Текст книги "Риск"

– Идемте же, леди Кэтрин, показывайте мне дорогу, – прибавила я уже более спокойным тоном, направляясь к двери. Кэтрин засеменила за мной, словно утенок за своей мамашей-уткой.

Как только мы оказались в огромном холле, отделанном зеленым мрамором, я остановилась и с улыбкой повернулась к леди Кэтрин.

– Теперь я пойду за вами, – сказала я.

– Пожалуйте сюда, – промолвила она голосом чуть более твердым, чем несколько секунд назад, и повела меня к огромной винтовой лестнице, по которой я уже раз поднималась в библиотеку графа. Лестница была окрашена в белый цвет, перила – из полированного дерева, под потолком на третьем ярусе имелось гигантское окно, сквозь которое лился дневной свет.

– Этот дом выглядит огромным даже для лондонского особняка, – заметила я, чтобы поддержать беседу, пока мы поднимались по лестнице. – Те дома, что мне приходилось видеть раньше, гораздо скромнее и не такие просторные.

– Да, он вдвое превосходит другие особняки. Поэтому мой дедушка смог разместить на втором этаже бальную залу, – сказала леди Кэтрин. Мы прошли первый пролет, остановились на втором этаже, и она жестом указала на ряд широких дверей вдоль стены. Двери были заперты.

– Здесь находится бальная зала, а позади лестницы – еще две гостиные и приемная, которая выходит в сад на заднем дворе.

Она рассказывала о расположении комнат так, словно выросла здесь, и я подумала, что так оно, вероятно, и было.

– Спальни находятся на третьем этаже, – добавила Кэтрин и повернулась к лестнице. Когда мы дошли до третьего этажа, я увидела, что он состоял из коридора, по обеим сторонам которого тоже виднелся ряд дверей.

Мы пошли по коридору.

– Вот моя спальня, – сказала леди Кэтрин, помедлив перед дверью, находившейся Примерно посередине коридора, а потом замялась и в замешательстве прикусила губу. – Вы знаете, кажется, я забыла спросить миссис Хокинс, куда она предполагала вас поместить, мисс Ньюбери.

– А что, если я расположусь в соседней с вами спальне? – спросила я.

– О, я не знаю… – Она замялась в нерешительности. – Полагаю, это можно устроить. Если матушка не будет против.

– Видите ли, я никого не знаю в Лондоне, и мне было бы так удобно жить по соседству с подругой, – сказала я и нахально распахнула соседнюю дверь.

Комната оказалась премиленькая, с голубыми стенами, белым оштукатуренным камином и старым голубым турецким ковром на полу. Дверь направо, вероятно, вела в гардеробную. Огромная кровать с голубыми шелковыми драпировками, удобный мягкий стул, обитый тканью с набивным рисунком, придвинут к камину. Два маленьких окошка располагались высоко на стене, вероятно, с таким расчетом, чтобы быть выше уровня парадной двери дома напротив. Одно из неудобств лондонских домов заключается в тесноте улиц – свет почти не попадает в окна.

– Какая прелестная комнатка, – заметила я.

Позвякивание ключей в конце коридора возвестило о приближении экономки.

– О, – пробормотала я, – вот и сам дракон пожаловал.

Леди Кэтрин бросила на меня изумленно-испуганный взгляд.

Миссис Хокинс появилась в дверях спальни, заслонив от нас коридор своей мощной фигурой.

– Это вовсе не та комната, что леди Уинтердейл собиралась отдать мисс Ньюбери, – заявила она, обращаясь к леди Кэтрин.

Кэтрин судорожно глотнула.

– Э-э-э… а какую комнату выбрала матушка, миссис Хокинс?

– Желтую комнату.

Кэтрин заметно приуныла, и я поняла, что желтая комната скорее всего наименее удобная из всех спален в доме.

Позволю себе пояснить, что уже в то время я не питала к леди Уинтердейл никаких теплых чувств. Она мне сразу не понравилась – стоило только прослушать ее беседу с племянником. А как только я увидела ее запуганную дочь, разонравилась окончательно. Миссис Хокинс тоже не пришлась мне по душе. Я не из тех, кто придает слишком большое значение собственной персоне, поэтому желтая комната меня бы вполне устроила, но Кэтрин нуждалась в защитнике.

– Желтый цвет мне не нравится, – заявила я. – Я остановлюсь здесь.

