Текст книги "Буду твоим единственным"

Барон покаянно улыбнулся, но жена не ответила на его улыбку. Ее полные губы сложились в несвойственную им прямую линию.

– Пятьсот фунтов, – признался он. – И почти все Саутертону. Я надеялся, что смогу отыграться, когда он встал из-за стола, но не тут-то было.

Элизабет заметила выражение облегчения, мелькнувшее на лице баронессы. Похоже, проигрыш не превышал той суммы, которая могла бы нанести значительный урон благосостоянию семьи.

– Выходит, Саутертон опытный картежник, – сказала Луиза, оживившись. – И что, он получает удовольствие от игры?

Баттенберн одернул рукава фрака.

– Я бы не назвал его опытным. Он скорее везучий. По-моему, он просто убивал время за картами, хотя, подозреваю, что у него был для этого тайный мотив.

– Мотив? Ради Бога, какой?

– Желание отделаться от леди Пауэлл. Она весь вечер просто из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание. Не удивлюсь, если она сидит сейчас у себя в комнате и строит планы, как бы заполучить его в свое полное распоряжение.

Брови Луизы поползли вверх:

– Ах вот как! Что ж, леди Пауэлл довольно привлекательная дама и остроумная собеседница. К тому же она вдова и не собирается в ближайшее время вновь терять свою свободу. Не понимаю, что не устраивает Саутертона?

– Вероятно, то, что она буквально вешается на него, – сухо проговорила Элизабет. – Я опасалась, что она повалит его на пол, когда он вошел в бальный зал.

Луиза посмотрела на мужа, ожидая подтверждения. Она опоздала к началу мероприятия из-за сломавшейся застежки бриллиантового ожерелья. Потребовалось целых десять минут, чтобы горничная привела ее в порядок, и теперь баронесса переживала из-за того, что вполне могла пропустить что-то интересное.

– В таком случае я буду с нетерпением ждать утра, – решила она. – Интересно, кто из них одержит верх? Боюсь только, как бы леди Пауэлл не получила увечье завтра на охоте. Она с трудом держится в седле и, не дай Бог, свалится с лошади. Пожалуй, мне следует поговорить с ней – конфиденциально, конечно. В таких делах требуется особая тонкость.

– Не уверен, что она обрадуется твоему вмешательству, – возразил Харрисон. – Хотя в таких делах ты разбираешься лучше меня, думаю, стоит подождать и посмотреть, как будут развиваться события, прежде чем соваться с советами. А пока нам всем следует молиться, чтобы завтрашняя охота закончилась без происшествий.

Баронесса не смогла скрыть своего разочарования.

– Ты же знаешь, как я люблю играть роль сводницы. Нет ничего приятней, чем сознавать, что ты поспособствовал чьему-то счастью. Как еще может раскрыться истинная сущность человека, как не через любовь?

– Или похоть, – буркнул Харрисон себе под нос.

Элизабет опустила взгляд и крепко сцепила пальцы.

– Как тебе не совестно говорить такие вещи! – одернула его Луиза. – Смотри, Либби просто сгорает от стыда.

Барон перевел взгляд ясных голубых глаз на Элизабет, сидевшую в кресле с опущенной головой.

– Примите мои искренние извинения, леди Элизабет, если я шокировал вас своей прямотой. Но я всегда считал, что нужно называть вещи своими именами. Баронесса вздохнула.

– Разве так извиняются? – проворчала она. – Я пыталась уговорить дорогую Элизабет вплотную заняться Нортхэмом. Но боюсь, ты свел на нет все мои усилия.

Элизабет вскочила со своего кресла так резко, что боль пронзила ее тело, и она едва устояла на ногах.

– Прошу извинить меня, но я хотела бы уйти к себе. Мне надо отдохнуть.

Барон тут же поднялся.

– Конечно. Проводить тебя до твоей комнаты?

Она покачала головой и слабо улыбнулась:

– Спасибо, не стоит беспокоиться. Не забывайте, я знаю дорогу. – Поначалу дом казался ей таким же лабиринтом, как и многим из гостей, но она часто гостила в Баттенберне, иногда даже в отсутствие барона и баронессы, и теперь, прекрасно освоившись в хитросплетении коридоров, могла найти дорогу даже в темноте. Это было своего рода достижение, и когда она продемонстрировала его хозяевам, те в один голос заявили, что она прошла обряд посвящения.

