Текст книги "Безграничная любовь"

КИФ

Рождество 1886

Киф приехал домой на каникулы и увидел, что за время его отсутствия все изменилось. Детская в башне опустела, и Эдит переехала на второй этаж. Никто ничего не говорил о Джинкс.

Отец был очень сердечным, а мама – хрупкой, словно тонкий фарфор. Они с Эдит только что вернулись из Сан-Франциско, где, как сказал папа, кутили и тратили деньги. Они только и говорили, что о новых модах, магазинах и театрах. Похоже, юбки теперь носили уже, а воротнички выше, что-то в этом роде.

Эдит все болтала о каком-то зеленом шелковом платье, которое она приберегла для сочельника, и о красном – из тафты – для Рождества.

– Карр приедет домой! – закричала она вне себя от счастья.

– Расскажи нам о школе, – попросила Джо Кифа, – из твоих писем не слишком-то много узнаешь.

«Из твоих тоже», – хотел ответить Киф, но смолчал.

– Особенно не о чем рассказывать.

– Ты только учишься там, сын, – спросил отец, – или н спортом немного занимаешься?

– Играю немного в бейсбол.

– В бейсбол… – сказал Митч. – Отлично, у нас в пятом лагере есть бейсбольная команда. Я тебя как-нибудь возьму туда, чтоб посмотреть, на что ты способен.

– Тебе будет интересно посмотреть на то, что отец соорудил в сарае, – сказала Джо.

– Я покажу тебе после ужина, сынок. Я поставил туда кое-какие атлетические снаряды. Там настоящий гимнастический зал.

– О! Неужели это правда, отец?

– Ну, я набрал немного лишнего веса за последние годы.

Джо снисходительно улыбнулась, когда Митч похлопал себя по плоскому животу.

– Просто он хочет сказать, что был недавно на лесозаготовках и там обнаружил, что не может больше тягаться с молодыми мужчинами.

Эдит приподняла изящную бровь:

– Ты не смог тягаться с Карром, отец?

– Ну, Эдит…

– Ничего, ничего, Джо. – Митч жестом успокоил ее.

– Я действительно не так хорошо умею справляться с двуручной пилой, как когда-то с топором.

Глаза Эдит засверкали:

– Так Карр молодец, ведь так, отец? Я знала, что так и будет. – Она надулась. – Вы думаете, что раз он маленький, так уже и не мужчина, но это не так. Он молодец, ведь правда, отец?

– Удивительно, но да, – признался Митч с печальной улыбкой, – я вынужден отдать ему должное. Для такого маленького мужчины, как он, Карр просто отлично справляется. «Ух», – подумал Киф, а вслух он сказал:

– Я бы очень хотел взглянуть на твой гимнастический зал, отец.

– Пойдем туда сразу после ужина. Потом в комнате повисла какая-то напряженная тишина, как будто всем было нечего сказать. Киф так и хотел крикнуть, что он ведь отсутствовал только пять месяцев. Неужели за это время он стал чужим? Но он только спросил:

– А где Джинкс и Райль?

– Райль в заливе Кус по делам. Он теперь моя правая рука, Киф, но он приедет домой на Рождество – по крайней мере, я на это надеюсь. Он целиком погружен в дела, даже забросил свое рисование.

– А я думала, что это Карр целиком погружен в дела, – пробормотала Эдит, но Киф не обратил внимания на этот комментарий.

– Никто ничего не говорит о Джинкс. А где она?

Все в комнате затихли. Отец посмотрел в окно. Мама уставилась в пол, а пальцы ее теребили кончик платка. Киф переводил взгляд с одного на другого, а сердце его бешено заколотилось. Что-то случилось с Джинкс, что-то ужасное. Затаив дыхание, он ждал, пока кто-нибудь скажет ему, что.

– Неужели никто не писал тебе об этом? – удивилась Эдит. По ее слащавой улыбке Киф понял, что он не напрасно волнуется. – Как же, ведь Джинкс сбежала с кузеном Эриком в море, и с тех пор мы ничего не знаем о ней.

– Джинкс с кузеном Эриком? – Киф ждал, что родители опровергнут слова Эдит, но они молчали.

