Текст книги "Чаша роз (сборник)"

Глава 8

Они то поднимались вверх по холму, то спускались, но всегда без помех и препятствий. Когда склон стал круче, Майкл остановил лошадь.

– Пора идти пешком, – сказал он, спешившись, потом снял с лошади Глэдис.

Тело у нее затекло, она уцепилась за Майкла.

– Как долго мы ехали? – спросила она.

– Несколько часов. Я думал, ты спала.

– И грезила. Я видела принца Эсташа, как он разрушает монастырь.

– Чтоб ему в аду гореть!

– Так и будет. А потом я видела Святую чашу и как она смыла всю ненависть и ярость. Она очень красивая.

Майкл взял ее за руку:

– Тогда пойдем нашей тропой к ней.

– Подожди минуту. – Глэдис высвободила руку, подтянула повыше юбку, сняла глупую вуаль и заткнула ее за пояс. – Так-то лучше.

Майкл рассмеялся, и они пошли по мерцающей дорожке.

Подъем был не таким крутым, как опасалась Глэдис, поскольку мерцающая дорожка вела их вокруг холма, а не прямо вверх. Потом дорожка повернула назад, но не вниз, а в другом направлении.

– Странно. – Майкл остановился. – Лучше идти прямо вверх.

– Нет, – улыбнулась Глэдис. – Думаю, это лабиринт.

– Лабиринт? У нас на это нет времени.

Она взяла его за руку:

– Иди по золотой дорожке, муж.

Теперь она узнала узор, и ходьба по спирали поднимала мысли Глэдис к Господу. Она так углубилась в мысленные молитвы, что вздрогнула, когда Майкл остановил ее.

– Дорожка пропала, – сказал он.

– Как? Мы же не на вершине.

– Ты сказала, что мы должны идти, куда нас ведут. – Майкл повернулся вправо, и она увидела то, что видел он: свечение на склоне холма.

Глэдис заморгала, но мягкий свет не исчез. Это походило на окно с задвинутыми шторами, которые выпускали наружу мало света. Они рука об руку пошли к свету. Когда они собирались пройти сквозь него, Глэдис остановилась и оглянулась.

– Что случилось?

– Пытаюсь разглядеть, не крадется ли кто-нибудь за нами.

Майкл тоже всмотрелся в темноту, потом сказал:

– Это невозможно без светящейся дорожки. Идем.

Они прошли сквозь прямоугольник света и оказались в своеобразной пещере. Она была большая, потолок высоким сводом поднимался над их головами, стены будто светились. Глэдис затрепетала от осознания чего-то могущественного, древнего, необыкновенного и вместе с тем опасного.

В пещере ничего не было, за исключением постамента; прямоугольный камень высотой был Глэдис по грудь, по виду на нем должна стоять статуя. Глэдис подошла ближе и обнаружила, что камень теплый, но этого не может быть, если только он не стоит у огня. Она водила пальцем по замысловатому узору, похожему на бесконечный лабиринт, потом увидела в орнаменте листья и даже лица.

Глэдис повернулась к Майклу:

– Ты что-нибудь слышишь?

– Нет. Или… да. Что это?

– Я не знаю. – Она наклонила голову набок, прислушиваясь. – Как будто холм поет.

Стройное звучание вибрировало внутри ее, сладко и гармонично.

– Это антитеза войне. – Глэдис повернулась и протянула к нему руки. – Я уверена, что здесь нам предназначено наконец слиться воедино, муж мой.

Он взял ее руки в свои, но сказал:

– Я надеялся на что-то более мягкое, чем камень.

Глэдис посмотрела за него и улыбнулась:

– Кровать подойдет?

– Ее здесь прежде не было, – обернулся Майкл.

– Кто знает. – Постель походила на ту, в которой она спала прошлой ночью. Глэдис подошла убедиться, да, матрас так же набит перьями, а одеяло из толстой мягкой шерсти. – В этом царстве расстояние и даже время другие. Люди и вещи перемещаются таинственным способом.

Майкл тоже коснулся шерсти, но сказал:

– Почему меня это тревожит?