– Пусть идет, – кивнула Луиза мужу. – Это был тяжелый день для бедняжки, не говоря уже о неожиданном внимании со стороны Нортхэма. По-моему, оно пришлось ей совсем не по вкусу. Кстати, он заявил, что у нее нет таланта к рисованию.

– Да что ты говоришь? – удивился барон.

Элизабет выскользнула из комнаты, не дожидаясь, пока баронесса начнет излагать мужу все подробности.

Когда Нортхэм вышел из своей комнаты, в доме царила тишина. Слуги еще не поднялись со своих постелей, чтобы начать приготовления к очередному дню празднеств. Судя по тому немногому, что он успел увидеть, барон и баронесса были требовательными и внимательными хозяевами. Не было ни одного гостя, не получившего должного внимания, ни одного каприза, оставшегося неудовлетворенным. Нортхэм слышал, как леди Армитидж посетовала, что ей не нравится цветочное оформление ее комнаты. Вскоре после этого он увидел горничную, прошмыгнувшую на заднюю лестницу с охапкой роз, а позже, когда леди Армитидж заметила, что теперь се комната похожа на цветущий сад, понял, что цветы предназначались ей.

Впрочем, барон с баронессой мало походили на людей, которые стали бы вникать в подобные мелочи. Скорее всего этим занималась Элизабет, что заставляло задуматься об отношениях, связывавших дочь графа Роузмонта с четой Баттенбернов. Эта ситуация настолько озадачивала полковника Блэквуда, что в конце концов он не выдержал и поручил Нортхэму в ней разобраться. Пожалуй, это было самое деликатное из всех поручений полковника и, как оказалось, не лишенное даже некоторой приятности. Без этой строптивой девицы, пожалуй, было бы скучновато.

Добравшись до главной лестницы, Нортхэм с опаской обошел кадки с папоротниками, стоявшие возле перил по обе стороны от лестницы. Он содрогнулся, представив себе, какой грохот вызвало бы их падение на паркетный пол внизу, Подняв свечу, он нащупал ногой первую ступеньку и двинулся вниз по ковровой дорожке. Днем, когда он проявил интерес к библиотеке барона, ему показали, где она находится, и теперь он без труда нашел дорогу. Повернув ручку, он открыл дверь и заморгал, ослепленный светом лампы. Прошло несколько секунд, прежде чем граф разглядел фигуру, сидевшую в кресле барона за пределами светового круга.

– Леди Элизабет, – чопорно произнес он. Убаюканный царившей в доме тишиной, он не ожидал, что в библиотеке кто-то есть, и теперь слегка растерялся. – Простите, я не знал, что здесь занято.

Брови Элизабет приподнялись. У нее возникло ощущение, что перед ней не столько извиняются, сколько упрекают в том, что она оказалась там, где ей быть не следует. Отложив перо, она плотнее запахнула на груди зеленую шаль, хотя ее ночная рубашка была не более откровенной, чем платье, которое она надевала на музыкальный вечер. К чести Нортхэма, его глаза не отрывались от ее лица.

– Вам что-нибудь нужно? – осведомилась она любезным тоном.

Нортхэм стоял в дверях, не делая попыток войти в комнату.

– Да вот… хотел что-нибудь почитать на сон грядущий.

– В таком случае очень удачно, что вы забрели в библиотеку.

– Удача здесь ни при чем, – заверил он ее. – Я сюда и направлялся.

Элизабет промолчала, не скрывая своего скептицизма. Взгляд Нортхэма упал на перо и лист бумаги, лежавшие перед ней.

– Письмо полковнику? – Она кивнула. – Вам не кажется, что уже довольно поздно, чтобы сочинять послания?

– Мне следовало сделать это несколько месяцев назад, как вы совершенно справедливо заметили сегодня днем.

Он не стал поправлять ее, уверенный, что она сознательно исказила смысл его вопроса.

– Я вам не помешаю, если поищу себе книгу?

Элизабет сделала широкий жест рукой, видимо, означавший, что он может делать все, что угодно. Однако не вернулась к письму, предпочитая наблюдать за ним.