Он чувствовал себя так, будто получил пинок под зад. Джинкс ведь особенная, а кузен Эрик… Ну, он ничего особенного из себя не представлял, уж это точно.

– Когда это случилось? Когда она убежала?

Джо откашлялась:

– В сентябре, дорогой. Эрик привез из Германии новый парусник отца, потом заскочил ненадолго к себе домой, а когда уехал, Джинкс поехала вместе с ним.

– И вы не могли остановить ее? Сказать, чтоб она не делала этого?

– Мы узнали об этом только тогда, когда было уже слишком поздно. Она уже уехала.

В мамином голосе Киф услышал скрытую боль, но это было ничто по сравнению с его собственными чувствами… Джинкс и кузен Эрик – такой странный альянс. Этот старик, притворяющийся ребенком…

– А Райль знает об этом? – Задав этот вопрос, он сразу понял, какую глупость спросил. Конечно же, Райль знает – ведь это произошло три месяца назад.

Только Кифу не рассказали об этом.

– Просто я хотел спросить, как Райль… как…

Ему ответил Митч:

– Райль в порядке. Он полностью окунулся в дела.

Киф почувствовал себя так, как будто в живот ему налили расплавленного свинца. Джинкс никогда б не уехала, если бы ее не заставили это сделать.

Карр приехал домой в Сочельник. Эдит была в своем новом зеленом шелковом платье, украшенном цветами и лентами. Волосы ее были завиты, и выглядела она так, как будто вот-вот должна была лопнуть от радости. Карр отрастил бороду и усы, и они придали ему солидность.

– Расскажи мне о своих делах, скорее, – потребовала Эдит. Он усмехнулся:

– Ну, благодаря отцу я научился многому. Сначала я укладывал в ряд поленья, потом стал направляющим за три доллара в день, а теперь работаю вальщиком.

– Ты хорошо поработал, Карр, – сказал Митч.

– Спасибо, сэр, стараюсь. – Глаза его выражали искреннее почтение.

Киф с трудом мог поверить в то, что это его братец Карр. Он выглядел таким загорелым здоровяком с этой аккуратно подстриженной бородкой. Почему-то даже его глаза изменили цвет – они больше не казались желтыми. А потом Киф увидел, что ногти Карра все так же обкусаны. «Карр все такой же, – подумал Киф, – даже если он превратился в мужчину с невинными, ангелоподобными глазами».

Киф подумал, что его вырвет, когда отец, очевидно одураченный Карром, сказал:

– Ты так хорошо потрудился, Карр, что я подумываю о том, чтоб посадить тебя на паровоз. Похоже, ты умеешь делать практически все – и делать хорошо. Я очень ценю это качество в мужчине. Ты хочешь быть инженером-путейцем?

– Да, сэр!

– Отлично, тогда я посмотрю, что можно сделать в этом направлении, когда ты после Рождества поедешь на лесозаготовки.

Киф увидел, как рука Карра неожиданно сжалась, но лицо его было по-прежнему безмятежным.

– Благодарю вас, сэр, – сказал он.

– Ну, а теперь, полагаю, мы все идем смотреть гимнастический зал. Попробуете мои штанги.

Киф подумал, что отец в первый раз на его памяти попросил Карра пойти куда-нибудь с ним.

Он заметил и еще одну перемену. Его мать очень постарела – выглядела какой-то уставшей и рассеянной, как будто мечтала о чем-то. Мама была не из тех, кто мечтает. Она всегда говорила, что в мире происходит слишком много всего, чтоб тратить время на пустые мечты.

Теперь мама почти все время была дома, сначала Киф подумал, что из-за праздников. Но со временем он понял, что не праздники были причиной этому. Она передала большинство своих пациентов своему новому ассистенту, доктору Уоррену, кроме того, в больнице появился еще один врач. Теперь Джо было сорок три, но она всегда была такой активной, деятельной, что Киф никогда не считал ее старой. Неожиданно он заметил морщинки вокруг ее глаз. Смешливые лучики, как их обычно называл отец. Теперь они превратились в морщины. Роскошные ее волосы тронула седина.

Утром в день Рождества Киф нашел ее сидящей в одиночестве на веранде. На ней была подаренная отцом кашемировая шаль, глаза устремлены на озеро, лицо ее было задумчивым, а руки спокойно лежали на коленях.