– Потому что мы привыкли, что расстояние и время ведут себя по-другому. – Она погладила его по волосам. – И потому что мы так хотим этого, что это могло оказаться проделкой дьявола. Но это не так. Сатана – зачинщик войны, а не мира. – Подавшись вперед, Глэдис прижалась к его груди. – Ложись со мной, муж мой, и мы принесем мир.

Его руки сомкнулись вокруг нее.

– Охотно, но сомневаюсь, что это будет целиком мирным.

Она взглянула на него, уже сгорая от желания:

– Я тоже сомневаюсь.

Майкл расстегнул ее пояс, и он упал на землю. Взяв в ладони лицо Майкла, Глэдис потянулась поцеловать его. Он отступил, снял свой пояс с ножом и мечом в ножнах, но все время смотрел на нее, лаская взглядом. Набравшись смелости, Глэдис скинула платье и осталась в одной рубашке. Майкл сбросил низкие сапоги, она тоже разулась. Потом сняла чулки. Даже грубая земля казалась мягкой под ее ногами. Не чувствуя камней и песка, она подошла к ложу, откинула одеяло и села.

Майкл разделся до сорочки и, подойдя, опустился перед Глэдис на колени.

– Я увижу тебя нагой, – сказал он, охрипнув от желания, и она тихо засмеялась от радости.

Сбросив последний покров, Глэдис удивилась, что не испытывает ни малейшего стыда.

– Я тоже увижу тебя нагим, – прошептала она, немного смущенная своей смелой просьбой.

– Охотно. – Сбросив рубашку, Майкл сел рядом.

Глэдис заколебалась на мгновение, но не смогла удержаться и взяла его за сильные плечи, у нее дух захватило от его жара. Такое впечатление, что он один был источником и причиной чудесного тепла в этом таинственном месте.

Майкл лег, потянув за собой Глэдис, и повыше натянул одеяло, все происходило словно в грезах, если не считать того, что все это абсолютно реально и восхитительно.

Он отвел волосы с ее лица.

– У меня нет умения в этом, милая.

– И у меня тоже, хотя, полагаю, ты куда больше знаешь.

– Я уверен, что это довольно простое дело, раз наши тела созданы для этого.

Его мозолистая рука скользнула по ее бедру, по животу, к груди. Майкл взял ее в ладонь, словно взвешивая, и ласкал, изучая каждый изгиб. Он поцеловал, а потом мягко посасывал пик, поглаживая его языком.

Глэдис, порывисто дыша, гладила Майкла всюду, куда она могла дотянуться, ощущая его мускулистую плоть. Средоточие ее женственности со сладкой болью стремилось ощутить его глубоко внутри.

Он раздвинул ее бедра, приподнялся над ней и, опираясь на одну руку, ласкал ее лоно. От его действий она задохнулась, потрясенная новыми сильными ощущениями. Она приподняла бедра ему навстречу, он что-то пробормотал. Его твердое копье толкнулось в нее. Так странно, так тревожно! Так правильно. Но она все еще была напряжена, когда он двигался вперед, боль пронзила ее.

Глэдис знала об этом. Даже в монастыре знали, что у женщины есть девственная плева, которая должна быть разрушена, прежде чем мужчина зачнет дитя. Боль ужасная, уверяли их, монахиням повезло, что они никогда ее не испытают.

Боль нарастала. Она не закричит, не закричит.

Потом резкое жжение кончилось, и Майкл заполнил ее так, что она вскрикнула.

– Да! – Глэдис смотрела в его потемневшие глаза, улыбаясь глазами и губами, всем своим телом, если тело может улыбаться. – Мой муж.

– Моя любимая, прекрасная жена.

Он начал двигаться, заботливо поглядывая на нее, потом его глаза закрылись, он тонул в ней, а она – в нем, когда они сливались вместе, жар все нарастал, словно чтобы сплавить их воедино. С колотящимся сердцем, задыхаясь, Глэдис хваталась за его разгоряченную плоть, прикусила зубами его солоноватую кожу, когда они, казалось, ворвались в пламя, их обуревало наслаждение куда большее, чем обычное соитие мужчины и девицы.

Они цеплялись друг за друга, целовались, смеялись, истощенные, но бодрые, пока она, возбужденная, покрытая испариной, не прильнула к его груди отдохнуть.

Она могла оставаться так целую вечность, но Майкл мягко сказал:

– Глэдис…

Она взглянула на него и обернулась.

