Текст книги "Харизма"

На краю скопления людей оператор из местной новостной станции, должно быть, проспоривший кому-то, снимает видео толпы. Его камера было повернулась в мою сторону, а потом будто замерла. Мне сразу же захотелось спрятаться за женщиной с пышной прической, но по какой-то причине я отбросила свою стеснительность и посмотрела прямо в объектив. Через несколько секунд камера будто кивнула, прежде чем возобновить съемку слушателей.

Джек наклонился ко мне.

– Ты явно впечатлила этого новостника.

– Не болтай чушь.

– Да нет, это совершенно логично.

Я почувствовала, как расширились капилляры на моих щеках. Доктор Стернфилд заработала бы состояние, если бы сумела исправить ген, из-за которого люди краснеют. Что ж, одно лекарство за раз.

Когда садится солнце, мы направляемся к машине Джека, у нас за спиной по-прежнему звучит музыка, а воздух еще теплый. Джек смотрит в мою сторону и небрежно берет меня за руку. Каждый нерв под кожей, которой он коснулся, безумно вспыхивает. Ладонь в ладони, соприкасаясь локтями, мы шагаем в такт. Я и Джек. О господи. Это восхитительно.

Поездка домой кажется слишком короткой и, прежде чем я успеваю это осознать, мы уже стоим у моего крыльца, наши руки сцеплены и связывают нас, будто подвесной мост. Обычно я ненавижу прощаться, но упиваюсь этим моментом. Мои колени трясутся, и я слегка раскачиваюсь, стоя перед Джеком и чувствуя, как сердце трепещет в груди, будто птица.

Он смахивает прядь волос с моей щеки.

– Это был невероятно прекрасный вечер.

– Самый лучший.

– Похоже на то эссе, которое ты написала для «Всякой мороси» в девятом классе. Об идеальном утре, которое ты помнишь, как ты провела его с мамой, папой и братом на пляже. Как все сложилось, именно так как надо, и ты погрузилась в настроение, которое было лучше, чем сладкий сон.

– Ты помнишь это?

– Конечно. Твое эссе напомнило мне, как мы отправились в поход в тропический лес всей семьей, прежде чем мои родители развелись.

Я киваю, понимая, каково это, когда почти все твои лучшие воспоминания относятся к периоду времени «до» какой-то ужасной черты, за которой в твоей жизни началось «после». Но сегодня я стала частью сверкающего «сейчас», одной из тех чудесных жемчужин, которую я нанижу на нить несравненных впечатлений.

Джек пристально смотрит на меня и качает головой, будто не может во что-то поверить.

– Я всегда думал, что ты великолепна, но никогда не понимал, как восхитительна ты на самом деле – до сегодняшнего вечера. Будто ты светишься или что-то вроде того.

– Ладно, я знаю, что я не загорелая, но…

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Знаю ли я? Мое нутро, кажется, точно знает. Я теплая, живая и до невозможности, до невозможности счастливая…

Он делает шаг. В ответ на это движение я тоже подхожу ближе. И еще ближе. Мои глаза закрываются, и я облизываю губы… Наконец-то, наконец-то…

На крыльце вспыхивает свет, и мы оба отпрыгиваем назад. Со скрипом открывается дверь, и из нее выглядывает мама.

Ее глаза расширяются от удивления, когда она замечает Джека.

– О, эй, я слышала что-то…

Я жду, что мама сообразит, что происходит, и уберется обратно, пока атмосфера из неловкой не превратилась в невыносимую. Но она не улавливает мои мысленные сообщения, в которых я кричу: «Уходи!» Хмыкая и что-то бормоча, она нависает над нами, пока Джек не решает протянуть ей руку и представиться.

Похоже, она впечатлена этим жестом, но и после рукопожатия не хочет возвращаться в дом. Она это специально делает? Если она ни разу не ходила на свидание с тех пор, как папы не стало, это не дает ей права испортить мои отношения с Джеком!

Между нами троими повисает долгое неуютное молчание. А потом Джек достает ключи от машины и сообщает, что ему пора. Мое тело сдувается, словно футбольный мяч, который пнули слишком сильно.

– Может, мы сможем пойти на вечеринку у Эрин завтра вечером? – бросает Джек через плечо, идя к обочине.

– Несомненно, – говорю я и замечаю, как нахмурилась мама.

