Текст книги "Тихоня"

Глава 12
Держи рот на замке

– Так что именно я буду делать? – спросила я у Силлы Свитч.

Она продолжала следить взглядом за управляемым хаосом подготовки к съемкам, выискивая какие-то ошибки, пока говорила, обращаясь ко мне:

– Хорошо, давай я разжую это для тебя, Роми. Твои обязанности: быть для него рассыльным, мастером на все руки, местным гидом, тренером и глашатаем, его ишаком и ассистентом. Если он пожелает минеральной воды из тайного источника в Швейцарии, ты добудешь ее для него. Ему необходимо рано вставать, ты должна сделать так, чтобы он проснулся и был готов к назначенному времени. Ему нужно поспать – значит, ты заботишься о том, чтобы ему это удалось. Ему нужны новые листы сценария – ты мигом их приносишь. Если он не может ответить на телефонный звонок, сделать себе кофе или подтереть себе задницу, ты сделаешь это за него. Поняла?

– Я должна подтирать его, э-э, попу?

– Не буквально! – Она впилась в меня глазами, словно я была чокнутой. – Я имею в виду, что он истинное наказание, но он не… не слабоумный. Это является политически корректной формулировкой в наши дни? Приходится быть такой осторожной. Больше нельзя себе позволить назвать слабоумного кретином. Все только этого и ждут, чтобы наброситься на тебя.

– Кто это все?

– Пресса, общественность, все эти маленькие тролли, которые питаются отбросами, бесконечно сидя в интернете, и самопровозглашенные блюстители общественной морали, которым больше нечем заняться! И это напомнило мне вот о чем… не позволяй ему делать твиты или выкладывать посты на фэйсбуке, пока их не проверят со всех сторон. И ты тоже не вздумай ничего постить! – Силла вдруг смерила меня взглядом, словно я только что пригрозила, что все разболтаю. – Что бы он ни пожелал опубликовать, это должен прежде одобрить наш пиар-отдел, смекаешь? Еще лучше, если они будут писать посты за него. И если он пошел на какое-то мероприятие, то его должны сопровождать охранники. Но следи за тем, чтобы они держались на расстоянии, когда его фотографируют, – если на фотографиях эти громилы все время будут рядом с ним, то он может показаться гангстером, у которого сдали нервы.

Она залпом допила свой кофе и со стуком поставила чашку обратно на стол с закусками.

– Пойми суть: все, что ты можешь сделать, чтобы облегчить ему жизнь, ты делаешь. Потому что чем больше ты облегчаешь жизнь ему, тем больше ты облегчаешь жизнь мне. Уловила идею?

Я кивнула.

– Еще вопросы? – сказала она, словно мы начали снова.

– Э-э, парочка. – На самом деле – сотня. Но есть всего лишь один вопрос, ответ на который меня сейчас волнует. – Чьим помощником я буду?

Я знаю, на кого я надеялась, чьей помощницей я отчаянно хотела стать, но Силла все-таки еще ни разу не назвала его имени.

– О ком, черт подери, мы все утро проговорили? О Логане Раше, конечно же.

Да! Я хотела вскинуть кулак в победном жесте, но вместо этого сдержанно кивнула.

– Последняя его личная помощница продержалась пять дней. Он подчиняет их себе на счет «раз». Что ж, я думаю, все дело в том, что он красавчик, тут уж ничего не поделаешь. Вот почему я возлагаю на тебя свои надежды, детка. Ты кажешься благоразумной и не очень-то подпала под его чары на прошлой неделе. Ты способна работать головой в сложных ситуациях и держать рот на замке. Вот почему я тебя наняла. Но ты не должна в него влюбляться, тебе ясно?

– Конечно.

Она пронзила меня острым, подозрительным взглядом.

– Разумеется, не буду, – сказала я с напускной уверенностью в голосе.

Силла по-прежнему взирала на меня так, будто мои слова ее ничуточки не убедили.

– Для меня это совершенно невозможно.

