Текст книги "Завет Локи"

– К чему это предательство? – спросил Тор и вдруг зажал мне горло согнутой в локте рукой, не давая дышать.

Вскоре перед глазами у меня начали расцветать красные цветы, и я понял, что жить мне осталось всего несколько секунд. Но мне, собственно, и нескольких секунд было вполне достаточно. Собрав всю свою волю до последней капли и стараясь не обращать внимания на сокрушительную хватку Тора, я продолжал мысленно подталкивать Мирового Змея к тому сияющему порогу, за которым кончалось царство Сна. Он поднимался все выше и выше над Асгардом, и наконец надпись в небесах возвестила:

ИГРА ОКОНЧЕНА!

В ушах у меня прозвенел протестующий вопль Попрыгуньи, затем – далеким эхом – голос Эвана, и я вновь оказался в своем прежнем теле, точнее в теле Попрыгуньи, а рядом скакала та белая собачонка, лаяла как сумасшедшая и все пыталась тяпнуть меня за щиколотку.

– Что же ты сделал? – Этот вопрос Одина прозвучал одновременно и мягко, и грозно. – И где мой сын?

Я изобразил удивление.

– То есть как? Разве в твой план не входило мое возвращение в тело прежней «квартирной хозяйки»? И разве ты не хотел одновременно со мной вернуть сюда Тора, поместив его в то единственно доступное тело, которое в данный момент никем из богов не занято?

Один невольно опустил глаза и уставился на свою лохматую собачонку.

– Твинкл? – окликнул он песика голосом Эвана.

Твинкл даже перекувырнулся от восторга и залаял.

Я улыбнулся. Собственно, свою миссию я выполнил (хотя и не в полном соответствии с планом Одина), так что пусть этот ублюдок Тор будет доволен тем, что вообще остался жив. И пусть теперь скрипит зубами от злости, существуя в собачьем теле!

Ну а лохматый Твинкл, насколько я мог заметить, никак не мог толком осознать, что же с ним произошло. Я даже, пожалуй, ему посочувствовал. Но в нашем мире всегда было так – один бог пожирал другого, – и если бы мы с Тором поменялись местами, то я сильно сомневаюсь, что он проявил бы ко мне хоть каплю сочувствия, не говоря уж о жалости. В общем, решив, что сожалениям тут не место, я направился к холодильнику и, стараясь не рассмеяться, спросил:

– Пожалуй, после такой работы неплохо бы пожрать, верно? Кто хочет пиццы?

Глава третья

Я, конечно, предполагал, что после такого Старик вполне способен и на тропу войны выйти. Но Один всегда умел в нужный момент проявить гибкость и, хотя мне удалось блестяще переиграть его с этим предательским планом, пока не выказывал ни малейших признаков возмущения. Наоборот, улыбнувшись своей непостижимой улыбкой и угостив Твинкла печеньем, он миролюбиво заметил:

– Вот видишь, я все-таки оказался прав в отношении тебя. Хорошо, что мы с тобой заодно.

Ну что ж, щедрая похвала со стороны того, кто сперва на крови поклялся мне в верности, а потом, когда его уж очень припекло, предал меня и сам отдал в руки своих «друзей», а моих врагов.

– Так или иначе, – откликнулся я, – а я свою работу здесь выполнил и теперь намерен от души наслаждаться жизнью.

Один медленно покачал головой.

– По-моему, ты чего-то недопонимаешь, – сказал он. – Ни ты, ни я долго оставаться в этом мире не можем. Во-первых, это не твое тело, и ты не можешь вечно его занимать. А во-вторых… – взгляд его здорового глаза стал мрачен, – во-вторых, мы оказались в этом мире случайно, и пребывание здесь весьма рискованно. Помнишь историю про кошку в коробке?

– Ох, только не надо снова вспоминать эту чертову кошку! – взмолился я.

Один моргнул, и на поверхность снова вынырнул Эван. Внешне перемена была практически незаметна, кто-то вполне мог на подобные мелочи и внимания не обратить. Например, голос Эвана звучал куда более неуверенно; видимо, когда-то в детстве он сильно заикался. А уж интонации у него были и вовсе почти извиняющиеся.