Экономка бросила на меня хмурый взгляд:

– Позвольте напомнить вам, что вы не вправе распоряжаться здесь, мисс Ньюбери. Вы не у себя дома. Я считаю, воля леди Уинтердейл – закон, и вы обязаны подчиниться.

– Но этот дом не принадлежит леди Уинтердейл, миссис Хокинс, – возразила я сладким тоном. – Здесь хозяин лорд Уинтердейл, а я уверена, его светлость не допустит, чтобы его подопечная жила в комнате, цвет которой ее раздражает. Особенно когда есть более подходящая свободная комната.

Мы с миссис Хокинс уставились друг на друга. В комнате повисло тягостное молчание. Красные пятна выступили у экономки на лбу, и она отвела взгляд.

– Хорошо, мисс Ньюбери, – сдержанно ответила она. – Я прикажу отнести ваши чемоданы в голубую спальню.

– Благодарю, миссис Хокинс, – ответила я с любезной улыбкой.

Я почти всегда выигрываю в подобных поединках.

Глава 4

После того как миссис Хокинс удалилась, я обернулась и заметила в глазах леди Кэтрин благоговейный ужас, смешанный с восхищением.

– Это… это было очень смело с вашей стороны, мисс Ньюбери, – пролепетала она.

– Боюсь, с моей стороны это было просто бестактно, – возразила я с ноткой раскаяния в голосе. – Я в вашем доме гостья, и мне не следовало настаивать на своем и перечить вашей матушке в том, что касается выбора комнаты. Все дело в миссис Хокинс – ее поведение меня разозлило. Мне трудно ладить с теми, кто старается меня унизить.

Кэтрин глубоко вздохнула и поправила очки на носу.

– Я ее до смерти боюсь, – призналась она. – Но я очень рада, что вы поставили ее на место, мисс Ньюбери.

– Прошу, зови меня просто Джорджи, – предложила я. – Надеюсь, мы с тобой вскоре станем друзьями. Ведь нам предстоит быть вместе весь сезон, не так ли?

– Мне бы очень хотелось подружиться с тобой, Джорджи, и ты, в свою очередь, можешь звать меня Кэтрин. Но боюсь, я не очень-то подходящая для тебя компания. Видишь ли, по мне, так этого сезона лучше вовсе бы и не было.

– Но почему ты не хочешь выезжать в свет? – удивилась я. – Большинство девушек мечтают о сезоне в Лондоне.

– Ну, во-первых, мама намерена обставить мой первый выход в свет со всевозможной торжественностью, а я почти уверена, что не оправдаю ее ожиданий, – печально ответила Кэтрин. – Никто не захочет на мне жениться, а матушка разгневается на меня и… – Тут она снова глубоко вздохнула и поспешно добавила:

– И, по правде сказать, не очень-то мне и хочется выходить замуж.

Я глядела на Кэтрин с нескрываемым изумлением. Да каждая девушка стремится поскорее поймать жениха!

– А если уж это так необходимо – быть представленной свету, – я бы ни за что не хотела оставаться в этом доме, – закончила Кэтрин с несчастным видом. – Я боюсь Филипа.

Она потупилась, разглядывая голубой турецкий ковер, и в комнате повисла тишина. Я провела пальцем по резной поверхности столбика кровати красного дерева и подумала о словах сэра Чарльза.

– Но почему ты боишься своего кузена – должна ведь быть какая-то причина? – осторожно осведомилась я.

– Он ужасный циник, – ответила Кэтрин. – Никогда не знаешь, говорит он серьезно или просто насмехается над всеми.

– Вот как. – «Ну, с его-то сарказмом я как-нибудь управлюсь, – подумала я, – а вот что делать, если он попытается соблазнить меня?»

Я прислонилась спиной к столбику кровати и спросила:

– Кэтрин, а почему ты решила, что твой выход в свет будет неудачным?

– Потому что я безобразна и глупа и к тому же ношу очки, – последовал немедленный ответ. Я воззрилась на нее с удивлением.

– Кэтрин! Зачем ты наговариваешь на себя?

– Но это правда, – упрямо повторила она, подняла глаза от ковра и посмотрела мне в лицо. – Ты найдешь себе жениха, Джорджи. У тебя мягкие блестящие волосы, большие карие глаза и милая улыбка, и ты не носишь очков. – Она поправила очки на носу. – Не думаю, что матушка будет в восторге от того, что ей придется представить тебя вместе со мной, но мне все равно. Я рада, что у меня появилась подруга.