– О чем ты думаешь, мама? Она грустно улыбнулась.

– Вспоминаю, как в первый раз провела Рождество без отца и матери, думаю, не одиноко ли Джинкс, все ли с ней в порядке, был ли у нее рождественский ужин?

– Что заставило ее убежать, мама? Ведь она не перестала любить нас, правда?

– Нет, дорогой. Если уж говорить о любви, то Джинкс любит даже слишком сильно.

– Тогда почему?

– Наверное, Эрик был нужен ей больше, чем мы. По крайней мере, она так думала.

– Ну, наверное, она в спешке ошиблась. Ведь она любит нас – тебя, и меня, и отца. Но никого она не любит так, как Райля. Это из-за нее Райль не приехал домой на Рождество? Из-за того, что здесь нет Джинкс, да, мама?

– Ты задаешь мне такие вопросы, дорогой, на которые у меня нет ответов. – Она снова улыбнулась грустной улыбкой и похлопала по сиденью рядом. – Садись, расскажи мне о школе, – сказала она.

Но когда он рассказывал ей о будущем, о том, как станет врачом и приедет работать в Глэд Хэнд, глаза ее снова блуждали, а когда он кончил рассказывать, она не заметила этого.

Карр должен был вернуться на лесозаготовки на следующий после Рождества день, но сумел убедить отца, и тот задержал его еще на неделю.

Киф подумал, что Карр невероятно мастерски манипулирует отцом, он помнил еще, как отец прорычал:

– Пока я жив, ты не сумеешь запустить свои жадные руки в компанию Хэрроу!

А ведь это было всего лишь пять месяцев назад, и вот уже он снова сумел завладеть вниманием отца!

– Как хорошо, что ты снова с нами, Карр, – сказала как-то мать за ужином. – Сколько времени ты пробудешь с нами?

– Это зависит от отца, – скромно улыбнулся Карр.

– Может быть, потом он чаще будет дома, – значительно ухмыльнулась Эдит. Карр затих, и Киф понял, что случилось нечто нехорошее.

– Каким это образом? – быстро спросил он. – Как Карр сможет чаще бывать дома?

– Карр займется одним делом, – сказал Митч, – и, если оно получится, мы сможем видеть его чаще. Вероятно, об этом Эдит и говорила.

Больше об этом не говорили, и, наверное, Киф так бы ничего и не узнал, если бы Райль наконец не приехал домой.

Райль изменился. Киф сразу это увидел.

Может быть, он чуть-чуть раздался в плечах. На нем были макинтош, черный галстук и начищенные туфли. И его бледно-золотые волосы больше не спадали, как раньше, на лоб.

Но он изменился и в другом смысле – он уже не был таким смешливым, не шутил, забросил палитру и краски. И в голубых его глазах больше не было блеска.

Но он по-прежнему был рад видеть Кифа и тряхнул его за плечи так же, как и в старые добрые времена.

Он сел и рассказал Кифу о бизнесе Хэрроу, спросил о школе и по-настоящему выслушал его. Затем он дал ему несколько советов, в которых и правда был смысл, как-то:

– В следующий раз, когда твой сосед по комнате начнет задирать тебя, хлопни его хорошенько по губам!

Киф сразу представил себе Мелвина с открытым ртом и вышибленными зубами. Он рассмеялся.

– Слушай, Киф, если ты не хочешь ехать обратно в Массачусетс, я поговорю с отцом об этом.

– Нет, не надо. – Он взглянул на Райля, набираясь мужества, чтоб спросить его о Джинкс. Но Райль прикрыл глаза и замкнулся в себе. Момент был явно не подходящим для подобных вопросов, но Киф просто должен был знать правду! Он выпалил:

– Она вышла за него замуж, Райль? Джинкс и кузен Эрик – они поженились?

Райль и не посмотрел в его сторону и так долго не отвечал, что Киф уже подумал, что он и вовсе не ответит ему. Но наконец он сказал:

– Нет, она не может быть замужем. Все они думают, что да, замужем, но она вернется, вот увидишь. Она приедет домой и будет в точности такой же, как и всегда.

Киф так хотел, чтоб Джинкс приехала домой, чтобы Райль оказался прав. Но почему-то он не стал чувствовать себя лучше после того, как получил такой ответ.