– Я понимаю, – сказал он, – что порой выгляжу откровенным занудой, типичным ботаном, верно? Но дело в том, что я с раннего детства очень много болел, поэтому свободного времени у меня всегда было с избытком; я только и делал, что читал разные книги. К тому же наука и магия порой выглядят удивительно близкими, практически похожими. Кстати, в течение всей эпохи Возрождения наука и магия действительно постоянно пересекались и переплетались. В те времена ученые верили в алхимию и в Философский Камень, который якобы способен превращать основные металлы в золото и дарить человеку тайну вечной жизни…

– Ты лучше просто расскажи мне об этой чертовой кошке, – прервал я его с легкой ноткой нетерпения. Похоже, «квартирный хозяин» Одина был таким же разговорчивым, каким, помнится, оказался когда-то и сам Один. Я метнул сердитый взгляд на лохматую белую шавку, внутри которой теперь обосновался наш великолепный Громовник. Как и многие мелкие собачонки, Твинкл, видимо, воображал себя страшным волком и все пытался вонзить зубы в мой башмак.

А Эван терпеливо продолжил свои разъяснения:

– Эта кошка подобна вашим богам. То есть ее как бы нет ни в реальном мире, ни за его пределами. И даже если пресловутая коробка кажется ей в данный момент самым безопасным местом на свете, то ни сама кошка, ни тем более бог не могут долго оставаться «в коробке», надеясь, что проживут в этом убежище целую вечность.

Ну в таком изложении это, по крайней мере, имеет хоть какой-то смысл, подумал я. Какими бы еще качествами ни обладал нынешний «квартирный хозяин» Одина, проницательности он был явно не лишен.

– И какова альтернатива? – спросил я. – Ведь мы утратили такой могущественный инструмент, как руны, а разве можно без них надеяться на возвращение в наш мир? Разве без них нам удастся сделать все то, о чем ты говорил?

Генерал улыбнулся. Странно было видеть улыбку Одина на лице столь юного представителя племени Людей, но тем не менее это была самая настоящая улыбка нашего Генерала, а я его улыбке никогда ни на грош не верил.

– Прежде чем я тебе расскажу, как это можно сделать, нам необходимо повидаться с еще одним нашим другом, – сказал он, – ибо еще один из асов сумел обрести телесное обличье благодаря игре «Asgard!». Только, боюсь, твоей хозяйке это может не понравиться.

– А почему? – одновременно спросили мы с Попрыгуньей.

– Из-за того, в чьем конкретно теле нашла временное пристанище одна из наших богинь.

Я почувствовал, как напряглась Попрыгунья, как она противится этой новости всем своим существом. «Ох, нет…» – прошептала она.

– Извини, – сказал ей Один, – но у меня просто не было выбора. Эта особа подходила для данной роли лучше всех прочих.

– Нет, только не Стелла! – вырвалось у Попрыгуньи. – Пожалуйста, скажи, что это не Стелла!

Один только плечами пожал.

– Я еще раз прошу прощения, но поверь, Стелла действительно может нам помочь. И у меня были вполне определенные причины выбрать на эту роль именно ее – точно так же по вполне определенным причинам тебе я предназначил совсем другую роль. С помощью Стеллы мы сумеем обрести достаточно волшебства, чтобы сделать самое необходимое – отыскать путь отсюда в тот мир, который мы покинули.

Я заметил, что смерть в мои лично планы как-то не входит.

– Но речь вовсе не о смерти, – возразил Один. – Существует множество таких миров, где у наших старых богов все еще может появиться шанс выжить. Таких миров, где руны обладают прежним могуществом. Таких миров, где мы, возможно, сумеем не только обрести подобающее нам место, но и изменить свою судьбу. Собственно, мой план и заключается в том, чтобы отыскать путь в один из таких миров и начать все сначала, обладая той магической силой, какую нам сообща удастся спасти и сберечь.

Я не выдержал и сказал, что сомневаюсь в осуществимости подобной идеи. Легко рассуждать о гипотетической возможности перехода из одного мира в другой, а вот сделать это даже и в былые-то времена было очень непросто. Даже в наш Золотой Век потребовалась целая армия богов – пребывавших, кстати, на пике своего величия – и миллионы всевозможных заклинаний и рун для того лишь, чтобы построить Радужный мост, связавший Асгард со Срединными Мирами. Что же можем сейчас сделать мы с Одином, если у нас даже одной руны на двоих не имеется?