– Я тоже, – искренне согласилась я.

***

Моя первая встреча с графиней Уинтердейл произошла в гостиной на нижнем этаже, где все мы ожидали, когда нас позовут к обеду. Она восседала на розовом диване, на котором я уже имела счастье сидеть этим утром, и что-то говорила своему племяннику, а тот, прислонившись к стене рядом с алебастровой каминной полкой, слушал в молчании, устремив на тетушку насмешливый взгляд.

Кэтрин сидела рядом с матерью, и по ее виду можно было заключить, что она мечтает провалиться сквозь землю от смущения.

– Добрый вечер, – сказала я, входя в комнату.

– А! – произнес лорд Уинтердейл холодным, язвительным тоном, которого так боялась бедняжка Кэтрин. – Вот и мисс Ньюбери. Позвольте представить вам мою подопечную, тетя Агата. Мисс Ньюбери, леди Уинтердейл.

– Миледи, – промолвила я, подходя к ней и слегка присев в реверансе. – Это очень любезно с вашей стороны, что вы согласились представить меня вместе с Кэтрин. Я бы хотела вас поблагодарить, – вежливо продолжала я.

У леди Уинтердейл был острый нос, острый подбородок и тонкие губы. В общем, ничем не примечательная внешность. Она не ответила на мое приветствие. Повернувшись всем телом к лорду Уинтердейлу, она метнула на него гневный взгляд.

– Ты, кажется, утверждал, что она выглядит «вполне презентабельно».

Даже не глядя на него, я чувствовала на себе взгляд его голубых глаз.

– Хм-м, – оценивающе протянул он. – Я и теперь так считаю.

«Ему не удастся меня взбесить», – пронеслось у меня в голове. Я встретилась с ним взглядом и промолвила с глубокой серьезностью:

– Благодарю вас, милорд. Вы очень добры. Его брови поползли вверх.

– Неужели? А вот окружающие считают, что я не обладаю этой добродетелью, мисс Ньюбери.

Негодяй явно забавлялся.

Его голубые глаза вновь обратились на леди Уинтердейл, и он любезно промолвил:

– Вы завтра едете за покупками вместе с юными леди, тетя Агата?

Леди Уинтердейл выглядела так, словно ее вот-вот хватит удар.

– Ты в самом деле думаешь, что я буду покупать наряды этой… этой особе, Филип?

Я так стиснула кулаки, что ногти вонзились в ладони. Одному Богу известно, чего мне стоило заставить себя промолчать. Я не могу позволить себе ненавидеть эту мерзкую гордячку – от нее слишком многое зависит.

– По-моему, мы договорились, что вы купите наряды к сезону для мисс Ньюбери и Кэтрин. И еще я сказал вам, тетя Агата, чтобы вы присылали все счета мне, – ответил на это лорд Уинтердейл.

Мне казалось, я вижу, как в леди Уинтердейл идет внутренняя борьба. С одной стороны, она не желала, чтобы кто-нибудь отвлекал внимание от Кэтрин в ее первый выход в свет, но, с другой стороны, ей меньше всего хотелось платить по счетам.

На мое счастье алчность победила.

– Ну хорошо, – процедила леди Уинтердейл. – Завтра мы едем за покупками.

Я с трудом подавила довольную улыбку. Мне неизвестно, за что лорд Уинтердейл так ненавидит свою тетушку, но мне это на руку.

***

Столовая в Мэнсфилд-Хаусе представляла собой огромную элегантную залу. Вдоль каждой стены были расположены по три апсиды, в которых стояли классические скульптуры, а сами стены были выкрашены в бледно-зеленый цвет. Дверные проемы, окна, каминная полка из алебастра – всю обстановку в комнате отличали изящество, простота и элегантность.

Кушанья, приготовленные в Мэнсфилд-Хаусе, были превосходны – суп а-ля бон фам, запеченный окунь, бифштекс и ананасовый пудинг на десерт.

К сожалению, компания за столом была далеко не так приятна, как сама трапеза и окружающая обстановка. Леди Уинтердейл не прекращала свой монолог, по мере того как одно блюдо сменяло другое. Обращала она свою речь исключительно к лорду Уинтердейлу, которого она называла «дорогой Филип», но «дорогой Филип» не обращал на ее болтовню ни малейшего внимания. Он вяло ковырял вилкой еду, всем своим видом показывая, что мечтал бы очутиться за тридевять земель отсюда.