На постаменте стоял сверкающий кубок, который она видела в своих грезах, золотой, украшенный драгоценными камнями, полный невероятных, кровавых роз.

Глэдис вскочила с постели, схватила рубашку и надела ее, инстинктивно прикрыв наготу перед святыней. Потом она благоговейно подошла к древней чаше.

Майкл, одевшись, подошел к Глэдис и положил руку ей на спину.

– Должно быть, это самый приятный священный долг. Но что мы теперь должны делать?

– Вероятно, это все, – сказала Глэдис.

– О, я так не думаю.

Глэдис толкнула его локтем:

– Наше дело было вызвать чашу из другого измерения. Теперь будет мир.

– Как бы не так! – раздалось у них за спиной.

Оба повернулись. У входа стоял мужчина в доспехах, с мечом в руке и злобой в бледных глазах. Глэдис никогда не думала, что дьявол может так ясно воплотиться в человеке, но перед ними явно стоял посланец сатаны.

– Эсташ! – рыкнул Майкл.

Это сын короля Стефана, которого она видела во сне, упивающегося разрушением? От потрясения у Глэдис все мысли исчезли, но потом она вспомнила: он здесь из-за чаши!

Она шагнула между чашей и этим воплощением зла, мечтая, чтобы чаша исчезла, снова вернулась в другое измерение. Но чаша стояла на виду.

– Разве ты не знаешь? – улыбнулся принц. – Появившись в нашем мире, чаша должна оставаться в нем, пока колесо бытия не повернется к миру. И пока она здесь, ее можно захватить. Я ждал этого момента, и теперь все мое. Я соединю чашу с Копьем, и весь мир будет пресмыкаться у моих ног.

Майкл двинулся вперед, но Эсташ только фыркнул:

– Никакой монах меня не остановит. Я не вздрогну от креста или святой воды.

Он шагнул вперед, уверенный, что у него бессильный противник, но Майкл бросился на пол и перекатился, уклонившись от свистнувшего меча. Потом вскочил на ноги за спиной нападавшего и с резким звуком высвободил из ножен собственный меч, как раз вовремя, чтобы отразить новый смертельный удар.

Глэдис зажала рот рукой. На Майкле только легкая одежда, и щита у него нет, а его противник в доспехах. И… он что, забыл? Он утратил непорочность. Теперь его могут убить.

Лязгали мечи, почти оглушая Глэдис. У нее мелькнула искра надежды, что Майкл без кольчуги более проворный и подвижный. Но когда он нанес мощный удар в ногу противнику, принц только покачнулся и заворчал. Такой же удар лишил бы Майкла ноги.

– Господи, защити его! – молилась Глэдис. – Иисусе Христе, спаси его! Святой Дух, воодушеви его!

Меч принца Эсташа свистнул в дюйме от головы Майкла, который едва успел присесть, его ответный удар снова отразили доспехи. Мужчины тяжело дышали, Глэдис вспомнила схватку, которую видела в грезах и которая кончилась крайним изнеможением.

В поисках дополнительной силы для своих молитв она схватила чашу, чувствуя, как мощная песнь пробирает ее до костей.

«Спаси его, спаси его, спаси…»

Свет вырвался из сосуда, наполняя пещеру.

Раздался крик.

Полуослепнув, Глэдис всматривалась в сплетенные фигуры – одна светлая, другая темная, – пытаясь различить их.

Когда ее зрение стало проясняться, темная фигура распростерлась на земле, воин света стоял с занесенным для убийства мечом. Он, однако, колебался, и принц Эсташ насмехался над ним.

– Ты не можешь убить сына короля. Это измена. Тебя поймают и на куски разрежут. Тебя и твою шлюху.

Глэдис видела, как Майкл набрал в грудь воздуха и поднял меч еще выше, готовый обрушить его.

Она прижала чашу к груди и в ярости крикнула:

– Будь ты проклят, Эсташ Булонский!

Принц запрокинул голову, чтобы посмотреть на нее, глаза его расширились от ужаса. Он завыл – Глэдис даже не представляла, что человеческое существо может издавать такие звуки, – содрогаясь в жуткой, сверхъестественной агонии. Глэдис в страхе смотрела, как кровавое пламя ада поглотило его.