– Доверься мне, – сказал Один. – Все-таки я здесь гораздо дольше, чем ты.

– А точнее? Как давно ты все-таки в этом мире находишься?

– Достаточно давно.

Что ж, это уже интересно! Должен признаться, я считал себя первым, кому удалось спастись из темницы Нифльхейма. Но теперь у меня возникло множество различных вопросов. Сколько же времени на самом деле Один находится в этом мире? Как давно он втихую плетет свои планы по спасению богов? Неделю? Год? Или целую человеческую жизнь? У него, безусловно, сложились куда лучшие отношения с «квартирным хозяином», чем у меня с Попрыгуньей. Может, они с Эваном просто лучше подходят друг другу? А может, Одину удалось проникнуть в мысли мальчика, когда тот был еще совсем юным и впечатлительным, и внушить ему, что они с Эваном – братья по крови и едины в мыслях и действиях?

Да помогут бедному юноше боги, если это действительно так. Список тех деяний Одина, когда он сумел остаться верным своим помощникам и союзникам, далеко не велик и отнюдь не безупречен. Ведь мы с ним тоже считались братьями по крови, но вы и сами видите, как он меня вознаградил.

Тем временем чувствовалось, что напряжение в душе Попрыгуньи все нарастает.

– Но почему именно Стелла? – вопрошала она уже вслух. – Почему из всех людей вам понадобилось выбрать именно Стеллу?

Я позволил ей задавать Одину эти вопросы. Вообще-то мне и самому хотелось бы это знать. Я быстренько заглянул в Попрыгуньину Книгу Лиц. Стелла. Возраст: семнадцать. Любимый цвет: розовый. Любимый фильм: «Крик». Любимая еда: фруктовый жевательный мармелад «Харибо». Также любит: подольше поспать, поиграть в нетбол и поговорить о мальчиках. Там было еще много всяких бытовых подробностей, которые показались мне малоинтересными, но судя по тому, что я еще сумел прочесть в мыслях Попрыгуньи, Стелла явно приносила одни неприятности: когда-то она считалась близкой подругой Попрыгуньи, но теперь превратилась в ее врага; это, безусловно, чрезвычайно самоуверенная особа, тогда как самой Попрыгунье самоуверенность абсолютно не свойственна. В целом Стелла представлялась мне девицей пустоголовой, непостоянной, корыстной, эгоистичной и весьма тщеславной. А еще я заметил, что за всеми этими убийственными характеристиками в душе Попрыгуньи таится и нечто иное. Ревность? Гнев? Или какое-то более сильное чувство?

В ответ на вопросы Попрыгуньи Один только плечами пожал.

– Ты могла бы то же самое спросить и про нас обоих. Почему, например, мне оказалось легче проникнуть именно в тело и мысли Эвана, а не в чьи-то еще? И почему именно ты, Попрыгунья, оказалась наиболее подходящим реципиентом для нашего Трикстера, а, скажем, не для Тора, которого ты сама явно предпочла бы? Каждый из нас обладает определенным набором врожденных качеств, которые и делают нас как бы исходно подходящими друг для друга. А что касается Стеллы… – Один коварно улыбнулся. – Кто знает, какие качества могут у нее проявиться в будущем?

– И в связи с этим хотелось бы узнать, – тут же вмешался я, – кому все-таки из наших… э-э-э… коллег «повезло» сосуществовать в одном теле с этим «образцом совершенства»?

– Я рад, что ты сам задал этот вопрос, – сказал Один и умолк.

А я тут же представил себе игру «Asgard!» и ее основных, так сказать, протагонистов. Итак, у нас уже имеется Генерал (Один) и Воин (Тор). Осталась, пожалуй, только Принцесса-воительница (если, конечно, персонажами не считаются гоблины-приживалы и те боги, что спят подо льдом).

Я посмотрел на Одина в упор и спросил: «Фрейя?», зная, что он всегда питал слабость к нашей красотке.

Один не ответил, но мне показалось, что он – или, точнее, Эван – немного смутился.

– Неужели все-таки Фрейя? Но почему? Зачем она нам? Единственное, на что она когда-либо была способна, это постоянно чистить перышки, жаловаться на жизнь и пытаться кого-нибудь соблазнить.

– Может, ты и прав, – снова заговорил Один, – но в данный момент нам нужна именно она. А точнее, Стелла. А еще точнее – нечто, чем Стелла обладает.