По крайней мере, есть надежда, что у нас будет еще один шанс. Вслед за мамой я захожу в дом, борясь с желанием кинуть в нее одной из своих тщательно подобранных золотистых сандалий. Это странно. Тяга к насилию – явно не моя характерная черта. Может, она приходит вместе с сиянием.

Кто бы мог подумать, что гены окажутся настолько непредсказуемы?

Восемь

Первое, что я делаю на следующее утро – звоню Эви, чтобы рассказать ей о вчерашнем вечере, идеальном до последней минуты.

Она глубоко вздыхает.

– Хорошо, но в следующий раз тебе нужно действовать быстрее; если ждать до самого конца, возникает слишком большое напряжение. Серьезно, найдите возможность уединиться в первый час. Понимаешь, что я имею в виду? Тогда остальное время после этого вы проведете просто замечательно.

Забавно слушать, как она дает мне советы о мальчиках, хотя на ее счету только на два свидания больше, чем у меня. Мы – прилежные ученики, и мы провели много времени за обсуждением потенциальных парней и просмотром MTV. Но теперь у нас наконец появился шанс испытать что-то на собственном опыте, и это, конечно, не идет ни в какое сравнение.

Она смеется.

– У Эйслин есть парень, у Эйслин есть…

Я кладу трубку и, пританцовывая, спускаюсь по лестнице. Внизу Сэмми глотает капсулы с энзимами (он должен съедать их с каждым приемом пищи), а мама следит за кофе на плите. Она говорит:

– Печальные новости из семейной рассылки «Nova Genetics». Штеффи, та милая смотрительница, умерла. – она качает головой. – Пишут, что у нее были проблемы со здоровьем, в том числе астма.

Я опускаюсь в кресло, и у меня уже не такой хороший аппетит, как был минуту назад.

– Ничего себе, а я подумала, что у нее только простуда. Она всегда была так добра к нашей подростковой группе.

Держу пари, генная терапия в итоге могла бы избавить Штеффи от астмы и других проблем со здоровьем, которые у нее были. Это ужасно несправедливо – работать в компании, которая разрабатывает новейшие лекарства, но самой не получить своевременную помощь. Надеюсь, мое участие в испытаниях генной терапии, хотя и неофициальное, продвинет эту науку вперед.

После унылого завтрака я отправляюсь на работу. Моя подавленность из-за смерти Штеффи развеивается, когда я прихожу на урок плавания. Молли прыгает в бассейн и обнимает меня. Мы с Патриком обмениваемся удивленными взглядами.

Сегодня все удается мне с той же легкостью, что и вчера. Нет, даже больше, это не легкость, а освобождение, как будто меня многие годы держали на цепи в наморднике, а теперь отпустили. Новообретенная смелость вызывает у меня любопытство, и я специально проверяю, как работает «харизма». Я прохаживаюсь в толпе, улыбаюсь одному парню, игриво подмигиваю другому. Первый выглядит довольным, второй – заинтересованным. Любопытно. Остаток дня я провожу, играя со своей новой личностью как с новым смартфоном. Даже едва заметные выражения лица оказываются такими же действенными, как корица в горячем шоколаде. Мне следует научиться осторожности в обращении с ними.

Когда моя смена заканчивается, мне не хочется уходить от пульсирующей энергии толпы. Поэтому я нахожу теплый шезлонг и расслабляюсь в нем, слушая счастливый гомон пловцов. Я достаю свой телефон и смотрюсь в камеру как в зеркало. Кажется, что светловолосая девушка с серыми глазами ничуть не изменилась. Но у нее было свидание и она собирается на вечеринку, поэтому как я вообще могу быть хоть в чем-то уверена?

Я знакомлюсь с новостями виртуальной жизни. На странице Хлои немало сообщений с пожеланиями скорейшего выздоровления. Ужасное невезение – заболеть, когда она явно почувствовала себя в своей стихии с этими новостными видео. Я тоже хочу добавить комментарий, но я еще не успеваю его закончить, когда Хлоя публикует новый статус – ложная тревога, она чувствует себя отлично. Я успокоенно выдыхаю. Эта новость вызывает у меня большее облегчение, чем следовало бы.

