Текст книги "Полуночная принцесса"

– Понимаю, – перебила она, поднимая поднос, – я приду попозже, принесу что-нибудь более подходящее и заодно уберусь в комнате.

Она ушла, заперев за собой дверь, и только тут Кристиан задал себе вопрос, что она вообще делала в его комнате! В голове гудело, мысли путались. «Ладно, выясним позже», – решил Кристиан. Он поколотил подушки, одну подложил под голову, другую прижал к груди и вскоре опять сладко спал.

Спустя два часа Дженни тихо вошла в спальню Кристиана. На этот раз завтрак на подносе стал еще легче: одно яйцо всмятку, один сухарик и кофейник со слабым чаем. Помимо еды, здесь была еще узкая оловянная вазочка в форме бутона с белой зимней розой. Кое-кто из служанок сильно сомневался в том, что эта изящная мелочь поможет смягчить настроение Кристиана Маршалла, но Дженни проявила настойчивость, и миссис Брендивайн согласилась. Дженни поставила поднос на столик и собрала с пола упавшие шторы. Следуя указаниям экономки, она бросила их в коридор – там подберут – и заперла дверь на ключ.

– Я возьму этот ключ, – сказал Кристиан. Оставив без внимания его слова, Дженни опустила ключ в карман и повернулась к Кристиану. Ее улыбка была чересчур лучезарной, чтобы назвать ее искренней.

– Как хорошо, что вы проснулись! Я ждала этого. Вряд ли вы захотели бы есть холодный завтрак.

Кристиан сел в постели, подложив подушку под поясницу, и потер небритый подбородок.

– Мне не нужен завтрак. Мне нужен ключ.

Улыбка Дженни исчезла.

– Посмотрим.

– Ничего не посмотрим, черт возьми! Дай сюда ключ!

– Ну хорошо, – она достала из кармана ключ от собственной комнаты, – вот он! Какой же вы упрямый, просто поражаюсь! Я думала, вы накинетесь на меня с кулаками.

Дженни подошла к кровати и положила ключ в открытую ладонь Кристиана. Тот быстро сжал руку в кулак, как будто боясь, что она выхватит ключ обратно.

– Благодарю, – сказал он с язвительной вежливостью и сунул ключ себе за спину, под подушку.

Дженни взялась за поднос, собираясь поставить его на колени Кристиану, но тот покачал головой и скривился:

– Я же сказал, что не хочу завтракать.

– Хорошо.

Она опять опустила поднос на стол.

– Вот, так-то лучше, – Кристиан нагнулся к ночному столику, выдвинул верхний ящик и, не глядя, пошарил в нем рукой. Сообразив, что кто-то уже предвосхитил его действия, он убрал руку. – У меня там была бутылка! Где она?

– Не могу знать, мистер Маршалл.

– «Не могу знать, мистер Маршалл»! – передразнил он ее чопорный ответ.

Дженни повернулась к нему спиной и направилась в смежную с его спальней туалетную комнату.

– Куда это ты?

– В соседнюю комнату, – терпеливо объяснила она, – налью воды, чтобы вы умылись, почистили зубы и побрились.

– А где миссис Брендивайн? С ней что-то случилось, поэтому ты здесь?

– С миссис Брендивайн все в порядке. Правда, она немного сердита на вас, но кажется, это взаимно. Я здесь, потому что она меня послала. – Сказав это, Дженни исчезла в соседней комнате.

– А что, если я не хочу мыться и бриться? – кисло пробурчал Кристиан. – Ты вообще когда-нибудь спрашиваешь, прежде чем что-то делать? – Ответа не последовало, и Кристиан продолжил свою тираду:

– Интересно, что эта старая чертовка сделала с моей бутылкой? Еще вчера она была здесь. Это Скотт ее надоумил, я знаю! Сама бы она ни за что не решилась на подобную наглость. Вот почему она послала сюда тебя. Боится, что не устоит перед моими просьбами! – Он самодовольно усмехнулся. – Я умею ее уговаривать.

Взглянув на поднос, Кристиан поморщился, но все-таки взял сухарик и начал есть. Это оказалось не так уж плохо. Его притупившиеся вкусовые ощущения и пустой желудок восстали бы против менее щадящей пищи.