Только в конце этой недели, когда его каникулы уже почти промелькнули, ему удалось еще раз поговорить с Райлем с глазу на глаз.

Тем утром отец, Райль и Карр надолго заперлись в библиотеке, и, устав их ждать, Киф пошел в конце концов в бильярдную, чтобы забросить в лузу несколько шаров. Он пробыл там совсем недолго, когда, смеясь, туда вошли Карр и Митч. Митч похлопывал Карра по плечу.

– Хочешь поиграть с нами, Киф? – спросил отец.

– Нет, спасибо, я как раз собирался уходить.

.

Он нашел Райля в библиотеке: безутешный, тот смотрел в окно в сад.

– Привет!

Райль медленно повернулся к нему, и Киф поймал выражение глаз брата.

– Эй, у тебя все в порядке? Райль поморгал, вздохнул и улыбнулся закрытым ртом.

– Все о'кей, – сказал он, подражая отцу. – А что ты задумал, приятель? Хочешь покататься верхом в горах?

– Конечно. Но сначала я хочу кое о чем спросить тебя.

– Валяй, спрашивай.

– Ну, никто мне ничего не рассказывает. Все пишут мне письма, но ничего не говорят в них.

Глаза Райля скользнули от окна на Кифа.

– Я буду писать тебе теперь, если хочешь. Извини, я как-то совсем упустил это из виду.

– Это ничего. Ведь ты – ну, занят. Райль снова посмотрел в сад.

– Так о чем же ты хотел узнать?

– Я хочу узнать, что собирается делать Карр. Он пытается убедить в чем-то отца, и я хочу узнать, в чем.

Райль как будто встревожился.

– Отец думает, что Карр изменился, – настаивал Киф. – Но это не так. Он никогда не изменится.

– Ну, лагерь номер десять превратился в довольно-таки оживленный городок. Они даже называют его Кэмптеном. И Карр подумал, что было бы неплохо построить железную дорогу, ведущую в Орегон и Калифорнию. Ты же знаешь, как отец относится к железным дорогам. Он говорит, что благодаря их строительству в стране появится много миллионеров.

– Наверное, мне не нравится эта идея только потому, что она принадлежит Карру, – неопределенно сказал Киф. – Я не доверяю ему.

Райль улыбнулся.

– Отец умнее, чем десять таких Карров, и его не очень-то проведешь. В Кэмптене есть завод по переработке леса, а ты же знаешь, что в горах осталось еще много леса, да и к тому же еще и отличный ручей, чтоб сплавлять его. По мне, так тоже идея с железной дорогой хороша. Но если она не оправдает себя, то отец не станет связываться. Если отцу идея понравилась, то можно не сомневаться в том, что она хороша, даже если и подал ее Карр.

– Да, наверное, ты прав. – Киф не очень-то был убежден в этом, но почувствовал себя лучше. Теперь он может спросить Райля о Джинкс, он скажет ему правду. Но не успел он задать ему вопрос, как в библиотеку ворвался отец, в руках он держал письмо.

– Где ваша мать? – крикнул он. – Позвоните Пенфилду и скажите, чтобы он нашел вашу мать! Это письмо от Джинкс!

Киф побежал к колокольчику, а Митч надорвал конверт. Глаза его жадно читали написанное.

Внезапно улыбка его потухла, а голубые глаза помрачнели.

– Она беременна, у Джинкс и Эрика будет ребенок. – Он взглянул на Райля.

Райль побелел как полотно и схватился за ручку кресла, чтобы не упасть.

ДЖИНКС

Январь 1887

«Колдунья» поймала хороший свежий ветер, и команде был отдан приказ развернуть дополнительные паруса. Джинкс смотрела, как мужчины карабкаются по веревочным лестницам, и чувствовала, как ветер пронизывает ее насквозь. Ей нравилось глубоко вдыхать бодрящий морской воздух, и она жалела, что хоть ненадолго не может стать мужчиной.

Эрик подошел сзади, и она прислонилась к нему и потерлась щекой о его бороду. Сегодня было довольно прохладно, и прежде чем выйти на палубу, она набросила на себя легкую шаль.

Руки его скользнули ей под платье.

– М-м-м-м. Отличное ощущение, – сказал он, и она почувствовала, как он навалился на ее бедро.

