Текст книги "Опасный флирт"

Глава седьмая

Тетушка крепко спала, когда я вошла в спальню. Коробочка со снотворными таблетками на ее тумбочке свидетельствовала о том, что придется подождать до утра с той частью новостей, которые я собиралась ей рассказать. Я забралась под одеяло. Ее мерное дыхание так контрастировало с моим учащенным сердцебиением. Я была так возбуждена своим новым положением, что на время забыла о его причине – смерти папы. Но смерть героя, защищающего страну, совсем не тоже самое, что позорная смерть от пули в спину. Такую героическую смерть я принимала. Если бы мне суждено было так умереть, я считала бы, что жила не напрасно. Размышляя так, я долго не могла уснуть.

Как только тетя Ловат проснулась на следующее утро, я поведала ей новость.

– Это не Депью заходил вчера? Мне кажется, я слышала его голос, когда засыпала, – спросила тетушка, откинув стеганое одеяло.

– Да, он был, тетя. Вы можете не волноваться. Папа работал на сэра Чонси.

Она сначала побелела, как полотно, потом залилась краской.

– Слава Богу! Я молилась в душе, чтобы он не оказался предателем. Так переживала, что не могла заснуть без таблеток. Голова раскалывалась на части!

Это была необычная для тетушки головная боль, обычно ее мигрени ограничивались висками. Только в минуты особого волнения, она распространялась в другие участки мозга. Она тут же потребовала подробности, которые я ей с удовольствием сообщила, пока мы одевались.

Она внимательно слушала, потом сказала:

– Гарольд провел нас как глупых ягнят, Хедер. Подумать только, он часто делал комплименты по поводу моей проницательности, говорил, что от моего взгляда ничто не может укрыться, что я способна перехитрить самого дьявола!

Я почувствовала, что с такими талантами мне трудно букет утаить от нее секреты, но она не умолкала.

– Думаю, он мог бы довериться нам. Я была права насчет Сноуда. Мы рассчитаем этого шакала, как только приедем. Я никогда не понимала, что его удерживает в такой дыре, как Грейсфилд, после жизни в замке герцога.

Вот где начинались трудности. Депью настаивает, чтобы Сноуда оставили. Тетушка горит желанием от него избавиться. Я же должна лавировать меж двух огней. Нужно было соблюдать предельную осторожность.

– Вы забываете, тетя, что лорд Фарфилд приедет завтра специально, чтобы поговорить со Сноудом. Мы не можем его уволить, пока не определим всех голубей в надежные руки. Лорд Фарфилд особенно подчеркивал, что это очень ценные птицы.

– Совершенно правильно. Нужно будет предупредить Фарфилда, чтобы он был поосторожнее со Сноудом.

– Господь с вами, зачем? Какое отношение имеет Фарфилд к разведке? Давайте постараемся, чтобы он остался доволен визитом, и не будем пугать его французскими шпионами, которые притаились под одной крышей с ним.

Было тяжело и горько подозревать моего кумира – прекрасного лорда Фарфилда, но, возможно, он совсем ни в чем не виноват. Депью не утверждал наверняка, что барон в чем-то замешан.

– Да, конечно, гостя мы не обидим. Вот за голубятней придется присматривать. От Веллингтона может придти донесение, когда Сноуд окажется там один. Это может оказаться фатальным для войны.

Я не ожидала этой добровольной помощи от миссис Ловат, но полностью поддержала ее идею не оставлять голубятню без наблюдения.

– Банни нам не откажется помочь, – уверила я ее. – А если Сноуд отлучится, мы сможем установить за ним слежку. На случай, если он захочет кому-то передать информацию.

– Где твоя сообразительность, Хедер? – бросила тетя резко. – Неужели ты не понимаешь, что он не понесет донесение сам, он пошлет его с голубем.

– Я и не подумала об этой возможности! – При этом я вспомнила, что и Депью такая мысль не приходила в голову. Меня оправдывала неопытность, а его? Нужно предупредить его о новом осложнении.

Когда мы были готовы, чтобы спуститься к завтраку, я под предлогом необходимости поднять спущенную на чулке петлю, задержалась, уговорив тетю идти без меня.