Затем Хлоя публикует видео с «Веггифеста», а под ним – ссылку для зрителей, которые захотят высказаться против ГМО. Хм. Она часто высказывалась по разным поводам, но я никогда не замечала, чтобы у этого были какие-то результаты – до настоящего момента. Единственный способ описать это – сказать, что она стала более харизматичной. Неотвязное подозрение грызет мои мысли. Мое любопытство слишком сильно, чтобы оставить его без внимания, и я пишу сообщение: МНЕ НРАВИТСЯ ТО, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ. МОЯ ЖИЗНЬ ТОЖЕ ИЗМЕНИЛАСЬ К ЛУЧШЕМУ. ДАВАЙ ПОБОЛТАЕМ.

Ведь так я не разглашаю никаких секретов, верно?

Я просматриваю комментарии под видео Хлои. В одном из них Шейн пишет: «Я иду по твоим следам!»

Что? Я перехожу на его сайт. И вижу еще больше фотографий с ним самим – и еще больше фотографий девушек, которые «подают заявки», чтобы присоединиться к его гарему. Над ними прокручивается таинственная надпись: «Ждите новостей!»

Я потираю щеку. Это ужасно странное стечение обстоятельств, что и Хлоя, и Шейн так энергично продвигают себя в Сети на этой неделе. Но ведь вряд ли у доктора Стернфилд были основаняи давать им «харизму», им же явно не нужно было становиться более экстравертными.

Озадаченная своими подозрениями, я открываю все страницы моих «братьев и сестер», которые могу найти. Большинство из них кажутся мне совершенно обычными, кроме, быть может, страницы Розы. В ее постах на английском звучат заявления вроде «У меня САМЫЙ ЛУЧШИЙ день!», а записи на испанском полны восклицательных знаков.

Острая боль снова вспыхивает в районе лба. Если кто-то еще получил такую же генную терапию, есть ли у них побочные эффекты? Даже если я не буду спрашивать их прямо, кое-с-кем я все-таки могу связаться. Следовало сделать это раньше. Я набираю номер доктора Стернфилд.

Она отвечает на втором гудке.

– Что ж, здравствуй, Эйслин. Как жизнь?

– По большей части великолепно, если честно.

Она смеется.

– Как я и ожидала.

– Только одно, у меня случаются эти странные головные боли, и иногда у меня немного кружится голова.

После едва заменой паузы она отвечает:

– Это совершенно нормально. Твой мозг вырабатывает новые протеины, создает новые нейронные связи. Как только все устоится, головные боли пройдут.

– У других людей, которым вы дали «харизму», появляются те же побочные эффекты? Я слышала, что Хлоя недавно болела.

На этот раз пауза длиннее.

– Если бы я и разрешила другим подвергнуться генной терапии, было бы неосмотрительно что-то говорить. Я не хочу, чтобы отрывочные сведения о других влияли на то, как ты воспринимаешь изменения в собственной жизни. Ты знаешь, как проводятся исследования. – Она понижает голос. – Эйслин, ты же сохранила все в секрете? Не разболтала?

– Конечно, нет, – отвечаю я, думая о том, что до невозможности хочу рассказать все это Эви.

– Хорошая девочка. Поскольку я верю в твое благоразумие, я сообщу тебе некоторые новости: Сэмми попал в испытания AV719. Меня совершенно не удивит, если его, кхм, выберут случайным образом.

– Ух ты. Это невероятно. Огромное вам спасибо.

– Помни, никому не слова, пока не объявят официально, ладно? Мы не хотим ничем рисковать.

Я машу рукой паре спасателей, неспешно проходящих мимо. – Конечно.

– Ну а теперь расскажи мне все самое важное о твоей новой жизни.

Я делюсь с ней несколькими деталями, в том числе рассказываю и о вчерашней встрече с Джеком. И пока я об этом говорю, мои щеки краснеют.

– Похоже, будто я стала человеком, которым всегда мечтала стать, понимаете?

– Ты даже не представляешь, как это восхищает меня, Эйслин.

Да и головные боли, на самом деле, так мимолетны, что они вообще не проблема.

Я немного успокаиваюсь, и мы заканчиваем разговор. Мне повезло, что я стала частью ее секретного исследования, будто выиграла в лотерею. Я, девочка, которой выпало несчастье вырасти без отца и жить с расстройством личности, которое разрушает жизнь.