– Ты грязный старик, – засмеялась она. Его пальцы нащупали ее соски и начали нежно массировать их.

Он нежно покусал ей ухо.

– М-м-м. На вкус тоже неплохо. – Его руки двинулись вниз к ее округлившемуся животу.

– Я написал для тебя стихи, – сказал он.

– Стихи? Для меня? – Она накрыла свои руки его руками и взглянула ему в глаза.

С горящими глазами он начал читать:

 
Я посвятил сии стихи
Девчонке – лучшей из стихий,
Которую я так хотел
Заманить в свою постель.
Но, взяв ее к себе на борт,
Я обнаружил вдруг, что тот,
Кто был удачливей меня,
Лишил уже девчонку сна!
 

– Ах ты, дьявол! – засмеялась она. Но ей пришлось отвернуться, чтобы он не увидел боли в ее глазах.

Не проходило и дня, чтоб она не думала о Райле. Ни дня, когда б она не вспомнила того, что произошло той июльской ночью и что он ее собственный брат, которого она никогда не должна видеть, чтобы не согрешить снова.

Эрик хорошо относился к ней, и он нравился ей, но она не любила его. Ей нравились вещи, которые они делали в постели, потому что он был отличным любовником. Он знал, как раздразнить ее так, чтоб она себя не помнила от желания, и как потом удовлетворить ее. Но несмотря на все мастерство Эрика, несмотря на его доброту и заботу, он не был Райлем. Райль был всем для нее – Райль и ребенок, которого она носила.

«О Боже, – молила она, – сделай так, чтобы ребенок не страдал из-за того, что мы согрешили. Не наказывай нас за то, что мы совершили неверный поступок по незнанию».

МИТЧ

Февраль – июнь 1887

Митч все пытался вспомнить, оглядываясь назад, с чего же все началось. Он решил, что с того, что Джинкс поехала в Миллтаун. Именно это было первым звеном в цепи событий, сделавших их несчастными. То июльское утро, когда Джо объявила, что она берет выходной.

– Пусть с моими пациентами произойдет что угодно, но я проведу этот день с тобой.

Она даже надела старые бриджи и куртку, которые были на ней в ту далекую зиму, когда они высадились в горах, где в первый раз любили друг друга.

«Да, – подумал Митч, – именно тем июльским утром и начались их мучения, утром того дня, когда Джо выглядела такой же красавицей, как и четверть века назад, – точно такой же молодой и привлекательной в своих уютных бриджах и с веснушками на носу».

И она сделала в то утро еще одну вещь, которая так нравилась ему, – распустила свои волосы так, что они прикрыли ее талию. Женщины обычно никогда не распускали свои волосы в общественных местах, и в последнее время Джо стала чересчур обращать внимание на условности. Но в то жаркое июльское утро она, сознавая, что это очень нравится ему, позволила своим рыже-золотым волосам свободно спадать на спину и флиртовала с ним как молодая девушка.

Они поехали в горы, где он занялся своим делом, а потом отпустили лошадей домой.

«Именно Джо, – вспомнил он, – предложила остановиться, чтобы быстро искупаться в пруду».

– Помнишь, как мы частенько плавали в Литтл Блу? – засмеялась она. – Ты – в одной бухте, а я – в соседней. Сейчас нам уж не придется так делать.

Он любил ее в воде, под пение птиц и шепот ветерка в деревьях. Ее текучие груди встречались с его губами, ноги обвивали его бедра, прижимая его во время толчков. Она заставила его забыть о том, что ему пятьдесят четыре года, заставила его почувствовать себя молодым и сильным. А потом, когда они отдыхали на берегу ручья, а мох ласкал их оголенную плоть, Джо завела разговор о Джинкс.

– Я волнуюсь за нее, – сказала она. – Она думает, что всех что-то ждет впереди, только ее – нет. Она взрослеет, Митч, и мы должны начать думать о подходящем замужестве для Джинкс. Я подумываю о том, чтоб позволить ей поехать в Миллтаун погостить у Эйлин и Уилли.

