Текст книги "Любовь, страсть, ненависть"

Глава 12

Гидра, 1945 год

Николас Станополис удивленно смотрел на толстый голубой конверт. На нем стоял штамп почты США, а в верхнем левом углу было напечатано:

Киностудия «Коламбиа пикчерз»,

7700, Мелроуз-Авеню,

Лос-Анджелес, Калифорния

На обратной стороне конверта стояло имя, от которого сердце Николаса забилось быстрее: СПИРОС МАКОПОЛИС, ПРЕЗИДЕНТ. Дрожащими руками он передал письмо своей жене Электре. Оно было адресована ей, но она с улыбкой вернула его Николасу.

– Нет, нет, Николас, открой сам.

Он нетерпеливо вскрыл конверт и стал читать письмо с нарастающим восторгом:

«Моя дорогая племянница Электра,

Я был счастлив получить известия с Гидры, но очень огорчился, узнав о смерти твоей дорогой матери. Мое сердце глубоко скорбит по ней, но я буду помнить о тех добрых временах, когда мы детьми играли в солнечном раю нашей деревни.

Прими мои поздравления по поводу твоей свадьбы с Николасом Станополисом. Он производит впечатление прекрасного молодого человека, и его увлечение киноискусством чрезвычайно заинтересовало меня.

Если вы сможете когда-нибудь приехать в Лос-Анджелес, я буду рад встретиться с Николасом, как ты меня просишь, и, если получится, предоставлю ему возможность поработать на студии.

Передай от меня привет Димитрису Андросу из старого бара в порту, я был так рад узнать, что старик пережил войну и хорошо себя чувствует.

Я вкладываю в конверт маленький подарок, который поможет вам, если вы решите приехать в Америку. Будь счастлива, дорогая племянница.

От всего сердца, твой дядя Спирос».

– О Боже, Электра! Это фантастика, сногсшибательное известие! Америка! Он хочет, чтобы мы приехали в Лос-Анджелес! Голливуд! Электра, ты можешь себе представить, что это значит?

– Да, да, Николас, конечно, любимый. – Лицо Электры светилась радостью, она с любовью смотрела на мужа. – Смотри Николас, посмотри на это. – Она восторженно помахала перед ним чеком. – Он прислал нам деньги. Мой дядя настоящий джентльмен.

– Деньги? – Николас схватил чек. – Сколько? – Он посмотрел на сделанную незнакомым почерком надпись.

– Пятьсот долларов!!! – У Электры перехватило дыхание. – Вот так удача, Николас. Теперь, дорогой, мы можем ехать в Америку. Мы можем оба поехать в Голливуд, и ты будешь снимать там прекрасные фильмы.

Но путь в Америку оказался не таким простым, как думали Николас и Электра. Через несколько дней, поменяв чек на драхмы, Николас переправился в Афины на ходившем раз в неделю пароме, чтобы подготовить поездку. Его первым разочарованием было то, что греку, оказывается, необычайно сложно попасть в Америку: это требует огромной бумажной волокиты. В управлении компании «Олимпик эрлайнз» он узнал, что два билета до Лос-Анджелеса стоят вдвое дороже той суммы, которую прислал им мистер Макополис. С тяжелым сердцем он вернулся на Гидру, чтобы сообщить об этом жене.

– Не волнуйся, Николас. Ты должен первым поехать в Америку, заставить дядю Спироса дать тебе работу, а потом, через несколько месяцев, смогу приехать и я.

– Но мне надо быть вместе с тобой, – мрачно сказал Николас, – без тебя я не поеду, Электра.

– Нет, Николас. Нет. Ты должен ехать, – решительно сказала Электра, наливая вино в два бокала. – Если мы сейчас поедем вдвоем, нам будет очень трудно. Ты станешь беспокоиться обо мне, о том, где нам жить, где достать деньги. Сначала поедешь ты и заработаешь деньги, а потом приеду я. А сейчас ешь свой ужин, а то он остынет.

