Текст книги "Черный ястреб"

Мужчины тем временем вызвали другого ребенка, и все началось сначала. Девочка похромала к своим товарищам, стоящим у стены. При виде нее у Хоукера разрывалось сердце.

Он посмотрел на Сову.

– Некоторые мужчины находят какое-то извращенное удовольствие в причинении боли более слабому. Ты привела меня сюда ради этого зрелища?

– Да. – Сова забрала у мальчика бинокль, заботливо завернула его в клетчатую тряпицу и убрала в корзину вместе с другим биноклем. – Ну и что ты на это скажешь?

«Скажу, что некоторые заслуживают смерти», – подумал Хоукер, а вслух произнес:

– Эта малышка весьма проворна.

– Судя по всему, ее обучают не первый год. Она умеет драться. Сегодня им показали, что боль может длиться бесконечно долго. Очень ценный урок. Мужчины, которых ты видел, – это наставники. Они довольно часто практикуют нечто подобное. Идем. Кто-нибудь может поднять голову и увидеть нас там, где мы не должны находиться.

– Кто они? – Хоукер преградил Сове дорогу, хотя и не решился дотронуться до нее. Он догадывался, как девочка может отреагировать на прикосновение, и поэтому не стал рисковать.

Сова отвела взгляд, посмотрев на утопающую в темноте винтовую лестницу.

– Их называют Невидимками и готовят к тому, чтобы переправить в Англию.

Сова начала спускаться вниз, как если бы сказала все, что хотела сказать.

Но Хоукер за свою недолгую жизнь уже успел изучить женщин и поэтому не торопился. Он спускался медленно, считая ступени, чтобы не оступиться в темноте на последней. Спустившись вниз, Хоукер разглядел смутные очертания двери, которую загораживала собой Сова.

На ее месте он отошел бы в сторону, чтобы не выдавать своего местонахождения. Да, Сове еще многому предстоит научиться.

Преодолев последние несколько ступеней, Хоукер положил руку на дверь, прежде чем Сова успела ее открыть.

– Так что ты от меня хочешь?

– Поговорим на улице, – прошептала Сова. – Я…

– Мы поговорим здесь. Объясни, что тебе нужно, иначе я развернусь и уйду.

Хоукер почувствовал, как девочка взмахнула рукой.

– Лжешь. Ты не уйдешь после того, что увидел. У тебя нет выбора, кроме как выслушать меня.

– Ты будешь очень удивлена, узнав, что выбор у меня есть. – Хоукер приоткрыл дверь.

Пальцы девочки коснулись его руки.

– Подожди. – Одного этого слова оказалось достаточно, чтобы Хоукер остановился.

Он смотрел в нежное милое лицо, уже совсем не детское. В решительные глаза, говорившие о том, что он, Хоукер, поступил весьма неразумно, решив бросить вызов их обладательнице. Он не знал, о чем думает Сова, когда смотрит на него.

Она стояла рядом с ним и дышала в плечо достаточно долго, чтобы на рубашке осталось теплое влажное пятно. А потом заговорила тихо и быстро:

– Это место называется «Каретный сарай». В мастерской позади него много лет назад делали кареты. А теперь в доме, где жил когда-то каретных дел мастер, располагается школа.

– Чертовски странная эта школа.

– Если знать, кого в ней обучают, все не так уж странно.

– Так что – будем стоять тут и гадать? Говори, или я ухожу.

– Я решаю, что тебе можно рассказать, а что нельзя. – Сова с минуту молчала. – Я очень сильно рискую. Во всем Париже осталось не больше дюжины людей, знающих о существовании этого дома и о том, что в нем происходит.

– И я пока не один из них, верно?

– Это потому, что ты идиот и постоянно меня перебиваешь. – В молчании прошла еще одна минута. – Они сироты, эти дети. Тайная полиция разыскивает сирот с определенным складом характера. – Луч света, пробившийся сквозь приоткрытую дверь, упал на лицо Совы. Ее губы изогнулись в ухмылке. – С начала революции во Франции появилось множество сирот.

– Даже слишком. – Улицы французских городов были заполонены бездомными детьми, умирающими от голода. Уж кому, как не Хоукеру, знать об этом. Он и сам был одним из таких детей. – Обычное явление.