Довольная, как кот, пригревшийся у окна, я собираю свои вещи и направляюсь на выход. По пути к машине я обмениваюсь приветствиями с полудюжиной людей.

В этот вечер Джек снова появляется точно вовремя. Выходя из дома, я говорю:

– Удачно, что ты прошел полицейский контроль.

Он подмигивает.

– В этом штате, по крайней мере. Но если ты хочешь, чтобы я разбил кому-нибудь челюсть, просто попроси.

– Хмм. Я подумаю, кому.

Мы неспешно едем навстречу мягкому закату.

Джек качает головой.

– Я с трудом могу поверить, что я с той же самой девушкой.

От этих слов я на мгновение замираю. Он с той же самой девушкой, верно? В смысле, это все еще я, но теперь я хочу, чтобы и другие увидели меня настоящую. Я прикасаюсь пальцами ко лбу, хотя сейчас ничего не болит. По моей коже пробегают мурашки, как будто мое тело пытается что-то понять. Привыкать к новой личности – наверное, я чувствую себя как улитка, которая поселилась в новой раковине и извивается, пытаясь приспособиться к ее внутренностям, пока все не окажется ей впору.

К счастью, мое замешательство вскоре развеивается, пока мы едем по улицам в тени деревьев. Когда Джек паркует машину, я обнаруживаю, что мои ноги уже не так дрожат, как в прошлый раз, и что музыка, которая доносится из дома Эрин, скорее приятная, чем резкая.

Эви и Рэйф уже заняли местечко в углу. Они поднимают красные пластиковые стаканы, приветствуя нас с Джеком. Рэйф уткнулся носом в шею Эви, а она смотрит на меня с озорной улыбкой. Так, похоже, они, уже нашли достаточно времени, чтобы побыть наедине, так что теперь уже не смущаются любезничать прилюдно. Ну, надеюсь, мы с Джеком скоро их догоним. Когда окажемся наедине, во всяком случае.

Мы присоединяемся к разговору о том, как чей-то папа записался на ботокс, а сестра какой-то девочки получила увеличение груди в подарок на восемнадцатый день рождения.

Зоуи, чрезмерно накрашенная девушка, которая дружит больше с Эви, чем со мной, качает головой.

– Я никогда не захочу быть настолько искусственной.

Парень рядом с ней смотрит на ее солидную грудь.

– Легко тебе говорить.

Она хлопает его по руке.

– Мы должны принимать себя такими, какие мы есть. Все остальное – подделка.

Остальные кивают.

Я расправляю плечи.

– Люди должны сами делать выбор. Если только они не сумасшедшие, которые делают себе кучу операций, они вправе решать. Это все равно что покрасить волосы или сесть на диету. Кто мы такие, чтобы судить.

Все смотрят на меня в молчании. Эви яростно косится на меня.

Зоуи дергает себя за мочку уха, в которой болтаются несколько сережек.

– Из-за всех этих приукрашенных рекламных фото люди чувствуют себя ужасно, если не соответствуют идеалу. Я отказываюсь этому поддаваться.

Я отвечаю:

– Мы не должны стремиться соответствовать нереалистичным голливудским идеалам. Но большинство из нас каждый день изменяют себя, чтобы быть более привлекательными. Если бы ты хотела быть на сто процентов естественной, ты бы не стала использовать дезодорант или укладывать волосы.

Потрясенное выражение лица Джека выглядит почти смешно, но он все-таки способен пролепетать:

– Ага, я не желаю, чтобы кто-то говорил мне, что делать, а что нет. Я сам могу отказаться от того, что считаю глупым.

Эви не перестает пялиться на меня.

Джек поворачивается в сторону кухни.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Я внезапно вспоминаю о вечеринке у Дрю.

– Может, содовую?

Джек улыбается и уходит. Остальные переходят от слухов о пластической хирургии к обсуждению клуба для всех возрастов, который недавно открылся в деловом центре.

Парень рядом с Зоуи говорит:

– Слыхал, что там был отвратный «Э» на той неделе. Тори Симмонсу пришлось желудок промывать.

Зоуи деланно вздыхает.

– Проклятье, если люди не переделывают себя физически, то они начинают менять свое сознание.

Я показываю на ее стакан.

– Например, с помощью пива?

Все смеются, даже Зоуи, которая достаточно умна, чтобы не оспаривать этот аргумент. Добиваться, чтобы другие принимали мою точку зрению – невероятно приятно, это наполняет меня энергией и кружит голову.