Николас был восхищен тем, как умна его молодая жена, а Электра подняла свой бокал и предложила тост: – За Америку, Николас, и за нас.

Николас Станополис прибыл в аэропорт Лос-Анджелеса холодной ноябрьской ночью 1945 года. Продрогнув в своем хлопчатобумажном пиджачке, он стоял в стороне от оживленных пассажиров, размышляя, что теперь делать. Почему здесь так холодно? Ему говорили, что в Калифорнии теплая солнечная погода, такая же, как и на греческих островах. Да, те балбесы, которые говорили ему об этом, явно ошиблись. Было очень холодно, шел мелкий дождь, и с Тихого океана наплывал густой темный туман.

Все, казалось, куда-то спешили, как будто у них была какая-то цель, и они четко знали, что и зачем делают. Николас одиноко стоял в стороне от аэропорта, куда он прилетел из Нью-Йорка на гигантском четырехтурбинном самолете. Он вдруг почувствовал себя очень одиноко, ему захотелось домой, он вспомнил свою любимую Электру и родную Гидру, которая постепенно оживала после войны и тех зверств, которые чинил на ней Умберто Скрофо.

Скрофо. Всякий раз, когда он думал об этом итальянце, в нем закипала слепая ярость. Однажды он найдет его и заставит мучиться так же, как страдали его мать, отец, братья и сестры. Владевшее им страстное желание отомстить было так же сильно, как желание добиться успеха в кино. У него не было ни малейшего представления о том, где сейчас этот итальянец и жив ли он вообще, однако это никоим образом не могло повлиять на его намерения.

Николас знал по-английски всего несколько слов. Его учил один старик, когда-то работавший в Англии, но этого было достаточно, чтобы объяснить носильщику то затруднительное положение, в котором он оказался. На носильщике была красная шляпа и голубая рубашка, у него были светлые волосы и смуглая кожа, как у настоящего грека; он оказался испанцем, который сам недавно прибыл из Барселоны. Он сжалился над Николасом и проводил его два квартала до знака «АВТОБУС В ЦЕНТР ГОРОДА», немного поболтав с ним, мешая испанские и английские слова.

Не переставая дрожать, Николас стоял за двумя полными женщинами, которые о чем-то болтали и были совсем не похожи на женщин Гидры. Когда подъехал автобус, он дал кондуктору пять долларов и ужасно смутился, когда тот спросил его, до какой остановки он едет.

– В центр города, – сказал он с ужасным акцентом, – в центр Лос-Анджелеса, пожалуйста, сэр.

Кондуктор пожал плечами, отдавая ему полную горсть сдачи:

– Центр города большой, малыш. Куда, хоть приблизительно, в центре?

Один из греков, побывавший в Нью-Йорке, называл Николасу один отель, и теперь он гордо произнес:

– Я направляюсь в отель «Рузвельт», бульвар Голливуд, в Голливуд, сэр.

Он был на пути к своей цели.

На следующее утро, в необычайном возбуждении, Николас Станополис подошел к впечатляющему входу на студию «Коламбиа пикчерз».

Хотя у стальных ворот царило деловое оживление, охранник в форме грубовато сказал ему:

– Поворачивай, приятель, слишком рано пришел – никого из администрации еще нет.

Николас с умоляющим видом замахал письмом, в котором рукой Спироса было написано приглашение на работу, но охранник даже не перестал жевать жвачку. Оторвав взгляд от афиши варьете напротив, он рявкнул что-то не очень разборчивое, всем своим видом выражая презрение. Николас не мог попасть на студию другим путем, и ему пришлось бродить рядом с воротами.

– Я же сказал, проваливай, приятель, – прорычал охранник. – Исчезни отсюда. Быстро.

В отчаянии Николас перешел через дорогу и присел на обклеенную рекламными объявлениями лавку. Здесь он, по крайней мере, находился как раз напротив входа в студию и мог видеть большую часть того, что происходило за железными воротами. Несколько часов он зачарованно наблюдал за всеми входящими и выходящими оттуда людьми.