Потому что я и так влюблена в него по уши.

– Ты лесбиянка?

– Нет.

– Жаль, очень жаль. Ну, следи за собой, потому что если я узнаю, что ты ползаешь перед ним на коленях, уволю в ту же секунду. Хотя я сильно подозреваю, что даром трачу слова: все начинают ползать перед ним на коленях и теряют голову, оказавшись с ним рядом, – сказала Силла кисло. – Но я тебе вот что скажу: он в тебя не влюбится. Так что не вздумай питать к нему неразделенную любовь или страдать по нему. И – будь добра, не пропускай это мимо ушей, Роми, – если я застукаю тебя в его постели, то вышвырну отсюда пинком под твой костлявый зад быстрее, чем ты успеешь сказать «птенчик».

Силла очистила от кожицы еще одну виноградину своими кровавыми когтями и скормила ее любимому чешуйчатому монстру.

– А он гей? – Я не могла не спросить, хотя готова была поспорить на свои ноги, что это не так.

– Нет, он не гей, юная леди. И не суйте свой нос не в свое дело.

Ха! Еще одна глупая теория Зеба разлетелась на кусочки.

Силла неодобрительно прищурилась, глядя на меня.

– Ты всегда выражаешься с такой прямотой?

– Мне кажется, да.

– Так прекрати это сейчас же. Мне это не по нутру. Никому не нужны шибко умные ассистенты. Хорошего ассистента видно, но не слышно.

Я молча кивнула.

– Просто держи ухо востро, а рот на замке, и ты быстро сделаешь карьеру.

Когда мы вышли на яркий солнечный свет обратно во двор, она сказала:

– Тебе необходимо прихорошиться. Ты не из рядовых работяг, так не копируй их внешний вид, не одевайся, как эти шуты гороховые.

Она закатила глаза, указывая на проходивших мимо рабочих. Один нес пучок водорослей, которые выглядели очень реалистично, а другой тащил огромный корабельный штурвал; оба были в заляпанных джинсах и футболках. Я машинально отряхнула свои джинсы, спрашивая себя, по-прежнему ли они пыльные.

– Твои джинсы отнюдь не классные, а туфли нужно просто отправить на помойку. Они страшны, как смертный грех. Тебя нельзя показывать на людях, рядом с Логаном Рашем, так. По правде говоря, ты не можешь быть в моей команде, имея такой видок.

– Это какой?

– Если будешь выглядеть как ботан, как деревенщина, как одна из неприкаянных душ, что толкутся там! – Силла сделала широкий жест, указывая на реальный мир обычных людей, что остался за забором. – Ты к чему стремишься – к облику а-ля натюрель? Это шоу-бизнес, детка, – гламур и глянец. Мы не можем показываться на публике уродами.

– Я не урод. И мне нравится выглядеть естественно.

– Ага! – Она погрозила мне пальцем. – Тебя видят, но не слышат, помнишь? Теперь ты среди красивых людей. Людей, которые, – она осмотрела меня пренебрежительным взглядом, – пользуются губной помадой и выщипывают брови. Если бы богиня желала, чтобы женщина сохранила естественный облик, она не позволила бы изобрести пинцеты, и силикон, и пудру с минеральными частицами. Внешность имеет значение – грустно, но правда.

– Но ведь не меня же снимают в фильме, – запротестовала я. – Какая разница, как я выгляжу?

– Его будут постоянно фотографировать, и ты попадёшь на некоторые снимки. Ты – зеркало этой индустрии. Кроме того, если я сказала, что это имеет значение, значит, это имеет значение. То, что я говорю, должно немедленно исполняться, comprende?[23]23
  Comprende – исп. понимаешь.


[Закрыть] Ну, теперь сделаешь себе новый образ?

– По правде говоря, мне не хочется.

Хотя я очень-очень хочу получить шанс снова побыть рядом с Логаном.

– Жизнь – это череда трудных решений.