Быстро написав записку на имя мистера Мартина в гостинице «Норфолк», я отправила ее со слугой. В записке я отметила необходимость следить за Сноудом без перерывов и попросила приставить к голубятне круглосуточное наблюдение в лице человека, которого можно выдать за нанятого мной помощника Сноуда. Сноуду это, конечно, не понравится, но я была готова напомнить ему в случае необходимости, кому принадлежит голубятня, и кто платит ему деньги.

Когда я вошла в гостиную, Банни и миссис Ловат сидели рядом и о чем-то шептались. Увидев меня, тетушка радостно сообщила: – Банни согласился провести несколько дней в Грейсфилде, Хедер. Мы думаем, так будет лучше для всех.

– А что вы скажете дома, Банни? – спросила я, сделав вид, что удивлена такому решению.

– Не бойтесь, Хедер, я не собираюсь говорить им правду. Моим сестрицам нельзя доверять. Придумаю что-нибудь, например, что хочу купить голубей. Они окосеют. Ничего не поделаешь. Мама ненавидит птиц. Никогда не понимал, как это ваша мама мирилась с ними, весь дом загадили. Скажу, что пока не буду забирать их, оставлю в Грейсфилде. Будет отличный предлог.

Идея была абсолютно абсурдной. Банни никогда т проявлял ни малейшего интереса к голубям, но так как я нуждалась в его помощи, решила промолчать.

– Три джентльмена в доме, – сказала я, улыбнувшись при мысли о столь необычной ситуации.

– Три? – переспросила тетушка. – А кто третий?

– Лорд Фарфилд, Банни и Сноуд.

– Как ты можешь называть этого негодяя джентльменом?! – возмутилась она.

– Я имела в вицу, что будет трое мужчин, вот и все, – поправила я оплошность и начала разливать кофе.

Сразу после завтрака мы упаковали вещи и выехали в Хайт. Сомс обещал переправлять всю почту, которая придет на наше имя. Мы заехали только посмотреть на Королевский Павильон, несколько отклонившись от маршрута, так как невозможно было отказать тетушке в удовольствии полюбоваться святыней, раз уж она оказалась в Брайтоне. Здание и в самом деле великолепно, напоминает Восточный дворец во всей сверхъестественной красоте и таинственности, с минаретами и стройными куполами в форме луковиц. Подъезжая к Павильону, всегда питаешь надежду увидеть самого принца. В этот раз счастье нам улыбнулось.

Принц восседал верхом на своем прекрасном скакуне, но держался в седле неровно, съехал как-то набок и производил самое неблагопристойное впечатление. Тетя Ловат даже отвернулась с отвращением.

– Какой удар, – произнесла она.

– Какое потрясение, как земля держится после такого зрелища? – вторил ей Банни, усмехаясь в рукав.

Наследника престола сопровождала элегантная дама с огромными перьями на шляпе. Мы решили, что это графиня де-Ливьен, что каким-то образом извиняло неуклюжее положение сиятельного всадника в седле. За исключением этого комичного происшествия поездка домой прошла без особых приключений.

К четырем часам дня мы были в Грейсфилде.

Я уже упоминала, что голубятня располагалась на галерее верхнего этажа дома. Теперь позволю себе остановиться на других архитектурных особенностях здания. Оно расположено на вершине невысокой скалы и фасадом выходит на море. Скала полого спускается к морскому берегу, по ней удобно сбегать к морю, что я часто делаю. Грейсфилд – древнее каменное сооружение, вытянутое высоко к небу и сужающееся постепенно, переходя в остроконечный пик, к которому прикреплен флюгер. Да верхнем этаже, где живет Сноуд, только две комнаты. Они отданы ему в полное распоряжение, там его царство.