Пол пещеры снова стал ровным, скрывая огненный свет, но красноватое свечение удерживалось в древней чаше, которую все еще сжимала Глэдис. Она смотрела на Майкла, тот в ответ уставился на нее. Сердце молотом стучало в ее груди, она тряслась словно в лихорадке. Дурнота подкатывала к горлу.

Отложив меч, Майкл подошел к ней, взял чашу из ее рук и поставил на постамент. Потом обнял Глэдис, она вздрагивала, прижавшись к его груди. Постепенно они медленно отстранились, глядя друг другу в широко распахнутые глаза. Потом оба повернулись туда, где раньше лежал принц Эсташ. Глэдис ожидала увидеть пятно, следы огня, но ничего не было, никаких следов.

– Что произошло? – прошептала она.

– Надеюсь, он прямиком отправился в ад, – ровным тоном ответил Майкл.

– Но… что будет, если он исчез? Что, если кто-нибудь узнает, что мы… что я сделала это?

Губы Майкла изогнулись в кривой улыбке.

– По словам герцога Генриха, Эсташ в Саффолке. Если известно, что мы в Ноттингемшире или в Сомерсете, мы никак не могли причинить ему вред.

Глэдис только головой покачала от его легкого тона, но он помог ей прийти в себя. Она повернулась снова взглянуть на чашу, поблагодарить ее, но увидела лишь исчезающий призрачный контур. Единственным признаком существования чаши была одинокая кроваво-красная роза.

– Но он сказал, что чаша не исчезнет, пока…

– …пока колесо бытия не повернется к миру. Слава Богу, это, должно быть, свершилось.

– Потому что он мертв? Действительно мертв?

– Господь справедлив. – Майкл оглядел пещеру. – Наше ложе исчезло, – с сожалением сказал он. – Но в любом случае нам пора уходить.

Он поднял меч, осмотрел его и поморщился, тронув большим пальцем зазубринку на лезвии. Это мирское действие заставило Глэдис рассмеяться. Это был дрожащий, но все-таки смех.

– Он думал, ты монах, – сказала она.

– Он такой же глупый, как и злобный.

– Возможно, это чаша отправила тебя в путь без доспехов и дала преимущество.

Он задумался.

– Может быть, но я думаю, что мрачное событие этой ночи принадлежит не Святой чаше, а древнему гааларлу. Он может быть вестником мира, но это и кровавая чаша. Идем.

Глэдис тоже чувствовала, что пора уходить: в пещере становилось сумрачно и холодно, словно напоминая, что они могут угодить здесь в ловушку, если замешкаются. Оба быстро оделись и поспешили к выходу, но Глэдис остановилась.

Роза осталась здесь не просто так. Вернувшись, Глэдис схватила ее и выбежала в реальность ночи.

* * *

Они вошли в лагерь, когда солнце было уже высоко, и направились к палатке герцога Генриха.

Из Гластонбери дорожка привела их к хижине в лесу, к знакомому ложу. Так они нашли новые радости в объятиях друг друга. Позавтракав хлебом, сыром и элем, они ушли, но Глэдис теперь несла сверток. Она забрала свою одежду, хранившую добрую память. У нее также была роза, осторожно убранная в ножны.

Генрих Анжуйский стоял у входа в палатку в окружении нескольких мужчин, их лошади были наготове. Он явно собирался уезжать. Увидев путников, он вернулся в палатку. Спешившись, Майкл и Глэдис последовали за ним.

Герцог повернулся к ним:

– Ну?

– Мы думаем, это свершилось, милорд, – сказал Майкл в той же спокойной манере, как говорил с Генрихом раньше. – Святая чаша явилась нам, а потом исчезла. Похоже, это означает, что колесо бытия повернулось к миру.

– Да? Но вы не принесли чашу.

– Мы не пытались, милорд.

Генрих Анжуйский нахмурился.

Глэдис открыла ножны и вынула розу:

– Но мы принесли вам это, милорд. Свидетельство чуда.

Он взял цветок.

– Чудесная. Я никогда не видел такого глубокого красного цвета, даже в Аквитании, где розы растут особенно хорошо. Но мне не нужны доказательства такого сорта. Я уже получил добрые вести.