– Вы хотели бы что-нибудь определенное?

– «Законы народонаселения» Мальтуса, – ответил Нортхэм. – Мне показалось, что я видел здесь эту книгу.

– Вы уверены? Если вам требуется средство от бессонницы, я бы порекомендовала горячее молоко. – Он громко рассмеялся, напомнив Элизабет, каким приятным может быть мужской смех. Она даже пожалела, что недостаточно остроумна, чтобы заставить его смеяться чаще. – Вон там, справа от вас. На верхней полке.

Указательный палец Нортхэма скользнул по корешкам с золотым тиснением. Внезапно он остановился и поднял свечу выше. В желтоватом пламени цвет кожаных переплетов казался более насыщенным и глубоким.

– О, – заинтересованно протянул он, – это еще что такое? – Он снял с полки книгу и усмехнулся, разглядывая обложку. – «Замок Рэкрент», – прочитал он вслух. – Готический роман. – Он посмотрел на корешок, где было указано имя автора. – Мария Эджуорт. Наверняка псевдоним. Едва ли кто-нибудь в здравом уме признается в авторстве готического романа.

– Вы несправедливы. Это очень увлекательная книга.

Нортхэм, улыбнувшись, скептически выгнул бровь. Прядь светлых волос упала ему на лоб, сияя в пламени свечи.

– Неужели? – произнес он насмешливо – Она ваша?

– Нет, баронессы, – отозвалась Элизабет равнодушным тоном. – Но я ее прочитала. И потому могу судить о ее содержании. Вы же беретесь судить о том, чего не знаете.

– Хорошо сказано, миледи. – Он сунул томик под мышку и продолжил поиски. – А, вот она.

Поставив свечу на стол, Нортхэм снял с полки сборник творений Мальтуса и пролистал его, чтобы убедиться, что это то, что он искал. Затем сунул книгу туда, где уже находился готический роман.

Элизабет позабавило, что он решил прихватить с собой «Замок Рэкрент» лишь по той причине, что ей удалось задеть его, упрекнув в косности мышления. Светская молодежь увлекалась либеральными идеями, и граф Нортхэм, хотя, по словам баронессы, ему уже исполнилось тридцать два года, наверняка относил себя к этой категории.

Улыбнувшись, она откинулась в кресле, обнаружив, что теперь, когда граф закончил свои дела, ей стало легче дышать. Она даже не отдавала себе отчета, насколько неловко чувствует себя в его присутствии, пока он не собрался уходить.

Однако Нортхэм, вместо того чтобы направиться к двери, подошел к столу орехового дерева, за которым она сидела.

– Могу я попросить вас передать мои наилучшие пожелания полковнику?

– Конечно, – пожала плечами Элизабет, даже не сделав попытки взять в руки перо.

– Может, мне подождать, пока вы закончите письмо, и проводить вас в вашу комнату?

Это было последнее, чего она хотела.

– Не стоит В этом доме я ориентируюсь гораздо лучше, чем вы.

– В таком случае, может, вы проводите меня?

Элизабет покачала головой:

– Боюсь, нас могут неправильно понять, милорд. Вы одеты надлежащим образом, – граф все еще был облачен в вечерний костюм, – а вот обо мне этого никак не скажешь.

Она замолчала, не желая привлекать внимания к своему ночному туалету, и инстинктивно стянула на груди концы шали.

– Пожалуй, – согласился Нортхэм, однако почему-то не спешил уходить. Ему нравилось смотреть на Элизабет, на безупречную линию ее лба, изящный изгиб щеки и четкий рисунок рта. Но больше всего ему нравились ее глаза. Миндалевидные и почти такого же цвета, как золотисто-каштановые волосы, они приковывали его взгляд – если, конечно, не позволять ему опускаться ниже скромного выреза ее ночной рубашки и не задумываться о том, что скрывается под ней. – Кстати, вы не составите мне компанию завтра на охоте?

Элизабет, не ожидавшая ничего подобного, растерянно заморгала. Наконец она вежливо произнесла:

– Я польщена оказанной мне честью, но…

– Ради Бога, леди Элизабет, это приглашение на прогулку, а не предложение руки и сердца.

