человек.

Нельзя отсылать из дома своего ребенка. Нельзя сказать своему сыну, сколько бы ему ни было лет: «Езжай, учись на профессионала».

Когда мне было четырнадцать лет, я думал, что уехать в Торонто – самая распрекрасная вещь на свете. К счастью, оказалось, что для меня это был действительно лучший выход. Но если бы я мог начать свою жизнь вновь, я бы сделал так, чтобы у меня была возможность жить дома до девятнадцати…

Если у меня будет сын, а ему выпадет счастье играть в хоккей, я хотел бы наблюдать, как он играет, помогать ему, чем смогу, а если он проиграет, сказать: «Извини», – и оставить без мороженого. Так делал мой отец. Но в одном я, можно сказать об этом уже сейчас, буду отличаться от него. Я не стану просиживать вечера на телефоне, занимаясь организацией товарищеских матчей, и буду спокойно спать накануне игры.

Я в хоккее с шести лет и буду играть еще долго. Когда же придется уходить, я расстанусь с хоккеем навсегда. Но я очень хотел бы, чтобы мой сын узнал радость игры на льду.

Некоторые родители говорят, что ребята должны играть только для забавы, и это правильно. Они считают, что играть в хоккей должны абсолютно все ребятишки, и это тоже прекрасная идея. Еще они говорят, что после победы или поражения дети должны оставить хоккейные заботы на площадке и вернуться к обычной жизни с ее заботами и проблемами. Замечательно. Но в детском спорте должно быть место для всех. В том числе и для тех, кто всегда хочет быть лучшим, кто уже в юном возрасте готов взвалить на себя всю ответственность за команду, кто хочет побеждать каждый день, кто живет хоккеем.

Своему сыну я бы сказал: «Ты играешь за эту команду, и ты будешь стараться, и ты покажешь все, на что способен. И ты будешь учиться побеждать. Но если ты проиграешь – ничего страшного. Извлеки из поражения урок. А когда снова вернешься на площадку, учись не повторять ошибок и снова стремись к победе. Изо всех сил».

Мне кажется, что именно такое воспитание самое правильное. Подобное отношение к делу необходимо человеку, если он хочет чего-то добиться не только в хоккее, но и в учебе, и в работе, и вообще в жизни. Человеку должка не давать покоя мысль: «Черт возьми, я буду лучшим! Наша команда будет самой лучшей!»

А если родители не хотят подвергать своего сына чрезмерному психологическому напряжению, считают это вредным? Ну что ж, для таких мальчиков имеются дворовые команды.

Но есть и другой хоккей. Там суровые законы. Там от игроков ждут только побед.

Меня возмущают случаи, когда иные тренеры стараются низвести хороших игроков до общего среднего уровня, вместо того чтобы заставлять подтягиваться середняков. Зачем они это делают? Чтобы избежать разногласий и конфликтов. Мои проблемы в детской команде связаны именно с этим. Мне приходилось встречаться с тренерами, которые хотели сделать из меня среднего игрока. Если бы мне пришлось работать с командой, в которой есть выдающийся игрок, я бы сказал остальным: «Ребята, поглядите-ка хорошенько, что он умеет, и постарайтесь этому научиться сами». Даже если бы у них ничего и не получилось из этого – не страшно. Главное, они стали бы стараться. А это всегда приносит результат.

Как же заставить себя стараться изо всех сил, делать все с максимальной отдачей? Отец мне всегда говорил: «Я не заставляю тебя делать то, чего ты не можешь. Но то, что ты можешь, ты должен делать».

Возьмем, к примеру, школу. Отец знал, что одни предметы даются мне легко, а другие не очень. И если я получал приличную оценку по предмету, в котором не блистал, отец, хвалил меня. Но если я вдруг «проваливался» там, где мог успевать, мне доставалось по первое число. Такое считалось непростительным.

Всегда нужно помнить, что ни один мальчишка, как бы он ни проявил себя в детском хоккее, не может быть уверен в том, что попадет в НХЛ. Многое может помешать этому. Я хочу дать один совет тем, кто стремится стать профессионалом: если у тебя ничего не выходит – возвращайся домой. Да, именно так. Мои братья могут оказаться в такой же ситуации, и я скажу им то же самое. Никто не работает на льду больше, чем мой брат Глен, никто больше него не мечтает играть в НХЛ, но попасть туда ему будет нелегко.