– Ты можешь что-нибудь сделать с этим светом? – крикнул он. – Я вовсе не собирался превращать свою комнату в солярий, черт возьми! Вообще, о чем думала миссис Брендивайн, посылая тебя сюда? Ты же на все способна! Ты можешь раздеть меня догола, привязать меня к кровати. Опыт у тебя имеется.

У Кристиана невыносимо раскалывалась голова. Он не мог припомнить более жуткого похмелья. Жевать тоже было больно.

– Похоже, в этом доме все посходили с ума. Слушай, а ты не заразная? Может, нам надо закрыть дом на карантин, пока зараза не распространилась на весь город? – Из другой комнаты по-прежнему не было никакого ответа. – Черт побери! – заорал Кристиан. – Обиделась, да? – Голова просто разваливалась на части. – Ты не отвечаешь! Ты не спрашиваешь! Чего еще ты не делаешь?

Дженни вошла в комнату. В одной руке она несла фарфоровый тазик для умывания и кувшин, в другой – небольшой поднос и стакан с водой.

– Вы хотите знать, чего еще я не делаю? Я не ругаюсь, когда хочу что-то доказать. Вы не могли бы чуть подвинуть поднос? Я поставлю это. – Кристиан неохотно повиновался, и Дженни продолжила:

– Я не задеваю нарочно чувства другого человека, и я не ору. Не потому, что мне не хочется. Просто я не могу. Если бы я попыталась докричаться до вас из соседней комнаты, то сейчас лишилась бы голоса. – Присев на край кровати, она протянула ему стакан с водой. – Можете прополоскать рот. И не смотрите с такой надеждой! Это вода, а не джин.

– Ты, случайно, не родственница миссис Брендивайн? – подозрительно спросил он.

Улыбнувшись, Дженни подняла поднос. На нем была паста из питьевой соды для чистки зубов.

– Нет, не родственница, но спасибо за похвалу.

– Это была не…

– Знаю. Вот, почистите зубы.

Кристиан поморщил нос, но все же обмакнул палец в пасту и провел по зубам. Отхлебнув из стакана, он прополоскал рот и поискал глазами, куда выплюнуть. Дженни услужливо достала из кармана стаканчик для сока и поднесла к его рту.

– Ну как, лучше? – спросила она, отодвигая в сторону стаканчик и поднос.

Когда она забирала у Кристиана стакан с водой, то заметила, как трясутся его руки.

– Лучше, чем что?

Дженни не знала, что ответить. Она налила в тазик немного воды и смочила салфетку.

– Умоетесь сами или хотите, чтобы я вас умыла?

«Нет, я точно был не в своем уме, когда взял в свой дом эту змею!» – подумал Кристиан.

– Сам.

Взяв салфетку, он протер лицо. Дженни протянула ему кусок мыла, он взял и его.

– Для бритья мне нужна горячая вода.

– Сию минуту.

Дженни встала с кровати, нашла в туалетной комнате маленький чайник и поставила его разогреваться на огонь.

– Налить вам чаю? – спросила она.

Кристиан промокнул салфеткой умытое лицо. Он опять начинал чувствовать себя человеком, и это ему не слишком нравилось.

– Не надо, – буркнул он.

Она пожала плечами:

– Как хотите.

– Это видение, да? Похмельный синдром. Скотт предупреждал, что такое возможно, и вот – пожалуйста!

– Не понимаю, о чем вы.

– О тебе. Я говорю о тебе. – Бросив в тазик салфетку и мыло, Кристиан опять откинулся на спинку кровати. – Боже мой, как это все похоже на реальность!

Дженни от души посочувствовала Кристиану. Ей было знакомо такое состояние.

– Боюсь, это все происходит наяву, – мягко сказала она. – Я, к примеру, очень реальна.

– Могу ли я тебе верить? – он с сомнением покосился на Дженни. – А ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз.

Она не устояла перед возможностью съехидничать:

– А вот вы хуже.

– Весьма польщен, что ты заметила разницу.

Покраснев, она отвела глаза. «Отлично, – подумал Кристиан, – в другой раз не осмелится надо мной подшучивать!»

– И давно ты встала с постели?

– Два дня назад.

– Надо думать, Скотт разрешил?

Она кивнула:

– Я чувствовала себя хорошо уже за день-два до этого, но он и слышать не хотел о том, чтобы я встала раньше.