Когда смотришь на дом издали, он напоминает заколдованный замок, где обитают злые духи. Такое впечатление, по крайней мере, он производит на меня. Он обильно снабжен сторожевыми башенками, шпилями и другими атрибутами построек периода романтизма. Но мне он напоминает замки, заколдованные злыми силами, по причине своего мрачного вида. Любая из готических героинь миссис Редклиф, чувствовала бы себя здесь, как дома. Небо над домом редко бывает ясным и еще реже голубым. Даже в хорошую погоду оно сохраняет беловатый оттенок, но, как правило, бывает зловеще темным. Старые деревья, растущие поблизости, согнуты и искорежены морскими ветрами и солеными брызгами с океана. Во время штормов ветер злобно завывает, море пенится бешеными волнами, взмывающими до вершины скалы.

Само здание крепкое и надежно укрывает от любой непогоды. Я обожаю слушать шторм в неприступной безопасности его уютных комнат.

У дома есть еще одна необычная особенность – у него два фасада. Мои предки, которые его строили, постарались придать тому фасаду, который выходит на море и виден далеко с палуб прибывающих в гавань кораблей. Это сделано было, по-видимому, по заказу мужской половины дома. Женскую же часть семьи больше заботило, какой вид здание имеет со стороны суши, и какое впечатление производит на приезжающих в экипажах гостей и тех, кто проезжает мимо по большой дороге. Так получилось, что дом имеет два изящных фасада, две двойные двери с молоточками оригинального рисунка, и две менее парадные стороны, тоже снабженные дверьми. Озабоченная в данное время вопросами безопасности, я подумала, что четыре выхода – или входа – несколько многовато. Депью об этом тоже не подумал. Если бы визитеры с французской стороны захотели проникнуть в дом, они могли остаться незамеченными. Я начинаю понимать, что Депью вовсе не тот маг, за которого мы его принимали, и решила, что к нему тоже не мешает присмотреться.

– Первое, что мы сделаем, это выпьем по чашечке чая, – заявила тетя Ловат, как только мы вышли из кареты у главного входа со стороны дороги – это была северная сторона. – Не хотите ли присоединиться, мистер Смайт?

Ей и не нужно было спрашивать: уехать, когда подают чай, было не в его натуре. В холле нас встретила миссис Гиббонс, седая великанша, которая официально считалась экономкой, хотя все важные решения по хозяйственной части принимала миссис Ловат.

– Слава Богу, что вы, наконец, приехали! – облегченно вздохнула миссис Гиббонс. Мне казалось, что она готова упасть на колени и вознести молитву Богу за его великодушие. У нее вытянулось лицо, и произносила слова она с такой силой, что нас охватывала тревога.

– Что случилось? – спросила миссис Ловат тоном, не допускающим промедления.

– Взломщики! Воры! Кто-то проник в дом прошлой ночью и перевернул вверх дном кабинет мистера Хьюма. Все книги были сброшены с полок. Спасибо Сноуду, он помог поставить все на место, он знает, что где стоит. Он только что поднялся к себе.

Без лишних слов мы бросились в кабинет. Сноуд выполнил работу так тщательно, что нельзя было догадаться, что там кто-то побывал и учинил беспорядок.

– Как вошел этот вор? – спросила я.

– Дверь с восточной стороны была взломана. Тамм починил ее, как мог. – Тамм официально выполнял обязанности дворецкого, но у него были золотые руки, и ему поручалось всякая другая работа.

– Кто-нибудь видел человека?

– Нет, мэм. Мы даже не догадывались, что кто-то посторонний побывал здесь. Мэри хотела вытереть пыль в кабинете и обнаружила всю эту кашу. Я приглашала констебля из Хайта, мисс. Он наводит справки.

– Спасибо, миссис Гиббонс. Я проверю, что украдено.

– Сноуд говорит, из кабинета ничего не пропало. Это тоже очень странно. Вор мог забрать серебро, ведь столовая недалеко, но он ничего не тронул, я проверила. Даше чайные ложки все на месте, слава Богу.

Конечно, ему не нужны были чайные ложки, ничего не нужно было, кроме информации. Не думаю, что он мог искать донесение, полученное папой, оно вряд ли было в кабинете. Вероятнее, он искал план получения и отсылки донесений.