Однако даже если он пробьется в профессиональную команду, но окажется там середнячком, я посоветую ему бросить все и забыть хоккей.

Я сам бы сделал именно так.

Когда команды НХЛ открывают тренировочные лагеря и объявляют, что все места в команде вакантны, что шанс играть есть у каждого, это неправда. Шанс есть только у немногих. Остальные зря мучаются. Если бы я, поиграв два года в детской команде, не добился бы никаких успехов, я бы, не колеблясь ни секунды, сказал всем: «Спасибо. Мне здесь очень нравится, я у вас многому научился, но лучше всего я усвоил то, что мне нужно поискать работу, которую я могу делать, или вернуться в школу».

Мне здорово повезло в жизни. Я вырос в семье, где меня всегда любили, где вообще все любят друг друга. И еще я играю в игру, которую люблю.

Хоккей для меня – удовольствие. Иногда я думаю: хорошо, что моя квартира расположена так высоко. Если бы я жил на первом этаже, то, увидев в окно мальчишек с клюшками на льду, я не удержался бы и выскочил поиграть с ними. И неизвестно, когда бы мы закончили…

Когда-нибудь, если мне очень повезет, я выйду на лед на заднем дворе нашего дома в Брэнтфорде. А когда мы вернемся в дом и мой сын начнет хныкать, потому что у него будут болеть замерзшие ноги, я возьму их в свои ладони, чтобы отогреть. Так, как делал когда-то мой отец.

Феномен Гретцки – взгляд со стороны

Заочное знакомство

Впервые я услышал об Уэйне Гретцки в конце 1977 года. Тогда в Москву на турнир приз «Известий» приехал лишь год назад повесивший коньки на гвоздь – после целой серии операций колена – Бобби Орр. Знаменитый защитник «Бостон Брюинз» еще оставался в ореоле славы, но уже тяготел к мемуарам. С воспоминаний о серии матчей СССР – Канада 1972 года, о Кубке Канады-76 и началась наша беседа-интервью для газеты «Советский спорт». Когда же все исторические темы были исчерпаны, я механически задал дежурный репортерский вопрос: кто же придет вам на смену?

– У нас, в Северной Америке, есть молодые способные игроки, – ответил Орр. – Например, защитник Дуг Уилсон из «Чикаго». А фамилию одного паренька-юниора – его зовут Уэйн Гретцки – вы наверняка еще услышите. Ему только шестнадцать лет, а он в тридцати матчах юниорской лиги Онтарио этой осенью забросил двадцать восемь шайб. Это – в шестнадцать-то…

Возможно, готовя интервью к печати, я и выбросил бы этот абзац – кого могли тогда у нас интересовать канадские юниоры-рекордсмены? Но фамилия Гретцки звучала настолько странно в ряду типично англосаксонских имен (а Орр назвал еще двух-трех хоккеистов постарше), что я оставил ее в тексте.

Думаю, это было первое упоминание об Уэйне Гретцки в нашей печати.

Примерно две недели спустя необычная фамилия вновь появилась на страницах «Советского спорта». Правда, в коротких сообщениях из Канады о ходе молодежного чемпионата мира для хоккеистов не старше двадцати лет фигурировали лишь наши игроки – В. Шкурдюк, С. Макаров, В. Фетисов, А. Кожевников, приведшие тогда сборную СССР к победе в этом турнире. Однако из итоговой заметки выяснилось, что лучшим бомбардиром первенства мира стал канадец У. Гретцки – 17 очков (8 голов + 9 передач), опередивший В. Шкурдюка – 16 (10+6) и С. Макарова– 15 (8+7). Он же, этот У. Гретцки, оказался и в символической сборной, где соседствовал с нашим вратарем А. Тыжных и защитником В. Фетисовым.

Книги, очерки и зарисовки о больших спортсменах не так уж редко превращаются в этакое журналистское ристалище – ведь, скажем, сейчас даже трудно перечислить всех тех, кто первым «открыл», например, Всеволода Боброва. Но как ни лестно назвать себя «европейским первооткрывателем феноменального Уэйна Гретцки», я на этот титул не претендую. Более того, в январе 1978 года я никак не связывал лучшего бомбардира чемпионата мира для хоккеистов не старше двадцати лет с шестнадцатилетним пареньком по фамилии Гретцки, названным двумя неделями ранее Бобби Орром в качестве своего возможного преемника в списке обладателей рекордов НХЛ. И только необычное звучание этой фамилии – Грет-ц-ки – осенью 1978 года заставило меня связать воедино и предсказание Орра, и заметки с молодежного чемпионата мира, и…

Впрочем, историю о нашумевшем – даже в европейской и нашей прессе – появлении семнадцатилетнего Уэйна во Всемирной хоккейной ассоциации (ВХА) здесь, в этой же книге, рассказывает Гретцки-отец. И потому повторяться нет нужды. Равно как и о том, что вскоре Уэйн был перепродан в «Эдмонтон Ойлерз», клуб, вместе с которым он в сезоне 1979/80 года стал членом Национальной хоккейной лиги (НХЛ).

Надо сказать, что в жестокой, не на жизнь, а на смерть, борьбе НХЛ с ВХА победа старейшей в хоккейном мире профессиональной лиги не в последнюю очередь была обеспечена поддержкой североамериканской прессы. И пока Уэйн Гретцки защищал цвета ВХА, в Европу о нем попадала в основном бульварно-сенсационная информация о сверхгонорарах Гретцки…, о том, что сначала – по причине «малолетства» – Уэйн был зачислен не в команду «Индианаполиса», а юнгой на яхту хозяина клуба… что, наконец, номер 99 на рубашке Уэйна Гретцки символизирует дату окончания контракта, то есть 1999 год. О Гретцки же как о хоккеисте информация была куда более скудной до тех пор, пока он не стал игроком НХЛ, каждый шаг которого, будь тот асом или подмастерьем, находит каждый год отражение в толстенных, прекрасно изданных статистических гроссбухах.

Данные статистики свидетельствуют, что первый же сезон восемнадцатилетнего Уэйна в НХЛ был впечатляющим для него самого (Гретцки сделал наибольшее количество голевых передач – 86 и первенствовал по количеству очков по системе «гол + пас» – 137… вошел во вторую шестерку «Олл Старз»… получил призы Харта и леди Бинг[20]20
  Присуждается за джентльменское поведение на льду. (Здесь и далее прим. Д. Р.)


[Закрыть]), но не для его команды – «Эдмонтон Ойлерз» заняли лишь 17-е, пятое от конца, место.

Год спустя Уэйн Гретцки снова шагнул вверх – в сезоне 1980/81 года он установил свои первые рекорды НХЛ, как по количеству передач (109), так и по очкам (164), войдя уже в первый состав «Олл Старз» и присовокупив к этому призы Харта и Росса[21]21
  Присуждается за наибольшую сумму очков.


[Закрыть]. Команда же Гретцки, «Эдмонтон Ойлерз», сделала лишь небольшой шажок по ступеням иерархической лестницы НХЛ, поднявшись на 14-е место в общем зачете.

…В первых числах апреля каждого, за исключением олимпийского, года европейские хоккейные обозреватели особо внимательно штудируют сообщения из НХЛ – они пытаются отгадать вечную загадку: каких же «лучших игроков из худших (то есть не попавших в четвертьфинал Кубка Стэнли) клубов» привезут канадцы на очередной чемпионат мира. Весной 1982 года форвард Гретцки по категории «лучший» проходил вновь – на этот раз он побил рекорды НХЛ по всем трем показателям: голам (92), передачам (120) и очкам (212), заняв привычные уже места как в первом составе «Олл Старз», так и среди обладателей призов Харта и Росса. Но на чемпионат мира-82 европейские обозреватели Уэйна не ждали потому, что в сезоне 1981/82 года и клуб «Эдмонтон Ойлерз» тоже перебрался в число лучших в НХЛ, скакнув с 14-го места в общем зачете на 2-е. А поскольку соперниками «Ойлерз» в /8 финала Кубка Стэнли оказались хоккеисты «ЛосАнджелеса», эдмонтонцам, и Гретцки в их числе, прочили выход как минимум в полуфинал, что автоматически исключало их из числа кандидатов в сборную Канады, которой предстояло начать чемпионат мира 15 апреля 1982 года.