– Ладно, хорошо, – согласилась я. – Только все равно не понимаю…

– Тихо! – зашипела она на меня так громко, что дракончик вздрогнул и стал качать головой от волнения. – Что я тебе говорила о возражениях? Просто закрой рот и учись. Вот тебе первый урок: те, кто со мной спорит, вылетают отсюда. Усекла?

Я прикусила язык, чтобы не выпалить все, что об этом думаю, пока мы шли по гравию обратно к ее комнате.

– Прекрасно, значит, договорились. Какой у нас сегодня день недели?

– Пятница.

– Сегодняшний день ты потратишь на то, чтобы привести себя в божеский вид, и приступишь к работе завтра, и охране предоставишь возможность проверить, что у тебя с собой нет ничего такого, если они вздумают тебя обыскать. Будь здесь завтра с утра в шесть ноль-ноль. В воскресенье выходной. Задержись у охраны, прежде чем уйдешь сегодня, чтобы они тебя сфотографировали, и зайди к Бобу в бухгалтерию. – Она указала на одну из офисных дверей. – Он уладит все с твоими документами и пропуском. Напомни ему, чтобы выдал ключ от комнаты Логана, которая здесь, на студии.

Силла замерла на месте, покопалась в сумке и вытащила белый бейдж с надписью «АССИСТЕНТ».

– Ты будешь пользоваться этим временным пропуском, пока тебе не сделают постоянный. На, держи.

Пока я боролась с булавкой на бейдже, чтобы нацепить его, иголка вырвалась у меня из пальцев и уколола большой палец. На землю капнула крупная капля крови.

– И выкинь эти гребаные жуткие туфли. Купи себе какие-нибудь шпильки.

– О’кей.

– Нет, я имею в виду: сними их. Немедленно.

Я неохотно нагнулась и сняла свои тенниски и носки. Стоило мне выпрямиться, как Силла выхватила их у меня и швырнула какому-то проходившему мимо работяге, приказав, чтоб тот немедленно отправил их на помойку.

От ярости я ловила ртом воздух. Но когда Силла воззрилась на меня, изогнув бровь, я изобразила жестами, как закрываю рот на замок, поворачиваю в замке ключ и выбрасываю его. Дьявольская улыбка зазмеилась на губах Силлы, и она одобрительно кивнула.

– Следуй за мной, детка, – сказала она, повернулась кругом и заспешила к следующему павильону.

Я шла за ней, осторожно ступая по гравию, которым был засыпан весь двор студии. «Ведьма!» – орала я мысленно, пока шла рядом с нею, спотыкаясь и выслушивая ее приказы и предупреждения.

– Если ты выведешь его из себя, ты уволена. Если ты позволишь наброситься на него папарацци или фанатам, ты уволена. Если я замечу, что твои брови опять заросли после того, как ты их сделаешь в салоне, ты будешь тут же уволена. Если ты ему позволишь обжираться и напиваться – ты уволена: мы еще не отсняли все сцены, где он без рубашки, и мне нужно, чтобы его пресс был рельефным и идеальным.

Глава 13
Проклятые шпильки

Косметолог в белом халате и перчатках из латекса изогнула бровь, глядя на меня, и предупредила:

– Если мадам не может перестать кричать, то нам придется попросить мадам покинуть наше заведение – другие клиенты салона беспокоятся.

– Это больно! – взвизгнула я.

Проигнорировав мои слова, она положила еще одну лопаточку горячего воска на нежную кожу моих ног.

Я пыталась сохранить мужество, но, когда она резким движением содрала восковую полоску, я не смогла подавить визг боли: казалось, вместе с волосками они сдирали с меня кожу заживо. Я желала амнистии, желала уведомить ООН об этом виде пытки, поскольку тут явно имело место грубое нарушение прав человека.

«Женщина должна быть готова к страданиям ради красоты», – твердила я слова Наны про себя, надеясь, что эта мантра поможет мне пережить создание моего нового образа, или, как я начала мысленно его называть, «мой пятничный Армагеддон».