– Предложение нового перемирия, милорд? – спросила Глэдис.

Он улыбнулся волчьей улыбкой:

– Лучше. Уверенность в мире и победе. Эсташ Булонский мертв.

Глэдис услышала, как Майкл тоже ахнул, и молила Бога, чтобы чувство вины не отразилось на их лицах.

– Он прошлой ночью умер от апоплексического удара. Люди говорят, это Божья кара за то, что он разграбил монастырь в Сент-Эдмундсбери. – Герцог поднес к лицу розу и понюхал. – Больше того, я получил известия о здоровье его отца. Стефан слабеет. Святая чаша сделала мудрый выбор. – Он отдал розу Глэдис. – Вам моя благодарность и расположение. Когда я стану королем, вы получите свою награду. – Он вышел, и они услышали удаляющийся стук копыт.

Глэдис смотрела на розу, на которой не заметно было признаков увядания.

– Мне жаль короля, потерявшего сына.

Майкл притянул ее в объятия.

– Лучший король, лучший человек не родил бы такого сына. Радуйся, любимая, теперь наши дети будут жить в мире.

– Но мы должны позаботиться, чтобы их было семеро, – взглянула на него Глэдис. – На всякий случай.

– Приятный долг, – улыбнулся Майкл. Посерьезнев, он взял ее лицо в свои ладони. – Святая чаша приносит не только мир, но и бесценную любовь. Если бы трубадуры знали о такой любви, они бы поняли, что их песни пусты.

Повернув голову, Глэдис поцеловала подушечку его большого пальца.

– Любимый мой, любимый… И у нас будет хорошая жизнь. Чаша вознаграждает тех, кто верно ей служит.

– Уже вознаградила, – пробормотал Майкл, целуя ее.

Никто из них не заметил, как роза упала на пол, как она поблекла и исчезла. Но пока витал ее сладкий аромат, на землях Англии зарождалась новая гармоничная песня.

От автора

Внезапная смерть принца Эсташа действительно послужила сигналом к окончанию гражданской войны в Англии. Эта смерть стала сокрушительным ударом для его отца, король Стефан потерял волю к борьбе и вновь подтвердил мирный договор, по которому Генрих Анжуйский становился наследником престола. Как и предрекал Генрих в повести, ему не пришлось долго ждать. Стефан скончался на следующий год, и Генрих к своим многочисленным титулам добавил титул короля Англии.

Генрих II был непростым человеком, кончил он враждой с женой и сыновьями, на его совести убийство Томаса Бекета, но он был сильным и умным правителем. Он быстро восстановил главенство закона в своем разграбленном королевстве и за свое тридцатипятилетнее правление реформировал право, финансы, административную часть.

Как можно заметить, никто в повести не говорит о Святом Граале. В те времена Грааль был обычным термином для чаши, мистическое значение он приобрел в следующем веке, в историях поэтов и трубадуров. Однако легенды о Святой чаше, короле Артуре и Иосифе Аримафейском уже тогда были старыми, особенно в Гластонбери. Было также множество еще более древних таинственных историй о вершине холма, которые я и включила в повесть.

В монастыре была древняя церковь, по преданию, построенная самим Христом. И терновое дерево все еще цветет там в сочельник.

Термин «гааларл» – мое изобретение. Я хотела дохристианской концепции и задумалась, почему легенды связывают слово «Грааль» со Святой чашей. Это имело бы смысл, если бы оно было адаптацией уже существующего древнего термина, и я немного поиграла этим, заставив Майкла неправильно произнести слово.

Как намекала сестра Уэнна, каждый век добавляет свои верования к сути тайны. Вы увидите это в следующих историях.

Мэри Джо Патни
Белая роза Шотландии

Глава 1

Шотландия, май 1941 года

Сердце Джейн Макрей было в горах Шотландии. К несчастью, ее усталое тело находилось в набитом людьми поезде, который медленно тащился на север от Эдинбурга. Она очнулась от беспокойной, не приносящей отдыха дремы и обнаружила, что рука похрапывающего рядом молодого солдата лежит у нее на бедре.

Она убрала его руку, порадовавшись, что предпочла выглядеть легкомысленно и надела брюки. Ужасные бомбежки Лондона в последние месяцы сделали ее стойкой сторонницей брюк. Это куда удобнее, когда бежишь в бомбоубежище или вытаскиваешь выживших из обрушившихся зданий, как она делала дважды.