Миссис Ловат поспешила вниз, осмотреть восточную дверь. Банни остался со мной. Это был первый удобный момент за весь день, когда можно было поговорить без риска быть услышанными, и я рассказала о записке, посланной Депью, и о своих волнениях по поводу лишних дверей.

– На ночь можно закрывать двери на засовы, – сказал он. Если приставить к двери стул, я услышу, если кто-то проникнет и начнет его отодвигать. Буду спать внизу и прислушаюсь.

– У вас есть ружье, Банни?

– Дома есть.

– У папы есть пистолет в нижнем ящике письменного стола. Я его передам вам. – Я прошла в кабинет и выдвинула нижний ящик. Пистолет исчез. Кровь ударила в голову, не знаю, был ли то гнев или страх. Была надежда, что миссис Гиббонс взяла пистолет после набега.

– Какой пистолет? – спросила она в ужасе, когда я задала ей вопрос. – Я даже не знала, что у мистера Хьюма был пистолет. Зачем он ему был нужен?

Она все еще что-то бормотала, когда мы с Банни снова пошли в кабинет.

– Думаю, теперь понятно, что искал вор, – сказала я.

– Как он мог знать, где лежит пистолет и что он вообще есть? – удивился Банни.

– Посторонний не знал, конечно, но Сноуд знает кабинет, как свои пять пальцев.

– Но он мог без шума забрать его и все.

– Он знает, что я в курсе насчет оружия. Нужно было логичное объяснение, на случай, если я обнаружу пропажу. Так что весь разгром, учиненный в кабинете, не больше, чем инсценировка, а пистолет он прикарманил, конечно.

Главное обстоятельство, беспокоившее меня, я, однако, постаралась замолчать. Это было подозрение, что Сноуд собирается убить кого-то, или готовится к другой опасной операции. Иначе зачем ему пистолет? Невольно вспомнились пробитые пулей вещи отца и кровь на рубашке.

Банни согласился с моим объяснением.

– Давайте я сбегаю в гостиницу и оставлю записку мистеру Мартину.

– Он не сказал, в какой гостинице остановится, – еще один промах Депью, выдававший не профессионала, а любителя.

– Уайт Харт, – сказал Банни уверенно.

– Он называл ее?

– Нет, интуиция. Все там останавливаются.

В Хайте было много хороших гостиниц, которые вполне процветали, так что у меня были сильные сомнения в правильности интуиции кузена, хотя, надо отдать ему должное, он сведущ в образе поведения людей из высоких кругов. Пожалуй, это единственное знание, которое он усвоил, проучившись семестр в Кембридже.

– Если мне быстро запрягут коня, я к чаю вернусь. Хорошо, что оставил его здесь, – с этими словами он вышел.

Я села в папино кресло и стала думать, что делать. Так как мне било приказано наблюдать за голубятней, я решила, что происшествие в кабинете – отличный предлог, чтобы подняться к Сноуду. Только я собралась поднять себя с кресла, как раздался легкий стук в дверь, и вошел Сноуд.

По случаю визита в низлежащие апартаменты дома, он надел галстук и сюртук. В полумраке его вполне можно было принять за джентльмена. Но даже при яркам освещении ему нельзя было отказать в привлекательности. Да, его красота была не английского типа: со смуглой кожей и горящими черными глазами, он был похож скорее на француза южных районов Франции, где мужчины славятся красотой. Увидев, что я на него смотрю, он прошел ближе к столу.

– Слышали новость? – спросил он.

Я почувствовала, что он боится, что я его подозреваю.

Быстро прикинув, какой тактики с ним нужно держаться, я ответила:

– Да, миссис Гиббонс рассказала. Очень странное ограбление – ничего не взято.

– Ограбление?! – удивился он. – Думаю это было не просто ограбление.

– Да? А как вы это называете, Сноуд? – спросила я, изобразив простушку.

Он прикусил губу, словно пожалев, что сболтнул лишнее.

– Вообще-то вы правы, мисс Хьюм. Но миссис Гиббонс говорит, что серебро не пропало. Единственное, что взяли, это пистолет вашего отца.

Какого черта он мне об этом сказал? Может быть, этой уловкой пытался отвести от себя подозрения?

