Текст книги "У последней черты. Смертельно опасная болезнь как путешествие души"

У последней черты

Впервые я поняла, что болезнь является переживанием не только тела, но и души, когда мне было около тридцати. Я только-только приступила к психиатрической практике, но вынуждена была взять полугодовой отпуск, чтобы отправиться в дом к своим родителям, куда моего отца перевезли из больницы умирать. Отец проиграл свою долгую и героическую битву с раком, рак поборол его тело, но и после того, как медицина не смогла предложить ему никаких, даже поддерживающих процедур, воля к жизни помогла ему продержаться еще несколько месяцев. И вот он умер, а я смотрела в его широко открытые глаза, в его лицо, которое светилось радостью. Я убеждена, что он видел что-то недоступное моему зрению, а я доверяю своему восприятию и с глубокой признательностью отношусь к этому дару. Какое-то мгновение назад отец был еще здесь, а в следующее его уже не было. Осталось одно опустошенное тело, которое уже покинула душа. Тело было теплым, и какие-то клетки, возможно, еще продолжали работать секунды спустя, но ни его самого, ни его души больше не было в этом теле. Его страдания завершились, а тело, которое продолжало лежать, напоминало оставленную по забывчивости одежду, изношенную и истрепанную, очень знакомую, но больше непригодную для человека, который когда-то ее носил. Выражение отцовского лица говорило о том, что там, куда в момент смерти устремился его взор, есть нечто прекрасное. Что-то подобное происходило и до этого, в период, когда ему пришлось долго-долго умирать. Увиденное осталось со мной как знание о том, что на этом этапе жизни происходит что-то чрезвычайно важное. Из-за трудностей с дыханием отец не мог подолгу говорить, и потому в те последние месяцы именно внутренний мир стал его прибежищем. Вполне вероятно, что он ушел после того, как пробыл здесь ровно столько, сколько ему самому было нужно, чтобы доделать все, что он считал важным на пороге между этим миром и следующим. Умирающие люди проводят свои дни так же, как новорожденные: они подолгу спят и видят сны, позволяя родным и близким делать все, что нужно, по уходу за ними. Сны, мечтания, моменты ясного сознания, а также разговоры не только облегчают переход, но и служат лекарством для души. За годы, прошедшие с того времени, мой сын, моя мать и близкие друзья пережили кризисы, связанные с болезнями и хирургическими вмешательствами. Я поняла, что, когда ребенок подвергается серьезной хирургической операции, его мать, как никто другой из близких людей, чувствует не только уязвимость своего ребенка, но и собственную незащищенность. Это же произошло и на пороге взросления моего сына, когда ему выпало испытание, в котором были все признаки инициации в мужской мир, и этот опыт, бесспорно, стал для него путешествием души. Возможно, эта духовная перспектива, которой я поделилась с сыном, помогла ему пережить выпавшие на его долю страдания.

Когда моя восьмидесятипятилетняя мать тяжело заболела и ей не хватало сил, чтобы жить дальше, нам обеим показалось, что пришло начало конца, но вдруг ей стало лучше, затем она поправилась и еще в течение трех лет вела вполне самостоятельную жизнь, как личную, так и профессиональную. Полагаю, что сделанное и сказанное мной оказалось решающим в том, куда качнулись весы, но именно она сама на уровне души приняла решение жить, и потому телесное здоровье вернулось к ней.

Медицинские и хирургические кризисы, через которые прошли мои ближайшие подруги, сказались и на мне – в той мере, в какой на нас способны повлиять лишь наши ровесники, те, кого мы любим и благодаря кому понимаем, какой короткой может быть и наша собственная жизнь.

Всякий, кто приходит ко мне на анализ или за консультацией, приносит заботы и тревоги, касающиеся самой сути существования. Накопленный обширный опыт убеждает меня в том, что на протяжении человеческой жизни невозможно хотя бы однажды не столкнуться с прямой или косвенной угрозой потенциальной инвалидности или смертельной болезни: что-то из этого ряда обязательно случается с нами и с теми, кто нас окружает. Независимо от того, являемся ли мы сами пациентами или лишь свидетелями того, как болезнь входит в круг близких нам людей, нас это глубоко трогает. Болезнь, которая угрожает жизни, направляет самих пациентов, тех, кто их любит, и тех, кто их лечит, в царство души.