Джейн умела находить людей в завалах. Если она устанет от работы на военную разведку, то, возможно, перейдет в спасательную службу.

Она взглянула в окно, мечтая увидеть шотландские холмы. Железнодорожные правила затемнения требовали зашторивать окна и выкрасить лампочки в синий цвет. Все это создавало по меньшей мере жутковатый эффект, но скоро она будет дома.

Снова закрыв глаза, она пыталась удобнее устроиться на ужасно жестком сиденье. Джейн была одной из немногих гражданских в тесном поезде. Большинство пассажиров – солдаты, моряки, летчики, направлявшиеся служить на север, на многочисленные военные базы в Шотландии. Молодые, горячие и обреченные. Будь проклят Гитлер!

Работа держала Джейн в Лондоне несколько безумно тяжелых месяцев. В общем и целом она вполне хорошо справлялась с постоянной угрозой немецких бомбежек. Но два дня назад ее обуяло неистовое желание отправиться домой, в Шотландию. Чистая спокойная энергия семейных владений в Данрате прочистит ее ум.

Макреи жили в Данрате еще до того, как получили эту фамилию. Узкая лесистая долина была чудесным местом, и не только потому, что там лучшая в Шотландии погода. Как самую младшую в большой семье Джейн баловали, дразнили, потакали, учили. Это были золотые дни между двумя мировыми войнами, но она тогда была слишком юна, чтобы по-настоящему ценить их. Те времена ушли навсегда. Но мирный покой Данрата никуда не исчез, он звал ее домой.

Расстояние от Эдинбурга до Данрата невелико, но поезд тащился медленно и останавливался на каждом полустанке в пустых холмах. Она следила за остановками, поскольку таблички с названиями на большинстве станций сняли. И легко ошибиться и выйти не там, где нужно.

Ее купе освободилось за две остановки до нужной ей, на пересадочном узле. Мир и покой уже проникали в жилы Джейн, снимая напряжение и горе. Она зевнула. Можно подремать часок…

Джейн проснулась, когда поезд остановился на следующей станции. Это была труднопроходимая пустошь с редкими вкраплениями полей и деревень. Джейн снова откинулась на сиденье, но дверь открылась и в купе шагнул какой-то лунатик с безумным взглядом.

Нет, не лунатик – летчик. Она бы поняла это, даже если бы на нем не было кожаной летной куртки, как у нее. Ему около тридцати, предположила Джейн. Высокий, светловолосый, подтянутый, с присущей летчикам быстротой и уверенностью, которая могла показаться заносчивостью.

Но что привлекло внимание и заставило ее проснуться, так это его аура. Магия светилась вокруг него, как огонь, охвативший город.

Лихорадочный взгляд летчика заметался по купе и остановился на Джейн. В два шага он оказался рядом с ней.

– Вы должны сейчас же пойти со мной! – нависая над ней, сказал он с североамериканским акцентом. – Это… это вопрос жизни и смерти.

Она застыла. Мудрая женщина никуда не пойдет с незнакомцем, тем более с сумасшедшим. Хотя ее охранительные силы означали, что ей почти нечего бояться обычных людей, этот человек не был обычным.

Но Хранители поклялись служить, а летчик явно в беде. Пока Джейн колебалась, интуиция подсказала ей, что этот безумец был причиной ее порыва вернуться домой.

– Пожалуйста! – взволнованно сказал он. – Пока поезд не тронулся.

Быстро приняв решение, Джейн сказала:

– Ведите. – Она поднялась, накинула на плечо рюкзак и шагнула за летчиком в ночь.

В столь поздний час на крошечной станции дежурных не было. Нигде ни огонька, ни опознавательных знаков. Но знакомые очертания холмов подсказали Джейн, что это Гленберри, предыдущая станция перед Данратом. Она хорошо знала это место.

Джейн едва не упала, шагнув в темноте на платформу. Сильная мужская рука поддержала ее. Какая-то мощная энергия вспыхнула между Джейн и летчиком с яростью молнии. Она почувствовала себя опаленной и… и каким-то странным, непостижимым способом связанной с ним.