– Он тиран.

– Когда того требует долг.

Кристиан заметил, как поспешно она встала на защиту Скотта. Это разозлило его. «Вот поправлюсь, – решил он, – и задушу своего бывшего дружка-предателя!»

– Скажи-ка, Джейн, с чего это вдруг ты решила поиграть в сиделку? Я думал, это пришло в голову миссис Брендивайн или Скотту. Но может, ты сама это придумала?

– Меня зовут Дженни, – поправила она и сняла с огня закипевший чайник.

– Что?

– Меня зовут Дженни Холланд.

Она налила в тазик горячей воды, попробовала пальцем и добавила холодной из кувшина.

– Дженни. Это уменьшительное от Дженнифер?

Она поставила чайник на изразцовые плитки.

– Нет, просто Дженни. – Она вышла в смежную комнату и вскоре вернулась с бритвенными принадлежностями Кристиана. – Это придумала миссис Брендивайн, чтобы я, как вы выразились, поиграла в сиделку.

Кристиан задумчиво разглядывал ее своими холодными сине-зелеными глазами. Она села на край кровати, налила немного воды в его кружку для бритья и принялась разводить пену с таким видом, как будто сотни раз делала для него эту работу. Кристиан был слегка озадачен. Он все никак не мог до конца поверить в то, что это ему не привиделось.

– Скотт был прав, да? Ты не сумасшедшая.

– Наверное, мне нельзя самой об этом судить. Это все равно что спрашивать у пьяницы, пьет ли он. Он, конечно, ответит: «Нет, только выпиваю».

– Господи, да ты просто невероятная нахалка! – Он вырвал из ее рук кружку для бритья и начал намыливать себе лицо. – Принеси мне зеркало из той комнаты. Оно на тумбочке для белья. – Когда Дженни вернулась, он жестом велел ей опять сесть на кровать и поднять зеркало. – Где моя бритва?

– А разве вы не смягчите сначала бороду? Я как раз для этого вскипятила воду.

Кристиан с неохотой вынужден был признать, что она права.

– Полотенце! – рявкнул он.

Дженни быстро отвернулась, чтобы он не заметил ее улыбки. Сумасшедшая, как же! Да судя по тому, что она слышала (и видела) о Кристиане Маршалле, из них двоих именно он – первый кандидат в психушку. Она подала ему полотенце, дождалась, пока он вытрет пену с лица, затем окунула полотенце в горячую воду, отжала и вернула Кристиану. Он накрыл полотенцем нижнюю часть лица и прижал его к подбородку.

– Во всяком случае, я себя сумасшедшей не считаю, – сказала Дженни. Возразить он не мог, и она продолжила:

– Я уже поблагодарила доктора Тернера за участие в моем спасении, хочу поблагодарить и вас. Вы помогли мне выбраться из этого ада. Вот все, что я могу об этом сказать. Если это вас не устраивает, я уйду, но должна предупредить: доктор Тернер сказал, что со мной нельзя ни о чем говорить, пока я сама не захочу этого… если вообще захочу.

– Как удобно! – хмыкнул Кристиан под горячим полотенцем.

– Думайте что хотите, – разрешила Дженни.

На самом деле она не видела в этом ничего удобного и хотела бы поделиться с кем-нибудь своей тайной. Но опыт научил ее осторожности. Она знала – доверять нельзя никому. Кристиан Маршалл, доктор Тернер и даже миссис Брендивайн не были исключениями. Если она им откроется, они сочтут ее сумасшедшей и снова начнется настоящее безумие. Молчание и время – вот единственные средства, на которые она могла положиться в борьбе со своими трудностями.

– Вы все равно скоро узнаете, поэтому скажу: миссис Брендивайн наняла меня в прислуги.

– Наняла тебя?! Но это же смешно! Я запрещаю!

Храбрость оставила Дженни. Она догадывалась, что такое может случиться, но боялась думать об этом. Что она будет делать, если он выставит ее на улицу?

– Почему?

– Потому что… потому что ты не вполне здорова, чтобы работать.

– Это не совсем так. Сейчас у меня очень легкие обязанности, но со временем я смогу делать больше.

Кристиан опять взял кружку с пеной и принялся намыливать свой распаренный подбородок. Когда с этим было покончено, он отставил в сторону кружку с кисточкой и протянул руку за бритвой.