«Вот с этого все и началось», – подумал Митч. А потом все пошло круче и круче. Во-первых, эта глупая горничная, Сюзанн, забеременела, и Митчу пришлось отправить ее на аборт. И то была уже третья девушка, которую Карр вверг в беду, по крайней мере третья, о которой он знал. Может быть, были и еще. Он был прав в том, что отправил Карра на лесозаготовки. Это, и только это могло заставить мальчика измениться. Учитывая, что он был все таким же карликом, работал он удивительно хорошо. Митч подумал, что это неплохо, что он не исключил Карра из своего завещания, как обещал.

Но исправление Карра было единственным положительным моментом в их жизни.

Единственным ярким пятном за весь год было признание Райля в любви к Джинкс. Но не успел Митч насладиться открывающейся возможностью того, что Райль станет настоящим членом семьи Хэрроу, как эта идиотка Джинкс взяла и сбежала с Эриком Магилликутти, да еще и забеременела.

Первой реакцией Митча после побега Джинкс было послать за ними корабль, арестовать Эрика в Гонолулу и привезти Джинкс домой. Но Джо не одобрила этого.

– Ей ведь будет шестнадцать в следующем месяце, – сказала Джо. – Достаточно взрослая, чтобы иметь свое собственное суждение. Если она отдала свое сердце Эрику, она имеет на это право. Нет никакого смысла идти наперекор сердцу женщины, Митч, тебе следовало бы знать об этом.

Митч думал даже, что Джо была рада тому, как все получилось. Но вскоре он заметил перемену в ней и понял, что она совсем не обрадована.

Она с детства мечтала о том, что будет лечить людей. И если уж потеряла к этому интерес, значит, ее действительно глубоко ранило что-то.

Он попытался заговорить с ней об этом – ведь они могли всегда говорить о чем угодно. Но она выстроила между ними стену, преодолеть которую Митч был не в состоянии.

Райль тоже ушел в себя и целиком погрузился в дела, которыми занимался столь интенсивно, что времени на обдумывание своей сердечной боли у него практически не оставалось.

Митч от всей души хотел помочь ему, облегчить каким-то образом его боль, но ничего не мог сделать, кроме того как надеяться на чудо, что Джинкс вернется домой к все еще ожидавшему ее Райлю.

Но на Рождество их настиг последний удар – то, что Джинкс ждет ребенка от этого легковесного Магилликутти, – и, вероятно, даже не будучи за ним замужем.

А теперь вот Райль убежал, и куда – Бог знает.

Митч надеялся на то, что Джинкс хватит благоразумия, чтобы заставить Эрика жениться на себе, как она написала им в первом письме, но он все же сомневался в этом. Эрик был любителем женщин, и в каждом порту его ждала девушка. Джинкс ни словом не обмолвилась о замужестве во втором письме – написала только о том, что ждет ребенка и надеется на то, что дома все в порядке. Она писала о том, что скучает по Хэрроугейту, по всем им.

Самой большой ошибкой Джинкс было то, что она сначала делала что-нибудь, а потом думала о последствиях. В этом она не походила на свою мать, которая сначала обдумывала все до мелочей, но если уж принимала решение, то никогда его не меняла.

Митч зажег сигару, но забыл закурить, поэтому вскоре она погасла. Нет, он может поклясться в том, что они не женаты. Он уставился невидящим взором на потухшую сигару и на свежие цветы, которые Джо поставила ему на стол сегодня утром.

И куда исчез Райль? Он сложил вещи, оседлал Сонни и уехал на следующий день после того, как пришло письмо от Джинкс. Без денег и только с одним чемоданом. Он оставил даже сотни набросков и картин, которые писал с Джинкс.

В записке, которую он оставил под чернильницей Митча, говорилось:

«Спасибо за все. Возможно, потом, когда я все обдумаю, напишу подробнее.

Не думайте, что я не люблю Вас – это совсем не так.

И я не неблагодарен Вам – потому что я очень хорошо сознаю, чем обязан. Хотел бы я иметь возможность отплатить Вам за все, что Вы сделали для меня, отнюдь не своим побегом. Вы можете подумать, что я струсил, сэр, и мне очень жаль.

Но мне просто необходимо некоторое пространство для дыхания. И время для того, чтоб я мог решить, что же мне делать со своей жизнью».