Серьезные болезни, как правило, застают нас врасплох. Скачок от здоровья к болезни может быть настолько резким и стремительным, что мы столбенеем, теряем дар речи, ощутив бездну, в которую мы попали. Слова, сказанные людьми, которым эта территория знакома, могут послужить нам ориентиром; образы и метафоры, отражающие то, что я знаю, могут стать началом внутренней рефлексии или основой диалога души с душой другого человека. Внезапно или постепенно, но любая серьезная болезнь обязательно ведет к потере иллюзий, что приближает нас к сущностным вопросам, которыми мы задаемся, возможно, впервые в жизни.

Опуститься вследствие серьезной болезни к самым глубинам, очутиться лицом к лицу со смертью, осознать свою неспособность контролировать происходящее – значит приблизиться к пониманию сути того, кто мы как уникальные индивидуумы и как человеческие существа. Подобно тому, как на рентгеновских снимках лучше всего видны именно кости – самые крепкие, незыблемые части тела, так и несчастье обнажает в нас вечное, а, значит, несокрушимое – свойства нашей души.

2
Когда почва уплывает из-под ног

Когда есть «до» и «после», когда случается событие, означающее конец привычного бытия, каким нередко становится медицинский диагноз, наступившая перемена по силе воздействия напоминает природную катастрофу, землетрясение в масштабе личности, от которого почва уходит из-под ног. До постановки диагноза, до операции, до несчастного случая, до осознания того, что с нами что-то нехорошо, мы живем в невинности или отрицании. И вдруг резко все меняется, и мы понимаем, что ничто и никогда больше не будет прежним.

В таком состоянии нам нетрудно ощутить себя Персефоной¹, героиней греческой мифологии. Девушка гуляла по лугу, собирала цветы, как вдруг перед ней разверзлась земля, и из возникшего разлома, из самой глубины и тьмы на черной колеснице, запряженной вороными конями, появляется Гадес, хозяин Подземного Мира, готовый похитить и увезти ее с собой. Он хватает Персефону, прижимает к себе, а она все кричит и кричит от страха, но кони уже несутся по кругу. И вот уже и вороные, и колесница, несущая Гадеса и объятую ужасом Персефону, исчезают во мраке бездны, откуда они пришли, и земля над ними смыкается, словно ничего и не было.

Встреча с Гадесом: утрата и опыт уязвимости

Всего один миг отделяет Персефону, мысли которой заняты исключительно сбором прекрасных цветов для букета, над которой синее небо и теплое солнце, которая полна ощущениями, что жизнь хороша, от Персефоны, которая оказалась в подземном мире, где все не так, как было еще мгновение назад. Невинность и безопасность девушки грубо нарушены, она беспомощна, она во власти сил, о которых прежде и не знала. Этот миф применим к любому человеку. Персефона – это невинная часть мужчин и женщин, молодых и пожилых, с которыми однажды встречается Гадес, – преступник, насильник, кровосмеситель. Он грабит, предает, совершает вероломные, не укладывающиеся в сознании, шокирующие поступки, сообщая нам таким образом о нашей эмоциональной и физической уязвимости. Можно сказать, что Гадес – это то символическое событие, которое открывает нам специфическое знание о добре и зле. До прихода Гадеса мы чувствуем себя защищенными, после встречи с ним мы знаем о своей уязвимости. Когда лабораторный анализ оказывается положительным и биопсия выявляет рак или же мы вдруг узнаем о болезни, которая каким-то иным способом угрожает нашей жизни, эффект оказывается тем же самым: наша Персефона, олицетворение безопасности и иммунитета к болезням и смерти, подверглась насилию и попала в подземное царство.

Для многих из нас поэтическая метафора, которая отражает наши чувства, является средством, с помощью которого мы выражаем воспринимаемые нами события и постигаем значение личного опыта. Болезнь как нисхождение в подземный мир – это метафора, которая сообщает интуитивному уму и знающему сердцу о той глубине, которую сознание не в состоянии осмыслить никаким иным способом. Но на этом же языке говорит и наша душа.