– Подержи зеркало. Чуть выше. Вот так, – он начал осторожно скрести свой подбородок, вытирая лезвие бритвы о край тазика. – По-моему, миссис Брендивайн переборщила, – сказал он. – Ты находилась в этом доме как гостья, как пациентка Скотта. Но нанимать тебя на работу? Не представляю, о чем она думала? И о чем думал Скотт? Он не должен был с этим соглашаться!

– Я сама это предложила.

– Что?

– Мне знакома эта работа. Раньше я была горничной у одной леди.

– Ну, знаешь! Я, конечно, нисколько не сомневался, что ты не из Файв-Пойнтс, но горничной у леди?

Смех вырвался у него из груди. Кристиану пришлось опустить бритву, чтобы не порезаться. Вдруг резкая боль пронзила голову, и он едва не задохнулся.

Дженни сразу поняла, что ему плохо. Глаза его на мгновение закрылись, а лицо из желтого превратилось в пепельное. Она осторожно взяла бритву из его дрожащих пальцев:

– Я вас побрею.

– Сам могу, – огрызнулся смущенный Кристиан.

– Конечно, можете, – спокойно сказала Дженни, – но позвольте все-таки мне.

Он взглянул на нее с подозрением.

– Ты, кажется, сказала, что служила горничной у леди. И кем же, позволь узнать, была эта леди? Бородатой особой из паноптикума Барнума?[3]3
  Барнум – крупнейший владелец цирка в Нью-Йорке.


[Закрыть]

Дженни скривила на сторону рот, показывая Кристиану, что она понимает его насмешку.

– Я часто брила своего отца. Откиньте голову немного назад, – она вздохнула, заметив его нерешительность, – уж не боитесь ли вы, что я перережу вам горло в приступе безумия?

Теперь под сомнение была поставлена его храбрость, и Кристиану ничего не оставалось, как уступить. «К черту осмотрительность!» – решил он и откинул голову назад. Голова его с копной медно-рыжих волос легла на спинку кровати, а горло обнажилось. Он судорожно сглотнул, не догадываясь, что при этом подпрыгнул его кадык.

Дженни взялась за дело, высунув от усердия кончик языка. Лицо Кристиана в отличие от лица ее отца было сравнительно легко брить: крепкая челюсть, и только один подбородок, да и тот без ямочки.

– А я думала, у мужчины вашего положения должен быть камердинер.

– Он у меня был, – сказал он, стараясь не разжимать губы, – но ушел. Уй!

– Простите, – виновато сказала она, – вы дернулись.

– Хм.

Дженни догадывалась, почему Кристиан остался без камердинера. Удивляло, как у него вообще работали люди. Они, конечно, были преданы своему хозяину, особенно миссис Брендивайн, но ни от кого еще она не слышала, что у Кристиана Маршалла служить приятно.

Для Дженни по-прежнему оставался загадкой тот день, когда он проник в процедурный кабинет клиники и предложил свою помощь. Порой ей казалось, что этого не было на самом деле и она сама все придумала. Но в память врезалось одно – то, чего она не забудет даже под пыткой, – Кристиан Маршалл был добр к ней! Когда она, точно дикий зверек, испуганно вжималась в угол палаты, его голос звучал так успокаивающе! Он предложил ей сюртук, чтобы согреться. Он говорил с ней так, как будто она могла понять его, как будто она нормальный человек. С тех пор как ее поместили в клинику Дженнингсов, никто, даже доктор Тернер, так с ней не разговаривал.

Непостижимым образом он вернул ей часть достоинства. Это был бесценный дар.

– Ну вот, – сказала Дженни не без гордости, – готово! – Она вытерла пену у него под ухом. – Только один порез, да и тот уже перестал кровоточить. Желаете взглянуть?

Он покачал головой – осторожно, поскольку в висках еще стучало.

– Нет, я верю тебе на слово.

Кристиан не хотел опять встречаться со своим отражением в зеркале – ему вполне хватило одного беглого взгляда. Он стал таким же старым, как выпитое им виски.

Дженни встала и начала наводить порядок. Она отнесла в соседнюю комнату тазик, кувшин и все бритвенные принадлежности.