– В самом деле? – спросила я. – Где папа держал его?

– В этом ящике, – он подошел и нагнулся, чтобы открыть ящик. Волосы его почти касались меня. От меня не укрылось, что волосы его были густые блестящие, иссиня черные, как воронье крыло. Он поднял глаза, и я по-новому увидела их великолепную завораживавшую глубину. Они были темно-карими, кофейного цвета, обрамленные густыми длинными ресницами, которым могла позавидовать любая женщина.

– Странно, откуда вор знал, где лежит пистолет?

– Большинство мужчин держат пистолет в рабочем кабинете, как мне кажется.

– Надеюсь, он не собирается разрядить его в нас.

Его губы сложились в мягкую улыбку, блеснули ослепительно белые зубы.

– Здесь есть я, чтобы защитить вас, – сказал он галантно.

Я почувствовала себя как мышь, доверившая свою охрану кошке. Он выпрямился и принял снова деловую позу. Сердце мое забилось медленнее. Он доложил, что порядок в кабинете восстановлен, ничего больше не пропало. Я его почти не слушала. Я старалась убедить себя, что если судить объективно, Сноуд не хуже меня. Он был французом – а то, что он был не англичанином, было очевидно – ведущим разведку в пользу Франции. Я – англичанка, – шпионила в пользу Англии. В этом мы были на равных. Я подумала также, что вряд ли французы поручили столь важное задание человеку низкого происхождения. Возможно, Сноуд из хорошей семьи, не дворянин, конечно, но… Революция, кстати, сделала дворянское сословие не модным. Те, кому удалось бежать в Англию, не станут оказывать услуги Бонапарту. Я решила, что он джентльмен. В душе моей не было презрения к человеку, который проявлял мужество и патриотизм. Мне оставалось лишь сожалеть, что мы были поставлены судьбой по разные стороны баррикад.

Тут я вспомнила, что Сноуд не мог бежать из Франции, потому что два года он жил в замке Брэнксэмхолл и работал у герцогини. Романтическая картина, которую я нарисовала в своем воображении со Сноудом в роли главного героя, не удалась. Он не был благородным французом. Кто же он? Простой английский слуга, тщеславный, желающий составить состояние, чтобы жить независимо? И чтобы достичь своей цели, он не выбирает средства. Если платит враг, он будет помогать врагу, организует убийство хозяина, все, что угодно.

– Как вы съездили в Брайтон? – спросил он.

Не успела я ответить, как появилась тетушка Ловат.

– Чай готов, Хедер! – сказала она и, увидев Сноуда, взвилась на дыбы, как дикая лошадь. Я молила Бога, чтобы она не сказала какую-нибудь грубость. Но она промолчала. Я поняла, что она не поручилась бы за себя, если бы начала говорить.

– Договорим позже, Сноуд, – сказала я и пошла за тетушкой.

Глава восьмая

На своем прекрасном скакуне чистых кровей, подгоняемый желанием успеть ко вкусному чаю, Банни справился очень быстро и вернулся, когда мы сидели за столом, и чай еще не остыл. При тетушке мы воздерживались от разговора на важную тему, но, когда она ушла, я спросила, удалось ли ему разыскать Депью.

– Мистер Мартин зарегистрирован в «Уайт карт». – Банни угадал правильно, какой отель выберет сэр Чонси. – В номере я его не застал, но оставил записку, что меня можно найти в вашем доме.

– Прекрасно. Интересно, как он свяжется с нами.

– Надо договориться о тайнике, где можно будет оставлять записки. Я знаю одну старую, разбитую молнией сосну, она вполне подойдет.

Я вряд ли сделала бы лучший выбор. Сосна находилась в старом парке. Гроза ее искорежила, молнией сорвало верхушку, остался только ствол, на котором чудом уцелела единственная ветка, до которой можно было дотянуться рукой. Дерева не было видно из дома, но дойти до него было легко. Банни решил предложить Депью при встрече использовать дерево в качестве тайника. Я, в свою очередь, поведала ему о разговоре со Сноудом и о том, что позднее поднимусь на голубятню, чтобы этот разговор продолжить.