Особенно его поразили и очаровали костюмы статистов. Ковбои и индейцы, крестьяне и солдаты, полицейские и грабители – все они толпились там, по-дружески болтая друг с другом. В одиннадцать часов группка хорошеньких шоу-девочек в ажурных колготках телесного цвета высыпала из огромного здания, на котором было написано «СЦЕНА № 3».

Николас сидел с широко раскрытыми глазами. Таких женщин он еще никогда не видел. Женщины Греции были скромными и носили одежду, полностью скрывающую фигуру, – даже Электра закутывалась с головы до ног. Мысли о жене возбудили его.

У этих женщин были ярко-красные губы и желтые, огненно-рыжие и черные как смоль волосы с «химической завивкой». Вызывающе виляя бедрами, они ходили по площадке, смеялись, курили и пили «кока-колу» прямо из бутылок. Он увидел рабочих студии, одетых в куртки и грубые штаны. Они похотливо глазели на девушек, когда те проходили мимо, и Николас был уверен, что некоторые отпускали пошлые и непристойные шуточки, на которые девушки отвечали смехом. Николас был шокирован. Он, конечно, видел подобных женщин в кино, но его поразило, что они абсолютно бесстыдно расхаживают полуголые на виду у всех и не обращают внимания на заигрывающих с ними мужчин.

Его взгляд привлекла одна из девушек. Она была очень стройной, с роскошными черными волосами, ниспадающими почти до середины спины, где они были прихвачены алыми перышками. Она была ниже других девушек, но у нее была самая красивая грудь (он такой никогда не видел!), более чем на половину выглядывавшая из золотого парчового бюстгальтера.

От желания у Николаса пересохло во рту. Как он скучал по Электре! Прошло чуть больше недели с тех пор, как он видел ее в последний раз: как скромно, но радостно отдавалась она ему каждую ночь, каждое утро, а иногда даже и днем. Эта полногрудая девушка с красными перышками чем-то напомнила ему Электру, и, качая головой, он пошел по бульвару, пытаясь избавиться от этих мыслей и найти способ пройти через священные ворота студии.

Обнаружив телефонную будку, он просмотрел свое потрепанное письмо, чтобы найти номер телефона. Он плохо разбирался даже в греческих телефонах и потратил десять минут и столько же десятицентовых монет, пока в трубке раздался гудок и веселый голос прощебетал:

– Студия «Коламбиа пикчерз», доброе утро.

– Спироса Макополиса, пожалуйста, – сказал Николас, но его греческий акцент сделал его голос практически непонятным для оператора.

– Кого? – громко переспросила она.

– Спирос Макополис, – выговорил он по буквам, чувствуя, как капельки пота выступили на лбу. Полуденное солнце было как раз в зените, и телефонная будка напоминала топку котла.

– Минуточку. – Голос исчез.

– Офис мистера Макополиса. – Теперь на связи был другой женский голос, приятный и спокойный. Николас заговорил по-гречески, надеясь, что его поймут. Несколько раз он повторил свое имя и пару слов на ломаном английском:

– Дядя моей жены. Я его племянник.

В конце концов, женщина, видимо, поняла, но после того, как она сказала: «Одну минуту, я посмотрю, на месте ли мистер Макополис», телефон снова замолчал.

Несколько минут Николас стоял, обливаясь потом, в тесной телефонной будке, слушая, как автомат время от времени повторяет ему, чтобы он бросил еще одну монетку:

– Пять центов, пожалуйста.

Он молился, чтобы мистер Макополис ответил до того, как он бросит последнюю монету.

Неожиданно снова зазвучал тот же спокойный женский голос. Николас не понимал, что она говорит, но надеялся, что спасение близко:

– Соединяю вас с мистером Макополисом, сэр.

Теперь в трубке теплый голос сказал по-гречески:

– Николас, Николас, мой дорогой мальчик, где ты сейчас? – Спирос говорил на греческом, в его голосе звучало дружеское расположение. Когда Николас сказал ему, что он на другой стороне улицы, напротив студии, старик радостно крикнул:

– Приходи, я должен увидеть тебя сейчас же. Я оставлю для тебя пропуск, приходи немедленно. – С огромным облегчением Николас понял, что теперь все будет нормально.