Если бы Элизабет стояла, то, наверное, отступила бы на шаг. Но поскольку она сидела, насмешливый тон Нортхэма буквально пригвоздил ее к креслу. Это был один из тех случаев, когда Элизабет вспоминала, что она истинная дочь графа Роузмонта.

– Мне следовало бы принять ваше предложение, – начала она, – хотя бы для того, чтобы заставить вас пожалеть о нем. Но я откажусь – и не потому, что вы недостойны моего общества, а потому, что я недостойна вашего внимания. Видите ли, у меня не больше талантов к верховой езде, чем к рисованию. И потому, милорд, я вынуждена отклонить ваше любезное приглашение.

– Какая прекрасная отповедь! – восхитился Нортхэм, словно не он был тем самым человеком, кому адресовалась тирада Элизабет.

Он положил книги на стол и прислонился к нему бедром, скрестив на груди руки.

– Уверяю вас, я ни в коем случае не стану сожалеть о своем приглашении, ибо нахожу ваше общество удивительно бодрящим и гораздо более занимательным, чем общество любой другой представительницы слабого пола из числа моих знакомых. – Он не дал ей вставить и слова, хотя видел, что она постепенно накаляется. – А что касается того, достойны вы или недостойны, то мне понятно ваше нежелание снизойти до моей скромной персоны. Хотя причина отказа, которую вы привели, не выдерживает никакой критики. Во-первых, ничуть не обиделись, когда я нелестно отозвался о ваших способностях к рисованию. Иначе вы не стали бы смеяться. А во-вторых, я случайно увидел, как вы возвращались верхом в замок, и, должен признаться, получил большое удовольствие. Кроме того, леди Баттенберн утверждает, что вы прекрасная наездница.

– Вы говорили с ней обо мне? – недоверчиво спросила Элизабет.

Нортхэм ничуть не смутился.

– Просто баронесса, обнаружив мой интерес к вам, сочла нужным кое-что пояснить.

Элизабет очень сомневалась, что баронесса ограничилась кратким пояснением. Похоже, она зачем-то упорно стремилась свести их вместе.

– Луиза обожает заниматься сватовством, – вздохнула она.

– Согласен. Она не из тех, кто будет ходить вокруг да около, прибегая к намекам и прочим тонкостям. По правде говоря, она превозносила ваши достоинства с прямолинейностью греческого хора. – Он помолчал, пристально глядя на Элизабет. – Что плохого, если мы позволим ей думать, что ее затея удалась? Уверяю вас, она направит свои усилия на кого-нибудь другого, как только убедится, что добилась успеха.

Золотистые глаза Элизабет сузились.

– По-моему, вы склонны манипулировать людьми ни чуть не меньше, чем Луиза, – проговорила она после короткой паузы.

В улыбке Нортхэма не было и тени раскаяния.

– Что я слышу, леди Элизабет? Неужели вас не интригует тот факт, что леди Баттенберн считает, что мы подходим друг другу?

Интригует? Она бы так не сказала. Ужасает. Это, пожалуй, ближе к истине.

– Думаю, вам следует обратить свой интерес на кого-нибудь другого, – посоветовала она. – Может, общество прочих дам и не столь занимательно, как мое, зато менее обременительно. – Нортхэм иронически приподнял брови, и Элизабет поняла, что ей не удалось поколебать его решимость. – Так и быть, милорд. Я составлю вам компанию на охоте. А что касается вашего дальнейшего пребывания в Баттенберне, тут мы еще посмотрим.

Нортхэм сгреб со стола свои книги и поднял свечу. Огонек затрепетал, отражаясь солнечными бликами в блестящих волосах Элизабет.

– Спокойной ночи, – произнес он неожиданно мягко.

Элизабет не ответила. Нетерпеливо отвернувшись, она потянулась к перу, давая понять, что намерена вернуться к прерванному занятию. Нортхэм приглушенно хмыкнул и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, Элизабет подняла полные слез глаза. Ее рука, державшая перо, дрожала.

Виконт Саутертон громко захлопнул дверь и со свойственной ему бесцеремонностью проследовал в спальню приятеля, не дожидаясь приглашения.

Разбуженный внезапным вторжением, Нортхэм приоткрыл один глаз. Он только что заснул – так по крайней мере ему казалось. Увидев, кто потревожил его сон, он устроился поудобнее и сунул голову под подушку.