– Если мадам перестанет вздрагивать и моргать, пока я выщипываю, то мы сможем закончить брови куда быстрее. Здесь очень много длинного волоса, который надо, э-э, подрезать. – На сей раз в руках косметолога было орудие пытки под названием пинцет.

К тому времени, когда косметолог закончила скоблить мою кожу по всему телу тем, что она называла «нежным ароматическим отшелушиванием ороговевших частиц», а я называла «грубым посыпанием песком и гравием с ароматом ванили и последующим натиранием ими», я сдалась: сопротивление было бесполезно. Я скатилась до хнычущей, дрожащей твари. Но зато я была тварью дрожащей с гладкой, почти лишенной волос кожей и бровями, что выгнулись идеальными арками над моими глазами, проливающими потоки слез, так что мне казалось, что Силла это одобрит.

Следующим этапом было омовение всего тела. Иногда я мыла свою машину на автомойке в городе – так вот, это очень похожие процедуры. Потоки воды обрушились на меня с восьми сторон – сначала такой холодной, что хотелось кричать, потом обжигающе-горячей, потом снова ледяной.

– Остановитесь, пожалуйста, я вам расскажу все, что вы хотите знать. Пощады! Я сдаюсь! – напрасно кричала я ледяным белым кафельным плиткам.

Затем меня, словно машину, продолжающую свое путешествие к сверкающему совершенству, отполировали (вытерли досуха), навощили (нанесли увлажняющий крем) и окрасили краской из баллончика (нанесли моментальный загар), прежде чем я получила окончательную отделку, – основа под макияж, пудра, тени, подводка для глаз, наращенные ресницы, помада и карандаш для губ, – все это бесконечно долго наносили на меня при помощи кисточек и карандашей, давая попутно сбивающие с толку инструкции.

Я в жизни не разберусь в них самостоятельно.

Конвейер выплюнул меня обратно на ресепшен салона красоты, где я рассталась со здоровенной пачкой своих сбережений: быть красивой – отнюдь не дешевое удовольствие, – прежде чем меня передали в руки Зебу, который пообещал быть моей группой поддержки на пути обретения моего прямо-таки королевского нового образа. Он так щедро расточал комплименты на тему «улучшений» в моей внешности, что я стала хмуро спрашивать себя, как долго он прикусывал язык и не говорил мне ничего о том, что у меня заросшие брови и в целом неприглядный вид.

Зеб проводил меня к парикмахеру, а сам уселся в кофейне напротив за столик у окна, – явно для того, чтобы иметь возможность пресечь мои возможные попытки к бегству, – и несколько часов провел весьма приятно: ел пирог, пил чай ройбуш и листал соцсети, пока я терпела новые страдания во имя красоты. Парни ничего не знают о муках. Когда мне сделали химическое выпрямление волос, а потом завернули каждую прядь в фольгу, был миг, когда я спросила себя, какого черта тут делаю. И зачем. Но потом мне попался на глаза журнал со статьей, озаглавленной «Встретиться с Логаном», где было опубликовано несколько его фоток, что я раньше не видела, и я на радостях отвлеклась от мучений, которые переживала во время своей трансформации.

Спустя столетие парикмахер провозгласил, что я восхитительна, – нужно обязательно передать это Нане, – и на Зеба я произвела поистине неизгладимое впечатление, но я вовсе не была уверена, что мне самой нравятся «перья» и мелирование.

Или тот же тяжелый макияж, хотя вынуждена признать, что мои новые брови выглядят идеально.

– Я совсем на себя не похожа, – пожаловалась я.

– Думаю, это и была цель, – ответил Зеб.

– Может, мне кто-нибудь даст лед, чтобы приложить к ожогам?

Следующим этапом была покупка одежды. Зеб убеждал меня примерить и купить элегантные, шикарные вещи, которые мне не нравились и которые я и помыслить не могла, что стану носить.

– Они совсем не в моем стиле, – сопротивлялась я.