Но все оказалось не так просто, как ему казалось. Вместо того чтобы сразу же дать ему работу на киностудии, на что Николас надеялся, Спирос Макополис повел себя с ним как-то странно.

– Сейчас пока еще никакой возможности дать тебе работу па студии, Николас.

– Ну почему нет, дядя? Ты же говорил, что можешь дать мне работу.

– Во-первых, ты плохо говоришь по-английски, что со временем, конечно, пройдет, – ответил Спирос, – во-вторых, в наши профсоюзы попасть сейчас труднее, чем залезть в крысиную задницу, и брать на технические работы новичков, мягко говоря, просто нежелательно. – Николас выглядел растерянным. – Пойми, сынок, пойми меня, – сказал старик. – Война только что кончилась. Молодые военные возвращаются в Штаты из Окинавы, Батаана и Анжио. Многие из этих солдат, моряков и морских пехотинцев работали на киностудиях еще до войны, теперь, возвращаясь, они обнаруживают, что их места заняты молодежью, а иногда и более старшим поколением, которые не хотят уступать им место. – Спирос вздохнул. – Новичкам устроиться практически невозможно, Ник. Все директора студий стараются восстановить на работе тех, кто воевал за нас.

Ник совсем упал духом, и Спирос утешающе похлопал его по плечу.

– Другая огромная проблема, с которой сейчас сталкиваются все киностудии, – они не знают, что сейчас нужно публике.

На лице Ника появилось замешательство:

– Фильмы… они же любят эти фильмы, дядя.

– Нет, мой мальчик. Послевоенная публика более трудная и привередливая, чем раньте. Жестокость повседневной жизни влияет на людей. Все сыты постными мюзиклами, комедиями и легкими, несерьезными фильмами. Публике требуется более грубая пища. В этом-то и проблема, Ник, очень серьезная проблема, дружище.

Старик был прав. Все студии штамповали во время войны развлекательные фильмы, чтобы поднять настроение не только в вооруженных силах, но и у тех, кто оставался дома, чтобы все было в порядке. Теперь в моде были «серьезные» фильмы. Некоторые из них была жалкими копиями «Рим – открытый город» Роберто Росселлини, необычайно талантливого фильма о Риме времен войны. Очень популярны были фильмы об американских солдатах, вернувшихся к нормальной гражданской жизни. «Часы» с участием Роберта Уокера и Джуди Гарленд, «Привет победителю» с Эдди Брэкеном и «До встречи» с Джозефом Коттеном и Джинджер Роджерс – все они имели невероятный кассовый успех.

– «Коламбиа пикчерз», конечно же, снимает сейчас свои собственные неореалистические картины, – гордо сказал Спирос, – мы движемся в том же направлении и снимаем сейчас вестерны, гангстерские фильмы и мюзиклы, надеясь завлечь в кинотеатры всю эту новую публику, Ник, студия сейчас развила довольно-таки бурную деятельность. Восемнадцать картин находятся в производстве, двадцать две уже отсняты и, по крайней мере, восемь – на этапе подготовки.

– Это замечательно, дядя, – с облегчением сказал Ник, – тогда у тебя должна быть какая-нибудь работа и для меня.

Старик вздохнул и стал беспокойно перебирать сценарии на своем заваленном бумагами столе.

– Я сделаю все, что в моих силах, сынок, – пробурчал он, – но тебе надо начинать с азов, как это сделал я.

К разочарованию Ника, единственное, что смог предложить ему Спирос Макополис, была работа в отделе получения и отправки почтовой корреспонденции – одна из самых скромных должностей в компании. Но это была все-таки работа, хорошо оплачиваемая работа, и Ник собирался использовать предоставившуюся ему возможность и добиться успеха. У него были далеко идущие планы не только насчет себя и Электры, он не забывал и о своем секретном плане. Он должен был дать выход тому страшному чувству ненависти, которое владело им, и избавиться от него можно было только одним путем.