– Убирайся, – пробормотал он на тот случай, если Саут еще не разобрался в его настроении.

Но тот пропустил его слова мимо ушей.

– Я стащил чайный поднос у одной из горничных. Вообще-то он предназначался леди Хитеринг, но, уверен, достойная дама только поблагодарит меня за своевременное вмешательство. Она все еще наслаждается компанией лорда Аллена, хотя они и переместились из бельевой кладовки в его комнату. Я опять наткнулся на них, пока добирался сюда.

Поскольку Саутертон был одним из лучших навигаторов в королевском флоте, казалось маловероятным, что он вдруг утратил способность ложиться на верный курс.

– Что тебе нужно? – пробурчал Нортхэм, приподняв подушку ровно настолько, насколько требовалось, чтобы его услышали.

Виконт усмехнулся:

– Оказать тебе любезность.

Нортхэм махнул рукой, не желая слышать продолжения. Последовало благословенное молчание.

– Где Брилл? – наконец спросил Нортхэм.

– Твой камердинер чертовски тобой недоволен. Большинство гостей давно на ногах, а он так и не удостоился чести заняться твоим туалетом. – Саутертон налил чашку чаю, добавил кусочек сахара и поднес ее к постели. – Вот, выпей. Это приведет тебя в чувство. – Взгляд его серых глаз упал на книги, лежавшие на прикроватном столике. – Ты что, только недавно заснул?

Нортхэм неохотно сел и, усталым жестом откинув со лба волосы, взял чашку из рук приятеля.

– Да, я читал.

Саутертон поднял верхнюю книжку.

– «Замок Рэкрент». Готический роман. – Он вскинул бровь. – И из-за такой чепухи ты не спал?

– Представь себе, не мог оторваться.

Виконт рассмеялся. Он отложил книгу и взял сборник статей.

– А вот это настоящее снотворное. Наверняка ты рассчитывал с ее помощью заснуть.

– Ты угадал.

– Ладно, испытаешь ее сегодня вечером.

– Нет, я должен дочитать «Замок Рэкрент».

Саутертон, положив книгу, направился к креслу и рухнул в него. Затем, словно вспомнив о чем-то, поднялся, подошел к креслу-качалке и оттуда принялся осматривать комнату.

– Что ты ищешь?

– Свою табакерку.

– Ты же не нюхаешь табак, – удивился Норт.

– Это не значит, что у меня нет табакерки. Кстати, ты ее видел. Прелестная вещица из черной эмали, отделанная золотом и бриллиантами. Без нее я не сажусь играть в карты. Может, это и суеверие, но оно себя оправдывает. Вчера, спасаясь от леди Пауэлл, я провел весь вечер за карточным столом. Уверен, табакерка была при мне. – Его ищущий взгляд уперся в постель. Он нагнулся, приподнял полог и заглянул под кровать. – Впрочем, надо будет сказать камердинеру, чтобы получше пошарил в моей комнате. Возможно, я настолько привык носить ее в кармане, что внушил себе мысль, будто она всегда со мной. Может, я ее просто выронил.

Нортхэм кивнул, задумчиво глядя в свою чашку.

– Вполне возможно.

Саутертон, отказавшись от поисков, вернулся в свое кресло.

– Дело не в самой табакерке, а в том, что она принадлежала еще моему деду. Свадебный подарок от бабушки. Она дорога мне как память.

– Да и бриллианты, думаю, чего-то стоят, – хмыкнул Норт.

Саутертон гордо произнес:

– Пять сотен фунтов, не меньше. – Он кивнул на чашку друга. – Пей. А то Брилл уже скребется в дверь. Подожду, пока ты оденешься, а потом вместе позавтракаем. Я не осмеливаюсь появиться в столовой, пока там рыщет эта леди Пауэлл. Надеюсь, ты спасешь меня от нее?

– По первому сигналу.

После короткого колебания Саут отозвался:

– Я учту.

Нортхэм взглянул на него поверх чашки:

– Похоже, ты уже не столь решительно настроен избегать предприимчивую вдовушку, как говорил об этом вчера вечером.

– Знаешь, это была долгая ночь.