Я уже была совершенно непохожа на себя и переставала чувствовать себя собой. Кто эта молодая женщина в красном платье, которую я вижу в зеркале?

– Теперь нет никакого смысла покупать просто джинсы и футболки, – сказал Зеб, просовывая мне сквозь занавески кабинки шелковый топ с бахромой, внизу напоминавшей спагетти. – Она хочет, чтобы ты выглядела по-другому. Круче, более стильной.

Начало смеркаться, когда мы пошли покупать туфли. Зеб вновь взял на себя руководство операцией, объяснив это так: «Поскольку я просто ненавижу выглядеть как все, нет ни малейших сомнений в том, что вкус у меня лучше!»

Я просто кивнула, признавая его правоту. Но, милосердный боже, что это были за туфли! Красные, как кровь, с каблуками острее стилетов, черные, как отчаяние, с которым я раз за разом втискивала свои ноги в эти разнообразные пыточные орудия на убийственно-высоких каблуках, такие же удобные, как пуанты.

– Я не могу ходить на них – я не могу в них даже стоять!

Это была истинная правда – раз за разом мои щиколотки не выдерживали напряжения, и я начинала падать. Все женщины вокруг меня уверенно расхаживали в своих туфлях, примеряя такие же высокие шпильки, как у меня, и даже выше, но все, чего я смогла добиться, – это вихляющая походка и шарканье.

– Тебе надо просто немного потренироваться, – сказал Зеб.

Он сказал это с такой уверенностью, что я кинула на него подозрительный взгляд.

– Откуда тебе знать? С каких это пор ты заделался экспертом? – возразила я.

– Я никогда не переодевался в женское, Роми! – сказал он и бросил в меня шелковым чулком.

Этого оказалось достаточно, чтобы я споткнулась и потеряла равновесие.

Когда я купила больше, чем мы могли унести, Зеб наконец-то объявил, что мы закончили.

Я застонала от облегчения и снова надела свои любимые кеды. Пока мы ехали обратно домой, я мечтала о том, как лягу, задеру вверх свои гудящие ноги и буду потягивать из большой бутылки холодненькую воду или сок. Но мне это, похоже, не светило – Нана встретила нас у входа, подмигнула Зебу со значением и повела меня на длинную веранду, которая опоясывала наш дом.

– Настало время научиться красиво ходить. Надень туфли, пожалуйста, – скомандовала она.

– Я уже в туфлях.

– Это, – Нана указала на мои удобные кеды, – не туфли. Это спортивная обувь. Надень шпильки, пожалуйста.

Ворча, я надела туфли с каблуками-стилетами. Нана велела Зебу положить мне книгу на голову. Ему пришлось это делать еще пятьдесят семь раз в течение следующего часа, когда Нана приказала мне ходить на шпильках туда-сюда по веранде, а потом садиться в кресло и подниматься на ноги – и все это проделывать, удерживая равновесие и проклятую книгу на голове.

– Это поможет тебе держать осанку, – повторяла Нана. – Голову не опускать, подбородок не выпячивать, грудь вперед, живот в себя, задницу втянуть.

Время от времени она награждала меня острым тычком под плечи или хлопком по заднице своей тростью с рукояткой, инкрустированной жемчугом. Я была благодарна ей за то, что она колотит меня всего лишь тростью, а не ходунками.

– Не шаркай ногами, Роми, скользи. Плыви, как лебедь. Я сказала, как лебедь, а не как утка!

В конечном счете они были удовлетворены, или, возможно, поняли, что это безнадежный случай, увидев положение дел своими глазами. Они оставили меня в покое вместе с горой пакетов и моим новым лицом. Я закрыла входную дверь за Зебом и тут же скинула стилетоподобные туфли с ноющих ног, ворча про себя, что носить высокие шпильки – это современная версия бинтования ног, как это делали в Китае. Затем я вспомнила, что буду делать завтра и кого увижу. Если усталые и стертые до волдырей ноги – это цена, то такую цену я готова заплатить. И, пожалуй, мне лучше поработать над тем, чтобы прекратить вздрагивания и хныканья, потому что завтра я окажусь в киностудии на птичьих правах, и тогда мне не позволено будет высказать вслух ни единой жалобы, ни единого выражения собственного мнения. Силла Свитч сказала мне об этом прямее некуда.