– Но этих детей обычными назвать нельзя. Они чрезвычайно умны. А их красота просто ослепляет. Их привозят сюда в восемь, девять или десять лет, и начинается совсем иная жизнь. В этом доме говорят только по-английски. Дети едят английские блюда и обучаются всему, что умеют англичане их возраста. Ты ни за что не догадаешься, что они рождены во Франции. Все они фанатично преданы своей стране и революции. И все станут французскими шпионами в Англии.

Интересно.

– Ну и какой прок от детей их возраста?

– И это спрашиваешь ты, который младше большинства из них? Я бы посмеялась, если бы у меня было на это время. – Сова покачала головой. – Ну посуди сам, Хоукер. Когда-нибудь они вырастут. Превратятся в мужчин и женщин, станут своими в высших слоях общества.

– Далеко идущие планы.

– Речь идет о тайной полиции. Двадцать лет – это ничто. Правительства меняются, а тайная полиция остается.

– Сомневаюсь, что после этого разговора меня посетят приятные сны.

– И не надо улыбаться с таким превосходством. Мы говорим не о какой-то глупости, а об очень серьезных и страшных делах.

– Я внимательно тебя слушаю.

– Непохоже. Но я все равно продолжу. – Сова подалась вперед и понизила голос. – В этом доме дети получают новую жизнь. Наставники заставляют их забыть обо всем, что с ними было раньше. Даже отнимают данные при рождении имена. Когда для них находится подходящее место, их переправляют под видом сирот. Английских сирот. Они так малы, что никому и в голову не приходит проверять, действительно ли они те, за кого себя выдают.

Ну и ну. Будет о чем рассказать Дойлу. О детях, которых отправляют в Англию, чтобы они жили там и ждали своего часа. О шпионах, готовых начать действовать в любую минуту.

– Ты много об этом знаешь.

– Мое очарование и состоит в том, чтобы знать много о многом. – Сова похлопала мальчика по руке. – Отойди, я хочу выйти на свет.

Но Хоукер даже не пошевелился.

– Зачем ты привела меня сюда?

– Мы положим этому конец. Ты и я. Сегодня же.

В ответ на это Хоукер произнес несколько французских слов, которые выучил совсем недавно. Он не знал их точного значения, но подозревал, что оно весьма непристойное.

– Только не говори мне, Chouette[3]3
  Сова (фр.).


[Закрыть], будто твои товарищи не могут положить этому конец, когда им вздумается. Если ты…

Сова гневно схватила Хоукера за куртку и прошипела:

– Ecoute-moi[4]4
  Послушай меня (фр.).


[Закрыть], гражданин Хоукер. Ты лишь недавно стал шпионом. Ты безмятежно разгуливаешь по улицам со своим черным ножом в кармане, но понимаешь не больше мухи. Здесь, в Париже, мы ведем войну с тенями. Существуют сотни различных организаций. Секреты, о которых даже тайная полиция ничего не знает. Люди, слишком могущественные, чтобы с ними тягаться. – Сова отпустила куртку Хоукера и оттолкнула его. – Эти люди – наставники из «Каретного сарая». Они неприкосновенны.

Она стояла, стиснув зубы и тяжело дыша. Если Хоукер будет молчать, она расскажет остальное.

И Сова действительно заговорила:

– Три дня назад глава этой организации последовал за Робеспьером на гильотину. И теперь его тайны выползли на свет. Говорят, что наставники из «Каретного сарая» творили ужасающие вещи.

– Какие именно? Я настоящий дока в том, что касается жестокости…

– Не будь дураком. Не ты один такой знаток. Все мы погрязли в крови по колено. – Голос Совы надломился. – Можешь поверить мне на слово. Люди, отправляющие детей в Англию, настоящие чудовища. Ты просто не представляешь, на какие отвратительные преступления они способны. Даже сотрудники тайной полиции пришли в ужас.

– И что же это за преступления? – Сова не ответила, и Хоукер произнес: – Ну же, рассказывай. Произведи на меня впечатление.

Сова приложила к стене кулак и посмотрела на него.