Эви дергает меня за локоть.

– Есть секунда?

– Безусловно.

Она отводит меня в пустой гараж, пропахший скипидаром. Едва закрыв дверь, она резко поворачивается ко мне.

– Что, черт возьми, происходит?

– Ты о чем?

Она загибает пальцы.

– Ты написала сообщение Джеку. Ты пошла гулять с ним. Ты пошла на вечеринку, причем мне не пришлось тебя упрашивать, а тебя не стошнило. А теперь ты в центре внимания. Прямо-таки наслаждаешься им. После того, что происходило в конце прошлой недели, я не думала, что такое вообще возможно.

Я пытаюсь сдержать улыбку.

– Ведь именно ты убеждала меня, что экспозиционная терапия помогает всегда и всем. Может, она наконец-то подействовала.

– Из-за экспозиционной терапии у тебя истерика на той вечеринке у Дрю случилась.

– Ну а что еще может все это объяснить? – должна признать, меня все это веселит.

Скрестив руки на груди, она возражает.

– Я не знаю. Может, я просто сейчас напугана, потому что ты не похожа на ту Эйслин, к которой я привыкла.

Она крепко стискивает зубы.

Мне кажется, не сообщать лучшей подруге такую новость – крайне жестоко. Кроме того, она уже знает, что что-то происходит, а я взорвусь, если попытаюсь сохранять все в тайне и дальше.

Глубоко вдохнув, я наклоняюсь к ней.

– Если я скажу тебе кое-что, ты пообещаешь никогда никому это не рассказывать?

Она покачивается на носках.

– Ты в порядке, верно? Ты не собираешься сообщить что-то ужасное?

Я улыбаюсь.

– Ни капли. Пообещаешь, что никому ни слова?

– Конечно. А теперь расскажи мне.

Я обхватываю себя за плечи и сглатываю слюну.

– Ладно. В «Nova Genetics» есть врач, она работает над генной терапией, которая поможет людям стать более коммуникабельными. И в воскресенье у меня появилась единственная в жизни возможность попробовать это лекарство.

О господи, поделиться секретом – это такой невероятный кайф.

Эви наклоняет голову.

– Как? Как прозак? Или скорее как кокаин?

Я смеюсь, потому что у меня голова идет кругом от облегчения, потому что я смогла ей все рассказать. Потом я посвящаю ее в детали.

Она бледнеет и качает головой.

– Ох, Эйз. Это звучит настолько радикально… А что, если это не сработает?

– Ты уже видела, что оно работает. Восхитительно. На встрече «братьев и сестер» я даже назвала парня «уродцем».

Она сжимает губы и смотрит на меня горящими черными глазами.

– Не знаю, хочу ли я гордиться тобой или тебя стукнуть.

Я делаю вид, что вздрагиваю.

– Может, нам стоит вернуться на вечеринку и насладиться обществом моей новой личности, прежде чем ты решишь?

Эви демонстративно вздыхает, и мы выходим из гаража. На этот раз она идет следом за мной.

Джек поднимает брови, когда мы с Эви снова присоединяемся к остальным. Я шепчу:

– Девичьи разговоры.

Я отпиваю содовую, которую он мне принес, и возвращаю стакан ему. Он касается его губами точно в том месте, откуда пила я, и делает большой глоток. На его загорелом подбородке отчетливо видна золотистая щетина, того же цвета, что и волосы. Я мучительно хочу провести по ней пальцем, медленно-медленно.

Внезапно, комната вокруг меня начинает качаться, а голова – кружиться. Оу. В поисках поддержки я хватаю Джека за руку.

– Ты в порядке? – Он вытирает пролитую содовую со своей щеки и облизывает пальцы.

Рэйф смеется.

– Ого, похоже кто-то не умеет пить.

Я восстанавливаю равновесие.

– Я в порядке.

Джек подталкивает меня к дивану.

– Давай, лучше присядем.

Хотя я чувствую себя нормально, я позволяю ему отвести меня туда. Мы устраиваемся в подушках, наши тела прижаты друг к другу. Он пахнет кедром и весенним дождем. Может, надо было, чтобы у меня пораньше голова закружилась?

Он ставит стакан на журнальный столик.