– Я пойду с вами, – предложил Банни без колебаний.

– У вас есть дело поважнее, Банни, – возразила я. У вас есть дома оружие?

– Целая стена увешана. Раз уж заговорили об этом, то у вашего отца – не меньше.

– Да нет же, я имела в виду пистолет. Что-то, что можно спрятать на себе. Придется съездить домой и взять его. Да и мама необходимо предупредить, что вы останетесь у нас. До обеда можно вполне успеть. Да, лучше сделать это сейчас, а то упреков не оберешься. И чистое белье не мешает привезти.

Он поскакал домой, и я отправилась наверх, придумывая на ходу, что сказать Сноуду. Никаких намеков на секретную деятельность отца я не должна была себе позволить. Это значило, что мне нужно было либо изобразить отчаяние по поводу бессмысленного убийства папа, либо разыграть вариант с миссис Мобли и другим любовником. Однако мне не хотелось оскорблять память отца посмертным скандалом, так что я избрала первую версию о безосновательной гибели.

Со Сноудом нужно было проявлять особую бдительность и держать глаза и уши открытыми. Теперь, когда он был на подозрении, была возможность увидеть то, что раньше не замечалось.

На голубятне ничего не изменилось за эти два дня, насколько можно судить с первого взгляда. Сноуд еще не переоделся, был в сюртуке и галстуке, которые совсем не вязались с голубятней, и с его занятием – он чистил пол. Услышав, как скрипнула дверь, он оторвался от работы.

– Готовлю помещение к вашему приему, – сказал он, подняв вверх метлу. Он был смущен, что я застала его за грязной работой. Но, с другой стороны, подметать полы входило в его повседневные обязанности.

Он отставил метлу и подошел ко мне.

– Вы собирались рассказать, как прошла поездка в Брайтон, – напомнил он.

Удобства для беседы на голубятне были примитивного свойства: два табурета, да кухонный стол, потерявшие цвет от времени и сырости, сидеть было неуютно. Я предпочла разговаривать, прохаживаясь по галерее.

– Все оказалось не так просто, Сноуд. Везде мы наталкивались на завесу таинственности, происходили очень странные вещи. Начать хотя бы с того, что в полиции даже не знали о случившемся. Естественно, что ничем нам помочь они не могли.

– Где нашли тело – в отеле или где-нибудь в глухой аллее?

Я подумала и решила, что лучше не впутывать отель. Для большей убедительности я придумала точное место. – На рыбном рынке. Он, наверное, собирался привезти нам свежую рыбу.

Сноуд напряженно слушал.

– Значит, его убили в Брайтоне.

Слишком поздно я спохватилась, что нужно было, чтобы это случилось в Лондоне. Выхода не было. Я вынуждена была признать факт.

– Он не покупал рыбу. Скорее у него там была встреча, так как он не думал возвращаться до следующего дня. Он не стал бы покупать рыбу накануне. В какое время это произошло? Как я понимаю, вечером?

– Да, тело было обнаружено часов в семь.

– Полицейский объяснил, почему его перевезли в Лондон?

– Нет.

– Но он должен был хоть как-то это объяснить, – настаивал Сноуд. Вопросы он ставил очень искусно.

– Да, он говорил, что они решили, что он из Лондона, так как при нем не оказалось документов. Подумали, что заехал навестить друзей.

– Но вместе с телом они вернули его бумажник, он всегда держал в нем визитные карточки.

– Должно быть, бумажник остался и гостинице.

– Он не выходил без бумажника. И если полиции было известно, где он остановился, то им должно было быть известно также, кто он такой. Здесь что-то не чисто.

Меня начинало раздражать любопытство Сноуда, и я перешла на более резкий тон.

– Полицейский, с которым мы говорили, был не совсем в курсе. Тот, который дежурил в тот вечер, вчера не работал, хотя оставил отчет. На основании этого отчета нам и дали информацию.

– Вы собираетесь оставить это так? – спросил он, начиная злиться. – Вашего отца убили, а вы побыли полдня и уехали, даже не поговорив с полицейским, который нашел тело?