– Многие Невидимки – вернее, большинство – дети, возникшие из ниоткуда. Вымышленные имена, вымышленные биографии. Но иногда получалось и по-другому. Иногда наставники обменивали ребенка на ребенка. – Сова неожиданно ударила кулаком по стене. Ей наверняка было больно. – Отойди. Я хочу выйти отсюда. Меня уже тошнит от темноты.

На этот раз Хоукер позволил ей отодвинуть себя в сторону. Когда мальчик вышел на улицу, Сова ждала его возле железного ограждения, отделявшего церковный двор от дороги. Она держалась за ограждение свободной рукой и смотрела в землю.

– А теперь скажи, что все это значит? – попросил Хоукер. – Ребенок в обмен на ребенка. Что это?

Сова глубоко вздохнула. Дважды.

– Иногда Невидимки превращаются в настоящих англичан. В сирот, которых отсылают жить к дальним родственникам. – Сова отпустила ограждение. – Так откуда же, по-твоему, берется столько удобно вписывающихся в обстоятельства сирот? Прогуляйся со мной. Я должна рассказать тебе, что мы сделаем сегодня вечером.

– Дьявол! Ты хочешь сказать?..

– Я ничего не хочу сказать. А теперь следуй за мной. – С этими словами она зашагала по улице – решительная, чрезвычайно занятая служанка с корзинкой в руках. Ну разве кто-то смог бы разглядеть в этой спешащей по делам девчушке шпионку? – Наставникам нужно закрыть свое заведение, если они не хотят отвечать за содеянное. Им необходимо отправить последних детей в Англию и сделать это как можно быстрее. Только я этого не позволю.

– Потому что так сильно радеешь за Англию? – Хоукеру пришлось ускорить шаги, дабы поспеть за Совой.

– Потому что они пойдут по самому простому пути. Для тех, кому предстоит отправиться в Англию, не подготовили подходящего места. Их попросту продадут в бордели или влиятельным мужчинам.

Хоукер почувствовал себя так, словно его вдруг ударили под дых. Дети на улице Сент-Джайлс каждый день продают себя за кусок хлеба и крышу над головой. Большинство девочек, вместе с которыми он вырос, оказались в итоге в борделях. Да что там девочки – некоторые мальчики тоже. Хоукеру не хотелось думать, как близок к этому был и он сам.

Он намеренно отстал от Совы, чтобы и она замедлила шаги.

– Ты считаешь, что мне есть до этого дело?

– Я сделала, чтобы было так. Ты не сможешь забыть того, что увидел.

Сова привела его на колокольню, чтобы он увидел, как хрупкая девочка с косичками отбивается от преследователей. Чтобы его не оставляла мысль об этой девочке, заключенной в грязном борделе.

Сова очень глупа, если считает, что все увиденное должно как-то затронуть его душу.

– В любом случае я ничем не могу помочь, так что…

– Можешь. Мы можем. Сегодня ночью я проникну в этот дом и выведу оттуда детей. Я уже все подготовила. Хочешь – помоги мне. Не хочешь – не помогай. Только не говори, что ничего не можешь сделать.

– Я не собираюсь тебе помогать.

Сова остановилась и резко повернулась. Она казалась такой невинной. Ее лицо напоминало цветок, нежный раскрытый бутон. Шелковистые локоны упали на ее лицо, поймали солнечный луч и заблестели.

– На закате я буду в книжном магазинчике на улице Ломбард. Если придешь, мы вместе украдем небольшую часть собственности тайной полиции. – Сова обаятельно улыбнулась. Она не обманывала Хоукера. Даже не пыталась сделать это. – Это будет смелая и коварная попытка лишить французов некоторого количества потенциальных агентов, не правда ли?

– Ага. Равносильная самоубийству.

– Тогда оставайся дома и накройся с головой одеялом. Может, тогда ты останешься невредим. – Сова внимательно посмотрела на Хоукера и переложила корзинку из правой руки в левую. – Я буду ждать тебя на закате. Надень что-нибудь… – она указала пальцем на жилет мальчика, – менее броское. Au revoir.[5]5
  До свидания (фр.).


[Закрыть]

С этими словами Сова пошла прочь. Она помахивала корзинкой так легко и непринужденно, как если бы в ней лежали пять булочек и яблоко вместо пистолета, полевых биноклей, связки отмычек и еще бог знает чего.