Подземный мир страха

Когда перед нами возникает реальность серьезного заболевания, когда мы сами или тот, кто нам дорог, попадаем в больницу, чтобы пройти обследование для постановки диагноза или лечения, то в метафорическом смысле мы попадаем в подземный мир. Это – подсознательный или бессознательный мир, где нас атакуют страхи, которые мы по обыкновению прячем и с которыми стараемся не соприкасаться, в этом мире мы не защищены. Нас преследует страх смерти, боли, ампутации, зависимости, обезображивания, деменции и депрессии. Нас пугает вероятность оказаться тяжело больным или изувеченным человеком, перед нами открывается реальность потери отношений, работы, собственной мужественности или женственности, отказа от прежних намерений и мечтаний. Мы боимся, что станем обузой в материальном или каком-то ином плане, мы боимся за наших детей и за тех, кто зависит от нас, мы боимся, что больше никогда не будем самими собою. Все эти страхи нередко усугубляются тем, как за нами ухаживают или как мы на эти действия реагируем. Наш прежний опыт детской беспомощности и нынешние переживания тревоги сливаются воедино. Возникает реальная опасность утопить то лучшее, что в нас есть, в выгребных ямах жалости к себе или увязнуть в навязчивом повторении одного и того же вопроса: «Почему я?».

Больных или потенциально больных людей, особенно женщин, нередко низводят в ранг беспомощных детей. Врачи и близкие зачастую начинают говорить о нас в нашем присутствии так, как будто нас тут нет. Или, если мы суетимся, нас называют трудными пациентами. И всех вокруг занимают исключительно вопросы медицины, а не психики. Послание, которое мы получаем, становясь пациентами, может звучать так: «Держите свои страхи в себе, а окружающие должны видеть ваше приятное лицо», или «Надо быть хорошей девочкой», или «Надо вести себя, как подобает мужчине и делать то, что советует врач». Злиться запрещено. А задавать вопросы иерархам вообще бессмысленно. Мы попадаем в подземный мир своих страхов, но говорить о них нам не полагается. Если мы злимся или жалеем себя, если в нас неожиданно проступают эмоции или если мы хотим внимания к своим чувствам от врачей или медсестер, нас воспринимают как проблему. Внимание к эмоциональному состоянию пациента требует времени, а когда все время забирает обход палат и осмотр больных, то пациент или его родственник, которым надо уделить внимание, дать заверения или разъяснения относительно лечебного плана, часто воспринимаются как слишком требовательные или даже нуждающиеся в психиатрической консультации.

Подземный мир депрессии

Подземельем для нас может оказаться состояние ума, напоминающее мир Гадеса, в котором похищенная Персефона – лишь узница и заключенная. Это тусклый мир теней умерших, узнаваемых, но не овеществленных; это мир бескровных созданий, похожих на голограммы или на бесчувственные воспоминания. Это мир депрессии, в котором мы отрезаны от собственных чувств, в который нас может привести наша болезнь или усилия, направляемые на подавление всех чувств и страхов. В депрессии мы действуем так, словно мы – объекты, неодушевленные, покорные и согласные на все. Серьезный диагноз и необходимость немедленно последовать медицинскому совету и предписаниям врача приглашает нас к диссоциации, к разлуке с чувствами. Депрессия и диссоциация дают схожие результаты. И вот оторванный от собственных эмоций человек изображает хорошего пациента, поступающего в больницу так, словно он направляется в телесно-ремонтную мастерскую.

Подземный мир души

Подземный мир – это и мир души, область внутренних богатств. Это царство Плутона (латинское имя Гадеса), подземелье, полное богатств или сокровищ. Это также и психологический слой, который содержит еще не раскрытые возможности. В нем наши таланты и наклонности, которые когда-то были так важны для нас, эмоции, которые мы сначала упрятали подальше, а после и вовсе утратили с ними связь. Минуя личностный слой, мы попадаем в сокровищницу архетипического, или символического уровня, в слой коллективного бессознательного, который содержит различные паттерны, инстинкты – все, что присуще человеку как таковому. Природой в них заложены глубокие смыслы, они являются нам в сновидениях, раскрываются в нашем творчестве. Именно здесь истоки нашей души, обитель духовного инстинкта, ведущего нас в наших поисках божественного тем же бессознательным путем, каким цветок поворачивается лицом к солнцу. Здесь начинается психологический путь в направлении к целостности и смыслу. Здесь, в архетипическом мире, смерть и возрождение суть метафоры, и реальность физической смерти, столь сильно пугающей наше Эго, уравновешивается снами, имеющими совсем иную перспективу.