Глава 13

Лондон, 1945 год

Окончание войны мало что значило для Инес. Это вряд ли могло хоть как-то изменить ее жизнь.

Каждый вечер, а часто и днем она принимала одного из своих высокопоставленных гостей. Теперь у нее была отборная клиентура, состоящая из самых знаменитых людей Великобритании. Занимаясь проституцией, она, естественно, нарушала закон, но теперь для нее имели значение только деньги. Деньги были для нее средством изменить жизнь, и она берегла каждый пенни, чтобы в один прекрасный день начать нормальную жизнь. Она любила шелест пятифунтовых хрустящих банкнот, которые давали ей мужчины. Она засовывала их в томик «Любви» Стендаля, с иронией думая, что для них это вполне подходящее название. Инес старательно вырезала квадрат в центре книги и положила в образовавшееся гнездо свой «улов». Саркастично усмехнувшись, она подумала, что «Любовь» вряд ли стоит ставить на книжную полку вместе с «Кто есть кто», «Книгой пэров Бурке», «Дневниками Сэмюэля Пеписа» и десятками других богато иллюстрированных книг по искусству, живописи, истории Великобритании, архитектуре и знаменитым коллекциям Англии, с биографиями знаменитых мужчин и женщин.

Каждую пятницу во время ленча, элегантно одетая в один из сшитых ею самой нарядов, она брала толстую пачку банкнот и шла в банк «Кутс» на Стрэнде, где торжественно вручала их клерку, чтобы он положил их на ее быстро растущий счет. Это Ив открыл ей счет в престижном банке, чьими клиентами были не только члены королевской семьи, но и некоторые клиенты Инес. Для нее до сих пор было загадкой, как Иву удалось этого добиться, потому что для банка «Кутс» хорошая репутация его клиентов была так же важна, как и их благосостояние.

Ей доставляло огромное удовольствие предъявлять чеки банка «Кутс», когда она заходила в фешенебельный Берлингтон-пассаж или в магазины на Бонд-стрит, чтобы сделать покупки. Никто из продавцов, естественно, не мог даже представить, что эта элегантная женщина, такая молодая и красивая, была всего лишь проституткой. Она одевалась и вела себя как леди. Хотя Инес было всего девятнадцать лет, у нее были манеры и опыт зрелой женщины; она гордилась своей спокойной элегантностью, которая говорила о хорошем воспитании и врожденной привычке к богатству. Это было одно из тех качеств, которые больше всего интриговали клиентов, когда они приглашали ее на обед в клубы «400», «Каприс» или «Золотой петух». В своих прекрасно сшитых роскошных нарядах она, казалось, имела больше прав принадлежать к этому обществу, чем многие из находившихся там матрон, одетых в довоенные, вышедшие из моды платья. Как только Инес оказывалась в мягком уюте этих фешенебельных заведений, она сразу же ловила на себе завистливые взгляды. Как настоящей француженке, Инес было присуще умение хорошо одеваться. У нее всегда были красивые и модные наряды, большую часть которых она сшила сама. Днем Инес бездельничала. Иногда она прогуливалась по Шафтсбери-авеню до театра «Куинз» или «Глобус», где смотрела последние постановки Теренса Реттигана, Ноэля Коуарда или Эмлин Уильямса, проходила мимо театра «Уиндмилл», на фасаде которого были расклеены фотографии полуобнаженных шоу-девочек и смешных комиков.

Теперь Инес не думала о себе как о проститутке, а только как о куртизанке, и она научилась хорошо играть эту роль. Она решила оставить темными свои когда-то светлые волосы. Они обрамляли ее бледное лицо с высокими скулами, раскосыми, как у кошки, голубыми глазами и изящным подбородком. Инес немножко подросла, ее фигура стала стройной и грациозной, ноги безупречными, а грудь просто великолепной. Хорош был холмик золотых лобковых волос, выбритых в форме сердечка, что еще больше очаровывало ее клиентов.