Глава 7

Жюстина не пошла к главному входу в бордель, а обошла его кругом и направилась к двери, ведущей на кухню.

Мужчины приходили сюда в поисках наслаждений, но зачастую оставались на обед. Бабетту, правившую на кухне с помощью большого железного половника, ценили на вес золота. Маститые представители тайной полиции давно мечтали переманить ее к себе.

Грумы, ухаживающие за лошадями и подметавшие двор – Жозеф, Жан Ле Гро, Птижан и Хьюго, – расселись за большим столом у окна. Не по годам умный агент тайной полиции Рене расположился во главе стола рядом со своим кузеном Ивом, лишь недавно пополнившим ряды агентов.

Едва завидев Сову, они окликнули ее.

– Жюстина. Ca va, petite?[6]6
  Как дела, детка? (фр.)


[Закрыть]

– Что нового, крошка?

– Иди сюда, красавица. Я согрел тебе местечко на скамье.

Деревянные подошвы их ботинок застучали по полу, когда они подвинулись, чтобы освободить место для Жюстины. Перед девочкой сразу возникла тарелка с сыром. Кто-то протянул ломоть хлеба. Жан Ле Гро похлопал по лавке подле себя и широко улыбнулся. Этот человек, страдавший отсутствием большого количества зубов, всегда был очень многословен.

Жюстина положила в корзинку несколько чистых простыней. Когда несешь пистолет, нужно выглядеть совершенно невинно. Проходя мимо, она бросила на колени Рене газету «Журнал де Пари», чтобы он прочитал ее вслух. Конюхам нравилось слушать о людях, посещающих это заведение. Нигде в Париже политика не обсуждалась более горячо и страстно, чем на кухне Бабетты.

На кухне стояла невыносимая духота. Жар исходил от раскаленных углей и бурлящего в большом медном котле куриного бульона. Бабетта стояла у стола по локоть в муке и вымешивала податливое тесто. Ей помогала Северен. Девочку поставили на стул и замотали в большой фартук не по росту. Она была обсыпана мукой с ног до головы, а маленький кусочек теста в ее руках никак не хотел превращаться в ровную круглую булочку.

Как же хорошо оказаться дома. Жюстина была рада провести некоторое время в мирной родной обстановке, прежде чем вновь подвергнуть себя опасности. Нельзя принимать маленькие радости жизни как должное, если завтра ты можешь быть лишен и этого.

Лицо Северен просияло. Она поостереглась прыгать на шатком кухонном табурете и поэтому облекла свою радость в слова:

– Жюстина, Жюстина! Я сделала булочки, и мы съели их на завтрак. По булочке получили Мадам, Бабетта, Бель-Мари и я. Всего четыре. – Она вытянула перед собой белую от муки руку, растопырив пальцы, а потом указала на полку, где стояли ступки всевозможных размеров и большая банка с солью. – Я припрятала одну и для тебя.

Жюстина в этом не сомневалась. Кривобокое произведение кулинарного искусства поджидало ее на тарелке с голубыми узорами. Неизвестно, какое будущее ожидает Северен, но поваром ей точно не стать.

– Как предусмотрительно с твоей стороны. Очень красивая булочка. Я заберу ее с собой наверх. – Там Жюстина сможет спокойно скормить ее воробьям, обитающим на крыше. Если же Северен отправится с ней, Жюстине придется давиться твердым, как камень, тестом, восхваляя его вкус, дабы не обидеть сестру. Остальные, включая и куклу Бель-Мари, наверняка поступили так же.

– Бабетта позволила мне помочь ей делать яблочный пирог. Видишь, мы собираемся чистить яблоки. У меня тоже почти получается. Ты останешься на обед, Жюстина? Наверх мы подадим слоеный пирог с курятиной, а у нас будет суп из бычьих хвостов, хоть сегодня и жарко. Бабетта позволила мне порезать морковь. Мы купили петрушку, и я помогала ее мыть.

Целых три… нет, четыре дня Жюстина не общалась с Северен. Свержение Робеспьера, к которому она тоже некоторым образом приложила руку, вряд ли могло послужить оправданием. А теперь нужно спасать Невидимок. Жюстина будет занята весь вечер и всю ночь.