– Чаю хотите? – спросила она, приложив ладонь к кофейнику. – Еще теплый.

– И, конечно же, слабый, как вода.

– Почти. Миссис Моррисей получила строгие указания приготовить все очень легкое.

– Узнаю руку миссис Брендивайн.

Дженни кивнула.

– Доктор Тернер оставил для вас порошки от головной боли. Принести?

– Не надо.

Дженни оглядела комнату. Больше он не нуждался в ее услугах.

– Тогда я пойду. А насчет занавесок обещаю что-нибудь придумать.

– Свет – это не так уж плохо, – нехотя признал Кристиан.

Дженни слегка приподняла свои темные брови. Совсем недавно он устроил по этому поводу целый скандал. Она повернулась, чтобы идти, но успела сделать лишь несколько шагов, как он ее окликнул:

– Кто была та женщина, у которой ты работала?

Дженни быстро взглянула на Кристиана. Он так и сидел с закрытыми глазами. У него был такой усталый вид, что казалось, ему трудно даже говорить. Пальцы Дженни беспокойно перебирали складки на фартуке.

– Вряд ли вы ее знаете…

– Ее имя, Дженни!

– Вандерстелл. Элис Вандерстелл.

Со стороны Кристиана не последовало никакой реакции. Поверил ли он ей? Удивился ли? Дженни не могла представить, что он знает Элис, но фамилию Вандерстелл он должен был знать. Решив, что у него больше нет вопросов, она направилась к двери.

– Ты ничего не забыла? – спросил он, глядя на нее сквозь прищуренные веки. Разжав кулак, он показал полученный от нее же ключ. – Без ключа тебе не выйти, а я не знаю, стоит ли тебе доверять. А вдруг ты мне его не вернешь?

Хитрая улыбка заиграла на розовых губах Дженни. Она полезла в свой карман и торжествующе вытащила двумя пальчиками ключ от его спальни.

– Вам с самого начала не стоило мне доверять.

Не дожидаясь, пока он встанет с постели, Дженни вставила ключ в замочную скважину и повернула медную ручку двери.

Кристиан в полном недоумении уставился на ключ у себя в руке:

– Но ты же сказала…

– Я лгала, – бросила Дженни и выпорхнула из спальни.

Глава 4

Стивен Беннингтон глянул поверх газеты на вошедшего в столовую отца и тут же пожалел об этом, увидев его мрачно поджатые губы. По мнению Стивена, завтрак заряжал человека настроением на целый день, поэтому следовало сделать его приятным. Незаметно вздохнув, он встряхнул газету, сложил ее вчетверо и положил на стол рядом с тарелкой.

– Бисквиты сегодня особенно хороши, – сказал он, пока отец брал себе еду, выставленную на сервировочном столике.

В ответ раздалось нечто среднее между фырканьем и ворчанием. Отец положил себе на тарелку омлет, подцепил вилкой три тонких ломтика горячего бекона, взял два бисквита и направился к столу. В столовую впорхнула горничная с кофейником. Она услужливо подвинула Беннингтону-старшему стул, налила в обе чашки свежего кофе и быстро удалилась, прикрыв за собой двойные двери.

Вильям Беннингтон сердито взмахнул полотняной салфеткой, расправил ее у себя на коленях и уставился на сына хмурыми глазами.

– Где ты был вчера ночью? – спросил он.

Беннингтон-старший умел так задавать вопросы, что они звучали как требования ответов.

Стивен давно привык к резким манерам отца. Они не только не обижали его, но даже ничуть не трогали. На гневный взгляд Вильяма он ответил легкой улыбкой.

– Я предупреждал тебя несколько дней назад, что вчерашний вечер у меня будет занят, – холодно сказал он.

Несмотря на то что отец и сын обладали совершенно разными характерами, никто, даже незнакомец, не усомнился бы в их родстве. Когда они вот так, как сейчас, буравили друг друга взглядами с противоположных концов стола, их физическое сходство было разительным. Резкие, угловатые черты Беннингтонов были отмечены печатью аристократизма и хищности. Крепкие челюсти лишь по бокам смягчались большими бакенбардами. Вильям носил безупречно холеную бороду и усы, Стивен – одни усы. У обоих мужчин были густые светлые волосы пепельного оттенка, но у Вильяма надо лбом уже намечались залысины и кое-где проглядывала седина. Встав рядом, отец и сын оказывались плечо к плечу – гибкие, статные красавцы с природной грацией, они неизменно притягивали к себе женские взгляды.