– Губы Нортхэма лукаво изогнулись:

– Я мог бы одолжить тебе «Замок Рэкрент».

Глава 3

Из-за дождя начало охоты задержалось на несколько часов. Все это время гости барона бродили по дому как неприкаянные, нетерпеливо поглядывая на небо, делая прогнозы и заключая на них пари. Баронесса, беседовавшая с леди Пауэлл и леди Хитеринг, заявила, что не удивится, если гости протоптали на ковре дорожку. Словно в подтверждение ее слов грянул гром. Несколько мужчин быстро поднялись со своих мест и поспешили к окнам, чтобы понаблюдать за капризами погоды.

Возникла даже мысль перенести охоту на завтра. Никто не хотел, чтобы их лошади месили грязь и, не дай Бог, захромали. Но когда ближе к полудню небо прояснилось и солнечные лучи осветили окрестные поля и перелески, все пришли к выводу, что не в состоянии больше ждать ни минуты.

Мужчины собрались на заднем дворе, ожидая, пока конюхи приведут оседланных лошадей. В ярко-алых двубортных камзолах со сверкающими на солнце медными пуговицами, они как магнитом притягивали к себе женские взгляды. Правда, зрительницы сошлись во мнении, что больше всего они напоминают бойцовых петухов. Это сравнение вызвало смех, шутки и нелестные эпитеты в адрес мужчин.

Лишь немногие из приглашенных дам пожелали присоединиться к охоте на лис. Этот вид спорта считался мужским, поскольку женщины, вынужденные сидеть в седле боком, подвергались серьезной опасности. Элизабет уже несколько раз принимала участие в охоте. Готовность, с какой Баттенберны предоставили ей эту возможность, раз и навсегда пресекла все сплетни. Впрочем, Элизабет не нуждалась ни в чьем благословении. Она наслаждалась погоней, пьянящей возможностью нестись во весь опор, перепрыгивая через овраги и изгороди, и скакать по лесу, рискуя сломать шею при малейшей ошибке.

Хромая, Элизабет подошла к груму, державшему ее коня. Она давно привыкла к любопытным взглядам, сопровождавшим ее неловкое передвижение, и научилась разбираться в них. Одни смотрели на нее с жалостью, другие с восхищением, но Элизабет не видела особой разницы между тем и другим. Это были две стороны одной и той же медали, ибо являлись естественной реакцией на ее физический недостаток. Однако те, кто хорошо ее знал, не обращали на ее хромоту никакого внимания. Леди Баттенберн не потерпела бы никаких замечаний в ее адрес, а барон никогда не признавал публично, что ее возможности ограничены. Друзья, следуя их примеру, быстро переставали замечать, что Элизабет чем-то отличается от других. И она по опыту знала, что к концу двух недель пребывания в Баттенберне ее увечье будет вызывать не больше интереса, чем длина ее носа.

С помощью грума она забралась в седло и ласково потрепала по шее своего серебристого жеребца, нетерпеливо гарцевавшего на месте.

– Прекрасное животное, – одобрительно заметил Нортхэм, поравнявшись с ней. Его придирчивый взгляд прошелся по коню – от челки на лбу до кончика хвоста – и не нашел ни одного изъяна. Элизабет позабавила смесь восхищения и легкой зависти, отразившаяся на его лице. Он поднял глаза и перехватил ее взгляд, в котором плясали смешливые искорки. – Я что-то не так сказал?

Она покачала головой, продолжая молча улыбаться.

Норт озадаченно нахмурился.

– Вы уверены… – начал он.

Но его перебил виконт Саутертон, появившийся рядом.

– Ах, леди Элизабет! – воскликнул он. – Вы сегодня просто очаровательны. Поистине свежий воздух и предвкушение охоты творят чудеса с прекрасным полом. Не будет преувеличением сказать, что на ваших щечках расцвели розы.

Элизабет вспыхнула от такой беззастенчивой лести, и ее щеки действительно заалели.

– Вы очень добры.

На ней была черная амазонка, плотно облегавшая фигуру. Широкая юбка, рассчитанная на то, чтобы прикрыть перекинутую через луку седла ногу, позволяла полюбоваться стройными щиколотками, обутыми в кожаные полусапожки. Придержав жеребца, она поправила черный газовый шарф, который удерживал у нее на макушке надетую под кокетливым углом шляпку, по форме напоминающую мужской цилиндр.