– Мы дали объявления в газеты. Если будет информация, нам ее передадут. Чего вы ждете от меня? Он мертв. Буду я копаться в этом деле или нет, его уже не вернешь.

– О, боже, если бы на месте вашего был мой отец, я бы не пожалел сил, чтобы найти убийцу и свести с ним счеты.

– Но это был не ваш отец, а мой. Если бы нам удалось обнаружить улики, можете не сомневаться, я бы довела дело до конца. Я бы не остановилась ни перед чем, чтобы отомстить обидчику. Меня утешает одно – убийство было случайным. Какой-то бандит это сделал и исчез в ночи, не оставив следа.

– Его убили в спину? И не забрали часы и бумажник? Не думал, что вы настолько легковерны или так мало озабочены случившимся.

Его горячность поразила меня, а обвинения разозлили.

– Вы забываетесь, Сноуд. Я сама знаю, как я переживаю смерть собственного отца. Это не ваше дело.

– Но кто-то должен об этом побеспокоиться. Через минуту вы мне сообщите, что решили выпустить всех голубей или пристрелить их. Это тоже не мое дело?

– Конечно, не ваше, – ответила я язвительно. – Завтра приедет лорд Фарфилд, он хочет отобрать несколько птиц для своей коллекции. Его особенно интересуют Цезарь и Клео, как производители. Кстати, где Цезарь?

Его черные глаза гневно вспыхнули.

– Понимаю. Так это из-за щеголя Фарфилда вы забыли об отце?

С перекладины слетел голубь, заинтересовавшийся нашей беседой, и сел к Сноуду на плечо. Тот смахнул птицу нетерпеливым жестом. Я обратила внимание на металлическое кольцо на лапке, к такому кольцу удобно прикрепить записку. Однако беседа не прерывалась.

– Вы слишком много себе позволяете, сэр! Не забывайте, что вы мой работник. Если хотите им оставаться, ведите себя подобающим образом.

Видно было, что внутри Сноуд весь кипит, но он сумел подавить гнев и смирить гордость и извинился. Я поняла, что он не хочет расставаться с голубятней.

– Прошу прощения, вы совершенно правы, мисс Хьюм. Я забыл свое место, поддался переживаниям. – В его глазах был немой укор мне за то, что я недостаточно переживаю смерть папа.

Я совсем расстроилась, что дала ему повод плохо думать обо мне, даже злилась на себя за это, так как его мнение мне было не безразлично.

– Лорд Фарфилд должен быть здесь завтра. Он захочет, видимо, познакомиться с голубятней, с тем, чем вы здесь занимаетесь. Он очень интересуется работами папы. Надеюсь на вас, Сноуд. Покажите ему, пожалуйста, все, что он хочет посмотреть. Я только посмотрю, все ли и порядке.

Это был просто предлог, нужно было осмотреть помещение, хотя я плохо представляла себе, что ожидала найти там. Если это он украл пистолет, вряд ли, он спрятал его в птичьем гнезде. Сноуд вызвался меня сопровождать, спрятав свое недовольство под маской учтивости, и сделал он это для того, чтобы не дать мне возможности что-либо обнаружить.

Голубятня представляла собой ряды деревянных коробок – ячеек, каждый ряд располагался поверх другого. Все сооружение напоминало стеллажи для книг с небольшими отделениями. Птицы, выводившие птенцов, соорудили в них непрезентабельные на вид гнезда из соломы и травы, и сидели в них на яйцах. Сноуд приподнял одного голубя, чтобы показать мне, как выглядят два голубиные яичка, что не понравилось родителю, и он агрессивно налетел на обидчика, подобно лебедю, защищающему свое потомство. Я в страхе отпрянула.

– Ей не понравилось наше вторжение, – заметила я.

– Вообще-то это он, а не она. Я вам говорил, что в дневное время инкубируют самцы. В этот период они очень ранимы, – объяснил Сноуд.

Остальные птицы уже вывели птенцов, и у меня была возможность посмотреть, как они их выкармливают. Один птенец засунул голову в рот родителю и сам наполовину туда влез, было впечатление, что взрослая особь сейчас его проглотит заживо. Сноуд, однако, заверил, что такова обычная процедура кормления: птенец достает голубиное молоко прямо из зоба отца или матери.

В дальнем конце голубятни происходили волнения. Группа голубей, около дюжины, ходили нахохлившись, не по кругу, но как бы изучая друг друга. Они издавали низкие трудные звуки, громче, чем обычно. Некоторые угрожающе взмахивали крыльями, другие – нападали и яростно клевали противников. Можно было бы принять это за брачный ритуал, если бы не гневный вид птиц и не то, как они ожесточенно оборонялись.

– Это война за место под солнцем? – спросила я. – На голубятне стало тесно? – Что-то подобное можно было наблюдать во дворе, когда куры дерутся за жизненное пространство.

Сноуд усмехнулся моей неосведомленности.

– Странно, что дочь фермера не может отличить брачные игры птиц от их агрессивного поведения…

– Как-то не подумала об этом, а интересно, почему так много женских особей отвергают ухаживания кавалеров?

– Разве это так уж необычно? – спросил он, лукаво усмехнувшись.

Я бросила на него ледяной взгляд, чтобы напомнить о необходимости соблюдения приличий.

– На самом деле те, которых вы считаете женскими особями, являются самцами, – объяснил он. – Голуби отличаются от других птиц тем, что мужские особи не носят отличительной окраски, поэтому практически невозможно отличить самца от самки. Они сами узнают это методом проб и ошибок, приходится изрядно поклевать друг друга, прежде чем они находят себе пару. Когда наблюдаешь, как птица робко уклоняется от наступления собрата и делает при этом равнодушный вид, словно ее ничуть не волнуют его ухаживания, это наверняка она. Самцы более прямолинейны, они налетают на ухажера мужского пола, клюют его больно, и он оставляет их в покое.

Мне эти объяснения показались излишне пространными, я стала смотреть в сторону моря.

– Люди воспринимают брачные игры животных как что-то личное, испытывая при виде их неловкость, – сказал Сноуд задумчиво. – А это просто такой же естественный процесс, как ходьба или еда, смущаться здесь нечем.

Хотя я была не согласна, что еда и брачный ритуал – вещи одного порядка, мне не хотелось показаться ханжой. Я окинула птиц, занимающихся этим делом, нарочито равнодушным взглядом. Один самец нашел подругу и собирался, к моему ужасу, исполнить свой мужской долг. Я поспешила отвернуться и направилась и противоположный конец галереи. Сноуд не пошел за мной, а остался и внимательно наблюдал за парой.

Я не вытерпела:

– Полагаю, что в такие минуты даже птицы хотят побыть без свидетелей, – резко бросила я.

– Мне нужно это видеть.

– Но зачем?

– Я должен знать, кого Королева примет в мужья, – сказал он, как бы извиняясь. – Это ценные птицы. Мне кажется – да. О, Господи, она выбрала Альфонса. Вот это сюрприз. Я был уверен, что это будет Капитан. Он ухаживал за ней целую неделю.

– Если они выбирают партнера на всю жизнь, вы и так скоро узнали бы, кто это.

– Я должен записать число и время случки, у вашего отца этот учет был очень хорошо поставлен, он строжайше регистрировал эти данные. Я планирую продолжать делать то же самое. Посмотрите на Капитана, бедняга еле плетется от горя, измена Королевы ранила его в самое сердце.

Я не стала рассматривать, что происходит в той стороне.

– Капитан лучше Альфонса во всех отношениях. Он, наконец, заставил себя подойти ко мне, – пристрастия дам не поддаются разумному объяснению. Когда, вы говорите, приезжает лорд Фарфилд?

Я недовольно посмотрела на него и подумала, что он не случайно вспомнил Фарфилда в этот момент, это видно было по его глазам.

– Завтра, – ответила я, делая вид, что не понимаю тайного смысла вопроса. Здесь, кажется, все в порядке. Не забудьте прислать счет за корм для птиц, о котором вы упоминали позавчера.