– Если тебе нужно уйти домой, просто скажи.

Я прикусываю губу.

– Я могу всю ночь провести здесь, на этом самом месте.

Он шепчет мне в ухо:

– Я тебя понял.

– Так, ну-ка прекратите, вы оба, – внезапно вопит Джонни Сонома, парень, который играет во всех наших спортивных командах. Он плюхается рядом с нами и усаживает Эбби О’Кифи себе на колени.

Прежде чем мы успеваем это осознать, к нам присоединяется еще полдюжины человек. Кто-то сидит на полу рядом с диваном, кто-то устраивается на подлокотниках. Мы с Джеком вскоре погружаемся во всеобщий невнятный разговор людей, которых я едва знаю, то и дело прерывающийся смехом. Почему я раньше никогда не замечала, какие они дружелюбные? Притягивать всеобщее внимание на вечеринке – оказывается, это так воодушевляет. К нам присоединяются другие ребята, они наблюдают со стороны и пытаются вставить слово. Но мы – в центре этого безумия. В какой-то момент я замечаю, что Эви смотрит на меня с другого конца комнаты. Она удивленно качает головой.

Нам с ней нужно многое обсудить. Мне нужно, чтобы моя лучшая подруга помогла мне свыкнуться со всем этим.

Но в настоящий момент я наслаждаюсь тем, что узнаю много нового о своих одноклассниках, уютно устроившись рядом с Джеком. У него очаровательно мягкая кожа. В какой-то момент в комнате приглушают свет, а музыка ускоряется. Джонни и Эбби поднимаются, чтобы пуститься в пляс. К ним присоединяются еще несколько. Джек лукаво смотрит на меня.

– Несомненно, – говорю я, и мы встаем. Мой ум безупречно чист и несокрушим, как алмаз.

Вскоре танцуют уже все. У меня появляется то же чувство, что и прошлой ночью – будто я едина с этой массой людей, которая пульсирует и течет. На этот раз вместо того, чтобы вырваться из этого ощущения, я позволяю себе погрузиться в него. Мое сознание скользит сквозь эту толпу в совершенной гармонии с моим телом, которое Джек держит так крепко, что я чувствую каждую пуговицу на его рубашке.

Проникнувшись атмосферой музыки и всеобщего смеха, мы с Джеком не отрываем взглядов друг от друга. Наши лица сближаются, медленно-медленно, и вот наши губы наконец соприкасаются. Смеясь, мы отстраняемся друг от друга, а затем снова сближаемся, уже по-настоящему, и соединяемся в теплом трепетном поцелуе. Боже мой, если держаться за руки – словно обжигающее пламя, то поцелуй – это огонь преисподней. В кои-то веки мое тело лучше, чем разум, понимает что делать. Так что я просто позволяю ему действовать. Мы сливаемся в поцелуе на несколько долгих, прекрасных минут.

Кто-то кричит нам:

– Этим занимайтесь снаружи!

Я выхожу из оцепенения и обнаруживаю, что не только мы с Джеком были зачарованы этим мгновением. Мы откидываем головы назад, поднимаем руки и танцуем, не думая ни о чем, кроме музыки. Только много песен спустя я замечаю, что мое платье липнет к спине и я тяжело дышу.

Джек берет меня за локоть и ведет к коридору. Он смотрит на экран телефона.

– Проклятье, ты должна была быть дома двадцать пять минут назад.

Я прижимаюсь к его груди.

– Не беспокойся. Моя мама, наверное, уже заснула.

Зоуи вместе с еще одной девочкой подкрадываются к нам, включив камеры на смартфонах.

– Что вы хотели бы поведать миру? Может, сделаете публичное заявление насчет пластической хирургии?

Я прочищаю горло.

Что я хочу «сказать миру»? Первое, что приходит на ум: «Получайте удовольствие от жизни! А если получаете от жизни слишком много удовольствия – завещайте ваши органы для трансплантации».

Все смеются. Я же только делаю вид, хотя знаю, что настоящая причина моего странного высказывания – пугающая перспектива, что Сэмми однажды понадобится пересадка легкого.

Несколько минут спустя, когда я прощаюсь с Эви, она толкает меня локтем и говорит:

– Ладно, я тоже запишусь на сама-знаешь-что.

Я бросаю взгляд на Рэйфа, который не отлипал от нее всю ночь.