Размышление над символами, над важными темами, над значением сновидений, которые мы записали и запомнили, приводит нас в мир души. Сюда нас приводит реализованная нами потребность играть, петь или слушать музыку, заниматься танцами, живописью или рисунком. Здесь мы оказываемся, когда выражаем свои чувства, когда делаем записи в дневнике, когда слагаем стихи, когда воплощаем желание молчать или говорить по душам, а также когда молимся и медитируем. Когда врата в мир души нам знакомы, попасть туда не трудно.

Для многих людей, однако, внутренний мир души – иноземное государство. Например, экстраверт, гордящийся своей практичностью и логикой, рачительные помощники, пекущиеся о потребностях других людей, люди, «живущие» работой, для которых продуктивность является мерилом их собственной ценности, – все они редко делают попытки войти во внутренний мир. Ресурсы внутреннего мира, к которым мы можем подключаться, чтобы подлечить свое тело и душу, важно изучать, и об этом я буду говорить в последующих главах. Узнать о потенциальных богатствах этой области подземного мира, ощутить желание познать себя из первых рук, захотеть потратить энергию и время, чтобы отыскать путь к этим богатствам, – это всего лишь начало. Ведение дневника на бумаге или в уме – следующий шаг, открывающий нам ценность образов, фраз, чувств и мыслей, рожденных в нашим глубинах. Яркий сон требует внимания и записи, иначе он едва ли запомнится, но даже если и запомнится, его подробности вряд ли удастся сохранить. Наше внимание к деталям сна побуждает к размышлению над отдельными аспектами сновидческого материала, а это, в свою очередь, пробуждает в нас все новые и новые воспоминания и ассоциации. Все это может подвигнуть человека, который до этого не был сфокусирован, или был сфокусирован на дискомфорте, или был навязчиво сфокусирован, на вступление в общение с собственной сновидящей психикой. Созерцая, мы входим в медитативное состояние, которое есть не что иное, как открытый, воспринимающий разум и сердце. Это сродни тому, как действует на некоторых из нас уединение, медитация или открытость души в возносимой нами молитве.

На других такое же действие оказывают походы, бег, рыбалка, занятия в саду или шитье.

Как бы вы ни поступили, но если вы услышали идущий изнутри негромкий голос или ощутили внутри точку покоя, вы получили средство доступа к внутреннему миру души. Когда этот мир – незнакомый ландшафт или когда болезнь не позволяет воспользоваться маршрутами, проложенными ранее, можно использовать способы, которые некогда оказались полезными другим людям; другими словами, мы можем учиться у других. Именно так мы действуем, когда хотим оказаться на приеме у конкретного врача, – мы пользуемся рекомендациями, полагаемся на чужой опыт, справляемся о нем в каких-то организациях. Помощь можно искать также посредством консультаций, в группах, участники которых собираются для медитации, учатся духовным практикам, работают со сновидениями и дневниками или проходят курс экспрессивной терапии.

Подземный мир духов

Побочным эффектом болезни, которая таит в себе угрозу жизни, нередко является истончение границы между внешним миром и подземным миром духов. Люди делились со мной переживаниями от ярких, отчетливо запомнившихся им разговоров с персонажами, которых они ясно видели, но при этом знали, что никогда их ранее не встречали. Также мне рассказывали о неожиданно приходящем чувстве спокойствия в связи с присутствием кого-то из умерших, хотя ни их самих, ни даже их голосов эти люди не видели и не слышали. Мне говорили и о телепатической коммуникации с представителями потустороннего мира во время тяжелой болезни.

Менее обычны и более драматичны истории людей, которые, оказавшись на самом краю жизни и смерти, встречались с какими-то загадочными персонажами, сообщавшими им о том, что их время еще не настало. Две разные женщины рассказывали мне, что в тот самый момент, когда их тело перестало реагировать на медикаментозное лечение и началось умирание, каждой из них явилась старая женщина, вне сомнения коренная американка. Ее появление стало событием, изменившим ход болезни. У одной из этих женщин была лихорадка неизвестного генеза, которая в результате этой встречи прекратилась. Другая женщина почувствовала, что диагноз, который ей поставили, неверен. Она приложила значительные усилия, чтобы ей поставили правильный диагноз – болезнь Лайма, после чего ей подобрали соответствующее лечение. Обе женщины поправились, и после этого, каждая по-своему, стали пропагандировать использование альтернативной медицины в рамках общепринятой терапии. В результате тяжелой болезни обе женщины заглянули в глаза смерти и встретились с неординарной реальностью, что стало поворотным пунктом в течении их болезни и вдохновило их на помощь другим людям после выздоровления.