Мне показалось, что после этого заявления Одина Эван смутился еще больше. К тому же, ощутив со стороны Попрыгуньи внезапную вспышку бешеной ревности, я сделал соответствующий вывод: по всей видимости, Эван питает к этой Стелле некоторую слабость. Как и Один к Фрейе.

– И чем же это таким особенным Стелла обладает? – воскликнул я.

И наш Генерал с легкой усмешкой сообщил:

– У Стеллы имеется своя руна.

Глава четвертая

Несколько мгновений я не мог выговорить ни слова и тупо на него пялился.

– В этом мире? Как такое возможно?

Первые руны принесла в Асгард колдунья Гулльвейг-Хейд; затем Один, совершив сделку[32]32
  Согласно мифу, Один, желая получить в свое распоряжение руны и познать их, девять дней провисел на Мировом Древе, пронзенный собственным копьем.


[Закрыть], овладел ими, дабы укрепить собственное могущество, а после этого роздал руны богам в качестве символов их преданности. Руны и руническое письмо всегда играли определяющую роль в укреплении нашей власти и суверенитета Асгарда[33]33
  Имеется в виду постоянное соперничество асов и ванов. Ваны – более древняя, чем асы, группа скандинавских богов. Первоначально именно им приписывают и владение рунами, и знание особого колдовства сейдр, и пророческий дар. В мифах о войне асов и ванов нашла отражение борьба культов местных и пришлых племен, закончившаяся консолидацией общины богов.


[Закрыть].

В наше время существовало шестнадцать рун, и каждая обладала особыми отличительными свойствами – от умения открывать двери между мирами до строительства мостов буквально из воздуха. Но теперь древние руны были сломаны и разбросаны по всем Девяти Мирам; я, например, нигде не заметил даже их следов, когда оказался в мире Попрыгуньи – кроме, разумеется, странного шрама на запястье моей хозяйки, похожего на перевернутую руну Каен и – по всей видимости, чисто случайно – на зеркальное отражение моей собственной руны. Но, по-моему, этот знак никакой магической силой не обладал.

Интересно, подумал я, а нет ли у Эвана чего-то подобного – какого-нибудь шрама, родинки, татуировки, способных служить некой формой для проявления рунической сущности? Но пока я ничего такого у него не заметил; ни малейшей искры первородного Огня в нем тоже не ощущалось. А что касается странной лохматой собачонки, в настоящий момент служившей прибежищем для Тора, то в ней и вовсе не было ничего необычного, кроме, пожалуй, невероятно длинного языка, с помощью которого этот пес, по-моему, как-то компенсировал свои чрезвычайно короткие лапки. Заметив, как насмешливо я на него смотрю, он зарычал, и Эван тут же на него прикрикнул:

– Не смей, Твинкл! Плохая собака!

Я предпринял поистине героическую попытку подавить смех и спросил:

– Скажи, почему ты все-таки своего пса Твинклом[34]34
  To twinkle (англ.) – мигать, мерцать. Напрашивается ассоциация со вспышками молний, которыми повелевал Тор, будучи богом-громовником.


[Закрыть] назвал?

– Ну, это долгая история, – сказал Эван. – И, как ты понимаешь, не я ему такую кличку выбрал.

Твинкл. Собака. Предположительно помесь пуделя и померанца. Любит: тявкать, длительные прогулки, дрызгаться в лужах, искать разные вещи, доедать всякие объедки с человеческого стола. В настоящее время служит прибежищем для Тора, который вполне разделяет большую часть увлечений Твинкла.

Я призвал на помощь всю свою сдержанность и напомнил:

– Вообще-то мы говорили о Стелле.

«О да, конечно! Давайте поговорим о Стелле, – не без некоторого сарказма подхватила Попрыгунья. – Давайте обсудим, какая она чудесная, особенная. Каким руническим знаком она обладает. Это ведь гораздо интереснее, чем мои экзамены! Так давайте о них забудем, как и о том, что я буквально с ума схожу…»

– А что у вас с этой Стеллой произошло? – спросил я у нее.

«Это неважно. Давайте лучше говорить о ней».