Дело найдется всегда. Работа на секретные службы может съесть без остатка, если не принять мер.

Жюстина склонилась над разделочной доской и поцеловала сестру в лоб, предусмотрительно отведя в сторону руку с корзиной. Если на пистолеты попадет мука, их трудно будет отчистить.

– Какая славная ленточка. – На косичке Северен красовался алый бант. – Бабетта ее тебе подарила?

– Нет, мужчина. Он хотел взять меня на прогулку. Он знает тебя. Сказал, что я вырасту такой же красавицей, как ты. – Девочка понизила голос. Она уже усвоила, что о некоторых вещах лучше помалкивать. – Он мне не понравился, но Бабетта сказала, что лучше повязать ленту и носить ее, пока он не уйдет.

– Леблан, – пояснила Бабетта и быстро добавила: – Я тут же забрала девочку. – Она говорила очень тихо, чтобы мужчины за столом ничего не услышали. – Ему нужно провернуть какое-то дело. Для маскировки ему потребовались женщина и маленькая девочка. Но я не позволила забрать малышку.

У Леблана хватило наглости приблизиться к Северен. Жюстина подцепила пальцами ленту, стараясь не показать охватившей ее ярости.

– Я заберу ее, – сказала Жюстина.

«И отдам старухе, подметающей улицу».

Если Леблан хоть пальцем дотронется до Северен, она пристрелит его.

– Он оставался с ней наедине?

– Ни секунды. – Бабетта отрезала ножом кусок теста. – Я сразу же забрала ее к себе и не отпускала ни на шаг. Мне плевать на приказы этого негодяя. Мадам вернулась быстрее, чем он ожидал, разрушив его планы. Сейчас он у нее.

Возможно, она все же пристрелит Леблана. Он был помехой для Мадам. Теперь, когда в городе царил хаос, самое время начать убирать с дороги своих врагов.

Северен испачкала мукой щеку. Жюстина отерла ее кончиком фартука, прижала сестру к себе и расцеловала ее, перепачкавшись тоже. Она вновь выразила свое восхищение кривобокой булочкой и заботливо убрала ее в карман фартука.

– Я съем ее сегодня за ужином, перед тем как уйду. – Жюстина многозначительно взглянула на Бабетту, давая той понять, что поздно вечером уйдет из дома. Бабетта кивнула. Она присмотрит за Северен со всей строгостью и нежностью крестьянской души.

А вот завтра Жюстина целый день проведет с сестрой. Может, им даже удастся сходить в сады Тюильри и, если не будет беспорядков, покормить голубей.

Гостиная Мадам располагалась на втором этаже. В коридорах царила тишина. Женщины, проживающие в доме, спали в своих комнатах либо болтали в салоне. Некоторые из них пошли прогуляться, несмотря на жару, и теперь сидели на скамейке в парке, весело щебеча и улыбаясь проходящим джентльменам.

Жюстина сняла с себя наряд служанки и переоделась в платье с высокой талией, сшитое по последнему слову моды. В нем она казалась старше своих лет и выглядела невероятно модной и привлекательной.

Тихо постучавшись в дверь гостиной, она вошла внутрь, и звук ее шагов утонул в толстом ковре, устилавшем пол. Мадам, которая, казалось, всегда знала и чувствовала, что происходит вокруг, подняла голову и улыбнулась. Леблан сделал вид, что не заметил девочку.

Он занял самое большое кресло Мадам и теперь сидел в нем, развалясь и положив ноги на низкий стульчик с мягким гобеленовым сиденьем. Одежда Леблана была дорогой, но вульгарной. Он происходил из семьи провинциальных фермеров, занимавшихся разведением свиней. Казалось, от него исходил еле заметный запах свинины. Даже его глаза, горящие высокомерием и эгоизмом, походили на свиные.

Жестокий и практичный Леблан быстро занял руководящую должность в тайной полиции. В этом ему помогла и революция. При якобинцах он стал очень могущественным человеком. Даже Мадам относилась к нему с опаской.

– Мадам! – Жюстина присела в глубоком реверансе.

Потом она гордо вздернула подбородок и еле заметно согнула колени в реверансе, предназначавшемся Леблану. Большего выскочка свинопас не заслужил.