– Боюсь, я произвожу удручающее впечатление на фоне этих алых оттенков.

– Чепуха, – снисходительно отмахнулся Саутертон. – Для чего, по-вашему, нужны все эти петушки, как не для того, чтобы оттенить такую прелестную курочку, как вы.

Хотя Элизабет не могла утверждать, что ей польстило сравнение с курицей, она весело рассмеялась, вдохновив лорда Саутертона на дальнейшее развитие своей мысли.

– В этом смысле мы мало чем отличаемся от пернатых, вы не находите? – спросил он. – Самцы распускают хвосты и надувают грудь, чтобы привлечь внимание самок. Думаю, именно этим руководствовались портные, изобретая фасоны охотничьих камзолов. Уверяю вас, лисицам нет никакого дела до наших плюмажей и прочих деталей туалета.

– Я вижу, вы серьезно размышляли на эту тему, – заметила Элизабет с улыбкой, покосившись на Нортхэма. Он мол чал, но было видно, что эта ситуация его искренне забавляет.

– Разумеется. – Саутертон проследил за ее взглядом. – Только не говорите, что Норт не отметил, как прелестно вы выглядите.

– Он был слишком занят – он восхищался моим Бекетом. – Услышав свое имя, жеребец переступил ногами – Его светлость изволил заметить, что это великолепное животное.

Саутертон закатил глаза, не обращая внимания на грозные взгляды, которые метал в него Норт.

– Мне следовало бы догадаться! Мало того, что он обладатель самой замечательной пары гнедых, какую мне приходилось видеть, он к тому же не пропускает ни одного аукциона в Таттерсоле. Но даже страсть к лошадям не может служить оправданием…

Тяжелый вздох Нортхэма заставил его замолчать.

– Пожалуй, мне следует извиниться, – кисло пробурчал Норт – Вас удовлетворит признание, что я искренне раскаиваюсь?

Элизабет, подавшись вперед, положила затянутую в перчатку руку на его алый рукав и слегка потрепала – примерно так, как она делала это, успокаивая своего жеребца. Этот неосознанный жест не остался незамеченным. Саутертон расхохотался, а уши графа покраснели.

Когда до Элизабет дошло, что она делает, щеки ее залились румянцем, и она поспешно отдернула руку. Слишком смущенная, чтобы найти подходящие к случаю слова, она украдкой стеганула Бекета и не стала сдерживать его, когда он рванулся вперед.

Нортхэм и Саутертон молча смотрели, как она въехала в гущу алых камзолов, занимавших места для предстоящей гонки.

– Она отлично держится в седле, – заметил виконт.

Вместо ответа Нортхэм буркнул что-то неразборчивое и развернул своего жеребца.

– Почему бы тебе не поискать Иста?

Саутертон добродушно усмехнулся:

– Если хочешь знать мое мнение, не так уж плохо, когда с тобой обращаются, как с лошадью, если в седле сидит леди Элизабет.

– Между прочим, ее конь, – невозмутимо изрек Нортхэм, – мерин.

Последовала короткая заминка, после чего Саутертон быстро сказал:

– Пожалуй, мне и в самом деле следует поискать Иста.

– Прекрасная мысль.

Элизабет беседовала с лордом Алленом и мистером Радерфордом, когда подъехал Нортхэм. Он ничего не сказал и не проявил никакого интереса к разговору. Элизабет говорила мало, но делала вид, что чрезвычайно увлечена обсуждаемой темой, позволяя каждому из мужчин думать, что она разделяет его мнение.

– Из вас получился бы отличный дипломат, – заметил Нортхэм, когда они заняли свои места. Сорок гончих, почуяв запах лисы, неистово лаяли, доводя себя до исступления Лошади, чувствуя всеобщее возбуждение, рыли копытами землю. Граф с удовольствием наблюдал, как легко Элизабет справляется с Бекетом. – Это был очень ловкий маневр.

Не зная, кого он имеет в виду – Аллена с Радерфордом или Бекета, – Элизабет просто молча кивнула и сосредоточила свое внимание на распорядителе охоты.

– Вы хотите держаться позади? – не оборачиваясь, спросила она.