На поминальной службе, посвященной кончине Гари Уолша, известного сан-францисского терапевта, который организовал первый марш с зажженными свечами в поддержку больных СПИДом и дебатировал с Джесси Хелмсом, был показан фильм с его участием. В видеоинтервью, данном им за несколько дней до смерти, он рассказал, что его дважды посещал человек, которого многие участники интервью хорошо знали. Этот человек недавно умер. Несмотря на то, что Гари был физически истощен, он говорил осмысленно, ясно и абсолютно убедительно. Он утверждал, что не спал и не галлюцинировал, когда увидел в своей комнате человека, который сказал, что ему не о чем беспокоиться и что в момент, когда Гари будет умирать, тот будет рядом, чтобы помочь ему совершить переход. Гари засомневался и потребовал в качестве доказательства повторного появления. Спустя пару дней, когда Гари бодрствовал и ум его был ясным, этот человек появился снова. Коротко и быстро он повторил, что будет с Гари в день его ухода, выражая раздражение из-за необходимости наносить повторный визит, поскольку у него «много других дел».

Стадии нисхождения в подземный мир: миф об Инанне

Нисхождение души в подземный мир, которое может ускорить серьезная болезнь, не всегда имеет эффект шока, внезапного и неожиданного похищения или мгновенного разрушения, как это переживает, например, человек, оказавшийся в эпицентре крупнейшего землетрясения. Миф о Персефоне применим именно к таким обстоятельствам, но есть и другой миф, который откликается в опыте людей, чья болезнь и нисхождение происходят шаг за шагом, как следствие постепенной утраты опоры в привычном мире здорового самочувствия. Так бывает, когда человек переживает болезнь, течение которой сопровождается постепенным ухудшением здоровья, либо пребывает в иллюзии, что он все контролирует и тем самым как бы снижает степень эмоционального воздействия на него серьезного заболевания. Миф, рассказывающий о таком путешествии, корнями уходит в многотысячелетнюю историю, к шумерской богине Инанне².

Инанна была царицей Неба и Земли. Услышав о том, что ее сестра, богиня Эрешкигаль, владычица Подземного царства, болеет и страдает, она приняла решение навестить ее. Инанна ошибалась, когда думала, что сможет исполнить намеченное нисхождение без особого труда. Довольно скоро она поняла, что власть и авторитет, которыми она обладает в наземном мире, в царстве тьмы не имеют никакого значения и не дают ей никаких преимуществ. Инанна властно постучалась в ворота подземного мира, требуя, чтобы ей немедленно отворили. Страж спросил, кто это, а, услышав ответ, сказал, что она сможет пройти, только заплатив за вход. Инанна увидела, что входных врат семь, а вовсе не одни. И у каждых из них страж говорил ей, чем надо заплатить за вход и что нужно снять с себя. Всякий раз Инанна, ошеломленная происходящим, с негодованием вопрошала: «Как же так?» И всякий раз ей отвечали: «Тише, Инанна, пути в подземный мир безупречны. Их не оспаривают».

С великолепным головным убором, короной, указывавшей на ее высокий сан, Инанна рассталась у первых врат. Лазуритовое ожерелье с шеи царицы сняли у вторых, а роскошных двухъярусных бус, украшавших грудь, Инанна лишилась у третьих врат. У четвертых врат ей пришлось отдать нагрудную пластину, у пятых – золотой браслет. Скипетр, украшенный серебром, она оставила у шестых врат. У седьмых врат с нее сняли королевские одежды. И вот, нагая, с низко склоненной головой, она вступила в подземный мир.

Раз за разом у каждых врат Инанна теряла признаки власти, авторитета, благосостояния и статуса. Раз за разом у каждых врат утрата того, что было частью ее наряда, становилось для нее неожиданностью. Раз за разом она повторяла: «Как же так?» и слышала в ответ: «Тише, Инанна. Правила подземного мира совершенны. Их не оспаривают».