Если Леблан казался слепленным из деревенской грязи и ненависти, то Мадам была выкована из стали. На ней было платье нежного оттенка лаванды, декольте которого было столь глубоким, что каждый желающий мог в подробностях разглядеть ее грудь. Однако Мадам держалась с таким достоинством, что никто не осмелился бы назвать ее наряд непристойным. Она словно перенеслась в день сегодняшний из древних времен, когда человеческое тело считалось священным, а нагота не являлась чем-то постыдным. Ее черные гладкие, точно эбонит, волосы были собраны на затылке с помощью серебряных гребней и свободно струились по спине. На ней не было драгоценностей. Ни единого колечка. Мадам стояла возле секретера из палисандрового дерева и держала в руке письмо. Она заметила особенности двух поклонов, и в глубине ее глаз вспыхнуло одобрение.

– Дорогая! Как дела?

– Прекрасно. Все готово.

– Хорошо. Обсудим это, когда Жак уйдет. – Этими словами Мадам указала Леблану его место. – Он принес письмо, которое я ждала. Я дам его тебе прочитать.

– Это обязательно? – нахмурившись, спросил Леблан.

– Всегда интересно услышать ваше мнение о руководстве агентами, Жак. – Мадам сложила письмо. – Я подумаю, прежде чем ответить. Мне нужно посоветоваться с Сулье. – Мадам положила письмо на стопку промокательной бумаги на письменном столе.

Леблан проследил взглядом за ее жестом.

– Вечером?

– Нет, только не сегодня. Вам не стоит беспокоиться. Если хотите, можете спуститься на первый этаж. Мои девушки о вас позаботятся.

– Я не желаю развлекаться. – Леблан поднялся с кресла и отряхнул рукава, словно хотел смахнуть с них оставленное взглядом Мадам презрение. – Я не резвлюсь с проститутками, когда республика находится в столь шатком положении. Я прекрасно оцениваю настроения в городе. В ваше заведение приходят очень важные люди.

– Чтобы порезвиться с моими девушками. Отвратительно, правда? Специально для Жюстины я повторю то, что сказала прежде. Никто в моем заведении не станет помогать вам в вашем деле. Даже судомойка. Даже дворовая кошка. Никто!

– Господи, сколько шума из-за такой мелочи. – Леблан пожал плечами. – Я бы вернул девочку через час или два. А теперь я вынужден буду оторвать агентов от более серьезной работы. Вы всем причинили неудобство своим упрямством…

– Не смейте приближаться к обитателям моего дома, Жак. Если же вы попытаетесь провернуть свои дела у меня за спиной, в следующий раз двери моего дома будут для вас закрыты.

– Тысяча извинений, – Леблан театрально взмахнул руками и склонил голову, даже не попытавшись скрыть выражение торжества, коим горели его глаза, – за то, что посягнул на вашу собственность. – Он искоса наблюдал за Мадам, ожидая ее реакции. Но та даже бровью не повела.

– Вы нарушаете покой этого дома своими интригами. А я не хочу, чтобы мои люди расстраивались. – Мадам говорила так, словно перед ней стоял торговец, продавший ей протухшую рыбу.

– Я живу ради того, чтобы угождать вам, Люсиль. – Леблан был не так силен в сарказме, как ему хотелось думать.

– Что ж, остается надеяться, что так будет и дальше.

Это было похоже на разговор двух заклятых врагов. Угроза за угрозу. Жюстина наблюдала за Мадам и надеялась, что когда-нибудь станет хотя бы наполовину такой же изысканной, умной и хитрой, как она.

Из прощания Леблан устроил целое представление. Он склонился над рукой Мадам, а потом взял руку Жюстины в свою.

– Я восхищен вашей маленькой сестрой. Она обворожительна.

Жюстина не нашлась, что ответить.

Она последовала за Лебланом, дабы удостовериться, что он ушел и уже не вернется. После этого Жюстина вернулась в гостиную, оставив дверь открытой. Ведь закрытые двери всегда притягивают любопытных.

Мадам взяла в руки лупу и теперь изучала печать на письме.

– Ты позволила ему лишить себя самообладания.

– От его присутствия у меня мурашки бегут по коже. Я не хочу, чтобы он приближался к Северен.