В вопросе одежды Вильям проявлял несколько больше консерватизма, чем его сын. Он отдавал предпочтение вещам строгого кроя и темных тонов, полагая, что они придают ему вес и достоинство. Стивен же, следуя современной моде, одевался пестро и чуть небрежно: клетчатые брюки, короткий спортивный пиджак и котелок. Чаще всего Вильяма можно было застать в его банковском кабинете, тогда как Стивен обычно проводил время, раскатывая в карете по Бродвею и соревнуясь в скорости с другими праздными джентльменами.

Возраст разделял отца и сына. В свои двадцать пять Стивен порой превращался в капризного мальчика, впадая в глубокое детство. Да и Вильяму в его пятьдесят не всегда легко давался груз ответственности. Он не без некоторого сожаления понимал, что в случае с его единственным отпрыском яблоко в самом деле недалеко упало от яблони.

Вильям сверкнул своими кобальтово-синими глазами.

– Я думал, у тебя хватит ума изменить свои планы. Кажется, ты плохо разобрался в обстоятельствах. События повернулись совсем не так, как нам того хотелось бы. Смерть Кэролайн все перечеркнула.

– И все-таки я не пойму, какое значение имело бы мое присутствие в банке.

Вильям яростно вонзил вилку в омлет.

– А пора бы уже понять! Господи, ты же был женихом Кэролайн! Как до тебя не доходит, что правление банка сочло твое отсутствие подозрительным? Все-таки это было первое собрание после ее смерти.

– Разве ты не сказал им, что я убит горем, потому и не смог прийти? – Стивен медленно прихлебывал свой кофе, разглядывая отца поверх золотого края чашки. – Ведь это было просто формальное траурное собрание, так? Повесили портрет Кэролайн или что-нибудь в этом духе? Не понимаю, чего они с ней так носятся! Какое вообще отношение она имела к банку? Ну да, ее прадед основал это проклятое заведение, но сама-то Кэролайн абсолютно ничего не смыслила в финансах! Все ее познания ограничивались платежными счетами. Она умерла, задолжав Стюарту тысячи долларов, и это только один кредитор, у которого она брала в долг после своего возвращения из Европы. Дай ей волю, она уже к весне была бы должна городским торговцам свыше полумиллиона долларов. Если члены правления желают отдать дань памяти ее расточительности – ради Бога! Мне не обязательно одобрять это своим присутствием.

– Вот как? – Вильям вскинул брови. – Это уже что-то новенькое! Значит, ты решил не церемониться?

Стивен в точности скопировал насмешливое лицо отца.

– Думаю, отвечать излишне, – сказал он.

– Ну тогда ты, как лисица, утешаешь себя тем, что виноград зелен, – Вильям взял бисквит, порезал его на кусочки и намазал шоколадным маслом, – ведь эти деньги должны были быть твоими.

– Нашими, – поправил Стивен, ставя чашку и многозначительно глядя на отца. Он оттолкнулся от стола и встал, сунув газету под мышку, затем подошел к отцу и легко тронул его за плечо. – Не надо так волноваться! Кэролайн Ван Дайк не единственная наследница в стране, да и в Нью-Йорке, уж коли на то пошло. Я найду ей замену.

– Чем раньше, тем лучше, Стивен. В банке поговаривают о переменах. Я не хотел бы в один прекрасный день остаться за бортом. Думаю, тебе тоже это не понравится. Деньги дадут нам власть, укрепят мое президентство, и тогда условия завещания Ван Дайка будут уже не так важны для нас. Не забывай об этом!

Стивен чуть улыбнулся:

– Учту, отец. Сегодня утром у меня свидание с одной молодой особой. Конная прогулка по Централ-парку.

– С той самой, чью постель ты грел вчера ночью?

– Ну нет, – он остановился в дверях, – вчера ночью было чистое удовольствие, сегодня утром – только бизнес. Ты сам учил меня, как важно не смешивать одно с другим.