– Только если таково будет ваше желание.

– Я предпочитаю скакать сбоку. Так безопасней. Но вы не обязаны следовать за мной или беспокоиться о моем удобстве. Тогда вы не получите удовольствия от охоты. – Она указала подбородком в сторону леса. – Видите ту прогалину среди дубов? Вот где можно пустить лошадей в галоп. Ни одна лиса не сунется на открытое место. К тому же в последний раз ее видели в чаще. Представляю, какая там будет давка. Почище чем в «Олмэксе» в разгар сезона.

– В таком случае мне лучше остаться с вами.

Элизабет кивнула, чуть улыбнувшись:

– Сейчас дадут сигнал. – Напряженно вглядываясь в окружающий пейзаж, она вдруг выпрямилась и показала кончиком хлыста на дальний край луга. – Смотрите! Вон она. До чего же шустрая! По-моему, она нарочно дразнит гончих.

Нортхэм едва успел заметить вытянутую морду, ярко-рыжий мех и пушистый хвост с белым кончиком, прежде чем животное скрылось в высокой траве. Только длинные стебли продолжали колебаться, словно невидимый палец прочертил линию, пересекавшую поле Внезапно лиса снова появилась, огибая скрытое травой препятствие, и опять исчезла, на сей раз в лесу.

Оглянувшись на Элизабет, он не заметил на ее лице никаких признаков страха. Только целеустремленность, азарт и восторг. Она казалась такой открытой и уязвимой, что у него возникло ощущение, будто он вторгся в нечто глубоко личное, не предназначенное для чужих глаз.

– Осторожно! – крикнула она.

Прямо перед собой граф увидел остатки старой каменной изгороди. Видимо, это было то самое препятствие, скрытое среди пышно разросшейся травы, на которое наткнулась лиса. Если бы не предупреждение Элизабет, он не успел бы собраться для прыжка, и скорее всего охота закончилась бы для него позорным падением. Преисполненный благодарности, Нортхэм обернулся к Элизабет, но в этот момент ее конь перепрыгнул через заросшие бурьяном развалины и понесся вперед.

Солнце померкло, когда они въехали под сень деревьев. Было слышно, как где-то рядом с ними лошади и гончие продираются сквозь густую чащу. Ярко-алый камзол барона указывал Элизабет и Норту направление погони, и тропа развертывалась перед ними, как ковровая дорожка.

Элизабет направила Бекета наперерез гончим. Помедлив перед неглубоким ручьем, пересекавшим пастбище, собаки плюхнулись в воду и, перебравшись на другой берег, снова взяли след. Баттенберн, Элизабет и Норт устремились за ними, слыша за спиной приближающийся топот копыт.

Гости, не принимавшие участия в охоте, собрались у зубчатого парапета стены замка. Отсюда открывался ничем не ограниченный вид на окрестности, и алые фигурки всадников, рассыпавшиеся по полям и лугам, были видны как на ладони. Зрители приветствовали аплодисментами появление лидеров гонки, строя догадки относительно того, кто бы это мог быть. К общему восторгу, баронесса велела принести бинокль, и все по очереди смотрели в него, подробнейшим образом описывая остальным, что происходит внизу.

Все это, разумеется, должно было скоро кончиться, и весьма печально для лисы. Несчастный хищник не имел ни малейших шансов ускользнуть от своры гончих и лошадиных копыт. В конечном итоге собаки настигли лисицу, спрятавшуюся между корнями могучего дуба. Царапая когтями ствол, они теснили друг друга, пытаясь добраться до бедняги.

Элизабет развернула коня, не дожидаясь развязки. Ей не нужно было оглядываться, чтобы узнать, последовал ли Норт за ней. Серебристая шкура Бекета блестела от пота, свидетельствуя о его героических усилиях. Элизабет похлопала коня по шее и похвалила, но не замедлила скачки.

Нортхэм догнал ее, и они двинулись кружным путем назад в Баттенберн.

– Смотрите! – Элизабет показала на парапет башни, где между каменными зубцами стены виднелись разноцветные платья. На ветру весело трепетали перья и ленты, украшавшие дамские шляпки. Она взмахнула рукой, приветствуя зрителей. – Они наблюдают за нами. Помашите им.