Но пока я слушал объяснения Одина-Эвана, в них все время контрапунктом вплетались мысленные жалобы Попрыгуньи. Один говорил о том, что в мире Эвана и Попрыгуньи известные нам руны оказались сильно искажены; в итоге они – язык первородного Огня, древний магический код, послуживший основой для создания всех миров, – настолько утратили первоначальное значение, что превратились просто в некую азартную игру. Исчезли, утратили свой смысл и те могущественные заклятья, слова которых некогда были вырезаны на священном молоте Тора, Мьёлльнире; теперь эти символы воспринимаются всего лишь как симпатичный узор, который можно вырезать на поверхности всяких безделушек.

Я был не в силах сдерживаться и горько рассмеялся, слушая это. То был поистине смех Хаоса, холодный, безрадостный. Я знал, что наши руны погибли, как только нас накрыла тень Сурта, повелителя Хаоса, и все же мне было страшно даже подумать, что боги Асгарда, некогда правившие миром с такой отвагой и беспечностью, могут быть низведены до уровня маленьких писклявых игрушек…

– Да, я тебя понимаю. Это и впрямь смешно, – грустно промолвил Один. – Рагнарёк принес нам не просто сокрушительное поражение; силам Хаоса удалось буквально разнести нас на мелкие кусочки, а потом разбросать эти кусочки по всем известным мирам. И мы полностью утратили наше некогда столь значительное могущество. Хотя, возможно, у нас еще есть какой-то шанс вновь его обрести. И, может быть, где-то в другом месте нам удастся все начать сызнова.

– Отчего ты так в этом уверен? – спросил я.

– Так было предсказано Оракулом.

– Ах, Оракулом! Ты что, так ничему и не научился?

Один криво усмехнулся.

– Оракулы никогда не лгут. Оракул вполне способен сказать правду неким извращенным образом или даже со злым умыслом, но то, о чем он говорит, в любом случае остается правдой. Новый Асгард будет создан! – И Один процитировал одну из заключительных строф Пророчества, которое так дорого нам стоило, за которое мы заплатили распадом нашего братства, нашим высоким положением богов, нашими жизнями:

 
А там, где битва шла когда-то,
Встает заря эпохи новой. И дети
Играют на руинах павшей цитадели
И строят домики из золотых ее обломков.
 

– Так ты имеешь в виду игру «Asgard!»? – ядовитым тоном спросил я. – Значит, она и является твоей золотой шахматной доской? И с ее помощью ты хочешь возродить к жизни наших богов? Да ведь в этом мире люди играют в богов, как в шахматы!

Один покачал головой.

– Признаюсь, я и сам сперва так думал. Но, как известно, все, что увидишь во сне, можно воплотить и в реальной жизни. Пророчеством нам обещаны новые руны, новые боги, новые начала. И я намерен непременно найти эти новые руны, используя любые возможности, какие только этот мир способен мне предоставить.

– Но зачем? – спросил я. – Ведь мы и так живы, мы существуем во плоти!

Один внимательно на меня посмотрел; взгляд его был исполнен терпения.

– Тебе, возможно, такая жизнь нравится, – медленно промолвил он, – но мне она отчего-то не кажется привлекательной. Она дает всего лишь возможность прожить несколько лет в чьем-то чужом теле, которое к тому же более или менее постоянно страдает от боли.

Что ж, я, пожалуй, мог его понять. Тело, в котором сейчас обитал Один, вряд ли было самым комфортабельным из его разнообразных обличий. В воспоминаниях Попрыгуньи я отыскал множество изображений Эвана в детстве, но и ребенком он редко выглядел вполне здоровым – то один глаз у него был закрыт повязкой, то он в очередной раз был прикован к инвалидному креслу, то ходил с какой-то металлической конструкцией на ноге. Фразы типа синдром хронической усталости, или нервное расстройство, или повышенная подвижность суставов грозно кружили над картинами его детства и отрочества, хотя, как мне показалось, даже сама Попрыгунья не очень хорошо понимала смысл этих медицинских терминов. Зато в ее душе отчетливо чувствовалась непреходящая болезненная смесь вины, любви и приглушенной, но незатихающей тревоги за Эвана – казалось, она считала себя в некотором роде за него ответственной.

«Черт побери! Ты когда-нибудь прекратишь рыться в моей памяти?»

– Извини. Виноват.

«Запомни: я вовсе не чувствую себя за него ответственной. Просто он – мой друг. Мы с ним давным-давно вместе, с самого детства».