Я, хромая, пошла в гостиную и рухнула в ближайшее кресло. Оно также оказалось удобнейшим – огромное отцовское кресло, совершенство с подголовником, выдвижной подставкой, на которую удобно класть вытянутые ноги, и встроенным массажером. Я нажала на необходимые кнопки на пульте управления и вздохнула с глубоким удовлетворением, когда кресло приподнялось и удлинилось, и стало баюкать мое измученное тело и кровоточащие ноги.

Меня навощили, отполировали, выщипали мне лишние волоски, окрасили, сделали мне загар, мелирование, стрижку, укладку, маникюр, педикюр, пропарили, сделали пилинг, маски и натерли увлажняющим кремом. Я теперь могу стоять и даже ходить на высоченных шпильках. Я стала более загорелой, белокурой, а моя кожа – более гладкой и нежной. И я совершенно измучена. Прямо сейчас я хочу больше ничего не делать сегодня, а выпить чего-нибудь и посмотреть повтор «Лузеров» на Нетфликсе.

Но тут я услышала, как ключ поворачивается в замке входной двери, и поняла, что все мои планы пошли прахом. Папа дома.

Как только он вошел в гостиную, он заметил, насколько я преобразилась.

– Розмари? Что это ты с собой сделала?

– Это называется новый образ.

Э-эх, к черту все, лучше сразу выложить ему новости.

– Это для моей работы на каникулах. Завтра я начинаю работать на съемках фильма «Зверь: Звезды», – сказала я.

И тут он взорвался:

– В каком смысле работать на съемках фильма?

– Я устроилась на работу, папа, я работаю на киностудии.

– У тебя уже есть работа – у матери или у меня!

– Да, но это работа, которую я хочу.

Больше всего на свете.

Я хотела во что бы то ни стало выбраться из кресла, – мне не нравилось, что у папы такое преимущество в росте, – но кнопки не пожелали меня слушаться. Я боролась с рычагом, который должен был опустить мои ноги, но вместо этого кресло подняло их еще выше, а подголовник опустился почти до пола. Я как будто стояла вверх тормашками.

– Что за работа? – Отец с подозрением прищурился, внимательно осматривая меня в полутьме. – Актрисой?

Я фыркнула.

– Едва ли. – Сдавшись и перестав нажимать на кнопки, я выбралась из кресла ползком через подголовник. – Я буду посыльной – личным помощником одного… одной кинозвезды из актерского состава.

– Ты будешь бегать повсюду в качестве ассистента вот в этих?.. – Он указал на шпильки, которые валялись на ковре.

Папа был прав, но я проигнорировала его слова.

– Это будет потрясающий опыт работы, папа. Я получу множество новых навыков, увижу изнутри необыкновенно интересную индустрию, заработаю хорошие деньги…

– Я заплачу тебе вдвое больше, чем они предложили, – сказал он быстро.

– Папа, дело не в деньгах. Такая возможность выпадает всего раз в жизни!

Несмотря на то что я говорила громко, мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления. Он стиснул зубы и выпятил нижнюю губу, как делал всегда, когда ему возражали.

– Я тебе запрещаю!

– Ты шутишь, что ли? Ты собираешься сделать… что? Закрыть меня в моей комнате? Мне восемнадцать, а не восемь. Завтра я уйду рано, мне на работу.

– Кто начинает работать в субботу?

– «Время – деньги» – разве не так ты всегда говорил? Видишь? Я уже начала учиться зарабатывать себе на хлеб.

– «Зверь»… «Зверь»… – забормотал он и вдруг взглянул на меня с подозрением. – Это не те ли фильмы, где снимается один парень, актер, который тебе так нравится?