– Этого больше не повторится. Кроме того, Бабетта сразу забрала ее. – Мадам отложила лупу в сторону. – Несмотря на все его многочисленные прегрешения, он никогда не пристает к детям. Он предпочитает девочек на пороге взросления. Таких, как ты.

– Знаю. Но он может причинить вред ей, потому что не может обладать мной. Из мести.

Воспоминания пронзили Жюстине сердце, подобно стреле. Она словно наяву ощутила прикосновения мужских рук к своему телу, почувствовала их отвратительный запах и мерзкий вкус липких языков, проникающих в ее рот. От переполнявшей ее душу ненависти стало трудно дышать.

Мадам встала и расправила юбки, возвращая Жюстину к действительности. К солнечному свету, красивой гостиной и безопасности.

– Он найдет для своих целей какого-нибудь сироту и шлюху из Пале-Рояль. Леблан намеревался поступить так с самого начала, а искал Северен лишь для того, чтобы помучить тебя.

– И бросить вызов вам. Я удивлена, что он осмелился на такое. Слишком много людей пропало в последнее время.

– К общему ликованию тех, кто избежал этой участи. Но ты не станешь помогать исчезнуть и ему, детка.

Теперь, когда Робеспьер был мертв, за право контролировать тайную полицию разгорелась нешуточная борьба. Три ночи подряд Мадам уходила из дома одна и возвращалась лишь под утро с выражением торжества на лице. Однажды она пришла забрызганная кровью. Некоторые из пропавших недавно людей были ее заклятыми врагами.

– Я буду предельно осторожна, мадам. Завтра у меня свободный день, да и с пистолетом я управляюсь мастерски.

– Мне известно твое мастерство. Но в этом деле я тебе потворствовать не стану. – Возражение было высказано мягко, но решительно. – А теперь взгляни. – Мадам взяла со стола письмо и некоторое время внимательно смотрела на него. – Его уже открывали. Вот здесь еле заметная трещинка на печати. Леблан чересчур уж высокомерен. Полагаю, он нашел себе нового покровителя.

– Почему в таком случае вы не позволяете его устранить? Я слишком долго наблюдала за тем, что происходит вокруг, и готова к работе.

– Тогда ты должна понять, что мне от тебя нужно. Ты умна, дитя мое. Ты умеешь читать мысли и чувства других людей. Таким оружием обладают лишь единицы. А яд и ножи оставь дилетантам. – Мадам неожиданно засмеялась. – Со временем ты поймешь, что оставлять людей в дураках и ловко выведывать их секреты гораздо приятнее, нежели просто убивать их. Кроме того, нельзя очистить мир от всех его Лебланов. Увы.

– Я могла бы попытаться. Он смотрит на меня и облизывает губы. От этого мне становится дурно.

– Он знает это и испытывает удовлетворение.

Более мудрого человека, чем Мадам, Жюстина еще не встречала на своем пути.

– Вы хотите сказать, что я не умею скрывать свои чувства?

– Ты позволяешь ему понять твои чувства. И доставляешь ему удовольствие, показывая свой гнев. Тебя это устраивает?

– Нет.

Сколько раз Мадам повторяла ей, что с мужчинами нужно общаться бесстрастно?

– Леблан твой враг и не скрывает этого. Но он слишком самонадеян, жаден и предсказуем. И он менее опасен, чем тот, кто придет ему на смену.

– Я его ненавижу.

Мадам подошла к окну и выглянула во двор.

– Ненависть съест тебя, опустошит, если ты это позволишь. Разве хорошо, когда в душе пустота? А-а, он уходит. Иди посмотри на это насекомое.

Двор перед заведением был отгорожен от улицы высокой стеной, сложенной из квадратных камней цвета печенья. Дорожки были вымощены серым булыжником, на котором виднелись грязные следы колес. Вдоль забора в огромных белых кадках росло около дюжины апельсиновых деревьев. Их зеленые листья отливали серебром, когда на них падали лучи полуденного солнца. Леблан направлялся к воротам, натягивая на ходу перчатки. Приятно было видеть его спину.