Стивен ушел. Вильям озабоченно посмотрел ему вслед. «Надеюсь, сынок знает, что делает», – подумал он. Кажется, Стивен не отдавал себе отчета, как много узелков им придется распутать. Вильям достал свои карманные часы. Губы его сжались в плотную линию, на щеке заходили желваки. Меньше чем через полчаса ему предстояло вплотную заняться одним таким узелком. Вильям Беннингтон налег на завтрак так, как будто это была последняя трапеза смертника, и закончил как раз в тот момент, когда его посетитель вошел в прихожую.

Рейли, бессменный дворецкий в доме на протяжении вот уже лет двадцати, с официальной торжественностью распахнул двери столовой. Вильям поднял глаза от тарелки.

– В чем дело, Рейли? – спросил он, как будто ни о чем не догадывался.

– Вас желает видеть доктор Морган, – ровным голосом доложил Рейли.

Не будь Вильям так встревожен предстоящим разговором, он заметил бы тень высокомерия в темных глазах лакея и в его вызывающе вздернутом подбородке.

– Хорошо, проводи его в библиотеку, я сейчас подойду.

Кристиан Маршалл услышал, как поворачивается ручка, и уставился на дверь своими холодными сине-зелеными глазами. В спальню вошел Скотт. В глазах Кристиана мелькнуло разочарование.

– А, это ты!

– А ты ждал кого-то другого? – спросил Скотт. Он бросил на пол чемоданчик, запер дверь на ключ и повернулся к Кристиану, пряча улыбку. – Может быть, мисс Холланд?

– Не угадал, – буркнул Кристиан, – она превратила мою жизнь в сплошной ад. С чего вдруг я захочу ее видеть?

– Ну, не знаю.

Скотт огляделся. Миссис Брендивайн предупредила его, что спальня несколько изменилась, но такого он просто не ожидал! Неужели Кристиан согласился со всеми этими переменами? Скотт весело присвистнул.

– Тебе смешно, да? – прорычал Кристиан и, садясь в кровати, швырнул экземпляр «Нью-Йорк леджер» на ночной столик. Журнал заскользил по полированной столешнице и задержался на самом краю. – Если бы меня не держали под арестом в собственной спальне, я бы, пожалуй, нашел что-то приятное в этой обстановке.

– Я же был у тебя всего два дня назад, – удивленно сказал Скотт. – Теперь здесь все не так. И когда только она успела все переделать?

Шторы, полог над кроватью и стеганое одеяло сменились другими: тяжелый бархат защитно-зеленого цвета уступил место легким тканям кремовых тонов. Теперь стены казались светлее, а камин притягивал взгляд выставленной на нем коллекцией курительных трубок и изящных табакерок. На большом плетеном ковре перед камином стояли диван и старинное кресло-качалка, образуя на удивление уютный уголок для отдыха. Мебель из темного ореха уже не являлась частью общей мрачной обстановки, а удачно контрастировала с остальными предметами.

– Кто?

– Мисс Холланд, конечно. Как это ей удалось?

Кристиан обхватил колени руками.

– Дженни не имеет никакого отношения ко всей этой обстановке, если не считать того, что она сорвала с окна старые, вполне еще пригодные занавеси, испортила мою стену и натерла мне пол своей задницей. Миссис Брендивайн внесла свои предложения, и я с ними согласился. Здесь побывала целая армия работников. Они мыли, терли, вешали и так далее. Дженни среди них не было. И слава Богу! – добавил он, надеясь, что это прозвучало искренне. – Даже генералы союзной армии не все были такими властными, как она.

– Вот почему на покорение Юга нам потребовалось несколько лет, – сухо заметил Скотт.

Кристиан скривил рот в улыбке и насмешливо фыркнул. Скотт подошел к камину и принялся рассматривать трубки и табакерки.

– Не знал, что ты куришь трубку.

– Я не курю. Это вещи Брэйдена.

Это удивило Скотта. Кажется, раньше Кристиан не выставлял напоказ семейные реликвии. Скотт побывал во всех уголках дома Маршаллов, но никогда не видел этой коллекции.

– Он был старшим?

Осторожно взяв с каминной полки пенковую трубку, Скотт подержал ее в руках, любуясь тонкой работой. По следам зубов на конце трубки Скотт догадался, что она была любимой.

– Да, старшим. – «И умер первым», – чуть не добавил Кристиан. Он пытался прогнать горькие мысли. – Миссис Брендивайн нашла их на чердаке. Я и не знал, что они там. Наверное, мама убрала, их подальше после того, как Брэйдена убили.