Теперь нужно выбирать слова очень осторожно.

– Да, он мне нравился, как и любой школьнице, – сказала я, радуясь, что в тех редких случаях, когда отец заглядывал ко мне в комнату, его внимание настолько отвлекали экологические постеры с протестами, что он никогда внимательно не рассматривал алтарь Логану Рашу, который я устроила из своего платяного шкафа.

– Но я даже не знаю этого парня, а он меня. Мы движемся в совершенно разных планетарных системах. – Я показала жестами движение по разным орбитам.

Папа сверлил меня глазами, продумывая следующий ход. Я знала по многолетнему опыту, как отец в пять этапов подавлял всякий бунт и сопротивление. Он уже прошел через шок, отрицание, грозную ярость и торг. Следующим этапом будет игра на чувствах.

Папино лицо приняло доброжелательное выражение, когда он присел на софу и похлопал по месту рядом с собой.

– Розмари, моя любимая девочка, присядь-ка рядом со своим отцом.

– Нет уж, спасибо, я и отсюда прекрасно могу тебя выслушать.

Судорога гнева ненадолго исказила его лицо, но он почти сразу взял себя в руки.

– Ты знаешь, что мы с матерью горячо тебя любим и желаем тебе только добра, – сказал он, в этот момент прямо воплощение деликатного благоразумия и любящего добросердечия.

– Я это знаю, папа, но мы расходимся во взглядах на добро для меня.

– Семья и традиции – это то, что мы свято храним. И в нашей семье очень сильны наши традиции.

– Кхм?

– Мы люди моря, Розмари. Твоя мать и Мюриэль изучают его, Корделия и я покупаем и продаем его дары, Марина работает волонтером в спасательном центре, занимается пингвинами. Все мы посвятили морю свою жизнь – у нас могли бы уже вырасти рыбьи хвосты.

– Как насчет Дженны? Она руководит сиротским приютом.

– Сиротским приютом под названием «Маленькие рыбки».

Я недовольно фыркнула.

– Я под впечатлением, пап.

– Суть в том, что все они работают рядом с домом.

– Суть в том, что я не одна из них. Я совсем другая. Я хочу вырваться отсюда и увидеть мир.

– Разве у тебя здесь не всего вдоволь? Неужели ты так не любишь нас, что не хочешь находиться рядом? Неужели ты нас не любишь, Розмари?

Это не так, но на сей раз у него не выйдет сыграть на этом и привести сражение к обычной развязке: виновные сдаются в плен и вознаграждаются получением великодушного отцовского прощения.

– Папа, я люблю тебя, но сейчас ты ведешь себя немного глупо. Я не собираюсь сбегать из дому. Я просто буду работать на съемочной площадке. И кто знает? Ты можешь оказаться прав – возможно, выяснится, что я для этого не гожусь. Возможно, там будет много тяжелой, скучной работы, и я выкину весь этот вздор из головы и угомонюсь, и в следующем году в нашей семье будет пополнение.

– «В нашей семье будет пополнение», – повторил он в ужасе.

– Я не собираюсь залететь от кого-нибудь, пап! – рявкнула я. – Я имела в виду, что, может, я решу заняться семейным бизнесом.

– Но фильмы, Розмари! Ну, ей-богу!

– Я не считаю, что бизнес, который создает такое изумительное волшебство, плох во всем.

Я поцеловала его в лоб, подхватила свои шпильки и многочисленные пакеты и пошла к двери. Но папа еще не приступил к пятому этапу.

– Ты разочаровала меня, Розмари.

– Я сожалею, что ты так думаешь.

По правде говоря, ничуть.

Я нервничаю, волнуюсь, испугана и лишь самую капельку чувствую себя виноватой. Но ни о чем не жалею. С моих плеч словно гора свалилась, и я испытываю несказанное облегчение, и на сердце у меня легко, и оно шепчет мне о свободе и о приключениях, что ждут меня впереди.