Куртизанка. Инес нравилось это слово. Куртизанка – это тайна в жизни мужчины, она знает все о его делах, хорошо его понимает. Она знает, что его жена любит в постели, а что нет, знает, в какой школе учатся его дети и даже кем они хотят стать, когда вырастут. Она знает, какие вина предпочитают мужчины, насколько сухим должен быть мартини, что такое виски с содовой. Она знает их любимые блюда и иногда прекрасно готовит их для некоторых своих клиентов. Она знает, какие книги он читает, какие смотрит пьесы, каким видом спорта занимается, какую политику поддерживает, но самое главное, она знает, что его возбуждает в постели.

Инес легко угадывала, что мужчина предпочитает в сексе. Чаще всего это было то, что он мог получить и от своей жены, кроме орального секса, которым, по наблюдениям Инес, английские жены не очень-то любили заниматься. Она овладела этим в совершенстве благодаря Иву. Большинство женщин хотят доставить удовольствие своим мужьям, но им часто не хватает времени или умения.

Неумелая женщина часто становится причиной того, что мужчина перестает на нее реагировать. Инес уже привыкла выслушивать жалобы своих клиентов на то, что их жены «лежат как каменные, и от них не дождешься никакого ответа». Она могла за несколько минут заставить мужчину испытать оргазм. Когда мужчины целовали ей грудь или холмик Венеры, погружая свои пальцы и языки в самые интимные места, Инес прекрасно им подыгрывала. Ее клиенты были уверены, что действительно возбуждают ее, и это распаляло их еще больше. Они возвращались к ней и часто говорили о ней своим друзьям. Она была разборчива. Инес никогда не забывала об извращениях итальянского генерала и в своей уютной, хорошо обставленной квартире сначала расспрашивала будущих клиентов внимательно и строго, как будто она была герцогиней, нанимающей на работу горничную.

Она принимала у себя политиков, членов парламента, аристократов, промышленников, финансистов – людей, занимающих положение в обществе. Рекомендации были чрезвычайно важны. Большинство были от нее в восторге, и ей уже не раз делали предложение. Инес была готова к этому, но понимала – чтобы выйти замуж, она должна полюбить. Ее преследовали мечты о настоящей любви. Она еще думала об Иве, мечтала о нем, о его смехе, его обаянии, его лукавых глазах и мягких волосах. Порой во сне ей являлся убитый ею апрельским утром итальянец, она вскакивала с криком, снова переживая весь этот ужас. Инес никогда не позволяла мужчине проводить в ее постели больше недели и лишь с избранными клиентами она могла позволить себе провести выходные. В поисках любви Инес изучила все мужские слабости, и чем больше она видела их недостатки, тем меньше верила, что сможет когда-нибудь найти себе достойного спутника. Свободные вечера она проводила за швейной машинкой, трудясь над вельветовым костюмом «от Мэгги Роуфф», который скопировала с «Вог». Теперь Инес не тяготило одиночество, у нее не было никого – ни любимого мужчины, ни близкой подруги, ни даже кота.

Из своего окна она могла слышать неистовые крики пирующих людей, которые пели, смеялись и радостно улюлюкали.

Доносившийся из радиоприемника взволнованный голос комментатора Би-би-си был весел. Би-би-си вещала во всех европейских столицах, так что люди там могли сейчас слышать, как празднует победу свободный мир.

Она спокойно работала, слушая сообщение из Парижа. Диктор рассказывал о неистовой радости французов. Когда он начал любовно описывать красоту освещенного со всех сторон собора Нотр-Дам, сиявшего, как сказочный дворец, и окруженного со всех сторон парижанами, поющими «Марсельезу», слезы хлынули из глаз Инес впервые с тех пор, как ее бросил Ив.

– Париж, – шептала Инес, кромсая ткань и вдевая нитку в иголку, – Париж. Увижу ли я тебя еще хоть раз?