Митч достал платок, промокнул им лицо и высморкал нос. Двое его самых любимых детей покинули отцовский дом. Да, двое, потому что, несмотря на то, что в жилах Райля и не текла кровь Митча, он был его сыном даже в большей степени, чем другие мальчики.

Как ужасно, что Джинкс и Райль разлучились! Если когда-либо два человека и были созданы друг для друга, то это были Райль и Джинкс. Внешне оба были как бы произведениями искусства. Джинкс – красивая, очень женственная, полногрудая и крутобедрая, с тонкой талией и длинными стройными ногами – была женщиной, которую любой мужчина был бы рад заманить в свою постель и в то же время был бы горд иметь в качестве жены. И Райль – высокий, мускулистый, гибкий и красивый. Спокойный и сильный. Умеющий верить и глубоко чувствовать.

И вот Джинкс бежит на этом чертовом паруснике куда-то в южные моря и ждет ребенка от другого мужчины!

Вся семья страдает из-за своевольной девчонки и сверхосторожного мальчика.

Джо никогда бы так не поступила. Митч очень хотел бы иметь возможность поговорить с ней об этом. Он хотел бы рассказать ей о том, как Райль относится к Джинкс. Когда пришло письмо, в котором Джинкс сообщала о том, что ждет ребенка, последние силы, казалось, покинули Джо. Она отгородилась от Митча, отгородилась от целого мира стеной, которая теперь стала поистине неприступной.

Всего лишь несколько месяцев назад все они были одной семьей. Теперь они с Джо и с Эдит бесцельно бродили по осиротевшему Хэрроугейту. Джо больше не занималась врачебной практикой и даже не ходила на вызовы по домам.

Может быть, ему следует привезти домой Карра и Кифа. «Но это несправедливо – выталкивать Кифа из школы посреди года, ведь так? Наплевать, – решил Митч. – Когда Киф приедет домой в июне, я поговорю с ним и спрошу, как он смотрит на то, чтобы остаться дома и заниматься с домашним учителем».

После того как исчез Райль, Митч постарался с головой окунуться в работу, чтобы не думать о своем одиночестве и не ощущать сердечной боли. Он снова расширил свое дело. Его «Тихоокеанская колдунья», «Тихоокеанская красотка», «Тихоокеанская принцесса» и «Тихоокеанская леди» – все парусные суда – бороздили теперь южные моря, совершали рейсы в Австралию, на Гавайи и в Южную Америку. Другие фирмы старались перейти на пароходы, чтоб сэкономить несколько дней на времени в пути, но он не считал необходимым это делать. Парусники могли плавать по тем же маршрутам, что и пароходы, но в них не было паровых котлов, которые неожиданно могли выйти из строя, и труб, подчас ломающихся в шторм. Путешествия на парусных судах были дешевле, ведь уголь и дрова для пароходов – дорогие, а ветер – бесплатный. Пускай другие гоняются за скоростью, думал он. А он будет только посмеиваться.

Несколько лет назад он владел одиннадцатью заводами, расположенными по побережью от Санта-Круза до Пуже-Саунда, плюс к тому семнадцатью плоскодонными парусными и паровыми шхунами, которые использовались в заливах, подобных миллтаунскому. С появлением железных дорог Митч начал перемещать и модернизировать свои заводы.

Имя Хэрроу больше не украшало все его владения, как это было раньше, с некоторых пор Митч озаботился рекламой своего бизнеса. Его пароходы бороздили океан под именем «Тихоокеанский страж».

Карру так хорошо удавалось строительство новой железнодорожной ветки в Кэмптен, что Митч начал всерьез подумывать о том, чтобы сделать его своим преемником в бизнесе. Он решил, что, когда строительство ветки будет завершено, он вплотную займется Карром.

Мальчик сумел реабилитировать себя. Он заслуживал этого. Митч не стал упоминать о том, что скоро отойдет от дел, но все же сказал как-то Карру:

– Ведь я не лишил тебя наследства, как угрожал, знаешь.

Карр посмотрел на него, желтые глаза его сверкнули.

– Я бы понял вас, если бы вы и вычеркнули меня из своего завещания, сэр, – ответил он. Он встретился глазами с отцом. – Но я благодарен вам за то, что вы переменили свое решение.