Скотт положил трубку на место.

– Булл-Ран?

Кристиан кивнул.

– Первое сражение.

Отвернувшись от камина, Скотт пошел к кровати. Ему меньше всего хотелось бередить старые раны Кристиана. Поставив на стол свой докторский чемоданчик, он открыл его и вытащил стетоскоп.

– Как себя чувствуешь?

– Как последний дурак.

– Вообще-то я не о том, – усмехнулся Скотт, – ну ладно, ответ принимается. – Он заставил Кристиана наклониться вперед, прослушал его дыхание, проверил сердце и пульс. – Итак, ты не пьешь… сколько же дней? Четыре?

– Пять, и ты это знаешь.

– Решил проворить, считаешь ли ты.

– Считаю, но не потому, что хочу выпить, – огрызнулся Кристиан, – а потому, что хочу выйти из этой комнаты.

– Терпение, друг мой, терпение.

– К черту терпение! – Он сбросил руку Скотта со своего запястья. – Пульс у меня в порядке, сердце и легкие тоже! А вот мышцы слабеют от бездействия и мозг превращается в кашу. Мне не нужно спиртное, мне нужно вырваться отсюда!

– Позволь узнать, что ты будешь делать, когда вырвешься отсюда? – любезным тоном осведомился Скотт.

Мгновение Кристиан пребывал в замешательстве:

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал. – Скотт убрал стетоскоп и закрыл чемоданчик. Подойдя к креслу-качалке, он повернул его к Кристиану и сел. – Чем ты собираешься заниматься?

– У меня есть дела в «Кроникл».

– Но ты же сам столько раз говорил, что терпеть не можешь ходить в издательство.

– И что? Есть обязанности, от которых я не могу совсем отказаться. Не хоронить же мне газету.

– А я думал, как раз хочешь. Разве не это ты сказал мне совсем недавно?

Кристиан раздраженно провел по волосам своими длинными пальцами.

– Я сказал, что не хочу быть издателем. И еще я сказал, что стараюсь иметь с «Кроникл» как можно меньше дел. Но хоронить газету? Этого я никогда не говорил! Она нужна слишком многим – кому-то, чтобы зарабатывать себе на жизнь, а кому-то, чтобы заворачивать рыбу.

Скотт усмехнулся:

– Сьюзен говорит, что для рыбы лучше подходит «Геральд». Особенно страницы частных объявлений.

– Слушай, Скотт, у меня никогда не было намерения покончить с газетой. Просто я не стремлюсь соперничать с Грили из «Трибьюн», Беннет из «Геральд» или даже Рэймондом из «Таймс». «Кроникл» несла на себе печать моего отца и моих братьев и несет ее до сих пор. Об этом постоянно заботятся те люди, которые руководят ею. Я бы так не смог. Что касается публикаций, то я редко бываю согласен с точкой зрения «Кроникл». Так было всегда. Сотрудники дважды в неделю терпят мое присутствие в издательстве, но тут уж ничего не поделаешь – у меня тоже есть определенные дела. Я подписываю бумаги, которые кладут передо мной, отвечаю на вопросы, сам что-то спрашиваю и в целом поощряю их труд. Именно им, а не мне газета обязана своим престижем. Я всего лишь единственный уцелевший на войне сын учредителя, – он втянул ртом воздух и медленно выдохнул, успокаиваясь. – Ну а теперь, когда с этим все ясно, может, выпустишь меня отсюда? Мне надо работать.

Скотт не знал, как быть. Несмотря на заверения друга о необходимости появиться в издательстве, он никак не мог отделаться от навязчивой картинки – Кристиан лежит вдрызг пьяный под ближайшим столом. Из тона Кристиана явствовало, что его отношение к газете сводится исключительно к чувству долга перед памятью тех, кому она действительно была небезразлична. Он умолчал – возможно, намеренно – о собственном вкладе в это издание, но именно благодаря влиянию Кристиана Маршалла и его незаурядной личности «Кроникл» стала заметна в определенных светских кругах. Он заставил публику заговорить о газете, сделал ей лицо и не торопился разубеждать тех, кто считал мнение «Кроникл» его личным мнением.