Когда поезд, дребезжа, двинулся, Джейн выдернула руку, разрушая нежеланную связь.

– Кто вы? И какого черта вам надо?

Неровный лунный свет высветил лицо летчика. Он был ошеломлен не меньше ее.

– Я… я не знаю. – Он потер виски. – Я просто знаю, что должен кого-то найти, и этим кем-то оказались вы.

Нахмурившись, Джейн изучала его магическим зрением. Огненная краснота его ауры стала резкой и неконтролируемой. Джейн решила, что он не привык к магической силе и не знает, как управлять ею. Так откуда исходит энергия? Когда аура поблекла, Джейн предположила, что он истратил все силы на ее поиски и вот-вот рухнет.

Раздумывая, во что она впуталась, Джейн уже спокойнее сказала:

– Расскажите мне, кто вы и что привело вас сюда.

Он покачнулся.

– Вы подумаете, что я сумасшедший.

– Для того чтобы меня удивить, нужно много. – Даже в неверном лунном свете она разглядела, что он чертовски красив. Его природную жизнерадостность сдерживала война. – Вы явно летчик. Как вас зовут?

– Дэвид Синклер. – Казалось, слова требовали от него усилий.

– Меня зовут Джейн Макрей, – сказала она в ответ. – У вас не британский акцент. Вы американец?

– Канадец. Из окрестностей Галифакса. – Его голос чуть смягчился при упоминании дома. – Ваше предположение верно, я летчик-истребитель военно-воздушных сил Великобритании.

– Как и один из моих братьев, – сказала она. Сердце ее знакомо сжалось при мысли о том, как опасна жизнь летчика. – Майор авиации Джейми Макрей. Вы знаете его?

– Вы сестра Джейми Макрея? – Его глаза прищурились, словно он в темноте искал сходство. – Я встречал его несколько раз. Его репутация хорошо известна.

– Джейми до сих пор везло. – Она молилась, чтобы удача не покинула брата. Как Филиппа.

– Это не просто удача. Когда летчики приобретают опыт, их труднее сбить, – сказал Синклер. – Это он дал вам летную куртку?

– Нет, – коротко ответила она. – Вы с ног валитесь. У вас машина есть?

Он вытащил из кармана ключ.

– «Моррис-минор». На стоянке.

Джейн взяла ключ.

– Нам нужно найти спокойное место, где мы сможем поговорить и выяснить, что тут такого неотложного. Да и покормить вас нужно.

– Как вы узнали, что я умираю с голоду? – с некоторым удивлением спросил он.

Потому что высокоинтенсивная магия сожгла энергию, как бикфордов шнур. Выбрав более простое объяснение, Джейн сказала:

– Просто догадалась.

– Нам нельзя терять времени попусту! Нам нужно… – Его голос стал неразборчивым.

– Ничего не произойдет за то время, пока вы придете в форму.

Джейн взяла летчика за руку, заставляя себя контролировать свой живой отклик на него. Синклер тяжело привалился к ней, и она повела его к ступенькам в конце платформы. В этот час на этой дальней станции никого не было. Сельская Шотландия ложилась рано, а городов поблизости нет.

У лестницы были перила, так что Джейн сумела благополучно свести Синклера вниз, и никто из них не свалился. Автомобиль в одиночестве стоял у края стоянки.

Видимо, Синклер ехал быстро и лихо. Он не запер дверцы, да здесь это и не нужно. Джейн распахнула левую переднюю дверцу и велела летчику сесть.

– Подождите, – запротестовал он. – Мы же в Британии. Место водителя с другой стороны.

– Вы не в том состоянии, чтобы вести машину. – Она захлопнула дверцу и обошла автомобиль. То, что Синклер не спорил, свидетельствовало, что он вот-вот рухнет. Джейн знала, что только полумертвый пилот позволил бы кому-то сесть за руль своей машины.

Автомобиль был старый, но за ним явно хорошо следили. Повернув ключ зажигания, она спросила:

– В каком вы звании? Думаю, по меньшей мере майор, а возможно, подполковник авиации.

– Вы правы, – пробормотал Синклер. – Подполковник. Куда мы едем?

Она думала было отвезти его домой в Данрат, но это слишком далеко. По узкой извилистой дороге без освещения они туда до следующего утра не доберутся.