По правде говоря, я не могла его за это осуждать.

Когда подали бифштекс, леди Уинтердейл завела разговор о предстоящем бале.

– Я бы хотела назначить его на восемнадцатое апреля, Филип, – сказала она. – Это ведь самое начало сезона. Не следует тянуть с балом, не правда ли?

Лорд Уинтердейл обратил на нее скучающий взгляд.

– Выбрать день – ваше право, тетя Агата. Я бы только попросил вас уведомить об этом миссис Хокинс заранее. Ведь на нее ложится множество забот в связи с приемом гостей.

– Ты забываешь, Филип, что мы с миссис Хокинс много лет прожили под одной крышей, – холодно заметила леди Уинтердейл. – Не тебе меня учить, как обращаться с моей бывшей экономкой.

В первый раз за все время я испытала что-то вроде сочувствия к леди Уинтердейл. Наверное, ей нелегко просить у племянника разрешения поселиться в доме, в котором она много лет была полноправной хозяйкой.

Лорд Уинтердейл стрельнул голубыми глазами в сторону тетушки.

– Если помните, я был согласен подыскать себе другую экономку, а вам, тетя Агата, оставить миссис Хокинс. Но вы не захотели ее нанимать.

Леди Уинтердейл выпрямилась.

– Я не в состоянии платить жалованье миссис Хокинс из своего тощего вдовьего кошелька.

Лорд Уинтердейл скривил губы в саркастической усмешке.

– Я бы поверил в эту печальную историю, если бы не знал совершенно точно, сколько денег вам причитается как вдове моего дядюшки, тетя Агата. Так что уж будьте любезны, оставьте эти ваши лицемерные жалобы на бедность.

– Я должна подумать о своей старости, – с трагическим достоинством промолвила леди Уинтердейл. – И о будущем моей дочери.

Лорд Уинтердейл вскинул черные брови, изображая крайнее удивление.

– Боже правый, неужели я все это время ошибался? Я-то думал, ваша цель – найти Кэтрин жениха, чтобы обеспечить ей будущее. А вы, оказывается, решили держать ее при себе и сделать своей сиделкой, тетя Агата?

Бедняжка Кэтрин, которая ни слова не проронила за все время обеда, сейчас не знала, куда деваться от смущения, – хоть под стол полезай.

Пора было переменить тему, и я сказала, обращаясь к лорду Уинтердейлу:

– Я встретила в Лондоне одного из ваших знакомых, милорд. Вы знаете лорда Генри Слоана?

Он повернулся ко мне, на мгновение забыв о леди Уинтердейл, – внимание хищника внезапно отвлекли от его жертвы, в которую он уже запустил когти.

– Да, я знаю лорда Генри. Где вы встретили его, мисс Ньюбери?

– Я познакомилась с ним на выставке мадам Тюссо, в мой предыдущий приезд в Лондон. Он был очень любезен и спас меня от ухаживаний одного неприятного джентльмена.

На лбу лорда Уинтердейла появилась еле заметная морщинка – по-видимому, он пытался вспомнить подробности моего первого приезда в Лондон.

– Вы приехали в Лондон в сопровождении служанки, – внезапно сказал он. – Что, черт возьми, вам понадобилось на выставке мадам Тюссо?

Остатки бифштекса, тарелки и салфетки уже убрали со стола. Затем внесли ананасовый пудинг.

– Мы с Марией осматривали выставку, – промолвила я, отвечая на вопрос лорда Уинтердейла. – Я хотела сначала пойти в Вестминстерский собор, но Марии так не терпелось посмотреть на восковые фигуры, что я уступила. И должна сказать, нисколько не жалею о своем решении. Это было незабываемое зрелище.

Но мой рассказ о выставке мадам Тюссо никого не интересовал. Их внимание привлекло только то, что я отправилась туда без сопровождения.

– Мисс Ньюбери, я откажусь представлять вас, если вы будете так себя вести, – это же совершенно неприлично! – заявила леди Уинтердейл, возмущенно отложив десертную ложку.

– А что, собственно, произошло? Почему Слоан вынужден был прийти к вам на помощь? – вдруг спросил лорд Уинтердейл.

– О, да ровным счетом ничего особенного, – заверила я его. – Молодой человек, по-видимому, из торговцев, преследовал меня, стараясь произвести впечатление своими познаниями. Он не испугал меня – просто надоел до смерти. Лорд Генри это заметил и избавил меня от неприятного общества.

– Как это мило со стороны лорда Генри, – ввернул лорд Уинтердейл саркастическим тоном, вселявшим ужас в пугливую Кэтрин.

– Да, я тоже так думаю, – горячо подхватила я. – Он провел нас по выставке, а я сказала ему, что вы мой опекун, милорд, и что я буду выезжать в свет вместе с леди Кэтрин.

– Вы сообщили ему, что я ваш опекун? – язвительно осведомился лорд Уинтердейл. – И что он сказал на это?

– Он сказал, что мы обязательно еще увидимся, поскольку он весь сезон будет жить в доме своего отца.

– Лорд Генри – всего лишь младший сын герцога, но, я полагаю, все же унаследует какую-то сумму от своего дядюшки, – вмешалась леди Уинтердейл. – Он может стать для вас подходящей партией, мисс Ньюбери.

– Вам, тетя Агата, вероятно, известно финансовое положение каждого холостяка в Лондоне, – насмешливо заметил лорд Уинтердейл.

– Это долг матери, – ответствовала леди Уинтердейл с невозмутимым спокойствием.

Лорд Уинтердейл перевел глаза с тетушки на Кэтрин, которая по-прежнему не проронила ни слова.

– Да, верно, – промолвил он, даже не стараясь скрыть иронию.

Тут я обратилась к Кэтрин:

– Кэтрин, тебе доводилось делать покупки в Лондоне? Для меня это в первый раз.

Леди Уинтердейл ответила за дочь:

– Ну конечно. Кэтрин постоянно покупает наряды в Лондоне, мисс Ньюбери. Она же не какая-нибудь выскочка из провинции. Ее отец – граф Уинтердейл, и до трагических событий, которые унесли жизнь ее отца и брата, мы жили в Лондоне. В этом самом доме! – Она бросила ненавидящий взгляд в сторону нынешнего лорда Уинтердейла.

Он поднял на нее глаза, и выражение его лица испугало меня. Должно быть, леди Уинтердейл оно тоже испугало, потому что она поспешно отвернулась от него и обратила ко мне свой острый нос.

– Не понимаю, как так получилось, что вы оказались под опекой моего племянника, мисс Ньюбери. Это выглядит по меньшей мере странно, когда молодой джентльмен, пользующийся такой… э-э-э… дурной славой, как Филип, вдруг становится покровителем юной леди.

Я припомнила, что говорил лорд Уинтердейл во время их беседы, которую я подслушала, спрятавшись за портьерой в библиотеке, и выпалила:

– Видите ли, мой отец был большим другом отца лорда Уинтердейла. Это все и объясняет.

Леди Уинтердейл окинула меня скептическим взглядом. Я поняла, что недоверие будет ее постоянной реакцией на мои слова в течение всего сезона. Нам с лордом Уинтердейлом следовало придумать более правдоподобную историю.

И я решила снова переключить внимание на Кэтрин.

– Скажи, Кэтрин, какой твой любимый цвет? Я обожаю розовый.

– Кэтрин прекрасно выглядит в голубом, – отозвалась леди Уинтердейл. – Этот цвет очень подходит к ее глазам.

– По-моему, я обращаюсь к Кэтрин, а не к вам, леди Уинтердейл, – спокойно заметила я в ответ на ее реплику.

Нос и подбородок леди Уинтердейл еще больше заострились – она оторопела от моей наглости и не нашлась что ответить.

Кэтрин еле слышно пролепетала:

– Мама права, Джорджи. Голубой – мой любимый цвет.

– Тогда для первого бала тебе мы подберем голубое платье, а мне – розовое, – весело заключила я.

– Мисс Ньюбери, очевидно, вы не знаете, что девушки на свой первый бал всегда надевают белое, – заметила леди Уинтердейл, радуясь тому, что ей снова удалось поставить на место «выскочку из провинции».

Лорд Уинтердейл поднялся из-за стола:

– Это был очень милый семейный обед, но, боюсь, я должен вас покинуть. Дорогое леди, желаю вам приятно провести вечер, обсуждая, как вы будете тратить завтра мои деньги.

Мы все трое молча смотрели, как он удаляется к двери. Его волосы были черны, как и вечерний сюртук, и, глядя на его темную гибкую фигуру, я невольно подумала, что он напоминает мне пантеру.

Вот тут-то впервые до меня дошло, что имел в виду сэр Чарльз, когда говорил, что ни за что бы не позволил своей дочери находиться под одной крышей с Филипом Мансфилдом.

После обеда мы втроем перешли в зеленую гостиную на втором этаже – менее пышную, зато более уютную. На бледно-зеленых с белыми украшениями стенах были развешаны портреты членов семьи и друзей. В комнате находилось полдюжины позолоченных кресел с зеленой обивкой из узорчатой ткани; в одном углу стояло фортепиано, в другом – арфа. В проеме между высокими окнами, занавешенными зелеными шелковыми портьерами, стоял письменный стол розового дерева, а рядом с обитым зеленым шелком диваном – маленький столик, тоже розового дерева.

– Кэтрин сыграет нам на фортепиано, – объявила ее мать, устроившись в одном из кресел. – У нее это неплохо получается.

Я ожидала, что Кэтрин будет смущаться, как обычно, но, к моему удивлению, она довольно уверенно подошла к инструменту. Усевшись на стул, она расправила юбки и, обернувшись ко мне, спросила:

– Что бы ты хотела послушать, Джорджи? У тебя есть какие-либо пожелания?

– Нет, – ответила я. – Играй что тебе нравится, Кэтрин.

Она положила руки на клавиши, слегка склонила голову, словно прислушиваясь к музыке, звучавшей в ее сердце, и начала играть.

Я сидела не шевелясь. Игра Кэтрин ничем не напоминала игру молодой мисс, обучившейся нажимать на клавиши в классной комнате. Я не считаю себя знатоком музыки, но даже мне было ясно, что это исключительно талантливое исполнение.

– Чудесно, Кэтрин! – воскликнула я, когда она закончила. – Ты же настоящая музыкантша!

От моих простых, но искренних слов Кэтрин зарделась.

– Фортепиано немного расстроено. Я собираюсь попросить кузена, чтобы он пригласил настройщика.

Это яснее ясного говорило том, что значил для Кэтрин инструмент, если она готова была преодолеть свой страх и обратиться за помощью к лорду Уинтердейлу.

– Она бы целый день играла на фортепиано, если бы я ее не останавливала, – заметила леди Уинтердейл отчасти с гордостью, отчасти с тревогой. – Она испортила себе зрение, постоянно пялясь в ноты.

– Я не пялюсь в ноты, мама, – возразила Кэтрин. – Сколько раз тебе объяснять.

Леди Уинтердейл пренебрежительно махнула рукой.

– Мне никогда не нравилось, что ты по пять часов сидишь за инструментом, но пока ты была маленькой, это позволяло тебя занять. Теперь ты выросла, и у тебя будет чем заняться во время первого выезда в свет, кроме игры на фортепиано. – Леди Уинтердейл послала дочери выразительный взгляд. – Игра на музыкальном инструменте производит благоприятное впечатление, Кэтрин, но нельзя допускать, чтобы тебя считали чудачкой.

Я не верила своим ушам. Неужели леди Уинтердейл не понимает, что ее дочь – талантливая музыкантша? Неужели не гордится своей Кэтрин?

Кэтрин сидела потупив глаза. Вид у нее был самый несчастный.

– Да, мама, – послушно согласилась она.

Внесли поднос с чаем. Мы с Кэтрин сидели и слушали рассуждения леди Уинтердейл о планах на завтрашний день. Утром нам предстояло отправиться на Бонд-стрит за покупками.

– Дамы делают покупки утром, – сообщила нам леди Уинтердейл. – После двух магазины обслуживают только джентльменов – в это время на Бонд-стрит нам лучше не показываться.

Странно, подумала я. В деревне за покупками можно ходить в любое время, но я не решилась подвергнуть сомнению слова леди Уинтердейл.

– Итак, завтра днем мы напишем и разошлем приглашения на бал, – продолжала леди Уинтердейл. – И мне езде надо будет заказать цветы и составить меню. У нас будет самое лучшее шампанское. А на ужин я думаю подать пирожки с омарами.

Я мысленно прикинула, во сколько обойдутся наши покупки и сам бал лорду Уинтердейлу, и в который раз задалась вопросом: чем именно разозлила его тетушка, что он готов выложить такую огромную сумму, только бы ей насолить?