– А как насчет Стеллы?

Попрыгунья фыркнула: «У Стеллы друзей нет. У Стеллы есть только поклонники».

Что ж, в этом она очень похожа на Фрейю, подумал я и вновь обратился к Эвану, точнее к его «жильцу»:

– Но если в этом мире не существует ни одной действующей руны, то откуда она взялась у Стеллы?

– Отличный вопрос, – кивнул Один. – Для этого могла быть только одна-единственная возможность: Фрейе удалось как-то пережить Рагнарёк и сохранить свою руну неповрежденной.

– Одна-единственная возможность? – изумился я. – Но разве не сама Фрейя тебе об этом рассказала?

– Фрейя всегда была… ну, скажем, немного капризной. Вот почему мне так до сих пор и не удалось вытянуть из нее всю эту историю. Честно говоря, мне вообще никакой истории толком из нее вытянуть не удалось.

И это тоже было очень похоже на Фрейю, непостоянную, кокетливую, мелочную и невероятно тщеславную. У нее с Одином была одна история[35]35
  Локи намекает на то, что однажды Фрейя расплатилась с кузнецами-цвергами четырьмя ночами любви за выкованное ими прекрасное ожерелье, а влюбленный в нее Один об этом узнал – и, разумеется, от Локи.


[Закрыть], от которой Один так никогда и не оправился. Учитывая их сложные отношения, я пришел к выводу, что наш Генерал снова дал слабину. Ну а Фрейя никогда не упускала случая попользоваться собственной властью, и уступчивость Одина, вполне возможно, заставила нашу красотку проявить самые гнусные свои свойства.

– Но как же ей удалось выжить? – спросил я.

На лице Одина появилось задумчивое выражение.

– Когда наступил Рагнарёк и асы пали под натиском яростной тени Сурта, то некоторые из них угодили прямиком в Нифльхейм, а другие, перейдя границу царства Смерти, остались у Хель. До сих пор я считал, что и ванов[36]36
  Боги плодородия Фрейя и ее брат Фрейр были из племени ванов. Во время войны с ванами Фрейр был заложником у асов, но после заключения мира они зачислили его в свои ряды.


[Закрыть] постигла та же судьба. Но не так давно пришел к выводу, что ваны, возможно, все же остались живы, но были как бы заморожены и существуют, погруженные в некий летаргический сон, ожидая своего воскрешения.

– То есть прямо как в этой игре? – воскликнул я. – По-моему, ты слишком много играл в «Asgard!».

Один улыбнулся.

– Может, и так. Но даже игра содержит элементы реальности. Попытайся представить себе: а что, если то, о чем я только что говорил, правда? Что, если нам действительно удастся отыскать ванов? Что, если и руны уцелели… а может, даже и Оракул?..

– Оракул? – переспросил я. – А он-то тебе зачем? По-моему, он и так натворил более чем достаточно.

Но Один, сверкнув единственным здоровым глазом, мечтательно промолвил:

– Руны, Капитан. Новые руны…

– Ох, пожалуйста, перестань, – поморщился я. – Это же просто смешно. Даже если бы ты сумел отыскать Оракула, неужели ты думаешь, что он стал бы с нами сотрудничать? Ведь это все ты с ним сотворил – сперва послал его на верную смерть в стан врага, а затем понемногу присваивал его знания, его мудрость, поддерживая жизнь в этой ужасной голове, которая с течением лет становилась все более страшной и уродливой, просто на тот случай, если ей вдруг захочется продекламировать какие-нибудь очередные свои загадочные вирши…

– На самом деле все гораздо сложнее, – возразил Один.

– А разве когда-нибудь бывает просто?

Он лишь усмехнулся и сказал:

– Тебе все-таки нужно самому познакомиться со Стеллой. Давай пойдем туда, а если кто-нибудь спросит, почему ты так поздно явился, можешь сказать, что я опоздал на автобус и тебе пришлось мне помочь.

– Куда пойдем? – не понял я.

– В школу, разумеется. Возьми собаку. И толкай мое кресло.

И мы отправились в школу – Один в теле Эвана, Тор в теле семенящего следом за нами белого песика Твинкла и я в теле Попрыгуньи, которая в глубине души все еще продолжала протестовать и возмущаться. Собственно, как вы, наверное, уже догадались, мы отправились искать себе на голову новых неприятностей.