– Ты отлично справляешься.

Джек торопится домой, паркуется, и мы наслаждаемся последними минутами вместе. Каждый раз, когда я касаюсь его кожи, меня пробирает дрожь. Я не стану вести его на крыльцо, где мама может нам помешать. В 11.15 я целую его в последний раз и бегу к двери, с улыбкой на лице, от которой болят щеки.

Тихо открыв дверь, я глубоко вздыхаю, обнаружив, что гостиная пуста. Но когда я на цыпочках поднимаюсь наверх, я слышу дребезжащий кашель Сэмми. Заглянув в комнату, я вижу, как мама подает ему платки и пластиковую миску.

Оба оборачиваются и обиженно смотрят на меня.

Я говорю:

– Простите, что опоздала.

Мама похлопывает Сэмми по спине.

– Позвонить не могла?

Сэмми разражается еще одним приступом разрывающего грудь кашля и опускает лицо к миске.

– Я совершенно потеряла счет времени. Мне очень жаль, правда.

Сэмми вытирает рот.

– Дай ей развеяться, мама. У нее никогда раньше не было парня.

Суровое выражение маминого лица обещает скорее переломать кости, чем дать развеяться, но она лишь говорит:

– Лучше иди поспи, если хочешь завтра хорошо справиться с работой.

Я киваю и закрываю дверь.

Но у меня внутри все звенит от напряжения, и я не могу спать. Я наслаждаюсь сногсшибательным воспоминанием о моем первом настоящем поцелуе, а также о втором, десятом и двадцатом. Как будто после этого можно уснуть спокойно.

Я усаживаюсь за компьютер и, не успев осознать, что я делаю, выкладываю несколько случайных мыслей о вечеринке. Пара других ребят, которые тоже в Сети, отвечают и добавляют собственные комментарии. Вскоре на меня обрушивается лавина уведомлений и запросов в друзья. Кто-то выкладывает видео, как мы с Джеком танцуем. Пытаясь разобраться в уведомлениях, я обнаруживаю, что Хлоя ответила на личное сообщение, которое я отправила ей раньше:

У ТЕБЯ ПОТРЯСНАЯ ЖИЗНЬ. МОЖЕТ, ВСЕ ЭТИ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЗНАНИЯ О ПАРНЯХ ПРЕВРАТЯТСЯ В ПРАКТИЧЕСКИЕ. ХАХА! ВИДЕЛА СТРАНИЦУ ШЕЙНА СЕГОДНЯ?

Я сердито вздыхаю, но все-таки захожу на его страницу. Похоже, он перевел процесс рассмотрения заявок от девушек «на следующий уровень». Уже подозревая, что под этим он имеет в виду оргии, я выясняю, что на этом «следующем уровне» он предложит местным студентам, изучающим кино, повсюду следовать за ним, чтобы снять «Шоу Шейна» для городского кабельного канала.

Да что вы говорите… Какая девушка вообще согласится в таком участвовать? Я вздыхаю. Никакое количество «харизмы» не заставит меня в этом участвовать.

Если только…

Я ухмыляюсь, потому что мне в голову приходит безумная идея, и я заполняю форму заявки на его сайте. У меня под рукой нет фото в бикини, так что я добавляю ссылку на видео, где я танцую на вечеринке. Кто-то должен поставить этого парня на место.

Я отправляю заявку, и у меня возникает легкое чувство вины из-за того, что я не нашла лучшего применения для своей обновленной личности, кроме как попытаться уязвить эго Шейна. Пока я забираюсь под одеяло, мне не приходит в голову никакой идеи насчет того, какой может быть настоящая благая цель, но все-таки я засыпаю с надеждой, что я, быть может, смогу что-то изменить в мире. Мой собственный мир уже изменился к лучшему. Чудесным образом. В этом я ни капли не сомневаюсь.

На следующее утро я просыпаюсь, проспав лишь шесть часов, и мне не терпится выйти из дома. В течение уже почти шестнадцати лет каждое утро всегда было окрашено страхом перед грядущим днем. Настало время покончить с этим.

Я хватаю телефон и обнаруживаю десятки сообщений о том, что Хлоя потеряла сознание в клубе прошлой ночью. Стены комнаты качаются вокруг меня. Хлоя настаивает, что это случилось просто из-за того, что вокруг была безумная суматоха. Но ведь у нее хватило времени и на то, чтобы пригласить всех знакомых на масштабную вечеринку по случаю солнцестояния – сегодня на пляже, и она обещает, что это будет невероятно.

Я проверяю, не болит ли мой собственный лоб. Все нормально. Но я пишу сообщение доктору Стернфилд, чтобы сообщить ей новости о Хлое. Просто на всякий случай. Мой телефон вибрирует. Я надеюсь, что это доктор Стернфилд прислала какой-то успокаивающий ответ, но это Эви: ТВОЕ ВИДЕО ПОПАЛО НА САЙТ «О ЧЕМ ГОВОРЯТ ПОДРОСТКИ».

Какое видео? Я захожу на сайт. Та дурацкая запись с вечеринки у Эрин набрала уже более двух тысяч просмотров и немало комментариев от людей, которые зашли и на сайт о донорстве органов. Что, правда? Я кружусь, сидя в кресле. Так вот каково это – когда твои слова становятся вирусными. В хорошем смысле слова.

Вернувшись на свою страницу, я просматриваю еще десятки поздравлений и множество запросов в друзья. Большинство сообщений доброжелательны, но то и дело я натыкаюсь на анонимные записи вроде:

И КАКОВО ЭТО, ПРЕВРАТИТЬСЯ ИЗ НЕУДАЧНИЦЫ В ДИВУ? или

А КОГДА ТЫ ПРОДЕЛАЕШЬ ОБРАТНЫЙ ПУТЬ?

Я набираю номер Эви. На секунду мое зрение затуманивается, и комната начинает медленно вращаться вокруг меня. Я закрываю глаза. Боже, лучше бы мои синапсы или что там еще трещит у меня в голове вели себя как следует.

Когда Эви отвечает, я говорю:

– Мне уже шлют оскорбления.

– Придурки.

– Но я все-таки хочу записать больше видео. Множество людей решили стать донорами органов. Это великолепно.

Она на мгновение замолкает.

– Это да. Но может ты получше спланируешь свое следующее видео? Я могла бы помочь тебе уложить волосы и подобрать платье, которое будет еще более впечатляющим.

Кажется, в ее голосе слышна обида. Я отвечаю:

– Конечно, ты могла бы мне помочь. Но это видео все равно отличное, правда? А сейчас тебе не придется силой затаскивать меня на вечеринки. Я стану подругой, о которой ты всегда мечтала.

Она вздыхает.

– Ты уже была подругой, о которой я всегда мечтала.

Если это так, то зачем было вытаскивать меня на вечеринки? Но моя интуиция говорит, что на такие темы лучше общаться лично. Забавно, три дня назад я бы предпочла вести сложный разговор, обмениваясь сообщениями. А сейчас я хочу быть с человеком лицом к лицу, чтобы не было места непониманию.

Эви нарушает тишину.

– Так какой следующий пункт в твоем плане завоевания мира?

– Каким бы он ни был, ты первой узнаешь.

– Так-то лучше.

Пожалуй, мы все-таки сможем понять друг друга.

Я вприпрыжку спускаюсь вниз, в полной уверенности, что и этот день пройдет точно как надо. Сэмми, повернувшись ко мне, трясет пачкой картофельных чипсов, мама разливает по стаканам апельсиновый сок. Я подхожу к ним с решимостью в каждом шаге, мечтая, чтобы каждый мог чувствовать себя также оптимистично, как я, и не обращаю внимания на странную легкость в голове.

Но когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, мир вокруг меня внезапно гаснет.

Вспышка необъяснимого заболевания

среди героиновых наркоманов

Стефан Мотт, «Планета Портлэнд»

Сотрудники системы здравоохранения города Портлэнд сообщают о странном и вызывающем беспокойство явлении среди тех, кто принимает героин. В течение последних трех недель больше дюжины человек погрузились в кому после вспышки маниакального поведения, которое резко контрастирует с обычным успокаивающим воздействием опиатов. Представители правоохранительных органов предполагают, что на улицах мог получить распространение новый наркотик. Они опрашивают инъекционных наркоманов, рассчитывая выявить его источник. Мы настоятельно просим всех, кто считает, что мог подвергнуться действию этого наркотика, немедленно обратиться к своему лечащему врачу или в бесплатную клинику «Хэзелвуд».