– Моя семья владеет небольшой фермой неподалеку отсюда. Макреи приезжают туда, когда отчаянно нуждаются в мире и покое.

– Звучит заманчиво. – Он устроился на сиденье, что требовало немалой ловкости, учитывая его рост и габариты машины, и заснул. То, что он нашел Джейн, похоже, принесло ему облегчение, по крайней мере на время.

Отъехав от станции, Джейн осторожно вела машину. Правила затемнения требовали закрыть фары, оставив только три маленьких щелки, света едва хватало, чтобы разглядеть дорогу. Вначале разрешалось оставлять только габаритные огни, но происходила масса аварий. И поскольку британские водители наносили британцам больший ущерб, чем нацисты, правила затемнения немного смягчили.

Она не ездила этим маршрутом с довоенных времен, но и тогда узкая дорога требовала особой сосредоточенности. К тому времени, когда Джейн добралась до маленького каменного дома на середине склона, она была почти так же обессилена, как ее ненормальный пассажир.

Выйдя из машины, она достала из-под камня ключ и отперла дверь. Прежде чем зажечь две лампы, она плотно задвинула шторы. Джейн добавила лампам магического света, она любила, когда комната ярко освещена, потом вернулась к машине.

– Выходите, подполковник, – твердо сказала она, открыв дверцу. – Я не настолько сильна, чтобы внести вас в дом.

– Слушаюсь, мэм. – Синклер высунул из машины длинные ноги и ухитрился встать, но без ее помощи он явно большего сделать не мог. Он был чертовски тяжелым – очередной признак бессознательного состояния.

Дом состоял из одной длинной комнаты с кухней в одном конце и спальней – в другом. Джейн всегда любила простоту этого старого дома, гостеприимное тепло старой мебели и ковров. Она надеялась, что дом поможет пилоту.

Джейн подвела Синклера к виндзорскому креслу у кухонного стола. Летчик торопливо сел и, скрестив на столе руки, уронил на них голову.

Джейн поймала себя на искушении запустить пальцы в его спутанные светлые волосы. Отвернувшись, она задумалась, откуда у нее этот порыв.

Джейн зажгла плиту и обследовала маленькую кладовку. Семейным правилом Макреев было всегда содержать ферму в должном порядке, оставлять припасы, и кто бы ни был здесь последним, он Джейн не подвел. Что лучше всего восстановит силы ее гостя? Говяжья тушенка.

Джейн открыла все три банки, выложила содержимое в кастрюлю, налила чайник и поставила на огонь. Ситуация явно требовала чашки бодрящего чая.

Пока тушенка и чайник стояли на огне, она продолжила поиски и обнаружила крекеры и коробку шоколадного печенья. В нынешних условиях это просто пиршество.

Когда тушенка согрелась, Джейн выложила половину в миску и поставила перед канадцем вместе с крекерами.

– Ешьте, – приказала она. – Я заварю чай.

Он набросился на тушенку, словно не ел несколько недель. К тому времени, когда Джейн съела свою куда более скромную порцию, его миска была пуста, поэтому она положила ему оставшуюся тушенку. Когда он с ней справился, Джейн поставила на стол две кружки с горячим чаем, мед и тарелку с шоколадным печеньем.

– Ваш мозг уже работает? – спросила она.

– Да, спасибо. – Его голос теперь был куда тверже. – Моя матушка всегда презирала тушенку в банках, но сейчас это настоящая амброзия.

– Простите, сахара нет. Ничего не поделаешь, карточки. Но мед хороший.

Джейн научилась получать удовольствие от несладкого чая, отхлебнув глоток, она потянулась за печеньем.

– Расскажите мне все.

Он размешивал мед в кружке.

– Вы подумаете, что я спятил, мисс Макрей.

– Меня зовут Джейн, и вы нашли меня не случайно, – спокойно сказала она. – Какая-то мощная сила призвала вас искать меня. Расскажите, что случилось, и ничего не упускайте из опасения, что я вам не поверю. Мир куда более сложен, чем считает большинство людей.

– Я это уже понял, – задумчиво сказал канадец, словно не зная, с чего начать. – Не думаю, что вы читаете научную фантастику.

Джейн усмехнулась: