Текст книги "Черный ястреб"

Глава 13

Жюстина тут же узнала этого человека, и все ее существо наполнилось ликованием. Она не помнила, как достала нож, но он оказался в ее руке, когда Жюстина бросилась на вошедшего.

В этот самый момент время, казалось, застыло.

Дриё перекинул куртку через руку, в которой сжимал саквояж. В другой руке он держал фонарь. Белоснежная сорочка под расстегнутым жилетом казалась вульгарной и совершенно неуместной.

Сжав нож обеими руками, Жюстина погрузила его в эту белизну и едва не издала торжествующий вопль.

Ее обучали управляться с ножом на рынке «Чрево Парижа», заставляя снова и снова ударять им подвешенную на крюке коровью тушу. Человеческий живот показался Жюстине более мягким и податливым.

Тошнотворная близость соединила девочку с Антуаном Дриё. Он ошеломленно вытаращил глаза и содрогнулся всем телом. И это было так же отвратительно, как горячее грубое совокупление. Его пропитанная потом одежда коснулась кожи Жюстины, а в лицо ей пахнуло одуряюще несвежим дыханием.

Хоукер в мгновение ока оказался рядом с ней. Его ладонь закрыла рот мужчины, не пуская наружу булькающий предсмертный крик. Бедро и нога мальчика смягчили падение саквояжа. А свободной рукой он накинул на фонарь куртку Дриё, чтобы заглушить звук удара об пол.

Жюстина не выпускала из рук рукоятку ножа. Горячая липкая кровь струилась по ее пальцам.

Они с Хоукером держали сопротивляющегося Дриё до тех пор, пока тот наконец не затих. Пока не превратился в грузное, внушающее отвращение безжизненное тело.

Антуан Дриё умер. Сотню раз Жюстина мечтала об этом. Планировала его убийство. Она даже собиралась тайно отправиться в Лион и расправиться с ним.

Она убила французского агента, и если об этом узнают, она труп.

По коже девочки побежали мурашки. Желудок болезненно сжался. Ее сердце наполнилось ужасом, смешанным с облегчением и какой-то извращенной радостью.

Одним меньше. Меньше одним из мужчин, обладавших ею в борделе.

Жюстина ошеломленно вскинула голову, когда Хоукер нетерпеливо ткнул ее локтем в бок.

– Оставь нож в теле, – одними губами произнес он. – Все его вещи нужно забрать с собой.

Он уперся плечом в тело Дриё, слегка наклонил его и приподнял от пола.

Фонарь опрокинулся на бок, но, к счастью, свеча осталась внутри. Жюстина заметила на пороге несколько капель крови и затерла их пылью. При дневном свете это будет просто бурая грязь. Странно, что крови вытекло так мало. Похоже, нож нужно всегда оставлять в ране. Теперь Жюстина знала это.

Итак, фонарь, куртка, саквояж… Жюстина бесшумно закрыла за собой дверь и последовала за Хоукером и его страшной ношей. Они оба прекрасно понимали, что тело не должны обнаружить во дворе. Нельзя допустить, чтобы исчезновение Невидимок связали с убийством. Даже англичан не должны привязать к ночному происшествию.

Хоукер остановился и развернул тело так, чтобы Жюстина смогла достать ключ. Он оказался в кармане жилета. Руки девочки ослабли и дрожали. Она с трудом вставила ключ в замочную скважину. Огромные ворота распахнулись, выпустив детей на улицу и не издав при этом ни малейшего звука. Жюстина прикрыла окошко фонаря так, чтобы он отбрасывал на землю лишь крошечный лучик света, подняла с земли саквояж, вышла на улицу Планш и плечом закрыла за собой ворота.

Дома, возвышавшиеся по обе стороны улицы, были погружены во тьму. Лишь слева от Жюстины в одном из окон второго этажа пробивалась сквозь плохо закрытые ставни полоска света. Пакс намеренно встал так, чтобы она освещала его фигуру.

Он кивнул головой. Из переулка, что располагался за стеной «Каретного сарая», появилась маленькая фигурка, быстро пересекла улицу и скрылась в тени. Никто не смог бы разглядеть, что на противоположной стороне улицы уже стояли несколько человек, слившихся с темнотой.

Хоукер свернул в другую сторону. Он опередил Жюстину на дюжину шагов, и она поспешно семенила следом. Дорога делала поворот, но «Каретный сарай» был все еще виден. Именно здесь Хоукер остановился, прислонил тело Дриё к стене и хмуро посмотрел на девочку из-под его руки.

Сердце Жюстины колотилось, точно маленький барабан. Но она ни за что не покажет Хоукеру своего страха. Ни за что на свете.

– Давай постоим здесь пару минут. Я должна убедиться, что все дети на свободе.

– Хорошо. Постоим и потаращимся на улицу. – В голосе Хоукера сквозило раздражение. – Ну и где твои друзья?

– Ты не увидишь их до тех пор, пока они сами этого не захотят. – Хоукер смотрел на нее гневно и осуждающе, поэтому она добавила: – Мне пришлось его убить. Выбора не было.

– Наверное, не было.

– Тебе лучше положить его на землю. – Жюстина фонарем указала на тело. – Выглядит тяжелым.

– Он и в самом деле очень тяжелый, – проворчал Хоукер, а потом посадил тело на землю, прислонив его спиной к стене. Со стороны мертвый Дриё мог показаться просто пьяным, задремавшим на полпути к дому.

Дети разговаривали очень тихо, хотя вряд ли кто-то услышал бы их внутри «Каретного сарая» или в одном из этих темных безмолвных домов. Но поступали они так вовсе не из уважения к покойнику.

Внизу по улице Планш еще одна фигура отделилась от стены и присоединилась к остальным, поджидающим в тени. Еще один Невидимка на свободе.

Хоукер отер руки об одежду покойника.

– Могла бы убить кого-нибудь помельче.

– Так уж получилось.

Хоукер опустился на одно колено и принялся обшаривать карманы Дриё.

– Труп нельзя здесь оставлять, – произнесла Жюстина.

– Я знал, что ты это скажешь. Когда Пакс закончит, мы подхватим его под руки, как пьяного товарища. Подай мне его куртку. Она прикроет следы крови.

– До Сены тащить слишком далеко. Но в нескольких улицах отсюда есть кладбище. Можно оставить тело там.

– Кладбище Эрранси.

Неужели Хоукеру было так необходимо продемонстрировать свое знание Парижа?

– Возможно, нам повезет и там найдется вырытая могила.

– Прекрасная перспектива. А еще я могу оставить его в темном переулке. Там, откуда я приехал, именно так и поступают.

– Лучшей участи он не заслужил. – Когда-нибудь Жюстина станет хладнокровной убийцей и сможет пожимать плечами так же спокойно, как сделал это сейчас Хоукер.

Мальчик переключил внимание на другой карман.

– Найдя его, никто не удивится трупу на улице.

Жюстина поставила фонарь на землю, осветив руки Хоукера. Сама же она отвернулась, не желая смотреть на происходящее. Глупо, что она не хочет взглянуть на тело Дриё или дотронуться до него, хотя и испытала огромную радость от того, что смогла наконец убить его.

– Ты его знаешь, – произнес Хоукер.

– Антуан Дриё. Продажный негодяй.

– Был. Был продажным негодяем. А сейчас он просто помеха. – Хоукер методично складывал в кучку вещи, принадлежавшие покойному: трутницу, часы, перочинный нож, серебряную коробочку с зубочистками. Все это мальчик проделывал быстро и равнодушно. Жюстина не заметила ни одного лишнего движения. – Он был одним из наставников в «Каретном сарае»?

– Он работал в… в Лионе. Но он из якобинской фракции. «Каретный сарай» полностью принадлежит им. Наверное, он приезжал сюда время от времени. Он… – Жюстина запнулась, а потом заставила себя закончить фразу: – Он обожал издеваться над детьми.

– А… – Хоукер не стал задавать вопросов. Он и так слишком много увидел своими циничными черными глазами. Слишком о многом догадался.

– Я не видела его больше года.

Дриё был одет в темные панталоны и куртку. Луч света падал на его простой жилет, перепачканный кровью. Блестящее алое пятно резало глаза.

– Если тебя тошнит, отойди в сторону. – Хоукер не смотрел на девочку, проявляя деликатность, и продолжал методично обшаривать карманы. – Первый раз самый сложный.

Жюстина хотела сказать ему, что это не первое ее убийство, что она почти каждый день ходит по щиколотку в крови. Только нет ничего более бесполезного, чем ложь, в которую все равно никто не поверит.

– Пережить случившееся легче, если это был кто-то, кого ты ненавидела, – сказал Хоукер. – В следующий раз подумай, куда будешь девать тело.

– Я знаю, что я с ним сделаю. Я отдам его тебе. Ты оставишь при нем все бумаги, что нашел в карманах, и даже не попытаешься их украсть.

– Мне? Но для меня здесь ничего нет. – Хоукер занялся саквояжем убитого. – Всего лишь документы. Похоже, он собирался покинуть Францию. Только не успел. Мне его документы без надобности. Разве что я вдруг вырасту на шесть дюймов и постарею на тридцать лет. Я оставлю себе только деньги.

– Мне нет никакого дела до того, что ты сделаешь с деньгами.

– Сова, послушай меня. Всегда раздевай труп. Иначе всем станет понятно, что его убили намеренно, а не для того, чтобы обокрасть. И всегда забирай деньги.

Жюстина была знакома со многими шпионами – хорошими и плохими, ловкими и неуклюжими. Некоторые из них были почти такими же молодыми, как и она сама. Но еще ни разу она не встречала кого-то похожего на Хоукера.

Окажись сегодня рядом с ней кто-то другой, она давно была бы на том свете.

Хоукер оторвался от саквояжа и поднял голову.

– Похоже, твои друзья все же решили показаться.

На небе висел тонкий, бледный, как кость, месяц, совершенно не дававший света. Возникшая из темноты женщина поковыляла к Паксу, согнувшись и опираясь на клюку. Она передвигалась так медленно, что Хоукер успел ее разглядеть. Это была агент по прозвищу Черный Дрозд.

– Впечатления не производит. – Хоукер закрыл саквояж и поднялся с колен.

– В этом-то и состоит ее уникальность. Нам повезло. Мои друзья прислали самую опытную из контрабандисток, спасшую сотни жизней. С ней Невидимки будут в полной безопасности.

– Хорошо. Потому что мне они уже надоели.

В темноте фигуры высокого англичанина и сгорбленной женщины были едва различимы. Почти соприкоснувшись головами, они что-то обсуждали. По дороге скользнула тень. Все шло по плану.

– Ничего. Уже недолго осталось.

– Десять. Все на месте, – сказал Хоукер.

– Но детей было больше.

– Трое решили остаться.

Жюстина не сразу осознала смысл сказанного. Но потом до нее дошло.

– Черт бы тебя побрал! Ты оставил их в доме?!

– Это был их выбор.

Рука Жюстины сама потянулась к пистолету, спрятанному под рубахой, и нащупала тяжелую холодную рукоятку, прижатую к животу. Ей необходимо вернуться.

– Из-за тебя вся операция может сорваться. Я потратила…

Хоукер схватил девочку за плечи, развернул ее к себе и силой прижал спиной к стене.

– Остановись.

– Я не оставлю троих детей в доме. Ни за что!

Хоукер крепко держал девочку.

– Они не двинутся с места. Ты же не бросишь остальных, чтобы спасти этих троих?

– А ты не указывай, что мне делать, а чего не делать. – Жюстина едва не захлебнулась от бушующей в душе ярости. Слова застревали в горле. – Никто не смеет мне указывать. Я сама решаю. Я…

– Они решают. Не ты.

Жюстина принялась яростно извиваться, пытаясь вырваться из стальных пальцев Хоукера. Но он оказался невероятно сильным, и все попытки Жюстины высвободиться были обречены.

Неожиданно Хоукер отпустил ее и отошел в сторону.

– Иди. Иди и попытайся их переубедить, гражданка Золотой Язык. Иди, и пусть тебя убьют, как последнюю дуру.

– Это ты дурак!

– Но не настолько, чтобы сорвать всю операцию в тщетной попытке уговорить этих троих.

– Значит, ты не старался. – И все же Жюстина не двигалась с места, дрожа всем телом от гнева, страха и охватившего ее горя. – Ты не пытался убедить их.

– Нам повезло, что мы освободили большую часть из них. Ведь они сочли, что их завлекают в ловушку.

Жюстина знала. О, она это знала. Ведь она месяцами жила в заточении, когда ее вынуждали торговать собой. Никого не слушая и никому не доверяя. Когда их пришли освободить, она спряталась в своей комнате и сидела, трясясь от страха и прижимая к себе Северен. Она боялась всех. Даже Мадам.

– Они не знают, что с ними будет. Не могут этого знать. Не понимают.

– Ты не вернешься туда.

– Нет. – Пальцы Жюстины сжались в кулаки, и она бесшумно ударила по стене, сморщившись от боли. – Я не допущу этого. Я не потеряю троих детей.

– В таком случает ты потеряешь их всех. Эти дети… – Хоукер указал большим пальцем на полутемную улицу, – те, которых мы освободили… они со страху едва не бросились назад в дом. И поверь, они сделают это, если мы не уведем их отсюда.

– Тогда я подожду. Дождусь, когда они уйдут. – Тело Жюстины сотрясала дрожь, и она ничего не могла с этим поделать. – Когда они будут в безопасности, я вернусь в дом и выведу оттуда оставшихся троих детей.

– Ты же не собираешься дать им всем по голове и вытащить из дома на себе? Если же ты считаешь, что сможешь их каким-то образом уговорить, то ты просто глупа. А я вовсе не считаю тебя глупой.

Хоукер перечислил причины, по которым Жюстина не должна была возвращаться за оставшимися Невидимками. Он просто не мог молчать, хотя она то и дело насмешливо перебивала его.

Наконец Хоукер закончил:

– …наставники поднимутся в мансарду и схватят тебя.

– Меня учили драться.

– Да хоть летать как птица! Они все равно тебя убьют! Им даже не придется прикладывать для этого усилий.

Безмолвная ночь была налита тяжелым зноем. Кажущаяся издалека крошечной старая контрабандистка жестом позвала за собой детей. Они один за одним сворачивали за угол и растворялись в темноте. Их было десять.

«Я спасла только десятерых».

Не стоит уговаривать оставшихся троих. В глубине души Жюстина знала это с самого начала. Чувствовала сердцем. Понимала разумом. Ее кожу все еще покрывали мурашки. От сознания совершенного убийства и при виде окровавленного трупа к горлу подступала тошнота и мутился разум. Но еще более сильную дурноту она испытывала от мысли о провале операции.

– Если я сейчас за ними не вернусь, они отправятся в ад. И все по моей вине.

– Ты не можешь их спасти.

В полумраке Жюстина разглядела, как дрогнули губы Хоукера, и прочитала выражение его глаз. Она не хотела, чтобы он ее жалел.

– Я должна попытаться.

– Нет, это не руководство операцией, а весьма сложный способ совершения самоубийства. – Хоукер с минуту молчал, давая Жюстине возможность осознать сказанное. – В любом случае ты потащишь меня за собой.

– Это не имеет никакого отношения к…

– Если ты вернешься, вернусь и я. А теперь решай, поведешь ли ты меня за собой на смерть. – В словах Хоукера не было мальчишеской бравады. И Жюстина ни на секунду не усомнилась в том, что он действительно отправится следом за ней.

Воспаленное сознание нарисовало ей несколько способов умереть. Но оно никак не могло подсказать Жюстине способ спасти оставшихся Невидимок.

– Они же дети.

– Не намного младше тебя.

Она стояла, опустив руки. Потерпев поражение.

– Ты ублюдок!

– Мать всегда утверждала, что родила меня в браке, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Сова, я думал об этом дольше, чем ты. Поверь, если бы я смог придумать, как нам вызволить тех троих, мы непременно сделали бы это.

– Я никогда не прощу себе, что оставила их здесь.

– У большинства из нас есть грехи, не дающие заснуть по ночам.

– Но ты так несерьезно отнесся…

– Черта с два! Думаешь, у меня не бывает кошмаров? – Они стояли некоторое время и молча смотрели друг на друга. Хоукер пнул ногой саквояж. – Выбрось это куда-нибудь.

Жюстина раскидает пожитки Дриё по всему Парижу. Рубашку засунет в водосточную трубу, а ботинки бросит в канаву.

В этот момент она вдруг поняла, что ее руки покрыты засыхающей липкой кровью. Свет фонаря выхватил из темноты очертания мертвого тела. А над головой в черном небе безжалостно мерцали звезды, наблюдая за Жюстиной и зная о ней все. Страх завладел ею настолько, что она готова была обречь тех троих на жизнь в аду.

Если у Жюстины и оставалась душа, то сегодня ночью она умерла.

Чуть дальше от того места, где стояла Жюстина, операция по спасению Невидимок подходила к концу. Дети скрылись, Черный Дрозд поковыляла следом за ними за угол. Пакс растворился в ночи.

– Нужно убрать отсюда труп. Подожди. – Хоукер сделал шаг в сторону Жюстины, но не для того, чтобы преградить ей путь, а чтобы привлечь внимание. – Возьми.

Словно по мановению волшебной палочки в руке у Хоукера возник нож. Он держал его за лезвие, протягивая рукоятку Жюстине.

– Твой нож?

– Не стоит ходить без оружия. – Ни Хоукер, ни Жюстина не смотрели на грудь Дриё, в которой торчал нож. – Бери. У меня есть еще.

– Ты очень предусмотрителен. – Нож был теплым: нагрелся от кожи Хоукера. Жюстина почувствовала это, когда прятала его под рубашку. – Я его верну.

– Оставь себе. Тем более что мы больше не увидимся. – Хоукер заметно посерьезнел. – Я должен сказать тебе кое-что.

Хоукер ошибался. Они встретятся. Ибо в их шпионском мире это было неизбежно. И, встретившись в следующий раз, они уже не будут союзниками.

– Говори, что хотел.

– Уезжай с Невидимками.

– Именно это я и собиралась сделать. Проследить, чтобы они без осложнений покинули город. Не беспокойся о них.

– Я не об этом. Вернись в бордель, который считаешь домом, забери сестру и уезжай из Франции. Невидимки уезжают, и тебе лучше уехать с ними.

Как странно, что этот жестокий английский шпион в точности повторил слова Мадам.

– У меня не было намерения покидать Францию.

– Значит, ты глупее, чем я думал. Ты живешь в проклятом Богом борделе. И не одна, а вместе с сестрой. – Хоукер резанул рукой воздух. – Ты пытаешься играть роль шпионки. Из всех глупостей…

– Ты тоже шпион. Вернее, ты стал им лишь недавно. Этакий юный неоперившийся шпион, только что вылупившийся из скорлупы. Но…

– Ты можешь помолчать и выслушать меня? – Хоукер провел пальцами по волосам, а его глаза бегали из стороны в сторону, как если бы он читал написанные в воздухе слова. – Мы сейчас говорим не обо мне.

– Но у меня нет желания это обсуждать.

– Деятельность шпиона лучше того, чем я занимался раньше. К чему привык. Я пытаюсь себя изменить, превратиться в совершенно другого человека. С тобой же все обстоит иначе. Ты образованна, ешь аккуратно и пользуешься носовым платком. Это у тебя в крови.

– Совершенно не понимаю, о чем это ты.

– В тебе есть порода. Прекрати играть в шпионские игры. Отправляйся в Англию и будь той, кем должна быть. – Хоукер нетерпеливо покачал головой.

Все было так просто. Неужели он этого не видел?

– Хоукер, я проститутка. Была ею на протяжении двух лет.

– Тогда уйди из этого проклятого борделя и перестань ею быть.

– Нет, ты не понял. В «Золотом яблоке» меня и пальцем не трогают.

– Значит, ты не проститутка.

– Это ничего не меняет. Слишком поздно. Мне уже никогда не отмыться. Я не могу быть…

Хоукер фыркнул.

– Ты можешь быть кем только захочешь. Поезжай в Англию. Смени имя. Лги.

– И все же этой лжи может быть недостаточно. – Неужели он решил, будто она ни разу не рассматривала подобную возможность? Но мысль о том, кем она была на протяжении двух лет, не оставляла Жюстину ни на секунду. Прошлое смотрело на нее из зеркала каждое утро. – Я была малолетней проституткой в самом модном и развращенном борделе Европы. Многие пользовались моими услугами. Где бы я ни находилась, всегда существует вероятность того, что я ненароком встречу бывшего клиента.

Хоукер молчал. Жюстина была права. И они оба это знали.

– Я могу убежать из Франции, – продолжала Жюстина. – Но от себя не убежишь.

Хоукер поднял руку, словно хотел дотронуться на нее, но не стал этого делать.

– А как насчет Северен?

– Я о ней позабочусь. Я всегда о ней заботилась.

Конечно же, Жюстина понимала, что должна сделать. Она уже приняла решение. Печаль, поселившаяся в ее душе с того самого момента, была такой глубокой, что временами становилось трудно дышать.

– Я защищу Северен. Сделаю для этого все, – сказала Жюстина, прежде чем развернуться и уйти.

Глава 14

Когда первые лучи солнца окрасили горизонт, промышляющий по ночам люд направился по домам, в то время как честные граждане начали понемногу заполнять улицы просыпающегося города. В своем сомнительном прошлом Хоукер так же, зевая, направлялся в предрассветный час в один из воровских притонов, чтобы отдохнуть от своего опасного противозаконного ремесла.

Но теперь он стал другим, хоть и возвращался домой под утро, как и раньше. Прошлой ночью он избавился от трупа, положил себе в карман его туго набитый монетами кошель и унес с собой пачку документов; некоторые из них могли представлять интерес.

И вот теперь Хоукер шел рядом с Дойлом и Мэгги, ведущими под уздцы навьюченных ослов. Небо стало молочно-белым. Освещавшие его лучи солнца пробивались с востока. Воздух был тяжелым и неподвижным. Еще немного – и над городом вновь повиснет одуряющий зной, превращая его в раскаленную сковороду.

Дойл решил покинуть Париж как можно скорее, ибо слишком много людей жаждало его крови. Кроме того, он хотел увезти Мэгги в безопасное место. Тем более что политическая ситуация в стране становилась все более шаткой. Время от времени в городе начинались волнения, и тогда простые граждане вытаскивали своих более богатых соседей из их домов и вешали прямо на фонарных столбах. Мэгги была аристократкой, поэтому Дойл счел, что пришло время отправить жену в скучную старую Англию.

Дойл шел рядом с ослом, засунув большие пальцы в карманы жилета. Со стороны он казался невозмутимым глуповатым крестьянином, шагающим по своим обыденным делам. Он оглянулся, посмотрел направо, а потом взглядом велел Хоукеру забежать вперед и проверить дорогу.

Когда они свернули с улицы Палмье за угол, Хоукер увидел поджидающую их Сову.

Она сидела на ступенях богатого особняка, и никто не прогонял ее, потому что было еще слишком рано. Девочка была одета в простенькое платье служанки. Ее голову венчал большой белый чепец, а плечи укрывала кружевная косынка. У ног Совы стоял большой саквояж из коричневой кожи, а на ее коленях сидела Северен.

– Доброго вам дня, граждане, – произнесла Сова. – Приятно прогуляться на свежем воздухе, не так ли?

– Очень. – Дойл поравнялся с Хоукером. – Нас поджидаешь?

– Маргариту. Хотя вас это тоже касается.

Сова напоминала туго завязанный узелок. Она нежно обнимала сестру, но ее пальцы были сжаты так, словно она боялась, что Северен упадет и будет съедена крысами.

Улицы были пусты, точно карман бедняка. Ничто не настораживало и не привлекало внимания. Ослы не водили ушами. Однако Сова была чем-то напугана или рассержена. Или и то, и другое вместе.

Мэгги подошла к девочке, и они принялись болтать, точно обычные торговки на базаре. Все выглядело так, словно стоящие на улице люди с груженными поклажей ослами никуда не торопятся. Словно нет у них никакой определенной цели или нужды в том, чтобы поскорее покинуть город, пока не случилось беды.

Руки Дойла небрежно висели вдоль тела, хотя в каждом из его карманов было спрятано по ножу. Он исподволь поглядывал на окна окрестных домов и старался держаться поближе к жене.

Им наверняка ничто не угрожает. Сова ни за какие сокровища в мире не подвергла бы свою сестру опасности. Но что, черт возьми, тут происходит?

Сова передала Северен на руки Мэгги, и они еще некоторое время разговаривали. Вокруг было безлюдно и тихо. Но Хоукер никогда не доверял тишине.

Странно, как изменилась Сова теперь, когда у нее на коленях не было ребенка. Она казалась такой одинокой, сжавшаяся в комочек и крепко обхватившая себя руками.

– Вы правы, – обратилась она к Мэгги. – Бордель не может быть домом для ребенка. – Эти слова повторяли ей все вокруг. – Да и война вот-вот начнется.

Война, мятежи, хаос… Все это не за горами. И Хоукер с Совой будут по разные стороны баррикад.

Мальчик принялся прогуливаться по улице, зорко посматривая по сторонам, ибо все остальные, казалось, были заняты разговорами и не обращали внимания на то, что происходит вокруг.

Сова переводила взгляд с Мэгги на Дойла и что-то быстро и отрывисто говорила. Мэгги держала Северен на руках. Со стороны это выглядело так естественно, словно ребенок действительно принадлежал ей.

Затем, тщательно подбирая слова и не сводя взгляда с Мэгги, Сова произнесла:

– Позаботьтесь о Северен, как о собственной дочери. Увезите ее из Франции в безопасное место. Приглядывайте за ней. Лично.

Увезти Северен? О чем это она?

– Она не доставит вам хлопот в пути. – Сова говорила быстро, не давая Мэгги возможности вставить хоть слово. Она взмахивала руками так, словно заранее отказывалась принимать любые возражения. – Она умеет вести себя тихо. Она пойдет с вами добровольно, если я скажу, что так нужно. Она приучена молчать и отзывается на любое имя, какое ей только скажут.

Дойл посерьезнел и тихо спросил:

– Ты отдаешь нам свою сестру?

– Я отдаю ее Маргарите. – Сова оглянулась в поисках саквояжа. Должно быть, в нем лежала одежда для девочки. Сова подняла с земли саквояж и протянула его Мэгги, не сводя взгляда с Северен.

У Хоукера не было слов, чтобы описать выражение глаз Совы. Однажды он наблюдал за тем, как умирал раненный в живот человек. Так вот он выглядел именно так, как стоящая посреди улицы Жюстина.

Мэгги и Дойл тихонько переговаривались между собой, после чего Дойл кивнул и погладил Северен по голове.

– Теперь Северен моя. Я буду любить ее, как родную дочь, и ценить ее благополучие превыше собственной жизни. Я стану ей настоящим отцом. Даю тебе слово!

Там, в Лондоне, в банде, где Хоукер провел несколько лет своей жизни, это называли кровной клятвой.

Сова знала, что делала. Об этом говорил пустой, ничего не выражающий взгляд ее глаз. Неизвестно, понимала ли что-нибудь Северен. Скорее всего понимала. Она ведь была неглупой девочкой.

Мэгги протянула Сове руку.

– Разве могу я забрать твою сестру и оставить тебя? Неужели ты думаешь, что я отнесусь к тебе как к обузе? Едем с нами.

Дьявол! Этого не должно было произойти. Если Сова и не служила в тайной полиции, то наверняка сообщила о своем намерении тому, кто там служил.

Хоукер не стал слушать, как Дойл объяснял жене, почему Сова не может уехать с ними в Англию. У него были другие дела. Тюки на спине осла нужно было подвинуть и расположить так, чтобы высвободить место для еще одного саквояжа. Кроме того, необходимо было усадить на осла Северен.

Супруги разговаривали, но Хоукер старался не прислушиваться к их разговору. А через несколько минут к нему подошла Сова, двигаясь словно марионетка – медленно и неуклюже. Она подняла саквояж, чтобы Хоукер привязал его к седлу.

– Я сложила сюда ее одежду и другие вещи. Ее… куклу.

– Такие вещи не оставляют на последнюю минуту. Ребенок будет бросаться в глаза. – Хоукер не собирался щадить чувства девочки. Сова не хотела расплакаться в присутствии сестры, но была очень близка к этому.

– Я не согласна. Разве кому-то придет в голову заподозрить в чем-то семью, путешествующую с маленьким ребенком? Нет и еще раз нет. Шпионы зачастую берут с собой на дело детей. Для конспирации.

Хоукер пожал плечами и очень по-французски причмокнул губами – он практиковался в этом с недавнего времени.

– С ней гораздо проще, чем с тобой, потому что в отличие от тебя малышка приучена держать рот на замке и подчиняться приказам.

Хоукеру удалось разозлить ее. Это хорошо. Значит, в ее душе все еще теплится огонь.

– Я подчиняюсь приказам. – Хоукер вытащил из тюка одеяло, свернул его и привязал к седлу, соорудив некое подобие сиденья для Северен. – Все дело в цвете ее волос. Это все равно что нести в руках красный флаг. Их необходимо… – Хоукер достал из кармана кожаный ремешок и завязал им волосы Северен. – Так-то лучше. Но она слишком хорошо одета. Ее необходимо испачкать. Посыпь ей платье пылью.

– Какое счастье, что она оказалась на твоих руках, Хоукер.

Этого язвительного замечания оказалось достаточно, чтобы спина Совы распрямилась, а слезы, стоявшие в ее глазах, высохли. Она шла рядом с Мэгги, безмолвно прощаясь с Северен и лишь мимолетно коснувшись рукой ее спины.

Прежде чем развернуться и уйти, она назвала их с Северен настоящее имя. Де Кавбрийяк. Их отец был графом. Хорошо, что Хоукер не знал этого раньше, когда они вместе лезли в «Каретный сарай».

После этого Сова повернулась и, не оглядываясь, поспешила прочь.

Дойл подозвал Хоукера.

– Жаль, что я не могу забрать ее с собой. Просто непростительно оставлять ее здесь.

Хоукер молчал. Да и что тут скажешь?

– Через несколько лет она станет очень опасным противником, – продолжал Дойл. – Жаль, что она воюет не на нашей стороне.

– Она уже опасна.

– Ступай за ней. Нужно убедиться, что она добралась до своего проклятого притона в целости и сохранности.

Повторять дважды не потребовалось. Хоукер и сам сделал бы это.

Он нашел Жюстину на соседней улице. Она сидела на ступеньках одного из домов, обхватив голову руками. Она даже не подняла глаз, чтобы посмотреть, кто к ней подошел. Очевидно, она узнала ботинки Хоукера.

– Мы можем забрать ее назад, если ты этого хочешь, – предложил мальчик.

Но он лгал. Ни за что на свете он не забрал бы малышку у Мэгги. Сова поступила правильно, отдав сестру, и сама это знала.

– Ты прекрасно знаешь, что обратного пути нет. – Она убрала руки от лица и, сжав пальцы в кулаки, положила их на колени.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– Я оберегала ее более двух лет. Заботилась о ней, одевала, кормила. Это немало, если учесть, что она осталась у меня на руках, когда мне было всего одиннадцать лет.

– Ты прекрасно о ней позаботилась.

– Я выучила с ней буквы. Немного обучила немецкому и английскому языкам. – Пальцы Жюстины сжались еще крепче. – А Бабетта учила ее… учила ее готовить.

– Полезный навык.

– Но дочь моего отца не должна была жить в борделе. Это неправильно.

– Понимаю.

– В Париже она не могла быть в безопасности. Мятежи начнутся вновь в любой момент. Если меня убьют, о ней некому будет позаботиться. Мне пришлось отослать ее в Англию.

Хоукер сел рядом с Жюстиной. Только на ступеньку выше, чтобы казаться солиднее. Ей необходим был кто-то выше ростом. Хоукер мог сесть куда угодно, но он подвинулся к Жюстине и обнял ее за плечи.

– Я знаю.

– Никто не позаботится о ней лучше Маргариты. В Англии Северен будет в безопасности. У нее будет милый английский дом. Собака.

– Дойл любит собак. Особенно больших. – Нет, он говорит не то. – И маленьких. Он купит ей… – Хоукер понятия не имел о том, каких именно собак заводят благородные джентльмены. В жизни ему встречались лишь дворняги да бойцовые псы. – …Гончую.

Но Жюстина, казалось, не слышала его слов.

– Я не могу быть рядом с ней. Это невозможно. Надеюсь, ты это понимаешь. Я никогда – слышишь, никогда! – не позволю, чтобы на нее указывали пальцами и называли сестрой шлюхи. Этого не будет.

– Не будет. Ты сделала то, что должна была сделать.

Жюстина оставила попытки бороться с рвущимися наружу слезами. Она уткнулась лицом в плечо Хоукера и заплакала. Ее тело сотрясалось от рыданий, а он молчал, ибо просто не знал, что сказать.