Всякий раз, когда человек становится пациентом и должен лечь в больницу, он переживает то же, что испытывала Инанна. Говоря метафорическим языком, существует целый ряд врат, через которые пациенту придется пройти, и у каждых врат у него что-то заберут. Переступая порог больницы, он невольно проходит первые врата. С каждым последующим шагом пациент лишается достоинства, выбора и авторитета. Какой бы пост ни занимал человек в этом мире, как ни был он дорог кому-то, здесь это не имеет значения.

Вторые врата – приемные покои, где каждый человек подпишет ряд бумаг, необходимых для пребывания в больнице, получит госпитальный номер, пластиковый браслет-идентификатор на запястье, а также расписку, гарантирующую возврат сдаваемых на хранение ценностей.

Третьи врата, как правило, – больничная палата. Здесь каждый пациент снимает с себя привычную одежду, отражающую его индивидуальность и положение, чтобы облачиться в стандартный больничный халат, который зачастую плохо сидит на нем – слишком короток или узок.

Есть и другие врата, куда пациента привозят на каталке или в кресле – в радиологическую лабораторию для рентгеновского исследования или проведения более детальных тестов, или в иные спецлаборатории для взятия крови на анализ или проведения различных эндоскопических исследований путем проникновения в отверстия или стенки тела, чтобы врач мог видеть происходящее внутри человека.

Когда назначается хирургическая операция, пациент снова проходит целую череду врат, попадая сначала в дооперационную, потом в операционную, затем в послеоперационную или даже в реанимационную палату. Проходя одни врата за другими, пациент постепенно утрачивает сознательный контроль, а нередко и части тела.

Вместе с этим, пытаясь «договориться» с серьезной болезнью, человек, как правило, лишается и эмоциональных защит. Такие защиты, как отрицание, интеллектуализация и рационализация могут покинуть человека, оставить его наедине с болезненной реальностью жизни. Аддикции, которые позволяли дистанцироваться от своих чувств, становятся недоступны. Люди, которые привыкли использовать работу или активный образ жизни, алкоголь или наркотики, чтобы заглушать свои чувства, больше не могут этим спасаться (хотя телевидение, являющееся, как мне кажется, самым распространенным видом зависимости, прочно занимает свое место у больничной постели).

Когда в процессе смертельно опасной болезни психологические защиты сходят на нет, человек оказывается в подземном мире депрессии и страха. Исчезновение защит, работавших против понимания правды, способно обнажить большой пласт бесплодной эмоциональной или духовной жизни: формальный брак или бессмысленную деятельность, равно как и реальную тяжесть физического состояния и сопровождающих его страхов.

И метафорично, и буквально болезнь и госпитализация срывают с нас все покровы, до этой минуты по-своему служившие нам защитой и опорой. Мы проходим сквозь строй унижений, и на выражающий наш протест вопрос «Что это? Зачем?» мы получаем со стороны больничного персонала примерно то же отношение и слышим примерно те же слова, которые услышала Инанна: «Тише, больной. Предписания врача безупречны. Их не оспаривают». И даже если наши врачи – целители и мы им доверяем, и даже если они и те, кто их окружает, объясняют, как и почему нам надлежит поступить так-то и так-то, и даже если мы участвуем в принятии всех решений, наше путешествие все равно будет напоминать то, через что пришлось пройти Инанне. Все равно перед нами возникнут врата, перед входом в которые мы лишимся своей персоны и всех защит: мы окажемся без «одежд» и с обнаженной душой.

Обнаженность дает нам шанс погрузиться в такие свои глубины, которые в иных обстоятельствах были бы нам недоступны и где то наше личное, что мы считали или отброшенным, или забытым, страдает от боли, не имея права на воскрешение в памяти, не имея возможности на интеграцию с сознающей личностью без права на самовыражение. Вспоминая давно забытое, мы соединяемся с душой. То, что так активно ищется в глубинном анализе, может проявить себя ненароком в физической болезни, связанной с потерей прежней активности, или в связи с госпитализацией, и оно поведет пациента по трудному и неопределенному пути, сопряженному с необходимостью нисхождения в подземный мир. Психологическая глубина – это царство Эрешкигаль, это суть смерть. Когда смерть становится реальностью, когда она невероятно близка, перед нами возникают вопросы души.