Гром грянул среди ясного неба. В серии матчей «Эдмонтон» – «Лос-Анджелес», проводившейся до трех побед, после четырех встреч счет был ничейным: обе команды имели по две победы. Правда, судя по сообщениям из-за океана, североамериканская пресса, отдававшая должное аутсайдерам из Лос-Анджелеса, сенсации все же не обещала – пятый, решавший судьбу серии и выход в четвертьфинал, матч должен был проходить в Эдмонтоне, где хозяева редко уступали в том сезоне куда более сильным соперникам. Однако невероятное все же свершилось – команда Гретцки 14 апреля у себя дома проиграла и выбыла из розыгрыша Кубка Стэнли.

Нетрудно понять игроков «Эдмонтон Ойлерз», раздавленных и физически к в первую очередь морально. Поражение было крахом их надежд, оправиться быстро от которого практически невозможно. Не случайно, например, Марио Лемьё, нынешний конкурент Уэйна Гретцки в споре за титул игрока номер 1 НХЛ, и в 1986, и в 1987 году, когда его клуб «Питтсбург Пингвинз» оказывался за чертой соискателей Кубка Стэнли, от участия в чемпионатах мира отказывался. Ссылаясь, и, наверное, не без оснований, на моральный стресс. Однако Уэйн Гретцки в апреле 1982 года сумел забыть о разбитых надеждах и прилетел, хотя и с опозданием, в Финляндию.

Надо сказать, тогда первый раунд Кубка Стэнли оказался горестным не только для новичков НХЛ из «Эдмонтона» – вместе с ними в числе «потерпевших крушение» оказались и такие титулованные клубы, как «Монреаль Канадиенс» и «Филадельфия Флайерз». И не было бы счастья, да несчастье помогло – тренеры команды Канады заполучили немало форвардов высокого класса: Билла Барбера, Дэррила Ситтлера и Бобби Кларка из «Филадельфии», Бобби Гейни из «Монреаля». Правда, они в 1982 году были звездами уже заходящими, но их опыта было еще достаточно, чтобы поддержать звезду восходящую – Уэйна Гретцки.

Впрочем, начало чемпионата канадцы, все без исключения, проводили невпечатляюще. Тренеры на ходу искали варианты звеньев, а сами хоккеисты в основном залечивали (тоже по ходу игр) раны – как душевные, так и физические. Словом, не мудрено, что после ничьей канадцев с итальянцами (3:3) в репортажах на страницах наших газет стали появляться нелестные отзывы об игроках команды Кленового листа. И в том числе о Гретцки. А один из наших тренеров высшей лиги, сейчас, видимо, благодарящий судьбу за то, что остался инкогнито, безапелляционно заявил: «В свою команду я бы Гретцки не взял…»

Правда, позже, когда канадцы пришли наконец в себя, когда их тренеры свели в одну тройку стареющего, но не потерявшего меткости Барбера и читающего игру с листа молодого Гретцки, критики-европейцы примолкли.

Во втором круге во встречах между четверкой сильнейших только сборная СССР одолела, да и то с трудом (6:4), команду Канады, а чехословацкие и шведские хоккеисты ей уступили (соответственно 2:4 и 0:6). И не сыграй в последней встрече чемпионата наша команда вничью (0:0) с чехословацкой, быть бы канадцам серебряными призерами, а не бронзовыми.

А что же Уэйн Гретцки, которого наш тренер-инкогнито не взял бы в свою клубную команду?

В канадской сборной лучшим бомбардиром он, естественно, стал (6 голов + 8 передач). Причем Барбер, бомбардир номер 2 канадцев, 7 голов из 8 забил с передач Уэйна. Но удивительнее был другой итог. Гретцки и в общей гонке бомбардиров оказался тоже первым, опередив наших сильнейших форвардов Виктора Шалимова (8+5) и Сергея Макарова (6+7). В результате в чемпионате мира-82, как и в чемпионате НХЛ, место в первой шестерке «Олл Старз» оказалось для Гретцки забронировано. И все же…

И все же впечатление от заочного знакомства с Уэйном Гретцки (по восторженным комментариям, подкрепленным впечатляющей статистикой североамериканской прессы) с первым личным, правда чисто зрительским, впечатлением как-то не совпадало. «Не смотрелся» Гретцки на финском льду, хотя факты, воплощенные в цифры статистики, утверждали другое. Может быть, потому, что слишком уж отличался – даже внешне – Уэйн Гретцки от лучших канадских форвардов – Фила Эспозито, Пита Маховлича, Стена Микиты, виденных нами за короткий период нашего знакомства с профессиональным хоккеем НХЛ, начавшегося лишь в 1972 году.