– А он начинает лысеть. Как забавно. – Мадам опустила занавеску. – Теперь давай побеседуем. Зачем Леблан пришел сюда? Явно не для того, чтобы доставить письмо.

Именно этому учила Жюстину ее покровительница. Быть бесстрастной. Воспринимать этого человека как логическую задачу, не более того.

– Он испытывает вас. Хочет понять, можно ли использовать меня для того, чтобы причинить вам боль. А еще он пришел за Северен… – Жюстина представила Леблана рядом с сестрой и поняла, что не может быть беспристрастной и расчетливой. Ей просто хотелось убить его, и все. – Он пришел посмотреть, можно ли использовать ее, чтобы получить власть над вами. Или надо мной.

– Теперь он знает.

Мадам преподала ей жестокий урок. Жюстина сглотнула.

– Я позволила ему понять, что я уязвима. И тем самым подвергла риску Северен.

– Похоже, что так, – серьезно произнесла Мадам. Уж она-то понимала. Ее собственная дочь была надежно спрятана в деревне, чтобы ее никто не мог использовать для шантажа и угроз. – Девочку нужно увезти из Парижа туда, где до нее не доберется ни Леблан, ни кто-либо другой. Ты знаешь, что мои друзья, содержащие школу в Дрездене, с радостью примут вас обеих. Ты будешь жить с девочками своего возраста.

Привратник закрыл за Лебланом ворота. Ну что тут скажешь? Только правду. Мадам отправит ее в весьма уважаемую школу в Дрездене, где она будет изображать невинное создание. Жить среди беззаботно хихикающих школьниц. Делать вид, что она так же весела и наивна, как и они.

– Я давно уже не маленькая девочка.

– Детка…

– Есть роли, сыграть которые не под силу даже мне.

Жюстине показалось, что Мадам вздохнула.

– Мы еще поговорим об этом. Ты готова к сегодняшней ночи?

Жюстина вздохнула с облегчением. Наконец-то Мадам перевела разговор на что-то обыденное.

– Все готово. Продумано в деталях. – Ее пистолет был начищен и заряжен. Одежда лежала в комнате наверху. Сегодня Жюстина завершила все приготовления. – Я освобожу детей. «Стрела» обещала помочь. Мы посадим их на баржу у Ботанического сада и отправим вниз по реке на рассвете. Не пройдет и недели, как они окажутся на побережье.

– Отлично.

– Теперь, когда Маргарита уезжает из Франции, это будет последняя крупная операция «Стрелы». Ведь она была не только их идейным вдохновителем. Она была их сердцем. Не думаю, что они смогут существовать без нее.

«Стрела» была лучшей из нескольких тайных служб спасения. Прекрасно организованная и достойная доверия. Сотни несчастных душ, чудом избежавших гильотины, были обязаны жизнью «Стреле». Жюстина была очень хорошо знакома с этой организацией. Она следила за ее членами и докладывала Мадам о каждом их шаге. Тайная полиция тоже широко использовала «Стрелу», нелегально переправлявшую людей в Англию.

– Я буду скучать по тем дням, когда следила за работой «Стрелы». Маргарита де Флориньяк променяла ее на англичанина Дойла. Вся эта любовь большая глупость, скажу я вам.

– И все же я верю, что она будет счастлива в Англии с этим своим большим английским шпионом. И вместе с тем полезна Франции. Я даже не сомневаюсь, что она укроет у себя освобожденных тобой Невидимок, как только они пересекут Ла-Манш.

– В этом я тоже совершенно уверена. Будь ее воля, она взяла бы под свое крыло каждого осиротевшего ребенка в мире. Она вскоре уезжает из Парижа. Возможно, даже завтра. Гражданин Дойл об этом позаботится.

– Ох уж эти новоиспеченные мужья…

– Он очень заботливый.

Английский шпион Дойл напоминал Жюстине огромного мастифа. Он был грозным противником, но нежно и преданно заботился о тех, кому оказывал покровительство.

– Знаете, он называет ее Мэгги. Надеюсь, она привыкнет к этому имени.

– А что насчет этого мальчишки Хоукера?

Жюстина не удержалась и улыбнулась:

– Он мой.

Мадам склонила голову и немного насмешливо произнесла:

– Поздравляю. Потому что даже англичане не знают, принадлежит ли он им.