Подземный мир тени и бездны: царство Эрешкигаль

Если Инанна символизирует собой нашу верхнюю, внешнюю, обращенную в мир личность, ту нашу часть, которая играет определенную роль в этом мире, то Эрешкигаль воплощает в себе наши невидимые аспекты или воспоминания, которые мы прячем, скрываем в тени или в «подземелье». Эрешкигаль символизирует собой причину нашего страдания, которую мы не приняли во внимание или обесценили, но к которой теперь имеем возможность прийти через страдание, переживая смирение и осознавая собственную уязвимость. Пока мы отрицаем все то, что имеет для нас личностные смыслы и являет подлинную правду, отгородившись стенами от гнозиса или чувственного знания, Эрешкигаль не существует для нас. Однако пройти через врата для встречи с нашими чувствами и страхами мы сможем только тогда, когда, преодолевая один за другим все слои сопротивления, мы примем свою болезнь как данность.

Вместе с Инанной нисхождение совершают люди, страдающие от тяжелых хронических болезней, которые постепенно ведут их к инвалидности и ухудшают их умственное или физическое состояние, от болезней, ввергающих их в диагностическое чистилище между телом и психикой, – разных аллергий, синдрома хронической усталости и психосоматических болезней, а также люди, страдающие от различных инфекционных или наследственных заболеваний, поражающих целые системы организма и имеющих тенденцию к развитию. Порой на нисхождение уходят годы. За это время могут возникнуть новые симптомы, которые потребуют новых исследований, предписаний и процедур, и это поставит человека перед необходимостью снова проходить через новые врата.

Спуск Инанны совершают также и пациенты, проходящие курсы химиотерапии и лучевой терапии. Каждое лечение – новые врата. После второго-третьего сеанса химиотерапии волосы, как правило, начинают выпадать прядями. У этих врат вы уступаете необходимости подчиниться и утратить корону волос и, даже если этот шаг ожидаем, шок от происходящего неизбежен. Особенно труден этот шаг для женщин, для которых потеря волос – удар по их идентичности и фемининности. Обычно это низкая точка, время депрессии. Лицо в зеркале теперь неузнаваемо: «Кто это?»

В подземный мир Инанна вступила нагой и с низко склоненной головой. Совершив нисхождение, она стала смиренной, лишившись всего, что у нее было, но испытание для нее на этом не закончилось. Когда Инанна приблизилась к Эрешкигаль, богиня подземного царства не обрадовалась ее приходу. Полная ярости и осуждения, Эрешкигаль прожгла Инанну смертельным взором, сразив сестру наповал. Тело Инанны вскоре повесили на крюк, а через три дня оно сгнило настолько, что стало похоже на кусок позеленевшего мяса.

Инанна и Иисус: трансформация страдания

Мне кажется, что этот эпизод мифа об Инанне напоминает страдания Иисуса – на своем пути к кресту он претерпел череду предательств, унижений и наказаний, и, когда его распяли в Страстную пятницу, он провисел на кресте до прихода смерти, после чего его тело сняли и положили в гроб. Тело Инанны также было повешено. Когда тяжелая болезнь наносит свой удар, мы действительно чувствуем себя преданными и униженными своим же телом, а боль есть боль, будь она от удара хлыста или от вбиваемых в тело гвоздей, или же она исходит из источника, который находится внутри нас. На пике своих страданий многие люди испытывают мучения Христа, одинокого и терзаемого от боли на кресте, плачущего и вопрошающего: «Отче, Отче, зачем ты покинул меня?»

Так же, как распятие на кресте не было окончанием истории Иисуса, повешение на крюке не было концом Инанны и сложенного о ней мифа. Она тоже воскресла для новой жизни, пройдя кардинальную трансформацию. На языке души смерть – основная, повторяющаяся метафора. В духовном путешествии смерть прежней личности – необходимое условие для инициации, трансформации, возрождения или воскресения. В медицинском путешествии больные нередко ощущают себя Инанной: больница похожа на подземный мир, где пациенты лишаются прежних одежд и знаков отличия, обретают смирение, а после, утратив сознание под действием анестезии, лежат на операционном столе буквально куском мяса. Или же после череды лабораторных исследований и лечебных манипуляций, каждое из которых опускает человека все ниже и ниже в незнакомый, пугающий мир, больной, говоря метафорически, висит на крюке в ожидании вестей, которые смогут вернуть его к жизни.