– Черт, уж я-то знаю, каково это, когда тебе так нравятся женщины, – сказал Митч. – Ничего ужасного нет в том, что у молодого парня кровь играет, плохо только, когда он начинает сеять свое семя в слишком большом количестве плодородных полей. Карр усмехнулся:

– Теперь я понимаю это, сэр.

– Да, уж наверное, ты понял. – Митчу нравился Карр, и он начал всерьез подумывать о том, чтоб удалиться от дел. Пора уж дать дорогу молодому поколению.

Митч поселился в своем номере в отеле «Палас» и связался по радиотелефону с Уиллоуби, который находился на «Тихоокеанском страже».

– Да, сэр, – сказал Уиллоуби, – у вас отличное расписание. «Тихоокеанская колдунья» причалила сегодня утром. Капитан Магилликутти сейчас здесь. Хотите поговорить с ним, сэр?

– Нет, – ответил Митч. – Только скажите ему, что я через пару часов прибуду на его судно, чтобы просмотреть счета за фрахт.

– Да, сэр, я скажу ему.

Митч повесил трубку, удивившись тому, что ладони его влажны от пота.

За последние месяцы он несколько раз мог увидеться с Джинкс, потому что всегда точно знал, когда прибудет в порт «Колдунья», но он почему-то не хотел встречаться со своей любимой дочерью, беременной от Магилликутти. Но в последнее время, глядя на бледное, изнуренное лицо Джо, Митч понял, что больше не может откладывать встречу с Джинкс. Он должен ее увидеть – неважно, в каком положении она находится, – чтоб иметь возможность рассказать Джо о том, что она действительно замужем, счастлива и что беременность протекает нормально.

Позже Митч надеялся на то, что сможет со смехом вспоминать этот день, но почему-то все же понял, что никогда не сможет этого делать На борту «Колдуньи» он нашел совсем не то, что ожидал. Он думал, что встретится с беременной и непокорной дочерью. Но вместо этого увидел счастливую молодую мать, баюкающую своего ребенка – прекрасное дитя с мягкими золотыми волосами, огромными зелеными глазами и подбородком, в котором нельзя было ошибиться. Митчу даже не пришлось отсчитывать месяцы, чтоб понять, что этот ребенок не Магилликутти. Этому маленькому золотоволосому сверточку было два месяца от роду, и он был точной копией мальчика, которого Митч привез домой жене почти восемнадцать лет назад. Без сомнения, этот ребенок был ребенком Райля Толмэна.

О Боже! Ничего удивительного, что мальчик едва не свихнулся, потеряв Джинкс. Они были любовниками.

– Разве она не красавица, отец? – Лицо Джинкс хранило выражение благоговейного трепета, но совсем не раскаяния и ни капли сожаления.

Неужели она больше не думает о Райле? Неужели отец ребенка ей теперь безразличен?

Вслух он сказал:

– Она красавица.

Подошел Эрик, рука его легко обвила талию Джинкс. Она улыбнулась ему тепло и чувственно. «Так вот оно что, – подумал Митч. – Она любит этого. Она забыла Райля и хочет, чтоб думали, что Магилликутти отец ребенка».

А он – неужели он тоже думал, что ребенок – его? Неужели Джинкс так скоро после приезда в Миллтаун стала спать с ним, что смогла одурачить его? Митч стал лихорадочно сопоставлять даты. Джинкс уехала из дома в середине июля. Эрик привез «Колдунью» в порт в июле и уехал в Миллтаун месяцем позже, вероятно, только через пару недель после того, как Джинкс забеременела.

Так Эрик думал, что ребенок – его? Он тяжело вздохнул. Может быть, Джо знает, что делает. Может быть, и ему следует делать то же самое – просто сидеть и наблюдать за происходящим. Он загнал свою минутную слабость внутрь и улыбнулся Джинкс:

– Как ты назвала ее? Как зовут мою внучку?

– Элисон.

Он кивнул, не в силах отвести глаз от ребенка. Как могут другие смотреть на него и не понимать, что он – Толмэн?

– Садитесь, сэр, – предложил Эрик, подвигая Митчу стул. – Вы хотите прямо сейчас ознакомиться с книгами?

Митч посмотрел на Эрика:

– Нет, – сказал он, – я хотел бы поговорить с дочерью – один на один. Джинкс быстро заговорила: