Текст книги "Тихоня"

Глава 8
Свиньи и банни[8]8
  Игра слов: банни (англ. bunny) здесь означает не только кролика, но и банни-чау – местное блюдо.


[Закрыть]

Мы прошли прямо через ворота к подъездной аллее, миновали одинокого курильщика, который наслаждался дозой никотина, и прошагали вдоль короткого ряда магазинов – закрытых в этот час – по дорожке, что вела к другому входу в отель. Впереди показалась группка людей, но, видимо, ангел с кладбища защищал нас, так как среди них не было женщин до тридцати, и те взгляды, что Логан привлек к себе, были неодобрительные: из-за его неряшливого вида и потому, что он был босиком.

Еще через минуту мы достигли стеклянной двери отеля, но тут выступил вперед швейцар и загородил нам путь.

– Он живет в этом отеле, о’кей? Его ограбили, и я провожаю его обратно в номер, – быстро сказала я, прежде чем швейцар успел указать на надпись «С сохранением права на вход»[9]9
  Это значит, что в заведение может быть не впущен кто угодно без объяснения причин. – Примеч. ред.


[Закрыть] на стене позади него или упомянуть о дресс-коде.

Я уж точно не отвечала здешним стандартам, с моими-то грязными джинсами и футболкой, старыми теннисками и дешевой кепкой, натянутой на пучок растрепанных волос. Ни одна живая душа и помыслить не могла бы, что я встречаюсь с таким горячим красавчиком, что стоял рядом со мной, – уж лучше притвориться «Зорким глазом», его собакой-поводырем.

– Плюс он слепой и нуждается в том, чтобы я его проводила, – сказала я, но швейцара мне убедить явно не удалось.

Логан вытянул руки, положил их на плечи швейцара, поднял их выше к его изумленному лицу и стал ощупывать ему физиономию.

– Это мой отец, мисс Морган? Это мой отец, которого я потерял много лет назад? – спросил он жалобным тоном.

– Нет, мистер Фальконер, это не он. Это служащий отеля, который прямо сейчас занимается дискриминацией людей с ограниченными возможностями: не пускает слепого человека, инвалида, гостя отеля. Как ваше имя? – спросила я у швейцара грозным тоном.

Швейцар перевел взгляд с меня на Логана и обратно, затем пожал плечами и отступил в сторону.

– Сюда, мистер Фальконер, сюда. – Поддерживая Логана под локоть и ведя обеими руками, я провела его внутрь отеля.

Мне хотелось захихикать, и, судя по вздрагивающим плечам Логана, ему тоже. Но мы мгновенно посерьезнели, войдя внутрь, поскольку в лобби находился не только фонтан с серебристым дельфином. Толпа туристов, вышедшая из автобуса, прошедшая через главные ворота, теперь стояла у стойки ресепшена со смартфонами в руках и камерами на шеях. Было бы глупо надеяться на то, что Логан сможет пройти через эту толпу незамеченным.

Я в отчаянии оглядывалась по сторонам. Впереди были туристы, позади остался сомневающийся швейцар, слева высилось массивное фикусовое дерево, которое, возможно, послужило бы временным укрытием, а справа находилась принадлежащая отелю круглосуточная кофейня.

– Ладно, меняем план, – заявила я.

Я затащила Логана в кафе и усадила в одной из уединенных беседок, сиденья в которой были с очень высокими спинками. Едва мы уселись – я лицом к двери, а он к ней спиной, – как перед нами возникла официантка и протянула нам огромные меню.

– Вот, – я дала Логану свой смартфон. – Тебе лучше позвонить режиссеру и сказать ей, где ты. И, пожалуйста, не говори мне о том, что не помнишь ее номер, потому что я сильно сомневаюсь, что это поможет тебе избежать ее кары.

– Нет, я его не помню. Но, – он поднял указательный палец и вынул бумажник из внутреннего кармана жилета, – у меня есть вот это, – Логан бережно вытащил оттуда промокшую визитку. – Она осталась у меня с первого прослушивания. Я сохранил ее на удачу.

– Хорошая штука. Я собираюсь что-нибудь заказать – умираю с голоду. Ты будешь есть?

– Конечно, что угодно, что аппетитно выглядит.

– Ты не вегетарианец или веган, или что-нибудь в этом духе… м-м, голливудском, правда?

– Я? Я родом из Алабамы. Мы не боимся мяса. Мы там запекаем свиней целиком и едим.

Логан скосил глаза на визитку, пытаясь расшифровать расплывшиеся чернила номера, нацарапанного на карточке с обратной стороны, и стал набирать цифры на смартфоне тачпадом.

– Эй, Силла, это Логан… алло? Это Силла? – На его лице возникло непонимание, и он передал мне трубку.

Я послушала минуту, затем сказала: «Jammer, verkeerde nommer»[10]10
  Jammer, verkeerde nommer (африкаанс) – извините, неправильно набранный номер.


[Закрыть] и нажала отбой.

– Ты неправильно набрал номер, – сказала я.

– На каком языке она говорила?

– Это африкаанс.

– Похоже на бульканье при полоскании горла.

Он сделал еще одну попытку, но теперь сосредоточился на том, чтобы точно забить цифры, и на сей раз дозвонился-таки до своего режиссера. Пока он говорил с ней, я делала вид, что читаю меню, а сама «растопырила уши», как сказал бы Зеб.

– Силла? Да, это я… Я знаю, знаю… прости. Мне просто хотелось сбежать, – ну, ты знаешь… нет, я в порядке… Да, но я-то не умер. Меня спасла морская сирена. – Он усмехнулся, глядя на меня, и мой желудок будто сделал сальто. – Девушка, о’кей? Прелестная девушка из местных… что? – Он взглянул на меня снова, на сей раз немного опасливо. – Нет, нет, я уверен, что она надежная… Стой-ка, я у нее спрошу.

Затем, повернувшись ко мне, он сказал:

– Ты же не репортер, правда?

– Нет! – выпалила я, словно он меня оскорбил. Втайне я была польщена, что Логан подумал, будто я достаточно взрослая для этого.

– Она говорит – нет… Что ж, думаю, это правда… Что это значит? У меня не осталось четких воспоминаний, но подожди минуту, я спрошу у нее, она знает всё.

Логан посмотрел на меня и сказал:

– Капитан яхты спрашивает, где мы оставили надувную лодку.

– На берегу в песчаной бухте, к югу от главной дамбы, в Симонстаде.

Он повторил мое предложение слово в слово и затем какое-то время молча слушал, прежде чем ответить:

– Мне так жаль, Силла. Ты же знаешь, я не хотел бы опозорить тебя ни за что на свете. Мы прячемся в кофейне, здесь, в отеле… Нет, я буду сидеть и не высовываться, обещаю… О’кей, до встречи.

Логан нажал на отбой и протянул мне телефон.

– Ну? – спросила я.

– Она вот-вот подъедет. – Было непохоже, что он этому рад. – Силла во всеоружии, готова справиться с любыми негативными последствиями, поскольку думает, что ты журналистка из бульварной газетенки, только не признаешься.

– Правда?

– Скажи, а какого цвета твои глаза? – сказал он, наклоняясь вперед и всматриваясь в них.

Я нашла в себе силы только на то, чтобы выдохнуть:

– Э-э, карие?

Воспользовавшись моментом, я уставилась на него во все глаза, изучая его радужку. Глаза Логана были кобальтово-синие, того цвета, какой имеет глаз павлиньего пера, и они и впрямь имели фиолетово-черный ободок. К черту Зеба с его теорией о компьютерной графике.

– Готовы заказать? – К нам вернулась официантка и замерла с карандашом, упертым в блокнот.

Я посмотрела в меню, но буквы плыли перед глазами: на мне все еще были очки для вождения. Я переместила их на бейсбольную кепку и снова попыталась прочесть меню.

– Раз уж у вас тут не смешивают коктейли, – сказал Логан, – принесите-ка нам бутылочку…

– Кофейник крепкого кофе, пожалуйста, – сказала я твердо. – И большую бутылку минеральной воды.

– Ты так любишь командовать, – проворчал он.

– И два банни-чау с бараниной, – сказала я официантке. – Сделайте один острый и один, – я взглянула на Логана оценивающе, – обычный.

– Мы будем есть кроликов? – спросил Логан, когда официантка ушла.

– Это местный деликатес. Кроме того, я думала, что ты из Алабамы и не боишься мяса?

– Да, но… кролики?

– Пфф-ф-ф! Блюдо с бараниной, и это наилучшая еда, когда страдаешь от похмелья.

– У меня не похмелье.

– Еще нет, но так же точно, как то, что в Алабаме свиней едят целиком, оно у тебя вот-вот начнется.

– Я много выпил? – спросил Логан с кривой усмешкой, играя с бумажными пакетиками сахара из раздаточного устройства на столе. У него были, как говорит моя бабушка Нана, «музыкальные» пальцы – длинные, изящные.

– Да.

– Делал ли я какие-то глупости?

– Да, – сказала я с грустным кивком.

– А не сделал я что-нибудь… обидного? – Теперь он смотрел немного встревоженно.

– Ты хочешь сказать – типа, не разорвал ли мне футболку на груди, не швырнул ли меня на песок на пляже и не потискал?

Он уставился на меня в ужасе.

– Неужели я?.. Я этого не делал! Я не стал бы! Неужели сделал?

– Нет, – я рассмеялась, глядя на выражение его лица, а он кинул в меня пакетики сахара.

Официантка принесла наш кофе, кинула безмятежный взгляд на валяющийся сахар и удалилась. Я глотнула кофе. Логан сделал несколько мелких глотков из своей чашки, признательно вздохнул и долго всматривался в меня, прежде чем снова заговорить:

– Но не сделал ли я чего-нибудь по-настоящему глупого?

– Логан, ты отплыл в открытый океан, не умея управлять лодкой. И плавать.

– Я рассказал тебе это?

– И еще много всякого, – поддразнила я.

Его лицо невольно исказилось неподдельным беспокойством.

– Расслабься! Ничего криминального, – сказала я, отпуская его с крючка. – На-ка, побереги свою печень – выпей немного воды.

Логан одним глотком наполовину опустошил стакан, который я для него налила.

– Сдается мне, лучше бы я оставался на своей яхте: это была вечеринка в мою честь и все такое. Но я просто захотел передохнуть, понимаешь? Мне нужно было…

– Убраться от них подальше. Да, я понимаю. Я видела.

– Но кое-что не понимаю я, – сказал он, зацепившись за мои слова. – Как ты это увидела? Где ты была? Откуда ты взялась ночью посреди океана? Откуда ты…

– Эй, а вот и еда. – Меня спас банни-чау. – Смотри, Логан, – сказала я, указывая на половинку батона с румяной корочкой, из которого вынули мякиш и положили туда мелко нарезанные кусочки баранины в соусе карри, мясо было таким горячим, что над ним струился легкий пар. – Вот что такое банни-чау.

– Выглядит очень аппетитно, но как ты…

– Да, и ешь пальцами. Это вот, – я оторвала небольшую горбушку, которая имитировала крышку на блюде, – целка. Ты макаешь ее в соус, вот так, а затем ешь. – Я отправила в рот вкусный кусочек.

Логан посмотрел мне прямо в глаза и одарил меня медленной сексуальной усмешкой.

– Хм-м-м, значит, я начну с целки в соусе, а затем перейду к горячему лакомству?

Кровь бросилась мне в лицо, и я была рада, что у меня полон рот, так как понятия не имела, что отвечать. Я отпила холодной воды, тяжело сглотнула, затем показала ему, как есть банни: отрывать кусочки хлеба и вместо ложки зачерпывать ими пряное мясо с овощами.

Логан последовал моему примеру и ел с наслаждением, а неудобные вопросы о том, что я делала рядом с его яхтой, были явно забыты. Мы как раз заканчивали есть, а я настаивала, чтобы Логан выпил еще воды, когда я услышала пронзительный голос женщины, говорящей в нос с отчетливым американским акцентом, появившейся в дверях кофейни.

Я узнала женщину с яхты – высокую, носатую, со стрижкой боб и с несколькими полосками, выбритыми в ее черных волосах. Должно быть, это Силла. Режиссер допросила официантку, та указала в нашу сторону, и Силла тут же прошествовала к нам.

– Логан! Ох, Логан, только взгляни на себя! – воскликнула она, подойдя к нашему столу. – Я так волновалась. Ты мог погибнуть! Как это ты ускользнул из-под носа своей охраны? Этих болванов нужно уволить! Ну-ка, подвинься, – приказала она и села на диванчик рядом с ним. Затем она перевела свое внимание на меня. –  Что ты ему сделала? – спросила меня Силла свирепо.

– Ничего!

– Она заставила меня пить воду! Едва в ней не утопила, – голос Логана звучал обвиняюще, а глаза смеялись.

– Я спасла его, когда он чуть не утонул.

– Ох, постой, – я кое-что вспомнил, – ну да, спасла! Но она вытащила меня из воды за волосы и испортила соленой водой мое шампанское! А еще она конфисковала мои туфли и спрятала их – или того хуже.

– Вовсе я их не прятала! Я его спасла от толпы визжащих девчонок и папарацци. Тебе стоит быть благодарным, ты, предатель, – сказала я ему сурово. Логан мне подмигнул. Я почувствовала, как в животе у меня запорхали бабочки.

– Кому ты рассказала об этом? – требовательно и предельно деловым тоном спросила Силла.

– Никому.

– Тогда ты не станешь возражать, если я проверю твой телефон и сумочку на наличие камеры.

– Вы будете поражены, – сказала я, отдавая ей свою сумку. Силла бесцеремонно перерыла ее сверху донизу, взяла мой айфон в свои руки с красными когтями и начала проверять, кому я звонила, мои фотографии, твиты, заметки, электронную почту и посты в фэйсбуке.

– Удовлетворены? – спросила я.

– Хм-м-м. – Силла изучала меня критическим оком. – Юная леди, которая умеет держать язык за зубами. Впервые такое вижу.

Логан, который молчал эти несколько минут, снова стал рассказывать байки:

– А еще она завезла меня на кладбище, где совсем перепугала на хрен!

– Логан, что я тебе говорила о мате в общественных местах? Вспомни о своем имидже – обжигающе-горячий, но чистый как стеклышко, – сделала ему выговор Силла.

Его лицо немедленно обрело постное выражение, но он пнул меня под столом, говоря тем самым яснее ясного, что притворяется.

– Почему это ты привезла его на кладбище? – спросила Силла, пронзая меня острым взглядом.

Я поведала ей о том, как избавилась от хвоста фанатов и папарацци, спрятавшись на кладбище. В моем пересказе это прозвучало скорее как оригинальный и хорошо продуманный план, чем как тот отчаянный рывок, которым это на самом деле было.

– А как тебе удалось провести его сюда, не притащив за собой фанатов? Они роились снаружи, когда я подъехала.

Я объяснила ей, как мы обогнули по дуге главный вход и вошли в отель через парковку.

– Она заставила меня притвориться, что я слепой, – вставил Логан.

– Извини, но это была твоя идея!

– И она пригрозила швейцару, что подаст на него жалобу за дискриминацию инвалидов, если тот нас не пропустит. Она реально его напугала.

– Я его не запугивала, я только намекнула…

– Я под впечатлением, – перебила Силла, все еще оценивающе меня рассматривая.

– А еще она заставила меня съесть кролика[11]11
  Игра слов: кролик (англ. bunny) и блюдо банни-чау (англ. bunny chow).


[Закрыть]!

– Ох, да умолкни ты, – сказала я, бросая в него салфетку. Посмотрев на Силлу, я пожала плечами. – Этой ночью мне вздохнуть было некогда.

– И что же ты хочешь за свои услуги, которые оказала нам сегодня ночью?

– Чего я хочу? – повторила я, смутившись.

– Я имею в виду вознаграждение. – Она вытащила из кошелька толстенную пачку купюр и начала отсчитывать.

– Мне не нужны ваши деньги. – Меня обидело ее предложение.

Ее глаза сузились с подозрением.

– Должна же ты чего-то хотеть.

– Ну-у, – протянула я.

– Давайте выслушаем это, – сказала Силла, а у самой на лице было написано самодовольное выражение я-знаю-что-это-будет.

– Услышать «спасибо» было бы очень приятно.

Ха! Эти слова застали ее врасплох.

– Ну, юная леди…

– Мое имя Розмари Морган.

– Что ж, мисс Морган, примите мою искреннюю благодарность и мое восхищение. Держать руку на пульсе всего, что происходит вот с ним, – Силла кивнула в сторону Логана, – это все равно, что стаю кошек пасти.

Она написала номер своего мобильного на визитке и протянула ее мне.

– Позвоните мне, если вам потребуется работа, мисс Морган. У меня всегда найдется место для тех, кто знает законы улицы и местные особенности, тем более – для той, которая умеет держать рот на замке и у которой не происходит размягчение мозга при виде красавчика.

Силла поднялась и бросила купюры на стол – гораздо больше, чем нужно было для оплаты счета.

– Кстати о красавчиках, идем, Логан, давай-ка отведем тебя наверх. Мой бог, да ты босиком!

– Я же сказал тебе, что она похитила мою обувь, – ответил Логан, улыбаясь мне широкой улыбкой.

– Всего доброго, Логан Раш, было приятно с тобой познакомиться, – сказала я, протягивая ему руку для рукопожатия. Любой предлог для последнего прикосновения.

– Всего доброго. – Он взял мою руку в обе свои и нежно пожал. – Спасибо тебе за то, что спасла меня. Это доставило мне огромное удовольствие. Исключая тот леденящий душу вопль на кладбище – тут уж я перепугался до смерти.

Силла повернулась на каблуках и прошествовала к выходу. Логан последовал за ней, но сперва добавил:

– И то, что ты испортила мое шампанское.

Я рассмеялась. Он неисправим.

– И вытянула меня из воды за волосы, – сказал он через плечо, уже подойдя к двери. – Это больно.

– Слабак! – крикнула я ему вслед.

Он развернулся, помахал мне рукой и добавил последнее:

– И утопила мои туфли!

Затем Логан вышел в дверь вслед за Силлой, и больше я его не видела.

Глава 9
Кем ты хочешь быть

Одну неделю и два экзамена спустя бледный след от высохшей соленой воды на пассажирском сиденье моей машины, где Логан сидел в своем мокром смокинге, стал единственным напоминанием о том, что произошло той безумной ночью.

Пятно да визитка Силлы Свитч с ее личным номером на ней.

Я играла теперь с этой визиткой, вертя ее в пальцах, читая и перечитывая. Я, должно быть, проделала это уже раз сто за последние семь дней – сжимала ее в руках, словно магический талисман, мечтая, изумляясь, фантазируя и отбрасывая какие-то мысли.

Я едва не порвала ее на кусочки, но вовремя опомнилась и положила в свой бумажник.

Лобстер сидела рядом со мной на кровати, наблюдая за тем, как я кладу в свой маленький черный клатч блеск для губ, крохотную расческу и айфон. И бумажник, в котором хранится визитка суперуспешного кинорежиссера.

Мои родители устраивают сегодня вечером званый ужин, чтобы отпраздновать окончание моих итоговых экзаменов, – по правде говоря, окончание моей учебы, – и мое вхождение в то, что отец называет «следующей фазой жизни».

Мама очень хотела, чтобы я выбрала более роскошный наряд, но я считаю, что простое открытое черное платье без рукавов прекрасно для этого подходит. Она также хотела бы, чтобы я надела шпильки, но я ненавижу шпильки, и, как по мне, пестрые сандалии без каблуков очень хороши. Я была бы в миллион раз счастливее в шортах, футболке и босиком, устроив браай[12]12
  Braai (африкаанс) – барбекю.


[Закрыть] на закате, на пляже, с парочкой лучших друзей из школы. Но папа настоял на том, чтобы организовать эту вечеринку, а то, чего хочет глава «Посейдон Индастриз», он обычно получает.

Большинство моих приятелей на всю катушку отрывались в этом декабре[13]13
  Декабрь в Африке – самый жаркий летний месяц.


[Закрыть]: подцепляли друг друга на короткие свидания и тусили в режиме нон-стоп большой компанией на выходных в заливе Плеттенберг или улетели отсюда, чтобы начать свой годовой перерыв в учебе в Лондоне или Сиднее. Но мои родители настаивали на том, чтобы я провела следующие три месяца, до того, как начнется университет, работая. Мама говорит, что я буду «прояснять свое будущее». Папа говорит, что я «продемонстрирую свою рабочую этику». Я называю вещи своими именами: меня ждет рабский труд.

Я причесала волосы и почистила зубы, липким роликом очистила от шерсти Лобстера свое платье и проверила в телефоне, нет ли новых сообщений. В ожидании остальных, пока они оденутся и соберутся, я прибралась в своей комнате. По крайней мере, это должно понравиться моим родителям.

Мне нравится моя комната. Кровать белого цвета из крашеного дерева, наборный пол из орегонской сосны и стены бледно-аквамаринового цвета создавали атмосферу пляжа: словно это были морская пена, песок и вода. Она явно смотрелась бы лучше, если бы не постеры, почти скрывающие все стены. Календарь с фотографиями выскакивающих из воды китов и стаями дельфинов висел на стене рядом с плакатами с лозунгами против отрезания плавников китам и ярусного и дрифтерного лова, а также ловли рыбы донным тралом – методов промышленного рыболовства, оказывающих разрушающее воздействие на окружающую среду. Прямо напротив своей кровати я повесила гигантский постер «Сиренки» – старого русского ледокола, превратившегося здесь в корабль – символ борьбы за окружающую среду.

Сколько себя помню, я мечтала о том, чтобы стать членом экспедиции к Южному океану, чтобы остановить китобойный промысел, что ведут японцы. Я даже отослала прошение зачислить меня в члены команды в марте, когда мне исполнилось восемнадцать, но в ответном письме по электронной почте меня уведомили о том, что, хотя я вошла в короткий список претендентов, меня не выбрали для декабрьской экспедиции в этом году. Но я отправлюсь посмотреть на корабль, когда он причалит в Кейптауне дозаправиться и пополнить припасы перед тем, как уплыть в воды Атлантического океана. Может быть, мне удастся добиться встречи с капитаном и упросить его взять меня в следующем декабре, когда в университете будут каникулы.

Но по меньшей мере половина моей комнаты отдана другой страсти. Постеры и коллажи с Логаном Рашем украшали дверцы моего гардеробного шкафа снаружи и внутри. Его маленькая статуэтка была привязана на красной бархатной ленте к ручке выдвижного ящика с нижним бельем. Я приклеила постер с ним в полный рост в образе Чейза Фальконера на стену рядом с зеркалом, в котором можно видеть себя целиком, от макушки до пяток, так что, когда я рассматриваю свой наряд, я и любуюсь на его постер, и мы будто стоим с ним рядом – в некотором роде.

На этой огромной фотографии он казался таким настоящим, таким живым, что эта его копия казалась мне более реальной, чем то, что произошло в прошлую субботу на самом деле. То, что теперь казалось просто сном, галлюцинацией.

Я поцеловала в губы фотографию и накрасила блеском свои, когда за дверью послышался голос:

– Тук-тук.

Моя мать, одетая в воздушное платье лососевого цвета, коралловое колье и на изящных шпильках, казалась элегантной королевой, а не преподавательницей морской биологии в университете, кем она была на самом деле. Но я не унаследовала ее талант создавать себе безупречный образ, а потому, окинув меня взглядом, она вздрогнула.

– Еще не собиралась? – спросила она с надеждой.

– Я уже одета, мам, я так и выйду.

– Почему не синее шелковое платье, которое я тебе купила?

– Мне комфортно в этом.

– Но ты ведь сделала макияж, да? – Она взяла расческу с моего туалетного столика и причесала мои длинные волосы несколькими быстрыми взмахами.

– Ма-ам, я сделала макияж и накрасила губы блеском.

– Полагаю, мне оказали честь, – мать ласково улыбнулась. – Просто осторожнее, Роми, твой отец вот-вот придет сюда. Он придумывает заключительные слова для своей речи за сегодняшним ужином.

Я не ответила, а вместо этого взяла у мамы расческу и положила ее обратно на туалетный столик.

– Все еще не решила? – спросила она.

Мама говорила по-доброму и ласково, но прессинг есть прессинг. Я покачала головой.

– Ах, что ж, и то и другое будет для тебя прекрасным опытом, но, – она наклонилась и поцеловала меня в щеку, – я надеюсь, ты выберешь меня. Ты моя любимица, ты же знаешь.

– Мам, ты говоришь это каждой из нас.

– Потому что так и есть!

Зазвенел дверной колокольчик. Залившись яростным лаем, Лобстер спрыгнула с моей кровати и побежала вниз ко входной двери.

– Должно быть, это Мюриэль, приехала забрать Нана. – Мама помедлила в дверях и напоследок посоветовала: – Немного румян не убьют тебя, Роми, ты бледна, как Parupeneus Margaritatus[14]14
  Parupeneus Margaritatus (лат., англ. pearly goldfish) – барабуля зубастая, рыба жемчужно-белого цвета.


[Закрыть].

– Продолжай – скажи это. Я же знаю, что тебе хочется.

– Барабуля зубастая.

– Очаровательно.

У моей матери есть привычка сравнивать одно с другим, но барабуля зубастая – это новый уровень.

– Очень лестно, – прокричала я ей вдогонку, когда дверь уже закрылась. – И очень по-матерински!

Я все еще бормотала себе под нос, когда младшая из моих четырех сестер ворвалась в комнату и – она всегда делала это, если меня навещала, – легонько стукнула кулаком мой постер с «Сиренкой» на удачу, сказав при этом: «Однажды, Роми, однажды этот день настанет».

Мюриэль – моя любимая сестра и единственная из семьи, кто поддерживает мои мечты активистки по защите окружающей среды. Она метеоролог, специализируется на изучении диаграмм океанической погоды и, как и я, она любит океан и его обитателей.

– Что выбираешь: улетную гонку со мной и Нана или поездку с остальным народом?

– С вами, ребята. Только бы не вместе с папой.

– Мне послышалось или меня звали? – сказал отец, входя в комнату.

– Я пойду взгляну, готова ли Нана, – сказала Мюриэль, тут же покидая меня.

– Ну спасибо, Мюриэль! – крикнула я ей вдогонку саркастически.

– Обращайся в любое время, – крикнула она в ответ.

Мой отец – крепко сложенный, с глянцевитыми седыми волосами и властными манерами, в темном костюме с красным галстуком с диагональным узором из крохотных черных трезубцев – корпоративным символом «Посейдон Индастриз». В то время как маму разочаровывало то, как я выгляжу, отца еще больше разочаровывал вид моей комнаты. Он знает, что постеры с лозунгами протеста – это камень в сторону «Посейдон Индастриз», которая использует некоторые способы промышленного рыболовства.

Он отвел глаза от постеров, прочистил горло и обратился ко мне:

– Розмари.

– Круто выглядишь, пап.

– Ну, ну, Розмари, ты тоже чудесно выглядишь.

– Скажи это маме.

– Что я хотел бы сказать твоей маме, что я хотел бы с полным правом сказать всей нашей семье и друзьям на сегодняшнем празднике – это то, что ты решила делать со своей жизнью. И что не терпит отлагательств – это твой ответ: где ты планируешь работать на каникулах – с мамой в университете или со мной в офисе?

– Я еще не решила, папа. Но ты будешь первым, кому я скажу, обещаю.

Я схватила свой клатч и поспешила к двери, надеясь, что он поймет намек. Но намеки были всегда напрасной тратой сил в общении с папой.

– Естественно, это зависит от того, что ты намерена изучать в университете в будущем году, – продолжал он. – Пойдешь ли ты по стопам матери и станешь изучать обитателей океанских глубин? Или ты решишь получить степень в предпринимательстве и станешь готовиться к тому, чтобы в один прекрасный день принять должность в «Посейдоне»? Я был бы счастлив, если бы бизнес остался семейным.

– Для этого у тебя есть Корделия.

Моя вторая старшая сестра Корделия работает в «Посейдоне» у папы. Несколько раз она пыталась объяснить мне, какую именно работу она там выполняет, но такие фразы, как «стратегическое планирование» и «структура бизнеса», заставляют меня засыпать от скуки.

– Суть в том, что ты должна решить: ты будешь изучать науку или предпринимательство, Розмари, – сказал отец, ведя меня вниз по лестнице.

– Неужели у меня есть только два этих варианта? Изучать или одно, или другое, то же, что и члены моей семьи, затем осесть где-нибудь и завести детей?

Он замер на лестничной площадке рядом с аквариумом с тропическими рыбками.

– На что большее ты надеешься?

– Я просто… – Я разочарованно вздохнула. – Просто порой я мечтаю о том, чтобы быть там, далеко. – Я сделала рукой широкий жест, указывая на далекий горизонт.

– Далеко где?

«Где угодно, но не здесь», – это был бы честный ответ. Но сказать такое – значит, ранить его и маму.

– Я считаю, что для меня настало время встать на свои ноги, папа, найти свое место в мире.

Я не ожидала, что он поймет, что я имею в виду, и он не понял.

– Я абсолютно согласен. Теперь ты заговорила более благоразумно. Так что ты предпримешь: провести следующие несколько месяцев, занимаясь подготовкой к своей карьере со мной или с матерью?

– Я все еще не решила.

Это была ложь. Я решила, что не буду заниматься ни тем ни другим.

Какая-то часть моей души соблазнялась работой в «Посейдоне»: я могла бы попробовать привлечь внимание работающих там людей к тому, как промышленное рыболовство наносит ущерб исчезающим видам, попытаться изменить их отношение и методы. Но кто станет меня слушать? Уж точно не мой отец – он никогда не слушает. Кроме того, много ли может сделать один человек? Какова вероятность, что студентка-интерн сможет изменить общепринятые методы ведения бизнеса?

Следовать по стопам матери было для меня едва ли более привлекательно. Я люблю океан, но я хочу быть там, на воле, активно делая что-то, сражаясь за защиту его экологии, а не просиживать штаны в лаборатории, выискивая мельчайшие отличия между морскими слизнями, асцидиями и морскими огурцами. Буквально все предполагают, что я пойду по стопам матери или отца, но обе эти дороги вызывают у меня сильнейшее ощущение скуки.

– Я подумаю об этом, хорошо? Я сразу же дам тебе знать, как только решу.

– Мы старались дать тебе все, что только могли, но ты всегда была необычным ребенком, Розмари, – он вздохнул.

– Это оттого, что она Рыбы – вечно-то они плывут против течения, – послышался внизу голос моей бабушки.

Сегодня Нана выглядела так, словно наряжалась для роли эксцентричной двоюродной бабушки, даже несмотря на то что прошло более двадцати лет с тех пор, как она в последний раз появлялась на сцене. Она была видением в фиолетовом сатине и экзотических перьях, очень сильно нарумянена, и густые черные стрелки, подчеркивающие глаза, взлетали вверх драматическими штрихами. Все еще отчаянно лая, Лобстер напрыгивала на нее, желая вцепиться зубами в ужасные и слегка поношенные лисьи меха, обернутые вокруг ее шеи.

– Мама, – сказал отец.

Он всегда беспокоился в присутствии Наны. Выглядит это так, словно он живет в постоянном страхе, что она отколет какую-нибудь безумную выходку, – возможно, разденется догола и будет бегать по улицам, – с единственной целью оконфузить своего сына. По правде говоря, я верила, что старая чертовка на это способна.

– Рекс, ты, как обычно, великолепен.

– Лобстер, сидеть! Нана, ты не можешь показаться в этом, – я указала на потертый боа из меха, который оканчивался острой лисьей мордочкой с носом, черными бусинками глаз и навеки оставшимися торчком ушками.

– А почему нет, юная леди? Если ты можешь надеть это, – она пренебрежительно изогнула бровь, указывая на мои сандалии без каблука, – то я считаю, что ты едва ли обладаешь вкусом, чтобы давать мне советы насчет моды.

– Меха отвратительны; никто их больше не носит. И в них у тебя больной вид. Кроме того, сейчас лето, Нана.

Она только туже обмотала мех вокруг горла своими бледными руками с проступающими венами, которые утяжеляли огромные кольца – дизайнерские, со сложными кручеными узорами, золотые, инкрустированные ярко сияющими камнями.

– Нанду[15]15
  Нанду (лат. Rhea) – американский страус.


[Закрыть], они тебя старят, – сказала моя мать просто.

Нана тут же сбросила с себя меха и метнула их на ближайшую софу.

– Прочь от меня, вы прокляты, – произнесла она дрожащим голосом.

– Ладно, кто в какой машине едет? – спросила моя мама.

– Со мной едет Нана, и мы захватим Дженну по пути, – сказала Мюриэль.

– И я еду с ними, – сказала я.

Казалось, папа готов спорить, – несомненно, решив, что иначе потеряет возможность и дальше читать мне нотации, – но мама, вероятно, почувствовала, что я уже получила достаточно поучений на сегодня, и вмешалась.

– Хорошо, значит, мы можем ехать прямо в ресторан, Рекс, и проверить, все ли организовано должным образом, до приезда гостей. Увидимся там, девочки.

– Дайте мне минутку довести до совершенства мой образ, mes petites filles[16]16
  Mes petites filles – франц. мои девочки.


[Закрыть], и мы тут же поедем. Роми, у меня для тебя сюрприз. Гончая, отдай мою лису! – провозгласила Нана не терпящим возражений тоном и стала бороться с Лобстер за меха.